Текст книги "История Польши. Том II. Восстановление польского государства. XVIII–XX вв."

Таким образом, в результате упорного труда двух поколений в благоприятных условиях благодаря усилиям правительства и края в Галиции была создана школьная система, представлявшая собой одно органическое целое, являвшаяся польской по своему духу и направленности преподавания и послужившая основой для развития и дальнейшего прогресса не только Галиции, но и всего народа.

Экономический подъем и развитие культуры отмечались прежде всего в крупных городах, где была сосредоточена интеллигенция. Используя широкое самоуправление, они успешно преодолевали последствия застоя и упадка. На повестку дня встало повсеместное возведение булыжных мостовых, оборудование освещения улиц и прокладка канализации. Были восстановлены древние памятники, построены новые общественные здания, созданы новые улицы и кварталы, а города расширились до пригородных поселков. При этом на расходы не скупились и брали значительные кредиты.

Причем многие финансовые учреждения упростили порядок их получения.

Наблюдался новый, здоровый приток горожан из числа купечества и ремесленников. Происходило дальнейшее ополячивание бывших немецких переселенцев. Причем в это движение полонизации все больше вовлекались евреи. Однако, как бы ни был велик их процент, не они задавали тон городской жизни, а если евреи и не ополячивались, продолжая придерживаться старых обычаев, то это не мешало польскости. На выборах, особенно на востоке края, против русской оппозиции они выступали вместе с поляками.

Менялся и однобокий аграрный социальный строй края, так как городское население занимало в нем все более серьезное положение и играло все более важную роль. Поэтому, принимая во внимание такое явление, в 1895 году сейм согласился увеличить число депутатов от городов и торговых палат до двадцати шести, а в 1900 году – до тридцати одного.

Согласно переписи населения 1880 года, когда впервые был отмечен язык людей, на котором они разговаривали, общая численность проживающих в Галиции составляла 5 925 904 человека, в том числе 3 053 631 поляк (51%), 2 550 047 русских¹⁴⁸ (43%) и 318 348 немцев (6%). При этом католиков римско-католической церкви насчитывалось 2 714 777, греко-католиков¹⁴⁹ – 2 510 408, а иудеев – 686 596, из чего следовало, что евреи, если не записались в качестве немцев, отметили себя как поляков и, пока они ополячивались, по сравнению с русинами перетягивали чашу весов на свою сторону. Однако хуже всего обстояли дела в восточной части края, где было сосредоточено русское население, а поляки составляли заметное меньшинство, отличаясь своей вековой культурой и обладая там ее очагами, которыми являлись римско-католическая церковь, крупные землевладения и города с преимущественно польским населением со столицей и университетом во Львове.

В разгар народной весны стремление к национальной самобытности пробудилось и у русских, проживавших в Восточной Галиции. Однако вскоре это стремление оказалось подавленным людьми, объявившими себя их вождями. Приняв опеку и перейдя на содержание австрийской бюрократии, они стали помогать ей в подавлении польского освободительного движения, став орудием воцарившейся повсеместно реакции и германизации. Причем в этом они дошли до того, что, прикрываясь неразвитостью народного русинского языка, предложили германизировать средние школы, чтобы не допустить введения в них польского языка.

Окопавшись в столичном кафедральном соборе Святого Юра во Львове (отсюда и название «святоюрцы»), небольшая кучка людей захватила в консистории власть над всем русским духовенством, используя ее главным образом в своих личных целях и в интересах своих семей. При этом неприятие русинского национального движения подтолкнуло их к панславистским лозунгам и утверждениям о том, что галицкие русины, равно как и русины, живущие на юге России, являются лишь ветвью великой русской нации, а их народный язык – диалектом русского литературного языка. Причем это не мешало им претендовать на роль вернейших подданных австрийского монарха и слуг его правительства, куда бы их ни поставили, будь то на государственных или преподавательских должностях.

Они стремились к разделению Галиции, чтобы облегчить размещение поляков в восточной части края, и добились этого в 1854 году, создав в Кракове отдельную губернаторскую комиссию, подчинявшуюся только губернатору. Овладев двумя учебными заведениями – старинным Ставропигийским институтом и недавно созданным Народным домом, святоюрцы начали воспитывать молодежь в русофильском духе.

Боясь ввести русский язык, которым они, впрочем, не владели, святоюрцы вынуждены были пользоваться народным языком, особенно в начальной школе, но при этом мешали его развитию, искажая его словами и фразами, заимствованными из старого церковного и из русского языка. При этом австрийские правительственные круги, наслаждаясь лояльностью и консерватизмом святоюрцев, долго смотрели сквозь пальцы на всю их русофильскую идеологию, не обращая внимания на ее политические последствия. Причем такое благоволение к святоюрцам продолжалось и тогда, когда наступила конституционная эра, так как немецкое центральное австрийское правительство нашло в депутатах Государственного совета из числа русинов послушное орудие против польских оппозиционных депутатов, требовавших отделения Галиции.

По незнанию святоюрцам помогали и поляки, а именно землевладельцы, поселившиеся среди тех русинов, которые, опираясь на вековые традиции, считали себя представителями Руси и не признавали национальной самобытности русинского народа. Однако, объясняя такое явление следствием агитации отдельных лиц, эти поляки не давали народному языку права употребления в общественной жизни, по-прежнему считая, что образованный русин, как и до той поры, должен стать поляком. Ведь имелось немало примеров, когда «благородные рутены¹⁵⁰» превращались в «идеальных поляков».

С подобным польским патриотизмом землевладельцев в Восточной Галиции были тесно связаны их сословные интересы, поскольку националисты из числа русинов, опираясь на сельское население, выступали против помещиков. Ведь, хотя крепостное право уже было отменено, между сельскими предпринимателями и наемными работниками нередко наблюдались различные стычки, в частности по вопросам использования лесов и пастбищ, а также по распределению общественных повинностей среди дворов гмины.

В такой обстановке святоюрцы проявляли настоящее мастерство. Выступая против социальных действий националистов, они во всеуслышание объявляли себя консерваторами, что сделать им было довольно легко, так как представители русского духовенства, имевшие обычно большие семьи, но вынужденные устраивать свои жилища в небольших приходах, зачастую безжалостно выжимали свои доходы из народа и не хотели обижать шляхтичей, выступавших в роли покровителей их приходов. С ними они старались установить дружеские отношения и говорить по-польски.

Видя враждебные устремления святоюрцев, губернатор Голуховский их ненавидел и выступал против них, одновременно пытаясь склонить их к использованию латиницы. Однако его намерение натолкнулось на твердое вето венских властей.

Впрочем, москвофильство русинов не представлялось полякам и польской бюрократии очень опасными, потому что введенная конституция предоставила им право противодействовать выборам кандидатов из числа русских, а несколько русинов-святоюрцев, вошедших в Государственный совет, не могли навредить политике польской фракции. Однако подобная позиция польских властей в Галиции не могла сохраняться вечно.

Когда после Берлинского конгресса отношения России с Австрией обострились, российская пропаганда обратилась к Галиции и нашла в ней готовых проводников своей политики. При этом хлынувшие широким потоком российские деньги делали настоящие чудеса. Не один русинский активист, обремененный своей семьей, всего за один день превращался в сторонника русского императора и православной церкви, как, например, протоиерей Наумович и преподобный Могильницкий или редакторы печатных изданий, менявшие их направление, такие как редактор политической газеты «Слово» Дидыцкий. Приносила свои плоды и теория культурно-языкового единства с русским народом.

В результате церковная уния с Римом теряла сторонников среди русинского духовенства, а православная церковь, наоборот, набирала вес. Нашлось немало отступников, которые ради своей карьеры устремились в Хелмскую епархию в Царстве Польском, служа властям и выступая в качестве орудия насильственного обращения местных униатов. Конечно, страдания сопротивлявшегося православию народа произвели тягостное впечатление на поляков, и многие униатские священники, отказавшиеся принять православие, бежали из Люблинского воеводства в Галицию, где были тепло встречены поляками.

Еще худшему испытанию подверглись симпатии подольских помещиков к святоюрцам в 1882 году, когда жителей галицкой гмины Гнилички¹⁵¹ удалось убедить перейти в православие. Это привело к судебному процессу, направленному в основном против приходского священника Гнилички Ивана Наумовича, отставного австрийского надворного советника Адольфа Добрянского и его дочери Ольги Грабарь.

Данный процесс обнажил всю опасность пропаганды и снисходительности к ней со стороны святоюрской консистории. Митрополит Иосиф Сембратович был вынужден оставить свой пост, а его место занял представитель Украинской греко-католической церкви его брат Сильвестр Сембратович. Однако было странно, что многие поляки не поняли важности происшедшего. Они почти радовались, что правительство, поняв, что представляют собой русины, заняло против них более жесткую позицию. Не считались они и с тем, что политика правительства по отношению к русинам осуществлялась прежде всего наместником и галицкими властями и что венские власти возлагали именно на них всю ответственность за допущение враждебной государству пропаганды и вообще за решение русинского вопроса.

Поляки же в западной части края, которые с русскими непосредственно не соприкасались, равно как и краковские консерваторы, а также демократы издавна были убеждены, что не только в интересах австрийского государства, но и в общих интересах польской национальной политики с русской пропагандой и осуществлявшими ее святоюрцами следует бороться, а национальное развитие русинов – поддерживать. Должно быть, оно представляло опасность для южных губерний России, так как в 1876 году российское правительство запретило печатать что-либо на русинском народном языке. Поэтому многие галицкие политики рассчитывали на то, что национальное самосознание русинского народа будет постоянно развиваться, и были готовы поддерживать его развитие в школах, не видя опасности для польскости в допущении русинского языка в средние школы и университетские кафедры.

Причем с момента создания новой исторической школы подобное широко обосновывалось в краковской публицистике, а Валерьян Калинка, используя опыт, уже накопленный четырехлетним сеймом в русинском вопросе, зашел в этом так далеко, что вместе с несколькими братьями католической монашеской конгрегации «Воскресения Господа нашего Иисуса Христа» основал русинскую школу-интернат во Львове и посвятил себя задаче воспитания русинской молодежи в духе принятия церковной унии и согласия с польским населением.

Уже в 1866 году известный публицист Станислав Тарновский писал: «Здесь, в Галиции, следует не истреблять, а, наоборот, культивировать и лелеять русинскую народность, а также укреплять ее на Днепре. Здесь, во Львове, она будет процветать и скоро начнет втягивать в себя соки из Волыни, Подолья и Украины… Это будет Русь, но Русь братская по отношению к Польше и преданная общему с ней делу».

Наряду с господством в русинской общественной жизни идеи о самостоятельном национальном развитии, чего добились русофилы-святоюрцы в русинском обществе, а именно среди его просвещенной и с каждым годом растущей интеллигенции, предпринимались также усилия по созданию письменного народного языка, опиравшиеся на изданные произведения народных поэтов. В Галиции таковым являлся Шашкевич, а в Киеве – Шевченко.

Впрочем, национальный вопрос был рассмотрен в парламенте всего один раз, когда известный видный деятель русофильского движения, народник русин Юлиан Лавровский выступил с проектом урегулирования польско-русинских отношений на основании единства края, его властей и учреждений, а также полного равенства обеих национальностей. Законопроект был внесен в сейм в 1869 году сразу после принятия Галицкой резолюции¹⁵², но после ее краха провалился. Тем не менее, хотя он и не заходил слишком далеко, многие его положения впоследствии стали реальностью, но по принципу все большего разделения двух народов. И все же русинское национальное движение продолжалось. Причем после возмущения, вызванного процессом над Наумовичем, оно настолько усилилось, что нескольким национальным кандидатам удалось получить мандаты в сейме и организовать национальную партию.

Воспользовавшись этим, наместник Бадени сделал решительный поворот в своей политике по отношению к русинам. По договоренности с преемником Иосифа Сембратовича митрополитом Сильвестром Сембратовичем, он призвал к себе нескольких депутатов из числа националистов и, заявив им о готовности правительства поддержать национальное движение русинов, добился от них согласия на принятие декларации, которую от имени националистов озвучил на сейме 24 ноября 1890 года их лидер профессор Юлиан Романчук. В ней, в частности, подчеркивалось, что галицкие русины будут и впредь отстаивать свою национальную самобытность, оставаясь верными династии Габсбургов и греко-католической вере.

Эта декларация вызвала у поляков ликование, они восприняли ее как заверение в том, что русины будут вместе с ними бороться с российской пропагандой в крае. Кроме того, благодаря ей большое одобрение получила в Вене и деятельность самого Бадени, который организовал ее принятие. Однако у подольских помещиков она пробудила опасения в том, что наместник купил ее уступками русинам, что отразится на их благополучии. Но Бадени опроверг эти опасения на сейме и на следующих выборах не поддержал русинских кандидатов против поляков. Тем не менее он сдержал свое слово в отношении поддержки борьбы русинов против русофилов за самостоятельность своей народности.

При этом Бадени в первую очередь поддержал митрополита Сембратовича в его борьбе за влияние на русинов, оплотом которого выступала святоюрская консистория. Это нашло отражение в вопросе назначения каноников и приходских священников из числа национальных кандидатов, а также выдвижения ярого националиста русина ксендза Чеховича на должность епархиального епископа Перемышля.

Важную роль в развитии национальной самостоятельности русинов сыграл также Краевой школьный совет во главе со сторонником краковской школы Бобжиньским, куда входил и писатель профессор Александр Барвинский. Этому совету всего за несколько лет удалось осуществить полную замену школьных учебников для начальных и средних школ, написанных уже на народном русинском языке с удалением всех наслоений церковного и русского языков. Были установлены технические термины для всех преподававшихся в школах отраслей наук, заменено написание взятых из русской азбуки букв на фонетическое написание, отличавшееся от русского и которое уже разрабатывалось ранее в Киеве.

Когда тминные советы определили своими постановлениями язык преподавания в начальных школах, в 1893 году в Галиции насчитывалось 2209 государственных и 131 частная польская школа, 2086 государственных и 4 частные русинские школы, а также 27 государственных и 99 частных немецких школ. При этом с согласия сейма, правда не без некоторого сопротивления, постоянно открывались гимназии с русинским языком обучения, а также утраквистические¹⁵³ польско-русинские семинарии для учителей. Причем правительство, равно как и сейм, при помощи ежегодно утверждаемых субсидий поддерживали культурные и экономические цели созданных русинскими националистами различных обществ, в частности просветительского общества «Просвита» и сельскохозяйственного общества «Сельский господарь».

Большую роль сыграл и приглашенный наместником Бадени в 1894 году из Киева на кафедру истории Львовского университета одаренный и трудолюбивый украинец профессор Грушевский, который заметно оживил русинский научный дух в Научном обществе имени Тараса Шевченко и убедил русинов в том, чтобы они стали называть себя украинцами для того, чтобы отличать себя от русских¹⁵⁴. При этом в борьбе с галицкими русофилами данный шаг являлся весьма важным, можно даже сказать, переломным. Ведь в результате этого фальшивая игра русофилов, основанная на вкладывании в слово «русский» значения «российский» и причислении на данном основании русинов к россиянам, утрачивала почву под ногами.

Однако подобные перемены в понимании русинов поляки приняли не без тревоги. Ведь это означало также, что русинское население Галиции начнет ощущать себя единым во всех своих этнографических границах, то есть на Волыни, в Подолье, Подляшье, Киевщине, Черниговщине, Полтаве и Харькове, а также смещение центра тяжести русинско-галицийского населения в Киев с его казачьими украинскими традициями, враждебными полякам и в особенности польской шляхте. К тому же русинская молодежь, обращаясь к своей исторической памяти и читая поэтов польско-украинской школы, перенимала ее идеалы. Казачьи герои говорили с ней со страниц повестей Чайковского¹⁵⁵, но, может быть, еще большее влияние оказывал на нее герой Колиивщины¹⁵⁶ из поэмы Гощинского.

В результате украинское национальное движение в Галиции все больше принимало направленность социальной борьбы между сельским населением и польской шляхтой. Тогда же от национальной партии стала отделяться ее радикальная фракция, враждебная католической церкви и ее иерархии. Становясь на позиции социализма, она видела возможности своего развития не в согласии с властями, а в открытом им противодействии. При этом борьба радикалов была направлена также против Юлиана Романчука и его соратников.

Тем временем в провинциях стали проходить многолюдные и бурные митинги, напору которых национальные русинские демократы уступили. Приняв программу-максимум, они нацелились на полное освоение Восточной Галиции, в реальность чего сами не верили, ив 1894 году под лозунгами этого перешли в «принципиальную» оппозицию. Так они хотели поддержать радикалов, но с правительством, поскольку речь шла о поддержке русинских интересов, свои связи полностью не рвали.

В 1895 году Бадени оставил пост наместника и возглавил кабинет министров в Вене. Решение же русинского вопроса перешло в ведение его преемника наместника князя Евстахия Станислава Сангушко, а после него в 1897 году – графа Леона Пининского. Последний же приверженцем украинского движения не являлся и соблазну использовать его не поддался. Однако он тоже не переставал поддерживать национальное развитие русинов.

Национальное, культурное и экономическое развитие русинов при опоре на правительство и сейм продолжал поддерживать и граф Андрей Шептицкий, который стал митрополитом после смерти Сембратовича. В его лице они нашли могущественного покровителя и решительного защитника от посягательств православной церкви. Однако в результате этого развития под лозунгом раздела земель фольварков между крестьянами стала нарастать социальная напряженность, которая в 1902 году вылилась в грозную забастовку сельских рабочих, совершенно расстроившую фермерское хозяйство. Причем ее последствия удалось преодолеть лишь благодаря титаническим усилиям помещиков при поддержке правительства.

На этом великий исторический процесс, конечно, не завершился и завершится еще не скоро. Ведь одни поляки, выступающие против поддержки национального развития украинцев, категорически заявляют, что украинцы всегда присоединятся к москалям в их борьбе с поляками. В то же время другие надеются, что украинский народ, по мере своего развития, станет все более поворачиваться против России, так как она сильнее Польши и более опасна для него, что для того, чтобы отделиться от России, он примет наконец латинский алфавит и безбрачие священников. Что ж, будущее покажет.

Прусское правительство воспользовалось борьбой в области культуры, чтобы вытеснить остатки польского языка из общественной жизни Великого герцогства Познаньского и одновременно подавить польское мышление у самых широких слоев населения. Не имея возможности вдаваться в подробности принятых для этого законов и постановлений, мы остановимся лишь на самом важном.

Прежде всего, в 1873 году в начальных и средних школах в качестве языка преподавания ввели немецкий язык. Польским же языком в начальных школах было разрешено пользоваться только в случае необходимости разъяснения немецких терминов. Причем на высших ступенях обучения религия и церковное пение преподавались только на немецком языке. В том же году чиновников из числа поляков из Великого герцогства Познаньского перевели в немецкие провинции Пруссии, а в следующем году переводу подверглись и профессора средних школ. В 1876 году польский язык был полностью исключен из всех учреждений и судов, а в 1877 году его исключили из начальных школ как предмет изучения.

В 1878 году учителям было запрещено вступать в сельскохозяйственные кружки и общества, а Общество народного просвещения было закрыто. Наконец, в 1885 году для ослабления польского элемента прусское правительство подвергло изгнанию за границу все тридцать тысяч поляков, не имевших немецкого гражданства, независимо от их возраста, пола и владения недвижимостью.

При этом Бисмарк, конечно, не питал иллюзий, что польский крестьянин перестанет говорить по-польски, но он был убежден, что сделает из него польскоязычного пруссака, если лишит его опоры, которую он имел в ксендзах и шляхте. Ему казалось, что в «культурной борьбе» (Kulturkampf) он подчинит католических священников воле властей, особенно после того, как ему удалось поставить во главе Гнезненского архиепископства немца Диндера и постепенно ввести немцев в состав кафедральных капитулов. Кроме того, не дожидаясь последствий этих распоряжений, Бисмарк решил сломить польских шляхтичей. Рассчитывая на их безрассудство, он вознамерился выкупить польские поместья государством и начать сдавать их в аренду зависимым от правительства доверенным лицам, которые стали бы его послушным орудием в отношении крестьянства.

При этом он полагал, что, ликвидировав или, по крайней мере, ослабив таким образом высший социальный класс, сохранявший польские национальные традиции и политические устремления, ему удастся довести социальные отношения в Великом герцогстве Познаньском и в Западной Пруссии до уровня Силезии, где германизация проходила с большим успехом. И все же Бисмарк вовсе не собирался разбивать купленные имения на мелкие участки и передавать их немцам, поскольку справедливо считал, что такое настроит польских крестьян против правительства и бросит их в объятия так называемой великопольской агитации.

Однако эту осторожность либеральные немцы не разделяли. Они провозгласили призыв о том, что провинция Позен и провинции Западной Пруссии должны быть окончательно германизированы путем пусть даже принудительного выкупа поместий и их раздела между немецкими колонистами. При этом пропаганду такой политики взяли на себя создавшие Союз Восточной марки (Ostmarkenverrein) три владельца поместий в провинции Позен немцы Ханнеман, Кеннеман и Тидеман. Взяв за основу первые буквы их фамилий, поляки назвали этот союз «Хаката».

Дальнейшие события показали, что министры, и в особенности министр финансов фон Микель, поддержали политику союза. Уступил ей в конечном итоге и Бисмарк. В результате 26 апреля 1886 года был издан закон о колонизации, по которому на покупку польских земель в Великом герцогстве Познаньском и в Западной Пруссии с целью поселения на них немецких крестьян выделялось 100 миллионов марок и учреждалась особая колонизационная комиссия. Причем, вступая в борьбу с польской шляхтой, Бисмарк позволил себе поиздеваться над ней в прусском парламенте, заявив, что это не повредит польской шляхте, которая сможет покрыть свои долги деньгами, вырученными от продажи имущества, и отправиться в Париж или Монако.

Одновременно парламент выделил в годовом бюджете более 3 миллионов марок на изучение немецкого языка в польских районах, для чего предусматривалась соответствующая подготовка преподавателей, выделение дополнительных выплат прибывшим из Германии учителям, а также строительство и расширение сети начальных школ. Причем бывшие покровители и сами гмины лишались всякого влияния на заполнение их педагогическими кадрами, а наказания за непосещение детьми немецких школ ужесточались. Кроме того, было введено дополнительное немецкое образование.

Однако вскоре данная политика германизации и преследований, казалось, сменилась усилиями по ее смягчению. В 1888 году умер во всем поддерживавший Бисмарка германский император Вильгельм I, а через несколько месяцев правления Фридриха III на престол взошел Вильгельм II, который уже в 1890 году снял Бисмарка с поста канцлера и через нового канцлера Каприви начал проводить политику умилостивления поляков, чтобы заполучить их голоса в парламенте по вопросу военных приготовлений.

После смерти же архиепископа Диндера его пост архиепископа Познаньского и Гнезненского, а также примаса Польши занял поляк Флориан Стаблевский. А в качестве руководителя политики примирения выступил поэт и драматург депутат Юзеф Косцельский.

В результате прекратились административные преследования поляков, а в качестве рычага хозяйственной жизни польского населения был создан Союз коммерческих обществ. Облегчилось также после разбивки имений на мелкие участки наделение землей польского населения, что компенсировало недовольство немецких фермеров отсутствием рабочих. Кроме того, для сезонных рабочих была открыта граница с Царством Польским и Галицией, разрешено обучение польскому языку в частном порядке, а правительство перестало выступать против польских кандидатов во время выборов. Взамен же этого польские депутаты в парламенте своими голосами помогли принятию военных законов.

Однако такое продолжалось недолго. Уже в 1894 году император Вильгельм II прервал этот короткий поворот к полякам, грубо отругав их в речи, произнесенной в тевтонской столице городе Мальборк. Он поддался давлению националистов, которые тогда подняли голову в Германии более, чем когда-либо. При этом журналисты и профессора оправдывали все их шаги, направленные на истребление польскости. В итоге вновь и даже с удвоенной силой началась проводиться враждебная по отношению к полякам политика, во главе которой в 1900 году встал канцлер фон Бюлов, пытавшийся превзойти Бисмарка.

Соглашательская политика со стороны поляков тоже больше не могла продолжаться. С ней боролось прежде всего движение, которое, называясь народным, выступало против покровительства народу со стороны двора и церковников. Однако победить оно не могло, так как стремление защититься от правительственной политики вынуждало всех объединяться. Перестали звучать также в сейме и парламенте речи, которые, провозглашая веру поляков в обретение независимости, лили воду на мельницу сторонников союза «Хаката».

Зато широкое распространение получила политика трезвого органического труда, которую лучше всего сформулировал известный покровитель сельскохозяйственных обществ Яковский. Он, в частности, утверждал, что «к вооруженному восстанию можно прибегать лишь при очень благоприятных обстоятельствах, поскольку среди препятствий в достижении независимости наиболее верным путем является непрерывное и мирное развитие гражданских и семейных добродетелей, усердная защита родной веры, а также сохранение языка и обычаев, улучшение экономического бытия, сохранение земли и, наконец, постоянный прогресс в миру, а также уважение национального достоинства». Именно такая программа в разгар тяжелейшей борьбы и должна была спасти общество.

Используя постоянно растущие миллионные кредиты, колонизационная комиссия развивала все более бурную деятельность, завозя на купленные поместья немецких протестантских колонистов и строя для них церкви. В городах же началась борьба с польским купечеством и промышленниками, когда чиновникам и офицерам запрещалось что-либо покупать у поляков, а немецким купцам и промышленникам предоставлялись значительные льготы.

При этом преследование поляков в народных школах приобретало поистине варварский характер. Когда польский язык был исключен из религиозного образования даже в первых классах начальных школ, противившихся немецкой молитве детей стали наказывать без всякой пощады. Тогда начались массовые протесты школьников, навлекшие на родителей различные наказания. Но результатов это не давало.

Нашумевшим стал случай в населенном пункте Вжесня, где в 1902 году родители стали отстаивать интересы своих детей, которых избивали учителя, за что государственный суд приговорил родителей к суровым наказаниям. За изучение же польского языка и польской истории в частном порядке родителей таких детей вообще подвергали тюремному заключению.

Против немецкой колонизации выступал Земельный банк, скупая выставленные на продажу поместья и расселяя в них польских крестьян. Поэтому, несмотря на то что располагаемые им ресурсы были невелики и предпринять более широкие действия он не мог, правительство решило ему воспрепятствовать. Для этого в 1904 году оно издало закон о порядке разбивки имений на мелкие участки, по которому разбивка земель и строительство домов на приобретенных крестьянами участках требовали разрешения административных властей, в чем они польским крестьянам постоянно отказывали. В этой связи стоит упомянуть хотя бы громко нашумевшее дело, получившее название «фургон Джималы», в котором, не получив разрешения на строительство дома, Джимала поселился.

В результате в борьбу против немецкого насилия включились и крестьяне – сбылось предсказание Бисмарка. Польские крестьяне, чьи религиозные чувства уже были задеты в ходе так называемой «культурной борьбы» (Kulturkampf), а теперь отстраненные от приобретения нарезаемой земли и оскорбленные чиновниками в канцеляриях и школах, не только не прониклись немецким патриотизмом, а, наоборот, восстали против него, почувствовав себя поляками, как никогда ранее.