Текст книги "История Польши. Том II. Восстановление польского государства. XVIII–XX вв."

Член Регентского совета князь Здислав Любомирский отправился на вокзал встречать прибывавшего в Варшаву Пилсудского, а Регентский совет декретом от 11 ноября 1918 года передал ему военную власть и верховное командование польскими войсками. В тот же день Пилсудскому легко удалось договориться с совершенно разложившейся и стремившейся как можно скорее вернуться на родину немецкой армией об условиях ее максимально спокойного отбытия домой, что облегчило Безелеру покидание Польши.

В результате авторитет Пилсудского вырос еще больше, а Регентский совет окончательно утратил почву под ногами. Прокатившаяся же по улицам Варшавы демонстрация с криками «Долой Регентский совет!» и брошенные во двор дома архиепископа Варшавского и члена Регентского совета Каковского петарды сделали все остальное. 14 ноября Регентский совет самораспустился и передал свои обязанности Пилсудскому, возложив на него ответственность перед польским народом за «передачу власти в руки народного правительства», то есть правительства, установленного законодательным сеймом.

Вот так к верховной власти в Польше и пришел человек, который, покинув социалистический лагерь, вознамерился увлечь за собой народ для активного участия в мировой войне, но за которым в данном отношении последовала лишь малая его часть. Человек, который, создав легионы, позже распустил их, но имел за собой тайную Польскую военную организацию и поддержку социалистов, а также радикальных элементов. Единственный человек, чьего влияния боялись оккупировавшие Польшу немцы и которому они, бросив его в узилище в Магдебурге, уготовили ореол мученика.

Те же, кто во время войны отличался лишь пассивностью и только все отрицал, в погоне за властью проиграли, усыпив своими призывами многочисленный лагерь своих сторонников и выдвинув в последний момент демагогическую программу вместо того, чтобы предложить свою программу и ее отстаивать. При этом помещики в правительстве Свежинского, сформулировав идею создания народной Польши, ясно продемонстрировали, что их социальный слой перестал быть самостоятельным фактором в построении государства и что историческая польская традиция и консервативные принципы в предложенном ими варианте государственного строительства надежного защитника себе не найдут. Подчинившись Пилсудскому, они спасли себя от большевизма, но их надежды на него оправдались лишь отчасти. Пилсудский рассудил, что передавший ему бразды правления социальный слой слишком слаб, чтобы на него опереться, и поэтому оперся на лагерь, которым он до той поры руководил и на чью поддержку рассчитывал. Придя к власти неожиданно, он стал ее защищать от любой подрывной деятельности, охраняя тем самым общественный порядок, но при этом отказался от борьбы с радикальными элементами в деле защиты имущих классов, и в первую очередь помещиков.

Получив полную власть, Пилсудский объявил, что, принимая во внимание побеждающие на западе и востоке Европы мощные течения, он решил назначить председателем кабинета министров тогдашнего председателя временного правительства польской республики в Люблине Дашиньского, и оно немедленно ему подчинилось и самораспустилось. При этом Дашиньский получил от Пилсудского указание сотрудничать со всеми социальными элементами и поручение повысить эффективность работы своего кабинета за счет участия в нем выдающихся профессионалов, независимо от их политических убеждений.

Однако наиболее важным было его заявление о том, что сама суть временного правительства не допускает проведения глубоких социальных изменений, которые может принять только законодательный сейм. Поэтому это правительство обязано созвать в короткие, в несколько месяцев, сроки сейм и представить ему на рассмотрение проект создания высшей представительной власти, распространяющейся на все три раздела.

Содержание программы, однако, не сыграло большой роли в передаче поста главы правительства Дашиньскому, скомпрометировавшему себя новой легкомысленной выходкой в Люблине. Эта выходка привела к большому возмущению в Варшаве, вылившемуся в массовые уличные демонстрации и протесты прибывших накануне из Познани депутатов. Поэтому Дашиньский отказался принять на себя предложенный ему пост председателя кабинета министров, а вот ближайший соратник Пилсудского и бывший офицер польских легионов Морачевский на это согласился. При этом Пилсудский, полагая, что коалиционное правительство из-за разногласий политических партий создать невозможно и что оно, если и будет сформировано, не станет для него опорой, предпочел опереться на дисциплинированную и преданную ему партию социалистов и близкого к ней радикального крыла крестьянской партии.

22 ноября вышел в свет декрет, в котором Пилсудский объявил, что, как временный глава государства, берет на себя всю полноту власти в польской республике вплоть до созыва законодательного сейма. При этом коротко и ясно оглашенная им организация верховной власти носила явно диктаторский характер. Кроме социалистов, в кабинет министров вошли только представители радикального крыла крестьянской партии, так как галицкие ее члены во главе с Витосом от участия в правительстве отказались, потребовав, чтобы в кабинет вошли представители крестьянских, рабочих и подлинно демократических партий от всех польских земель.

Однако главное заключалось в их заявлении о том, что они оставляют за собой право на участие в правительстве, которое соответствовало бы значению и силе народа. Причем больше всего их раздражало присутствие в объявленном составе кабинета министров Станислава Тугута, вызывавшего опасение, что он не станет уважать право крестьян на владение индивидуальным хозяйством. Кроме того, в оппозицию ушли национал-демократы и все связанные с ними организации, которые немедленно заявили протест и свое несогласие с составом кабинета вынесли на улицу.

Между тем опиравшийся на Пилсудского кабинет министров не делал никаких выводов из критики в свой адрес и требований реконструкции или отставки и продолжал идти прежним курсом. Чтобы привлечь на свою сторону рабочих, он ввел восьмичасовой рабочий день и, не зная, как долго пробудет у руля власти, поспешил опубликовать 28 ноября закон о выборах в сейм.

Этот закон был основан на самых демократических принципах всеобщего равного избирательного права для мужчин и женщин с двадцати одного года со дня рождения. Голосование же по спискам кандидатов, сведения о которых предварительно должны были сообщаться в избирательных комиссиях, и распределение мандатов между отдельными списками на основании результатов голосования обеспечивали подавляющее большинство мест крестьянской и социалистической партиям. К тому же отказ от создания отдельных избирательных городских округов, за исключением Варшавы, приводил к тому, что городская интеллигенция растворялась в большой массе сельских избирателей.

Забегая вперед, следует заметить, что Польская республика возникла, не имея в своем названии слова «народная»¹⁸⁹, а Пилсудский, соглашаясь на вышеупомянутый избирательный закон, видимо, не понимал, что он не обеспечит его правлению постоянной поддержки крестьян, хотя они, ощущая помощь со стороны рабочих-социалистов, и почувствовали себя хозяевами положения. Ведь крупные и средние землевладельцы, а также буржуазия по новому избирательному закону лишились возможности избирать депутатов, поскольку не желали присягать демагогической политике и использовать в своих интересах остававшиеся социальные антагонизмы.

Между тем импровизировать с армией так же легко, как с избирательным законом, было невозможно. Еще Регентский совет убедился, что всеобщая воинская повинность поставленной задачи не решает. Поэтому 4 ноября он постановил призвать всех годных к ношению оружия польских офицеров в иностранных войсках, на территории Польши продолжать принимать добровольцев по всей стране и наполнять своими бойцами находившиеся ранее в составе австрийских войск польские линейные формирования, создавать из них более боеспособные воинские подразделения и начать организовывать в соответствующих военных округах полки и добровольческие эскадроны.

На этой основе по мере вывода немецких и австрийских войск и началось создание польской армии. Пилсудский же, придя к власти и став главнокомандующим, нашел себе помощника в лице некогда австрийского, а затем легионного генерала Станислава Шептицкого и учредил пять главных военных округов, командовать которыми назначил частично легионных полковников и частично генералов австрийской армии из числа поляков.

Такая организация должна была способствовать преодолению нехватки оружия, боеприпасов и снаряжения, поскольку удовлетворение нужд создаваемой польской армии ограничивалось запасами, остававшимися от покидавших территорию Польши немецких и австрийских войск. Ввоз же необходимых материалов из-за границы, особенно при отсутствии денег, представлял величайшую трудность. Кроме того, большую сложность представляла собой задача по объединению в монолитное войско составлявших его бывших легионов, австрийских и русских частей, отличавшихся друг от друга военной выучкой, и прежде всего боевым духом.

Поэтому для создания товарищеской атмосферы в войсках и облегчения службы Пилсудский распорядился сделать упор на устранение различий и трений между солдатами, а также на преодоление земляческих настроений в армии. Однако на практике все пошло иначе.

Дело заключалось в том, что Польская военная организация обеспечила ему многочисленный контингент добровольцев из числа офицеров и солдат, к которому присоединились многие бывшие легионеры после разгрома легионов. Естественно, что на них Пилсудский полагался больше всего и поэтому приказал создать из них отдельные воинские части. Кроме того, 29 декабря он распорядился провести на территории краковского главного военного округа обязательный набор в армию призывников четырех призывных возрастов для пополнения армии, воевавшей с украинцами в восточной части страны.

Польская армия формировалась в тяжелых условиях среди лишений и трений, но все же дело двигалось. Буквально через несколько месяцев после ухода немецких оккупантов польские вооруженные силы насчитывали уже несколько десятков тысяч человек, а каждый день сопровождался улучшением их организационной структуры. Однако до тех пор, пока армия не сформировалась, польские земли являлись ареной разгула бандитизма, погромов и беспорядков.

Наиболее ярко это проявилось в Галиции. Группа лиц, захватившая под видом ликвидационной комиссии власть в Кракове и развернувшая знамя уездного сепаратизма, не смогла удержать под контролем польские полки, возвращавшиеся из разбитой австрийской армии, не решилась начать вербовку личного состава, ввести и собирать соответствующие налоги и выступить на защиту оккупированного украинцами Львова. Эту заботу она переложила на плечи правительства в Варшаве, передав ему решение военных вопросов и возложив на него за них ответственность. При этом свою задачу она видела лишь в разрушении «австрийского» господства в Галиции, на которую распространялась ее власть, не понимая, что национальные интересы требуют сохранения находившейся в руках польских чиновников прежней администрации до тех пор, пока ее не заменит лучшая. Крестьянская же партия, следуя своим давним устремлениям, вообще решила передать власть крестьянскому правлению в каждом повяте.

В результате по требованию безответственных местных деятелей многие административные чиновники были уволены и заменены на людей, чья единственная квалификация порой заключалась лишь в умении служить инструментом какой-либо местной группировки. При этом в первую очередь разогнали австрийскую жандармерию, которая во время войны хотя и сурово обращалась с населением, но поддерживала порядок и общественную безопасность. Естественно, что такая реформа не добавила властям авторитета в глазах низших слоев общества. Ведь она способствовала появлению преступных банд, состоявших в основном из дезертиров, которые грабили жителей деревень и поселков, и в первую очередь евреев. Бандиты не щадили также товарные поезда, вследствие чего движение по железным дорогам, даже между Краковом и Львовом, часто останавливалось.

Пышным цветом расцвела и анархия. Причем наиболее ярким проявлением анархистского движения явилось создание крестьянами народного правительства в Тарнобжеге по наущению радикальных депутатов преподобного Оконя и Домбаля¹⁹⁰. Организованный ими сход уволил в округе всех чиновников прежней администрации и заменил их на своих людей. Усмирение же анархии стоило войскам немалых трудов.

Такая же картина наблюдалась и на территории бывшего Царства, где социалистические власти увольняли немецких и австрийских чиновников, иногда и поляков, и заменяли их своими сторонниками. Там анархия зашла так далеко, что стали наблюдаться даже набеги на поселки, где после удаления полицейских происходили сплошные грабежи торговых складов, преимущественно принадлежавших евреям.

В конце ноября в бывшем Люблинском воеводстве появились рабоче-крестьянские советы, а дворовая челядь начала захватывать земельные владения под видом раздела крупных имений. Некий же Лиссовский провозгласил в городе Пиньчув народную республику, спровоцировав там грабежи. Правительство, конечно, положило этому конец, но при этом проявило большую медлительность, избегая, насколько это было возможно, применения жестких мер.

Однако наиболее плачевным проявлением анархии в Царстве Польском явилось формирование групп боевиков, действовавших в интересах политических партий. Причем на одной стороне выступали боевики социалистической партии, а на другой – большевистской социал-демократии. Подобные боевые группы были созданы и действовали почти открыто даже в Варшаве. 29 декабря там прокатилась коммунистическая демонстрация, которая закончилась ее разгоном войсками с применением огнестрельного оружия, в результате чего было убито и ранено более десяти демонстрантов. Причем партии, выступавшие против социалистического кабинета, обвиняли его во всех этих проявлениях анархии, а кабинет, в свою очередь, хвастался тем, что только ему удалось сдержать анархистские элементы и предотвратить такие же потрясения, какие пережила Россия и даже Германия.

Самой большой раной на теле Польши была Восточная Галиция. Стоявшие на ее границе польские легионы под командованием Халлера свои позиции покинули, а часть их легионеров попала в австрийские тюрьмы. Австрийское же Верховное командование, передав управление войсками полякам в Кракове, передало одновременно 30 октября русинских солдат Украинскому национальному совету во Львове¹⁹¹. В результате уже 1 ноября этот совет с преданным ему войском с большой легкостью овладел Львовом, а затем и всеми повятами Восточной Галиции.

Во Львове украинскому правительству активное сопротивление оказала группа польской молодежи, которая, захватив у неприятеля оружие и боеприпасы, в кровопролитном бою овладела частью городской территории и, будучи полностью отрезанной от контактов с польским правительством и обществом в Кракове и Варшаве, героически ее защищала. Только 11 ноября достаточно крупная воинская часть польской армии при поддержке бронепоезда и артиллерии переправилась по мосту через реку Сан в Перемышле, а 23 ноября Львов был взят польскими войсками с применением тяжелой артиллерии.

Однако эта армия не была достаточно сильной, чтобы одним ударом занять остальную часть края. Связь Перемышля со Львовом еще не раз находилась под угрозой, а в конце декабря украинцы вновь предприняли наступление на Львов с целью его захвата. В результате Восточная Галиция превратилась в арену длительной и кровавой гражданской войны, в которой принимал участие русинский народ и в ходе которой от грабежей и убийств больше всего страдали польские меньшинства, оказавшиеся за пределами украинского фронта. При этом ситуация усугублялась тем, что образовавшаяся на Днепре Украинская республика в стремлении объединить все украинские земли отправляла свои вооруженные силы для вторжения в Волынь, Полесье и Холмщину.

При восстановлении польского контроля над Львовом выявилось одно весьма неприятное обстоятельство. Дело заключалось в том, что во время мировой войны евреи Галиции в своей ориентации раскололись. Одни продолжали идти вместе с поляками, а другие склонились на сторону украинцев, а когда те оккупировали Львов и Восточную Галицию, открыто их поддержали. Это вызвало возмущение у поляков, которые на протяжении всего своего правления в Галиции придерживались принципа равноправия по отношению к евреям и ожидали их ассимиляции. И когда украинцев вытеснили из Львова, возмущение против их союзников евреев достигло своего предела, вызвав в замутненном сознании поляков настоящий взрыв. Толпа напала на еврейский квартал, грабя и убивая евреев и поджигая их дома. Через некоторое время армия положила конец погрому, грабители были схвачены и отданы под суд. Однако львовский погром наложил мрачный отпечаток на народ, который сам под лозунгом предоставления свободы народам освобождался от многолетних страданий и угнетения.

Той неразберихой, в которой пребывала Польша, лучше всего воспользовалась провинция Позен. При известии о революции в Берлине и создании солдатских советов в германских войсках немецкую армию в провинции тоже охватило волнение, и ее солдаты перестали слушать свое начальство. Тогда 14 ноября польские депутаты германского и прусского парламентов сформировали комитет, который достиг соглашения с солдатскими советами германской армии в провинции Позен и получил допуск к ним польских делегатов.

Эти взбунтовавшиеся против немецкого правительства и его националистической политики советы заняли примиренческую позицию по отношению к польскому народу. С их согласия началась замена чиновников из числа скомпрометировавших себя хакатистов¹⁹² на поляков, включение поляков в состав городских советов и так далее.

Затем вышеназванный комитет расширился и был преобразован в Верховный народный совет, комиссариат которого 17 ноября издал воззвание, где объявил, что желает создать единую Польшу мирным путем. Причем еще до вывода разложившейся прусской армии польская организация стала настолько прочной, что 7 декабря в Познани вполне открыто начал работу окружной сейм, состоявший из депутатов прусского и немецкого парламентов, а также делегатов от до этого момента тайной организации Содружество польского народа.

Этот сейм в целом ряде резолюций высказался за создание коалиционного правительства, которому поручалось формирование армии и административных органов власти. Было принято также решение о проведении социальных реформ эволюционным путем без революционных встрясок. Причем было подчеркнуто, что, ожидая от западной коалиции скорейшего присоединения польских земель прусского раздела к польскому государству, депутаты считают, что без согласия поляков и без их сотрудничества вопрос о крае решен быть не может. В конце же своей работы сейм избрал Национальный совет в качестве исполнительного органа.

Этот совет призвал к созданию во всех повятах специальной «стражи» якобы для поддержания порядка. Однако, когда формирование этой «стражи» было завершено, он воспользовался первым же конфликтом с немецкими солдатами в Познани и 27 декабря 1918 года призвал к разоружению и выводу германских войск. Но эти войска были готовы к тому, что провинция Позен отпадет от Германии, и оказали решительное сопротивление на ее сильно онемеченных окраинах. При этом потери оказались относительно небольшими, и провинция Позен полностью перешла под контроль поляков. В Верхней же Силезии и Померании германский элемент был слишком силен, чтобы поляки решились на такую попытку, тем более что немцы не теряли надежды на то, что Антанта оставит им эти провинции.

Интенсивная борьба за власть, наиболее ослабившая государство в первые месяцы после его освобождения от иноземного гнета, велась, однако, не между польскими партиями в самой Польше, а между польским правительством в Варшаве и его противником Парижским комитетом. Франция, создав польскую армию, 20 марта 1918 года подчинила ее этому комитету, признав его законным представителем Польши с правом отправлять своих представителей в другие страны коалиции, а также правом выдачи паспортов и отказа в них полякам. Правительства Антанты принимали представителей комитета и получали от них информацию о Польше и условиях ее восстановления. Поэтому в связи с тем, что на Западе информация о Польше была весьма скудной и расплывчатой, комитет выполнял очень важную задачу. Кроме того, в случае победы западных государств он мог служить также и связующим звеном между польским правительством в Варшаве и правительствами Антанты.

Однако Парижский комитет и его руководитель Дмовский не понимали своего предназначения. Комитет, считая себя единственным полномочным польским правительством, не признал варшавское правительство и отказался выдвинуть в Польшу находившиеся в его распоряжении во Франции две дивизии в тот момент, когда она в них остро нуждалась. Он предавался иллюзиям, что как признанное за границей правительство вернется в Польшу вместе с созданной во Франции армией и возьмет власть в свои руки.

Однако правительства стран Антанты не поддержали стремление комитета начать борьбу с главой польского государства и стали настаивать на достижении между ними согласия. Ведь эти правительства не только не боялись бывших активистов, изображавшихся комитетом сторонниками побежденной Германии и уже не существовавшей к тому времени Австро-Венгрии, а, наоборот, видели для себя выгоду в привлечении их на свою сторону. Тем более что сразу же после вступления в должность Пилсудский, желая наладить отношения с зарубежными странами, уведомил все государства о существовании независимого польского государства, охватывающего все территории объединенной Польши, не забыв подчеркнуть, что это явилось результатом блестящих побед союзных армий.

Пилсудский тоже просил направить в Польшу созданную во Франции армию и не требовал абсолютного признания и подчинения со стороны Парижского комитета и его отделений в Лондоне и США. Вместо этого он настаивал на достижении согласия, предлагая комитету прислать своих уполномоченных. Причем в основу достижения согласия Пилсудский предлагал положить забвение и устранение всех разделивших поляков во время войны разногласий.

Однако Парижский комитет воспрепятствовал принятию французским правительством отправленной Пилсудским миссии и удержал польскую армию во Франции. Вместо этого он направил в Польшу в качестве своего делегата Станислава Грабского, но не с целью признать польское правительство и выступить в качестве его представительства в странах Антанты, а для того, чтобы ознакомить непосредственно самих поляков с задачами комитета. В результате после прибытия Грабского в Польшу противоборство национал-демократов не только с Пилсудским и находившимся у власти социалистическим правительством, но и со всеми прежними активистами партий консерваторов и демократов неизмеримо возросло. При этом поляков пытались убедить в необходимости их ликвидации, чтобы не пугать Антанту.

Между тем общественное мнение в Польше требовало установления отношений с государствами Антанты. Так, 20 декабря все партии, за исключением социалистов и радикального крыла Крестьянской партии, заявили, что «нерушимой волей и твердым требованием всего польского народа, связанного с союзными государствами общностью идей и исторической традицией, является его тесный союз с государствами коалиции, установленный во время войны и скрепленный братским оружием и пролитой братской кровью победоносного воинства, который остается в полной силе и после заключения мира». Затем по просьбе французского правительства, добивавшегося установления согласия в Польше, Пилсудский для переговоров с французским правительством и Парижским комитетом отправил в Париж новую миссию.

Тем временем обстановка в стране обострялась, а партийные страсти накалялись. При этом кабинет министров, когда внутренний заем потерпел неудачу и трудности со снабжением усилились, собрал последние силы, но не капитулировал. Правда, 29 декабря Морачевский для укрепления своих позиций частично изменил состав кабинета, включив в него нескольких последователей Сталинского из галицкого радикального крыла Крестьянской партии. Но это не добавило ему ни уважения в народе, ни силы.

В такой обстановке в Гданьск на французском корабле прибыл член польского Парижского комитета Падеревский, откуда отправился в Познань, где его торжественно приняли, а затем, также торжественно встречаемый на всех крупных станциях, поехал в Варшаву. 4 января он явился к Пилсудскому, но разговор не состоялся, и вечером того же дня Падеревский на несколько дней уехал в Краков. Тем временем в ночь с 4 на 5 января 1919 года в Варшаве вспыхнул путч.

Во главе этого заговора стояли национал-демократы князь Евстафий Сапега, доктор Дымовский и Ежи Здзиховский, которые использовали для достижения своих целей бывшего легионера полковника Янушайтиса и некоторое число офицеров. Под их командованием подразделения 21-го пехотного полка и кадетского училища заняли под штаб-квартиру заговорщиков здание комендатуры и отправились арестовывать начальника Генерального штаба Шептицкого, преданных Пилсудскому офицеров и министров. При этом в отданном им приказе говорилось, что главнокомандующим Войска польского является Халлер, а начальником его штаба – генерал Довбор-Мусницкий.

Им действительно удалось арестовать премьер-министра Морачевского и министров Василевского и Тугута и запереть их в помещении национал-демократического союза «Развитие». А вот генералов взять под стражу у них не получилось. Солдаты, осознав, что путч направлен против Пилсудского, отказались выполнять приказы заговорщиков. Комендант города Завадский вырвался на свободу и поднял гарнизон по тревоге. Генерал же Шептицкий просто обратился к пришедшим его арестовывать в гостинице «Бристоль» солдатам и убедил их не участвовать в бунте. Затем во главе этих солдат он прибыл к зданию комендатуры и, подчинив себе стоявшие перед ним подразделения, занял здание и арестовал находившихся в нем заговорщиков. В итоге путч провалился, а затеявшие его политики оказались в глупом положении.

Между тем общественному мнению стран Антанты противоборство двух польских правительств стало надоедать. В результате Падеревскому и главе государства Пилсудскому удалось прийти к соглашению. 16 января Пилсудский отправил кабинет Морачевского в отставку и поручил Падеревскому сформировать правительство из не имевших к политике отношения профессионалов. В свою очередь, Парижский комитет признал польское правительство в Варшаве. При этом Падеревский и Дмовский получили мандат от польского правительства на участие в мирной конференции в качестве официальных посланников. Заместителем же Падеревского Пилсудский назначил социалиста Длуского, а сам Парижский комитет пополнился несколькими назначенными Пил судским членами. Кроме того, было принято решение о возвращении польской армии из Франции на родину.

21 января Парижский комитет уведомил правительства стран Антанты о признании им сформированного Падеревским в Польше правительства, а Падеревский, в свою очередь, уже как министр иностранных дел поставил в известность комитет о том, что признает его представителем интересов страны при правительствах стран Антанты и Швейцарии. На этом вопрос никому не нужного и столь вредного противоборства с главой государства был улажен, и государства коалиции немедленно направили свои миссии в Польшу.

Назначенные ранее на 26 января выборы депутатов в сейм прошли спокойно и без нарушений. И уже 10 февраля 1919 года сейм собрался в Варшаве в полном составе, единогласно приняв 20 февраля резолюцию о главе государства.

В этой резолюции сейм рассмотрел заявление Юзефа Пилсудского о том, что он передает в руки сейма должность главы государства, выразил ему благодарность за его усилия по выполнению своих обязанностей на службе отечеству и поручил ему продолжать исполнять обязанности главы государства до законного принятия конституции, которая определит основные положения об организации высшей власти государства. В то же время полномочия главы государства сейм весьма существенно ограничил следующими положениями:

1) верховной и законодательной властью в государстве является законодательный сейм. Законы обнародуются маршалком с контрассигнацией председателя кабинета министров и соответствующего министра-специалиста;

2) глава государства является представителем страны и высшим должностным лицом по исполнению постановлений сейма по гражданским и военным вопросам;

3) глава государства назначает правительство в полном составе по соглашению с сеймом;

4) глава государства, а также правительство отвечают перед сеймом за исполнение своих должностных обязанностей;

5) каждый государственный акт главы государства требует наличия подписи соответствующего министра.

23 февраля сейм дополнил вышеупомянутую резолюцию постановлением о том, что выдача билетов польской ссудной кассы или других билетов, обременяющих государственную казну, как и получение государственных займов, а также принятие государством финансовых гарантий не может осуществляться без предварительного разрешения сейма.

Таким образом, Пилсудский перестал быть диктатором. Отстраненный от издания законов, он превратился в чиновника исполнительной власти, ограниченного исполнением принятых сеймом законов и ответственного перед ним, ограниченным деятельностью правительства, назначение которого необходимо было согласовывать с сеймом. Принцип равновесия властей был нарушен в пользу всевластия сейма.

В принятии подобной резолюции, получившей название «малой конституции» и которая должна была быть временной, но действовала более двух лет, четко проявилось стремление ультрадемокра-тических депутатов и партий к вседозволенности сейма, а также недоверие национал-демократов к Пилсудскому, что толкало их к ограничению власти главы государства. При этом озабоченный поддержанием своей популярности Падеревский и его правительство не осмеливались противостоять таким устремлениям.

Тем не менее принятие «малой конституции» способствовало признанию польского государства правительствами стран Антанты. Таким образом, какими бы ни были ошибки Пилсудского, но за три месяца после прихода к власти он через все бури, которым подвергалась Польша снаружи и внутри, привел страну в ту гавань, каковой для нее должен был стать законодательный, а точнее, конституционный сейм. Все устремления и борьба храбрецов, партий и людей подчинились воле народа, который, оправившись от разделов, хотел видеть выражение своего единства и силы в сейме и главе государства. И не было вины народа в том, что гавань, в которую пришел государственный корабль, в результате изданного указом Пилсудского избирательного закона оказалась лишенной дамбы, которой порты защищаются от напора бурных волн.