Текст книги "История и культура индийского храма. Книга III. Эстетика храма"

Сексуальная символика широко была представлена и в упанишадах. К примеру, в «Брихадараньяка-упани-шаде» (VI. 4. 20–21) процесс зачатия ребенка описывается следующим образом:

 
Затем он приближается к ней [произнося]:
«Я – жизненное дыхание, ты – речь.
Ты – речь, я – жизненное дыхание.
Я – саман, ты – рич.
Я – небо, ты – земля.
Давай же приложим усилия,
Сольем воедино семя,
Чтобы приобрести дитя – мальчика».
 
 
Затем он раздвигает ее бедра [говоря]: «Раздвиньтесь, небо и земля!» Введя в нее член, прижавшись устами кустам
и трижды проведя [рукой] по ее телу сверху вниз, он [произносит]:
«Пусть Вишну приготовит лоно, пусть Тваштар сотворит образы.
Пусть Праджапати вольется, пусть Дхатар даст тебе плод,
Дай плод, Синивали, дай плод, пышноволосая!
Пусть боги ашвины, увенчанные лотосами, вложат
в тебя плод…»[268]268
  Цит. по изданию: Упанишады. В 3-х книгах. Памятники письменности Востока. Перевод с санскрита, предисловие и комментарии А. Я. Сыркина. Книга 1. М., 1992, сс. 153–154.


[Закрыть]
 

А в «Чхандогья-упанишаде» (II. 13.1–2) соитие представлено в виде ритуального песнопения (саман), в виде мелодии (вамадевья), которая звучит во время выдавливания сомы:

«Он призывает [ее] – это звук «хим», он просит – это прастава, он ложится с женщиной – это удгитха, он ложится на женщину – это пратихара, он доходит до цели – это нидхана, он доходит до конца – это нидхана. Это вамадевья, вытканная на соитии.

Кто знает, что эта вамадевья выткана на соитии, тот совершает соитие, возрождает себя с каждым соитием, достигает полного срока жизни, живет в блеске, богат потомством и скотом, велик славой. Да не избегает он ни одной женщины – такова заповедь».[269]269
  Цит. по изданию: Упанишады. В 3-х книгах. Памятники письменности Востока. Перевод с санскрита, предисловие и комментарии А.Я. Сыркина. КнигаЗ. М., 1992, с. 66.


[Закрыть]

И, конечно же, секс являлся неотъемлемой частью отдельных направлений тантризма, который получил широкое распространение в средневековой Индии. Возможно, эротические мотивы в храмовом искусстве следует обьяснять распространением тантры и близких к ней религиозных течений. Ведь именно в средние века наблюдается расцвет эротической скульптуры. По словам И. Глушковой, гипотеза, обьясняющая появление храмов Кхаджу-рахо связью создавших их правителей[270]270
  Изначально представителями династии Чандела в Кхаджу-рахо было построено 85 храмов, из которых до наших дней сохранилась лишь треть.


[Закрыть] с тантрическим учением, наиболее вероятна. Ведь согласно тантре, «прорыв в космос» возможен через утрату индивидуальности в процессе полового акта (Глушкова, 2002:75).

Женщина, демонстрирующая половые органы. Храм Вирупакши в Хампи (Карнатака)

Некоторые изображения действительно можно трактовать с точки зрения тантры или, например, с точки зрения культа капаликов, каламукхов, пашупатов. Тем более что эти культы были распространены на тех территориях, где располагаются храмы с эротической скульптурой. Известно, к примеру, что как раз в X–XI веках чуть ли не по всей стране усилился культ капаликов, особенно в окрестностях Каджурахо и Бхубанешвара. Поэтому вполне вероятно, что на некоторых храмах изображены именно представители данного культа.

Также на отдельных изображениях исследователи усматривают пашупатов – аскетизм в Индии всегда был тесно связан с областью секса. Например, среди многочисленных откровенных сцен, украшающих стены каменных храмов, встречаются изображения мужчин и женщин, которые демонстрируют свои половые органы. Среди них есть аскеты-эксгибиционисты. И Д. Десаи предположил, что в случае с мужскими образами это могли быть пашу-паты, так как для них характерно такое поведение. Речь идет о так называемой шрингаране (srngārana) (Desai, 1975: 77). Конечно, определенная логика в таком обьяснении есть, но оно, к сожалению, не подходит для женских образов (например, женщина, демонстрирующая свои половые органы, изображенная на храме Вирупакши в Хампи), как и для множества других типов откровенных изображений.

Как бы там ни было, но образы аскетов, участвующих в эротических сценах, являются важной частью средневекового искусства, и на стенах очень многих храмов можно увидеть фигуры аскетов, участвующих в половых актах. Они бывают изображены в обнаженном виде или в одежде, лысыми или с длинными волосами (часто уложенными в высокую прическу), держащими в руках йога-данду и камандалу, или же эти предметы просто находятся рядом. Это могут быть также гуру, носящие бусы из рудракши и священный шнур. На одном из храмов Кхаджурахо есть одно интересное изображение гуру, который держит фаллос своего ученика (sisya). По мнению Д. Десаи, эта сцена изображает инициацию (Desai, 1975: 78). Как справедливо отметил когда-то чешский индолог Иво Фишер, порой связь между отдельными проявлениями любви и самоотречения настолько тесна, что «просто невозможно установить, относится ли тот или иной факт к области божественного или к области чувственного». В какой-то момент индуизм пришел к синтезу двух противоположностей, когда «в полноте чувственного наслаждения жизнью обретается высшее религиозное чувство, а слитая с ним эротика становится одной из важнейших составных частей религии» (Фишер, 1969:104).

Тем не менее, аскеты не всегда изображались участвующими в половом акте. Например, в Айхоле VI–VIII веков они просто находятся в компании женщин. А в храме Атхакхамбы (X в.) в Гираспуре (Мадхья Прадеш) аскеты со спутанными волосами и с дандой, окруженные женщинами, танцуют и совершают пуджу Шива-лингаму. Пожалуй, впервые аскеты, участвующие в любовных играх, появляются в Кхаджурахо. Такого рода сцены можно увидеть в храме Лакшмана, построенном в 954 году, в храме Вишванатхи, который датируется XI веком, а также в храме Дуладевы, который относится к XII веку (Desai, 1975:77–78).

Еще на храмах встречаются образы воинов, охотников, танцоров и музыкантов, участвующих в эротических сценах. Но помимо всех этих персонажей, а также помимо аскетов и нейтральных фигур мужского и женского пола в эротической скульптуре представлены важные особы – цари, министры, аристократы. В индийском искусстве они встречаются, по меньшей мере, со II века до н. э., а трактат Silpaprakāsa, относящийся к IX–XII векам и связанный с территорией Одиши, уже прямо предписывает изображать на верхней части храмов царей, членов царской семьи, министров и жрецов. Образы правителей, изображенные в окружении своих возлюбленных (rdjabandha), считались благоприятными (Desai, 1975:79). А возлюбленными царей часто были храмовые танцовщицы и куртизанки – ганики, образы которых украшают многочисленные храмы по всей Индии.

Именно в кругах элиты, которая тесно общалась с танцовщицами, музыкантами и прочими представителями мира искусства, преобладала атмосфера сексуальной раскованности и вседозволенности[271]271
  Вот как говорит об этом Иво Фишер: «Среда, в которой расцветала классическая индийская культура, достаточно хорошо известна. Богатые дворцы раджей, роскошные резиденции властителей, растущие торговые города становились центрами, где культивировались не показные обряды и умозрительная философия, а искусство и науки, которые обогащают и украшают земную жизнь. Человек, проводивший свою жизнь в роскоши и бездеятельности, превращался в гурмана…» (Фишер, 1969:121).


[Закрыть]. Можно было бы предположить, что именно эти люди помогали продвигать сексуальное разнообразие в рамках религиозной культуры, делая украшение храмов эротическими скульптурами приемлемым для представителей элиты. Ведь строительство храмов – это почти всегда инициатива конкретных людей, у которых есть большие деньги: правители, их родственники, министры, местные магнаты, крупные торговцы и землевладельцы. Только эти люди могли заказать строительство храма и обеспечить его шикарное убранство. А на оформление храма, как и на искусство в целом, влияют вкусы, интересы и предпочтения, в том числе сексуальные, высших слоев населения. В данном случае заказчиков и покровителей[272]272
  Такой же точки зрения придерживается, например, и X. Элгуд. Появление в убранстве ранних храмов пар важных особ (например, в Айхоле, Бадами и Паттадакале) он обьясняет вовлечением аристократии в храмовый патронаж и их растущей властью (Elgood, 2000:106).


[Закрыть]. И на храмовом строительстве, конечно, отражалось отношение этих людей к сексу и особенности их сексуального поведения, да и вообще их образ жизни – с полигамией, внебрачными отношениями и всевозможными излишествами. У этих людей было время для досуга и в их среде сексуальные фантазии не принято было ограничивать. Напротив, секс культивировался как искусство, а знание науки Камы обеспечивало престиж среди культурных граждан и аристократов[273]273
  Малланга Ватсьяяна, автор «Камасутры», очень ярко описывает образ жизни культурного и обеспеченного горожанина, у которого есть время для наслаждений, развлечений и занятий любовными играми.


[Закрыть].

Но какие бы версии ни предлагались для обьяснения причин появления эротической скульптуры в храме, каждая из них способна обосновать лишь отдельные типы такого рода изображений. Опять-таки, изображения спаривающихся животных сложно обьяснить исключительно распространением какого-либо культа или образом жизни знати. Чтобы хоть как-то понять и обьяснить данный феномен во всей его полноте, необходимо обратить внимание на некоторые аспекты социально-культурного развития древнего и средневекового индийского общества. Попробуем разобраться в этом вопросе и обратимся к древности.

Еще до появления тантризма сексуальные практики составляли важную часть многих религиозных культов. И это было характерно не только для Индии. Причем речь идет не обязательно о глубокой архаике или о древних цивилизациях, где присутствовала идея ритуального брака с богами или богинями[274]274
  Отголоском этой идеи может считаться ритуальный брак девадаси с храмовым божеством. Также одним из вариантов мистического союза могут быть свадьбы божеств, которые даже сегодня с большой пышностью празднуют в индийских храмах.


[Закрыть], царило представление о возможности обретения особой силы или практиковалось вызывание дождя через ритуальный секс. В среденевековой христианской Европе тоже присутствовали эротические мотивы в качестве украшения религиозных памятников. Например, так называемые шилана-гиг (sheela na gigs) – фигуры обнаженных женщин с увеличенными половыми органами, которые изображались на соборах, замках и других зданиях, и сегодня встречаются на территории Ирландии, Англии, Франции, Италии, Португалии, Испании, Норвегии, Чехии и т. д.[275]275
  Считается, что самое большое количество шилана-гиг сохранилось в Ирландии (101 пример), хотя в других частях Великобритании они тоже есть. Один из самых известных экземпляров находится в англиканской церкви Святой Марии и Святого Давида, что в Киллеке (Херефордшир, Англия). Церковь была построена в XII веке. В некоторых случаях эротические элементы в виде шилана-гиг являлись частью более ранних строений. Они включались в пространство христианских церквей, возводившихся на месте разрушенных построек. По одной из версий, шилана-гиг являются остатками дохристианских религий, в основе которых лежит культ плодородия или культ Матери-богини. И если на территории Великобритании встречаются исключительно женские эротические фигурки, то в континентальной Европе больше мужских фигур, причем в акробатических позах. Источник: https://en.wikipedia.org/ wiki/Sheela_na_gig
  В Европе еще в XVIII веке существовали следы культа плодородия, или культа Приапа, как его называл Ричард Найт. В 1781 году он писал, что в Неаполитанском королевстве все еще существует «нечто вроде поклонения Приапу, непристойному божеству древних (хотя и под другим наименованием)…», который почитается под именем святого Косьмы. В Изернии во время праздничной ярмарки у церкви Косьмы и Дамиана еще в 1780 году открыто продавались восковые фигурки, изображающие мужские половые органы. Подробнее об этом см.: Найт Р., Райт Т. Сексуальная символика. Легенды и тайны. М.: ЗАО Издательство Центрополиграф, 2010.


[Закрыть]

Уже среди артефактов Индской цивилизации и образцов первобытного искусства встречаются многочисленные эротические образы и сцены полового акта. На некоторых печатях из Хараппы и Мохенджо-Даро изображения отличаются откровенной эротичностью. Здесь есть и сцены ритуального соития, в которых наряду с людьми участвуют животные (Дубянский, 1999:25). А в Купгале (Карнатака) среди образцов наскального искусства, относящихся к неолиту, помимо натуралистических изображений скота[276]276
  В этом месте действительно очень много изображений скота (на вертикальных скалах, на обнажении долеритов), включая сцены угона скота или катание на нем (Boivin, 2004:44).


[Закрыть]встречаются итифиталлические фигуры и сексуальные сцены (Boivin, 2004: 44), что свидетельствует о важности эротических изображений в искусстве того общества.

Такое искусство нередко носит ритуальный характер и во многих случаях является отражением важных событий или праздников. Особенно тех, которые имеют отношение к домашним животным и к сельскому хозяйству. И для создателей такого рода изображений было характерно определенное мировоззрение, согласно которому эротические образы активизируют силы природы и, следовательно, положительно влияют на материальное благополучие. Следы этого мировоззрения мы встречаем и в ведийских текстах. Например, один из гимнов «Атхарваведы» сообщает, что такие образы, как митхуна использовались в качестве особого маркера на коровьих ушах, чтобы увеличивалось поголовье скота. Причем этот способ использовали не только люди, но также девы и асуры (VI. 141,2) (Agrawala, 1983:33). А важной частью ритуала махаврата, который упоминался выше, были архаические элементы магии, направленные на увеличение плодородия: шутки, ругань, ритуальное раскачивание, половой акт (Элиаде, 2000:106).

Как отмечает Иво Фишер, культ плодородия, связанный с обожествлением материнства и с сельским хозяйством, является одним из самых характерных и естественных проявлений доисторического общества. Он глубоко проник в сознание простых людей, а затем, уже в период расцвета индуизма, стал частью официальной религии. При этом самые древние проявления культа плодородия были связаны с сельским хозяйством (Фишер, 1969:107).

Праздники, связанные с сельскохозяйственной деятельностью, практически всегда включали элементы сексуальной магии, что должно было активизировать плодородные силы[277]277
  «Пастухи древности не могли видеть в размножении крупного рогатого скота и другихживотных нечто отличное от размножения человека. Но развитие больших растений из невидимого семени, участие в этом процессе солнца и влаги приводили земледельца в состояние ужаса и благоговения перед загадкой плодородия, так как в этих представлениях основную роль играло плодородие, а не сам акт оплодотворения» (Фишер, 1969: 107).


[Закрыть]. В древней и средневековой Индии к таким праздникам относились Васантотсава (vasantotsava), Маданамахотсава (wiadanamahotsava), Холи (holi), Каумудима-хотсава (kaumudimahotsava) и др. Здесь было много праздников, которые включали ритуалы плодородия – это Долаятра (dolayatrd), Ашокаштами (asokāstami), Якшара-три (yaksaratri), Даманакачатурдаши (damanakacaturdasl),

Амбубачи (ambubdci), Нагапанчами (nāg арапе ami), Митрасаптами (mitrasaptami), Ратхасаптами (rathasaptami), Удакасевамахотсава (uāakasevāmahotsava), Шабаротсава (sabarotsava) и т. д. (Desai, 1975:103). Некоторые варианты древних праздников, известных как самаджа, были отменены еще императором Ашокой, поскольку сопровождались публичными оргиями. То есть, на время праздников допускалась сексуальная свобода.

Как сообщали в своих сочинениях некоторые авторы, во время праздников моральные ограничения значительно ослаблялись или вообще переставали действовать. Упоминания об этом встречаются в тамильской классической и санскритской литературе. К примеру, в древнетамильской поэме «Шилаппадикарам» рассказывается о празднике Индры, который проходил в Пухаре. Праздник заканчивался любовным соединением куртизанок со своими возлюбленными и жен со своими мужьями. Вот как рассказывает об этом автор:

«Составляющие великое воинство бестелесного Камы куртизанки, восхваляя отвагу страстных любовников, наслаждаются, прижавшись всем телом к своим возлюбленным. Жены, живущие в чистоте, достойной Арундхати, соединились со своими широкоплечими мужьями, – на их лице сияет красота, и их глаза с красными уголками заставляют отвернуться в смущении лотос с жемчужными лепестками. И если пир не окончится любовью, то найдется ли какое-нибудь лекарство от любовного томления в этом огромном мире в этот день великого празднества?»

(Повесть о браслете, 1966:53–54)

Праздничное поведение зачастую включало половые акты, а также непристойные жесты и речи. Д. Десаи отмечает, что пошлые ругательства (aslila) и непристойные жесты являлись наиболее характерной особенностью большинства этих праздников. Об этом же упоминали и древние авторы, писавшие на санскрите. К примеру, Лакшмидхара упоминал о вульгарных речах и песнях на празднике Удакасевамахотсава, а Дамодарагупта (VIII в.) и Джимутавахана (XII в.) говорили о бранных речах во время Маданамахотсавы (aslilokti, jugupsitokti) (Desai, 1975:103).

Как сообщает Д. Десаи, во время праздника Маданамахотсава даже замужние женщины из благородных семей забывали о своем воспитании и о стыдливости, увлекаясь ругательствами. А все потому, что такие слова считались отличным средством, защищающим от всякой нечисти. Вот, например, знаменитый праздник Холи. Считалось, что во время этого праздника ругательства помогают защититься от демоницы по имени Дхонда (Dhonda), или Холика (Holikā), и обезвредить ее (Desai, 1975:103). Сейчас, кстати, Холи празднуется вполне благопристойно, но некоторое время тому назад во время этого праздника уважаемые женщины старались сидеть дома и не выходить за порог. Как говорит П. Томас, «по понятным причинам» (Thomas, 1960:142).

Интересно, что одной из характерных особенностей таких праздников было ритуальное качание на качелях. Качели устанавливали в общественных местах и в собственных домах. До сих пор на Юге в обеспеченных семьях дома принято ставить качели. Кроме того, качели имеются и в храмах – в праздничные дни и перед сном на них качают мурти богов. Кстати, у качания на качелях тоже есть эротическая подоплека – это «вертикальное выражение горизонтального желания».

Бранные слова, ругательства и вульгарные песни всегда присутствовали не только во время народных праздников и гуляний[278]278
  Известно, что в средние века праздник Шабаротсава (sāharot-sava), связанный с культом плодородия и с культом Дурги, особенно широко отмечался в восточной части Индии. На десятый день Дурга-пуджи богиню умилостивляли с помощью ритуалов шабаров – аборигенного племени. Празднество в обязательном порядке включало эротические жесты, песнопения о половых органах, половой акт. При этом участники покрывали свое тело листьями, как это принято у шабаров (Desai, 1975:104).


[Закрыть], но и в свадебных обрядах и ритуалах[279]279
  ²⁷9 К примеру, в Тамилнаду девадаси еще в начале прошлого века исполняли на свадьбах непристойные песни, которые должны были не только создать веселое настроение, но и устранить сглаз. Считается, что смех способен разрушить энергию зла, недоброжелательности и зависти (Kersenboom, 1992:146).


[Закрыть]. Причем не как свидетельство разнузданности или невоспитанности публики, а как совершенно необходимый и легальный компонент в пространстве важного для общества события. Кроме того, бранные речи являлись также частью царских жертвоприношений. Самый яркий пример – ведийский ритуал ашвамедха, когда во время символического секса старшей царицы с мертвым конем остальным женам полагалось ритуально сквернословить, произнося фразы эротического содержания (Desai, 1975: 100). Реплики жрецов, участвовавших в ритуале и цитировавших «Ваджасанея-самхиту» (XXII. 22), тоже носили весьма откровенный характер: «мужскую палку в женскую дыру» и т. д. (Вигасин, 2016: 61).

Вместе с тем эротические мотивы – майтхуна и мит-хуна – присутствовали и в других сферах древнеиндийской жизни, в том числе и в сфере искусства. Изображение митхуны встречалось даже на монетах, которые датируются примерно 800–200 годами до н. э. (Agrawala, 1983:33). Известно также, что в прошлом митхунами украшали тораны дворцов. А майтхуны часто упоминаются в литературных текстах в связи со специально оборудованными помещениями, под которыми понимались расписные покои (citra-sdlikd), дома для секса (surata-bhavana), комнаты для наслаждений (vinoda-dyatana), или опочивальни (vdsa-dhdma) (Agrawala, 1983: 60). Из описаний этих помещений следует, что в древности, возможно, еще до появления каменных храмов, скульптурные и живописные эротические сцены уже украшали дворцы царей и вельмож. Буддийские джатаки рассказывают о специально обустроеных помещениях во дворце, где царь мог предаваться любовным утехам со своими женами и наложницами – это так называемые дворцы сексуального наслаждения (rativaddhana-prdsdda), украшенные эротическими картинами и скульптурами. И некоторые джайнские тексты предписывают украшать майтхунами царские покои (mohana-grha). Об этом же говорит и «Артхашастра» (1.20) – из текста следует, что эротические мотивы являлись неотъемлемой частью царских покоев (vdsa-grha) (Agrawala, 1983:59). А правитель, как известно, должен был постоянно демонстрировать свою «плодородную» силу через увеличение количества жен, наложниц и, как следствие, детей.

К тому же если принять во внимание тот факт, что чуть ли не с момента своего появления каменные храмы мыслились и строились как дворцы, предназначенные для божеств (дом Бога), и позже сближение этих двух сакральных пространств только усиливалось, то не покажется странным, что вместе с царским образом жизни в храмы перекочевали и многие элементы дворцового убранства.

Хотелось бы обратить внимание на еще один чрезвычайно важный момент – на праздничное и на царское облачение. Сегодня даже мурти богов наряжают во время храмовых праздников. Будто царей – в нарядные одежды и драгоценные украшения. Напомним, что, согласно индийским верованиям, наличие украшений как бы сообщает объекту благоприятность (mdhgalya). Украшения, которые называются аланкара (alahkāra), не только ассоциируются с удачей и процветанием, но еще и отводят от объекта враждебные силы и дурные влияния[280]280
  Поэтому так много украшений бывает надето на индийских женщинах (а до начала XX века и на мужчинах), на царских особах, на индийских богах и даже на животных в праздничные дни. И поэтому в Индии каждый человек старается по максимуму украсить свой транспорт, свое жилое пространство, свою лавку и свое рабочее место.


[Закрыть]. Поэтому в Индии всегда было принято украшать даже здания[281]281
  Украшают даже самые простые дома, расписывая узорами и изображениями богов стены (внутри и снаружи) и различные ниши. А с прошлого века на домах встречаются мотивы и сюжеты, отражающие современные реалии – велосипеды и самолеты, патефоны и граммофоны, и т. д.


[Закрыть], и в особенности дворцы и храмы.

Примечательно, что нарядное убранство зданий тоже именуется аланкарой, атакже абхараной (abharana) и бхушаной (bhuscma). Средневековый текст Silpaprakāsa (I, 331–332) утверждает, что неукрашенный храм так и останется посредственным строением, но тот храм, у которого каждая часть покрыта декором, относится к высшему типу (Desai, 1975: 111). А Mānasāra (XXXIX) предписывает использование всех видов аланкар (sarvālankāra), призывая размещать их на входе зданий. Речь идет о постройках религиозного характера и об обычных. При этом в качестве причины текст указывает на безопасность и процветание (Desai, 1975:196).

Но в данном случае важно то, что к аланкарам относятся и эротические изображения, то есть митхуны и майтхуны. Как сообщает X. Элгуд, с точки зрения индийцев прошлого, эротические образы обладают гораздо большей эффективностью, нежели другие типы аланкар. Подобный взгляд утвердился благодаря глубоко укоренившейся вере в магическую силу секса (Elgood, 2000:112), что нашло отражение в различных ритуалах и мифах, в сельскохозяйственных праздниках, в институте девадаси и пр.

Такие тексты, как Hayasirsa-pahcardtra и Agni-purāna (104. 30) рекомендуют украшать вход храма митхунами, a Matsya-purdna в числе благоприятных символов называет гандхарва-митхуны (наряду с такими изображениями, как симха-вьяла, кальпа-лата и др.). На благоприятный аспект митхуны (mdngalya) указывает и Варахамихира в своем сочинении Brhatsamhitd (VI век) (Desai, 1975: 98; Agrawala, 1983:37). Об этом же говорит и джайнский текст Vardngacarita, автором которого является Джатанандина (гл. XXII, стихи 60 и 63) (Agrawala, 1983: 37)[282]282
  а «Натьяшастра» (II, 76) советует украшать изображением свивающихся лиан и эротическими мотивами здание театра.


[Закрыть].

Считается, что аланкары выполняют магическую функцию, защищая здание от злых сил и от удара молнии. Если учесть, что митхуны чаще всего располагаются на входе и в слабых с точки зрения архитектуры местах, то данный факт можно воспринимать как подтверждение того, что они действительно выполняли защитную функцию. Самыми уязвимыми местами храма являются дверные проемы и пороги, поэтому они особенно нуждаются в защите. Некоторые изображения располагаются между главным святилищем и прилегающей к нему мандапой. Так обеспечивалась магическая защита дома Бога. Ведь чтобы храм мог генерировать и транслировать благоприятную энергию, он должен быть защищен от вредных воздействий, быть крепким во всех отношениях.

Таким образом, эротические мотивы, представленные в храмовом искусстве, являются отголосками древних ритуалов плодородия и выражением глубокой веры в то, что они защищают дом Бога и обеспечивают процветание конкретной местности. Иными словами, митхуна и майтхуна выполняют магико-защитную функцию.