Текст книги "Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света"

Вместе с ними окружили и сопровождали нас дельфины, дорады, акулы, а иногда вдали мы видели восходящие из моря фонтаны, пускаемые, вероятно, кашелотами, принадлежащими к роду китов меньшего размера, из которых добывают спермацет.[210]210
  Спермацет – вещество, содержащееся в углублениях черепных костей кашалотов и некоторых видов китов. Употребляется в фармакопее, свечном производстве, в парфюмерии.


[Закрыть] Этот род преимущественно любит тропические моря.

Дельфины разных родов окружили нас стаями, и мы очень много ловили их, что доставляло служителям свежую пишу, которая была довольно вкусна.

Ловили мы также и акул, из которых одна была величиною до 9 фут. Внутри одной акулы мы нашли довольно большую, тонкую, чистую и прекрасную раковину, принадлежащую к роду тех, которые называют по тонкости бумажными раковинами (Papier muschel). Другая акула была беременна, во внутренности ее нашли нерожденных еще детей ее, но совершенно уже образовавшихся. Третью мы вынули из моря вместе с пексорой, которая к ней присосалась: известно, что эта маленькая рыбка живет на счет акулы и впивается в нее, как клещи в собак.[211]211
  Рыба-прилипала (Echeneis remora) и рыба-лоцман (Naucratates ductor) – постоянные спутники акул. Прилипалы прикрепляются к телу акул особыми присасывательными дисками, расположенными в передней части тела, и при этом с такой силой, что отделить их бывает крайне трудно. На Антильских островах с помощью прилипал ловят рыб и черепах.


[Закрыть] Акула также называется морскою собакою. Их очень легко ловить. Акула обыкновенно следует за кормою и хватает все, что к ней бросают с корабля. Чтоб поймать акулу, мы обыкновенно спускали с юта большую крепкую удочку, повешанную на довольно толстой цепи, а другой конец цепи привязан к крепкой веревке, продетой через блок. Для приманки можно надеть на удочку что угодно: кусок солонины или рыбы и даже красный лоскуток шерстяной материи. Лишь только опускают эту приманку в море, акула мгновенно ее хватает, а несколько человек матросов подымают ее посредством блока сперва на ют, а потом на шкафут, где и разрезывают ее в пишу. Но акула жестче дельфина, менее его вкусна и требует приправы, как треска.

Обошед острова Зеленого Мыса и имея направление к югу, мы отходили в то же время несколько к востоку, так что путь наш лежал почти параллельно с берегом Африки, но приблизившись к первому меридиану и к экватору почти на 2° западной долготы и в 3° северной широты.

Капитан приказал направить путь прямо к мысу Фрио. До сих пор в продолжение двенадцати дней мы были в штилевой полосе и шли очень медленно.

Скучно положение моряков, когда настанет совершенно спокойствие моря. В такое время паруса опустятся и висят, как полотна, вывешанные на солнце для просушки; корабль поворачивается безотчетно то в ту, то в другую сторону и оказывается совершенно рулю непослушным.

Когда уже слишком долго продолжается такое неподвижное положение корабля, то и экипаж его приходит в уныние. Это значит, что душа наша не терпит бездействия и остановок как в наших действиях, так и в жизни.

Морской капустник

Рисунок из альбома художника П. Михайлова

Но, к счастью, безветрие хотя часто повторялось, но продолжалось недолго, так что мы, имея особые определенные нам занятия, не успевали соскучиваться, и притом мы изобрели особого рода удовольствия: в часы отдохновения от обыкновенных наших занятий мы спускали на море шлюпки, отдалялись от борта корабля и ловили дивные существа природы, плавающие по зеркальной поверхности спокойного незыбленного моря.

Удить рыбу, ловить раков, собирать улитки и раковины можно и в реках, хотя не в таких размерах и не в таких красивых видах, как в море, но те существа природы, о которых я хочу сказать, в полном развитии их жизни, во цвете дивных красок или в блеске сияния, которыми природа их наградила, можно видеть только в больших морях, и в особенности в тропических пределах Атлантического океана. Этот обширный клан морских животных низшей организации называется натуралистами животно-растениями, зоофитами и акалирами.

Взгляните на море во время ночи: все море, как в огнях; как будто плошек свет блестит из-под воды сквозь верхний слой ее, а там из-под руля рекою протекает фосфорно-светлая и длинная струя.

Посмотрите на шлюпку, едущую на веслах во время ночной тишины моря, и вы увидите, что всякое весло высекает в тех местах бесчисленные искры света, погружаясь в верхние слои океана. Это они или, по крайней мере, некоторые роды ахимфов-мимарии вместе с другими породами морских животных производят фосфорический свет моря и преобращают, как говорит Гумбольдт, каждую волну в светящую пену. Этих светящих морских животных ловить было нетрудно: почерпните ведром воды из океана и вместе с водой вынете множество их разной величины и формы, без всякого, по наружности, животного образования. Маленькие из них были в виде склизких шариков: может быть, это были молодые акселиры, которые со временем примут другую форму. По виду своему и по силе фосфорного блеска их более всего обратило наше внимание пирозома (Pyiosoma tentauilata).

Этот род светоносных морских полуживотных имеет вид трубочки длиною не более четырех вершков, а в диаметре около ³/₄ вершка. Один конец этой живой трубки закруглен таким же телом, как и другие его части, с узким отверстием, а другой широкий конец полузакрыт тоненькой перепонкой, внутри пустота наполнена морской водой, которая с помощью двух отверстий может переменяться. Наружная поверхность пирозома покрыта возвышениями с тонкими волосками. В воде пирозома имеет цвет белый с желтоватым отливом, сухая принимает цвет сахара-леденца. Фосфорический свет их выходит из возвышений, покрывающих тело пирозома, и переливается в голубой, синий, оранжевый, а иногда во все радужные цвета.

Все фосфорические морские существа ловятся более вечером, а светят ночью, днем же солнце затмевает свет их, а они, кажется, скрываются в глубине моря и являются в великом множестве на поверхность его только при известных метеорологических условиях к ночи.

В тихой воде они по большей части прерывают свои освещения и тем ярче горят, чем более вода приводится в движение, в чем мы удостоверились многими опытами над пойманными пирозомами и другими фосфорическими акимфами, пойманными в океане и посаженными в большой чан с морской водой на палубе шлюпа «Восток». Смерть этих животных уничтожает действие их света.

Другие роды акимфов имеют другой вид и другие нравы. Они не светят по ночам яркими искрами света, но зато днем щеголяют своими живыми красками радужных цветов, изящно подобранными в тень.

Морская фауна

1 – Saepia Giws, гнюс или каракатица; 2 – Salpa; 3 – Janthina Peniphata; 4 – Actinia

Рисунок из альбома художника П. Михайлова

Однажды я разъезжал в шестивесельной шлюпке с спутником моим Аркадием Сергеевичем Лесковым по покоющемуся океану. Ни одна струя не рябилась под нами. Мы собрали на поверхности моря все, что было для нас редко и любопытно, и гонялись за летучей рыбкой. Вдруг я увидел неподалеку от нас чудной красоты физалию (Physalia atlantica). Эта морская красавица причислена натуралистами к классу акимфов. Она похожа на надутый рыбий пузырь в четверть аршина длиною и в два вершка шириною, по ней прекрасно отливаются яркие тени дивных красок голубого и фиолетового цвета; эти тени идут чем выше, тем светлее. Сверху украшает ее белый гребень с голубыми полосками, идущими вверх, и с фиолетовой полоской по всему верхнему краю гребня; а внизу спускаются от нее на половину аршина в море голубые спиральные пряди, составляющие кисть довольно густую в верхней и редкую в нижней половине. Это была для нас находка. Подъехав к физалии, я почерпнул ее большим ковшом и стал укладывать в ведро с морскою водой, но, оправляя правою рукою веревку ведра, я почувствовал, что пряди ее обвились около моей руки и произвели в ней такую боль, какую можно чувствовать от повторных, сильных ударов крапивы. Мне нетрудно было освободить мою руку из язвительных локонов вероломной красавицы, но боль от их прикосновения я чувствовал во все продолжение этого дня, и по красному воспалению на руке показались белые пятна.

Морская фауна

Рисунок из альбома художника П. Михайлова

Некоторые натуралисты подозревают, что в этих прядях физалии заключаются и оборонительные средства и все пять чувств животного, не исключая и зрения. Что ж удивительного?

Слизкие животно-растения

Рисунок художника П. Михайлова (Атлас к путешествию капитана Беллинсгаузена)

Находит же Еренберг [Эренберг][212]212
  Эренберг Христиан Готфрид (1795–1876) – немецкий натуралист, в труде «Das Leuchten des Meers» (1835) дал объяснение явлению свечения моря.


[Закрыть] у некоторых маленьких кольцеобразных червей (annelides) глаза на конце хвоста. А известный зоолог Катрфиж [Катрфаж][213]213
  Катрфаж Жан Луи (1809–1891) – французский зоолог и антрополог, автор ряда работ о морской фауне, изучавший явления свечения моря.


[Закрыть] решительно утверждает, что нижние роды животных не только не лишены чувствительных органов, но даже наделены ими несравненно в большем количестве, нежели высшие животные, хотя некоторые другие натуралисты сомневаются, чтоб нижние животные имели особые органы для сообщения их с окружающим миром, соглашаясь, впрочем, оставить в их удел общую чувствительность вроде осязания.[214]214
  Annales des Sciences Naturelles, 1845, t. III, p. 114.


[Закрыть]

Не стану более распространяться об этом обширном мире существ, столь многочисленных и различных между собою по виду, цвету и величине, но в заключение скажу только, что в раковинах и вообще в моллюсках, наполняющих море, есть что-то и земное, а эти животно-растения, кажется, из одной воды только и составлены природой, с примесью тех частей океана, которые дают ему отличительное свойство от речной воды. Физалии и сродные с ними дианеи, порниты, велемии, актинии, цианеи с прекрасными волосами, венерины кошельки и пр., когда они, полные жизни, плавают в своей стихии, в особенности пленительны для глаз яркими красками и приятным сочетанием различных цветов и теней, а по смерти своей они, вероятно, опять превращаются в воду и разливаются по океану, если не сделаются пищею рыб и других морских животных.

* * *

Однако ж не часто стихал ветер до таких штилей, чтоб можно было разъезжать по морю в шлюпке, не отставая от корабля: в таком случае и на шлюпе мы не оставались без дела.

По прямой обязанности моей во всякий ясный день я наблюдал высоты солнца поутру от 8 до 10 часов или пополудни от 3 до 4 для определения географической долготы, а в полдень для узнания географической широты места корабля.

В этих наблюдениях очень часто участвовали капитан и Иван Иванович Завадовский, а в полдень иногда и все офицеры с собственными своими инструментами наблюдали самую большую высоту солнца для определения широты места. Приятно было видеть, как 7, а иногда и 8 секстантов в одно время наводятся наблюдателями на солнце и на морской горизонт. Для определения долготы независимо от астрономических морских часов, хронометрами называемых, мы наблюдали многими сотнями расстояния луны от солнца.

Эти занятия были для капитана, для меня и для главного штурмана во все продолжение нашего плавания делом постоянным, заботой ежедневной: только было б видно солнце. Такие неминуемые занятия влекли за собою еще другие – астрономические вычисления сделанных наблюдений.

О таких трудах я более уже говорить не буду как о делах текущих, непременных. При тихом ветре мы спускали в море лот с привязанным к нему термометром для узнания разности температуры на различных глубинах океана. Такие наблюдения подтвердили известное мнение, что температура океана и атмосферы понижается по мере удаления от общей их границы.

Но, к сожалению, известные до сих пор способы наблюдения не могут дать верных показаний для определения законов уменьшения температуры ни в глубину, ни в высоту атмосферического воздуха.

Главными препятствиями к тому надобно считать в море течения и мели, а в воздухе облака и ветры, которые производят местные и случайные изменения температуры. Сверх того, во время нашего путешествия термометры не были еще усовершенствованы, как ныне, до того, чтоб они сохранили показания наименьшей теплоты, хотя бы после ртуть в термометре и переменила высоту свою, проходя через слой воды другой температуры, в то время, когда термометр поднимают из глубины океана на его поверхность.

Наблюдения температуры моря принесли до сих пор ту только пользу, что термометр ныне может предсказать мореплавателю близость мели или песчаной насыпи, находящихся вне течения, необыкновенным понижением температуры воды, их покрывающей.

Благодаря этому открытию почтенного Франклина термометр сделался ныне настоящим лотом, говорит А. Гумбольдт в своем космосе и там же объясняет причину этому явлению тем, что глубокие воды, по его мнению, увлекаемые общим движением морей, восходят по покатостям мелей и смешиваются с верхними слоями воды. Вслед за этим несравненный и беспристрастный путешественник прибавляет в мнение своего бессмертного друга Сира Гонфри (Гемфри) Деви, по мнению которого, частицы воды, охлажденной во время ночи путем лучистого истечения, сходят ко дну моря; но над мелями эти частицы остаются ближе к поверхности и удерживают, таким образом, температуру градусника ниже, нежели в другом месте.

Далее он говорит: «Туманы очень часто образуются над мелями, потому что холодная вода, их покрывающая, производит местное стремление паров, заключающихся в воздухе. Я часто видел эти туманы к югу от Ямайки и в Южном море: очертания их были ясны и издали они, вероятно, изображали вид мелей; это были настоящие воздушные образы, в которых отражались случаи подводной почвы. Холодная вода, которая обыкновенно покрывает мели, производит еще более странное явление в высоких пределах атмосферы; она действует почти так же, как низменные коралловые или песчаные острова: часто видят в открытом море, далеко от берегов и при ясном небе, что над пунктами, где находятся мели, останавливаются облака, и тогда можно, с помощью компаса, положить на карту направление этих пунктов, подобно как цепи гор или уединенного пика».

Не очень давно Ерштед [Эрстед][215]215
  Эрстед Ганс Христиан (1777–1851) – датский физик, автор ряда работ по электромагнетизму.


[Закрыть] первый доказал, что давление, равное одной атмосфере,[216]216
  Здесь под словом атмосфера разумеется сила давления: одна атмосфера на квадратный центиметр оказывает давление, равное 10¹/₃ гектограммов. В российских мерах одна атмосфера равняется давлению 50 фунтов, распространяется на поверхность, равную квадратному вершку.


[Закрыть] сжимая воду, уменьшает объем ее на 45 миллионных частей занимаемого ею пространства, а до него многие думали, что вода есть жидкость, несжимаемая, неупругая. В XVII столетии этот предмет был очень важным вопросом: знаменитые физики тогдашнего времени Бойль,[217]217
  Бойлъ Роберт (1627–1691) – английский химик и физик; установил зависимость между давлением и объемом газов (закон Бойля-Мариотта).


[Закрыть] Фабри,[218]218
  Фабри Опоре (1606–1688) – французский математик и физик.


[Закрыть] Монжей [Монж][219]219
  Монж Гаспар (1746–1818) – французский математик и физик.


[Закрыть] утверждали возможность сжатия воды; Мушенброк [Мушенбрук],[220]220
  Мушенбрук Петер (1672–1761) – голландский физик, выдающийся экспериментатор.


[Закрыть] Бакон [Бэкон] и другие отрицали. Наконец этот вопрос поступил на решение во Флорентийскую академию. Она сделала опыт: наполнила золотой шар водою, крепко закупорила его наглухо, подвергла сильному давлению и объявила, что вода не сжимается, потому что они видели, как просачивались капли воды через поры металла. Между тем гораздо простейший способ решить этот вопрос был недалеко от них: им надобно было искать его в глубине моря. В самом деле, если вода сжимаема, то нижние слои моря должны быть сжаты всей огромной тяжестью верхних слоев и морская вода в больших глубинах должна быть по этой причине гораздо плотнее, нежели на поверхности моря. Вот какой простой опыт подтверждал нам эту истину: мы брали пустую бутылку с длинным и узким горлышком, закупоривали ее крепко пробкой, которую обливали серой; привязывали эту бутылку к лоту[221]221
  Лот есть морской снаряд, служащий для узнания глубины моря и качества его грунта. Это свинцовый конус, вершиной своей привязанный к крепкой веревке, а основание конуса намазывается салом. Когда лот погружают в море, то длина веревки измеряет глубину, а приставшая к салу земля показывает, из чего состоит дно моря.


[Закрыть] и спускали ее в море на очень большую глубину. Когда же мы опять поднимали бутылку наверх, то находили, что она была полна воды и закупорена по-прежнему очень крепко, с тою только разницею, что верхний конец пробки был внизу, а сера была разломана. Причина очевидна: это значит, что вода в слоях большой глубины моря так сжата верхними слоями, что силою своего давления побеждает упругость воздуха, заключающегося в бутылке, и крепость пробки; следовательно, воздух в бутылке сжимается, пробка вталкивается в бутылку, падает на дно; потом бутылка наполняется водою, которая поднимает пробку и заставляет ее опять войти в горлышко, куда она проходит по большей части нижним концом, потому что он тоньше и легче верхнего конца, облитого серой. Пока бутылка находилась на той глубине, до которой лот был спущен, тогда пробка затыкала бутылку с нижнего конца горлышка, но когда лот поднимался обратно вверх и бутылка проходила через слой меньшей плотности, нежели находящаяся в ней вода, то эта теснейшая вода постепенно расширялась и, занимая в бутылке большее пространство, вытесняла пробку вверх по горлышку до тех пор, пока пришла в равновесие с плотностью воды на поверхности моря.

Такие опыты мы повторяли очень часто во время нашего путешествия во многих морях, и они всегда удавались, когда бутылка опускалась в глубину более 40 сажен, а в глубине менее 30 сажен бутылка оставалась пустой и пробка невредимой. Это доказывает, что на малой глубине плотность воды и ее давление не так еще велики, чтоб победить упругость воздуха в бутылке и крепость пробки.

Мне кажется, если бы бутылка имела фигуру правильного усеченного конуса, с длинным, совершенно цилиндрическим горлышком на узкой усеченной вершине конуса, то с помощью такого снаряда можно бы было определить разность плотности и давления вод на поверхности океана и на той глубине, до которой снаряд этот спущен будет. Для этого определения нужно только вымерить с точностью высоту пробки в цилиндре, на которую вода, налившаяся в снаряд на большой глубине, вытеснит ее, когда плотность этой воды сравняется с плотностью верхнего слоя океана.[222]222
  И. М. Симонов неправильно объясняет физический смысл опыта с бутылкой, погружаемой в море. На глубине 40 сажен (85 м) плотность воды практически будет точно такой же, как и на поверхности, так как на этой глубине степень сжатия воды составит всего лишь 0,00036 ее первоначального объема. Сжимаемость воды настолько невелика, что в самом глубоком месте океана, на глубине 11000 м и при давлении в 1100 кг/кв. см плотность ее окажется лишь на ¹/₂₀ долю выше нормальной.
  Пробка вталкивается внутрь бутылки давлением столба воды, высота которого равна глубине погружения. На глубине 85 м это давление равно будет 8,5 кг на 1 кв. см, в 8¹/₂ раза превышая атмосферное давление, а следовательно, и давление воздуха внутри порожней бутылки.
  Вопрос, однако, не решается этим. Давление воды вталкивает пробку в бутылку, но оно не может снова поставить ее на место в горлышко. Гидростатическое давление распространяется одинаково во все стороны, и давление на пробку снизу уравновешивается давлением сверху. Пробка втискивается в горлышко при подъеме по другой причине.
  Беллинсгаузен оба явления (и откупоривание, и закупоривание бутылки) объясняет термическими явлениями – сжатием воздуха внутри бутылки от холода глубинной воды и расширением холодной воды в бутылке при поднятии ее в теплые слои. Для первой части опыта это объяснение несостоятельно, так как давление воды неизмеримо больше. Для второй части опыта это объяснение имеет значение, но все же недостаточное. При поднятии бутылки вода, конечно, нагревается и расширяется. Но это происходит чрезвычайно медленно, так как теплопроводность воды очень мала. Следовательно, остается допустить, что Симонов прав, и что сила, вталкивающая пробку, была сила расширения сжатой воды при участии некоторого расширения ее от нагревания.
  Наиболее убедительный опыт, произведенный Беллинсгаузеном, был сделан при опускании бутылки на 200 сажен (426 м). На этой глубине давление сжимает воду на 1/500 часть объема. Для литровой бутылки это даст расширение при поднятии на 2 кубических сантиметра и вместе с расширением при нагревании дает наблюдаемый эффект (Я. С).


[Закрыть]

Между тем как одни занимались наблюдениями и опытами, другие из наших спутников, за неимением натуралистов, с усердием старались пополнить наши коллекции не одними морскими животными.

Офицеры обоих шлюпов нашей Южной экспедиции, бывшие в Лондоне, запаслись хорошими ружьями, и переход наш через равноденственный пояс Атлантического океана доставил им первый случай употребить их с большой пользой. Таким образом, наша орнитологическая коллекция положила там основание собранием атлантических птиц.

На «Востоке» штаб-лекарь Берг, а на «Мирном» медико-хирург Галкин с удовольствием приняли на себя обязанность быть хранителями собираемых нами предметов естественной истории до возвращения в Россию.

* * *

В таких беспрерывных занятиях мы приближались к экватору медленно, но приятно. Не надобно представлять себе, что тропический жар в этих местах нестерпим: напротив, температура тропических мест океана очень умеренна. Из многих наблюдений, сделанных между тропиками на обеих сторонах экватора, температура воздуха в тени не выходила из пределов 21 и 23° Реомюра [26–29 °C].[223]223
  Чтобы получить показатель температуры по Цельсию, надо увеличить показатель термометра Реомюра на 25 %.


[Закрыть] Одно то казалось нам утомительно, что эта температура была постоянна как днем, так и ночью, и во время перехода нашего от одного тропика до другого у нас не было прохлады ни вечерней, ни утренней. Средняя теплота, взятая из многих наблюдений по Реомюрову термометру, в полдень была 22°27′, а в полночь 21°55′ [27 и 27,5 °C], следовательно, разница в теплоте днем и ночью была около полградуса. Но иногда прохлада приходила к нам извне от соседственного умеренного пояса земли вместе с облаками, которые разрешались над нами или проливным дождем, или шквалом.

Дождям мы очень были рады: в этом случае капитан приказывал иногда запирать все отверстия, сделанные для стока воды в море с верхней палубы, и все люки, то есть отверстия, сделанные для схода людей с верхней палубы во внутренние отделения корабля, и тогда шкафут и бак очень глубоко покрывался дождевой водой, в которой матросы иногда мыли свое белье, а иногда и сами мылись. Дождевая вода собиралась также в порожние бочонки для скота и птиц, взятых для нашего стола и продовольствия людей свежей пищей в необходимых случаях.

Эти экваторные проливные дожди продолжались недолго и всегда доставляли нам прохладу и удовольствие, а шквалы[224]224
  Шквал – на языке моряков значит сильный нечаянный ветер.


[Закрыть] мы не очень любили.

Однажды после ужина я сидел в кают-компании и писал за большим столом, который, на случай сильной качки, был крепко приделан к полу.

Офицеры в кружке сидели около меня и разговаривали о предметах, относящихся к воспоминаниям кронштадтской жизни. Разговор был живой и веселый, так что перо мое невольно останавливалось, и я то вслушивался в их остроумные и приятные шутки, то сам принимал участие в их разговоре. Впрочем, около нас все было тихо, все спокойно, как в прекрасный летний день на даче.

Вдруг я вижу, что чернильница моя летит по столу, как из лука стрела, и ударилась в стену; маленький столик, стоявший в углу, перевернулся вверх ногами; один из собеседников упал вместе со стулом, а другие схватились кто за стол, кто за пиллерс,[225]225
  Пиллерс – столб, поддерживающий верхнюю палубу в кают-компании.


[Закрыть] но привычные моряки мгновенно поправились и вспорхнули наверх, как ласточки.

Это была шутка одного из тех шквалов, которые в тропических пределах Атлантического океана предвещают конец северо-восточного пассатного ветра. Он мгновенно ударил в паруса и сильно покачнул шлюп «Восток»; но опытностью и деятельностью капитана и офицеров приняты были надлежащие меры.

Шквал как приходит, так и проходит мгновенно, и на «Востоке» скоро водворилось прежнее спокойствие. Такие шквалы нередко нам грозили, но чаще были предусмотрены, а в штилевой полосе мы почти ежедневно видели молнию с громом или зарницу.

Приближаясь от северо-восточного пассатного ветра в юго-восточный, ветер начал часто переменяться, и большая зыбь шла от юга. В этих местах следовали за нами береговые ласточки, хотя ближайший к ним африканский берег был в расстоянии около тысячи верст. Они ночью садились на снасти шлюпа и влетали в каюты.

Говоря о воздушных явлениях, нельзя не упомянуть о гиганте, которого мы видели в северной широте 4¹/₂ градуса, в 3¹/₂ верстах от нас на подветренной стороне. Он опирался основанием своим на море, а главой поддерживал густое облако: это был тромб, или смерч. Явлению его предшествовали дождь, гром и молния; а когда он исчез, мы видели на том месте одни облака и густой туман, да фонтаны, поднимающиеся из глубины моря. Может быть, это были киты или новая попытка океана подняться до облаков.

Такие электрические поднятия большой массы воды бывают очень опасны для кораблей. В этом случае мореходцы, видя быстрое приближение тромба к кораблю, стреляют обыкновенно из пушек, полагая, что достаточно произведенного пушечными выстрелами потрясения воздуха, чтоб разрушить это опасное явление.

Нам эта предосторожность была не нужна, потому что тромб от нас удалился в виде обширного, ровного круглого столба и только при основании, а при вершине более распространенного в ширину.

Вообще, тромбы состоят из густой массы паров; они начинаются тем, что с поверхности моря и от висящего над нею облака являются два конуса, мгновенно растут, соединяются вершинами и составляют огромную колонну с различными видоизменениями. Такие столбы бывают иногда неподвижны, то быстро несутся по поверхности моря, часто с разрушительным вихрем. Наконец, конусы опять разделяются и так же мгновенно, как составились, уходят к месту своего рождения – один в море, а другой – к облакам. Очень часто, хотя и не всегда, рождение и исчезание тромбов сопровождаются громом, молнией, сильным дождем, градом и серным запахом. Такие колонны, встретив на пути своем корабль, конечно, могут потопить его или произвести на нем сильное повреждение, но это редко случается, потому что корабль, владея рулем и парусами, может уклониться от его направления. Были случаи, что тромбины проливались на суда водою и притом всегда пресной водой, не причинив никакого существенного вреда.

Но на земле такие вихри разрушают все, что им встречается: вырывают деревья; ниспровергают здания; роют в земле глубокие ямы; поглощают воду из рек и прудов, разливают ее по земле и разбрасывают на большом пространстве обломки разрушенных предметов. Физики не совсем удовлетворительно объясняют причину этого явления, но то, по крайней мере, несомненно, что оно есть следствие сил статического или динамического электричества.

В северной половине тропического пояса до широты 7°14′ мы шли при тихом северо-восточном пассатном ветре, в широте 3°10′ встретили юго-восточный пассатный ветер, а между этими двумя параллельными кругами была полоса переходная, в которой плавание наше сопровождалось беспрестанными изменениями погоды и ветра.[226]226
  Ф. Ф. Беллинсгаузен средину этой полосы называет линией равновесия температуры воздуха обоих полушарий. Она не соответствует экватору но совпадает с северным параллельным кругом в широте по среднему выводу из разных путешествий 4°17′.


[Закрыть]

В этой полосе почти ежедневно шел дождь, начиная с 8 часов утра до 5 часов пополудни. К ночи прояснивалось, и ночи обыкновенно были ясные, очаровательные; они имели то примечательное отличие от наших северных ночей, что начинались почти мгновенно. Там нет ни зари, нет ни сумерек; солнце при своем закате почти отвесно падает к горизонту и едва скроется от глаз за окружностью моря, то, вслед за его захождением, все окрестности покрываются темным мраком ночи: море принимает черный, а небо голубой цвет; море покрывается фосфорическим блеском морских существ, а небо – магическим сиянием небесных тел. Как часто, уединяясь зрителем этих двух волшебных картин, долго просиживал я на шканцах или на юте и предавался обаятельному влиянию тропической ночи. То я вслушивался в лепет волн, рассекаемых орлиною грудью корабля, то всматривался в блестящие группы созвездий, прежде мною невиданных: Сириус, самая блистательная звезда тверди небесной, принадлежит к Южному полушарию, но она видна и в наших местах; ее белый алмазный свет знаком мне с детства. Но на том южном небе есть Канопус, соперник Сириуса, который из Европы едва можно видеть только в Гибралтаре; там есть Акернар, звезда блистательная не для Европы, где ее совсем не видно. Там есть созвездие Южный Крест; много есть созвездий, более блестящих по величине звезд их составляющих, более красивых по их расположению, но созвездие Креста имеет какую-то таинственную силу привлекать преимущественно к себе внимание и взоры всех путешественников и всех европейцев, поселившихся в Южном полушарии.

Гумбольдт, переходя из Северного полушария в Южное [полушарие], проникнут был таким же чувством, как я, при виде Южного Креста.

Звезды Южного Креста так расположены между собою, что во время прохождения этого созвездия через меридиан Крест становится над горизонтом прямо и отвесно. Это обстоятельство известно всем жителям мест близэкваторных и заэкваторных, которые, зная уже, какое положение принимает Южный Крест на своде небесном в различные времена года, верно считают время ночи по наклонению Креста. Это часы, говорит Гумбольдт, которые всегда правильно уходят вперед на 4 минуты в сутки. Сколько раз, прибавляет он, слышал я от наших проводников в пустынях Венецуэлы или между Лимой и Трухилло [Трухильо]: полночный час пробил, Крест начинает наклоняться.

Я, однако ж, не считал часов и не с этой целью засматривался на созвездие Креста, когда за полночь оставался на верхней палубе под открытым небом или когда дожидался там восхождения солнца. Я просто любовался тропическим небом вместе с вахтенным офицером.[227]227
  Вахта – значит караул. Вахтенный офицер есть тот, который командует дневным или ночным караулом. У нас три вахты сменялись пять раз в сутки и были в карауле днем по 6 часов, ночью по 4 часа.


[Закрыть]

К нам присоединялся иногда и сам капитан, а иногда помощник его капитан-лейтенант И. И. Завадовский.

Вместе с светилами небесными нас занимали и воздушные метеоры, которые сквозь тонкий, прозрачный тропический воздух блистали так же кратковременно, как у нас, но более лучезарно, нежели в нашей северной атмосфере. По мере того как мы приближались к экватору, южные созвездия возвышались видимо над горизонтом, и в каждую ночь на южной стороне появлялись новые звезды; мы ожидали их, как новых гостей. Но грустно было провожать наши северные родные звезды, которые также постепенно понижались все ниже и ниже к горизонту. Вот уже и Кимита, нимфа Дианы, превращенная ею от ревности в Большую Медведицу, стала погружаться в море, вот уже и Кассиопея восходит и заходит, чего у нас не случается; а там, над северным пунктом морского горизонта, чуть брезжут лучи нашей Северной Полярной звезды, у нас она не закатная, скрывается только в лучах солнечных, но никогда под горизонтом, а там близко его скатилась она к нему с высоты небесной, и вот… закатилась. Это значит – мы перешли через экватор.