Текст книги "Общая психопатология. Том 1"

Сопоставим такие феномены, как синдром навязчивых состояний, синдром соматической дезинтеграции («разлаженности», по А. К. Ануфриеву), импульсивные поступки, девиантные и делинквентные, явно выходящие из рамок «нормальных», «психологически понятных и объяснимых», и бред в качестве «моно идеи». Также, как «элементы» некоторых форм современного общественного сознания. Например, таких, как сектантство, глобальный терроризм, «камикадзе», серийные убийства, сексуальные перверсии, в том числе и узаконенные, психические эпидемии «омолаживания», обнажения, обогащения, selfie, порно-selfie и т. д.

Синдром навязчивых состояний.

Больной испытывает непреодолимое желание и беспрекословно его реализует – мыть руки до 500 раз в день (из собственных наблюдений); «смывает» все слои кожи. Ни боль, ни кровотечение, ни язвы кистей, не останавливают его в этом занятии. Как в Франко-Итальянском фильме «Без видимых причин», снятом режиссёром Филиппом Лабро (1971 г.), моет руки, где бы он ни находился, бесчисленное количество раз в день, инспектор Стефан Карелла.

Больной избегает ходить по асфальтированным дорогам, ибо испытывает непреодолимое желание и беспрекословно его реализует – считать и бесконечно пересчитывать все трещины на асфальте. Эта процедура может всякий раз длиться часами, до физического изнеможения – наши наблюдения.

Никакими способами и психотерапевтическими методами «переубедить» больных с навязчивыми состояниями, невозможно. Психологические «механизмы» навязчивых состояний неизвестны. Синдромология и феноменология навязчивых состояний изучена в конце ХIХ-го века (Ж. Шарко, В. М. Бехтерев, Н. Н. Баженов, В. М. Чиж, Е. Блейлер, Э. Кречмер и др.).

Соматическая дезинтеграция – интенсивно изучалась психиатрами СССР во второй половине ХХ-го века, в связи с маскированной депрессией (А. К. Ануфриев, В. Ф. Десятников, Е. В. Черносвитов, М.В Струковская и др., – см. выше). Пэунеску Подяну (Румыния, 1976 г.) и А. Кемпинский (Польша, 1979 г.) рассматривали соматическую дезинтеграция, как самостоятельный (от маскированной депрессии) психопатологический феномен, «психологически непонятный и рационально не объяснимый».

Пример (из собственной практики): больной убежден, что он болен. Обычно такие пациенты не знают, какая у них болезнь, чем сразу же отличаются от больных с фобиями – канцеро-фобией, кардио-фобией, фобией зараженности сифилисом, СПИДом, «неизвестным» вирусом и т.д., и т.п..

Наш пациент непрестанно ложится на обследование в различные клиники, настаивает на проведении ему всевозможных анализов, разных видов лечения, вплоть до оперативного.

Другая наша больная, 32 лет, перенесла 9! Операций, с различными диагнозами: «блуждающая почка», «спаечная болезнь», «хронический деструктивный гастро-энтеро-колит» и др.

«Импульсивные» поступки (из собственных наблюдений, со слов родственников).

Девушка 20 лет, за обедом увлеченно рассказывала родным о походе (первый раз) в супермаркет «Метро». Внезапно встала из-за стола, спокойно подошла к открытому настежь балкону и выбросилась с 20-го этажа…

Попытки квалифицировать данные «импульсивные» поступки с точки зрения Общей психопатологии, ибо никакой логике они не подчиняются и психологически не понятны, также не приводят к успеху. Литературно это проиллюстрировал, как известно, Джером Сэлинджер в замечательном рассказе «Хорошо ловится рыбка – бананка». В обыденной жизни таких незначительных по действию «импульсивных» поступков, больше, чем достаточно. Но на них, в силу «незначительности», обычно не обращают окружающие ни какого внимания. Например (собственное наблюдение). Известный писатель рассказывал своему издателю сюжет нового произведения, которое принес. Между ними пролетала муха, писатель ловко поймал муху в кулак и, бросив себе в рот, проглотил. Затем продолжил свой рассказ. Издатель решил, что писатель «перетрудился»…

Здесь бред выступает в качестве моно идеи. Как и выше изложенные состояния. Бредовая идея психологически не понятна и рациональному объяснению не подлежит. Человек, охваченные «моно идеей», реализует ее во чтобы то ни стало. Следующее наше наблюдение.

Так, юноша, из семьи врачей, провалил экзамены в медицинский институт. Отнесся к этому сразу спокойно и смог поступить в другой институт на психологический факультет. Вскоре, с его стороны появилась необъяснимая напряженность в отношении к бабушке (матери мамы юноши), которая ни чем не проявлялась, кроме того, что он фактически прекратил с ней общаться (жили в одной квартире). На расспросы родителей и бабушки, что случилось?, почему он «чурается» бабушки, которая фактически воспитала его и с которой у него всю жизнь были самые теплые отношения, юноша ничего не мог сказать. Он сам долго не понимал своего такого отношения к некогда дорогой ему, бабушке… Это продолжалось три месяца. Затем внук убил бабушку, нанеся ей множественные удары кухонным ножом. Он объяснил свой «поступок» просто: бабушка не хотела, чтобы он пошел по стопам родителей, поэтому (!) он провалил экзамены» Бабушка, на самом деле, никогда не высказывала таких мыслей и искренне переживала его неудачу на экзаменах в медицинский институт.

С бредовыми моно идеями часто сталкиваются пластические хирурги. Одержимые «моно идеями» об «уродливой» той или иной части лица или тела, (в наше время это проявляется, как неистовая борьба с возрастом – см. выше), обращаются к ним с требованием изменить эту часть тела. Нос, губы, ушные раковины, подбородок, грудь, ягодицы, половые органы. Например, пластические хирурги сейчас хорошо зарабатывают, удлиняя половой член! Интересно, что бы по этому поводу сказали Фрейд и Лакан, для которых фаллос являлся весьма интересной фигурой их психоаналитических (очень разных) теорий?

Пластические хирурги знают, что такие клиенты, не оставят их в покое и после операции. Угодить им сложно. Действительно, никакое оперативное лечение не «вырежет» бредовую моно идею! Бредовые моно идеи, касающиеся «физических» недостатков, некоторые психиатры не верно квалифицируют, как дисморфофобии. Моно идеи никогда не включают в себя расстройство аффекта (фобию). Наоборот, они – монотонны и, если так можно выразиться, хладнокровны. Такие, вроде бы психологически понятные, желания, как иметь стройную фигуру, лицо без морщин и двойного подбородка, сексуальную потенцию, как в 18 лет, в преклонном возрасте, половой член, как у графа Орлова (11 спичек). Наконец, неистребимое желание вечной молодости и бессмертия, поддерживаемое «желтой прессой» и всякого рода мошенниками. Сейчас последние, «подсовывают» для СМИ своих «двойников», вместо себя, чудесным образом помолодевшего!

«Моно идеи», охватывающие личность тотально, подчиняющие себе ее волю и поведение, бывают самого различного содержания. Так, Нерон, скорее всего, был одержим бредовой моно идеей, что он великий поэт и актер. Совершенно неверно называть состояния с бредовой моно идеей манией. «Мания преследования» – в природе не существует. Мания – это, как известно, аффективное расстройство, противоположное депрессии. На фоне мании, никакая идея не «удерживается». В крайних случаях мании, наблюдается скачка идей – fuga idearum. Мы долгое время наблюдали известного советского ученого, физика, который был одержим «моно идеей», что он поэт. У него даже была «своя логика» (что не характерно для бредовой моно идеи): «Я – отличный теоретик, владею способностью выражать свои мысли в точных формулах. Физические и математические формулы суть те же образы. Следовательно, я не могу не быть поэтом». «Физик-лирик» ни во что ставил свои фундаментальные открытия в физике, и был по-настоящему счастлив, когда какой-нибудь журнал или газета (например, «Гудок»), печатали его «стихи». Сейчас, в связи с сугубо «платным» изданием, при котором можно купить и ISBN, таким «поэтам» и «литераторам» – раздолье!

Психиатрам хорошо известны моно идеи изобретательства, реформаторства, религиозности, дон-жуанства, накопительства, мизантропства, альтруизма и др. Какой бы ни была бредовая моно идея, она не поддается никакой коррекции (логической, суггестивной). Такие пациенты практически неизлечимы. Человек, одержимый моно идеей, всегда, во что бы то ни стало, старается претворить ее в жизнь, даже ценой собственной жизни. Вся реальность блекнет, уходит на второй план, в столкновении с бредовой моно идеей. По феноменологии к бредовой моно идее тяготят (рядом с ней находятся, или даже представляют собой один ряд) такие «упрямства» человеческие, которые не хотят считаться ни с какими доводами рассудка, не имеют под собой никакой психологической подоплеки, и выражаются словами: «Мне нравится!», «Я так хочу!», «Я так чувствую!». «О вкусах не спорят!» – порождено бредовой моно идеей. К бредовой моно идеи трудно подобрать структуру, которая превращала бы ее в «обычный» бред, в синдром психического заболевания. Но, все эти «практически здоровые люди», число которых, увы, растет с геометрической прогрессией – хорошо вписываются в Общую психопатологию.

Итак, с одной стороны, современные формы «деструкции» общественного сознания, воплощенные в конкретных человеческих типах – сектантов, террористов-смертников, серийных убийц, профессиональных убийц, сексуальные первертов, социопатов с собственной «культурой» и т. д. То есть, все те наши современники, чьи поступки и поведение психологически не понятны и не поддаются никакому логическому объяснению (и коррекции). Так, разве можно понять «интеллигентного» отца семейства, врача, насилующего шестимесячного ребенка? (Наши наблюдения, и, материалы процесса над педофилами во Франции, в июле 2005 года, в котором фигурировал и крупный чиновник, покупающий для своих сексуальных отправлений грудных детей. Или, серийного убийцу (2003 г.) из одного подмосковного поселка, убившего 23 женщин, которых он выбирал по признаку – что-нибудь «розовое»! Платок, платье, носовой платок, туфли и т.д.. Он своих жертв не насиловал, не истязал, ни грабил, а, убив, даже не прятал. Это был женатый мужчина, тихий, домашний, работящий, непьющий, 45-летний тракторист. 15 женщин были ему много лет знакомы, односельчане. Никакого современного сектанта и террориста-смертника также нельзя психологически понять и логически объяснить!

С другой стороны, здесь же, такие феномены Общей психопатологии, как синдром навязчивых состояний, синдром соматической дезинтеграции, «импульсивные» поступки, выходящие из рамок «нормальных» и бред, как моно идея. Не являются ли эти стороны – сторонами «одной медали»? Общая психопатология всех, выше названных феноменов – одна. И, обозначить ее можно, отнюдь, не по «внешним» и формальным признакам, а по скрытым, в человеческой психики, «механизмам» измененных состояний сознания. Post hoc ergo propter hoc – единственное «объяснение» данным состояниям сознания-мышления! Как, например, найти истинную причину «синдрома навязчивых состояний» или – поступка террориста-смертника? «Обыденного импульсивного» поступка и серийного убийства? Где прячется мотив «бредовой моно идеи» и мышления сектанта, живущего семьей на свалке? Нужно оставить в стороне суггестию («зомбирование»), нейролептические препараты и т. п. расхожие объяснения! Пока никто не знает, что приводит «исполнителей» к causa finalis! «Измененные состояний сознания-мышления остаются causa sui!…

Измененные состояния сознания и измененные состояния мышления – огромная тема в любом ракурсе. В настоящее время к ней нет научных подходов. Она, эта тема, так и остается проблемой древний, с безответным вопросом о взаимоотношении сознания и мышления. Бесспорно, пожалуй, одно: ни в одной философской системе – от мироощущения Гесиода до научного марксизма, и дальше, к феноменологии Гуссерля и экзистенциализму – мышление просто не отождествляется с сознанием. При «глубоком рассмотрении», различие сознания и мышления, Духа и Абсолютной идеи (Гегель), в конце концов, сводится к одному: мышление отягощено Словом; Дух, как раз то, что находится за пределами «поля речи» (Жак Лакан). «Существует ли внесловесная мысль?» – поставил вопрос ребром, советский философ Давид Дубровский, в 1980 году. И, сам на него ответил, словам и Марины Цветаевой: «Да, существует! Между молчанием и речью!» (Читай: М. Цветаева. «Куст»). Вот и все!

Здесь мы рассмотрим лишь один из частных вопросов измененных состояний, с точки зрения феноменологии Общей психопатологии. Как мышления, так и сознания. При этом, однако, феноменология, позволяющая увидеть тончайшую грань, различающую измененные состояния мышления, от измененных состояний сознания.

Для наглядности возьмем такое измененное состояние мышления, как задумчивость (думу) и сравним его с таким, близким «месту» в Общей психопатологии измененным состоянием сознания, как прострация. Психиатры хорошо знают, что такое schperung (шперунг). Обратим внимание, что шперунг – это не внезапная потеря нужного слова в процессе речи (внешней, внутренней, что характерно для дислексии), а внезапная потеря мысли. Чаще всего, на этапе как раз – to put in the word. Так вот, в «истории» шперунга обозначен четкий «водораздел»: все, что «справа» (в прошлом времени) есть измененное состояние сознание. Пусть, мгновенная, но потеря ориентации в пространстве, времени и самом себе. Иными словами – прострация.

То, что «слева» (еще не состоявшееся, не «актуальное время» – будущее) есть измененное состояние мышления. Ведь, нельзя потерять ориентацию, а, значит, и сознание, там, где не в чем ориентироваться! «Слева» от шперунга находится такое «самостоятельное» по феноменологии, и по «месту» в Общей психопатологии состояние, как задумчивость. Рассмотрим главные его феномены, имея в виду отграниченность и ограниченность «задумчивости» от феноменов измененных состояний сознания.

Михаил Юрьевич Лермонтов, Евгений Абрамович Баратынский, Кондратий Рылеев и все русские поэты – символисты, начиная с Иннокентия Анненского и заканчивая Федором Сологубом, выделяли особый психологический поэтический жанр – думу. Только один поэт с Запада разрабатывал этот жанр также глубоко и феноменально, как русские поэты – кельт William Butler Yeats:

«And the flame of the blue star of twilight, hung low

On the rim of the sky,

Has awaked in our hearts, my beloved, a sadness that

may not die».

(Из «Кельтских дум»).

«Дума» «обитает» как раз на том уровне мышления, где мысль еще не вложена в слово и спонтанна. «Задумчивость» – это состояние, которое застает человека врасплох. Оно, это состояние, как и все измененные состояния мышления, не имеет психологических предшественников – оно «немотивировано». В задумчивости, нам трудно поймать мысль – о чем, собственно, мы задумались? Как только мысль поймана, задумчивость исчезает, ибо мысль проговаривается. В задумчивости человек не грезит, не фантазирует, не мечтает и не витает в облаках. Это – феномены измененных состояний сознания. Ибо, им сопутствует, в той или иной степени, дезориентированность во времени, окружающем. А, то – и даже в самом себе. Просоночное состояние, предшествующее просыпанию и засыпанию, также лишь «внешне» похоже на задумчивость. Иннокентий Анненский так улавливает выход из просоночного состояния в стихотворении «То и Это»:

«…Но отрадной до рассвета

Сердце дремой залито,

Все простит им… если это

Только Это, а не То».

Поиски «Это или То» – характерно и для задумчивости: человек не может долго пребывать в задумчивости. Он хочет определиться, со свой «ускользнувшей» мыслью: «это или то?»! Как только он улавливает мысль, шперунг проходит, задумчивость исчезает. Но и в задумчивости, в отличие от прострации, человек ни на миг не теряет реальную почву под ногами и хорошо ориентирован во времени и пространстве. Ни на мгновение он не теряет и себя из виду. Можно быть в состоянии внешней пассивности, когда нас охватывает задумчивость. Но можно совершать наисложнейшие действия, будучи «в отключке» (не совсем психологически точное, но весьма распространенное фиксирование задумчивости в просторечье). Точно также, «работать на автопилоте». В прострации человека охватывает и «тотальный двигательный паралич», начиная с глазодвигательных, речедвигательных и мимических мышц, кончая всей поперечнополосатой мускулатурой. Описаны случаи остановки сердца, которой предшествовало состояние прострации. (Огюст Бёрн, 1899 г., Д. Д. Плетнев, 1950 г.).

Нам представляется интересной попытка рассматривать современных камикадзе, как лиц, находящихся… в состоянии «задумчивости». Пока их мышление находится в «поисках мысли», их «тело» выполняет сложнейшие двигательные программы, демонстрирующие совершенную ориентировку в пространстве, времени и себе. Это, еще раз подчеркиваем, исключает «зомбирования».

Остается, конечно, открытым вопрос: как «выбить из-под ног» человека мысль, чтобы ввести его в состояние роковой задумчивости? Но уже и сейчас, есть все основания утверждать, что среди современных камикадзе есть добровольные смертники не по религиозным соображениям, а – идеологическим. Это прекрасно показал наш талантливый драматург и актер Виктор Иванович Мережко в экранизированной пьесе «Крот», в образе русской камикадзе Любаши… Этот, далеко не центральный образ, по смысловой нагрузке, которую он несет, сродни образу героя его ранней, также экранизированной драмы – «Полеты во сне и наяву». Если юная Любаша, пытаясь совершить акт камикадзе, находится в состоянии измененного состояния мышления – «задумчивости», то герой «Полетов во сне и наяву», мужчина в возрасти tragodia – в измененном состоянии сознания: «просоночной прострации» «ломает» собственную жизнь и жизнь близких ему людей. От этого трагического героя, до героини трагедии, можно проследить все звенья «цепи» феноменов нашей современной Общей психопатологии, длинной в четверть века! От «Полетов во сне и на Яву» через «Крота», до террористов-камикадзе. Естественно, в глобальном, так сказать, масштабе!

Что же касается измененных состояний в массовом (толпы, группы, «рабочего коллектива», «команды» и т.д.) мышлении и сознании, то здесь заметим следующее.

Общественное мышление, феноменально, есть идеология.

Общественное сознание, феноменально, есть система ценностей, смыслов, кумиров, фетишей, тотемов и табу.

Все вместе составляет Общую психопатологию. За исключением 1) Аффективности. 2) Спонтанности (воли). 3) Витальности (энергии). Эти три компонента, дополняющие сознание и мышление, составляют вс. Феноменологию Общей психопатологии. Так называемый «поведенческий» компонент Обшей психопатологии, это Социальная патология. Обратная сторона Общей психопатологии.

Здесь можно сделать следующее пояснение. Для Общества – «провизорной массы» – катастрофой является не потеря ориентиров… в Мироздании и самом себе, ибо в этом случае «провизорная масса» впадает в «прострацию», некий анабиоз, и сохраняет себя, как таковую. Общество, потерявшее своего «Кумира» (древнее «Пан умер», «Teo ex machina»), инертно и пассивно подчиняемо (понятие из Общей психопатологии»). Катастрофой для Общества – «провизорной массы» – является потеря идеологии. «Национальная идея» есть не ценностный ориентир, а обыкновенная идеология. Так же, как «патриотизм».

Ибо, если Общество «без царька в голове», то оно, может впасть в состояние «задумчивости». И, в этом состоянии, может

а) по «инерции»,

б) в силу «архетипов исторической памяти»,

в) унаследованных «поведенческих программ», то есть, «стереотипов поведения»,

г) а, также под действием «внешних сил»,

совершать весьма сложные «телодвижения».

Как-то: войны, революции, психические пандемии и прочее.

Если говорить об Субъекте Общества, то он, в своем экстремальном поведении, ничем не отличается от субъекта-индивидуума. Поэтому имеет те же самые формы экстремальных поступков:

1) суицид;

2) гомицид;

3) регресс;

4) «членовредительство»;

5) эскапизма в Лету.

Глава 4. Феноменология аффективности, как предметного переживания

Между Сциллой – страхом, и Харибдой – тревогой, по узкому каналу чувств, «проплывают» наши переживания, которые мы называем плохим настроением. Это – Общая психопатология. Это ее начало – человеческие чувства. Шаг влево, шаг вправо – «обвал»: плохое настроение переходит или в страх, в тревогу, в боль. Есть, конечно, и здесь, исключения! Так, например, «юмор висельника», «улыбающаяся депрессия». BBC показал длинный сериал «баек из склепа».

«Плохое настроение» – вполне нормальное состояние человека. Но вот, чем цивилизованней становится человечество, тем богаче для субъекта – по содержанию, тематике, интенсивности и значимости – «плохое настроение». Попытаемся в этом разобраться с помощью самого тонкого психолога всех времен и народов – поэзии.

Сначала все – таки о «Сцилле» – страхе.

А. С. Пушкин:

«И дале мы пошли – и страх обнял меня.

Бесенок, под себя поджав свое копыто,

Крутил ростовщика у адского огня.

Горячий капал жир в копченое корыто,

И лопал на огне печеный ростовщик.

А я: «Поведай мне: в сей казни что сокрыто?»

Виргилий мне: «Мой сын, сей казни смысл велик:

Одно стяжание имев всегда в предмете,

Жир должников своих сосал сей злой старик»

«У страха и глаза велики!» В прямом смысле: предельно открываются глазные щели и расширяются зрачки» и «лапы липкие и сильные, как тиски!» (Вергилий).

И, сознание страх «тушит»! Поэтому, «предметом» страха может быть все, что угодно: покойник, привидение, обыкновенная вилка или нож, и, даже маленький пушистый котенок! Самый «страшный» страх – беспредметный. Витальный страх сродни ужасу!

«Харибда» – тревога – нечто иное:

«О, вещая моя душа. О, сердце, полное тревоги!»

(Тютчев).

Тревога, «мощным прожектором пытается разорвать мрак будущего» (Василий Шукшин). И, «вспять рвется, чтобы прошлое узреть и испугаться!» (Он же).

Теперь попробуем описать с помощью поэтов некоторые нюансы плохого настроения. Есть в них, в нюансах, два полюса. От – «Печаль моя светла. Печаль моя полна тобою». До – «И скучно и грустно, и некому руку подать В минуту душевной невзгоды… Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?.. А годы проходят – все лучшие годы!»

Именно в этом диапазоне – вся палитра нашего плохого настроения: и муки, и страдания, и трепетание души! Вот перечень слов, которые обозначают эту палитру: грусть, печаль, тоска, душевный дискомфорт, «отток энергии», «упадок сил», подавленность, угнетенность, «моральная слабость», «тусклость, серость», слезливость, плаксивость, нытье…

«Надоело говорить и спорить

И любить усталые глаза!».

…Равнодушие, пустота, «меня никто не понимает», чувство вины – своей, близкого человека, все равно, кого, хоть Бога! Скучно, несчастлив, все противно, жалостливость. Желание быть «добреньким», вместо того, чтобы быть добрым. Сиротство, как особое состояние души: «душа моя осиротела!»

Мрачность, уныние и, наконец, «вся жизнь – отравленная радость»!

Алексей Николаевич Апухтин воздвигает статую меланхолии своим переживаниям:

«Когда меня предает любовь и убивает печаль,

И я чувствую, как от негодования бьется мое сердце,

Я прихожу тогда к тебе, моя дорогая статуя,

Чтобы созерцать твой взгляд и рассказать о моем горе.

«Будь достоин и споен, друг, – говорит мне твое милое лицо, —

Гнев идет только к сердцам искушенным и старым;

не слушай своего голоса, слушай мою речь,

Она заставит тебя петь – это речь богов».

Здесь плохое настроение не вызвано какой-то внешней причиной: «предает любовь» – это состояние, когда любовь невозможно почувствовать. Это не причина, а скорее следствие плохого настроения. Но вот что интересно: утешение поэт ищет и находит у меланхолии, то есть в самом плохом настроении! Он с ней на «ты» и в эту силу, становиться равным богам, речь которых способен слышать… А строка: «гнев идет только к сердцам искушенным и старым» – превосходная мантра!

А, вот это – лучшее, что открывает Душу великого русского поэта!

«Ночи безумные, ночи бессонные,

Речи несвязные, взоры усталые…

Ночи, последним огнём озарённые,

Осени мёртвой цветы запоздалые!

Пусть даже время рукой беспощадною

Мне указало, что было в вас ложного,

Всё же лечу я к вам памятью жадною,

В прошлом ответа ищу невозможного…

Вкрадчивым шёпотом вы заглушаете

Звуки дневные, несносные, шумные…

В тихую ночь вы мой сон отгоняете,

Ночи бессонные, ночи безумные!»

«Ночи безумные» являются классическим образцом русского романса.

Николай Гумилев в печали уподобляет себя Богу:

«Иногда я бываю печален.

Я, забытый, покинутый Бог,

Созидающий в груде развалин

Старых храмов – грядущий чертог…»

Боги живут вне времени: «мгновение» и «вечность» для них все равно! Так же, как и для «плохого настроения». Игорь Северянин говорит:

«Бывают и годы, короче мгновенья,

Но есть и мгновенья, длиннее веков!».

И Бальмонт о том же:

«…В эту пору непогоды, под унылый плач Природы,

Дни, мгновенья, точно годы – годы медленно идут».

Да, время в «плохом настроении» бывает непереносимым. А оно, земное время, – главная координата наших переживаний, связывающая наши чувства с реальным миром – с Природой. Поэтому, когда «нам плохо», кажется, что плохо всему Миру! Как, например, у Фета:

«Устало все кругом: устал и цвет небес,

И ветер, и река, и месяц, что родился,

И ночь, и в зелени потусклой спящий лес,

И желтый тот листок, что наконец свалился».

И скорее бы, по Фету, скорее конец! Такое состояние – тяжелое, мучительное, граничит с депрессией. Но, депрессия – это уже болезнь! Близки к описанию депрессии слова И. Анненского:

«Я думал, что сердце из камня,

Что пусто оно и мертво:

Пусть в сердце огонь языками

Походит – ему ничего.

И точно: мне было не больно,

А больно, так разве чуть-чуть.

И все-таки лучше довольно,

Задуй, пока можно задуть…

На сердце темно, как в могиле,

Я знал, что пожар я уйму…

Ну вот… и огонь потушили,

А я умираю в дыму».

Депрессия парализует волю и подавляет болевую чувствительность порой до такой степени, что можно резать «по живому», а человек не шелохнется и ничего не почувствует: и «внутренне», и «внешне», человек в депрессии, как каменный, «окаменевший». «Плохое настроение» это иное. Это, когда наваливается масса переживаний: «О, как же мне тяжко и как мне обидно!» «Плохое настроение» всегда ищет, кого обвинить? И, если не находит, то, готово обвинить всех и всякого. И, тогда «плохое настроение», сдвигается в сторону «Сциллы-страха»:

«Поток времен суров, везде угроза.

Я уязвлен и жду все новых ран.

В саду существ я сжавшаяся роза,

Облито сердце кровью, как тюльпан»

(Омар Хайям).

Плохое настроение… Но всегда ли это плохо? Наверное, нет! Хотя бы потому, что, изменяя «бег времени», оно заставляет человека оглядеться на себя, оценить все и переоценить заново. Плохое настроение делает людей, сердца которых не иссохли, философами. Приобщает к общечеловеческой мудрости, «заквашенной» на страданиях. Но: «философствуйте после плохого настроения, а не во время его!» (Паскаль) А то легко прийти к заключению, что «жизнь наша бессмысленна!». Послушаем Омара Хайама:

«Познай все тайны мудрости! – А там?

Устрой весь мир по-своему! – А там?

Живи беспечно до ста лет счастливцем…

Протянешь чудом до двухсот!.. – А там?»

Интересно, но убийца своей жены Василий Позднышев («Крейцерова соната») также удивленно восклицает: «А, зачем жить?»

Но ведь это не так!.. В «плохом настроении» лучше всего думать о Празднике. Празднике с большой буквы, как мечтали несчастные герои Василия Шукшина! А, один из них, Егор Прокудин, даже дерзнул устроить себе и людям Праздник… «Разбег в ширину»…

Не случайно ведь мы встречаем у поэтов:

«В печальной праздности я лиру забывал…»,

«Угрюм и празден часто я брожу…»…

«Плохое настроение» – это «…облако, туча на небосклоне нашей души, под которыми всегда сияет ярко, теплое, ласковое солнышко!» – Признание нашей пациентки, инвалида 1 группы по шизофрении, практически не покидающей ПБ! Поэтому оно, «плохое настроение», так часто связано с непогодой:

«Тогда я сам осенняя пора:

Меня томит несносная хандра»

(Афанасий Афанасьевич Фет).

А непогода – временное явление Природы. Она, как и все, проходит. «Холод» в наших переживаниях всегда указывает, что плохое настроение тяготеет к страху. А, в нем, если приглядеться, «смерть – коварная жена», (Игорь Северянину). Ну, а если в «плохом настроении» нам становится жарко?

«Жарко мне! Не спится…

Сон от глаз ушел,

Что – то шевелится

В сердце у меня.

Точно плачет кто-то,

Стонет позади…

В голове забота,

Камень на груди;

точно я сгораю

И хочу обнять…

А кого – не знаю,

не могу понять»

(А.Н.Апухтин).

То, что такое состояние знаменует приближение тревоги и,.. «телесная разлаженности», внутреннего дискомфорта, чреватых ипохондрией и, глядишь, и бредом…

Итак, с одной стороны, Смерть. С другой – бред. Это и есть Общая психопатология!

Древние египтяне были глубокими и тонкими психологами: и врачи, и ясновидящие, и, конечно, жрецы. Настенные каменные письмена Луксора и усыпальниц фараонов, их жен и жрецов, сохранили классификацию человеческих переживаний, в том числе и «плохого настроения». Согласно четырем стихиям – холоду, жару, сухости и влажности, «плохое настроение» бывает соответственно:

а) «Холодным» – тусклость, серость, отчужденность, сиротство и т.д..

б) «Жарким» – раздражительность, гневливость, плаксивость без слез, нытье, самоуничижение, чувство вины, грусть.

в) «Сухим» – вкус потерян, аппетит снижен, бессонница, дискомфорт, «отток энергии», «вялость», «слабость», чувство вины во всех его, так сказать, модусах, названных выше и т.д..

г) «Влажным» – плаксивость, глаза на мокром месте, слезы ручьями текут без причин, днем сорочка мокрая, а ночью – простыня.

Когда же «плохое настроение» состоит из различных комбинаций типа «сухое и холодное», «горячее и влажное», «холодное и влажное», «горячее и сухое», то египетские каменные тексты, описывающие эти состояния,

во-первых, классифицируют их как болезнь, а, во-вторых, как сугубо человеческие состояния! Египтяне на «врачебной скалы» Луксора выдолбили слова, приписываемые Ницше или его сестре, или Лу Саломе: «Человеческое, слишком человеческое!» У животных, как считали египтяне, «плохого настроения» не бывает. «Плохое настроение» – внушал периодически людям, забывшимся в чревоугодии, стяжательстве, мошенничестве, трусости, Осирис». И, оно суть – Зло и Наказание! Отсюда, помимо врачей, но обязательно после них, древне египетский «социопат» должен был пойти к жрецу или который помог бы ему разобраться, «за что зло?» «За что кара?» (Марина Черносвитова. «В царстве пламенного Ра» https://sites.google.com/site/echernosvitov/klan-cernosvitovyh/chma/ra)