Текст книги "История Польши. Том II. Восстановление польского государства. XVIII–XX вв."

Когда самые крупные помещики отказались поддержать выдвинутую Велепольским программу возврата к конституции 1815 года, наместник Царства Польского Горчаков решил успокоить разгоряченных поляков возвратом к Органическому статуту от 1832 года, который еще не был отменен, но во многих его положениях не исполнен. Для этого он отправил в Петербург являвшегося одним из высших чиновников Карницкого с предложениями, которые правительством и царем в принципе были одобрены.

Тем временем другой чиновник, поляк по фамилии Енох, обратил внимание наместника на Велепольского и его письмо к Меттерниху. После этого, вызвав к себе Велепольского, Горчаков долго с ним беседовал о намеченных реформах и, изменив свои первоначальные выводы, изложил их в Петербурге. Затем произошла отставка представлявшего его в Варшаве Муханова¹⁰⁴, что явилось предвестником смены курса прежнего польского правительства, последним распоряжением которого являлся циркуляр, призывавший крестьян защищать общественный порядок от действий шляхты. Циркуляр был отозван.

26 марта 1861 года был издан императорский указ о восстановлении Государственного совета, введении губернских и повятовых советов, муниципальных советов в городах, а также о возрождении упраздненной после восстания 1830 года Правительственной комиссии по религиозным конфессиям и народному просвещению. Этот указ изложил принципы данных реформ, поручив наместнику Царства Польского разработать их содержание. Причем эти принципы свидетельствовали о важности реформы. Самодержавие, конечно, сохранялось, но реформа открывала участие в нем общественных деятелей, назначаемых монархом в Государственный совет и избираемых населением в губернские, повятовые и городские советы.

При этом Государственный совет, как высший орган государственной власти, заседания которого должны были проходить под председательством наместника, являлся выразителем его своеобразия. В состав совета предполагалось включить директоров правительственных комиссий и председателя Высшей счетной палаты, а также членов, назначаемых монархом из числа епископов и вообще высшего духовенства, председателя Земского кредитного общества, председателей губернских советов и других лиц по высочайшему усмотрению.

Кроме участия в законотворчестве и верховной судебной системе, Совету предоставлялось право принятия бюджетов Царства Польского, контроля за деятельностью административных органов, а также право рассмотрения жалоб на чиновников за злоупотребления и нарушения законов. Губернские же, повятовые и городские советы должны были стать органом широкого самоуправления в сельском хозяйстве, промышленности и торговле, наземном и водном транспорте, а также попечении о бедных, больницах, приютах и тюрьмах, жилищно-коммунальных услугах. При этом восстановление комиссии общественного просвещения и присоединение к ней департамента по делам духовенства, действовавшего до той поры при министерстве внутренних дел, указывало на то, что в этих двух важнейших областях национальной жизни ожидались глубокие перемены.

Директором восстановленной комиссии стал Велепольский, и, таким образом, во властные структуры Царства вошел человек, решивший остановить охватившее общество революционное брожение с тем, чтобы вывести его на путь труда и развития. Причем он взялся за эту задачу, рассчитывая на успех, так как взял в свои руки решение крестьянского вопроса. При этом Велепольский был единственным, кто мог даже свести на нет революционные замыслы, так как революционеры на протяжении многих лет видели в вопросе освобождения крестьянства средства и условия вооруженного восстания.

Однако на осуществление освобождения крестьян требовалось определенное время, и на то, чтобы сделать это немедленно, не могло решиться ни одно революционное движение. Но Велепольский этого не понимал и вместо того, чтобы приручить революционное течение, решил его сломить. Именно поэтому он начал не с проведения реформ, а с восстановления авторитета власти и решил убедить наместника отменить введенные после событий 27 февраля уступки, упразднить оставшуюся после них городскую депутацию, поддерживавшую городской порядок, но являвшуюся чем-то ненормальным в системе управления, и заменить ее созданием временного муниципального совета Варшавы.

Прежде всего, Велепольский убедил Горчакова 6 апреля распустить Сельскохозяйственное общество под тем предлогом, что, учрежденное с единственной целью поднять сельское хозяйство, оно перестало соответствовать положениям своего устава. Такой шаг являлся ошибкой, поскольку данное общество вследствие своего последнего решения об освобождении крестьян было весьма популярно в самых широких слоях населения и служило своеобразной вывеской края.

Возмущение, вызванное роспуском общества, пошло только на пользу революционных сил. Ведь на такое Велепольскому следовало отважиться без ущерба только в том случае, если на следующий день он был бы готов отменить крепостное право при соответствующей компенсации помещикам за счет государственных доходов. Тогда на его стороне оказался бы весь демократический лагерь, и подобное решение одобрили бы прогрессивные люди даже в самом Сельскохозяйственном обществе.

Велепольский, возвышаясь над окружавшим его обществом своими представлениями о государственной власти, необходимой для правильного развития нации, будучи сторонником легального пути и врагом заговоров и конспирации, более не возвышался, но его взгляды начали глубоко укореняться в общественных понятиях социального слоя, к которому он принадлежал. Прикрываясь наполеоновским Гражданским кодексом, игнорируя всю историю крепостного права в Польше, не замечая страшных потрясений, сопровождавших освобождение крестьян в Галиции, он признавал только добровольную аренду, и то в ограниченных размерах. Прервав действия Сельскохозяйственного общества по освобождению крестьянства, он вызвал к себе группу выдающихся членов этого общества для разработки регулирования крестьянских отношений.

И тут произошло весьма неприятное явление. Те самые люди, которые в Сельскохозяйственном обществе, поддавшись влиянию прогрессивного общественного мнения, ратовали за уступки в пользу крестьян, будучи позванными правительством для обдумывания, каким образом урегулировать имевшиеся проблемы, невзирая на критику предложений этого правительства и их непопулярность, стали соглашаться со всеми щекотливыми моментами и приняли ряд постулатов, которые должны были быть учтены при переводе крестьян на арендные отношения в интересах крупных землевладельцев. Для этого было осуществлено ограничение этого перевода только для тех крестьян, которые имели по меньшей мере три морга, что исключало малоземельных, и сделан упор на отмену сервитутов и отделение земель фольварков от крестьянских наделов.

16 мая 1861 года был опубликован царский указ по преодолению трудностей при переводе крестьян на арендные отношения. Согласно ему с 1 октября для имевших более трех моргов крестьянских хозяйств крепостное право отменялось и они переводились на аренду, получившую название «законного выкупа». Она должна была осуществляться по установленному тарифу, начисляться либо главами повятов, либо их поверенными и уплачиваться крестьянами ежеквартально до момента заключения контракта по бессрочной аренде. Причем до тех пор разрешалось сохранять крестьян в статусе крепостных.

Если контракт по бессрочной аренде не вступал в силу добровольно, то это вменялось осуществлять властям по требованию одной из сторон. Инструкции же для подобных действий властей, а также по решению вопросов, связанных с сервитутами, регулированием и разделом земель, должны были разработать соответствующие правительственные комиссии. Однако если Велепольский надеялся таким половинчатым решением и отказом от резолюции Сельскохозяйственного общества привлечь на свою сторону помещиков, то он жестоко ошибался. Большинство из них приняли из его рук отсрочку освобождения крестьян, которой он опасался, но в своей благодарности не дошли до того, чтобы поддержать его политику и восстановить против себя мнение революционеров.

Между тем революционные настроения с каждым днем возрастали. Их подогревали вернувшиеся по амнистии из Сибири и не сломленные духом ссыльные, дождавшиеся момента возмездия. Этих бывших ссыльных поддержали и некоторые офицеры русской армии, чьи польские национальные чувства стали проявляться в различных протестах. Одновременно польские эмигранты после изгнания Централизации из Версаля в Лондон объединились в Париже в кружок и стали призывать к восстанию в выпускавшемся с 1857 года отдельном периодическом издании «Пшеглонд Жечи Польских» («Обзор польских дел»).

В этом кружке главную роль играли Высоцкий, Милковский и Мерославский, которые, присоединившись к Гарибальди, создали офицерское училище для подготовки восстания в итальянской провинции Кунео. С польскими революционерами сблизились также и представители российского революционного движения, боровшиеся с царизмом на полях эмигрантских периодических изданий. В частности, Герцен и Бакунин громко призывали к освобождению Польши, будя у поляков призрачные надежды на то, что польское восстание найдет поддержку в революции в России.

Между тем в самой Варшаве революционным движением руководил упраздненный к тому времени Центральный национальный комитет, называвшийся Комитетом красных, образовавшийся в конце 1861 года из разрозненных заговорщических союзов и навязывавший свою волю обществу. В качестве руководителя в нем был офицер российской армии Ярослав Домбровский (в 1871 году являвшийся одним из лидеров Парижской коммуны¹⁰⁵), брошенный в тюрьму до начала восстания¹⁰⁶, в разработке планов которого в 1862 году он принимал самое деятельное участие. После него главой Комитета стал вернувшийся из Сибири бывший ссыльный Агатон. Свой план организации восстания не преминул представить и Мерославский.

Кроме того, главным образом усилиями варшавян, была организована нелегальная партия «белых», в которой ведущую роль играли Юргенс, Кроненберг и Халубинский. Они стали издавать «Польскую газету», редактором которой назначили Крашевского. В эту партию вступили также помещики из числа сторонников Замойского. Однако, будучи наиболее склонной к проведению реформ и готовой принять в них активное участие, она не встала на сторону Велепольского и даже способствовала проведению организуемых красными и поддерживаемых духовенством демонстраций.

Это вызвало гнев Велепольского, и он, не сдержав свою нервозность, принимая священнослужителей, пришедших представиться ему как председателю комиссии по религиозным конфессиям, заявил: «Как руководитель органа, заботящегося обо всех конфессиях и народном просвещении, я не отступлю от истинной толерантности, являющейся одним из величайших достижений истории. Как член правительства Н. Пана, я нигде, насколько это будет от меня зависеть, а тем более в сфере моей ответственности не допущу появления правительства в правительстве. Я никому не позволю произвольно нарушать установленные законы и с радостью выслушаю ваши жалобы на притеснения, а если сочту их справедливыми, то наведу порядок, либо сам, либо передам их на Высочайшее рассмотрение».

Такое заявление возмутило священников, считавших католичество главенствующей религией в государстве и ревниво оберегавших независимость своей деятельности. Поэтому после аудиенции они разразились громкими жалобами, и Велепольский оказался в польском обществе в изоляции.

Велепольский благосклонно отзывался только о евреях, которых он хотел уравнять в правах и ополячить. Говоря о них, он подчеркивал, что они должны превратиться в буржуазию, что буржуа из числа христиан справедливо воспринимали как унижение. Было ясно, что Велепольский не понимал силу и значение польских и уже ополяченных буржуа, основой для которых служила быстро развивавшаяся и принимавшая участие в крупной мировой торговле мануфактурная и ремесленная промышленность. Чувствовалось также, что, будучи шляхтичем по происхождению, он признавал только шляхтичей и неотделимых от них евреев.

В целом на своем пути Велепольский создавал немало ненужных препятствий, но его это не пугало. Он все более стремился силой сломить открытое сопротивление и разогнать демонстрации, однако в то же время добивался национальных свобод, чтобы получить поддержку общества в осуществлении своих намерений.

Подобную политику одновременно с ним стал осуществлять в Пруссии и Бисмарк, который, встретив в прусском парламенте сопротивление наращиванию военной мощи, правил без него, надеясь, что победоносная война оправдает его в глазах народа. Но при этом Бисмарк опирался на своего монарха Вильгельма 1 и свое прусское войско, в интересах которого он и действовал. Велепольский же рассчитывал на императора Александра II, который поддерживал его лишь настолько, насколько это позволяли интересы российской политики. Однако, как только Велепольский вместо того, чтобы объединить общество, прибегнул к его усмирению силой, власть в крае перешла в руки неугодных полякам российских военных. А когда 29 мая 1861 года умер престарелый Горчаков, то Велепольскому пришлось вести тяжелую и ожесточенную борьбу с его преемниками – назначенными на пост наместника генералами.

Желая подавить продолжавшиеся демонстрации, усиливавшие волнения среди населения, Велепольский 8 апреля добился принятия Административным советом постановления, по которому не желавшим призываться в армию людям, собиравшимся на улицах, грозил расстрел. Причем еще до того, как весть об этом законе распространилась, один из командиров русской армии выполнил его и приказал расстрелять не желавшую расходиться толпу. В результате несколько сотен человек было убито и ранено, а армия стала хозяином положения. Но Велепольский помешал осуществлению намерений русских военных, взяв на себя ответственность за расстрел и уговорив наместника доверить ему руководство комиссией (министерством) юстиции наряду с уже подчиненной ему комиссией по религиозным конфессиям и народному просвещению.

Преемник же Горчакова генерал Николай Онуфриевич Сухозанет, однако, счел, что настало время военного правления, и 9 июля издал указ, устанавливавший своего рода диктатуру военачальников и передававший рассмотрение дел по политическим преступлениям военно-судебным комиссиям. Тем не менее, несмотря на жестокие военные репрессии, в некоторых районах демонстрации продолжались. Воспользовавшись этим, Велепольский под угрозой подать в отставку добился того, чтобы на место Сухозанета был назначен генерал граф Ламберт, перед которым поставили задачу договориться с Велепольским. Но до этого дело так и не дошло. Используя ситуацию с растущими с каждым днем демонстрациями, которые в отдельных местах выливались даже в бунты, 14 октября Ламберт вопреки позиции Велепольского ввел военное положение.

Когда армейские подразделения ворвались в два костела для ареста распевавших патриотические песни прихожан, администратор епархии, которым после смерти архиепископа Фиалковского стал ксендз Бялобжеский, закрыл не только эти два храма, но и все святилища, что глубоко потрясло народные массы. Это заставило заболевшего Ламберта покинуть свой пост, и на его место вернулся Сухозанет, которого сменил Людерс. Велепольский же в декабре получил желаемую отставку, но был вызван к царю.

Борясь с различными происками и жестокостью военного правления, Велепольский посвятил себя неутомимой работе по осуществлению реформ и 5 июня 1861 года добился принятия ряда указов, которые на основании положений постановления от 26 марта подробно определили организацию, сферу деятельности и регламент Государственного совета, губернских, повятовых и сельских советов. При этом активное избирательное право на выборах в повятовые и городские советы независимо от вероисповедания и сословия получили подданные мужского пола, начиная от лиц, которым исполнилось полных 25 лет, умевших читать и писать по-польски, уплачивавших определенную сумму налога на недвижимость или имевших 180 рублей годового дохода. Члены же губернского совета должны были избираться повятовыми советами.

В лице Сельскохозяйственного общества и варшавской городской депутации край получил некое представительство в государственной власти, что представляло собой переход к будущему сейму. Однако такие введенные и объявленные уступки не понравились полякам, которые, очнувшись от долгого летаргического сна, не смогли их оценить и стали протестовать под лозунгом «Все или ничего!». При этом среди многочисленных демонстраций патриотической направленности наиболее заметным событием стало организованное в городе Городло массовое празднование годовщины унии с Литвой как доказательство того, что народ не желает довольствоваться уступками лишь в границах Царства Польского.

Своими достижениями для народа Велепольский никого на свою сторону не привлек. Красные продолжали организовывать уличные демонстрации, а помещики сочли момент, когда он боролся против произвола российских генералов, уместным для выступления против него у наместника, то есть у москаля против поляка. Ведь наместником этим являлся верой и правдой служивший Москве славившийся своей обходительностью обрусевший француз граф Ламберт, исповедовавший католическую веру, что и предопределило доверие к нему со стороны помещиков. Именно наиболее влиятельные среди них и представили дело так, что причина всего смятения кроется лишь в Велепольском, посоветовав наместнику поставить на его место кого-то другого. При этом они, скорее всего, имели в виду Замойского, но тот, замкнувшись в своей доктрине, отказался принять даже пост вице-президента Государственного совета.

Не найдя поддержки у помещиков, Велепольский стал искать ее у духовенства и поэтому посоветовал наместнику для решения вопросов по снижению напряженности в крае пригласить к себе епископов. Они приехали в Варшаву, но уговорить себя выступить против демонстраций и запретить превосходившие всякую меру патриотические проповеди не дали. Ведь церковные иерархи были уверены, что, предприняв такие действия, они не нашли бы послушания и только навредили бы делу религии и церкви в обществе. Привыкнув в течение долгого времени подчиняться насилию со стороны правительства, тогда, когда это насилие ослабло, они поддались давлению, которое на них оказывало население и шедшее с ним вместе низшее духовенство.

Однако спровоцировавший демонстрации калишский епископ Марчевский подвергся осуждению со стороны собственного духовенства и оскорблениям уличной толпы. Отказавшись же от сотрудничества с правительством в интересах успокоения края, епископы в то же время посчитали возможным 22 сентября 1861 года передать через графа Ламберта адрес на имя монарха. В нем было заявлено, что они, как и их предшественники, принимали постановления, уничижавшие священные законы церкви и оскорблявшие их совесть и пастырское достоинство, но дальше в таком греховном равнодушии они оставаться не могут. Изложив свои жалобы, епископы потребовали предоставления свободы для церкви, в том числе и того, чтобы комиссия по религиозным конфессиям в отношении церкви была ограничена чисто административными вопросами и не вмешивалась в богослужения, проповеди и т. п., что явно направлялось против Велепольского.

В результате уже во второй раз случилось так, что польский епископат, который, по его собственному признанию, часто подвергался иностранному насилию, выступил против поляка, когда власть находилась у того в руках. В первый же раз жертвой такого выступления некогда стал министр просвещения Станислав Потоцкий. Однако если Потоцкий спровоцировал епископов на такой поступок своими масонскими высказываниями, то Велепольский только потребовал, чтобы они не позволяли использовать богослужения и проповеди в целях революционной пропаганды. К тому же время его падения и последующей насильственной русификации Царства, а также изгнания епископов еще не настало.

Ламберт не принял адрес епископов, но его внесение пагубно сказалось на организационной структуре комиссии по религиозным конфессиям и народному просвещению Царства Польского. Ведь она была разработана Велепольским без консультации с епископами и не соответствовала религиозным интересам. По-видимому, он хотел найти в комиссии поддержку против сопротивления епископов, а также задумывал перенести решение конфессиональных вопросов из Петербурга в Варшаву.

Велепольский полагал, что обе цели легче всего достичь, разработав для Царства церковную коллегию, подобную той, что существовала при правительстве в Санкт-Петербурге с 1801 года, хотя и никогда не признаваемой Святым Престолом, и предложил создать Духовный римско-католический совет в комиссии по религиозным конфессиям. Он должен был состоять из архиепископа или епископа и двух делегатов от каждой епархии, принимать участие во внешних делах церкви и в личных делах духовенства, а также направлять запросы на имя Святого Престола или общие приказы и запросы по духовным вопросам настоятелям и представлять епархиальные власти и церковные ордена Царства Польского.

Этот духовный совет не являлся столь же опасным для церкви, как петербургская Римско-католическая духовная коллегия, поскольку в нем не заседал православный уполномоченный. К тому же трудно было предположить, чтобы директор комиссии, будучи поляком и католиком, захотел бы использовать ее в целях, противоречивших интересам католической церкви. Не случайно сами епископы Царства Польского в адресе, представленном 22 сентября, высказались за создание церковной канцелярии при комиссии по религиозным конфессиям. Для соблюдения интересов духовенства ее было предложено создать в составе нескольких епископов и представителей высшего духовенства под председательством архиепископа.

Однако Святой Престол в этом вопросе не пошел на компромисс, поскольку придерживался незыблемого принципа, заключавшегося в том, что епископская власть должна непосредственно подчиняться власти папы и что никакая другая церковная власть не может служить промежуточной инстанцией между ними. Поэтому по рекомендации Рима епископы Царства Польского отказались работать в комиссии, структура которой была одобрена указом от 2 января 1862 года. В результате пропасть между ними и Велепольским углубилась, хотя последний и предоставил им неслыханную ранее свободу в управлении епархиями.

В декабре 1861 года Велепольский уехал в Петербург, где провел семь месяцев, отстаивая свою идею успокоения поляков путем отделения Царства от России. Он убеждал в этом колеблющегося Александра II, боролся с сопротивлявшимися министрами, искал поддержки при дворе и, наконец, победил. При этом Велепольский соприкоснулся с русским обществом именно в то время, когда внутренние реформы полностью созрели, и оно было занято проведением в жизнь декрета об отмене крепостного права, когда речь шла о введении местного самоуправления и капитальном ремонте судебной системы. Занятое решением великих задач, это общество желало иметь мир с землями, находившимися вне его национальной организации, то есть с Царством Польским и с Финляндией, а потому было готово согласиться на их обособленность и далекоидущую автономию. Причем с такими настроениями соглашались и русское правительство, и царь Александр II.

С некоторым сопротивлением столкнулся Велепольский в решении вопроса о бессрочной аренде земли крестьянами. Варшавские правительственные круги, Административный совет и Государственный совет сочли его слишком отсталым и выдвинули против него ряд обвинений, которые нашли отклик в петербургском правительстве, оглядывавшемся на декрет об отмене крепостного права и освобождении российского крестьянства. Причем Александр II сам обратил внимание Велепольского на то, что проект для сельских жителей невыгоден, но тот уперся и остался при своем мнении. Уехав в Варшаву, он продолжил борьбу за свой проект в Государственном совете, членом которого оставался, и все-таки протолкнул его. Вернувшись затем в Петербург, Велепольский получил одобрение своего проекта царским указом от 6 июня 1862 года.

Закон ограничивался переходом крестьян на арендные отношения, но только для тех хозяйств, которые имели более трех моргов земли. При этом договоры должны были носить добровольный характер, но каждая сторона имела право требовать определения условий аренды соответствующими чиновниками. Причем одна треть от суммы оцененной арендной платы должна была быть вычтена в пользу гмин с тем, чтобы привлечь землевладельцев к участию в несении тминных повинностей. Сервитуты же по требованию одной из сторон тоже могли подвергаться оценке чиновников. Одновременно о выкупе арендной платы не могло быть и речи. В результате сформулированный таким образом закон вследствие сопротивления крестьян претворить в жизнь не получалось, что не принесло славу его автору и плохо отразилось, как мы увидим несколько позже, на судьбе благополучных хозяйств и всего народа.

Тогда же, а именно 6 июня, специальным указом был одобрен проект уравнения в правах евреев.

Настоящим национальным достижением Велепольского явился закон о народном образовании, утвержденный 20 мая 1862 года. Его проект был разработан инспектором школ в Варшаве, бывшим профессором Кременецкого лицея и известным писателем Юзефом Коженевским, а затем принят советом народного образования, созданным при комиссии по религиозным конфессиям и народному просвещению Царства Польского.

Этот закон предписывал постепенное создание в каждой гмине содержащихся за счет налогов одно– или двухклассных школ. Обучение в них должно было быть бесплатным, доступным для всех независимо от вероисповедания и без принуждения к посещению, на что император, однако, не соглашался. Причем, прежде чем государственные школы охватят все гмины, священнослужителям, помещикам и гминам разрешалось основывать частные школы. При этом все они должны были находиться под местным, окружным и губернским надзором. В городах же и местечках вводились воскресные ремесленные и торговые училища, школы каменщиков и плотников, а также планировалось учредить низшие школы для сельских чиновников.

Общие средние школы были открыты для всех сословий. Причем для повятовых школ предусматривался такой же учебный план, что и у четырех младших классов гимназий, на которых основывалось дальнейшее обучение в трех старших классах. При этом для учащихся повятовых школ, желавших стать учителями, создавался пятый класс. Для учащихся же по специальности «земледелие» или «торговля» после окончания трех младших классов повятовой школы организовывались два дополнительных класса.

Сохранение единого плана обучения в повятовых школах и в четырех младших классах классических гимназий диктовалось намерением облегчить молодежи в более зрелом возрасте выбор направления в изучении наук и овладении профессией. Для этого те ученики повятовых школ, которые не желали продолжать обучение в старших классах гимназий, должны были изучать латынь в первом классе, а греческий – в четвертом.

В целом закон 1862 года, о практичности которого можно было бы сказать достаточно много, не понизил уровень обучения и подготовку учащихся гимназий до уровня, который свойствен преподаванию в нынешних старших классах народных школ.

Для получения высшего специального образования законом предусматривалось создание Политехнического института и Института сельского и лесного хозяйства в Пулавах, а также Школы изящных искусств в Варшаве.

Наконец, не были забыты и школы для девочек, для чего наряду с институтом благородных девиц предусматривалось создание государственного женского училища в Варшаве.

Во главе всей этой системы школ стоял возрожденный в Варшаве университет, получивший название «Главная школа» и насчитывавший четыре обладавших широкой автономией факультета – юридический, филолого-исторический, физико-математический и медицинский. А вот Духовная академия в данную систему не входила.

Данный закон о народном образовании положил конец николаевской школьной системе, которая понижала, насколько это было возможно, образование польского общества, развращенного варварским поведением молодежи и разницей между школами, обусловленной социальным положением учеников, что углубляло пропасть между социальными слоями населения. При этом ввиду низкого образовательного уровня выпускников школ и ожидаемого дефицита должным образом подготовленных абитуриентов за год до восстановления университета в 1862 году для желающих поступить в него был открыт подготовительный курс, что, несомненно, стало лучшим решением проблемы.

Важно также отметить, что во всех школах языком преподавания был польский. Польской являлась также направленность наук, да и преподавателями выступали тоже поляки, прибывшие в большом количестве из прусской провинции Позен и Галиции.

Венцом всех реформ явилось создание в Царстве Польском отдельного от России и ее высших органов власти собственного правительства, что было определено указом от 8 июня 1862 года. Согласно данному указу наместнику, как представителю монарха, за исключением законодательных функций и вопросов, требовавших окончательного решения государя, предоставлялись все полномочия. Поддерживая безопасность и порядок в госуддарстве, он должен был осуществлять административную и исполнительную власть через подчиненных ему главу гражданского правительства и командующего войсками. Наместник становился президентом Государственного совета и получал право председательствовать в Административном совете, когда посчитает это необходимым.

Непосредственное же руководство государственной службой должно было осуществляться главой гражданского правительства, на которого возлагалось направление деятельности Административного совета при отсутствии наместника. Глава гражданского правительства одновременно являлся членом Государственного совета и непосредственным начальником правительственных комиссий, а также приравненных к ним гражданских органов власти.

Значимость этой реформы заметно повышало то обстоятельство, что 8 июня 1862 года наместником был назначен брат императора Александра II великий князь Константин¹⁰⁷ – полная противоположность своему тезке, управлявшему Царством Польским в первые годы его существования. Великий князь являлся очень образованным и приятным в обращении человеком, придерживавшимся либеральных взглядов и обладавшим необходимыми амбициями для решения сложных задач.