Текст книги "Православные церкви Юго-Восточной Европы между двумя мировыми войнами (1918 – 1939-е гг.)"

В апреле 1926 г. владыки Феофан и Серафим вместе решительно выступили против учения митрополита Антония (Храповицкого) о догмате искупления (так называемого лжеучения об искупительной жертве Христа). Они подали в Русский Зарубежный Архиерейский Собор заявление о недопустимости решения Архиерейского Синода от 9 апреля 1926 г. о замене «Пространного Катехизиса» митрополита Московского Филарета «Опытом Катехизиса» митрополита Антония в качестве учебного пособия в русских школах за границей. 15 апреля владыки также выслали членам Синода свои богословские работы, объяснявшие их позицию. Главный труд «Об Искуплении» (в понимании митрополита Антония): 1. Гефсиманское моление. 2. Голгофская жертва. 3. О гневе Божием» (объемом 62 страницы) написал архиепископ Феофан. Владыка Серафим послал девятистраничную работу «О клятве»[1096]1096
  Бэттс Р (Ф.), Марченко В. Духовник царской семьи. Святитель Феофан Полтавский (1874–1940). М., 1994. С. 77–81, 104–105.


[Закрыть]. Благодаря, прежде всего, усилиям владык Феофана и Серафима, катехизис митрополита Антония, в конце концов, так и не был принят Русской Православной Церковью Заграницей в качестве официального. Вскоре после этого конфликта, в письме афонскому иеросхимонаху Феодосию от 26 мая 1926 г., владыка Антоний назвал епископа Серафима (Соболева) «адъютантом» «впавшего в прелесть» архиепископа Феофана[1097]1097
  Письма блаженнейшего митрополита Антония (Храповицкого). С. 169, 171.


[Закрыть].

В августе 1926 г. именно владыки Феофан и Серафим обратились в Москву к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) с письмом, в котором просили высказать мнение относительно разделения в Зарубежной Русской Церкви и поддержать Архиерейский Синод в его конфликте с митрополитами Евлогием (Георгиевским) и Платоном (Рождественским). Ответом было известное письмо митрополита Сергия от 12 сентября «Дорогие мои святители.» с указанием, что Московская Патриархия из-за отсутствия информации не может заниматься вопросами зарубежной церковной жизни, и советом создать новый авторитетный «центральный орган церковного управления»[1098]1098
  Положение Православной Церкви в России // Церковные ведомости. 1927. № 9-10. С. 112; Вестник Российского студенческого христианского движения (Вестник РСХД). Париж. 1927. Март. С. 29.


[Закрыть].

Вскоре епископ Серафим (Соболев) отправил письмо Архиерейскому Синоду, в котором обосновывал необходимость самых жестких мер в отношении митрополита Евлогия и его сторонника берлинского протоиерея Григория Прозорова, вплоть до лишения сана[1099]1099
  ГАРФ, ф. 6343, оп. 1, д. 92, л. 8.


[Закрыть]. 26 января 1927 г. Архиерейский Синод временно запретил митрополита Евлогия в священнослужении. По сообщению парижской газеты «Возрождение», архиепископ Феофан отнесся к этому запрещению отрицательно, заявил, что такие меры могут быть приняты только после соборного обсуждения обстоятельств дела, и в знак протеста решил выйти из состава Синода[1100]1100
  Возрождение. 1927. № 660.


[Закрыть]. Правда, «Церковные ведомости», со слов владыки Феофана, вскоре известили, что сообщение газеты является клеветой и злонамеренной ложью[1101]1101
  Церковные ведомости. 1927. № 5/6. С. 5.


[Закрыть]. Однако протопресвитер Г. Шавельский свидетельствовал, что в частном разговоре с ним архиепископ Феофан высказывал большое недовольство всем происходящим в Архиерейском Синоде[1102]1102
  Письма протопресвитера Г. Шавельского к митрополиту Евлогию // Вестник Русского христианского движения. 2006. № 191. С. 109.


[Закрыть]. И в 1927 г. владыка действительно вышел из состава Синода. Следует отметить, что к советской власти он относился резко негативно и, по утверждению архимандрита Амвросия (Коновалова), считал Сталина предтечей антихриста[1103]1103
  Кострюков А.А. Русская Зарубежная Церковь в 1925–1938 годах. С. 397.


[Закрыть].

Архиепископ Феофан жил в Болгарии до 29 апреля 1931 г., а затем по приглашению своего старого друга генерала Ф.В. Прохорова уехал во Францию, – в г. Кламар под Парижем, где оставался до 1936 г. В последнее десятилетие своей жизни владыка отошел от всякой церковно-общественной деятельности и посвятил себя молитве и аскетическим подвигам. В 1936–1939 гг. архиепископ Феофан проживал в городке Моун-сюр-Луар, скончался он 19 февраля 1940 г. в местечке Лимерэ-сюр-Луар вблизи г. Амбуаза, где жил затворником в пещере и был похоронен[1104]1104
  Бэттс Р. (Ф.), Марченко В. Указ. соч. С. 105–112; Митрополит Мануил (Лемешевский). Указ. соч. Т. 6. Эрланген, 1989. С. 376–377.


[Закрыть].

В период между 1933 и 1937 гг. периодически проживал в Болгарии еще один русский архиерей – епископ Печерский (в миру Николай Александрович Булин). Он родился в 1893 г., окончил Рижскую духовную семинарию, учился в Санкт-Петербургской духовной академии, но с началом Первой мировой войны перешел в школу прапорщиков и затем воевал на фронте в качестве офицера. В 1918 г. о. Иоанн принял монашеский постриг и был рукоположен во иеромонаха. В 1919 г. он, спасаясь от ареста, эмигрировал в Эстонию, где в 1920–1932 гг. служил настоятелем Псково-Печерского монастыря. В 1926 г. был рукоположен во епископа Печерского, с 1932 г. владыка управлял Нарвской епархией автономной Эстонской Православной Церкви, но в связи с негативным отношением к ее переходу из юрисдикции Русской Церкви в юрисдикцию Константинопольского Патриархата, в 1933 г. был уволен на покой и на несколько лет изгнан из Эстонии. В это время владыка Иоанн фактически входил в РПЦЗ, сослужа с ее архиереями. В 1937 г. он вернулся в Эстонию, после присоединения этой страны в 1940 г. к СССР был признан в качестве епископа Печерского Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Сергием (Страгородским), но вскоре арестован НКВД и расстрелян летом 1941 г. в Ленинградской области[1105]1105
  Кострюков А.А. Русская Зарубежная Церковь в 1925–1938 годах. С. 269–270, 596–597.


[Закрыть].

Заметной фигурой не только в Болгарии, но и во всей русской церковной эмиграции являлся бывший глава российского военного и морского духовенства протопресвитер Георгий Иванович Шавельский, еще до революции 1917 г. ярко проявивший себя как талантливый администратор, церковный писатель, поэт и историк. Он стоял у истоков Зарубежной Русской Церкви как один из организаторов и товарищ председателя Ставропольского Церковного Собора 18–24 мая 1919 г., член учрежденного 23 мая 1919 г. Временного Высшего Церковного Управления на Юге России и редактор его журнала «Церковные ведомости».

После поражения войск А.И. Деникина о. Георгий был заменен на должности протопресвитера военного и морского духовенства Добровольческой армии епископом Вениамином (Федченковым), и по приказу генерала П.Н. Врангеля от 28 марта 1920 г. командирован за границу «для изучения духовного быта и устроения этой стороны жизни наших беженцев»[1106]1106
  ГАРФ, ф. 1486, оп. 1, д. 1, л. 2 об-3.


[Закрыть]. В конце апреля 1920 г. о. Георгий Шавельский покинул Севастополь и ненадолго прибыл в Константинополь, уже 19 мая он выехал в сербскую столицу Белград, решив по дороге заехать в Софию. Здесь 21 мая он получил предложение заняться преподавательской деятельностью в намеченной к открытию духовной академии. Священный Синод Болгарской Церкви назначил протопресвитера на профессорскую кафедру и разрешил ему поселиться в Софийской духовной семинарии. Однако к концу 1920 г. Болгарский Синод из-за финансовых и административных проблем оставил мысль об открытии академии (в дальнейшем ее заменил открытый в 1923 г. богословский факультет Софийского университета), и о. Георгию было предложено заняться преподаванием в пастырском училище, размещавшемся в Бачковском монастыре, в 50 километрах от г. Пловдива. Это предложение пастырь не принял и затем получил преподавательскую должность в Софийской духовной семинарии, где работал три года[1107]1107
  Илия Соловьев, свщ. Протопресвитер Георгий Шавельский и его литературное наследство // Протопресвитер Георгий Шавельский. Воспоминания последнего протепресвитера русской армии и флота. М., 2010. С. 30–31.


[Закрыть].

Отец Георгий также служил священником в русской софийской церкви свт. Николая и после отъезда в 1921 г. архимандрита Тихона (Лященко) хотел занять пост ее настоятеля. Назначение на эту должность епископа Серафима (Соболева) протопресвитер воспринял как проявление недоброжелательного отношения к нему управлявшего Западно-Европейской епархией архиепископа (в дальнейшем митрополита) Евлогия. В своих воспоминаниях о. Георгий писал: «Евлогий не мог забыть наших недоразумений по Галицийскому униатскому вопросу и назначил “молодого и энергичного”, как он сообщал, еп. Серафима»[1108]1108
  ГАРФ, ф. 1486, оп. 1, д. 8, л. 628.


[Закрыть]. Обиженный протопресвитер отказался принять участие во встрече владыки Серафима на Софийском вокзале; его отношение к архипастырю не изменилось и после того, как епископ первый пришел к нему для знакомства[1109]1109
  Кострюков А.А. Преодолевший разделение. С. 102–103.


[Закрыть].

В дальнейшем приходская служба о. Георгия складывалась не слишком благополучно. Епископ Серафим (Соболев), бывший строгим монахом, не нашел, однако, общего языка со своими сослуживцами по Никольской церкви. По воспоминаниям о. Георгия, между преосвященным Серафимом и клиром скоро начались трения. Протопресвитер, вероятно, «сгущая краски», писал, что академическая наука (владыка Серафим окончил курс Санкт-Петербургской духовной академии) «не отражалась на суждениях и действиях» епископа, который, при произнесении длинных проповедей, базировался в них не столько на евангельском и апостольском учении, сколько, «на разных сказаниях из житий святых и даже на снах и видениях разных “благочестивых” женщин, которые окружали его». Получалось, что своими суждениями преосвященный, по словам о. Георгия, напоминал «полуграмотную сельскую женщину, верившую во все сны, приметы и вещания разных кликуш и чревовещательниц»[1110]1110
  Илия Соловьев, свщ. Указ. соч. С. 32–33; ГАРФ, ф. 1486, оп. 1, д. 8, л. 645.


[Закрыть]. Обладавший ясным церковным сознанием, протопресвитер не мог не смущаться этой стороной деятельности настоятеля храма.

Первоначально о. Георгий хотел участвовать в работе Высшего Церковного Управления за границей, и епископ Серафим 21 сентября 1921 г. ходатайствовал о предоставлении протопресвитеру визы в Королевство сербов, хорватов и словенцев и права бесплатного проезда в г. Сремски Карловцы. Однако эти попытки оказались безуспешными, визу о. Георгий не получил, а на Первом Русском Всезарубежном Церковном Соборе, проходившем в Сремских Карловцах осенью 1921 г., против о. Георгия Шавельского прозвучал ряд обвинений. В частности, на заседании военно-церковного отдела протопресвитера обвинили в том, что именно его паства совершила революцию. После этого о. Георгий перестал пытаться влиять на деятельность Зарубежной Русской Церкви[1111]1111
  Кострюков А.А. Преодолевший разделение. С. 103.


[Закрыть].

Помимо личных негативных отношений с главой Высшего Церковного Управления за границей митрополита Антония (Храповицкого) причинами данного конфликта были широта богословских взглядов и либерализм о. Георгия. Многие его идеи вызывали настороженное и даже негативное отношение со стороны консервативных архиереев РПЦЗ. В частности, протопресвитер считал, что инославные миряне могут причащаться и исповедоваться у православных священников, выступал за совместную молитву с инославными, открыто сочувствовал экуменическому движению и русскому христианскому студенческому движению, считал переход к григорианскому церковному стилю (в том числе западной Пасхалии) полезным и неизбежным, проявлял неприязнь к институту ученого монашества, в отличие от Архиерейского Синода не считал опасными труды протоиерея Сергия Булгакова о Софии, Премудрости Божией[1112]1112
  См.: Энеева Н.Т. Спор о софиологии в русском Зарубежье. 1920–1930 годы. М., 2001.


[Закрыть], а также оправдывал некоторых знакомых ему деятелей обновленческого раскола, которым открыто симпатизировал. Настороженное отношение к о. Георгию подкреплялось слухами о его принадлежности к масонству (не имевшими никакой почвы), а также отказом подобающим образом встретить в 1915 г. в Ставке чудотворную Песчанскую икону Божией Матери. В 1927 г. группой русских эмигрантов, вероятно, близких к князю Н. Жевахову, была даже выпущена листовка, где говорилось, что протопресвитер проявил «преступную небрежность к святыне», и «церковных злодеев, подобных бывшему протопресвитеру Шавельскому, достанет в свое время Рука Божия, ибо “Мне отмщение и Аз воздам”»[1113]1113
  Кострюков А.А. Протопресвитер Георгий Шавельский и Карловацкий Синод // Церковь и время. 2006. № 1 (34). С. 135–143; Жевахов Н. Воспоминания. М., 1993. С. 36–37, 44–46.


[Закрыть].

Разногласия между протопресвитером и русскими зарубежными архиереями постепенно углублялись. В 1922 г., когда Высшее Церковное Управление за границей было упразднено указом Патриарха Тихона № 348 от 5 мая, о. Георгий Шавельский поддержал сторонников выполнения этого указа и выступил за передачу митрополиту Евлогию (Георгиевскому) управления всеми европейскими приходами. Позднее протопресвитер считал, что нерешительность владыки Евлогия, его нежелание взять власть в свои руки после патриаршего указа № 348 стала одной из главных причин образования Архиерейского Синода вместо упраздненного Высшего Церковного Управления[1114]1114
  Кострюков А.А. Протопресвитер Георгий Шавельский и Карловацкий Синод. С. 146–147.


[Закрыть].

Обстановка обострилась в 1926 г., когда протопресвитер выступил против разрыва Архиерейского Синода с митрополитом Евлогием и Северо-Американским митрополитом Платоном (Рождественским). Об этом событии Федор Бокач вспоминал так: «.когда пришли официальные известия, о. Георгий буквально не спал ночами, ходил по своему кабинету и все время повторял: “Это – безумие! И какой позор!» Ознакомившись со всем делом, о. Георгий обратился к трем митрополитам (Антонию, Платону и Евлогию), призывал не выносить “сор из избы” и приложить все усилия к ликвидации столь позорного для Церкви разногласия. Учитывая тот высокий авторитет, которым пользовался великий князь Николай Николаевич, о. Георгий обратился к последнему с просьбой принять участие в общерусском церковном горе. Великий князь ответил о. Георгию обстоятельным собственноручным письмом, но от участия в церковном споре уклонился»[1115]1115
  Бокач Ф. Протопресвитер Георгий Шавельский // Церковно-исторический вестник. 1998. № 1. С. 103.


[Закрыть].

Протопресвитер встал на сторону митрополита Евлогия (несмотря на то что их отношения осложнились еще в дореволюционное время в связи с вопросом о присоединении униатов к Российской Православной Церкви в Галиции в 1914 г.) и вскоре предложил ему создать альтернативное Архиерейскому Синоду Высшее Церковное Управление. Отец Георгий считал, что этот владыка вместе с викариями имеет все основания учредить такой орган и устроить параллельную «Русскую Зарубежную Церковь»[1116]1116
  Письма протопресвитера Г. Шавельского к митрополиту Евлогию. С. 104, 107.


[Закрыть]. Однако митрополит Евлогий не воспользовался советом о. Георгия.

Недоброжелательное отношение Архиерейского Синода не осталось без ответа со стороны протопресвитера. Обиду на отвергших его архипастырей отец Георгий пронес через всю жизнь, отметив в своих воспоминаниях: «.малоценен был этот Синод, составленный из архиереев небольшого калибра, возглавлявшийся совершенно одряхлевшим, а в последние годы выжившим из ума м. Антонием, совершенно потерявшим способность и движения и размышления. А между тем своим живым участием в крайне правой политике, своим рабским преклонением перед вождями крайне правых партий, как и церковной смутой, им порожденной и им раздутой, он не только огорчил, смутил, сбил с толку множество беженских русских душ, но и принес много огорчений и страданий Патриаршей Церкви, отвечавшей перед советской властью за все его грехи»[1117]1117
  ГАРФ, ф. 1486, оп. 1, д. 8, л. 651.


[Закрыть].

Нелестными и часто совершенно необъективными были отзывы протопресвитера и о других архиереях Зарубежной Русской Церкви. Так, например, в будущем Первоиерархе РПЦЗ архиепископе Анастасии (Грибановском) он отмечал «угодничество перед высокопоставленными особами». Отец Георгий пытался найти отрицательные черты даже в практически безупречных архиереях. Об архиепископе Феофане (Быстрове) протопресвитер снисходительно писал: «Большой аскет, доводивший свой аскетизм до самоистязания, монах до мозга и костей… маленького роста, худенький и невзрачный, сторонившийся от людей… проповедовавший, что для студентов важно благочестие, а не богословская наука». Не находя ничего негативного в характере архиепископа Серафима (Соболева) и даже признавая его праведность, протопресвитер обращал внимание на отдельные изъяны в хозяйственной и административной деятельности владыки, а также неодобрительно отзывался о его богословии, говоря, что своими рассуждениями архиепископ напоминал «благочестивую женщину». Так, о книге архиепископа Серафима «Новое учение о Софии, Премудрости Божией» о. Георгий несправедливо писал, что это «труд старообрядческого начетчика, а не православного богослова, представляющий набор отдельных выражений из творений святых отцов и учителей Церкви»[1118]1118
  Кострюков А.А. Протопресвитер Георгий Шавельский и Карловацкий Синод. С. 141, 144–145.


[Закрыть].

Протопресвитер также писал не только об «огромном влиянии, которым пользовался епископ Серафим в Карловацком Синоде», но и о том, что владыка, якобы, «заправлял» деятельностью Синода и постоянно влиял на Первоиерарха Русской Православной Церкви Заграницей митрополита Антония (Храповицкого). По словам о. Георгия, архиепископ Серафим «в своих выступлениях с церковной кафедры вещал, что советская власть – бесовская, что м[итрополит] Сергий лишился святительского права, что совершаемые им священнодействия – не священнодействия, таинства – не таинства, бескровная жертва – не Божественная, а бесовская жертва и прочие “безумные глаголы”»[1119]1119
  ГАРФ, ф. 1486, оп. 1, д. 8, л. 649, 651.


[Закрыть].

Однако, как справедливо отмечал историк А.А. Кострюков, сохранившиеся архивные документы и другие источники, «дают все основания относиться к словам протопресвитера Г. Шавельского с известной осторожностью», и сведения о резких высказываниях владыки Серафима относительно Московской Патриархии, а также о его влиянии на Архиерейский Синод Русской Православной Церкви Заграницей и лично митрополита Антония, вероятно, сильно преувеличены[1120]1120
  Кострюков А.А. Преодолевший разделение. С. 103–105.


[Закрыть]. С некоторыми иерархами Московской Патриархии архиепископ Серафим продолжал поддерживать отношения, а его влияние на дела руководства Русской Православной Церкви Заграницей, согласно документам, было не очень большим. Так, например, в конце 1935 г. он активно выступал против участия наравне с архиереями в планируемом Всезарубежном Соборе клириков и мирян, однако остался в меньшинстве. Поняв это, владыка Серафим стал добиваться, чтобы собрание с участием мирян было названо не Собором, а съездом, и окончательное решение по всем вопросам принимал бы Собор архиереев, однако и это предложение не нашло поддержки у руководства Русской Православной Церкви Заграницей[1121]1121
  Его же. Русская Зарубежная Церковь в 1925–1938 годы. С. 436, 438–439.


[Закрыть].

С 21 октября 1921 по 4 декабря 1926 гг. о. Георгий Шавельский был членом Епископского совета при управляющем русскими приходами в Болгарии, но в конце года узнал о прещениях, которые готовит ему Архиерейский Синод. Отец Георгий в спешном порядке подал прошение епископу Серафиму об увольнении из юрисдикции Русской Православной Церкви Заграницей, где так и не смог прижиться, и в декабре 1926 г. перешел в Болгарскую Православную Церковь. Сам он писал об этом в своих мемуарах так: «Я не стеснялся открыто высказывать свой взгляд. Это озлобило карловчан против меня. А.И. Пильц предупредил меня, что мне следует отказаться от дальнейшего служения в Посольской церкви и вообще поскорее выйти из-под Карловацкого начала, так как Карловцы собираются учинить мне какую-то ужасную неприятность. Не раздумывая ни минуты, я подал заявление епископу Серафиму об уходе, а Софийский митрополит Стефан тотчас принял меня в свою епархию, определив к служению к церкви Святых Седмочисленников…»[1122]1122
  Илия Соловьев, свщ. Указ. соч. С. 33–34; ГАРФ, ф. 1486, оп. 1, д. 8, л. 646–647.


[Закрыть].

При этом протопресвитер сохранил связи с митрополитом Евлогием (Георгиевским). Так, в 1927 г. он по приглашению владыки приезжал в Париж для участия в комиссии, составлявшей ответ Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому), и посетил Клермонский съезд Русского студенческого христианского движения, которому горячо сочувствовал, а позднее неоднократно получал от митрополита приглашения для консультаций и трижды – «почетные предложения» переехать служить во Францию (последний раз в 1937 г.)[1123]1123
  Кострюков А.А. Протопресвитер Георгий Шавельский и Карловацкий Синод. С. 147148; Бокач Ф. Указ. соч. С. 103.


[Закрыть].

В 1930 г. о. Георгий определенно встал на сторону митрополита Евлогия в его конфликте с возглавлявшим Московскую Патриархию Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским). Конфликт произошел из-за того, что митрополит Сергий сначала потребовал от заграничного духовенства подписку о лояльности к советской власти, а затем, после того как митрополит Евлогий в Лондоне молился о гонимых в России христианах, обвинил его в политиканстве и запретил в служении[1124]1124
  Илия Соловьев, свщ. Указ. соч. С. 34.


[Закрыть].

Выдающиеся организаторские способности, яркий проповеднический и педагогический талант протопресвитера уже вскоре были высоко оценены руководством Болгарского экзархата. Софийский митрополит Стефан (Шоков) предложил о. Георгию Шавельскому место почетного священника в столичном храме Святых Седмочисленников (равноапостольных Кирилла, Мефодия и пяти их учеников), где пастырь служил до своей кончины.

Близко знавший о. Георгия Шавельского по совместной жизни в Болгарии, Федор Бокач в своих воспоминаниях много писал о том всеобщем уважении, которым пользовался протопресвитер среди болгар: «Могу сказать, не обинуясь, что такой популярности, какою пользовался о. Георгий, я больше в своей жизни не встречал нигде и никогда. В один из своих заездов в Софию, на прогулке, я даже спросил, не болит ли у него рука от столь частого снимания шляпы в ответ на приветствия встречных. Кланялись ему не только русские, но еще больше болгары. Последние мне часто с восхищением говорили: “Той не прост поп, той като владика”. Св. Синод Болгарской Церкви не раз обращался к о. Георгию за советами. Помню случай, когда в Синоде между митрополитами возникло разногласие по какому-то маловажному для Церкви вопросу. Как водится в таких случаях, газеты не преминули поднять шум, и незначительный инцидент раздулся в целых скандал… И вот однажды у парадных дверей квартиры о. Георгия раздался звонок. Я открыл и удивился: передо мною стояли три старейших синодальных митрополита. Один из них прямо и сказал: “О. Георгий, мы к вам за советом. Рассудите нас, у вас большой опыт”. Отец Георгий дал совет, митрополиты приняли его во внимание, и через 2–3 дня в газете “Мир” появилось сообщение, что синодальные митрополиты сговорились… Когда преосвященный Тихон Берлинский, при посещении им Софии, отозвался об о. Георгии не совсем почтительно за то, что последний высказался в пользу митр. Евлогия, Болгарский Синод устами Старозагорского митр. Павла заявил еп. Тихону протест; а когда еп. Тихон пожелал дать объяснения председателю Синода, этот его не принял, а о. Георгию прислал трогательное сочувствие от имени всего Синода. Большинство митрополитов при встрече с о. Георгием, из почтения к нему, после благословения не давали целовать руку, ограничиваясь взаимным лобызанием. В храме Святых Седмочисленников, где был всегда штат священников из шести человек, о. Георгий занимал особое положение и считался “почетным священнослужителем”. Столичное духовенство при всяком появлении о. Георгия в его среде оказывало ему исключительное внимание; его советы принимались как нечто бесспорное и обязательное.

Огромнейшей популярностью пользовался о. Георгий среди студенчества богословского факультета и, особенно, среди молодых священников, которые, отправляясь в свои приходы, усердно просили о. Георгия их посетить и послужить. Идя навстречу этим просьбам, о. Георгий однажды предложил мне проехаться с ним в один из таких приходов и посмотреть, каким должен быть священник. Дали знать о приезде. Подъезжая к маленькому городку, где священствовал ученик о. Георгия (кажется, поп Михайлов), я обратил внимание на какую-то процессию, шедшую нам навстречу, и сказал, что, вероятно, мы попали на похороны. Но это были не похороны. Это ученик вышел встречать своего любимого учителя чуть ли не в составе целого прихода. Отец Михайлов обратился к о. Георгию с речью, в которой выразил благодарность за практические уроки, которые он теперь применяет к жизни, и высказал радость видеть его, своего учителя, там, где эти уроки воплощаются. Затем он снял свою камилавку и благоговейно поцеловал руку о. Георгия. Я впервые видел, как о. Георгий растерялся. После взаимных приветствий и представлений, после утомительного “банкета”, затянувшегося до позднего часа, о. Георгий взмолился и попросил отдыха.»[1125]1125
  Бокач Ф. Указ. соч. С. 104–105.


[Закрыть].

Как уже говорилось, протопресвитер с 1924 г. служил доцентом на богословском факультете Софийского университета. Здесь он, помимо других предметов, читал лекции по пастырскому богословию, которые нравились студентам и впоследствии легли в основу ставшей широко известной книги о. Георгия Шавельского «Православное пастырство», вышедшей в 1928 г. на болгарском и в 1930 г. на русском языках. Эта книга получила самые высокие отзывы со стороны православной иерархии и клира разных стран. Так, например, архиепископ Рижский и Латвийский Иоанн (Поммер) в своем письме из Эстонии от 6 сентября 1930 г. высоко отзывался об этой книге, отмечая, что она «дает ответы на самые животрепещущие вопросы пастырства и поэтому необходима каждому пастырю. Пастырским съездом Нарвской епархии здесь она рекомендована всем приходам и им предложено ее приобрести»[1126]1126
  Илия Соловьев, свщ. Указ. соч. С. 31–32; ГАРФ, ф. 1486, оп. 1, д. 27, л. 1.


[Закрыть]. Митрополит Таллинский и Эстонский Александр (Паулус) в письме к о. Георгию от 20 июля 1930 г. писал, что «в нынешнее время, когда Православная Церковь находится в весьма стесненном положении и не в состоянии в полной мере развивать свою деятельность по отношению к богословской науке, Ваш труд представляет весьма отрадное явление, почему желательно самое широкое распространение Вашей книги»[1127]1127
  Там же. С. 32; ГАРФ, ф. 1486, оп. 1, д. 19, л. 1.


[Закрыть].

Все названные священнослужители внесли свой вклад в развитие русской церковной жизни в Болгарии. К середине 1930-х гг. в стране существовали два русских мужских монастыря: Ямбольский Александро-Невский (Святого Спаса) и Асеновградский свв. Кирика и Иулитты. Летом 1924 г. настоятельство в Александро-Невском монастыре принял приехавший по приглашению владык Серафима (Соболева) и Феофана (Быстрова) из Королевства сербов, хорватов и словенцев иеромонах Амвросий (Курганов), позднее известный в русском зарубежье подвижник в сане схиархимандрита. В это время председатель Зарубежного Архиерейского Синода митрополит Антоний (Храповицкий) писал о. Амвросию: «И вот ты сам с своею восторженною душой и умением исполнять Божию службу, будешь одним из главных носителей иноческого духа, и ты некогда утвердишь братию свою. Вообще же, друг, не скорби. Огонь, который горит в твоей душе, не останется без материала для горения и на будущее время. Господь да благословит начало Вашего настоятельского послушания, как благословил Своих учеников, возносясь на небо»[1128]1128
  Письма блаженейшего митрополита Антония (Храповицкого). С. 161.


[Закрыть]. Братия монастыря тогда состояла из пяти человек. Однако уже в 1925 г. «человеческая клевета изгнала» о. Амвросия из Болгарии, и он вернулся в Королевство сербов, хорватов и словенцев, где основал известную в дальнейшем Мильковскую русскую монашескую общину[1129]1129
  Там же. С. 159.


[Закрыть].

После иеромонаха Амвросия настоятелем Александро-Невского монастыря служил архимандрит Сергий (Соболев), а наместником – иеромонах Кирилл, настоятелем же Асеновградской обители свв. Кирика и Иулитты был архиепископ Дамиан (Говоров). Кроме того, в Болгарии имелось девять русских приходов. В Софии при храме свт. Николая Чудотворца настоятелем до середины 1920-х гг. служил епископ Серафим (Соболев), затем – до своей кончины в конце 1928 г., протоиерей Василий Флоровский, а с 1929 г. – протоиерей Николай Владимирский. До революции о. Николай был настоятелем придворной церкви в императорском Ливадийском дворце в Крыму и Александро-Невского собора в Ялте, осенью 1920 г. покинул Крым с войсками генерала П.Н. Врангеля, через Константинополь приехал в Болгарию, с начала 1920-х гг. служил в Никольской церкви Софии и состоял членом Епископского совета при управляющем русскими приходами в Болгарии[1130]1130
  Православная Русь. 1944. № 9-10. С. 15


[Закрыть].

В храме свт. Николая пел замечательный хор – один из лучших в стране, которому в 1931 г. митрополит Антоний (Храповицкий) присвоил имя архиерейского, и в 1921 г. было образовано многочисленное церковное братство, занимавшееся главным образом церковно-просветительной и благотворительной деятельностью. Особенно активно оно заботилось о материальном обеспечении нетрудоспособных прихожан: обеспечивало больным эмигрантам бесплатные койки в больнице Русского Красного Креста и других клиниках, проводило специальный тарелочный сбор на бедных и т. д.[1131]1131
  Говорухин В. Русский Свято-Николаевский храм в Софии // Русский Свято-Николаевский храм в Софии. София, 1995. С. 15–17.


[Закрыть]

В Пловдиве русскому приходу предоставили в пользование болгарскую церковь свт. Димитрия Солунского (настоятелем служил протоиерей Александр Недельский). В Варне, где русская колония состояла из 7 тысяч человек, она также использовала переданный ей болгарский храм (настоятелем служил протоиерей Иоанн Слюпин). Продолжал действовать знаменитый русский храм Рождества Христова на Шипке, настоятелем которого был иеромонах Сергий (Чернов). В г. Пернике русская община в определенные дни использовала болгарскую церковь (настоятелем служил протоиерей Адриан Мышаков). В городах Пестере (Пещере) и г. Цареброде (вблизи г. Шумена) ситуация была похожей (в Цареброде община состояла из инвалидов русского дома призрения). В г. Руса (Рущук) русский приход также в определенные дни использовал болгарскую церковь. Наконец, в с. Княжево, в пригороде Софии, имелся свой храм св. вмч. Пантелеимона при русском инвалидном доме. Сначала инвалидам передали там уже существующее здание, затем был возведен еще один корпус, а со временем построили и церковь[1132]1132
  ГАРФ, ф. 6343, оп. 1, д. 113.


[Закрыть].

Члены Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей были первыми иерархами Поместных Православных Церквей, которые вступили в евхаристическое общение с Болгарским Экзархатом и этим совершили прорыв в его изоляции от православного мира. Для участия в Первом Русском Всезарубежном Соборе 21 ноября – 3 декабря 1921 г. в г. Сремски Карловцы решением Высшего Русского Церковного Управления за границей была приглашена и Болгарская Церковь, которую на Соборе представлял епископ Маркианопольский Стефан (Шоков, будущий экзарх). Это вызвало недовольствие Сербского Патриарха Димитрия, в результате отказавшегося посетить заседания, и владыка Стефан, узнав об этом, покинул Собор, оставив приветствие от Болгарского Синода. Участники Собора ответили на него благодарностью за прием в Болгарии российских беженцев[1133]1133
  Аркадий Маковецкий, прот. Белая Церковь: вдали от атеистического террора. СПб., 2009. С. 29–30.


[Закрыть].

Управлявший русскими православными общинами в Болгарии епископ Серафим (Соболев) доложил Собору о своем крайне тяжелом положении из-за схизмы и невозможности сослужения с болгарским духовенством. Архиереи всесторонне обсудили этот вопрос и заявили, что они желали бы восстановить общение с Болгарской Церковью, но не могут превышать свои каноничные правомочия без участия других Поместных Церквей и в частности Константинопольской. Несмотря на это, продолжая практику Русской Церкви и основываясь на правилах (№ 71, 81, 88, 122 Карфагенского Собора и № 122 по нумерации в Кормчей), члены Собора в одном из своих определений разрешили русским священникам и диаконам совершать все виды богослужений и таинств с епископами и клиром Болгарской Церкви, как и русским епископам с болгарскими священниками. Однако между архиереями обеих Церквей разрешалось только совместное служение молебнов, панихид и прочее, но «никак не совершение Божественной литургии и других св. таинств Православной Церкви»[1134]1134
  Церковные ведомости. 1922. № 16–17. С. 2–3.


[Закрыть].

В конце декабря 1921 г. председатель Совета послов в Париже М.Н. Гирс обратился к архиепископу Евлогию (Георгиевскому) с просьбой попытаться урегулировать церковные отношения русских и болгарских священнослужителей в ситуации схизмы. В ответе владыки от 11 января 1922 г. говорилось, что речь идет о крайне сложном вопросе, который, несмотря на то, что русские иереи всячески пытались улучшить взаимоотношения, не может быть окончательно решен без согласия Константинопольского Патриарха[1135]1135
  ГАРФ, ф. 5680, оп. 1, д. 116, л. 14–14 об.


[Закрыть]. В то же время митрополит Антоний (Храповицкий), в ответ на неоднократные обращения епископа Серафима (Соболева), 19 декабря 1921 г. благословил русским зарубежным иерархам сослужить с болгарскими архиереями[1136]1136
  Кострюков А.А. Русская Зарубежная Церковь и преодоление «болгарской схизмы» // Троицкое наследие. Джорданвилл. 2010. № 1. С. 15.


[Закрыть].