Текст книги "Православные церкви Юго-Восточной Европы между двумя мировыми войнами (1918 – 1939-е гг.)"

Постепенно росло число учащихся богословского факультета. В 1938/ 1939 г. на нем училось уже 340 студентов, в том числе 32 женщины, из них первокурсников 106 человек. Факультетская библиотека к этому времени выросла до 13 тысяч книг и свыше 20 тысяч периодических изданий, многие из которых были привезены из советской России о. С. Димитриевичем в 1924 г.[357]357
  Православии Богословки факультет Српске Православие Цркве 1920–1980. С. 3, 5, 75; Шестаков А.В. Указ. соч. С. 518.


[Закрыть]

В 1920 г. при активном участии русских эмигрантов был открыт православный богословский факультет в Загребском университете (ректор Владан Максимович). В 1922/23 учебном году из 30 его студентов 17 были русскими и лишь 13 – сербами. Правда, в 1924 г. по финансовым и политическим причинам этот факультет оказался закрыт[358]358
  Buchenau K. Auf russischen Spuren. Orthodoxe Antiwestler in Serbien. 1850–1945. Wiesbaden, 2011. S. 276.


[Закрыть].

Кроме того, действовали пять духовных семинарий (богословий) Сербской Церкви: в Цетинье, Призрене, Битоле (с 1922), Сараево и семинария св. Саввы в Сремских Карловцах. Правда, в 1921 г. Министерство по делам религии приняло «Регламент о сербских православных семинариях», согласно которому их должно быть семь, чтобы охватывать всю территорию нового государства (помимо указанных пяти, еще Загребская и Белградская), но по финансовым и политическим причинам этого не произошло. Уже в марте 1927 г. Патриарх Димитрий с сожалением писал в министерство, что в стране имеется 15–16 католических семинарий, а православных только пять, и в идеале нужно, как ранее в России, иметь семинарию в каждой епархии. Однако Первосвятитель понимал, что из-за недостатка финансирования это сделать невозможно[359]359
  AJ, 69-41-65.


[Закрыть].

Во всех действующих семинариях существенную часть преподавателей составляли русские эмигранты. Кроме того, они нередко были учителями Закона Божия в сербских гимназиях. Так, например, в конце 1930 – начале 1940-х гг. законоучителем VI мужской и V женской гимназий в Белграде работал Федор Федорович Раевский (будущий архиепископ Сиднейский и Австралийско-Новозеландский Савва), законоучителем I реальной гимназии в Белграде – профессор Михаил Булгаков, законоучителем женской гимназии в Сплите – выпускник Московской духовной академии профессор Василий Павлович Соколов, законоучителем реальной гимназии в Битоле – профессор Сергей Наумов, законоучителем реальной гимназии в Белой Церкви – профессор (с мая 1942 г.) Владимир Голунский и т. д.[360]360
  Архив Србиje, Београд (АС), Г/3, I-792/1941, I-793/1941, I-794/1941, I-796/1941, I-806/1942.


[Закрыть]

Хотя Патриарх Димитрий и не принадлежал к ярко выраженным русофилам, он оказывал большую помощь русским беженцам и неоднократно проявлял свою «братскую солидарность» с ними[361]361
  Архив Jугославиje, Београд (AJ), 69-175-276.


[Закрыть]. В феврале 1922 г. Святейший Патриарх Московский и всея России Тихон написал ответное послание владыке Димитрию, в котором выразил благодарность за гостеприимство и прием, устроенный оказавшимся на чужбине священнослужителям и мирянам Русской Православной Церкви. После своего освобождения из-под ареста и возвращения к управлению Церковью святитель Тихон 14 ноября 1923 г. отправил новое послание владыке Димитрию[362]362
  Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России. С. 186, 302.


[Закрыть]. Особенно значительная помощь была оказана русским обителям Афона[363]363
  АРПМА, оп. 10, д. 170, док. 154, л. 47.


[Закрыть].

В свою очередь русская церковная эмиграция оказала сильное благотворное влияние на Сербскую Православную Церковь. Современные сербские авторы отмечают различные аспекты происшедшего под русским влиянием возрождения и развития православной духовной жизни в Югославии в первой половине XX в.: внедрение монашеского общежития, улучшение богослужебной практики, усвоение традиций русского исихазма, развитие церковной культуры, особенно пения и иконописи, расцвет миссионерства, обновление монастырских храмов и жилых зданий, развитие монастырской экономики и т. д. Правда, по мнению некоторых исследователей, русские эмигранты, с одной стороны, модернизировали сербское Православие, а с другой – одновременно усилили в нем антизападные тенденции. Впрочем, по мнению этих исследователей (в частности, Клауса Бухенау), определяющее значение для сербских православных антизападников имели идеи русских славянофилов XIX в., а также Ф.М. Достоевского[364]364
  Buchenau K., a.a.O., S. 245, 480.


[Закрыть].

Существенную роль в усилении влияния российской церковной эмиграции сыграло указание министра по делам религии о принятии русских священников на приходскую службу в Сербскую Православную Церковь, данное в мае 1920 г. по предложению епископа Нишского Досифея (Васича). В результате около 250 русских пастырей нашли себе приходские места в сербских храмах. Этим российское духовенство оказало Сербской Церкви значительную помощь, возместив ее потери в священнослужителях, погибших в ходе войны.

Важнейшее значение для возрождения почти исчезнувшего в XVIII–XIX вв. сербского женского монашества имел приезд в Сербию в августе 1920 г. по приглашению епископа Досифея 70 сестер русской Лесненской женской обители с чудотворной Лесненской иконой Божией Матери. В ноябре 1920 г. они разместились в пустовавшем монастыре Хопово на Фрушкой горе, где оставались более 20 лет. И если в 1919 г. женские обители в Сербии вообще отсутствовали, то в 1924 г. их было уже четыре с 70 монахинями и 35 послушницами[365]365
  Маевский В.А. Лесна-Хопово-Фурке (Подвижницы любви). Сан-Пауло, 1962. С. 44; Преподобная Екатерина Леснинская, наставница современного женского монашества. С. 137, 141.


[Закрыть].

Управлявший русской Западно-Европейской епархией митрополит Евлогий (Георгиевский) вспоминал об этом так: «Дело в том, что сербское женское монашество уже давно умерло. За последние века в Сербии не было ни одного женского монастыря, и сербы стали считать это вполне нормальным явлением. “Наши сербские женщины неспособны к монашеству”, – говорили мне некоторые сербы из мирян. Действительность это суждение опровергла, монашество возникло вновь, лишь только появились женщины, способные к организации монастырей. Монастырь в Хопове, куда направили леснинских монахинь, был отдан им не в собственность, а на правах пользования церковным имуществом; так велось хозяйство и в других монастырях в Новой Сербии. Хопово быстро сделалось центром духовно-религиозной жизни. Монастырь стал привлекать паломников, потянулась к нему сербская и русская, главным образом интеллигентная, молодежь. Мать Екатерина, просвещенная и глубоко религиозная игуменья, всегда умела влиять и воодушевлять молодежь, и к ней тоже потянулись юные души, взыскующие руководства на путях духовной жизни. Она приняла в Хопово несколько сербок. Создалась сербская группа во главе с сербкой м. Меланией; вследствие разности понятий и нравов слиться с русским монашеским ядром сербки не смогли, к ним примкнуло несколько русских монахинь, и обособившаяся группа основала новый монастырь “Кувеждин”, сербский. Одновременно стараниями епископа Досифея в Нишской епархии организовались кое-где маленькие сербские монастырьки. В одном из них подвизалась м. Диодора, круглый год ходившая босиком. Отсюда женское монашество перекинулось в другие епархии – словом, погибшее в Сербии женское монашество ожило»[366]366
  Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни: Воспоминания. М., 1994. С. 339–340.


[Закрыть].

Уже в марте 1921 г. добрая слава о русских монахинях, поселившихся в Хопово, дошла до митрополита Черногорско-Приморского Гавриила (Дожича), который писал епископу Темишварскому Георгию (Летичу) о трех сербских богомолках, которых он хотел бы поместить в русскую обитель, и просил узнать, «может ли руководство монастыря в Хопово принять этих наших богомолок?»[367]367
  Преподобная Екатерина Леснинская, наставница современного женского монашества. С. 139.


[Закрыть]

Упоминавшийся митрополитом Евлогием первый сербский женский монастырь Кувеждин на Фрушкой горе возник в октябре 1923 г., когда туда переселились из Хопово 13 сестер (9 русских и 4 сербки) во главе с сербкой игуменией Меланией (Кривокучин), принявшей постриг в Хопово. Другая упомянутая игумения Диодора (Дохторова) в 1924 г. приняла монашеский постриг в Хопово, а в следующем году возглавила новый русско-сербский женский монастырь свв. мчч. Кирика и Иулиты в Цариброде. Среди наиболее известных хоповских сестер, вставших во главе новых сербских обителей, также были: игумения монастыря Петковица Сидония, игумения монастыря Лешак Михаила, игумения Введенского монастыря в Белграде Ангелина (Грачева), игумения монастыря Дивляне Диодора и игумения Темского монастыря Мелитина (Гогулова). Всего хоповские сестры основали около десяти новых женских монастырей, духовные чада игумении Диодоры создали еще три, и к середине 1930-х гг. число православных женских обителей в Югославии достигло 16[368]368
  ГАРФ, ф. 6991, оп. 1, д. 129, л. 264–265, д. 730, л. 113; Преподобная Екатерина Леснинская, наставница современного женского монашества. С. 140–141.


[Закрыть].

В заслугах русских монахинь из Хопово в возрождении сербского женского монашества не сомневался ни один свидетель событий или исследователь его истории. Так, например, протоиерей С. Петкович в 1930 г. писал: «Крупный русский монастырь, который следует рассматривать, как центр, из которого выросли первые сербские женские монастыри после Первой мировой войны был основан, в Лесне… в Холмской епархии»[369]369
  Петкович С., прот. Руски женски манастир у Льесни // Братство. Сараево. 1930. № 9. С. 141.


[Закрыть]. В конце 1970-х гг. долго живший в Югославии протоиерей Владимир Родзянко в письме экзарху Московского Патриархата в Западной Европе митрополиту Антонию (Мельникову) отмечал, что, когда Леснинский монастырь приехал в Югославию, у Сербской Церкви не было ни одного женского монастыря, а когда уезжал, их осталось 30, и во многих были русские игумении: «Одна из них – настоятельница Введенского монастыря под Белградом только что скончалась. Святейший говорил нам о ней с такой любовью! С такой благодарностью! Мы видели этих монахинь: всё переняли от русских, даже форму внешнего поведения»[370]370
  Stanford University Special Collections Librarian, Grabbe (Grigorii) Papers, Box 6, Folder 2.


[Закрыть].

А еще через несколько лет иеромонах Амфилохий (Радович; с 1991 г. – митрополит Черногорско-Приморский) писал: «В нашем современном монашестве вековой опыт русского монашеского общежития соединился с живыми силами нашего вновь одухотворенного народа; результатом этой благословенной встречи и единения является тот факт, что. до сегодняшнего дня число наших монахинь непрерывно возрастало и возрастает. в стране с атеистическим режимом оно растет!.. Возрождаясь духовно, наши монахини возродили и церковные службы. А вместе с ними обновлялись и храмы, строились новые здания, перестраивались старые. Усердное исполнение всех богослужебных правил в женских монастырях, пользование древним церковнославянским языком способствовали сохранению византийско-славянской культуры. Со вниманием и любовью наши женские монастыри стараются сохранить чистоту, дух смирения и простоты в церковном пении. В последнее время в наших монастырях возродилась и византийско-сербская иконопись»[371]371
  Амфилохий (Радович), иером. Значение сербского женского монашества для духовной жизни и просвещения // Православная Русь. Джорданвилл. 1985. № 89. С. 8–9, 12.


[Закрыть]. Патриарх Димитрий всемерно способствовал развитию женского монашества.

После кончины святителя Димитрия его преемником 12 апреля 1930 г. был избран митрополит Скопленский Варнава (в миру Петар Росич). Он родился в 1880 г. в Черногории в Плевле, получил среднее образование в богословской учительской школе в Призрене и в 1901–1905 гг. учился в Санкт-Петербургской духовной академии, где на 4-м курсе в 1905 г. принял монашеский постриг от своего учителя – ректора академии епископа Сергия (Страгородского, будущего Патриарха Московского и всея Руси) и был возведен в сан иеродиакона и иеромонаха. В своих воспоминаниях Патриарх Варнава писал: «Еще с детства лично я чувствовал громадное стремление к России и своим детским воображением представлял ее величие в самом ярком свете. Мое тяготение к России сложилось, с одной стороны, под влиянием моих набожных родителей, а в сербской семинарии, где я учился, – через русскую литературу и через повествование о покровительстве России моему родному сербскому народу. Мое заветное желание исполнилось, и Господь привел меня кончить в Петрограде духовную академию. Вскоре, после моего пострижения, я вместе со своим духовным отцом побывал в известном на всю Россию Валаамском монастыре. Там вновь мне пришлось убедиться, насколько русский народ предан Церкви и как он почитает монастыри»[372]372
  Патриарх Варнава. Слово о России и русском народе. Сергиевские чтения. Сергиев Посад, 2005. С. 143–144.


[Закрыть].

Из России о. Варнава поехал в Константинополь, где служил учителем и духовником учащихся сербской начальной школы, а также издавал еженедельную «Константинопольскую газету» для сербов, проживавших в Османской империи. Он хорошо знал греческий и турецкий языки, совершил паломнические поездки в Палестину и на Афон. В 1910 г. Священный Синод Константинопольского Патриархата назначил его (как подданного Османской империи) первым сербом – епископом Велешско-Дебарской епархии в Македонии, хиротония состоялась 10 апреля в Константинополе.

Владыка Варнава возглавлял эту епархию до начала Балканских войн 19121913 гг. Во время Первой мировой войны он вместе с сербской армией был эвакуирован на остров Корфу, затем в мае 1916 г., по поручению сербского правительства, приехал в Россию для выполнения церковно-дипломатической миссии – возбуждения среди русского народа братского участия к тяжелому политическому положению и материальной нужде, в которых находилась сербская армия и беженцы. В это время владыка провел большую работу по укреплению русско-сербского духовного и военного братства. В 1917 г. епископ Варнава впервые познакомился с пригласившим его в Харьков будущим Первоиерархом Русской Православной Церкви Заграницей митрополитом Антонием (Храповицким), тогда архиепископом Харьковским и Ахтырским. Владыка Варнава также был свидетелем начала работы Всероссийского Поместного Собора 1917–1918 гг. и сослужил будущему Патриарху Московскому и всея России Тихону на Пасхальной заутрене и литургии[373]373
  Маевский В.А. Сербский Патриарх Варнава и его время. Новый Сад, 1931. С. 122–123.


[Закрыть].

Позднее он напишет в воспоминаниях: «В печальные дни государственного переворота, который принес столь великие потрясения для России, – я был там. Я видел своими глазами, как среди доверчивых русских людей ловко действовали в это время всевозможные враги русского народа и Православной Церкви. Всем известны те печальные события, которые разыгрались в России. Тяжело об этом говорить.»[374]374
  Патриарх Варнава. Указ. соч. С. 145.


[Закрыть]. Вскоре после Октябрьской революции епископ Варнава уехал в Грецию на Салоникский фронт. После окончания Первой мировой войны владыка управлял несколькими епархиями на юге Сербии и в Македонии, активно поддержал восстановление Сербского Патриархата и в ноябре 1920 г. был назначен Архиерейским Синодом митрополитом Скопленским. За десять лет служения в этом сане владыка восстановил в своей епархии многие монастыри и храмы.

Своему избранию святитель Варнава был во многом обязан политической ситуации в стране, где в октябре 1929 г. была установлена военно-монархическая диктатура Александра I, и, в частности, новому закону «О выборах Патриарха Сербской Православной Церкви», принятому в апреле 1930 г., который предоставлял окончательный выбор королю из трех кандидатов, предложенных составленным в равной степени из духовенства и мирян выборным собранием. При этом закон гарантировал места в собрании премьер-министру, всем православным министрам действующего правительства, председателям государственного совета, кассационного суда, Высшей счетной палаты и ректорам университетов. Согласно этому закону, из трех представленных кандидатов Александр I выбрал митрополита Варнаву. Двумя другими, очень влиятельными среди сербского духовенства, соперниками были епископ Николай (Велимирович) и митрополит Гавриил (Дожич). Король ожидал, что, сменив прежнего престарелого, новый деятельный Патриарх укрепит церковную дисциплину, более ощутимым сделает «национальный дух» православия и поддержит унитаристскую национальную политику королевского правительства[375]375
  Politischen Archiv des Auswärtigen Amts Bonn (АА), Via, R62189; Radic R. Izbor patrijarha Srpske pravoslavne crkve u 20. veke // Istorija 20. veka. 2009. № 1. S. 20; Маевский В.А. Сербский Патриарх Варнава и его время. С. 320–334.


[Закрыть].

В значительной степени эти ожидания оправдались. Внутри страны Святейший Патриарх Варнава, выступая за единство «югославского народа», проявлял толерантность к другим конфессиям. На его официальные выступления во время поездок по стране постоянно приглашали неправославных, правда, католики эти призывы, как правило, игнорировали, в отличие от мусульман и иудеев[376]376
  AJ, 14-30-89.


[Закрыть].

В годы Патриаршества святителя Варнавы произошло существенное обновление церковной жизни: была завершена работа над «Уставом Сербской Православной Церкви» (официально утвержденным 24 ноября 1931 г.), который объединил и привел к единообразию церковные законы различных епархий, и, кроме того, приняты более 40 церковно-административных документов[377]377
  Пузович П. Указ. соч. С. 124–125.


[Закрыть]. В 1931 г. в Югославии для православных граждан страны был введен так называемый патриарший налог (10 % государственного налога). Он коснулся и русских эмигрантов, при этом румыны, проживавшие в Югославии и принадлежавшие к Румынской Православной Церкви, в пользу Сербской Церкви налогов не платили[378]378
  Кострюков А.А. Русская Зарубежная Церковь в 1925–1938 годов. С. 333.


[Закрыть].

Святейший Патриарх Варнава много занимался издательской деятельностью. Среди богословских периодических изданий того времени следует назвать «Вестник Сербской Православной Церкви» («Гласник Српске Православие Цркве»), «Богословие», «Святосаввие – Наследие св. Саввы» («Светосавле»), «Православие», «Христианская жизнь», «Христианская мысль», «Христианское дело», «Духовная стража», «Христианское единство», «Братство», «Защитник Православия» («Православни браник») и «Жичский благовестник». Планировалось издание ежедневной газеты Сербской Патриархии. Было восстановлено и построено много храмов, в Белграде в 1935 г. возведено здание Сербской Патриархии и в том же году начато строительство крупнейшего на Балканах собора св. Саввы (завершенного только в 2010-х гг.), в монастыре Раковица открыта синодальная иконописная школа под руководством известного русского иконописца Пимена Максимовича Софронова. В планы Первосвятителя также входило создание Церковной музыкальной академии[379]379
  Косик В.И., Шестаков А.В. Варнава (Росич), Патриарх Сербский // Православная энциклопедия. Т. VI. М., 2003. С. 648.


[Закрыть].

Патриарх активно участвовал в жизни русской церковной эмиграции, старался помочь преодолеть разделения в ней, а также примирить Зарубежную Русскую Церковь с Московской Патриархией. Святитель Варнава был почитателем митрополита Антония (Храповицкого). Первоиерарх РПЦЗ, в свою очередь, через несколько месяцев после интронизации подарил ему архиерейский жезл, украшенный государственными символами Российской империи, патриаршее облачение и благодарственный адрес в виде толстой позолоченной книги, в которой изъявили свою благодарность около пяти тысяч русских организаций и отдельных персон[380]380
  Правда. Београд. 20.01.1931.


[Закрыть].

Известно, что Сербский Патриарх навещал митрополита Антония в последние дни жизни и отпевал его в 1936 г. С 1920-х гг. владыка Варнава старался окружать себя русскими сотрудниками. Так, в частности, его секретарем и биографом после избрания Патриархом работал историк, библиотекарь Патриаршей библиотеки в Белграде Владислав Альбинович Маевский (18931975), написавший и выпустивший в 1931 г. книгу «Сербский Патриарх Варнава и его время». В отличие от других сербских архиереев, владыка Варнава официальную переписку с Архиерейским Синодом Русской Православной Церкви Заграницей всегда вел на русском языке[381]381
  ГАРФ, ф. 6343, оп. 1, д. 292.


[Закрыть].

При активном участии Сербских Первосвятителей – Димитрия, а затем и Варнавы с 1927 г. в Белграде возобновилось строительство собора во имя св. блгв. кн. Александра Невского (на месте русской походной часовни во время войны 1876–1877 гг.). Оно проходило под руководством сербского архитектора Пере Поповича, который внес некоторые изменения в первоначальный проект, и с участием русского архитектора Василия Михайловича Андросова. 23 ноября 1930 г. Святейший Патриарх Варнава освятил новосооруженный храм в присутствии короля Александра I Карагеоргиевича. Собор был возведен в сербско-византийском стиле, иконы для его иконостаса выполнили в мастерской Бориса Александровича Селянко. Король Александр I подарил мраморный иконостас из церкви св. вмч. Георгия с. Оплеца (изготовленный в России еще до Первой мировой войны) и большую икону св. блгв. кн. Александра Невского работы известного польского живописца Яна Матейко. На стенах были укреплены две мраморные доски: одна с надписью «Петру Великому, королю-освободителю», а другая – «Николаю Второму, Царю-Мученику». В памятке, изданной к освящению, говорилось: «Эта церковь из-за братской любви к России посвящается св. Александру Невскому, сыну князя Ярослава, великому боголюбцу»[382]382
  Царский вестник. Белград. 1930. № 120. С. 3.


[Закрыть].

В своей речи на освящении храма Святейший Патриарх Варнава отметил: «Окончание этого сооружения ожидалось в течение нескольких десятилетий, от того момента, когда наши единоверные и единокровные братья русские двинулись из северного Петрограда, с холодных берегов Невы, чтобы прийти на помощь братьям на юге в самые тяжелые минуты их борьбы за свободу и веру православную. Тогда они, согретые духом св. князя Александра Невского, принесли с собою его св. икону и походную церковь, которая, по Промыслу Божиему, была поставлена на этом месте у берега Дуная, где после и воздвигнут сей великолепный храм, опять-таки в память святого русского князя. Сегодняшнее торжество освящения в нашей столице этого храма святого и благоверного князя Александра Невского есть преклонение всех нас, во главе с нашим обожаемым королем, перед этим святым и наша благодарность великому русскому народу, который всегда был на страже наших интересов, нашей Церкви и нашей нации в годы величайших страданий и рабства, а также в решительный час последней борьбы за освобождение и создание нынешней нашей мощной и великой Югославии»[383]383
  См.: Маевский В.А. Сербский Патриарх Варнава и его время.


[Закрыть]. В середине 1930-х гг. в южном клиросе собора был установлен киот в память убиенных российского императора Николая II и югославского короля Александра I Карагеоргиевича.

Святитель Варнава неоднократно публично выражал свои антикоммунистические убеждения. Уже в его интронизационной речи говорилось о «преследуемом антихристами русском православном народе», об освобождении которого необходимо «усердно молиться». Жесткие антикоммунистические высказывания звучали и в последующих обращениях Патриарха к его пастве, например, в Рождественском послании 1936 г.[384]384
  Buchenau K., a.a.O., S. 269; Тальберг Н. Истинный друг России // Возрождение. 1936. 28 ноября.


[Закрыть] Именно к Сербскому Патриарху и к Римскому Папе обратились в январе 1932 г. с нотой несколько десятков тысяч бежавших в Китай из Сибири от коллективизации и раскулачивания крестьян, прося осудить преступления советской власти в отношении русского крестьянства[385]385
  Buchenau K., a.a.O., S. 267.


[Закрыть]. Святитель Варнава был почетным председателем Исторического общества памяти государя императора Николая II и Комитета по сооружению храма-памятника царственным мученикам в Брюсселе (завершенного только в 1977 г.).

При этом Патриарх Варнава считал законным главой Русской Православной Церкви проживавшего в Москве Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) и неоднократно оказывал ему поддержку. Так, в 1932 г., после того как глава русской Западно-Европейской епархии митрополит Евлогий (Георгиевский) перешел в юрисдикцию Константинопольского Патриархата, Сербский Первосвятитель направил Вселенскому Патриарху Фотию письмо, где возмущался его действиями. Через своих делегатов – епископов Бачского Иринея и Тимочского Емилиана Патриарх Варнава также сделал представление Константинопольскому Патриарху по поводу его канонически неправомерных деяний, «выразившихся во вмешательстве в дела автокефальной Российской Церкви». В это же время святитель Варнава отказался участвовать в намеченном на Афоне Всеправославном совещании, если на нем не будет представлена «Тихоновская» (необновленческая) Русская Церковь[386]386
  П-в Х. И Сръбската православна църква осужда противоканоничните действия на Цариградския патриарх // Църковен вестник. 1932 № 17. С. 194–195; Кострюков А.А. Русская Зарубежная Церковь в 1925–1938 годах. Юрисдикционные конфликты и отношения с московской церковной властью. М., 2011. С. 519.


[Закрыть]. В 1933–1936 гг. Святейший Патриарх Варнава активно переписывался с митрополитом Сергием, пытаясь предотвратить запрещение архиереев РПЦЗ, однако, когда это не удалось, не смотря на угрозу разрыва со стороны Московской Патриархии, сохранил каноническое общение с ней[387]387
  AJ, 37-23-182; ГАРФ, ф. 6991, оп. 1, д. 18, л. 94, 162–165.


[Закрыть].

Подобную, дружественную по отношению к Русской Православной Церкви Заграницей, позицию занимали и многие другие сербские архиереи, прежде всего учившиеся в российских духовных академиях. Так, например, епископ Нишский (будущий митрополит Загребский) Досифей (Васич) в письме от 16 февраля 1927 г. негативно оценивал разрыв митрополита Евлогия (Георгиевского) с РПЦЗ. Сам Первоиерарх Русской Православной Церкви Заграницей митрополит Антоний с особенной симпатией относился к митрополиту Сараевскому Петру (Зимовичу), епископу Пакрацкому Мирону (Николичу) и епископу Вршацкому Викентию (Вуйичу). В качестве убежденного русофила был известен епископ Мукачевско-Пряшевский Владимир (Раич) и т. д.[388]388
  Buchenau K., a.a.O., S. 269, 271.


[Закрыть]

Ведущими религиозными мыслителями Сербской Церкви в XX в. были два ее святых – епископ Николай (Никола Велимирович; 1880–1956) и архимандрит Юстин (Благое Попович, 1894–1978), при этом взгляды обоих имели ярко выраженную прорусскую и антизападную направленность. Владыка Николай родился в с. Лелич (Западная Сербия) в многодетной крестьянской семье. В детстве он был отдан в школу при монастыре Челие, затем окончил гимназию в г. Валево, Белградскую духовную семинарию, Бернский старокатолический университет (1908), философский факультет Оксфордского университета, Санкт-Петербургскую духовную академию (1914) и защитил пять докторских диссертаций. После выздоровления от туберкулеза Никола Велимирович в 1909 г. принял монашеский постриг в монастыре Раковица. В дальнейшем он преподавал в Белградской семинарии. Санкт-Петербургский митрополит Антоний (Вадковский) выхлопотал у российского правительства бесплатное путешествие для иеромонаха Николая по святым местам России, и с тех пор тот ни об одной другой стране мира не вспоминал с такой теплотой и любовью[389]389
  Илия Лимбергер, свщ. Владыка Николай Жичко-Охридский Никола (Велимирович). Святой, философ, поэт // Вестник Германской епархии Русской Православной Церкви Заграницей. Мюнхен. 2005. № 1. С. 20–21.


[Закрыть]. В 1932 г. он так писал о России: «Совесть наша заставляет нас плакать, когда русские плачут, и радоваться, когда русские радуются. Велик наш долг России. Может человек быть должен человеку, может и народ – народу. Но долг, которым Россия обязала сербский народ в 1914 г., настолько огромен, что его не могут вернуть ни века, ни поколения. Это долг любви, которая с завязанными глазами идет на смерть, спасая своего ближнего»[390]390
  Приймак И. Голоса Сербии. СПб., 1993. С. 114.


[Закрыть].

В годы Первой мировой войны о. Николай на боевых позициях исповедовал и причащал сербских солдат, почти все свое жалование иеромонах перечислял на нужды раненых. В 1919 г. он был хиротонисан во епископа Жичского, а в 1920 г. переведен на Охридскую кафедру – древний город в Македонии. Здесь, в колыбели славянской письменности, где проповедовали святые братья Кирилл и Мефодий, владыкой Николаем, к тому времени уже зрелым духовным писателем, были созданы его знаменитые произведения: «Молитвы у озера», «Омилие», «Охридский пролог» и другие. В 1920-е гг. он одним из первых заговорил о необходимости почитания расстрелянной в России царской семьи. С 1931 г. владыка Николай служил епископом Охридским и Битольским, а в 1934 г. вновь занял Жичскую кафедру в центральной Сербии. Он также был известен как издатель «Синаксаря, или Житий святых» на сербском языке.

Понимая опасность сектантской пропаганды, епископ в середине 1920-х гг. возглавил «богомильческое движение», которое было призвано привлечь к Церкви массы простых крестьян. Движение богомильцев в 1936 г. насчитывало уже 200 тысяч организованных членов и к тому времени развернуло беспрецедентную в сербской истории миссионерскую деятельность. При этом для богомильцев, помимо славянофильских, были характерны антизападные, а иногда и антисемитские идеи, что находило отражение на страницах их печатных органов: «Христианское единство» («Hriscanska zajednica», главный редактор Драголюб Миливоевич) и «Миссионер» («Misionar»)[391]391
  Protic A. Vladika Nikolaj o Judejcima, neprijateljima hriscanstva i hriscana. Navodi iz Ohridski prologa. Beograd, 2002. S. 104–108; Buchenau K., a.a.O., S. 459.


[Закрыть].

Владыка Николай близко к сердцу принимал страдания любимой им Русской Церкви. Так, в 1920-е гг. он писал одному из русских эмигрантов: «Утешься, братик дорогой, Христос воскресе! И мы с тобой плачем, утешься. Все мы, православные, плачем над Святой Христовой Русью. Не спрашивай, за что Господь испытывает Россию, ибо написано: Господь, кого любит, того наказывает. Не ропщи на безбожников, терзающих русский народ. Раньше были монголы, теперь иные. Но и те и другие – идолопоклонники. Монголы поклонялись идолу из материи, теперешние палачи России поклоняются идолу материи. Настала в России великая жатва душ. В эти дни многострадальный русский народ наполняет рай больше, чем любой другой христианский народ на земле». При этом епископ Николай верил, что гонения на Церковь в России относительно скоро прекратятся и истина веры Христовой восторжествует. В письме неправославному священнику он отмечал: «Ни одна революция не завершилась тем, с чего началась. Этому учит нас прошлое. Часто то, что революция низвергает и разрушает, впоследствии торжествует как истина. И очевидно, что и славянская, и мировая миссия России не в том, что происходит там сейчас, но в том, что грядет после революции. Во всяком случае, сегодня крестные муки русского народа принесут миру непреходящую пользу. А сам русский народ выйдет из огня страданий более сильным, святым и славным, чем был прежде»[392]392
  Николай Сербский, свт. Миссионерские письма. М., 2003. С. 41–43, 119–121, 401.


[Закрыть]. Владыка активно участвовал в проведении праздника св. кн. Владимира в Белграде в 1932 г., назвав в эти дни историю России «тернистым путем к Христу»[393]393
  Buchenau K., a.a.O., S. 273–274.


[Закрыть].

Архимандрит Юстин (Иустин, в миру Благое Попович) родился 7 апреля 1894 г. в многодетной семье потомственного священника в г. Вранье, в 1914 г. закончил Белградскую духовную семинарию, в период Первой мировой войны служил санитаром в армии, в 1916 г. принял монашеский постриг и в том же году поступил в Петроградскую духовную академию. Революция 1917 г. в России вынудила его уехать для продолжения обучения в Великобританию, где он в 1919 г. закончил теологический факультет Оксфордского университета. В 1919–1921 гг. о. Юстин работал в Афинах над докторской диссертацией «Учение святого Макария Египетского о тайне человеческой личности и тайне ее познания», которую защитил в 1926 г. С 1921 г. он в качестве доцента преподавал Новый Завет, догматику и патрологию в Духовной семинарии св. Саввы в Сремских Карловцах, начал издавать журнал «Христианская жизнь», в 1922 г. был рукоположен во иеромонаха, а в следующем году издал свой труд «Философия и религия Ф.М. Достоевского». Затем иеромонах был переведен преподавателем в Призренскую духовную семинарию. Отец Юстин был большим почитателем владыки Антония (Храповицкого) и считал себя его учеником[394]394
  Письма блаженнейшего митрополита Антония (Храповицкого). Джорданвилл, 1988. С. 231.


[Закрыть].

В период работы в Сремских Карловцах иеромонах часто посещал митрополита и других русских эмигрантов. Хотя многие сербские архиереи негативно относились к журналу о. Юстина из-за его критичности, владыка Антоний и работники Синодальной канцелярии Русской Православной Церкви Заграницей читали «Христианскую жизнь» с симпатией и старались помочь редактору. Иеромонах Юстин в свою очередь часто писал в журнале о России и охотно предоставлял его страницы для публикаций русских эмигрантов. В статье 1923 г. о. Юстин даже назвал Русскую «Церковь-Мученицу» богочеловеческим явлением в безбожное время[395]395
  Hriscanski zivot. 1923. 7/8. S. 337.


[Закрыть].

В 1930–1931 гг. иеромонах Юстин в качестве помощника епископа занимался миссионерской деятельностью в Прикарпатской и Пряшевской Руси, где происходило возвращение униатов в лоно православия, был выдвинут кандидатом на Мукачевскую епископскую кафедру, но отказался. Затем – с августа 1932 г. о. Юстин преподавал в Битольской духовной семинарии, а с 1934 г. работал профессором догматики и сравнительного богословия богословского факультета Белградского университета. В это время он опубликовал два тома «Догматика Православной Церкви» («Православная философия истины»), в 1938 г. стал одним из основателей Сербского философского общества.