Текст книги "История Польши. Том II. Восстановление польского государства. XVIII–XX вв."

Галиция не могла отгородиться от развернувшейся в Царстве Польском борьбы между социалистическим и национально-демократическим лагерями за определение польской политики. Оба лагеря перенесли ее в край, где конституционные свободы, свобода собраний, объединений и печати позволяли работать в обществе лучше, чем на находившейся под российским гнетом территории.

Польская социалистическая партия имела здесь свое отделение, относившееся с симпатией к ее борьбе с царизмом, но не принимавшее в ней активного участия, ибо главной его целью являлось завоевание себе места в политической жизни, а также трибуны в парламенте и сейме. Поэтому данное отделение ожесточенно боролось против засилья в определении политики края имущих классов, в частности дворянством и помещиками. Руководил этой борьбой талантливый агитатор и оратор Игнацы Дашиньский, избранный еще в 1897 году депутатом венского парламента в ходе незадолго до этого введенного всенародного голосования.

В свою очередь, Национал-демократическая партия была импортирована в Галицию недавно. Ведь Национальная лига, из которой она возникла, никогда не имела там глубоких корней, поскольку против ее увлечения восстаниями и заговорами выступала не только консервативная, но и демократическая партия. Отдавая должное реальной политике, они занимались развитием органического труда и были готовы защищать его плоды. Однако сопротивление Галиции национал-демократам ослабло, когда их лидеры Поплавский и Балицкий приехали во Львов и начали издавать там журнал «Всепольское обозрение», а в 1902 году приобрели за значительные деньги уважаемую в народе демократическую газету «Польское слово» и нашли для нее страстного публициста Станислава Грабского. Но лидеры демократов Романович и Рутовский тщетно пытались издавать данную газету под измененным названием – средств на это у них не хватало.

Не помог им в этом вопросе и наместник, которым с 1898 года после непродолжительного правления князя Евстахия Сангушко стал граф Леон Пининский. Этот чрезвычайно образованный человек, профессор римского права во Львовском университете был, однако, глубоко убежден в правоте верований подольской знати, из которой он вышел. Поэтому русинско-украинское национальное движение имело в нем большого врага, так как, стремясь к равноправию русинов, он ограничивал тем самым польские владения и настраивал крестьян против помещиков. Своей же националистической политикой национал-демократия организовывала польское общество для борьбы с русинскими происками, выдвигаясь одновременно на передний план в борьбе против социалистического и народного движения. В результате она завоевала симпатии подольских консерваторов и генерал-губернатора Пининского и одержала верх над галицкими демократами, которые не позволяли использовать себя в национальной и социальной борьбе.

Сформировавшийся непосредственно по немецкому и русскому образцу польский национализм, привнесенный национал-демократией Берлина и Петербурга и обозначенный ею в Польше в виде политического, а также публичного лозунга, был направлен на обработку умов молодежи и большого числа поляков в Галиции, прежде всего судебных чиновников, которые видели в нем средство своей защиты от конкуренции со стороны украинцев. В качестве же противодействия украинцам национал-демократы использовали русинскую москалофильскую партию, которой противостоял польский патриотизм, недавно использовавшийся в «обращении» хелмских униатов. Однако теперь были предприняты усилия по всяческому их обелению. В борьбе с украинцами, видя в них консервативный элемент, которым они действительно являлись, их стали называть старорусинами, чтобы спровоцировать их на радикальные шаги. И эта политика в Галиции очень скоро принесла свои плоды, вылившись в 1902 году в восточной части края в крупную забастовку аграрных рабочих из числа украинцев, напугавшую подольскую шляхту и окончательно пошатнувшую положение Пининского.

Его преемником в 1903 году стал представитель уже давно стремившихся к достижению согласия с русинами краковских консерваторов граф Анджей Потоцкий, перед которым встала очень трудная задача по решению назревших общественных и народных проблем.

В основном это были вопросы, связанные с избирательной реформой выборов в венский парламент¹⁶⁷. В 1897 году в Австрии развалилось правительство, к участию в котором тогдашний министр Бадени небольшими языковыми уступками стремился привлечь чехов. Такое стремление возмутило составлявших в парламенте меньшинство спесивых немцев, сорвавших обсуждение данного вопроса. Тогда император принес Бадени в жертву, и обструкция каждого национального меньшинства стала парламентской догмой, сведшей на нет всю предшествующую политику австрийского правительства.

Императору казалось, что единственным средством выхода из создавшейся ситуации является введение всеобщего избирательного права на выборах депутатов парламента. Он считал, что тогда депутаты, избранные более низкими слоями населения, займутся социальными проблемами своих избирателей и откажутся от национальной борьбы. Однако проект избирательной реформы, представленный министром Паулем Гаучем фон Франкентурном в декабре 1905 года, был отклонен главным образом в результате твердого противодействия польской парламентской фракции, которой весьма умело руководил ее председатель граф Войцех Дзедушицкий.

Поляки выступили против вышеупомянутого проекта не только потому, что он полностью выбивал почву из-под ног консервативных элементов, но и из-за того, что он уменьшал число депутатов от Галиции в ущерб ее интересам. Тогда в Вену по просьбе императора прибыл Потоцкий и выступил в качестве посредника по урегулированию возникших разногласий между преемником фон Франкентурна князем Гогенлоэ и председателем польской парламентской фракции. В результате между ними было заключено соглашение, которое преемник Гогенлоэ барон фон Бек тоже принял и дополнил.

Поляки должны были отказаться от противодействия проведению реформы, а за это получить такое количество мест в парламенте, которое соответствовало бы числу жителей Галиции. При этом они получали право самим определять способ выборов, как в крае, так и в избирательных округах, приобретая расширение автономии Галиции в области образования и национальной культуры. Поэтому польская фракция разработала положения, касавшиеся непосредственно Галиции, и приняла для восточной ее части систему двухмандатных округов с пропорциональным голосованием, обеспечив представительство поляков и русинов. Причем округа были нарезаны так, чтобы из общего числа 106 мандатов русины получили 28 мест, а поляки – остальные.

Измененный проект реформы получил большинство в палате депутатов и был одобрен в верхней палате благодаря личному вмешательству императора. Архиепископы Бильчевский¹⁶⁸ и Теодорович¹⁶⁹, а также маршалок края Бадени, заседавшие в палате господ, были вызваны через генерал-губернатора на аудиенцию к императору и последовали его пожеланию. В результате в январе 1907 года избирательная реформа вступила в силу. Дзедушицкий стал государственным министром Галиции, а Витольд фон Корытовский – министром финансов.

Упразднив существовавшие курии и растворив их в округах всеобщего голосования, до которого большинство населения не доросло, избирательная реформа открыла широкие двери для самой худшей демагогии. В Галиции реформа нередко отождествлялась с разделом фермерских земель между крестьянами и с отменой налогов. Поэтому галицкий генерал-губернатор вынужден был бороться с подобными демагогическими тенденциями, поскольку от определенной ответственности за исход выборов уклониться он не мог. При этом об избирательных компромиссах не могло быть и речи, так как и социалисты, и народники, как, наконец, и русины, напрягали все силы, чтобы получить как можно больше мандатов.

Наиболее ожесточенная борьба развернулась на востоке края, где национал-демократия и связанные с ней подольские помещики были готовы взаимодействовать с москалофилами, чтобы отобрать у украинцев как можно больше мандатов, а украинцы, в свою очередь, не чурались самой острой агитации и компромисса с сионистами.

В ходе этой горячей избирательной кампании генерал-губернатор обеспечивал общественный порядок и поддерживал избрание кандидатов, выражавших солидарность с польской парламентской фракцией. Однако результат избрания кандидатов, стоявших на национальной почве и выражавших солидарность с польской парламентской фракцией, оказался плачевным. Социалисты получили шесть мест, народники, выступавшие от имени Сталинского, – двадцать один мандат, сионисты – три, а русины, в основном украинцы, – двадцать семь. Им противостояли одиннадцать консерваторов, шестнадцать национал-демократов, двенадцать польских демократов, восемь народников, выступавших от имени ксендза Пастора, и четверо от Стояловского. При этом знаменательным явилось поражение партии ксендза Пастора, так называемого центра, несмотря на поддержку, оказанную ему правительством и духовенством, а также победа Сталинского, стоявшего вне польской парламентской фракции. Сама же польская парламентская фракция насчитывала менее половины всех галицких депутатов и вынуждена была отражать страстные обвинения оппозиции в злоупотреблениях на выборах.

Результаты первых выборов заставили глубже смотревших на происходящее политиков, и прежде всего Потоцкого, задуматься. Он поставил перед собой задачу покончить по возможности с социальным и национальным противоборством и смело приступил к этому. При этом начинать следовало с народников.

Под влиянием Потоцкого краковские консерваторы создали политическую партию «Стронництво правицы народовой» и поставили перед собой задачу привлечь сельское население к позитивному труду. В свою очередь, и лидер народников Сталинский, добившись крупной победы на выборах, рассудил, что посредством позитивного труда можно принести сельским жителям большую пользу, укрепив одновременно свои позиции.

Воспользовавшись таким расположением противоборствовавших до той поры обеих сторон, Потоцкий добился от Сталинского обещания, что он уговорит свою партию отказаться от социальной борьбы и присоединиться к польской парламентской фракции. Поэтому на выборах в львовский сейм в 1908 году между Сталинским и партией «Стронництво правицы народовой» был достигнут компромисс, согласно которому округа были разделены между двумя сторонами, а их кандидаты обязались поддерживать друг друга.

В результате впервые по прошествии многих лет сельские выборы на западе края прошли в образцовом согласии, и это согласие проявилось также на выборах в повятовые советы и во взаимодействии по вопросам аграрного труда в Краковском сельскохозяйственном обществе и в сельскохозяйственных кружках. 10 апреля 1908 года депутаты от народников присоединились к польской парламентской фракции в Вене, значение которой неизмеримо возросло. Политика же Потоцкого получила всеобщее признание.

Однако большой ущерб его делу нанесла позиция тарновского епископа ксендза Валеги, который не удовлетворился заявлением народников о том, что они придерживаются католической веры, и потребовал от них официальных извинений, а также отмены всего, что они совершили против церкви. Народники с этим не согласились, и их отношения с духовенством в этой епархии, где они в основном действовали, так и не нормализовались.

С большими трудностями столкнулся Потоцкий и в своих попытках усмирить национальную борьбу русинов. Причем препятствия накапливались в обеих областях, в которых он с ними пытался договориться. Одной из них являлся вопрос об основании русского университета. Русские националисты, называвшие себя украинцами, хотели иметь его только во Львове, который был средоточием всей их политической и культурной жизни. При этом свои стремления они подкрепляли тем, что в уже существовавшем Львовском университете у них было несколько кафедр с русским языком преподавания и имелись определенные языковые права в отношениях университетских властей с русинскими студентами.

Русские националисты утверждали, что университет был утраквистичным¹⁷⁰, но не хотели ждать, пока в нем будет больше кафедр, и требовали разделения, подобного тому, что произошло в чешском университете в Праге, разделившемся на немецкий и чешский университеты. Причем если поляки считали необходимым защищать польскость Львовского университета, то национал-демократы, став во главе этого направления, стремились основать русский университет где угодно, лишь бы не в польском городе Львове.

В этом национал-демократов поддерживали не только жители Львова, но и подольские помещики. В результате научный вопрос превратился в политический, стал воплощением амбиций обоих народов и так и не разрешился. Однако хуже всего было то, что как польские, так и украинские национал-демократы вовлекли в борьбу за университет молодежь. Университет стал ареной демонстраций, во время которых украинская молодежь прибегла к насилию, разрушила актовый зал, порвала висевшие в нем ректорские портреты и ранила отговаривавшего ее от этого секретаря университета. Делом занялись суды, а наука пострадала.

С таким же препятствием, причем без перспектив его преодоления, столкнулся Потоцкий и во второй области своих отношений с русинами. Речь шла об избирательной реформе на выборах в галицкий сейм, чего по примеру реформы венского парламента требовали демократические силы, и прежде всего русины. Получив по закону о парламентских выборах двадцать восемь мандатов от Галиции из ста шести и сетуя на столь малое их количество в венском парламенте, они потребовали соблюдения хотя бы такого же соотношения мандатов в галицком сейме.

Однако, чего легко было добиться в системе всеобщего и равного голосования, того не удавалось достичь при голосовании по куриям. Когда курии крупных землевладельцев и городов находились в руках у поляков, русским мандаты могли быть отданы только в курии селян. Вот о такую загвоздку и разбились проекты избирательной реформы выборов в сейм, которые Потоцкий поддерживал.

Тем временем русинский вопрос все более настойчиво требовал своего решения. Войдя в парламент на выборах 1907 года в большем количестве, русины из числа националистов последовали примеру поляков при императоре и в правительстве, но пригрозили обструкцией, если их жалобы на польскую администрацию в Галиции и национальные требования не будут удовлетворены. Правительство опасалось этой обструкции, и генерал-губернатор Потоцкий решил, что умиротворение русинов является его первейшей задачей.

Переговоры, которые он провел в Вене с русскими депутатами при посредничестве министра Бека, закончились письменным соглашением от 20 ноября 1907 года, где русины отказались от обструкции, а взамен получили от правительства обещание изучить и урегулировать их жалобы, а также основать дополнительные средние школы, предоставить концессию ипотечному обществу, увеличить субсидии обществу «Просвита», распространить русский язык в отношениях между русинскими студентами и властями Львовского университета и основать в том же университете еще две русские кафедры. После долгой дискуссии в польской парламентской фракции, в которой принял участие Потоцкий, соглашение было принято к сведению.

Надежды на то, что польско-русский спор утихнет хотя бы на какое-то время, развеяли выборы в галицкий сейм, прошедшие в феврале 1908 года. В их ходе поляки и русские в восточной части края противостояли друг другу еще острее, чем раньше, так как старый закон о выборах не определял обеим национальностям число мандатов в сельской курии. О компромиссе же на выборах никто и думать не хотел – русины надеялись на свое численное большинство, а националисты сражались с москалофилами, которым промежуточные выборы открывали определенные перспективы.

Польская избирательная комиссия во главе со следовавшим курсу национальной демократии подольским консерватором Тадеушем Ценьским считала борьбу с русинскими националистами задачей своей жизни. Под его влиянием польская избирательная комиссия не постеснялась заключить предвыборный союз с москалофилами, выступавшими под именем старорусинов, и ради временного успеха подчинить этому основное направление польской политики.

В результате выборов половина мест в сельской курии на востоке досталась полякам, а половина – русинам, но из них русские националисты получили только пятнадцать, а москалофилы – девять. Причем первые сочли это своим большим поражением и возложили вину на Потоцкого, который, находясь между поляками и русинами, решал весьма трудную задачу. Но нескольким националистам победить он все же помог.

Однако большинство националистов посчитало, что в борьбе с русинами Потоцкий использовал москалофилов, а до сих пор поддерживавшие его венские правительственные круги осудили генерал-губернатора, в частности, за то, что он допустил избрание широко известного русского агента в Галиции Владимира Феофиловича Дудыкевича. Но Потоцкий себя виноватым в этом не чувствовал и опроверг выдвинутое Веной обвинение. Желая же открыто продемонстрировать, что он стоит на стороне русинских националистов, Потоцкий заявил об этом их руководителю Олесницкому, предложив поддержать его на посту вице-маршалка сейма.

Между тем зерна, посеянные клеветническими заявлениями, принесли свои страшные плоды. Студент Львовского университета Мирослав Сичинский, украинец по национальности, полагая, что совершает высокопатриотический поступок, во время аудиенции 12 апреля 1908 года несколькими выстрелами убил Потоцкого. В результате самые благородные его намерения по ликвидации социальной напряженности и национальной нетерпимости так в жизнь и не воплотились.

Польский народ напоминал о себе Европе своими восстаниями в стремлении восстановить утраченную независимость и пробуждал в ней сострадание и сочувствие к переносимым им бедствиям и страданиям. Он боролся за сохранение своей земли, языка и исторических традиций, но, насчитывая несколько десятков миллионов, не занял должного места в культурной жизни Запада. На Западе отклик нашла лишь великая поэзия некоторых польских эмигрантов, в основном Мицкевича, а также произвела впечатление и была принята музыка Шопена. Но этого было недостаточно. В то время как западные народы соперничали между собой в приобретении новых знаний, в открытиях и изобретениях, Польша, лишенная университетов, за исключением захудалого краковского, в котором отсутствовали соответствующие кабинеты и научные лаборатории, оставалась в стороне, не в состоянии обеспечить необходимым людей науки.

Попытки возродить польскую науку, главным образом в области исторических публикаций и исследований, были предприняты только в середине XIX века. Этим занялись Краковское научное общество и Общество друзей науки в Познани, библиотека Оссолинских во Львове, а также меценаты, такие как издатели знаменитой коллекции дипломатических документов «Акта Томициана» и актов унии из Курницкой библиотеки графы Титус и Ян Дзялынские, издатель трудов Длугоша граф Александр Пшедзецкий и издатель дипломатического кодекса в Варшаве Жишевский. Начал издавать сборник польских летописей «Памятники польской истории» («Monumenta Poloniae») Август Беловский. Приступил к изданию великолепно подготовленных «Памятников польского законодательства» Антони Зигмунт Хельцель. Появились также труды Кароля Шайнохи, отличавшиеся талантливым описанием событий, а Юзеф Шуйский и Валериан Калинка проложили новые пути в польской историографии. Однако это были лишь первые попытки.

Ополячивание университетов, окончательно произошедшее в Кракове в 1870 году и во Львове в 1873 году, а также политехнического училища и учреждение многочисленных средних школ в Галиции создали ряд должностей, на которых те, кто их занял, могли полностью посвятить себя научной работе. Это же позволило осуществлять более строгий отбор кандидатов на замещение должностей в университетских кафедрах и обучение преподавателей за границей, а также привлекать в эти учебные заведения наиболее одаренных и образованных людей из всех трех польских разделов. При этом университеты избегали налета провинциальности и являлись польскими не только по языку преподавания, но и по всей своей направленности и духу.

Однако сосредоточение научных усилий и их развитие во всех научных областях было предпринято только в Академии знаний, основанной в 1873 году в Кракове. К тому времени для заполнения вакансий преподавателей на трех ее факультетах – лингвистическом, историческом и математико-естественно-научном – уже имелось достаточное количество польских ученых, хотя их набору из русского раздела правительство России препятствовало.

Академия знаний выросла из Краковского научного общества под председательством заслуженного физиолога Юзефа Наджера, а ее первым секретарем был Юзеф Шуйский, который подготовил в польском обществе почву для ее строго научной и исследовательской работы. Правительство же предоставило ей постоянно возраставшую ежегодную субсидию. То же самое сделал сейм, а ее первый покровитель эрцгерцог Карл Людвик Австрийский пожертвовал на ее нужды немалую сумму. Его примеру последовали и другие благотворители, в результате чего годовой доход академии со временем вырос в несколько раз и достиг нескольких сотен тысяч австрийских крон, чего при определенной экономии хватало и на научную деятельность, и на издание научных трудов.

В Варшаве же до поры до времени об основании хотя бы частного научного общества не могло быть и речи. Однако группа просвещенных людей под руководством Титуса Халубинского получила наконец в 1883 году разрешение правительства основать кассу имени Йозефа Мьяновского. Эта касса хотя и носила благотворительный характер, предоставляла из своих доходов субвенции для осуществления научных работ и издательской деятельности, а получив многочисленные и значительные пожертвования, смогла выполнять данную задачу достаточно широко. Она исполняла ее, не только помогая печатать научные труды, но и издавая справочники, которые открывали доступ к необходимым знаниям на польском языке самым широким слоям населения.

Знаковым явлением того времени было то, что значительные средства в польскую академию и кассу Мьяновского в Варшаве поступали не только от наиболее зажиточных слоев польского общества, но и от представителей его интеллигенции, разбросанных по миру и считавших своим патриотическим долгом потратить накопленные деньги на польскую науку. Среди таких людей следует назвать, прежде всего, инженера Витольда Згленицкого, переводившего заработанные им деньги от разработки добычи нефти на Кавказе в кассу Мьяновского, а также находившегося в Париже эмигранта Ославского и пребывавшего в Америке эмигранта Ежмановского, перечислявших средства на счет академии. Не следует забывать и поляка по национальности ремесленника Эдварда Чабана, уехавшего в Моравию и сколотившего там крупное состояние, которое он в равных долях завещал академии и кассе Мьяновского.

Во Львове профессор Бальцер тоже нашел в лице Бронислава Ожеховича щедрого учредителя, а получив от него значительный капитал и земельные владения, основал Львовское научное общество с аналогичной, что и академия, целью, а затем быстро развил его.

Помимо научных изданий этих обществ, существовали также такие серьезные ежемесячные журналы, как «Варшавская библиотека», «Нива» и «Атенеум» в Варшаве, «Польское обозрение» и «Всеобщее обозрение» в Кракове, «Научно-литературный справочник» во Львове, которые не только популяризировали науку, но и обогатили ее рядом диссертаций.

При помощи всех этих учреждений и издательств в конце XIX века польская наука стала развиваться во всех направлениях. Причем труды по математике и естественным наукам, публиковавшиеся на иностранных языках в виде резюме, напоминали мировому ученому сообществу о развитости польской науки и открывали ей дорогу за границей. В этой связи достаточно упомянуть работы по сжижению газов Врублевского и Ольшевского, а также открытие радиоактивности, сделанное Марией Склодовской вместе с ее мужем французом Пьером Кюри. Знакомству с польской наукой способствовали и предпринимавшиеся работы по физиографии¹⁷¹ края и его географии.

Однако наибольшее значение для народа имели исторические исследования. После больших усилий, предпринятых Кольбергом и Блогером по сбору этнографических материалов, появились научные попытки создать польскую этнографию. Обращались и к доисторической археологии. Также предпринимались попытки извлечь из архивов и обработать первоисточники, что через несколько десятилетий привело к обнародованию большей части исторических документов польского Средневековья и наиболее важных первоисточников XVI века. В результате пути для выдвижения обманчивых гипотез и развития ошибочных политических течений были перекрыты множеством ранее неизвестных фактов. Историческая же конструкция начиная с истории XI века встала на твердую почву исторической правды и позволила глубоко проникнуть в жизнь, мысли и действия народа. При этом историческая работа не ограничивалась только политической историей, а распространялась на историю языка, литературы, экономики, права и искусства. В итоге иностранные исследователи, которые до той поры в этой области превосходили или опережали поляков, вынуждены были склониться перед результатами работы польских ученых.

В рамках этой книги мы просто не можем перечислить и оценить всех авторов. Поэтому стоит только упомянуть, что после Калинки и Шуйского на ниве исследований в области политической истории себя прекрасно проявили Войцеховский, Павинский, Винценты Закшевский, Корзон, Смолька, Смоленьский, Кубала и Левицкий. В области же истории права после Хельцеля и Губе вперед выдвинулись Пекосинский, Лагуна, Бобжиньски, Абрахам, Бальцер и Дунин, а в области истории литературы после Малецкого и Клачека – Тарновский, Спасович, Хмеловский, Брюкнер и Третяк. Кроме того, в области лингвистических исследований отличились Лучан Малиновский, Бодуэн де Куртенэ и Крыньский, а в области истории искусства – Лашкевич, Марьян Соколовский и Томкович. При этом здесь не названы имена представителей молодого поколения, продолживших их дело. Причем монументальный труд Кароля Эстрейхера «Польская библиография» связал ее со всей древней литературой, а в более узком смысле это сделала «Библиография польской истории» Финкеля.

В картине польской истории, до той поры довольно однообразной и представлявшей собой описание оборонительных войн, а также союзов соседних стран, разнообразную смену форм правления и правителей, теперь стали выразительно выделяться культурные и социальные перемены, основанные не на поэтических вымыслах, а на тщательном изучении недавно добытых источников. В результате совсем иным предстал генезис польского государства и общества, а также серьезные перемены, произошедшие в XIII веке. Иначе был представлен и освобожденный от романтических тонов процесс заключения унии с Литвой. Свое место занял также процесс утверждения гуманизма и Реформации, которая ранее исключалась из польской истории. Была возрождена и история обновления Речи Посполитой, предпринятого в XVI веке и постоянно осуществлявшегося с того времени вплоть до конституции 3 мая и восстания Костюшко.

В результате польская история, возникшая из пыли архивов такой, какой она была и какой она могла бы быть, открыла народу новые неожиданные сокровища бесценного опыта. При этом она не обескуражила молодое поколение, а, напротив, пробудила в нем желание обрести моральные и материальные силы, необходимые для того, чтобы сделать родину более здоровой и сильной, когда дело дойдет до ее восстановления.

Научная работа не ограничивалась людьми, относившимися к поколению, пережившему восстание и его последствия, отразившиеся на психике поляков. Бурно развивалась поэзия и проза, нашедшие свое отражение прежде всего в романах и драмах. Были опубликованы в гораздо большем количестве, чем когда-либо прежде, разнообразные произведения, авторы которых, правда, не поднялись до высот великих романтических провидцев. Таким образом, политическое и культурное движение, предшествовавшее восстанию, после его поражения не угасло, а само польское общество в российском разделе в материальном отношении быстро развивалось.

Промышленность и торговля набирали неслыханные обороты, а освободившееся от крепостного права и пережившее тяжелейший кризис сельское хозяйство последовало за прогрессом. Общественные же круги, представителям которых участие в публичной жизни было заказано, после своей повседневной работы искали просвещения и развлечения в журналах и художественной литературе. Причем число таких людей по мере роста их благосостояния постоянно увеличивалось. К тому же само достояние напрямую зависело от степени грамотности того или иного человека, и поэтому количество образованных поляков, особенно в Варшаве, с каждым годом росло.

Это способствовало пышному расцвету написания лирических сочинений, романов, исторических драм и нравственно-социальных комедий. Предпринимались также попытки возродить произведения если не с новым содержанием, то в новой форме. А это приводило к поспешному использованию всех тех направлений, которые поочередно проявлялись тогда в мировой литературе, – натурализма, импрессионизма, прометеизма¹⁷², декадентства, мистицизма и сатанизма, что нередко толкало широкие слои польской интеллигенции в объятия сторонников вредных или даже отвратительных взглядов. Но произведения, содержавшие нападки на религию вообще и католическую церковь в частности, в то время, когда эта церковь, защищая польскость, подвергалась гонениям, неизбежно оскорбляли читателей. Поэтому не случайно, когда Сенкевич, освободившись от уз позитивизма, в романе «Камо грядеши» создал глубоко трогающий за душу образ гонений на первых христиан во времена Нерона, то его ожидал настоящий триумф.

В рамках данной книги мы не можем разбирать все произведения и судить об их художественной ценности. Поэтому нам придется ограничиться лишь перечислением тех, которые являлись симптомом социального и политического развития польского народа и оказали на него наибольшее влияние.

Когда поляки избрали для себя путь органической работы, а политические писатели стали этот знаковый поворот оправдывать аргументами, почерпнутыми из истории или из позитивистской литературы, авторы романов поспешили последовать за ними. Это же сделали и те, кто уже ранее выступал на литературном поприще. Среди них следует назвать Крашевского, Захарьясевича, Ожешко и даже известного заговорщика Милковского, писавшего под псевдонимом Теодор Томаш Еж, к которым присоединился самый выдающийся из писателей-позитивистов Гловацкий, творивший под псевдонимом Болеслав Прус, а затем и целый ряд других писателей.