Текст книги "Общая психопатология. Том 1"

Методологический и мировоззренческий анализы проблемы феноменологии Общей психопатологии становятся ныне все более актуальными, ибо они глобальны. Это обусловлено не только отвлеченно-познавательными задачами, но и многими насущными потребностями общественной жизнедеятельности, развитием конкретных наук, прежде всего математики и медицины (трансплантологии, реаниматологии, психиатрии, акушерства, вирусологии, иммунологии, оживленные интересы к взглядам Пифагора, Эвклида, Фибоначчи…).

Первостепенным вопросом, требующим систематического осмысления с точки зрения Общей психопатологии, остается вопрос о функциях и статусах самосознания современного человека. То есть, о роли и месте нашего «Я» в процессах проживания и переживания, самопознания, познания и саморегуляции. Феноменология самосознания Общей психопатологии требует широкого и углубленного, не только, и не столько, анализа, сколько синтеза! Это относится, прежде всего, к вопросам об аутоидентичности (самотождественности) и аутоидентификации (самоотождествления), которые являются фундаментальными в Общей психопатологии. И, конечно, применяя термины «нетрадиционных» экзистенциалистов ХХ-го века, Теодора Адорно, Луи Пьер Альтюссера, этого «Василия Позднышева», Александра Кожева, племянника Василия Васильевича и двоюродного брата Виктора Хрисанфовича Кандинского и Жоржа Батая, «аутентичности», как иррациональности. Не споря при этом с Жан Полем Сартром, который, собственно ввел этот термин в экзистенциализм. То есть, подлинности! У Василия Шукшина есть великолепная статья, написанная им незадолго до смерти. Она называется: «А, не врем ли мы?» Она написана человеком, неистово стремящимся «прорваться в будущую Россию». К нам!

«Будущее обладает Властью настолько, насколько оно проявляется в форме проекта, замысленного в настоящем на основе знаний о прошлом»

(Александр Кожев)

«Трансперсональность» – еще одно фундаментальное понятие «поздних» экзистенциалистов. ключевое понятие, которое выражает не столько состояния выхода – из – себя «Я», сколько, исподволь, смысл, что «Я» есть фикция, а внутренний мир человека – сновидение или бредовое переживание (см. D. Goleman. The Buddha on meditation and states of consciousness. N.Y. 2005).

Здесь, думаем, уместно, процитировать высказывания католического философа Жан Гитона, об удушении Луи Альтюссером своей жены:

«Я действительно думаю, что он убил жену из любви к ней. Это было убийство из мистической любви. А есть ли большая разница между преступником и святым?… Мое дело не защищать его, а помочь ему в бедственном положении… Когда я узнал, что произошло, я часто навещал его в больнице Сен-Анн, а затем предпринял шаги, чтобы его перевели в другое учреждение и… чтобы система правосудия считала его сумасшедшим, а не преступником».

Эти слова полностью подойдут и к «поступку» с Лизой Василия Позднышева.

«Проснуться!» – категорический императив современных мистификаторов сознания. Вновь и вновь «переосмысливаются» йога, дзен-буддизм, даосизм, суннизм. Появляются писатели, чьи произведения объявляются современной библией, типа Карлоса Кастанеды.

Сначала обратимся к понятиям аутоидентичности и аутоидентификации, еще раз напомним их классическое содержание. Эти термины обозначают два важных момента в самосознании, как целостном явлении, с собственной феноменологией в субъективности (сознании). К характеристикам самосознания относятся:

1) статичность (самотождественность – аутоидентичность) и

2) динамичность (самототждествление – аутоидентификация).

Субъект, выступающий в качестве «Я», включает в себя эти два момента – как «постоянное в непостоянстве». Сложность взаимоотношения аутоидентичности и аутоидентификации в том, что они, предполагая друг друга, тем не менее, однозначно не обусловливают друг друга. Так, аутоидентичность предполагает аутоидентификацию, но, последняя осуществляется вне условий тождества субъекта с самим собой. Аутоидентификация, в свою очередь, также предполагает аутоидентичность. Но, последняя осуществляется как бы параллельно процессу самоотождествления.

В различных вариантах такое взаимоотношение данных феноменов самосознания зафиксировано классической философией. Так, повторим, что Дэвид Юм в своих известных рассуждениях о «Я», как «bundle or collection» – «Different perceptions following each other with an inconceivable rapidity, and are in constant flow, in constant motion» (Д. Юм. Соч. В 2-х томах. М., 1966, т. 1, стр. 367), фактически отрицает аутоидентичность, принимая ее за иллюзию. Эта иллюзия – связка «впечатлений», возникает в силу (или в процессе) аутоидентификации. То есть, полагает некий быстрый поток сознания. Декарт, Кант и Фихте, аутоидентификацию связывают с процессом познания. Но, только, с логическим мышлением. Если Декарт выводит аутоидентичность, как следствие аутоидентификации – «cоgito ergo sum» (Р. Декарт. Избран. Произв. М., 1950, стр. 350), то Кант и Фихте, наоборот, показывают, что аутоидентификация не может привести к аутоидентичности. Ибо, последняя, находится за пределами «опыта познания». У Канта, самосознание – «я мыслю» – вовсе не обязательно в опыте познания. Тем не менее, объективность последнего предполагает постоянную возможность подобного самосознания: «…У этого Я нет ни одного предиката созерцания, который, будучи постоянным, мог бы служить коррелятом для временного определения во внутреннем чувстве…» (И. Кант. Соч. в:6-ти томах. М., 1964,.т3, стр. 288—289). Для Фихте аутоидентичность субъекта («Я») есть «иллюзия рефлексии»: «Всмотримся прежде всего в наблюдаемое нами „Я“: что же такое это обращение Я на самого себя? К какому классу видоизменений сознания оно должно быть отнесено? Оно не есть постижение в понятиях (Begreifen): оно становится таковым впервые, через противоположение некоторого „не-Я“ и через определения „Я“ в этой противоположности. Следовательно, оно есть только созерцание. Поэтому, оно и не есть сознание и отнюдь не самосознание, и только потому, что через этот акт не возникает никакого сознания» (И. Г. Фихте. Избр. Соч. М., 1916, т.1, стр. 448—449). Положение о самотождественности, по словам Фихте, «должно было бы быть допущено без всяких оснований, несмотря на то что все Наукоучение занято тем, как бы его доказать» (там же, стр. 71—72).

Сложность логических процедур выведения аутоидентичности из аутоидентификации вполне реальна и заключается в том, что феномены статичности и динамичности самосознания в структуре сознания (субъективности) находятся в тесной взаимосвязи. Если же рассматривать эти феномены раздельно, как, например, их фиксирует интроспекция, то оказывается, что аутоидентичность и аутоидентификация находятся, как бы в разных измерения субъективности. По «разные стороны» самосознания: аутоидентичность – до самосознания, спонтанность «Я» и аутоидентификация – «после» самосознания. Отсюда делается вывод об аутоидентификации, как иллюзии рефлексии, ибо «Я» всегда рефлексивно. Даже в Общей психопатологии.

Интроспекция, как ближайший путь к установлению тождества с собой в сфере мышления, выдержанная и последовательно проведенная, приводит не к желаемой цели – аутоидентичности, а как раз, к иному. К частичной или полной потере самого «Я». Так, у Фихте появляется «не-Я». Это происходит потому, что в процесс мышления органически вплетаются звенья иной цепи – феномены саморегуляции. «Ясность» сознания всегда «замутняется» переживанием. Вот для этого, нужна «история»! Например, в «комплексе неполноценности» Альфреда Адлера, или, в «чувстве вины» Блеза Паскаля, или библейском «грехе первородства», или в «эдиповом комплексом» Фрейда, или в «тошное» Жан Поль Сартра и т. д. и т.п..

Аутоидентификация осуществляемая по законам формальной логики: тождества, противоречия, исключения третьего и порождает лишь мнимую величину. Бессодержательное самосознание «Я мыслю». Утверждение о существовании, здесь просто приписывается, ибо основания его находятся в другой сфере. В незаконченном «историей» переживании.

Итак, с одной стороны, тавтология «Я – есмь – Я». А, с другой стороны – бессмысленное, вернее, бессодержательное, переживание! Но, мы уже знаем, что «история» в Общей психопатологии, это конфабуляция, в лучшем случае. А то, и псевдореминисценция. (См. клинические примеры выше).

Пока нет «истории», конфабуляторной или псевдореминисцентной, переживание, по своему феноменологическому статусу в Общей психопатологии есть «фантазия», или «греза», «сновидение» или «паническая атака», с иллюзией происходящего «здесь» и «сейчас». (См. ниже). Приведем пример из собственной практики.

25-ти летний мужчина переправлялся в каюте морского пассажирского катера через Татарский пролив. Обычно этот путь длится 2—3 часа. Чтобы не скучать, он взял с собой книгу, первую, подвернувшуюся под руку. Это оказалась книга Василия Парфенова «Кораблекрушение в Охотском море». С первых страниц, в книге описывается шторм в Охотском море, в который попало судно, перевозившее пассажиров. Через несколько часов борьбы со стихией, судно стало тонуть. Нужно сказать, что даже в летние месяцы, вода в Охотском море не больше 10 градусов. В такой воде, человек может продержаться около 2 часов, если не будет раздавлен волнами. В Татарском проливе, который соединяет Японское море с Охотским морем, там, где находился катер нашего пассажира, летом температура на 2 градуса выше, чем в Охотском море. Будучи «коренным дальневосточником», пассажир имел полное представление, что такое шторм в Охотском море! И… кораблекрушение!

Роман так сильно увлек пассажира, что он отключился от окружающего и переживал, с его слов, как наяву, то, что происходило на тонущем судне в Охотском море. Очнулся, когда его сильно тормошили за плечи. Первое, что он увидел, что ему протягивает матрос спасательный пояс. Первое, что он почувствовал, что не может встать на ноги, из за сильной качки, и что в общей каюте, где он находился, царит паника. Не меньшая, чем на судне, о котором он читал. Первое, что он спросил, прокричав матросу: «Мы тонем?» Ответа он не услышал. Нацепив с трудом пояс, он удивился, как мог сидеть и читать при такой качке? Катер, ложился то на один, то на другой борт, то глубоко нырял в воду, так, что карма поднималась над поверхностью волн, как у тонущего «Титаника»! Так продолжалось часа три, все же капитану удалось добраться до берега, где волны были намного меньше, чем в открытом море, и пришвартоваться к «сухогрузу».

Пассажир был под сильнейшим впечатлением, глубоко потрясен, испуган, несколько раз прощался с жизнью. Даже на берегу, долго не отдавал спасательный жилет!

В течение недели он всем, кому попало, рассказывал историю, как чуть не погиб в море. Историю, не свою, а, героя, о котором читал во время шторма! Совершенно не сознавая это.

«Cogito ergo sum» это «опора» феноменологов и экзистенциалистов. Конечно, «Я» «полагается» теми и другими философами, как некая духовная субстанция, которая не нуждается в аутоидентичности и в аутоидентификации. «Я» вообще трансперсонально любому феномену субъективности. «Разрыв» сущности и существования – это и есть «не аутентичное», «неподлинное» бытие, на которое обречен человек! «За первородный грех»! (См. F.G. Streng. «Emptiness: a study in religious meaning». N.Y. 2003). Понятие «индивидуации», как прорыва к себе, заменяет классическое понятие самотождественности и самоотождествления. До акта «индивидуации», основной функции самосознания, также в концепциях трансперсоналистов. Заметим, что Карл Ясперс был типичным трансперсоналистом. Но, как согласиться с утверждением, что «сознание – без-Я» так же «реально», как «реально» и «Я – без – сознания»? (См. R. Fischer. «The ecstasy – Samadhi continuum»). Интерпретация медитаций Декарта трансперсоналистами, придает им выраженный мистический характер. А, дело всего лишь касается феноменов Общей психопатологии! В этих феноменах, отражаются функция саморегуляции сознания на уровне переживания («без истории»). Остановимся на одной такой интерпретации, популярно изложенной в остроумной рассказе Х. Л. Борхеса – «Руины цирка». (Цит. Х. Л. Борхес. «Юг». М., 1984). В этой книге рассказ переведен, как «Круги руин»). Не будем передавать содержание рассказа, а обратимся сразу к размышлениям по его поводу Д. Хофстадтера и Д. Дэнета, составителей книги «Разумное Я», где этот рассказ приводится. («The Mind, s I». Composed and arranged by D. Hofstadter, D. Dennett. N.Y. 1982). Связывая размышления Декарта с «медитациями» Алисы Льюиса Кэрролла, Д. Хофстадтер и Д. Дэнет полагают, что Декарт «не довел свои медитации до неудобной мысли», что его существование – «Я» – является лишь сновидением другого человека. «Почему бы нет? – Спрашивают составители. – Разве вы не можете видеть сон, где сновидением является чье-то существование, чье-то „Я“, которое не есть часть вашего сна? Какая разница между сновидением во сне, в котором ваше „Я“ не похоже на ваше бодрствующее „Я“, и сновидением во сне, в котором ваше „Я“ есть просто фикция, сновидение кого-то другого? Если это фиктивное „Я“ задаст себе вопрос Декарта, спит оно или бодрствует, то ответ здесь может быть лишь один: и не то, и не другое; оно (это вопрошающее „Я“ есть само сновидение» (The Mind, s I, p. 350). Таким образом, авторы полагают, что в рассуждениях Декарта упущен самый существенный момент: медитация, по сути своей, мистична. Не ясная и отчетливая мысль полагает реальность «Я», но «иллюзия самовосприятия». «Парадоксы» и «трюки» Л. Кэрролла – образцы остроумного мышления западного классического стиля, с восточным эзотерическим содержанием! Но, при всем, при этом, они суть обычные феномены Общей психопатологии!

Рене Декарт в феноменологии Общей психопатологии, непременно дополняется Кэрроллом (как Лермонтов – Лаканом).

В Общей психопатологии, в разделе «Логос», можно выделить следующие варианты аутоидентификации, когда появление аутоидентичности иллюзорно. А, самосознание, «работающее» по классическому западному образцу: «я мыслю, следовательно…», не улавливает этой иллюзии.

1) Трюк Кэрролла: я вижу спящего, который во сне видит меня, видящего его спящим.

2) Лермонтовское порождающее сновидение: «я сплю, вижу во сне спящего, сновидением которого я являюсь».

3) «Привычная иллюзия сновидения». Например, попытка проснуться от кошмарного сна, завершается другим сновидением, в котором считаешь себя проснувшимся.

4) Псевдогаллюцинация во сне: при смене некоторых синдромов острого психоза больной испытывает ощущение, что просыпается, при этом он «впадает» из одного психотического состояния в другое, «кем-то сделанное» – Синдром Кандинского-Клерамбо.

5) Дереализация в аффекте (страсть, экстаз, оргазм, агония) может вызвать переживание, в котором «все переежитое, и продолжающаяся жизнь, воспринимаются, как сон. Явь только «предугадывается» (О. Бальзак).

Во всех этих случаях (перечень которых далеко не полон) имеется в виду точка зрения внутреннего наблюдателя. То есть, состояние интроверсии Общей психопатологии Логоса.

Но, точно так же, можно выделить и противоположную позицию субъекта («Я»). Точку зрения внешнего наблюдателя, или экстраверсию. Заметим, что и этот вариант, где также обнаруживается иллюзорность аутоидентичности, на лад обыгрывается феноменологами! Часто при этом, «опорой» для «сновидных» размышлений, является «Загадка Коркорана» Станислава Лема. (См. С. Лем. «Формула Лимфатера». М., 1963). Аутоидентичность + «все чувственное разнообразие и богатство внутреннего мира» есть результат «механической процедуры» аутоидентификации. Сейчас, вполне серьезно, говорят о «машинном мышлении», забыв о Коркоране! У машины, логика легко заменяется электромеханикой. В программах суперкомпьютера закодирована «вся тотальность субъективного проявления жизни». Как в орнаментах орочей и чукчей! Это соотносится с духом сегодняшнего дня, достижениями биокибернетики, «развитием» пространств виртуальной реальности, с анимациями и т.д.. В жизнь нашу полновластно вошла «машина-человек» Ламетри! И, не только. Но, и его «растение-человек», как в фильме «Аватар»!

1) Особым образом организованная электронная машина (компьютер) порождает не только деятельность, соответствующая «искусственному интеллекту», но и сопутствующие ей переживания, «концентрирующееся в «Я» (см.: «The Mind, s I», p. 109);

2) Электронная органопластика, когда весь мозг или «часть» заменяются электронным устройством (ibid., p. 232);

3) Варианты «головы профессора Доуля» (А. Беляев).

Только вот с этих позиций, декартовское «cogito ergo sum» предстает «светом в конце тоннеля».

Итак, согласно современным функциалистам, у субъекта нет никаких оснований считать себя реальным «Я». Аутоидентичность, в любых версиях личностного сознания, оказывается иллюзорной. Аутоидентификация – всегда лишь «гипнотизирующая уловка». Современная «строгая наука» «сокрушает» любые экзистенциально-ценностные основания бытия, где наивно предполагается, что сознание есть «моя последняя стража… и Я, как прежде, только Я» (Ф. Сологуб. «Стихотворения». Л., 1975, стр. 298). «… Вера в „Я“, как духовную реальность и ценность, есть то же самое, что вера в привидения и духов» – Д. Хофстадтер и Д. Даннет (Mind, s I, p. 4).

Не трудно понять, что такое негативное отношение к «Я», имеет весьма определенные гносеологические и мировоззренческие предпосылки и последствия. Истоки его находятся не в сомнениях Декарта, а в скептицизме Юма и «потустороннем» отношении к морали! Совесть, как имманентном и перманентном атрибуте «Я», выносится Фридрихом Ницше (на самом же деле, его сестрой-нацисткой Элизабет, типичным первертом): «по ту сторону «Я», логически приводить к двойной «отрицанию» Жан Поль Сартра. И, «Я», и морали.

Краеугольный камень в логике отрицания аутентичности (подлинности) «Я» есть представление об его элементарности. Классические западные и восточные традиции в этом схожи. Несмотря на то, что медитация Декарта и медитация йога – две разных «цепочки» феноменов Общей психопатологии (см. ниже). В чем схожи «эпифеноменализм» (функционализм), «психофизиологический параллелизм», «бихевиоризм» и, вообще любой редукционизм? Non-ens!

Жак Лакан по поводу редукционизма выразился весьма не политкорректно: «Pour réduire la racine carrée de moins un, le même que l’on trouve en commun entre le pénis est en érection, et avec un bâton!» Лакан имел достаточно «всезнаек», абсолютно не понимающих его. (В числе «не понимающих» Жака Лакана был и Зигмунд Фрейд). И, в силу этого, относящихся к нему враждебно! Данное сравнение для всех них был «железный аргумент», что «Лакан – шарлатан и только!» – Clinton Richard Dawkins.

Современные наука и психотерапевтическая практика, действительно, давно на эмпирическом уровне оперируют представлениями о сознании, как сложной феноменологии, меняющей свои состояния («потоки феноменов») в процессе саморегуляции. Достаточно здесь назвать состояния:

а) «дисстреса»,

б) «адаптации»,

в) «психологической защиты»,

г) творчества,

д) неврозоподобной психопатологии и т. д.

В разных областях конкретной научно-практической деятельности возникает, как бы один общий вопрос о границах понятия реальности. В первую очередь, по причине факта «измененных состояний сознания», при которых применение традиционных методов психологии и психопатологии, оказываются непродуктивными. Так, например, с точки зрения клинициста-психиатра, или реаниматолога, все состояния, которые выходят за пределы «повседневно-нормального сознания», «нереальны». Как нереальны явления и события, переживаемые в бреду. Этот вопрос, если подойти к нему с философской точки зрения, находится на одном смысловом уровне с такими вечными вопросами, как индивидуальное рождение, жизнь, сон и смерть.

При ближайшем рассмотрении проблема границы субъективного бытия возникает там, где требуется осмысление феноменов самотождественности (аутоидентичности) и самоотождествления (аутоидентификации). То есть где возникает вопрос о роли и месте феноменов самосознания в Общей психопатологии.

В этом контексте, «запредельными» оказываются все состояния самосознания, где аутоидентичность и аутоидентификация изменяют свои логические формы (основы).

Для того, чтобы показать, как «это» возможно, достаточно взять по одному примеру из «багажа» интроверта и экстраверта, оказавшихся в ситуациях, где возникает вопрос о достоверности «Я». В первом случае допустим, что ночное сновидение, в котором субъект имел иную биографию (прожил, например, жизнь и смерть Цезаря), сохранило свою силу и в состоянии бодрствования. Впечатления действительности оказались намного субъективнее беднее и слабее сновидений. Целостность аутоидентичности здесь подвергается сомнению, акценты в субъективности Яви смещаются в сторону «запредельного». При этом, мы считаем реинкарнацию феноменом Общей психопатологии, не более того. Как и веру в жизнь в «параллельной» нашей, реальности.

Во втором случае, аутоидентификация может избрать другой путь. Воспользуемся примером из книги «Мыслимое Я» Д. Даннета.

В рассказе «Где находится Я?», говорится о фантастической (и, в наше время!) хирургической операции. Мозг человека вынимается из черепной коробки и переносится в другой город. Но связь с телом отнюдь не нарушается. Воссоздается некая «мобильная связь». Человек при этом ничего не замечает, продолжает жить обычной жизнью. Где он находится, как субъект. «Я»: в Лондоне (где его мозг?) или в Париже (где его тело?) (См.: Mind, s I, p. 217).

Понятие «запредельное сознание» всегда связано с иным качеством субъективно реального «Я». Это было известно, кстати, не только восточным мистикам, но уже античным мифологам. «Иная» феноменальность самосознания может быть различным образом мистифицирована. Она так же легко наполняется любым эмпирическим (или просто повседневно-житейским) содержанием – конфабуляциями или псевдореминисценциями. От переживания «Life after Life», до переживания, что, я – незаконнорожденный сын английской Королевы.

Еще и еще раз повторим: «Человек что-то пережил, теперь он ищет историю того, что пережил. Ибо, невозможно долго жить, пережив нечто, и не придумав истории!» (Макс Фриш. «Назову себя Гантенбайном». М., 1975, стр. 204).

Применительно к аутоидентификации и аутоидентичности «иное» раскрывается тогда, когда «Я» рассматривается в своей бессодержательности. Как беспредметное переживание, по Максу Фришу. То есть, как явление, исключающее пространственно-временные параметры, в качестве критерия реальности. Ведь нельзя в точном смысле назвать, где и когда возникает «Я»? Вневременность и внепространственность самосознания (Духа и Логоса), а, также иллюзия пространственно-временной «определенности» Сомы – «Воображаемое», по Лакану, спиритуалисты всех времен «объясняли» или смертью: «Бог умер!» И, таким образом, «Бога» превращали в non-ens!

Или, его, наше «Я», объявить бессмертным. Равносильно верить в Бога только в качестве «Teo ex machina». Ни тавтологичность, ни бессодержательность, ни «мнимость» «Я», не могут поколебать уверенности в том, что:

а) личность, что мы «знаем» о себе, и, что «знают» о нас другие люди, всего лишь per sonat (маска);

б) личность бессмертна; в крайнем случае, неповторима в своей индивидуальности.

«Я» если и определяет себя в Общей психопатологии – где же еще? – то, как «чистую феноменальность», всегда готовую, правда, к метаморфозам. Как золотой осел Апулея. Это, как раз и не учитывается в «обыденности», в «посведневно-нормальных» состояниях человека. Не случайно, Карл Ясперс придумал «пограничные состояния» и «осевое время»! Аутоидентичность с этой стороны «пограничности в осевом времени) выступает, как бы в разрыве с аутоидентификацией.

Первая не нуждается в разнообразии, даже явное «иное» она полагает как свое «не-Я».

Вторая всегда исходит из «противоположного». Будь то «Rien» Жан Поль Сартра или «Gesamtheit» юного Вертера!

Аутоидентичный субъект обнаруживает себя рядом феноменов в акте аутоидентификации, и таким путем обретает себя, как самосознание. Но это происходит на амбивалентных основаниях: он всегда есть одновременно «Я» и «не-Я». В состоянии психологического триггера! В этих валентностях (модусах) реализуется «постоянное в непостоянстве» (Духа, Логоса и Сомы). Но все это, обнаруживается лишь со стороны аутоидентичного субъекта. Там же, где осуществляется аутоидентификация, все начинается с «Rien». Ибо, всякое субъективное бытие имеет свое субъективное «небытие». Как всякая Жизнь – Смерть. Но, «амбидекстры» и «амбисинистры» – это не «Gesamtheit».Обыденная же логика, должна была бы привести ее именно к этому «выводу». Психологический триггер – не повседневное состояние личности и не каждой личности он дан. Не все, ведь, а «избранные», не каждый же день пребывают в «известных» состояниях «запредельного духа»: эйфории, экстазе, дисфории, «струйном оргазме» (мы шутим – авторы), меланхолии. Далеко не каждый, по своему желанию, может, когда захочет, позволить себе «маленькую депрессию», как герцог в фильме «Тот самый Мюнхгаузен».

Да, и не всякий «субъект», «выдержит» свою «запредельность». Ибо, человек фатальным образом «соскальзывает» в свое «Я», «последнюю стражу, где Я как прежде, только Я» (Федор Сологуб).

Амбивалентность спонтанного «Я» имеет под собой и соответствующие эмпирические основания. Разные феномены аутоидентичности и аутоидентификации представляющие субъективность, условно относятся к тем, которые несут в себе предметность, и тем, которые несут в себе витальность (экзистенциальную «энергию»). Но сразу следует подчеркнуть, что любой феномен сознания сохраняет фундаментальный принцип диалектичности: не с границей или пределом самосознания, мы имеем дело, когда фиксируем тот или иной феномен сознания, а со скачком. Так, «ускользающее» в процессе аутоидентификации (особенно в процессе познания – в Логосе) «Я» обретает свою аутоидентичность через диалектический скачок – спонтанность (гегелевский скачок «бытия из ничто»). Заметим, что повседневный опыт самосознания, вообще не нуждается ни в какой аутоидентификации. Эти феномены рефлексирующего сознания просто выпадают из внимания. Понимание скачкообразной природы субъективности чрезвычайно важно, когда в целях исследования того или иного «механизмов» самосознания необходимо «развести» уровни феноменов субъективности. И прежде всего предметность и витальность.

Придерживаясь логики поставленной в данном параграфе задачи, попытаемся несколько подробнее проанализировать аутоидентичность и аутоидентификацию на этих главных «уровнях» субъективности.

Феномены, «несущие» предметность «вкладывают» и субъекта в ее содержание. Отсюда, все, что есть в моем самосознании – моё. Даже «не-Я». Конечно, первым предметом является, несомненно, Сома. Но при внимательном анализе легко обнаружить, что и здесь аутоидентичность реализуется в незначительной степени. Вернее, не всеми феноменами. Ровно на столько, насколько человек имеет необходимость и потребность обращать на себя внимание, как телесное существо: в норме это осуществляется бессознательно. Но, когда мы придерживались этой «нормы»? Но, тем не менее, вопрос об аутоидентичности в предметном сознании никак не снимается. Наоборот, он постоянно возникает. Это происходит потому, что аутоидентичность является исходным моментом для отправления фундаментальных функций сознания – ориентирования в пространстве, времени и в самом себе, как человеке. Любой «предмет» вписан в соответствующие пространственно-временные параметры, положенные субъектом. Для того, чтобы сознание могло охватить их (в интенциальности), необходима точка опоры: субъект включает в процесс ориентирования и самого себя, как предмет. Опирается на свой «предмет». Самосознание совпадает со своим предметом как Дух, Логос и Сома. Это – феноменология Общей психопатологии. Следовательно, даже в экстраверсии вопросы аутоидентичности и аутоидентификации постоянно возникают и требуют своего решения, в качестве проблемы предметности субъективности. Здесь, как видим, для субъекта нет ничего, что указывало бы на несомненность его «Я». И, обосновывало бы его аутоидентичность. Конечно, абсолютную экстраверсию можно предполагать лишь в абстракции. Но именно эта процедура необходима, чтобы понять феноменологию аутоидентификации и раскрыть аутоидентичность в предметной субъективности. Остановимся на этом подробнее. Но, скажем несколько слов о нашем учителе Жаке Лакане! Его отверг Фрейд. Больше того, Фрейд не дал Лакану вступить в Международное общество психоанализа. Это Международное общество, созданное при жизни Фрейда по его желанию, стало, в основном, англоязычным International Psycho-Analytical Association, I. P. А..

Члены I. P. А единогласно отвергли Лакана, продемонстрировав тем самым, его «исключение» из когорты психоаналитиков. Жака Лакана «не замечал» Жан Поль Сартр. Лакан восторженно отозвался о картине Сальвадора Дали «Тлеющий осел». Тут же, Карл Юнг, прямо на выставке, где была эта картина, громко высказался «Обыкновенная шизофрения!».

Но, продолжим.

Для того, чтобы представить, как осуществляется экстраверсия, необходимо все сознание изобразить как некую поверхность (экран), на которую проецируются все три измерения предмета. Тогда акт осознания в интенциальном «схватывании» предмета уподобляя работе кончика карандаша, как бы рисующего этот предмет. Моделью аутоидентификации при этом является рисование, а аутоидентичности – рисунок. Так вообще возникает картина предметного сознания. Можно, конечно, допустить и другие аналогии, более сложные и точные, например, луч кинопроектора и киномонтаж, лазерный луч, создающий голографический отпечаток и др..

Если убрать интровертированную подоплеку любой экстраверсии, то мы оказываемся в неожиданном положении: субъект может нарисовать какой угодно предмет, кроме самого себя! Все рассказы очевидцев об НЛО имеют нечто общее – разнообразные картины о корабле НЛО, как он летел, сел, об инопланетянах, и ничего о себе, никакой реакции! Создается впечатление, когда слушаешь очевидцев НЛО, что это для них, НЛО, обычное дело. В экстраверсии «Я» должно с самого начала (до «рисования») быть на той поверхности, на которой осуществляется рисунок. Конечно, на самом деле никакого источника для «луча» самосознания в экстраверсии нет, если только она не «сделана» кем-то (как при синдроме Кандиского-Клерамбо). Отсюда загадка Коркорана: если все экстравертированное содержание субъективности представить как некую программу для электронной вычислительной машины (компьютера), нанесенную на перфокарту, то «Я» должно быть ее «кодом». В предметном содержании нет другой роли для самосознания. В отношении к функциям ориентирования, субъект не находит в себе точки опоры (проблема Архимеда). Нет ни начала, ни конца, ни предела, ни центра в самосознании. Даже в Общей психопатологии.