Текст книги "Письма. Том I (1896–1932)"

337
Н.К.Рерих – Н.К.Мехте*

22 апреля 1932 г. Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия

Мой дорогой невидимый друг,

Благодарю Вас за Ваше письмо от 16 числа. Собираясь в Америку, конечно же, совершенно необходимо взять с собой диапозитивы, ибо красота Индии и творчество этой страны должны непременно сопровождаться наглядной демонстрацией. Только, пожалуйста, не забывайте о том, что с первых чисел июня и до начала октября все образовательные учреждения находятся на летних каникулах, что является обычной практикой во всех странах.

Меня глубоко тронуло Ваше предложение послать несколько моих картин в Музей Бенареса[1108]1108
  Музей «Бхарат Кала Бхаван» (Индийский музей искусств) в Бенаресе (санскр. Варанаси) был основан 1 января 1920 г. Р.Кришнадасом. По его инициативе в июле 1932 г. для произведений Н.К.Рериха в музее был выделен отдельный зал и издан небольшой буклет с описанием экспозиции (Roerich Room of the Bharat Kala Bhavan: Catalogue. Benares: Indian Art Museum, 1932). Как вспоминал в 1940 г. художник: «В Кала Бхаван Бенареса двенадцать [картин]» (цит. по: Рерих Н.К. Подсчеты // Рерих Н.К. Листы дневника. [В 3 т.] Т. II. М.: МЦР, 2000. С. 314). Список картин, находящихся в Музее «Бхарат Кала Бхаван», см. в письмах от 24 июня и 8 июля 1932 г.


[Закрыть], в организации которого, как я понял, Вы принимаете непосредственное участие. Ваше предложение находит во мне горячий отклик, потому что в моем сердце всегда жило подобное желание. В моих писаниях и на полотнах Вы можете почувствовать, как сильно я люблю и почитаю святыни Гималаев и глубину мысли Индии. Если я получу из Музея Бенареса официальное предложение, Вы можете быть уверены, что мой ответ будет положительным. Ваше предложение легко осуществимо, ибо наш Музей в Нью-Йорке в прошлом году приступил к организации Отделов Музея Рериха в различных центрах не только Европы, но и Южной Америки и Азии. Подобные отделы создаются как в специальных помещениях, так и в частных домах, а иногда и в уже существующих музеях. В последнем случае под отдел Музея Рериха выделяется отдельная комната, в которой размещаются картины, присланные из нашего Музея. В подобных обстоятельствах картины как собственность Музея обычно остаются в отделах без ограничения срока. Таким образом складывается еще одна дружественная кооперация, столь полезная в деле Культуры. Как только я получу от Вас официальное уведомление, я незамедлительно придам делу благожелательный оборот. Ваша мысль о Бенаресе особенно дорога тем, что это духовный центр Индии.

Обложка буклета зала Рериха в музее «Бхарат Кала Бхаван»

Бенарес, 1932

Посылаю материалы, запрашиваемые Вами. Буду рад, если печатный материал будет находиться у Вас, однако, фотографии после внимательного просмотра необходимо вернуть, т. к. я не имею дубликатов.

Что касается Вашей поездки в Америку, буду рад, если Вы не преминете своевременно сообщить в Нью-Йорк г-ну Хоршу предполагаемую дату.

С наилучшими пожеланиями,

Искренне Ваш,

[Н.Рерих]

Приложение: Список фотографий.

Все материалы посланы заказной почтой.

338
Н.К.Рерих – И.Шаховскому

24 апреля 1932 г. Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия

О Христе Спасителе, глубокоуважаемый Отец Иоанн,

Отвечаю Вам на вопросы Ваши.

1. Ни о каких камнях, заложенных мною под часовню Преподобного Сергия Радонежского в Америке, я не знаю. Если Вы видели какое-то письмо об этом обстоятельстве, то благоволите сообщить мне, кем оно было написано, чтобы я мог запросить автора письма, откуда сия легенда о каких-то камнях, как Вы говорите, кажется, двенадцати. Столько легенд бродит по миру, столько выдумок и клеветы, что во всяком случае нужно доходить до открытости и ясности до конца. В газетах читали мы подробно о смерти моей в Сибири, но ведь и это не отвечает истине.

2. Кольцо, которое Вы видели, имеет на себе надпись «Единение Любви, Сострадания». Думаю, что об этих началах не единомышленникам, но всему человечеству нужно помнить всемерно. Пусть эти начала будут написаны на всех языках и вхожи во все дома. Надеюсь, Вы согласитесь, что в настоящее время, как Вы и ссылаетесь на мои слова – «Во время смятения и лжи, разрушения и разложения», нужно каждому, голос имеющему, твердить об этих началах, не опасаясь быть осмеянным, заподозренным и преследуемым. Еще, пожалуй, кто-нибудь скажет: какая же это любовь, и какое это сострадание, и дозволено ли оно моим законом? Но, по счастью, сердце человечества, если и не всегда, то хотя бы иногда чувствует, что есть благо сострадания и любовь, движущая к единому Свету. Ведь не настолько же мы вообще огрубели, что даже пожелание Любви и Сострадания вменялось бы уже в преступление?!

3. Ваш вопрос о спиритизме и о явлении Св. Сергия на спиритических сеансах, если бы этот вопрос не исходил от Вас, отца духовного, то я назвал бы этот вопрос кощунственным. Можно ли дойти до такого мышления, чтобы хотя бы оставить в пространстве предположение о том, что Преподобный Сергий может появляться на спиритических сеансах?! Это было бы такое кощунственное оскорбление Великого Подвижника! Вообще, если бы Вы знали больше моих писаний, моих лекций, моих картин и моих суждений, то Вы бы знали также и мое отношение к спиритизму, ко вредности спиритических сеансов, которые могут вести к несчастьям и даже к одержаниям. Эта область опаснее, нежели входить с зажженной свечой в пороховой погреб. Человечество должно думать об очищении сознания, но не о смятении его.

Первое явление Преподобного Сергия жене моей Елене Ивановне было в Пасхальную ночь в 1913 году. Полное бодрствование, светлое устремление, необычайная гармония и мир всего существа, которому она удивлялась, поразительная светоносность и ощутительность явления, продолжительность его, которое наполнило все существо необъятной любовью ко всему сущему, и несказуемый трепет сердечный и взгляд глубоких глаз и четкость каждого волоса остаются запечатленными навсегда. При высших духовных настроениях могут быть такие явления.

Отец Иоанн! Чувствую, что с каким-то небрежением говорите Вы о кресте данном[1109]1109
  Более подробно Н.К.Рерих говорит об этом в письме от 24 февраля 1932 г.


[Закрыть]. Какое же имеете Вы основание так касаться обстоятельства, священного семье нашей? Не скрою, что для нас всех и для сына нашего Юрия, носящего крест этот вместе с крестом крестильным, было большим ударом почувствовать в словах служителя Церкви небрежное отношение к высоким событиям нашего существования. Вы говорите о необходимости ясности и правды, а в то же время в каждой строке пытаетесь внести и намек, и нарушение. Если мы начнем лишь отрицать, отталкивать, низвергать, то прежде всего мы нарушим и тот энтузиазм, который необходим для просветления сердца. Я уже писал Вам, меньше верьте клевете. Из этого письма Вашего вижу, что наветы шли от бедной одержимой, которую мы сожалеем, но одержание настолько сильно, что сердце ее наполнено злобою, не отступающей ни перед клеветою, ни перед предательством. Знал-то я ее всего несколько месяцев по рекомендации одной доброй особы. Пока я имел возможность помогать ей и денежно, она писала мне восторженные письма с великолепными эпитетами. Но как только кошелек мой истощился и, несмотря на все мое желание и на все поиски, мы не могли найти в настоящие труднейшие времена финансовых пособников им, то все переменилось, и я сделался исчадьем ада. Особа, познакомившая нас, писала мне: «Если бы нашлась тысяча долларов, то все стало бы на место». Может быть, Вы слышали и о прискорбном случае одержания с ее мужем. Так много сейчас одержания на свете и извращенного мышления! Посылаю Вам мою последнюю статью «Остров Слез». Из нее Вы увидите, если захотите увидеть, мою сердечную боль.

Вашу фразу «свою искренность простру до конца – беседовать с высшими Духами и прибегать к человеческим гербам – это несовместимо», простите меня, эту фразу я понять не могу, хотя и готов бы ответить, ибо люблю ясность. Прошу Вас, поясните мысль Вашу фактически. От веры и от отцов моих не отрекусь. Если Вы предполагаете об исторических знаках, то я всегда изучал их от десятилетнего возраста: изображения на скалах, которые рисуют нам великий путь движения народов, и все прочие археологические изыскания мне очень близки. Отец Иоанн Кронштадтский знал об этой моей склонности к истории и очень одобрял ее. Вообще, полагаю, что, узнавая постепенно истинные факты моей жизни и не слушая более наветов и измышлений, Вы ближе подойдете к истине. А истина есть Свет лучший. Не столько рассудок, сколько сердце было водителем моим в жизни. Сердце привлекало меня к пониманию Христа, сердце привлекало к Сподвижникам Божьим, и сердце помогало изображать их, оберегая от сект, от инквизиторского духа, ибо правильно Вы сказали: Свет Христа Един. Вы правильно говорите о том, что легче говорить сразу и прямо. Если в нынешнее трудное время мы соберем доброжелательство и добросердечность и стремление к истинному знанию, то до конца во всех смыслах мы можем понять друг друга и вместе идти к Свету.

В построении храмов нет ничего дурного, и отец мой[1110]1110
  Константин Федорович Рерих. После того как в 1879 г. в селе Грызово, недалеко от имения Рерихов Извара, сгорела деревянная церковь, К.Ф.Рерих «пожертвовал одно из строений поместья … и в течение шести недель усиленными трудами строение было преображено в храм. Засияла колокольня, поспел иконостас, и в Вербное воскресенье было поднятие креста и освящение храма» (Рерих Н.К. Построения // Рерих Н.К. Листы дневника. [В 3 т.] Т. I. М.: МЦР, 1999. С. 509). Позднее К.Ф.Рерих стал председателем приходского попечительского совета.


[Закрыть], и отец жены моей[1111]1111
  Иван Иванович Шапошников. Из его работ известны: церковь Уланского полка в Петергофе, временная церковь св. Екатерины в Санкт-Петербурге, Большая хоральная синагога, проект которой, совместно с Л.И.Бахманом, осуществлен в 1880 г. Построена синагога в 1883–1893 гг. под наблюдением архитектора А.В.Малова.


[Закрыть] их строили, и предок мой во время Петра Великого пострадал за нежелание разрушить церковь для удобства военных действий[1112]1112
  В роду Рерихов бытовала легенда, о которой Н.К.Рерих упомянул в одном из своих очерков: «Прапрадед, бывший комендантом крепости, отказался уничтожить пригородную церковь, из-за которой шло наступление. Из-за этого обстоятельства, происшедшего по его глубокой религиозности, он имел многие служебные неприятности» (Рерих Н.К. Построения // Рерих Н.К. Листы дневника. [В 3 т.] Т. I. М.: МЦР, 1999. С. 509).


[Закрыть]. Вспоминаю и другой случай, когда католический миссионер пришел ко мне, заботясь об Имени Христа, и я ему чистосердечно ответил: «В нашем доме Христос не умален». И не будет это гордостью, но лишь сердечным приношением, оглянувшись назад, сказать по совести, что на нашем пути Имя Христа пребывало в сердце.

Желаю Вам истинного успеха в высоком служении Вашем и, поручая себя молитвам Вашим, остаюсь уважающий Вас,

[Н.Рерих]

P.S. Благодарю Вас за прекрасное употребление моего чека.

По поводу приложений Ваших скажу:

Автор одной[1113]1113
  Так в тексте. Вероятно, речь идет о статьях или книгах, упоминаемых в письме о. Иоанна.


[Закрыть] из них, очевидно, не зная языков и, вероятно, имея доступ лишь к очень малочисленным и искаженным переводам (вроде Кёппена[1114]1114
  Речь идет о труде К.Ф.Кёппена «Die Religion des Buddha und ihre Entstehung» (Berlin, Schneider, 1857–1859) («Религия Будды и ее возникновение»), подаренном автором К.Марксу, высоко оценившему его.


[Закрыть]), очевидно, не знал общевосточного миросозерцания, которое в своем первом основном положении говорит: «Из ничего ничто и происходит», и во втором – «Нет пустоты». Разве эти оба основания не открывают пути к Богу? Ведь не забудем, что на Востоке самое Высшее понятие непроизносимо из чувства глубочайшего благоговения. Можно идти по горестным знакам искажения и несовершенства, но можно из множества материала найти и прекрасные страницы Всепроникающего Духа Божья, Всемилосердного ко всем своим созданиям.

Нирвана же, по подлинникам восточным, есть трансцендентальное, т. е высочайшее бытие, не подлежащее определениям ограниченности человеческого ума, т. е. именно полная противоположность небытию. Таково незнание наших западных переводчиков, которыми приходится пользоваться.

Один из замечательнейших миссионеров Архиепископ Нил Ярославский очень знаменательно выражается в трудах своих.

Наверно, Вам было бы очень интересно встретиться с моим старшим сыном Юрием, который, будучи глубоким православным христианином, считается лучшим тибетологом, а также санскритистом и монголистом.

339
Н.К.Рерих – М.А.Таубе

№ 19

25 апреля 1932 г. «Урусвати»

Дорогой Михаил Александрович,

Ваши общие настояния о желательности и даже необходимости, как Вы пишете, моих картин в Брюгге заставляют меня очень усиленно думать по этому поводу. С одной стороны, я по-прежнему, к сожалению, убежден, что дать мои картины как экспонаты выставки Тюльпинка, среди изображений сокровищ человечества, может повлечь нежелательные толки; с другой же стороны, мне не хочется хотя бы чем-нибудь не исполнить пожелания Парижского Комитета и Бельгийского Союза. В особенности, когда в пространстве существуют несправедливые подозрения, что Америка якобы в чем-то препятствует благотворности работы Парижского Центра. Тем более мне хочется найти удовлетворяющее всех разрешение этой проблемы.

Одно из состоявшихся в прошлом году постановлений Комитета Музея приходит нам в этом отношении на помощь. Еще в прошлом году состоялось постановление об образовании при некоторых наших Обществах Отделов Музея так же, как он существует при Парижском Центре. С этой целью такие Отделы уже устраиваются и в Южной Америке, и в Риге, и в некоторых других центрах. Схема очень проста – Музей дает от десяти до двадцати картин, а местное Общество или Учреждение находит для них помещение как Отдела Музея. Таковая кооперация еще более скрепляет отношения. Вот это постановление совета Музея, уже проводимое в жизнь, может нам помочь совершенно естественно решить и задачу с Брюгге. Тюльпинку не представит затруднения получить от Музея местного или городского управления или при каком-либо соответственном учреждении комнату, хотя бы небольшую, как бы отдел Музея, для помещения указанного выше числа картин. Во всяком случае, это еще более сблизит Бельгийский Союз и с Америкой, и с Парижем и в существе своем как раз ответит Вашим непременным желаниям. Может даже случиться, что такая комната будет совсем близко от выставки и, во всяком случае, она может быть даже упомянута (если Тюльпинк желает) в каталоге выставки, но не как экспонат выставки, а как отдел Музея, который существует так же, как и группа картин в Париже и уже посланные картины в Риге и в Аргентине и в некоторых других центрах. При этом то обстоятельство, что картины останутся не только кратковременно выставочно, но и пребудут в Брюгге, может лишь быть к общему удовольствию и, таким образом, всякие намеки на нарочитость присутствия на самой выставке будут избегнуты с сохранением полного достоинства. Надеюсь, что и Тюльпинк поймет это разрешение проблемы как самое благожелательное и дружественное, показывающее, насколько все мы относимся благожелательно к его сотрудничеству. Судя по тому, что даже Рижское Общество, при всей стесненности своей, нашло возможность изыскать достаточное помещение, нужно думать, что и Брюгге не окажется переполненным до невместимости. Единственное мое желание, чтобы прямое солнце не било на картины, которые от этого всегда портятся. Тюльпинку я не буду писать об этом решении нашей проблемы. Предоставляю Вам из Парижа снестись с ним и затем уведомить меня телеграммою. Условимся, что телеграмма со словом «принято» покажет мне утвердительное согласие Брюгге, а телеграмма «отложено» укажет, что это наше общее доброе желание осталось непонятым. Сейчас я задержал посылку картин в Америку и подожду Вашей телеграммы. Во втором случае, т. е. при телеграмме «отложено», картины проследуют в Америку, как и предполагалось.

Итак, как видите, мы изыскали благожелательное решение, на котором все мы можем сойтись. Передаю его в Ваши общие дружественные руки. Прошу обсудить это совместно с мадам де Во и с Г.Г.Шклявером, которому тоже пишу об этом. В настоящее напряженное время мы должны находить всему наилучшие, наиболее кооперативные решения, и там, где есть хоть какая-нибудь возможность не отказать, а исполнить существо желания друзей, там я особенно радуюсь. Расходы посылки телеграммы сюда прошу сообщить мне для восполнения. Для Вашего соображения добавляю, что Отделы Музея, в которых картины остаются собственностью Музея в Нью-Йорке, существуют по времени согласно обоюдному соглашению, но до сих пор как в Париже, так и в Риге, так и в других местах вопрос о долговременности и не возникал, ибо все эти Учреждения, конечно, предполагают, что картины могут остаться и долговременно с ними, или когда-то, по обоюдному соглашению, могут быть и заменяемы. Итак, повторяю, поступите как лучше, имея в виду мое самое сердечное пожелание.

Шлем лучший привет Вашей семье и Вам.

340
Н.К.Рерих – Дж. Г.Баттлю

25 апреля 1932 г. Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия

[Мой уважаемый Друг][1115]1115
  Авторский текст письма – русский, эта фраза дана по варианту письма на английском языке.


[Закрыть],

Сердечно благодарю Вас за Ваше письмо от 29 февраля. Не могу не пожать Вам еще раз руку через все океаны, ибо вижу из письма Вашего Ваше прочное решение защищать культурную работу наших Учреждений, а сознание мое говорит мне, что именно Вы и сумеете это сделать, ибо одно имя Ваше уже является синонимом неутомимого бор[ца] за Правду и Культуру.

К сожалению, для многих невежд само слово «Культура» подлежит сомнению, ибо они вообще даже не знают, какое благо для человечества дает это ценнейшее понятие аккумуляции всех человеческих завоеваний, как духовных, так и материальных.

Человек Культуры не есть беспочвенный мечтатель, это есть опытный собиратель всего самого практичного, в высшем значении этого слова; это есть источник способов истинного преуспеяния и оздоровления жизни человечества.

А именно сейчас, во время неслыханного и материального и духовного кризиса для человечества так необходимо постоянное напоминание о значении всеобъемлющего понятия Культуры, без которого не могут быть разрешены многие труднейшие проблемы. Говорю по своему долголетнему и крайне разнообразному опыту, протекавшему в условиях различных стран.

Много, много раз невежество становилось на моем пути, и если я мог преуспевать следовать через все эти темные рогатки, то исключительно по несломимому устремлению и осознанию совершенной неотложной ценности Культуры.

Неужели люди ослепли и не хотят видеть, что корабль человечества тонет вследствие загрязнения питающего Источника Культуры и замены его мертвящими суррогатами? И не от того же ли пренебрежения к истинным ценностям происходит большинство физических заболеваний человечества вроде рака и других бичей человечества?! Правда, уже заболевший раком готов бы всемерно оплатить врача, но накануне своего заболевания он думает часто: пусть себе болеет другой, мой ближний, а я не дам себе труда даже помыслить, как бы помочь продвижению науки и Культуры. Не хотят люди осознать, что именно питает их сущность и вдохновляет их созидательное духовное стремление. И в этом невежестве они стараются отвергнуть и затоптать истинных жизнедателей. Кто знает, если бы один из удушителей Культуры представил себе, что через некоторое время он может тяжко пострадать от рака или от одной из тех болезней, против предотвращения которых он восставал в свое время, не был ли бы он готов сейчас всеми силами помочь открытию спасительных лекарств? Если бы только люди знали, как часто именно то, чему они сегодня препятствовали, уже завтра, подобно ударам судьбы, неумолимо стучится в их двери. Одна эта мысль спасла бы многих от заслуженного ими несчастья.

Для меня было радостно слышать, что Вы стали в ряды наших почетных советников. Тем самым как не только друзья, но и соратники мы должны соединить весь наш опыт, всю силу духа нашего, чтобы удержать Знамя Культуры от всяких поползновений пошатнуть его. Пишу Вам это, потому что знаю, что Вы сделаете все возможное не только путями обычными, но, поражая гидру невежества, неожиданными для них, но высоко справедливыми историческими и поистине практическими человеческими соображениями.

Очень рад, что мы за десятилетнюю работу нашу в Америке как одно из оружий Ваших можем Вам дать прекраснейший актив лучших людей в мировом понимании, которые в той или иной форме выразили свою симпатию, преданность, энтузиазм нашим Культурным учреждениям. Каковы бы ни были весы, как бы ни были странны гири, на них положенные, но один удельный вес этого фактического обусловленного списка уже перетянет многие гири золота и серебра. И я радуюсь, зная, что именно Вы оцените и удельный вес списка этого, и поймете мои соображения, ибо Вы, так же как и я, старый борец за Культуру. И враги не любят встречаться с именем Джордж Гордон Баттль, ибо они знают, что эта битва ведется за правду и отступление для Вас недопустимо.

Только что я имел прекрасное сведение от нашего друга короля Югославии Александра, только что из Бельгии мне сообщали об укрепляющихся симпатиях Бельгийского Правительства к Знамени. Только что в заседании мы обсуждали будущие плодотворные возможности строящейся биохимической лаборатории, данные тибетской и аюрведической медицины и заканчиваемый ныне фундаментальный Англо-Тибетский словарь с эквивалентами санскрита, Китая и Монголии, в который уже теперь вошло свыше трех тысяч новых слов, – этот серьезнейший труд моего сына[1116]1116
  Речь идет о фундаментальном труде Ю.Н.Рериха «Тибетско-санскритско-русско-английский словарь», работу над которым он завершил в Москве и который вышел в Государственном издательстве иностранных и национальных словарей в год смерти автора (1960).


[Закрыть] показывает, какая нужная в существе своем работа производится. Не будут же невежды вредить сами себе, лишь бы хоть чем-нибудь затруднить культурную деятельность?

Я начал с того, что хотел Вам еще раз пожать руку и выразить мое восхищение Вашей защите Культурных Учреждений. На том же и кончу. Еще раз шлю Вам через все горы и океаны мой сердечный привет как другу и соратнику.

Искренно Ваш,

[Н.Рерих]

341
Н.К.Рерих – М. де Во Фалипо*

26 апреля 1932 г. Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия

Дорогой Друг,

Благодарю Вас за Ваше письмо от 18 апреля, столь богатое описаниями и такое сердечное. Вам, конечно, уже известно о моей телеграмме от 23 апреля, в которой я спешу сообщить Вам, что нашел вариант временного соглашения, благодаря которому группа моих картин сможет принять участие [в выставке] в Брюгге. Я уже написал об этом решении барону Таубе и д-ру Шкляверу, и они, несомненно, проконсультируют Вас, о чем я их просил.

Дело в том, что Музей Рериха в Нью-Йорке уже в 1930 г. принял решение не посылать на выставки картины, исключение составляют только те картины, которые предоставляются Отделам Музея во временное пользование, как например, в случае с Парижем. Таким образом, г-ну Тюльпинку не представит затруднения договориться о комнате, где может разместиться группа моих картин. Она может примкнуть к выставке, но только не в качестве экспонатов выставки, а на правах Отдела нашего Музея. Г-ну Тюльпинку не составит труда все это организовать, ибо подобная практика уже существует. Например, я только что получил телеграмму от Его Величества короля Александра, в которой он сообщает мне о своем решении выделить комнату в Королевском музее Белграда, где будут размещены мои картины.

Как видите, я делаю все, что могу, чтобы содействовать устроению выставки в Брюгге, и самым искренним образом желаю ей успеха. Как жаль, что нам приходится проходить через такой неслыханный мировой кризис! Как много замечательных возможностей расстроено на наших глазах, и какие огромные усилия приходится прилагать, чтобы не быть затянутым в водоворот этого бедствия.

Д-р Шклявер, вероятно, уже перевел мою статью «Остров Слез», из нее Вы можете видеть, какую глубокую печаль я испытываю, видя повсеместно такой океан страданий и не имея возможности помочь. Под воздействием такой депрессии совершенно изменился даже характер людей и их отношение к жизни. Мы, конечно, знаем, что эта волна нервозности, вседозволенности и разрушения пройдет, и те ценности, которые сейчас попираются, вновь займут свое достойное место, но необходимо собрать все силы, чтобы достичь лучшего будущего. А это совсем не просто, даже если известно, что такое будущее уготовано.

Сейчас, когда я пишу это письмо, передо мной лежит план нашей биохимической исследовательской лаборатории. Мы только что были на строительной площадке и радовались тому, что стены первого этажа уже сложены, и мыслится о том, как много неотложно полезной работы претворится в этих стенах. И подумать только, что существуют люди, которые не видят никакой срочности в этой необходимой гуманитарной работе и даже считают ее ненужной. Таким образом, даже на вполне очевидном пути приходится преодолевать препятствия. Конечно, у каждого из нас свои препятствия и свои трудности, но я упоминаю о них только потому, что знаю – в Вашем сердце они отзовутся доброй нотой сочувствия.

Сообщения, которые я получаю из разных стран мира, не только из Америки, просто удручают, и с сожалением должен констатировать, что бóльшая их часть имеет отношение к образовательной работе.

Ваше письмо от 15 [апреля] прибыло 25 числа, а это рекорд даже для воздушной почты.

М-м Рерих шлет Вам самый сердечный привет. К сожалению, у меня нет оснований быть довольным ее самочувствием.

Примите, пожалуйста, наилучшие пожелания от всех нас и от меня лично.

Преданный Вам,

[Н.Рерих]