Текст книги "Православные церкви Юго-Восточной Европы между двумя мировыми войнами (1918 – 1939-е гг.)"

Вскоре ВРЦУ решило изменить место своего пребывания. Исходя из того: «что самым мощным центром по плотности и по количеству русских людей является безусловно Сербия, что эта страна занимает центральное географическое положение на Балканах, чем облегчаются сношения, что в Сербии же находится наибольшее число русских иерархов, что там же сосредоточены по преимуществу русские просвещенные силы, что Русская армия, центральные органы управления и главнокомандующий переходят туда же и перевозка уже начата и закончится в течение месяца, что здесь, в Константинополе, в связи с малоазиатской Турецкой войной создается весьма неопределенное и непрочное положение для наших учреждений, что непрочность этого положения усугубляется общим отношением к русским со стороны иностранцев западноевропейских держав, изменяющимся в худшую сторону, что, наконец, в Сербии Высшее Русское Церковное Управление соединится со своим Председателем владыкой митрополитом Антонием, отсутствие авторитетного голоса которого часто заставляет медлить с решением важных вопросов, требующих предварительного письменного с Его Высокопреосвященством сношения – Высшее Русское Церковное Управление Заграницей постановило: перевести свое местопребывание в Сербию, если со стороны владыки митрополита Антония последует на то согласие, и в положительном случае просить Его Высокопреосвященство выяснить этот вопрос у Святейшего Патриарха Сербского, дабы осуществить переезд в ближайшее время, о чем и послать Высокопреосвященному митрополиту Антонию доклад»[700]700
  Попов А.В. Указ. соч. С. 239–240.


[Закрыть].

29 апреля / 12 мая 1921 г. состоялось последнее заседание ВРЦУ в Константинополе, и в том же месяце оно переехало в г. Сремски Карловцы (Королевство сербов, хорватов и словенцев)[701]701
  Кострюков А.А. Русская Зарубежная Церковь в первой половине 1920-х годов. С. 41, 49, 54.


[Закрыть].

В это время в Константинополе и окрестностях 27 русских храмов обслуживали свыше 100 тысяч беженцев (самый крупный гражданский лагерь находился в Кабакдже у г. Чаталджи – 22 тысячи человек). Все они, в том числе храмы афонских обителей, входили в особый русский Константинопольский церковный округ. Лишь шесть из них действовали до Первой мировой войны, остальные были устроены самими эмигрантами при русских учебных заведениях, военных лагерях, общежитиях, больницах и т. п. Один из очевидцев этих событий писал: «Церкви устраивались на скорую руку, часто из сшитых простыней, из жестяных керосиновых коробок, обклеенных иконками из бумаги, иногда в палатках, иногда просто в каком-нибудь закоулке»[702]702
  Талалай М. Русский Афон. С. 129.


[Закрыть]. В ряде случаев общины возникли при греческих храмах, где русским священникам позволяли периодически совершать богослужения: в некоторых церквах Константинополя, в Кадикее и других пригородах, а также на Принцевых островах. К октябрю 1921 г. количество русских храмов вследствие закрытия военных лагерей и отъезда беженцев уменьшилось до 19[703]703
  ГАРФ, ф. 5680, оп. 1, д. 128, л. 19–20; Йованович М. Указ. соч. С. 266.


[Закрыть].

Тем не менее число российских эмигрантов в Константинополе оставалось значительным. Часть из них по-прежнему проживала в подворьях русских афонских обителей. Один из беженцев так описывал свое пребывание на Андреевском подворье: «Здесь не пресеклось православное уставное богослужение, чинное, благоговейное, странно спокойное на фоне всеобщего разрушения, при пении не многолюдного, но дивного хора. Здесь – старая Россия, даже этот запах трапезы в часы стола, эта старая афонская, такая вдумчивая, такая любвеобильная и смиренная вежливость. Пусть дуб рухнул – побеги есть – это символ возрождения»[704]704
  Талалай М. Русский Афон. С. 129.


[Закрыть].

При этом помогать эмигрантам русским афонитам из-за своих материальных проблем было очень нелегко. Так, в книге записей вопросов и решений Духовного Собора старцев Свято-Ильинского скита 19 декабря 1921 г. отмечалось: «Решено ответить г. Тукалке, члену Комиссии беженцев в Константинополе, что великой ради нужды братии скита бесплатных квартир не можем отпустить в подворье, потому что у нас около 150 душ братии, из коих больше половины к труду неспособна. И только и надежды, что на извлекаемую сумму подворья, а здесь на Афоне мы сами ходим по чужим работам за ничтожную плату, которая пропитать всех братьев не в состоянии»[705]705
  Феннелл Н., Троицкий П., Талалай М. Указ. соч. С. 273.


[Закрыть]. С 1922 г., когда турки начали массовое уничтожение малоазиатских греков, русские подворья в Константинополе стали принимать и этих беженцев.

Очень активной была церковная жизнь в русских учебных заведениях. В 1921–1922 гг. Всероссийские союзы земств и городов содержали в Константинополе 3 гимназии (свыше 900 учащихся), 3 училища, 10 начальных школ, 9 детских садов, площадок, яслей и 2 детских дома; своя гимназия (имени барона П.Н. Врангеля) была и в Галлиполи (около 200 учащихся). Всего же на территории Турции, по некоторым сведениям, было создано 11 русских гимназий и прогимназий, а также 12 начальных и подготовительных школ. При многих из них, в частности, при 1-й Константинопольской гимназии, гимназии свт. Николая Чудотворца в Харбие и основанной в июне 1920 г. женой русского посланника В.В. Нератовой Крестовоздвиженской гимназии, имелись домовые храмы. Главным воспитателем одной из русских гимназий в 1920–1921 гг. работал Ф.Ф. Раевский – будущий архиепископ Сиднейский и Австралийско-Новозеландский в юрисдикции РПЦЗ Савва. Определенную помощь в создании русских учебных заведениях оказали представители других христианских конфессий. Так, например, католический священник восточного обряда Александр Сипягин (племянник министра внутренних дел Российской империи) создал в Константинополе школу-интернат для русских детей-сирот, директором которой он был в 1921–1923 гг.[706]706
  Колупаев В.Е. Русские в Магрибе. История русских общин в Африке в XX веке. М., 2009. С. 163, 259.


[Закрыть]

В дальнейшем, довольно быстро, в течение двух лет почти все школьные учреждения были переведены из Турции в другие страны. В конце 1923 г. в Константинополе и окрестностях осталась только три русские школы – одна начальная имени баронессы Ольги Михайловны Врангель (32 учащихся) и две средние: школа для мальчиков в летней резиденции российского посла Нератова Буюк-Дере (180 учащихся), имевшая небольшую церковь, устроенную личными стараниями воспитанников, и школа для девочек на одном из Принцевых островов – Протии (60 учащихся)[707]707
  Дети русской эмиграции / Сост. Л.И. Петрушева. М., 1997. С. 10–11.


[Закрыть].

Все русские общины находились в ведении назначенного ВРЦУ «для Востока» попечителем о русских церковных интересах и представителями перед местными Патриархами архиепископа Анастасия (Грибановского), который, правда, периодически покидал Константинополь[708]708
  Церковная жизнь русской эмиграции на начальном этапе. С. 8.


[Закрыть]. Так, летом 1921 г. он, согласно решению ВРЦУ от 13 апреля, посетил Афон и Палестину с целью ознакомления с положением афонских русских обителей и Русской Духовной миссии в Иерусалиме после войны. В ноябре 1921 г. владыка в качестве управляющего русскими общинами Константинопольского округа принял участие в состоявшемся в Сремских Карловцах I Всезаграничном Церковном Соборе и возглавил на нем отдел духовного возрождения.

Накопившиеся проблемы и нерешенные вопросы канонической принадлежности стали причиной того, что после переезда ВРЦУ в Сремски Карловцы временно заменивший архиепископа Анастасия настоятель посольской церкви свт. Николая епископ Севастопольский Вениамин (Федченков) решил созвать Цареградское Русское церковное совещание. С этой целью были образованы две комиссии: подготовительная и просветительская (для разработки проектов о религиозном просвещении детей, подростков и взрослых, в том числе подготовки кандидатов в священники). Совещание созывалось на основе положения Всероссийского Поместного собора 1917–1918 гг. об епархиальных собраниях. Кроме епископа Вениамина, в его состав вошли все утвержденные церковной властью клирики, настоятели Афонских подворий в Константинополе, члены комиссий, представители наиболее важных общественных организаций и избранные от местных общин миряне, в том числе по пять священников и девять мирян от русских военных частей в Галлиполи и на о. Лемносе. В ходе подготовки на подворье Афонского Свято-Андреевского скита были напечатаны: докладная записка о задачах совещания, приходской устав, принятый Всероссийским Поместным собором 1917–1918 гг. и подготовленный Обществом православных приходов Петрограда и губернии Православный церковный календарь на 1921 г. (с приложением о церковной жизни русской эмиграции, написанным, вероятно, епископом Вениамином)[709]709
  Церковная жизнь русской эмиграции на начальном этапе. С. 10–12.


[Закрыть].

Подготовительная комиссия также подготовила подписанный ее председателем епископом Вениамином, протоиереями В. Руденко, А Спасским и секретарем комиссии священником И. Церетели доклад, в котором были намечены пути для деятельности ВРЦУ и обоснована необходимость его существования. В докладе обращалось внимание на то, что в сложившейся ситуации необходимо взять на себя решение проблем русских беженцев, а также решение национальных проблем, при этом высказывались идеи русского мессианства – решения «сверхнациональных» и «сверхславянских задач». По мнению авторов доклада, Россия со временем исцелится от революционных страстей, возрастет духовно, осознает свою миссию и в будущем «сама будет давать приют и физический, а еще более душевный и. религиозно-духовный». И именно русская эмиграция должна подготовить к этому инославный мир[710]710
  Кострюков А.А. Взгляд Русской Зарубежной Церкви на государственное устройство России в довоенный период // XXII Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Т. 1. М., 2012. С. 137; Заграничное русское церковное собрание. Материалы подготовительной комиссии. Вып. 1. С. 15, 26–28.


[Закрыть].

Отметив, что национальные вопросы – дело мирских людей, комиссия заявила, что и Церковь не может находиться в стороне от дела спасения Святой Руси, однако высказалось против проповеди церковной эмиграцией каких-либо политических идей. Члены комиссии подчеркнули, что задача русской эмиграции – осуществлять «процесс “собирания души русской”, слияния всего народа, всех классов в единое целое»[711]711
  Заграничное русское церковное собрание. Материалы подготовительной комиссии. Вып. 1. С. 21, 25.


[Закрыть].

Цареградское совещание начало продолжавшуюся около двух недель работу 22 июня 1921 г. и приняло ряд определений о перестройке церковной жизни в новых условиях. На открытии совещания присутствовал генерал П.Н. Врангель, и в его работе участвовали три архиерея, помимо владыки Вениамина, епископ Царицынский Дамиан (Говоров) и представитель Константинопольского Патриархата епископ Неокесарийский Поликарп[712]712
  Вениамин (Федченков), митр. Указ. соч. С. 326.


[Закрыть]. Присутствовавший на этом собрании известный русский религиозный деятель Н.М. Зернов впоследствии писал, что «на нем царил дух подлинной церковности». Владыка Вениамин (Федченков) также позднее вспоминал, что совещание прошло очень мирно, а попытки провести политические резолюции были сразу же пресечены[713]713
  Там же. С. 327; Кострюков А.А. Взгляд Русской Зарубежной Церкви на государственное устройство России в довоенный период. С. 136.


[Закрыть].

На собрании было отмечено, что трагедия русского народа состоит в его утрате за 200 лет синодального строя духа соборности, что привело к упадку национального самосознания. Теперь же миряне и клирики должны стать помощниками архиереев – и своей инициативой и проведением в жизнь соборных решений. Совещание не высказалось относительно того, какими должны быть церковно-государственные отношения в будущем в России, акцент был сделан на то, что основой идеологии русского государства должна стать православная Христова вера[714]714
  Заграничное русское церковное собрание. Материалы подготовительной комиссии. Вып. 1. С. 23–24; Кострюков А.А. Взгляд Русской Зарубежной Церкви на государственное устройство России в довоенный период. С. 138.


[Закрыть].

Участники совещания решили вовлечь в свою деятельность представителя российской дипломатической миссии, чтобы предотвратить возможное вмешательство Вселенской Патриархии в русские церковные дела; образовать Епископский совет, включив в него священников и мирян, для управления русскими храмами, решения повседневных вопросов и подготовки бракоразводных дел, которые затем высылались ВРЦУ для окончательного решения. Последний вопрос и ранее вызывал затруднения, так как Вселенская Патриархия считала, что русские церковные власти не имеют права на разрешение разводов, поскольку этим вмешиваются в область ее компетенции.

Самым важным определением совещания было решение образовать церковные приходы при каждом русском храме и даже при тех греческих церквах, где русские священники получили возможность совершать свои богослужения по определенным дням. Несмотря на сопротивление посланника А.А. Нератова, который опасался, что создание русских приходов на территориях, где уже существуют греческие общины, позволит Вселенской Патриархии вмешиваться в русскую церковную жизнь, епископ Вениамин сразу же начал формировать приходы. При этом, однако, было принято предложение российского посольства о том, чтобы название «приход» было заменено словом «община», что в большей степени соответствовало сложившейся ситуации. К осени 1921 г. при двух посольских храмах, Никольской больничной церкви и десятке домовых храмов при школах, общежитиях и лагерях были сформированы советы церковных общин, в которые вошли по одному представителю российского посольства[715]715
  ГАРФ, ф. 5680, оп. 1, д. 128, л. 12, 17–20, 22, 26–27; Йованович М. Указ. соч. С. 266–267.


[Закрыть].

Одну из таких общин, а также церковную благотворительную организацию и братство Патриарха Николая Кесарийского (21 июня 1921 г.) основал епископ Царицынский Дамиан (Говоров)[716]716
  Мануил (Лемешевский), митр. Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 годы (включительно). Т. 3. Эрланген, 1982. С. 19.


[Закрыть]. Владыка Дамиана прибыл в Константинополь из Севастополя на транспорте «Рион» в ноябре 1920 г. вместе со многими членами возглавляемого им тогда Всероссийского Свято-Владимирского братства, деятельность которого в учебно-воспитательной области выразилась в создании в Крыму смешанной гимназии для детей беженцев. В Константинополе братство хотело продолжать религиозно-просветительскую деятельность, но это стремление не было поддержано предстоятелями Зарубежной Русской Церкви[717]717
  Косик В.И. Русское церковное зарубежье: XX век в биографиях духовенства от Америки до Японии. С. 119.


[Закрыть].

В своем дневнике епископ Дамиан так описывал первые впечатления от города: «После недельного плавания “Риона” беженцы увидели Царьград с возвышающейся Айя-Софией… Для русских людей видеть Св. Софию, побывать в центре христианства, в колыбели православия, было заветной мечтой. Нас, епископов, приняли любезно в Болгарской экзархии. Наши взоры и желания, прежде всего, направлены были к Св. Софии, и мы неоднократно ее осматривали. Здесь мы увидели, что к ней стекаются племена и народы (кроме греков, которым турки возбраняли вход). Желательными посетителями здесь были русские и особенно русское духовенство. В разговорах образованные и необразованные турки прямо высказывались: “Нам не удержаться в Константинополе, нам жаль Айя-Софии, но если отдавать кому, то только русским, потому что русские хороший народ и хороший наш сосед”. Мое пребывание в Болгарской экзархии продолжалось 5 месяцев»[718]718
  Из воспоминаний Юрия Словачевского, потомка архиепископа Дамиана // Русское зарубежье в Болгарии: история и современность. София, 2009. С. 229.


[Закрыть].

Первоначально епископ был полон энтузиазма от пребывания в Константинополе и выражал идеи русского мессианства. «Христианское сознание говорило нам, писал он, что все совершившееся наяву – не случайное явление. Движение российское и движение мировое привело нас к центру православия для какой-то великой цели, ибо все пережитое русским человеком за это время – дело большого масштаба»[719]719
  Дневник архиепископа Царицынского Дамиана 1919–1922 годов / Публ. З. Тининой // Мир Православия. Вып. 4. Волгоград, 2002. С. 285, 287.


[Закрыть].

В апреле 1921 г. владыка Дамиан арендовал 36 комнат в так называемом Русском доме на Татовне, где планировал сосредоточить деятельность своего братства и разместить различные культурно-просветительные учреждения, в том числе создать Богословско-пастырское училище. С помощью Американского комитета спасения и воспитания русских детей епископу удалось отремонтировать комнаты и открыть в доме интернат для русских детей и юношей на 50 человек. Для добывания материальных средств братство устроило здесь прачечную, однако русское Богословско-пастырское училище открыть в Константинополе не удалось. В связи с этим владыка Дамиан в 1922 г. переехал в Болгарию. В своем дневнике он так описывал причину переезда: «Константинопольский период нашего беженства ничем хорошим не ознаменовался и не дал никакого опыта для деятельности в будущей России. Поле деятельности для Русской Церкви постепенно суживалось, и жизнь здесь, наконец, приостановилась с большими осложнениями, запрещениями священнослужения патриархом архиепископу Анастасию. Так как в Константинополе ничего нельзя было делать на поприще религиозно-просветительном, то свои мысли я стал направлять к Славянским землям»[720]720
  Из воспоминаний Юрия Словачевского, потомка архиепископа Дамиана. С. 299–230.


[Закрыть].

Также в Болгарию со временем уехали архиепископ Полтавский и Переяславский Феофан (Быстров), до 1922 г. служивший на подворьях русских афонских обителей в Константинополе, и епископ Лубенский Серафим (Соболев), некоторое время преподававший догматическое богословие в известной Высшей духовной школе Константинопольского Патриархата на острове Халки. Когда в этот период один из священнослужителей сказал владыке Серафиму: «Вот и попали мы, Ваше Преосвященство, в хорошую сторонушку!», то услышал в ответ: «Постой, здесь же турки, мусульмане, какая же это хорошая сторонушка! Погоди, даст Бог, увидим еще хорошую сторонушку». И 19 мая 1921 г. епископ Серафим вместе со своим братом иеромонахом Сергием (Соболевым) уехал в Болгарию[721]721
  Кострюков А.А. Архиепископ Серафим (Соболев). Жизнь, служение, идеология. М., 2011. С. 51, 53.


[Закрыть].

В конце 1921–1922 гг. русская церковная эмиграция через Константинополь оказывала помощь голодающим в России. 31 августа 1921 г. ВРЦУ постановило образовать соответствующий комитет, причем собранные верующими «пожертвования денежные. направлять в Белград в ВЦУ а снаряженные вагоны и пароходы – на имя Всероссийского Патриарха Тихона в пограничные города или в Константинополь». Подобная помощь осуществлялась больше года. Так, на заседании ВРЦУ от 15 августа 1922 г. отмечалось: «Устроено дело посылки из Константинополя посылок с продуктами в Россию (голодающим)», а архиепископу Анастасию выдано для организации этого дела 120 тысяч динар[722]722
  Васса (Ларина), инокиня. Указ. соч. С. 315.


[Закрыть].

Согласно указу Местоблюстителя Вселенского Патриархата от 2 декабря 1920 г., русские общины на территории Турции имели автономный статус, и до 1924 г. состоявший из них русский Константинопольский церковный округ фактически существовал в виде самостоятельной епархии, которой руководили архиепископ Анастасий и Епископский совет. Владыке Анастасию подчинялись и общины в русских военных лагерях на греческих островах Лемнос и Лесбос; 24 апреля 1922 г. он был избран председателем объединявшего 34 общественные организации Русского комитета в Турции. В 1923 г. архиепископу нанес официальный визит Гибралтарский епископ Англиканской Церкви[723]723
  Радий Р. Држава и верске за; еднице 1945–1970. Д. 1. Београд, 2002. С. 367.


[Закрыть].

В мае – июне 1923 г. владыка Анастасий принял участие в проходившем в Стамбуле Всеправославном совещании, где выступил в качестве руководителя оппозиции против предложенных Вселенским Патриархом «противоречивших православной традиции» реформ. Данный конфликт резко ухудшил отношения русских общин с Константинопольским Патриархатом. После завершения Всеправославного совещания Патриарх Мелетий указал архиепископу Анастасию, что он в будущем должен поминать за богослужением только Вселенского Патриарха. Это требование оказалось неприемлемым для архиепископа, и выполнено не было[724]724
  Seide G. Verantwortung in der Diaspora, die Russische Orthodoxe Kirche im Ausland, München 1989. S. 90–91.


[Закрыть].

На отношение к русским приходам повлияла и лояльная к советскому правительству политика Константинополя. 29 марта 1924 г. владыка Анастасий получил грамоту Вселенской Патриархии, в которой русским клирикам на территории Патриархата предписывалось избегать «проявлений политического свойства, равно как возношения имен и особ, указывающих на политические упования и предпочтения и потому могущих причинить серьезный вред и в частности, и вообще». Разъясняя содержание этой грамоты, секретарь Константинопольского Синода писал, что здесь «запрещается касаться большевизма со всех точек зрения, даже как ярко выраженного антирелигиозного и антиморального начала, так как это могло бы набросить тень на советскую власть, признанную законной всем русским народом и Патриархом Тихоном»[725]725
  Георгий Граббе, протопр. Правда о Русской Церкви на родине и за рубежом. Джорданвилл, 1961. С. 198.


[Закрыть].

Кроме того, в связи с признанием Константинопольской Патриархией обновленческого Синода в СССР, русским архиереям в Стамбуле было строго запрещено возносить имя Патриарха Тихона за богослужением и поминать зарубежный Русский Архиерейский Синод. Архиепископы Анастасий (Грибановский) и Александр (Немоловский) отказались повиноваться этому указу. В результате Патриарх Григорий VII 31 марта назначил особую следственную комиссию из трех митрополитов по делу русских архиереев, которые, по его мнению, незаконно вторглись в область компетенции Вселенского Патриархата по окормлению эмигрантов из России, и обратился к Сербскому Патриарху Димитрию с предложением упразднить Зарубежный Русский Синод, но сочувствия не нашел. 30 апреля, ввиду отказа пребывавших в Стамбуле русских архиереев прекратить поминовение Патриарха Тихона и признать советскую власть, Константинопольский Синод запретил в служении архиепископов Анастасия Кишиневского и Александра Алеутского и Северо-Американского. В этот же день Патриарх Григорий VII заявил о неканоничности Русского Архиерейского Синода за границей: «Существование и деятельность Русского Синода в чужой церковной области, никакой канонической силы иметь не может, и. он должен как можно скорее прекратить свое существование согласно. постановлению Патриарха Тихона»[726]726
  Поспеловский Д.В. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. С. 234.


[Закрыть].

8 мая 1924 г. Синодальная следственная комиссия направила владыке Анастасию угрожающее письмо: «Постановление о Вас о немедленном пресечении священнодействования и церковнодействования здесь принято. не просто на основании только что поданных против вас жалоб, но также и главным образом вследствие данных, существующих уже давно, о том, что, к сожалению, Ваше Высокопреосвященство и отчасти и Высокопреосвященнейший Архиепископ Северо-Американский Александр в церковной деятельности Вашей здесь, в архиепископии Константинопольской, превышаете нормы, указанные в грамоте Патриархии от 2 декабря 1920 г. за № 9084, возможной церковной деятельности Вашей здесь, как беженцев и гостящих в чужой епархии архиереев.

Существует уже достаточно данных, свидетельствующих, что Ваше Высокопреосвященство, вопреки вышеупомянутой грамоте и воспрещению общего Патриаршего и Синодального циркуляра об архиереях-беженцах, который и Вы в свое время получили к сведению, действуете здесь с превышением своих прав, поступая как архиереи правящие и имеющие права власти церковной административной и судебной, что, конечно, не может быть допущено канонически, как несовместимое с вашим положением архиереев-беженцев, гостящих в чужой епархии. Известно также, что Вами или через Вас произведено много хиротоний, пострижений в монашество и т. п. Также из многократных данных удостоверено использование Вами Церкви при служениях и в проповедях для политических выступлений, несовместимых с церковным характером и по другим соображениям весьма неуместных здесь.

По этим причинам, а не просто из-за поданных только что жалоб Священный Синод счет необходимым пресечь немедленно данное ранее Вам разрешение священнодействовать и вообще исполнять какую бы то ни было церковноадминистративную власть здесь, до представления вами удовлетворительного ответа по всем пунктам обвинений, предъявленных Вам. В заключение комиссия замечает вам, что поднятый неуместно шум для извращения сущности вопроса может составить новые элементы ответственности». В результате владыка Анастасий после Пасхи 1924 г. был вынужден покинуть Стамбул и через Францию выехал в Болгарию, где участвовал в освящении Александро-Невского собора в Софии, а потом переехал в Сремски Карловцы для участия в очередном Архиерейском Соборе. По поручению последнего архиепископ был направлен в Иерусалим (прибыл туда в декабре 1924 г.), и до 1935 г. наблюдал за деятельностью Русской Духовной Миссии в Палестине[727]727
  Владислав Цыпин, прот. Митрополит Анастасий (Грибановский) // Православная энциклопедия. Т. 2. М., 2001. С. 238.


[Закрыть].

Интересно отметить, что митрополит Евлогий (Георгиевский) в 1924 г., в связи с ущемлением прав архиепископа Анастасия Вселенским Патриархом, посылал в Константинополь письма, где защищал законность Зарубежной Русской Церкви[728]728
  Церковные ведомости. 1926. № 15/16. С. 14–16.


[Закрыть]. Однако в 1930-е гг. владыка Евлогий, видимо, пытаясь обелить Константинопольский Патриархат (в юрисдикции которого он тогда находился), трактовал события 1924 г. уже другим образом: «Епископа Анастасия только что выслали из Константинополя. Там он произносил зажигательные политические речи на Афонском подворье. Константинопольский Патриарх предостерегал его, советовал учитывать обстановку, помнить, что пользуется гостеприимством турецкой державы, но владыка Анастасий с этим предостережением не посчитался, и потому ему запретили священнослужение. Он уехал из Константинополя»[729]729
  Евлогий (Георгиевский), митр. Указ. соч. С. 399.


[Закрыть].

Таким образом, в середине 1920-х гг. еще сохранившимся в Турции русским общинам пришлось признать юрисдикцию Вселенского Патриархата. После отъезда Владыки Анастасия Константинопольский Патриарх в 1924 г. назначил управляющим русскими общинами в Стамбуле архиепископа Александра (Немоловского), который занимал эту должность до 1928 г. Однако затем он был уволен от должности управляющего и выселен из страны по решению турецких властей. Владыка Александр сначала уехал на Афон, а в декабре 1928 г. переехал по приглашению митрополита Евлогия (Георгиевского) в Брюссель, где в дальнейшем служил более десяти лет[730]730
  Нивьер А. Православные священнослужители, богословы и церковные деятели русской эмиграции в Западной и Центральной Европе. 1920–1995: Биографический справочник. М., 2007. С. 56.


[Закрыть].

Бедственное материальное и жилищное положение беженцев, прекращение французскими оккупационными властями продовольственной помощи и ультиматум турецких властей о поголовной депортации военных спровоцировали отъезд русских из зоны черноморских проливов, – в основном в Королевство сербов, хорватов и словенцев и Болгарию. Осенью 1921 г. в Константинополе осталось 30 тысяч русских, а в сентябре 1922 г. – 18 тысяч. При этом в городе все еще было много православного духовенства, так, на 26 октября 1921 г. из 30 тысяч беженцев – 150 являлись священнослужителями[731]731
  Русские в Галлиполи. С. 252; Йованович М. Указ. соч. С. 145; Раев М. Указ. соч. С. 39.


[Закрыть].

Укрепление в Турции власти светского правительства генерала Мустафы Кемаля (Ататюрка) и его сближение с советской Россией существенно сказалось на положении эмигрантов. По Лозаннскому договору 1923 г. между Турцией и европейскими государствами был урегулирован вопрос Константинополя и проливов. Они оказались демилитаризованы, а город вскоре возвращен под управление турецких властей. К началу 1924 г. в Стамбуле и его окрестностях осталось около 10 тысяч русских эмигрантов. В дальнейшем их число неуклонно сокращалось: в 1926 г. – 5 тысяч, 1928 г. – 1747, 1934 г. – 1695, а в 1937 г. – 1200[732]732
  Йованович М. Указ. соч. С. 118, 121, 122.


[Закрыть].

Это во многом было связано с постепенным ужесточением турецкой политики в отношении русских беженцев. Летом 1925 г. правительство приняло несколько декретов, на основании которых иностранцы не имели права заниматься целым рядом ремесел и профессий. Кроме того, от русских эмигрантов потребовали принятия к 1 января 1927 г. советского или турецкого гражданства[733]733
  Там же. С. 41–42, 102.


[Закрыть].

В справке о положении русских беженцев в Турции, подготовленной представителем Всероссийского земского союза в Стамбуле А.Л. Глазовым для председателя Совета российских послов М.Н. Гирса, от 2 апреля 1926 г. говорилось: «Общее число русских беженцев в Турции не превышает ныне 4 000-5 000 человек. Не менее 90 % этого числа проживает в Константинополе, а остальные 10 % рассеяны по различным местностям Анатолии, причем в последнее время эти проживающие в провинции беженцы постепенно лишаются своих мест и заработка и высылаются на жительство в Константинополь. Как и в других местах расселения, русские беженцы в Константинополе в подавляющем числе зарабатывают средства к существованию наемным и поденным трудом. Более или менее крупных предприятий, организованных русскими и дающих постоянный заработок своим соотечественникам, в Константинополе почти не осталось. Одной из характерных особенностей русской беженской колонии в Константинополе является довольно значительное число инвалидов и нетрудового элемента: последовательные эвакуации сначала в Балканские страны, затем в Соединенные Штаты и в последние два года во Францию в значительной мере выкачали из Константинополя молодежь и вообще энергичных и способных к физическому труду людей…

До лета прошлого, 1925 г., русские беженцы не были стеснены в праве приложения своего труда и знаний в самых разнообразных отраслях местной экономической жизни. Единственное правовое ограничение, строго соблюдавшееся турками, заключалось в отказе выехавшим за границу белым русским в обратных визах на въезд в Турцию. Весьма неохотно давалось турками и разрешение на въезд в Анатолию, но при известной протекции и хлопотах эти разрешения можно было получить. В общем же русским беженцам до лета прошлого года жилось в Турции сравнительно спокойно и хорошо, особой безработицы среди них не наблюдалось, и имелись уже кое-какие перспективы в отношении устройства значительного числа русских специалистов на ряд крупных государственных и муниципальных предприятий.

Но вот начиная с осени 1925 г. в связи с неудачными для Турции переговорами по Мосульскому вопросу, политика турецкого правительства в отношении иностранцев, а в том числе и русских беженцев, резко меняется и принимает определенно агрессивный характер. Основываясь на неопределенно редактированной ст. 4-й Лозаннского договора, турецкое правительство под видом защиты интересов турок от конкуренции иностранного труда начинает издавать последовательно ряд декретов, лишающих иностранных подданных права заниматься известными ремеслами и промыслами, а также состоять служащими в целом ряде предприятий, не только государственных и общественных, но и частных. В первую очередь и наиболее болезненно отразилось это на русских беженцах, лишенных и консульской, и иной авторитетной защиты и потому предоставленных всецело самим себе. Хотя путем различных ходатайств, а порою и взяток полицейским властям и удавалось в некоторых случаях и отсрочивать применение упомянутых декретов, но все же положение создалось невыносимое и безработица среди беженцев резко увеличилась…

О том, в каком угнетенном положении находится сейчас русская колония в Константинополе, говорить не приходится – это понятно само собою; необходимо поэтому принять самые срочные меры к возможному усилению эвакуации русских из Константинополя. Заканчивая этим свою записку, считаю долгом отметить те конкретные меры, которые необходимо срочно предпринять в отношении русской беженской колонии в Турции, дабы не поставить ее в ближайшем будущем перед совершенно безвыходным положением. 1. Принять все возможные меры в Международном Бюро Труда, чтобы добиться от турецкого правительства отмены или смягчения в отношении русских беженцев всех тех ограничительных распоряжений относительно применения труда, кои установлены в последнее время для иностранцев.

2. Добиться присылки для русских в Константинополь возможно большего числа контрактных виз во Францию. 3. Обратить самое настойчивое внимание иностранных правительств на создавшееся для русских беженцев в Константинополе безвыходное положение и ходатайствовать перед этими правительствами о предоставлении, вне правил, возможного числа виз для тех из беженцев, которые по своему возрасту и состоянию здоровья неспособны к тяжелой физической работе»[734]734
  ГАРФ, ф. 5680, оп. 1, д. 70, л. 39–41.


[Закрыть].

Протесты и вмешательство международной общественности привели лишь к продлению срока выполнения требования о принятии советского или турецкого гражданства до августа 1927 г. Все это способствовало выезду русских эмигрантов из страны. Только в мае 1928 г. из-за обострившейся политической ситуации из Стамбула в Югославию переселилось 440 бывших граждан России[735]735
  Йованович М. Указ. соч. С. 102.


[Закрыть].