Текст книги "Общая психопатология. Том 1"

Все три описанных выше «состояния» субъекта и его субъективности, как Логоса, могут быть им, субъектом, диагностированы. Так как связаны, с более или менее, определенным предметом. Ситуация же «незнания о незнании» выявляется в феноменологии Общей психопатологии лишь абстрактно. Ибо, она здесь, «беспредметна». «Как нет сознания без «Я», так нет его и без «предмета», суть заблуждение. Убежденность в непременном наличии «предмета» в сознании, основывается на способности каждого мыслящего человека, к ретроспекции и интроспекции своих переживаний. Вернее – на ретроспективной интроспекции! Любой, произвольно взятый «промежуток» субъективности, легко обнаруживает ситуацию, в которой феномены Общей психопатологии и познания, оказываются одними и теми же. Экстраполяция на «настоящее» и «будущее» «опыта прошлой жизни», в индивидуальном отчете времени, постоянное качество психопатологии обыденной жизни.

Когда речь идет о незнании, то в большинстве случаев подразумевается незнание чего-то «определенного». Опять нам поможет Макс Фриш: «человек что-то пережил…». Конечно же, нелепо рассматривать „незнание“ собственных переживаний, как non-ens. В случае „незнания о незнании“ предмет незнания остается неопределенным. Как, вообще, по сути – наши переживания. И, это, несмотря на отношение субъекта к „предмету“ (переживанию) может быть весьма „конкретное чувство“. Боль, или наслаждение, например. Отсюда, экстраполяция, вроде этой: « Я не знаю, что такое моя смерть, но я ее боюсь!» Почему я боюсь то, что я не знаю, и знать не могу? «Предмет» незнания о незнании, о чем можно говорить также весьма определенно, подобен ауре больного эпилепсией перед припадком. Прочитайте внимательнее сцену приступа князя Мышкина в гостинице генеральши Епанчиной!

Незнание чего-то «определенного», характеризует «проблемную ситуацию» и задает направленности вектор. Больше того, формирует познавательный процесс и ориентирует его в конкретных пространственно-временных параметрах. «Незнание о незнании» характеризует допроблемную ситуацию, своего рода «спокойствие духа». «Душевное беспокойство» («О, вещая моя душа, о сердце, полное тревоги») – всегда новый вектор направленности сознания. И, возникает лишь за счет переживания «будущего». А, «здесь» и «сейчас» они у него начисто отсутствуют! Субъект и в «вещей» тревоге, даже не подозревает, о чем его сердце «вещует»! Даже, предчувствие собственной смерти, которое посещает конституционно тревожных личностей, страх собственной смерти, никогда не является «предметом» знания! И, это, витальное переживание есть «незнание о незнании»!

Но, если мы говорим не о познании, а, имеем в виду Общую психопатологию, то «незнание квантовой механики в каменном веке» все равно не является «аргументом, освобождающим от ответственности»! В Общей психопатологии сам «каменный век» может предстать, как «неопровержимый факт моего переживания», «здесь и сейчас», которые немыслимы без «прошлого» и «будущего»!

Рефлексия «допроблемной ситуации» – важное условие внутреннего стимулирования – поиска «ландшафта» для познавательных интенций субъектом (Рильке). Если бы человек вдруг узнал все, ему пришлось бы выдумать незнание! Наша вера постольку вера, а не знание, поскольку существует перспектива постижения неведомых «измерений» бытия! Но, увы, не в своей Духовности, и, не в своем Логосе! А, в Соме: Credo quia absurdum! Вера — мудрейшее определение «незнания незнания»! Но, только, если это не вера в чудо. Ибо, «чудо» – это феномен Общей психопатологии.

Есть еще один аспект Общей психопатологии «незнания незнания» – боль и наслаждение. Боль, здесь же страх, тревога, подавленность, ажитация, сенестоальгии и сенестопатии и т. д. То есть то, что можно на какое-то время «вытеснить» из сознания («заговорить»), всегда сопряжено с «недостигнутым». А, если, с «достигнутым», то, в качестве «не удовлетворенного наслаждения». Конечно же, прежде всего, сексуального «позыва». Понятие «вытеснение» у Фрейда, и, в этом он прав, имеет только один смысл – «вытеснение», есть секс!

Механизм вытеснения прост и инфантилен: ребенок видит страшную, отвратительную, огромную лужу, которая пересекла его путь и которую он не может обойти, вынужден по ней пройти. Он закрывает глазки. Лужа вмиг исчезает. И он спокойно идет дальше, не обращая внимания, что под ногами. Больше того, он не предаст большого значения и мокрым ногам, если лужу перейдет. Еще мгновение, как он стоял на краю бездны незнания (лужи), а сейчас его не интересно, вернулась ли она, когда он на сухой дороге и открыл глаза. Вряд ли он обернется! Все точь-в-точь, как в сексе!

«…Она ж хрипит, она же грязная,

И глаз подбит, и ноги разные,

Всегда одета, как уборщица…

– Плевать на это – очень хочется».

(В. Высоцкий)

Самосознание нормального человека – субъекта Общей психопатологии, часто находится в состоянии напряжения или амбивалентности: величия и ничтожества. Вот лучший образец психологического триггера! Состояние Исаака Ньютона, когда он заявлял: «Не знаю, чем я могу казаться миру, но сам я кажусь себе только мальчиком, играющим на морском берегу, развлекающимся тем, что от поры до времени отыскиваю камешек более цветистый, чем обыкновенный, или красивую раковину, в то время, как великий океан истины расстилается предо мной неисследованным» (см. С. И. Вавилов. «Исаак Ньютон». М.-Л., 1943, стр. 265). А, самоуничижение двух других гениев – Иммануила Канта – «перед звездным небом над головой и моральным законом внутри него» – и, Френсиса Гальтона – перед тремя «почему»?: «почему есть преступники? Почему не все люди одаренные? Почему рождаются однояйцовые близнецы»? Становится очевидной Обшей психопатологии гения, посредственности и злодейства! «Пограничные состояния и ситуация» (по Ясперсу) – суть состояния и ситуация… из детства! Оттуда же и наше «незнание незнания».

Остается вопрос, как возникает знание из «незнания незнания»? То есть, какова феноменология Общей психопатологии «проблемной ситуации»? Не путать с пограничной ситуацией экзистенциалистов или экстремальной ситуацией современных психастеников! Было бы поспешным выводом, судить о проблемной ситуации, как о ситуации, которой всегда предшествует «допроблемная ситуации» я. Допроблемная ситуация – это проблемная ситуация в пяти версиях «бессознательного»:

1) экстраверсии,

2) интроверсии,

3) конверсии,

4) трансверсии и

5) перверсии (см. ниже).

В гносеологии жива древняя тенденция (от апорий Зенона) дробить проблемную ситуацию, которой еще нет, на «дурную бесконечность» ряда допроблемных ситуаций, которых уже нет. В Общей психопатологии такой «прием» не пройдет. Здесь неважно, что предшествовало проблемной ситуации, и из чего она появилась. Важно, чтобы ей не предшествовало состояние non-ens. В противном случае проблемная ситуация, в прямом смысле, есть плод клинического воображения, порождающего псевдопроблемы и ими же порожденного! Реальная проблемная ситуация предполагает формулировку проблемы, то есть, объекта познания, его основных задач, категориальное описание того, что неизвестно, что должно получить объяснение и т.д., и т. п. Но это все – гносеология. В Общей психопатологи важно только одно: какие феномены предшествовали проблемной ситуации? Так, если – вещие сны – это одно. Или, предсказания «ясновидящей». Прекрасная иллюстрация, к тому, чем может обернуться вера в «ясновидящих», в фильме «Комната в городе», с бесподобной Доменик Санда! Если же вера в то, что сказала кошка, поселившаяся в вашем предсердии – это третье и т.д.. Вот эти, и подобные им, феномены Общей психопат оологии, и будут составлять «допроблемную ситуацию». Одну – на всю, оставшуюся жизнь, и окончательно!

Итак, всякий и каждый субъект находится одновременно во всех четырех рассмотренных выше ситуациях со «знанием» и «незнанием». Есть гносеологическое решение этих ситуаций и эмпирическое (Историческое и Hysteria-ческое) подтверждение правильности или неправильности такого решения. Вплоть, до опровержения всякого знания, добытого не «верой», а, познанием, и объявления его «лженаукой». Мы говорим о реалиях нашего времени!

Все четыре ситуации в Общей психопатологии представлены все и сразу. В потоке феноменов субъективности – по очереди, или без очереди, как получится. Но всегда – взаимосвязано. И, В. И. Ленин мучился над вопросом, «каким образом из незнания является знание».Sic!

Глава 2. Феноменология предметности и предметность феноменов

Предметная «наполненность» суть достоверности субъективности. Это и – общеметодологическая проблема для гносеологии, и, «экзистенциальная» для Общей психопатологии. Взгляды на предметность сознания и мышления, на предметность чувств, аффектов и переживаний, в конечном счете – на предметность самой нашей реальности, к которой «привязан» мир человека, конечно, зависит от целого ряда личностных и социальных факторов. Не говоря уже о биологических! Но, если для решения гносеологических задач достаточно принять, как незыблемый принцип «примат» материи над сознанием, то для Общей психопатологии этого недостаточно, или, вообще ненужно. Феноменам Общей психопатологии «безразлично», идут ли они из «недр» Материи. Или, являются «монадами» Духа. А, вот вопрос о содержательности феноменологии Общей психопатологии является крайне актуальным. И, не только в общетеоретическом, но и сугубо «практическом», то есть, этико-экзистенциальном, смысле.

Выше было разобрано и решено, что «границей» для различения человеком внешнего и внутреннего, того, что находится в «скобках» субъективности, и что находится за этими «скобками», является наше тело (Сома). В субъективности, наше тело представлено «чувством Я». Сенсорно-топогностическим образом телесности. А, по мнению Жака Лакана, и топологическим образом. Для самого человека этот образ выступает как «спонтанное Я». И, оказывается, наиболее достоверным и самым первым «предметом» субъективности (сознания). Абстрагирование «Я» от «тела», не в мысли, но в переживании собственной самости, возможно лишь при психических расстройствах. При тех, при которых главенствующим является феномен «схизиса». Тотального самоотчуждения. В «схизисе» мы наблюдаем все феномены деструкции сознания Общей психопатологии. Деструкция сознания – это «препарированная» субъективность, в которой не остается ничего, что не было бы «на виду». Почти, как в шедеврах современного мет-анатома, доктора «Смерть».

Разбирая феноменологию Логоса в Общей психопатологии, первое, с чем мы сталкиваемся при схизисе, это иллюзии и галлюцинации. Бред, в феноменологическом значении тоже есть «галлюцинация» – «pensé imaginable» Жан Поль Сартр). То есть, Логос. И «pensé concevable» (он же). То есть, Дух.

Проблема различения феноменов знания в Общей психопатологии до сих пор дискуссионная. Именно она еще раз остро ставит вопрос методологии и методах при подходе к Общей психопатологии, как науки. И главное, как в методологии, так и в методах – что принять за «внешнее»? То, что человек воспринимает (видит, слышит, осязает и т.д.) как внешнее? Или все, что находится «вне» субъективности, и никак не зависит от субъекта? Но, это как раз и есть «незнание о незнании»! То есть, то, что называют объектом, объективной реальностью (в пику субъективной реальности) или «материей» (в пику сознанию). Повторяем. Для Общей психопатологии «внешнее» есть то, что находится за пределами «тела человека». «Внутреннее» есть то, для чего «тело человека» является внешним («объектом» или «предметом» – не важно). Но! Само тело наше, находится ли оно «внутри» нашей субъективности (души), или вне ее? Мы полагаем, что в ответе на этот вопрос, нужно избегать состояния «кошки Эрвина Шредингера. И, перефразируя русское, фольклорное – «не жив, не мертв», а, может быть, «ни жив, ни мертв», искать «место» своему телу!

Принято и иллюзии, и галлюцинации рассматривать как искаженные восприятия (С. Я. Рубинштейн). Если так, то вопрос о предметности этих феноменов снимается. Предметность сохраняется и в искаженном виде. Например, так называемая физиологическая иллюзия – чайная ложка в стакане воды, заполненном наполовину, через стенку стакана воспринимается искаженно. Но, восприятие не обманывает нас на все сто: в стакане не крокодил, а чайная ложка. С галлюцинациями сложнее. И, в бесконечном ряду этих феноменов можно найти такие, которые также обманывают нас не «на все 100». Например, так называемые парейдолические галлюцинации. Даже здоровый человек в узорах ковра может увидеть лица, животных, целые миражи, то есть то, чего на ковре нет. Болезненное состояние, например, высокая температура, добавляет к псевдоделическим галлюцинациям яркость, четкость и стойкость. Но, не более. Еще пример. Так называемые функциональные галлюцинации. Они тоже могут быть и у совершенно здорового человека. Например, в незнакомом помещении, в котором человек оказался один, тихий шум льющейся из крана в соседней комнате воды, может быть принят за голоса. Или скрип калитки, двигаемой ветром, воспринимается, как разговор. Другое дело, что предмет не может быть «искаженным». Он есть, или его нет… для субъекта. Поэтому и иллюзии, и галлюцинации, как бы далеко они ни были от «объективного мира», всегда предметны. Но, именно предметность указывает на то, испытывает человек иллюзию, или галлюцинацию. В конце главы, мы отдельно рассмотрим иллюзии и галлюцинации памяти, что для Общей психопатологии намного важнее, чем тонкие различение «предмета» и «объекта» в Общей психопатологии. Для Общей психопатологии совершенно не важно, являются ли иллюзии и галлюцинации по отношению к «нормальному» (адекватному) отражению, моделью или эталоном для сопоставления собственных переживаний с причиной их вызвавшей.

Концепция галлюциногенеза является общепринятой среди отечественных психиатров. (См.: Е. А. Попов. «Материалы к клинике и патогенезу галлюцинаций». Харьков. 1941). Попов, как известно, отличал представление от галлюцинаторного образа, по совокупности таких признаков, как яркость и отчетливость галлюцинаторного образа, его экстрапроекция, отсутствие изменчивости, чувство принадлежности к собственному «Я». Нарастание этих существенных признаков, Е. А. Попов отмечает, разбирая шкалу переходов между представлениями и восприятиями. Он указывает на такие промежуточные образования, как эйдетические наглядные образы, псевдогаллюцинации (феномен, предельно сближающий галлюцинацию и бред – авторы) и фантастические зрительные образы (И. Мюллера), как на ряд феноменов общей психопатологии, переходящих от «представления» к «галлюцинации». Возникновение этих феноменов, должна была объяснить концепция «тормозного фазового состояния коры головного мозга» (по Ивану Павлову): психика «привязывается» к мозгу, а не соме. К сожалению, данная концепция не объясняет основных признаков галлюцинаторного образа – экстрапроекции, отсутствия произвольной изменчивости, чувства непринадлежности к собственному «Я». Это понимал и сам Е. А. Попов.

Результаты патопсихологических экспериментов приводят Сусанну Яковлевну Рубинштейн к выводу, противоречащему основному признаку галлюцинаций – их независимости от объектов (см. С. Я. Рубинштейн. «О некоторых спорных положениях учебников психиатрии». Журнал невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова, 1977, вып. 1., стр. 139—143. А также материалы обсуждения данной статьи. – Журнал невропатологии и психиатрии им. С. С. Корсакова, 1977, вып. 9, стр. 1417—1423). На основании этих экспериментов, она стирает различие между функциональными галлюцинациями (Карла Людвига Кальбаумана), возникновение которых находится в определенной связи с объектом – источником раздражения и истинными галлюцинациями. Причиной возникновения искаженных восприятий (в этом понятии С. Я. Рубинштейн снимает различие иллюзий и галлюцинаций) является, по мнению автора, «деятельность прислушивания». Речь идет, следовательно, только о слуховых галлюцинациях, когда «сами больные фиксировали свой слух на каком-то конкретном предмете» (цит. произв., стр. 141). Здесь можно согласиться с Г. В. Столяровым, что концепция С. Я. Рубинштейна «также не объясняет, почему из всей массы раздражителей, действующих на человека в каждый данный момент, только некоторые и лишь у части людей… «вдруг активизируются и выносятся наружу» (Журнал невропатологии и психиатрии…», 1977, вып. 9, стр. 1419). Таким образом, и здесь возникают трудности, с которыми столкнулся Е. А. Попов. С объяснением экстрапроекции, при отсутствии произвольной изменчивости и с чувством непринадлежности к собственному Я. Истоки этих трудностей коренятся в объяснении признаков, сближающих восприятие реального «объекта» и галлюцинаторного предмета. Но, самое главное кроется, все же в методологии. Вспомним Ясперса. Его различение метода объяснения, от метода понимания. Феноменология галлюцинаций раскрывается путем понимания. Неслучайно, что непревзойденными описаниями галлюцинаций являются те, которые сделал В. Х. Кандинский, наблюдая самого себя.

Первый признак, сближающий галлюцинации и обычные восприятия – экстрапроекция. Частная психопатология и психиатрия, не говоря уже о психологии, не в состоянии объяснить экстрапроекцию. У больного «кошка поселилась в правом предсердии и мяукает оттуда» (собственное клиническое наблюдение авторов). Это – экстрапрекция или интропроекция. Согласно логике Рубинштейн это интропроекция. Тогда «мяуканье» данной «кошки» (как и она сама), не являются галлюцинациями. И, действительно, синдромологически это бред. Но, с точки зрения феноменологии Общей психопатологии то, что интропроецировано, тем не менее, остается галлюцинацией. А, экстрапроецированными могут быть персонифицированные бредовые идеи. Например, все тот же аутодвойник. (См. выше). Кстати, в обще медицинском смысли «внутри» значит в крови. Все другие полости, кроме сосудов, являются «объектами» наружными. Например, полости: рта, желудка, влагалища, прямой кишки и т.д., даже полость черепа. Как не парадоксально, но головной мозг человека находится «снаружи», он экстрапроецирован.

Дальше. С точки зрения клинициста можно говорить о галлюцинациях, как интенсифицированных представлениях. Галлюцинация здесь ближе всего к представлению, если ее сравнить с ощущением, восприятием или мыслью. С точки зрения патопсихолога-экспериментатора, галлюцинация может быть обозначена, как «искаженное восприятие». Все те тонкие различения галлюцинаций, предлагаемые оппонентами С. Я. Рубинштейн (см. там же, стр. 1420—1423), есть не иначе, как рассмотрение данного феномена глазами клинициста, который только «фиксирует нечто, выходящее за рамки нормы». Среди психиатров бытует мнение, что психически больного человека «понять» нельзя. В противном случае, неясно, в каком смысле являются феноменами одного и того же порядка, например, физическая иллюзия, искаженное восприятие и иллюзия в клинике острого «чувственного бреда»? В каком отношении можно совместить в одно понятие «искаженное восприятие», иллюзию и галлюцинацию?

Наличие различных точек зрения при описании одного и того же феномена оправдывается различием тех конкретных задач, которые стоят перед врачом и перед психологом. Здесь мы констатируем прямую зависимость между объектом «наблюдения» и «понимания»: «Как много мы знаем, как мало понимаем!» – говорил Теофраст. Средства и задачами наблюдения – причины разных оценок одного и того же явления. Получается, что разница между лечащим врачом и психологом, тестирующим больного, чтобы «лучше его понять» – суть операционализм. Возникающие при этом вопросы методологического характера, необходимы для решения главного вопроса данной проблемы – где же «находится» «незаинтересованный» наблюдатель? Общая психопатология «имеет» его в феноменах аутодвойника. Такой «наблюдатель» должен иметь свою реальность, на которую бы, как на экран, проецировались все особенности разведенных, выше названных «экспериментальных реальностей»: клинической и патопсихологической. Этим «незаинтересованным субъектом» с точки зрения клинициста, является также сам больной. Но, врач-психиатр не может ему «доверять», видя наличие у «аутодвойника» бреда или галлюцинаций. Только, когда в субъекте совпадают «аутодвойник» и клиницист, тогда возникает не объяснение, а понимание. Но, история психиатрии знает только два случая такого совпадения, именем которого назван один синдром: Кандинского-Клерамбо!

Известно из психиатрической практики, что «многочисленные и разнообразные галлюцинации, отнюдь не являются простым искажением действительности, а отражают сложный комплекс всей психической жизни больного. Как покажем ниже, даже такие привычные явления здоровой психической жизни, как фантазии, грезы, сновидения, не искажают действительность, а творят ее! В художественных произведениях великих мастеров кисти и пера! Правда, их творчество, порой, оказывается «рядом» с объективной реальностью. Как например, в сюрреальности Сальвадора Дали или Иеронима Босха и Питера Брейгеля (мужицкого). Возникают ли у больного галлюцинации на фоне «тихого звука», громких шумов или сами по себе, они в первую очередь отражают не окружающую действительность (пусть в искаженном виде), а особенности внутреннего мира человека.

«Добавление» к галлюцинациям предикатов – «субъект», «субъективность», дает возможность определить структуру галлюцинаторных феноменов. Вернее, феноменологию субъективной деструкции Общей психопатологии. С этой точки зрения, каждому феномену, у которого есть свой субъект, не важно, «нормальному» отражению «объекта», иллюзорно отраженному «объекту», галлюцинации-без-объекта, всегда предпосылается структура или деструкции субъективности, как некая «матрица», непонятного или неправильно понятого переживания. Нет, следовательно, «ощущения», «восприятия», «представления», «мысли». Но, есть сознание ощущения, сознание представления и т. д. Формы психического отражения – ощущение, восприятие, представление и мысль, выступают не только, как субъективные феномены, но и как феномены субъективности. Поэтому, и иллюзия, и галлюцинация, – все суть субъективное состояние, феномены Общей психопатологии. При этом, понятие «искажение», оказывается «лишним». В Общей психопатологии уже есть и «схизис», и «деструкция».