Текст книги "Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света"

Группа, состоящая из трех вновь открытых островов: Завадовского, Высокого и Лескова, – названа начальником нашей экспедиции по имени министра морских сил островами маркиза де Траверсе.

В день Рождества Христова, 25 декабря 1819 года, капитан принимал на «Восток» с «Мирного» командиров его – М. П. Лазарева с некоторыми офицерами и со священником экспедиции. По приезде их была отслужена у нас обедня и совершено молебствие с коленопреклонением [по случаю годовщины] избавления России от нашествия иноплеменных войск.

М. П. Лазарев со своими офицерами остался у нас обедать. Матросам для праздника приготовлены были, между прочим, русские щи из кислой капусты и свежей свинины, после обедни каждому служителю розданы были по полкружки пива, а в четыре часа по стакану пунша с ямайским ромом, с сахаром и с лимоном.

Бодро моряки наши готовились идти к мрачному югу, где частые льдяные массы издали грозили нам гибелью. Весело проводили мы этот день в приятной беседе прекрасных наших спутников, среди первых успехов нашего плавания, ввиду первых наших открытий: но грустно было расставаться с нашими гостями, может быть, надолго и, может бытъ, навсегда…

На другой день после Рождества Христова мы продолжали описывать острова маркиза де Траверсе. На третий – прошли мимо трех маленьких островов, названных Куком островами Сретения.

В пятый день Святок мы приблизились к самому северному острову Сандвичевой Земли, который назван был капитаном Куком именем друга его Сандерса.

Английский мореплаватель шел в тех местах с юга, и там, в южной широте 59°26′ и в западной долготе 9°33′, он увидел берег, названный им Южным берегом, потому что он был южнее всех тогда известных берегов.

В то же время он увидел три черные каменные утеса с пещерами и один из них с остроконечною горою, которую Кук назвал пиком Фризелланда, а из-за горы открылся ему высокий берег, названный им мысом Бристоль. После того он открыл еще берег, названный им мысом Монтегю, и наконец остров Сандерс, к которому мы подошли почти через 44 года после него.

Капитан Кук почти уверен был, что он открыл берег весьма обширного острова. Он думал, что берег Южный и мыс Бристоль соединены землею, хотя ясно он того не утверждал, а о соединении мыса Бристоль и Монтегю он прямо уже выражается, что между этими двумя мысами местами виден был берег, и, вероятно, они им соединены. Но вместе с тем признается, что сколько бы он ни желал узнать об этом с точностью, однако ж по причине непрерывных туманов не мог подвергнуть себя опасности ближе подойти к берегу, которого все заливы наполнены льдами, все горы от вершины до самого моря покрыты глубокими снегами, и где не видно было никакого пристанища. Хотя Кук самую северную оконечность Сандвичевой Земли и называет островом Сандерса, но он не был уверен, действительно это отдельный остров или составляет оконечность большого острова. Надобно вспомнить, что сказали в своих описаниях об этом плавании сам Кук и сотрудник его, известный естествоиспытатель его экспедиции Форстер, чтоб судить, почему знаменитый мореплаватель, не исследовав подробно группу островов, названную им Сандвичевою Землею, поспешил от них удалиться.

Вот что повествует об этих южных местах Форстер:

«Разнообразные опасности, которым мы с некоторого времени непрестанно были подвержены, требовали усиленных трудов и новых беспокойств. Мы достигли немного далее 60° южной широты, а уж простудные болезни начали показываться. Ртуть в термометре стояла на точке замерзания, и эта степень холода, беспрерывные густые туманы, дожди и мокрый снег не могли способствовать к сохранению здоровья. Когда начальник наш поворотил к северу, тогда каждый из нас думал, что время терпения скоро пройдет, но эта надежда наша осталась тщетною».

Далее, изображая картину тех мест, Форстер говорит:

«Приближаясь более, увидели мы, что берег понижался к морю и состоял из груды каменьев, представляющих нестройный беспорядок хаоса. Кажется, что эти ужасные места не могли даже служить убежищем и тем водоземным, которые населяют остров Георгию».

И вот что пишет Кук в повествовании о втором плавании своем в главе, относящейся к обретению Сандвичевой Земли:

«По непрестанным опасностям, которым подвержено плавание в этих местах, никто еще не осмелился пройти так далеко, как я, далее же идти было невозможно. Читатель может представить, как ужасно простирать плавание среди громадных льдов и непрестанно густых туманов, при несносном холоде, при сильных дождях и при снеге. Страшный вид обретенных нами берегов еще более увеличивает ужас. Эти земли, лишенные природой теплотворного действия солнечных лучей и осужденные оставаться в вечных снегах и льдах, были неприступны, ограждены ими на дальнее пространство.

При таком объяснении моем, продолжает Кук, читатель, конечно, не будет ожидать меня далее к югу. При всем желании моем более приблизиться к полюсу, безрассудно было бы подвергнуть опасности все плоды многочисленных наших обретений, единственно для ближайшего обозрения берега, которого точное описание не может принести никакой пользы ни мореплаванию, ни географии и никакой другой науке…»[244]244
  Кук не стал обследовать Землю Сандвича, так как не смог проникнуть в этом районе на юг далее 58°24′ ю. ш. из-за плавучих льдов. Он утверждал, что «ни один человек никогда не решится проникнуть на юг дальше, чем это удалось мне. Земли, что могут находиться на юге, никогда не будут исследованы…». А русские мореплаватели сумели преодолеть все препятствия и открыли южный материк. Они же доказали, что Земля Сандвича – группа островов (Гавайские острова).


[Закрыть]

Однако ж мы проникли в этот страшный юг до широты 60°25′, то есть на 36 верст далее Кука, и притом на восточной стороне островов, названных Куком Сандвичевой Землей, подходили близко к ним, с точностью определили их место, вид и величину и нашли, что берег Южный, Бристоль, Монтегю, так же как и Сандерс, составляют группу отдельных островов, из которых самый большой остров Монтегю заключает менее 45 верст в окружности.

К описанию Кука и Форстера пустынных берегов Южного Сандвича я могу присовокупить, что через 44 года после них мы нашли там тот же нестройный беспорядок хаоса, как выразился Форстер, те же опасности, какие встретил Кук, и тот же холод температуры воздуха, стоящей на точке замерзания. Мрак туманов, дождь и снег беспрестанно сменяли друг друга. Одно утро только было ясное, а когда облака, покрывавшие вершину горы острова Сандерса, развеялись, то мы увидели при свете солнечном, что гора эта расстилала по воздуху густой дым, извергаемый огнедышащим жерлом ее. После того, чем далее углублялись мы к югу, тем погода делалась мрачнее, а льдяные массы встречались нам чаще и огромнее. Я сказал уже, что мы обозревали Южные Сандвичевы острова с восточной стороны, а тут именно и льды скопились несравненно в большем количестве, нежели на западной стороне, где проходил Кук.

* * *

1 января 1820 года в 6 часов утра офицеры и чиновники шлюпа «Восток» один за другим собирались в кают-компании, приветствовали друг друга с Новым годом и желали нового счастья. Потом пошли мы все к нашему путеводителю, и каждый сказал ему, хотя в различных выражениях, но почти одно и то же.

– Поздравляем вас, Фаддей Фаддеевич, с Новым годом и желаем вам новых успехов и громкой славы.

– Трудно она достается, господа, а скоро и еще труднее нам будет, поэтому я, во-первых, пожелаю вам благополучно возвратиться в любезное отечество, а добрую славу будем заслуживать терпением, трудами и усердным исполнением воли пославшего нас. Итак, помолимся Богу, да послужим государю. Вперед, господа!

– Вперед! – отвечали все единогласно в знак сочувствия к словам капитана.

Между тем, как мы пили чай, слышен был наверху пушечный выстрел: это значило, что «Мирный» исчез из вида и «Восток» подавал ему голос для указания своего места. С «Мирного» ответа не было.

Во льдах Южного океана

Рисунок из книги Дж. К. Росса «Плавание для открытий и поисков в Южном и Антарктическом регионах в 1839–1843 годах» (Лондон, 1847)

Когда мы взошли на шканцы, то увидели, что шлюп «Восток» окружен был плавающими льдинами в близком расстоянии и густым туманом. Рев волн, дробящихся о льдяные массы, сливался с пронзительным криком пингвинов. В 8 часов утра к этим диким звукам присоединился грохот пушек, подававших со шлюпа «Восток» туманный сигнал «Мирному» с тем, чтоб он показал свое место такими же выстрелами. Ответа не было. Между тем вахтенный лейтенант, стоя на баке, со вниманием всматривался во всякую льдину, к которой мы приближались, и беспрестанно командовал рулевому то придерживаться круче к ветру, то спускаться под ветер, чтоб избегнуть гибельной встречи с плавающими льдинами. На средней мачте сидел матрос и считал окружающие нас льдины.

– Сколько насчитал? – спросил его один из офицеров.

– На одной стороне тысячу, а на другой еще не считал, – отвечал матрос с салинга.[245]245
  Салингом называется площадка, сделанная под второй стеньгой (коленом) мачты, на которую обыкновенно посылается матрос, если нужно что-нибудь рассмотреть вдали горизонта.


[Закрыть]

Капитан Беллинсгаузен задумчиво ходил по шканцам взад и вперед: не страх волновал душу бесстрашного мореходца – в этом всякий из нас был уверен, но без сомнения им преобладала дума об исполнении его долга, о славе и чести русского флага, и, может быть, он в мыслях своих согласовал свое личное самоотвержение с высокою ответственностью за жизнь вверенного ему экипажа. Но никакие глубокие думы не отвлекали его опытного взора от окружающих нас опасностей и в крайних случаях он приказывал поворотить на другой галс.

Во время поворота, от потрясения такелажа, градом падал с него лед, покрывавший все снасти, смоченные дождем и туманом и потом покрытые гололедицей, которую служители беспрестанно околачивали на вантах.

В полдень проглянуло солнце, и полуденная высота его показала нам, что мы находимся в южной широте 56°51′. Это почти градусом меньше Санкт-Петербурга, а между тем ртуть в термометре нашем стояла на точке замерзания. Конечно, под этой широтой где-нибудь в обширной России было, может быть, и 40° мороза, но не должно забывать, что у нас на севере январь месяц есть середина зимы, рождественские и крещенские морозы у нас знамениты, а на Южном полушарии январь соответствует самому жаркому у нас июлю месяцу. Как же велик бывает мороз на острове Монтегю, например, в зимние месяцы, то есть в июле и в августе, но об этом предмете я намерен распространиться подробнее по окончании нашего плавания близ Антарктического полярного круга.

Лучи солнечные рассеяли туман, и перед нами открылся «Мирный», который за шумом волн и ветра не слыхал наших выстрелов.

На другой день описаны были в подробности острова Бристоль и Южный. Последний состоит из одной скалы и трех небольших, но высоких и неприступных островов, из которых средний назван капитаном Беллинсгаузеном именем Кука, а другой от самого Кука получил название Южного Тюле [Туле], потому что древние именем Тюле (Ultima Thule) называли северный край земли.

Между тем встречающиеся с нами льдины постепенно увеличивались как в объеме, так и числом их. Мы проходили под ветром мимо одного плавающего льдяного острова, имеющего в длину и ширину более пяти верст, а в вышину около пяти сажен над водою. Эта высота ничтожна в сравнении с другими льдинами, которые мы и прежде и после того видели, но я об ней упоминаю для того, чтоб показать, какое они пространство часто занимают.

Наконец мы зашли в такую чащу мелкого льда, что он начал царапать медную обшивку шлюпа и срывать головки гвоздей, ее прикреплявших. Повреждение оттого только было невелико, что шлюпы шли покойно и не было волнения.

Проникнув на юг более нежели градусом далее Тюле, мы искали там продолжения гряды Сандвичевых островов, которая тянется от Фолклендских островов через острова Авроры, Южной Георгии, Клерковы каменья, острова маркиза де Траверсе и Сретения. Но когда шлюп «Восток» дошел уже до того предела, где не было возможности проникнуть далее к югу, то сверху мачты, при ясном небе, на пространстве 70 верст не видно было никаких следов новых островов или скал, над поверхностью моря возвышающихся. Перед нами открылась к югу и к западу одна беспрерывная масса льда. Это обстоятельство и окружающая нас опасность заставили начальника экспедиции выйти из тесного лабиринта льдов обоих островов и пробираться между большими и малыми льдинами по западную сторону Сандвичевых островов, прийти между островами Бристолем и Монтегю к востоку.

Мы оставили холодный и опасный Сандвич, и это была последняя земля, которую мы видели в продолжение первой половины наших поисков в Антарктическом Ледовитом море.

Но опасности нас не оставляли: мы беспрестанно проходили между множеством льдяных островов, и вахтенный лейтенант должен был иметь самую напряженную бдительность, чтоб, уклоняясь от них вовремя, действовать рулем, а потому он редко сходил с носовой части шлюпа.

Нерпы

Рисунок из альбома художника П. Михайлова

Идучи к востоку между 59 и 60° широты, мы увеличили наш кабинет естественной истории, застрелив лежащую на льдине нерпу (Phoque Commun). Это водноземное животное подстрелено было офицерами «Востока» и «Мирного» в одно время.

Недолго мы шли к востоку. С 10 января капитан Беллинсгаузен, воспользовавшись хорошею погодою, пошел на юго-восток, а потом, заметив, что зыбь от бывшего волнения продолжалась с юга, он заключил, что на юге менее льду, нежели сколько перед этим мы встречали, велел поставить все паруса и пошел за полярный круг. 16 января 1820 года в полдень мы были уже в 69°22′ южной широты и в 15°25′ [2°15′ западной долготы] восточной долготы. В этом опасном Антарктическом холодном поясе земли, между ветров, снегов и туманов, посреди бесчисленного множества льдин, блуждали мы около 9 дней. Несмотря, однако ж, на трудность опасного положения нашего, мы пригласили к себе командира и офицеров шлюпа «Мирный» однажды обедать у нас, и, пробыв до 11 часов вечера, между рассказов о наших опасностях и приключениях, М. П. Лазарев довел до сведения капитана, что шлюп «Мирный», проходя в тесноте между льдяными островами и мелким льдом, набежал на довольно большую низкую льдину и ударился так сильно, что все выбежали наверх.

Шлюп «Мирный» был значительно поврежден и требовал починки, но, к счастью, удар воспоследовал в такое место, где твердое укрепление предохранило шлюп от течи и от близкой его гибели.

Капитан Беллинсгаузен делал еще две попытки углубиться как можно далее к югу во время текущего лета. Первую – 6 февраля, достигнув до 69°6′ широты, в восточной долготе 43°32′ [15°52],[246]246
  Следует считать вместо 43°32′ только 33°32′: это соответствует (в системе меридиана Ферро) 15°52′ по Гринвичу, что показано во втором издании труда Беллинсгаузена. Это – единственное расхождение между двумя авторами. Интересно, что рукопись дает восточную долготу, а в первом издании труда Беллинсгаузена было поставлено «западной» и исправлено на восточную лишь во втором издании 1949 г. (Я. С).


[Закрыть] а вторую – 14 февраля, доходя только до 66°49′ южной широты, в восточной долготе 59°6′ [41°26′]. И всякий раз встречали мы в этих местах непроницаемые льды, туманы, мокрый снег и холод до 4° Реомюра. Между тем М. П. Лазарев объявил начальнику экспедиции, что если плавание наше будет продолжаться еще долго, то он останется без дров; такой же недостаток и на «Востоке» начал оказываться. По этой причине и потому еще, что ближайшая гавань, где можно запастись дровами и свежими съестными припасами, Порт-Жаксон, была от нас в расстоянии более 6 тысяч верст, капитан Беллинсгаузен счел полезным выйти из близполярных широт, где господствовали восточные, противные нам ветры, и приближаться к северу до той параллели, где встретить первый попутный ветер, по направлению к востоку. С этим ветром он предположил идти к южной широте 61° до восточной долготы 105°, чтоб осмотреть ту часть Ледовитого моря, где никто еще не был. Капитан Кук предоставил это будущим мореплавателям, а сам пошел к северу для отыскания Квергеленовой земли, которую многие почитали тогда мысом Южного материка.[247]247
  Французский мореплаватель Ив. Жозеф Кергелен-Тремарек (1745–1797) в 1772 г. открыл 49°20′ ю. ш. и 67°10′ в. д. остров, который и назвал Землей Отчаяния (Я. С).


[Закрыть]

Достигнув этой цели, мы ничего нового не открыли, а между тем во время 104-дневного плавания нашего от РиоЖанейро, в местах по большей части сырых и холодных, где беспрестанно мы видели туман или дождь, шел мокрый снег, шлюпы проникнуты были такою сыростью, что хороший климат был для нас необходим. Хотя для предохранения здоровья находящихся на шлюпе людей капитан приказывал для просушки в палубах, где жили служители, разводить в железных печах огонь, офицерские каюты просушивать калеными ядрами, а кают-компанию каминами, но во время сильной качки такую меру употреблять было невозможно.

И это не помешало бы нам попытаться еще раз проникнуть далее к югу, тем более что здоровье офицеров и служителей было в лучшем состоянии, но беспрерывные снега, темные ночи и приближение равноденственных бурь решительно заставили капитана оставить большие широты и идти в Порт-Жаксон. Когда капитан победил свое сильное стремление идти к югу, тогда он призвал к себе М. П. Лазарева и сказал ему, что близ пересечения пути капитана Кука шлюпы должны разлучиться: «Мирному» должно идти по параллели на 2¹/₂ и на 3° южнее пути капитана Фюрно, приближаясь к восточной долготе 152° [134–135°] войти в южную широту 49°30′, продолжать плавание по этой параллели к востоку, дабы осмотреть остров Компанейский, означенный на Аросмитовой карте[248]248
  Арроусмит Афон (1750–1823) – английский географ и картограф, карты которого пользовались хорошей репутацией в начале XIX в. Им были составлены карты мира в меркаторской и глобусной проекциях с объяснениями.


[Закрыть] в южной широте 49°30′ и восточной долготе 160°44′ [143°04′]; потом, обозрев пространство от этого острова до южной оконечности Вандименовой Земли, идти в Порт-Жаксон. Шлюпу «Восток» назначено было плавание севернее пути капитана Кука, также на 2¹/₂ или на 3°, чтоб оба шлюпа перешли и обозрели пространство моря по долготе за 55°, по широте на 8°, которое еще никем из известных мореходцев не было осмотрено. Приближаясь к Компанейскому острову, капитан Беллинсгаузен намерен был осмотреть его и потом идти в Порт-Жаксон.

В заключение этой инструкции командиру «Мирного» начальник экспедиции сказал ему:

– Когда наступит час разлуки, я дам вам знать об этом по телеграфу.

На другой день после того, 5 марта, капитан потребовал с «Мирного» на «Восток» священника экспедиции, чтоб во время предстоящего пути доставить своему экипажу возможность исполнить христианские обязанности. По прибытию священника телеграф, составленный из различных флагов при семи пушечных выстрелах, возвестил с «Востока» разлуку нашу с неразлучным доселе спутником надолго. С «Мирного» отвечали нам 20 выстрелами, и оба шлюпа, пожелав через телеграф взаимно друг другу счастливого пути, расстались.

Но льды с нами еще не расставались: они долго еще встречались с нами и по-прежнему угрожали нам, особливо в темные уже осенние ночи. Одна из встретившихся льдяных мин имела высоты более 50 сажен над водою. Часто во время темной ночи мы узнавали о близкой опасности удариться о льдину по одному только шуму разбивающихся об нее морских волн. Однажды в три часа утра мы вошли в средину множества плавающих льдин, и одно только южное сияние показало нам путь выйти из этой чащи, миновав опасной встречи со льдиной. Такие опасности тем более могли быть для нас пагубны, что, разлучившись с «Мирным», мы были одни без помощи и без надежды на спасение. С приближением к экватору положение наше ежедневно улучшалось, и опасности уменьшались по мере уменьшения окружающих нас льдин. Море хотя и волновалось от бурных равноденственных ветров, но оно и в этом неприятном положении представляло явление обыкновенных морей. Какая разница с тем холодным югом, где всякая минута открывала новые ужасы оледенелой природы. При всем том мне удалось видеть, что и там, близ Южного полюса, в местах, почти лишенных жизни, есть, однако ж, жизнь в существах, которые там только и обитают и для которых наши климаты убийственны.

 
Для них трескучие морозы
Среди родных полярных льдов
Приятнее, чем наши розы
И зелень летняя садов.
 

Айсберги около Южного полюса

Рисунок И. М. Симонова в приложении к письму из порта Джексона, первый лист

Есть в этих местах и красота, и великолепие, и явления, удивляющие человека, и предметы, возбуждающие в нем живые впечатления.

Чтоб живее представить себе общую картину мест, соседственных с Южным полюсом, вообразите на расстоянии многих тысяч верст от земли, обитаемой людьми, два маленьких кораблика, окруженных со всех сторон огромными льдяными массами и таким туманом, что в десяти саженях эти льды едва были приметны. Присоедините к этой картине бурю, взволнованное море и темную ночь.

Спутник наш, «Мирный», часто и днем давал нам знать о своем месте только пушечными выстрелами, а льды, о которые можно было разбиться вдребезги, за туманами и мраком скрывали нашу опасность. «Да, бояться было стыдно, – как пишет Ф. Ф. Беллинсгаузен в своем сочинении о нашем плавании около света, – а всякий твердый человек внутренне повторял: «Боже, спаси!»

Между двух айсбергов

Рисунок из книги Дж. К. Росса «Плавание для открытий и поисков в Южном и Антарктическом регионах в 1839–1843 годах» (Лондон, 184 7)

А когда туман и мрак рассеивались, что представлялось глазам нашим? Опять волнующееся море, облачное небо и льдяные массы… Обширное поле для размышлений! Обильная пища для сильных ощущений!

Не подумайте, однако ж, чтоб виды полярных льдин были однообразны и скучны. Совсем нет! Эти мертвые глыбы представляют иногда живые разнообразные картины. Иные подобились огромному зданию или развалинам древнего замка, другие возвышались, как горы с пещерами и водопадами, в которых вода, поднятая волнением с одной стороны, каскадом падала в море – с другой, иные имели вид моста или триумфальных ворот; некоторые, приняв очертания чудовищного зверя, плавали, как нептуновы тритоны; одна льдина была подобна турецкому дивану с загнутой спинкой и украшенному резной работой.

Айсберги около Южного полюса

Рисунок И. М. Симонова в приложении к письму из порта Джексона, второй лист

Не подумайте, чтоб удовольствие наше ограничивалось тем, что мы, за неимением лучшего, только любовались мертвым разнообразием льдяных масс, как кристальными замками Шахерезады. Нет! В ясное время, при спокойном ветре и других благоприятных обстоятельствах, мы тешились иногда забавной охотой. Опишу вам и это препровождение времени на одном кристальном острове чистого небесно-голубого цвета. Эта глыба льда была невелика: на нем сидело множество королевских пингвинов. Они отличались от двух, прежде мною описанных, пород тем, что грудь и шея их украшены яркими тенями от оранжевого до палевого цвета. Я с одним из друзей моих подъехал к льдине на ялике, и мы нашли на вершине ее прекрасный грот, которого стены были гладко покрыты снегом, как чистым алебастром. Сначала мы окинули взором всю окрестность морскую.

Боже мой! Как ничтожны показались нам шлюпы «Восток» и «Мирный», на которых двести отважных моряков под начальством двух опытных мореходцев удалились в пустынные места моря и льдов, на 12 тысяч верст от своей отчизны. Мы стояли на плавающем обломке льда среди грозного и обширного океана, окруженные со всех сторон бесчисленным множеством больших и малых льдин, из которых каждая готовила нам гибель и смерть. Мертвая природа оживлялась только толпящимися около нас пингвинами и летающими над головами нашими бурными птицами и альбатросами. Мертвая тишина нарушалась только карканьем птиц и шумом волн, разбивающихся об льдины. Мысли наши перенеслись ближе к полюсу, где века протекли в совершенном однообразии, где нет перемен года, нет перемен дня, где виденная нами картина продолжается от сотворения мира и будет продолжаться до конца его. Солнце там светит, но так же слабо и так же бесполезно для годовых перемен, как полная луна. Оно светит там в продолжение шести месяцев и настолько же временами скрывается под горизонтом, но день там мало разнится от ночи и лето, вероятно, мало разнится от зимы.

Пингвинная охота рассеяла наши мысли. Для этой ловли нам не нужно было запасаться ни сетями, ни силками, ни огнестрельным оружием: мы просто брали за шею стоящих подле нас пингвинов и клали в большой мешок. Сначала они безвредно защищались своими длинными носами, потом искали спасение бегством, но на первом шагу теряли равновесие, падали и ползком хотели избегнуть от похищения. Мы часто и сами падали вместе с ними на льдину и со смехом наполняли мешки этой дичиной. Немногим пингвинам удалось броситься в океан с крутизны льдины, но мы не успели еще от нее отъехать, как они вновь взбирались на льдину и забавляли нас уловкой, с какой они приноравливались, чтоб волны помогали им на нее кинуться. Некоторые очень ловко хватались за лед когтями и носами, иногда обрывались и падали в море, делали новые попытки и этой забавой поддерживали наш смех и забаву. В этот раз добыча наша состояла из 30 больших пингвинов, которые доставили нам много удовольствия и довольно вкусную свежую пишу.

В другой раз мы подошли к огромному льдяному острову, и, чтоб отбить от него несколько кусков льду, для пополнения нашего запаса пресной воды, капитан приказал стрелять в эту льдину пушечными ядрами. Долго она выдерживала нашу канонаду и, наконец, сильно зашаталась. Тут представилась нам прекрасная картина: куски чистого льду падали в море за каждым выстрелом, матросы подбирали их и клали в шлюпки, а киты благородной породы, с важностью испанских грандов, плавали между нами и льдиной, гордо поднимали из воды свои головы; с шумом извергали фонтаны и тихо опять погружались в море. Пушечные выстрелы наши направлены были и на китов, но безуспешно, потому что каронады совершенно неудобны для стреляния в цель. Гораздо успешнее был наш сбор отбитого льду, который доставил нам на этот раз 49 бочек чистой и вкусной пресной воды. Очень примечательно это действие мороза, что лед, составляющийся из горькой, соленой морской воды, не заключает в себе тех частиц, которые в ней так неприятны для вкуса.

Эти пустынные и часто безмолвные картины сменялись иногда шумной борьбой двух стихий, и тогда ветер свистел, ударяясь о снасти, вырывал паруса, срывая воду с поверхности моря, и нес ее по воздуху. Волны пенились грядою по всему пространству океана, то поднимались буграми, то глубоко опускались вниз, с шумом и с пеной ударялись о шлюп наш и часто перекатывались через палубу. Шлюп сильно колебался, то поднимался на волны, то погружался в глубину, и мачты его делали часто угол в 35° с вертикальною линиею. Море, как бездна, около него клокотало, – страшно было взглянуть на его кипящую пену.

Вид взволнованного океана особенно разителен бывает во мраке ночи: все море, как в огнях, как будто плошек свет блестит из-под воды. Мрак неба и моря, сливаясь и освещаясь фосфорическим светом морских волн, представляет величественную картину. Там на высоте небес звезды то загораются, то скрываются за облаками, а тут из-под руля, как река, протекает фосфорно-светлая и длинная струя. Но как я опишу вид неба, освещенного или, лучше сказать, воспламененного полярным сиянием близ Антарктического круга!

Сначала на южной стороне неба замечены были три столба света Млечного Пути, или хвоста большой кометы; блеск их то ослабевал, то опять разливался по небу рекою, имея направление к зениту, близ которого верхние концы столбов иногда загибались, как будто увлеченные движением ветра; иногда светлые столбы вдруг принимали вид дуги, но вскоре дуга исчезала, опять являлись столбы, и такие изменения беспрестанно повторялись до тех пор, как небо покрылось облаками; но в следующие ночи явление было еще сильнее и представляло поразительное зрелище. Из бледных столбов и дуг вытекали большие кисти света, заключающие в себе многие радужные цвета, и в особенности светло-розовый, бледно-зеленый и светло-фиолетовый. Эти кисти длинными тонкими струями бегали параллельно самим себе по всему небосклону, переливаясь различными огнями, и покрывали все видимое пространство небесного свода. Каждая игра явления продолжалась 10 минут, потом исчезала, оставляя на небе светлые столбы или дуги, и почти через 10 минут с новою силою опять повторялась.

Небо горит и уже недалеко, говорили матросы. И в самом деле, небо как будто воспламенялось. Никакие потешные огни не могут сравняться с этим явлением, ни светом, ни яркостью цветов, ни быстротою движений, ни пространством, объятым переливами сияния. «Боже мой, – думал я, – как величественна природа во всех ее проявлениях! А что, если бы северное и южное сияние сливались воедино и продолжались непрерывно над всем пространством верхних слоев нашей атмосферы силою, несравненно большею? Тогда бы, без сомнения, у нас продолжался вечный день, и явление это, сделавшись обычным, не обращало бы на себя нашего внимания. Тогда земля уподобилась бы солнцу, где, по соображениям астрономов, есть и твердая земля, есть и атмосфера, и сверх ее с величайшею силою света продолжается беспрерывная игра великолепного, вместе слившегося северного и южного сияния, которое представляется нам в виде светлого шара, называемого солнцем». И действительно, в солнечном свете примечается такое же движение, такое же волнение, какое мы ближе видели в южном земном сиянии. А в местах, где солнечный свет раздвигается, астрономы видят черное твердое тело и атмосферу, подобную нашему воздуху.[249]249
  Речь идет, очевидно, о солнечных пятнах. Другие сведения о солнце, приводимые И. М. Симоновым, не соответствуют современной науке (Я. С).


[Закрыть]

Земное сияние, сравнительно с солнечным, так слабо, что сосредоточивается в двух только, почти противоположных, местах, неправильно называемых магнитными полюсами, и в наших довольно северных странах редко бывает видимо. Нам удалось видеть сильную игру его, вероятно, потому, что мы были недалеко от Южного магнитного полюса. Правда, я и в Казани, и в Москве несколько раз видел явление, которое называют северным сиянием. Оно представлялось мне в виде прекрасного розового облака, которого довольно яркий свет переливался из места в место. Мне кажется, настоящее северное сияние, так же как и южное, не в таком виде должно представляться. Когда оно слабо, то обыкновенно оно является в виде белых столбов или дуг, как мы видели в первую ночь в Южном Ледовитом море, когда же оно сильно, то должно представляться в виде разноцветных огней, разлитых по всему небу, как мною описано. В особенности мне подозрителен розовый цвет. Не есть ли наше розовое сияние только отражение в атмосфере происходящего над горизонтом северного сияния, как заря, окрашенная атмосферическим воздухом в розовый цвет, есть отражение в нем закатившегося под горизонт солнца. Говоря о полярных сияниях, почитаю необходимым заметить несколько слов, сказанных Бекрелем[250]250
  Беккерель Антуан-Сезар (1788–1878) – французский физик и химик.


[Закрыть] [Беккерелем] в его любопытном и обширном сочинении об электричестве и магнетизме.

«Араго[251]251
  Араго Франсуа (1786–1853) – французский физик. Следует отметить, что И. М. Симонов дал полярным сияниям более правильное объяснение, чем Араго и Беккерель, справедливо полагая, что антарктическая область наравне с арктической является зоной, где сосредоточиваются «электрические токи земли». Согласно современным представлениям, именно в этих областях концентрируются заряженные частицы (корпускулы), выбрасываемые солнцем (Я. С).


[Закрыть] заметил, – говорит Бекрель, – что северные сияния, видимые только в Америке, в Санкт-Петербурге и в Сибири, несмотря на огромное расстояние, которое разделяет нас от этих мест, очень приметно действуют на магнитную стрелку, наблюдаемую в Париже. Имеют ли подобные действия на нее южные сияния? Араго, соображая различные наблюдения над южными сияниями,[252]252
  В сочинении Бекреля сказано «над северными сияниями», но это должна быть топографическая ошибка, потому что нельзя назвать северными сияния, когда они были наблюдаемы мною у Южного полярного круга.


[Закрыть] сообщаемые ему Симоновым, думал отвечать утвердительно, но после он узнал, что в те дни, когда русский путешественник наблюдал сияние близ Южного полюса, подобное явление было и на севере. Следовательно, – прибавляет Бекрель, – наблюдения его не могут привести ни к какому следствию».

Южное полярное сияние

Рисунок из альбома художника П. Михайлова

А мне кажется, напротив, это ведет к весьма важному заключению, а именно, что северные и южные сияния бывают единовременно. Думаю, что не может быть игры северного сияния без подобной игры южного сияния, и наоборот, потому, что в противном случае не было бы равновесия в действии электрических сил в природе земного шара. Может случиться, что одно из этих сияний слабее другого, но они всегда должны быть одновременны. Эти явления, сосредоточиваясь в магнитных полюсах, должны, по моему мнению, стремиться одно к другому и соединяться на магнитном экваторе, но электричество это, удаляясь от магнитных полюсов, по-видимому, до такой степени слабеет, что оно, делаясь неприметно для глаза, свидетельствует о своем протяжении во все пределы земли действием своим на магнитную стрелку. Естественно и то, что северные и южные сияния бывают блистательны у магнитных полюсов и неприметны у экватора, потому что электрические токи земли собираются к полюсам в одну точку и на экваторе раскидываются на пространстве по окружности на 36 тысяч верст. Я сказал выше, что нам удалось видеть сильную игру южного сияния, вероятно, потому, что мы были недалеко от Южного Ледовитого полюса и действительно были в 60° южной широты; мы не очень далеко были от того места, где многие физики и мореплаватели предполагают Южный магнитный полюс.