Электронная библиотека » Ольга Иванова » » онлайн чтение - страница 26

Текст книги "Сююмбика"


  • Текст добавлен: 2 мая 2023, 16:20


Автор книги: Ольга Иванова


Жанр: Историческая литература, Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 26 (всего у книги 41 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Глава 21

В просыпающемся от зимней спячки Сарайчике Сафа-Гирей переживал трудное для него время. Беклярибек Юсуф хоть и принял хана-изгнанника в своей столице, но недвусмысленно дал понять, что делает это только ради дочери. В своём недоброжелательстве Юсуф зашёл так далеко, что не позволил Сафа-Гирею увидеться с Сююмбикой. Но к остальным жёнам и наложницам хана допустили беспрепятственно.

По приказу повелителя ногайцев семью Сафа-Гирея поселили в старом крыле дворца. Прислужницам и евнухам пришлось немало потрудиться, чтобы придать жилью сносный вид, но взор Гирея с презрением окидывал отсыревшие стены и расколотую мозаику. На холодной лестнице он разглядел притаившуюся в углах старую паутину, такая же неуютная влажность ожидала его в тёмных коридорах. Евнухи распахнули двери отведённых ему покоев, там господина ожидали женщины гарема, они кинулись к нему навстречу, кланялись, целовали руки. Он видел: ждали хороших вестей, но ему нечем было порадовать их, и оттого раздражение поселилось в сердце. Сафа-Гирей выслушивал восклицания женщин с отстранённым равнодушием, скользил взглядом по их старательно накрашенным лицам. Они принарядились, готовясь к встрече с повелителем, но яркие одежды среди убогой обстановки выглядели нелепо. Он отправил их прочь, всех, кроме Фирузы. Русская бика стояла позади остальных, время от времени покашливая в платок. Сафа подозвал её к себе, заглянул в светлые глаза:

– Фируза, ты похудела.

Она виновато опустила золотистую голову:

– Это от болезни, повелитель, но она пройдёт.

– А где поселили ханум? – голос Сафы дрогнул, и Фируза потупилась, пряча глаза. Радостный блеск во взоре угас, словно его и не было. Бика молчала, и хану пришлось требовательной рукой заставить её взглянуть на него.

– Где этот упрямый старик прячет свою дочь?! Не может быть, чтобы и вам не позволяли видеться с нею.

– Ханум была больна, – негромко отвечала Фируза, – в последнее время к ней допускали только лекарей. Беклярибек хранит её от лишних тягот. Он считает, что женщины хана Сафы могут принести беспокойство его дочери. Ногайский повелитель так любит её.

Гирей стиснул зубы, отошёл к окну, чтобы не выдать истинных чувств перед младшей женой:

– Ступай к другим, Фируза, я хочу побыть один.

Он прошёлся по комнате, в которой ему предстояло жить долгие дни, пока ногайский беклярибек сменит гнев на милость. Он мог бы покинуть Сарайчик, забрав свой гарем, но оставить здесь Сююмбику! Нет! Казалось, ломалась вся стройная линия жизни и судьбы без неё, дарованной ему Небом и Всевышним. Она стала его звездой, счастливым талисманом, женщиной, рядом с которой мужчина ощущает себя правителем. Одна она была достойна восседать на казанском троне, женщина, отмеченная его любовью. И Сююмбика не могла позабыть горячих чувств, связывающих их, а значит, следовало со смирением ожидать, когда она пожелает увидеть его. В тот день ханум легко сломит упрямство беклярибека, недаром она – дочь Юсуфа. Сююмбика не может быть счастлива в этом неуютном дворце. «Она скучает по роскоши казанских чертог, – думал Сафа-Гирей. – Сарайчик так непригляден, в нём едва ли насчитается с десяток богатых домов. А дворец похож на развалины, будто только вчера грозный Тимур прошёлся с мечом по этим местам». О! Как далеко Сарайчику до блистательного великолепия Казани или роскошного, утопающего в зелени цветущих садов Бахчисарая! Нет, Сююмбика не может не скучать по Казани, и она призовёт его, Сафу, и потребует вернуть ханство. А он сделает это, как только окажется в его руках непобедимая конница ногайцев.

Хан остановился у узкого стрельчатого окна, глядел на город, и понимал, что не сможет долго выдержать в этом степном пристанище, утерявшем былое могущество и значимость караванного центра. Здесь когда-то проходил Великий шёлковый путь, богатые караван-сараи были полны людей, ревели верблюды, шумели базары. Карающий меч Тимура прервал реки торговых путей, превратил их в скудный ручей. Какой караван-баши теперь отважится пройти через Сарайчик? Лишь безумцы способны на это, но находятся и такие. Хан видел купцов в старом приюте для путешественников, где остановились и его верные крымцы. Этим утром, въезжая во дворец беклярибека, Сафа-Гирей наблюдал, как караван потянулся из распахнутых ворот. Печально звонили бубенцы на шеях невозмутимых верблюдов, а следом за ними летело воспоминанием бессмертное:

 
О караванщик, не спеши:
Уходит мир моей души,
И сердце, бывшее со мной,
Летит за милой в край чужой.
 

Как часто они читали газели Саади вместе с Сююмбикой. Чувственные строки витали в воздухе сада, и он шептал их меж поцелуями, между ласками рук, тянущихся друг к другу. Мужчина простонал, уткнулся лицом в стену, и холод отсыревшего камня привёл его в чувство. Не следует предаваться отчаянию, Юсуф не рад зятю, но он, Сафа, убедит старика в необходимости встречи. Уходят драгоценные дни, Гирей видел сам, как ногайцы, зимовавшие в окрестностях города, сворачивали свои кибитки, скоро и беклярибек откочует на летние пастбища. Чего ждать ему – новой зимы? Хан решительно шагнул из покоев, отправился по переходам дворца, готовя себя к предстоящим унижениям. Стража скрестила перед ним алебарды, как только он достиг комнат беклярибека. Старший охраны вышел навстречу Сафа-Гирею, поклонился с холодностью и без должного уважения, но Гирей произнёс спокойно, не теряя достоинства:

– Передайте своему господину, что казанский хан просит встречи.

Лицо военачальника скривилось, но ослушаться он не посмел. Вышел на удивление быстро и сказал слова, обрадовавшие Сафу:

– Беклярибек ожидает вас после обеда в Тронном зале.


В зал для торжественных приёмов хан вошёл стремительно. Стройный, подтянутый, с высоко вскинутой головой, он имел вид скорее победителя, чем побеждённого. Но приблизившись к трону, где восседал беклярибек Юсуф, Гирей почтительно склонился:

– Я приветствую вас, могущественный повелитель Мангытского юрта, а вместе с вами и весь ваш славный род, рождающий великих и мудрых правителей! – и уже тише добавил: – Здравствуйте, отец.

Его последние слова заставили дрогнуть старого беклярибека. Сафа-Гирея Юсуф не видел давно, с тех пор, как изгнанный из Казани в первый раз знатный отпрыск рода Гиреев прибыл в Сарайчик с ногайской женой Фатимой. Тогда Юсуф не мог знать, что этому красивому молодому хану с уловками дикого зверя суждено стать его зятем. Спустя пять лет Сююмбика, овдовев, приняла предложение Сафа-Гирея, и крымец возвысил её до старшей ханум, лишив высокого поста мать его наследников Фатиму. Весть тогда обрадовала Юсуфа. Больше всего на свете он желал счастья своей Сююм, надеялся на уважение и почёт, какие следовало оказывать дочери ногайского беклярибека. То, что Сююмбика жила с ханом Джан-Али в унижениях, Юсуф знал от послов и из редких писем самой ханум. Среди строк тех писем он с болью в сердце читал страдания дочери. А этот крымец, с почтительным видом стоявший сейчас перед ним, дал его Сююмбике всё – и уважение, и любовь. Одного не мог простить Юсуф – это безрассудства крымца, безрассудства, с каким Сафа-Гирей ссорился с великим московским князем и пренебрегал осторожными советами и предупреждениями. И вот результат! Он – хан без юрта, а их сын, сын Сююмбики и Сафа-Гирея, может никогда не унаследовать земель отца. Юсуф крепко сжал кулаки, так что побелели костяшки суставов. Вот этого он не мог простить Сафа-Гирею – его отношения к Сююмбике после изгнания из Казани.

Ногайский повелитель вскинул подбородок, сверлил взглядом продолжавшего стоять перед ним зятя, а тот вдруг предложил, и в голосе его беклярибек услышал молящие нотки. О, как несвойственно было гордым Гиреям молить!

– Отец, прошу вас, давайте прогуляемся по саду.

Юсуф продолжал безмолвствовать, он пытался разгадать просьбу зятя. Что крылось за этим: дерзость, желание уйти от ответственности или нечто иное? Гнев мешал думать, и ногаец прикрыл непослушные веки, и только тогда понял замысел зятя: тот стремился увести беклярибека подальше от посторонних ушей, от мурз и нукеров, толпившихся у трона. Поразмыслив, Юсуф решил дать шанс Сафа-Гирею оправдаться, да и прав его неразумный зять, – это семейный разговор, и чем меньше людей о нём узнает, тем будет лучше для всех. Кивком головы беклярибек отослал свиту и, не спеша, проследовал в сад. Следом за ним шёл Сафа-Гирей. Отстав на почтительное расстояние от обоих правителей двигалась личная охрана.

В запустелом саду у кустов роз, высаженных вдоль песчаной дорожки, возился седой садовник-китаец. Беклярибек постоял около старика, заложив руки за спину, и медленно пошёл дальше. Он давал Сафа-Гирею возможность начать разговор первым, чем его зять и воспользовался.

– Я знаю, отец, – начал он, – что виноват перед вами и Сююмбикой-ханум. И единственное моё желание – загладить вину. Дайте мне воинов, беклярибек, и клянусь, уже этим летом ваша дочь воцарится в казанском дворце.

Юсуф остановился, задумчиво разглядывал расшитые носы своих ичиг.

– Прошу вас, отец, – ещё тише добавил Сафа-Гирей, – позвольте мне увидеться с Сююм. Слышал, она больна, моё сердце разрывается от беспокойства и тоски. Я очень люблю её, отец.

Ещё долго безмолвствовал Юсуф, в тяжком раздумье скользил взглядом по начинавшим распускать свои клейкие зелёные листочки яблоневым ветвям. Он видел и не видел их. Молчал и Сафа-Гирей, склонив голову и ожидая решения своей судьбы.

Голос доселе молчавшего беклярибека был хрипл и полон душевной боли:

– Ещё вчера, Сафа-Гирей, я желал срубить твою голову за бездарное правление, за то, что ты едва не погубил мою дочь! Но, видно, есть у тебя, хан, свой ангел-хранитель, и, волею Аллаха, этим ангелом стала моя Сююм. Сегодня утром, больная, она поднялась с постели и отправилась ко мне. Она просила пощады для тебя. Тебя, недостойного целовать её следы! – Беклярибек с трудом подавил внезапно вспыхнувший гнев и продолжил: – И просила она, о чём просишь ты: дать тебе войско и отправить отвоёвывать Казанский юрт. Она просила сделать это как можно быстрей, потому что дитя, которое ханум носит под сердцем, должно появиться на Казанской Земле. А дети, как ты знаешь, Сафа, не умеют ждать!

– Дитя?! – Казалось, разверзнись сейчас под ногами земля, и то Сафа-Гирей не был бы так поражён. – Сююмбика ждёт ребёнка? О Всевышний!

– Ты можешь призывать кого угодно, – ворчливо заметил старый беклярибек, – а я считаю чудом, что после всего, что она пережила в степи, ребёнок не покинул материнского лона. Значит, он будет цепко держаться за жизнь!

Юсуф улыбнулся и вдруг, вспомнив ещё кое о чём, добавил:

– Я дам тебе воинов, но одну клятву хочу взять с тебя.

– Поклянусь во всём, что пожелаешь, отец.

– Клянись, что если у ханум родится сын, свой трон завещаешь ему!

Гирей легко вскинул руку:

– Клянусь, это будет самым горячим моим желанием, и я всё сделаю для его исполнения.

– Ну а теперь, – вздохнул Юсуф, – ступай к жене. Она уже заждалась.

Глава 22

Сафа-Гирей словно на крыльях взлетал по лестнице, ведущей в гарем беклярибека Юсуфа. Служитель едва поспевал за ним, семеня короткими ножками. Оказавшись в узком, скупо освещённом коридоре, Гирей каким-то неведомым чутьём угадал дверь любимой. Он в нерешительности остановился перед ней, рука скользнула по дверной ручке, ощутила все выпуклости железного кольца. Сафа даже прижался щекой к тёмному дереву, вслушиваясь в то, что происходило по ту сторону. Но в комнате стояла тишина, и хан толкнул дверь. Глазам его открылись покои, роскошь которых, казалось, вместила в себе все ценности этого дворца, за дорогим убранством виделось желание любящего отца вернуть дочери то, что она утеряла, когда покинула Казань. Сама Сююмбика сидела у высокого стрельчатого окна на диване, обитом золотой парчой. На коленях ханум лежала раскрытая книга, но женщина не читала, задумавшись, прикрыла глаза. Она услышала звук скрипнувшей двери, повернула голову и замерла. Сафа-Гирей пожирал жадными глазами такое родное лицо, слегка осунувшееся, но оттого казавшееся ещё более близким и любимым.

– Сююмбика, – выдохнул он.

– Сафа! – Она протянула навстречу ему руки, и хан с нетерпением бросился к жене.

Он осыпал поцелуями ладони, лицо, опустившись на колени, осторожно провёл рукой по округлившемуся тугому животу, заметному даже в просторном шёлковом кулмэке.

– Я уже не надеялся, что Аллах смилостивится над нами, дорогая.

Она засмеялась, скользнула ласковой рукой по недавно обритой голове мужа:

– Неужели ты считаешь, что ради этого стоило потерять целое ханство?

Он серьёзно взглянул на неё:

– Клянусь, моя любовь, клянусь тебе и будущему нашему ребёнку, ещё до осени я верну себе трон Казани.

Она обхватила его лицо своими ладонями, наклонилась ещё ближе:

– Я верю тебе, любимый.

– И ещё клянусь, если у нас с тобой будет сын, я сделаю его наследником.

Сююмбика на мгновение замерла, в глазах мелькнула неуверенность:

– Казанцы могут не смириться с этим, ведь у тебя есть наследник – солтан Булюк.

– Но Булюк не увидит Казани. Если он когда-нибудь вернётся в столицу, рядом с ним окажется его мать – Фатима. Сююмбика, долго ли тогда проживёте на свете ты и твой сын?

Глаза ханум затуманились, она зажмурилась, сдерживая непрошеные слёзы:

– Ты прав, Сафа, теперь я должна думать о нашем ребёнке. Но дай Аллах долгих лет жизни тебе, дорогой.


В конце месяца Раби-сани 953 года хиджры[121]121
  Месяц Раби-сани 953 года хиджры – июнь 1546 года.


[Закрыть]
вольное ногайское войско было готово выступить в поход. С берегов Итиля долетел слух о воцарении на казанском троне хана Шах-Али, и весть эта поторопила Сафа-Гирея. Уже на следующий день хан-изгнанник возглавил ногайскую конницу. Его не страшил Шах-Али, судя по словам гонца, ставленник Москвы опять не пришёлся ко двору. Стоило касимовцу появиться под стенами Казани, как начались раздоры между московитами и казанцами. Новый хан привёл к столице три тысячи касимовских казаков и тысячу стрельцов, а казанцы отказывались впустить воинов в пределы столицы. Шах-Али пребывал в опасениях и не хотел лишаться крепкой поддержки, потому несколько дней прожил в шатре под стенами города, ведя бесконечные переговоры с казанскими карачи. Вельможи ханского дивана потрясали договором, кричали о его нарушении, согласно бумаге, воинская сила извне не должна была переступать врат Казани. Наконец Шах-Али смирился и въехал в столицу лишь с сотней личной охраны. Не впустили в город и русского посла с воеводами, указав им поселиться в предместье. Шах-Али исполнил и эти требования дивана, но казанцы не унимались, выдвигали всё новые и новые условия. В подобном положении Шах-Али очень скоро почувствовал себя заложником, а не господином.

Полученные сведения порадовали Сафа-Гирея, Шах-Али оказался не таким уж желанным правителем для Казанской Земли, и Гирей мог с лёгким сердцем выступать в поход, надеясь на успех. Беклярибек Юсуф благословил зятя на победу, сказал ему напутственное слово, а тише, только для его ушей, добавил:

– Помни о нашем разговоре, хан.

Сафа-Гирей склонил голову, как будто соглашаясь, но ничего не ответил. Беклярибек тяжело вздохнул, упрям крымец, может, и будет помнить о его предупреждениях, да недолго.

Ещё накануне беклярибек Юсуф пригласил к себе Гирея и говорил с ним о политике:

– Умерь свою гордыню, хан, помирись с Москвой. Слишком сильна она стала, чтобы ссориться с ней. А нами, потомками Великой Орды, утеряна сила, которая держала в крепком кулаке улусы и завоёванные земли. Москва уже не помнит, как ездила кланяться в Сарай, как платила дань. Ныне мы сами друг другу враги, грызёмся, делим власть в собственных юртах, забыли о братстве тех, кто привержен истинной вере, кто помнит заповеди Чингисхана. А Русь сильна. О, как выросла она с той поры, как ваш дед, могущественный Менгли-Гирей, побил татар Большой Орды! Ты думаешь, мне, старику, хочется ломать перед ними спину, э-хе-хе! Не за себя я боюсь, а за свой юрт. С таким врагом пусть лучше худой мир, чем хорошая ссора.

Говорил с зятем ногайский правитель и о крымцах, а ещё о свободолюбивых казанцах, не терпящих узды на своей шее. В чём-то Сафа-Гирей с ним соглашался, а где-то молчал, сдвигая недовольно брови. Одному Аллаху известно, последует ли казанский хан советам умудрённого долгой жизнью ногайца.


Конное войско двинулось из Сарайчика по караванному пути, испокон веков проложенному до Казани. Под стены столицы оно прибыло, когда Шах-Али уже провозгласили повелителем, но вставшие под стенами ногайцы взбудоражили город. За полгода казанцы подзабыли о вине Сафа-Гирея, а воцарение на троне ставленника урусов вновь воспринимали как личное оскорбление. В народе попрекали сеида Беюргана, который пригласил на трон Шах-Али, и больше не желали терпеть и приспосабливаться. Столица гудела два дня, а на предложение Сафа-Гирея открыть ворота эмиры и мурзы сломили нестойкое сопротивление касимовских воинов. Неприступная крепость распахнула свои ворота, и хан Сафа въехал в Казань победителем, добыв город малой кровью. Но сабля Кучука требовала своей жертвы, и повелитель приказал доставить ему Шах-Али с пленёнными касимовцами. Только сколько ни искали свергнутого хана, так и не нашли, к Сафа-Гирею привели лишь прислужников, видевших изгнанника в плаще дервиша, когда в общей суматохе он скрылся по подземному ходу.

Москва узнала о перевороте и разгневалась, но её границам грозил крымский хан Сагиб, и юный князь Иван махнул рукой на Казань. Власть московитов над ханством вновь утерялась надолго.


Душным летним вечером Сафа-Гирей читал письмо от ханум. Сююмбика писала из Сарайчика, и речи, излитые на бумаге, разжигали огонь в душе: «Я умираю от тоски. Как хочу увидеть тебя, любовь моя! Пишу тебе днями и ночами, чернила кончаются быстрей, чем слова, которые хочу сказать тебе. О, если бы реки превратились в чернила, а прибрежный тростник в калям, смогла бы я тогда описать свою тоску и печаль?»

Гирей прижал к губам лист, хранивший аромат любимой. Он скучал по ней, по её глазам, улыбке, речам и даже их ссорам, вспыхивавшим, как проблеск молнии и тонувшим в необузданной страсти. Ни одна женщина не дарила ему такой остроты ощущений. Ей он был обязан самой большой любовью и самой сильной ревностью. Она была не такая, как все, она была равна ему.

Нарушив одиночество господина, вошёл Кучук. Оглан поклонился и промолвил:

– Повелитель, диван ожидает решения судьбы заговорщиков.

Гирей обернулся, суровое лицо уже не хранило отголосков любовных мечтаний.

– Чего же они ждут от меня? – с насмешкой спросил он у крымца.

– Они хотят просить о помиловании.

– О помиловании? – Хан рассмеялся. Не смеялись только глаза – стальные, полные ярости. – Узнаю казанцев. Сначала они устраивают свару, а когда дело доходит до расплаты… – Гирей не договорил, выхватил саблю: – Видишь, Кучук, этот клинок? Я обещал, что он испробует крови предателей. Они будут казнены твоим подарком, оглан! Так велю я, тот, кто стоит в этом ханстве, превыше всех!

Видные сторонники Москвы – эмиры Кадыш, Чура-Нарык и Баубек испили чашу смерти на исходе лета. Духовный лидер Казанского ханства сеид Беюрган бежал в свою резиденцию в Бикетау. Путь почтенного сеида лежал по выложенной камнем дороге, названной в народе Сеитовой. Всю дорогу сеид Беюрган провёл в тягостных думах, невидящим взглядом скользя по оврагам, заросшим травой и густым кустарником, по водной глади озёр, которые возникали на их пути. Резиденция казанских сеидов расположилась на берегу спокойного лесного озера Аргыкуль. Здесь всё, от каменного дома с мечетью до ханаки, где могла найти временный приют сотня дервишей, дышало благочестием и аскетизмом. Сеид прикрыл слезящиеся старческие глаза ладонью и вдруг вспомнил слова друга юности, наставника Ахмада: «Путь к Аллаху у каждого лежит через таинство, которое можно постичь, отрешившись от бренности этого мира. Мы, словно раковина, в которой заключено драгоценное зерно жемчуга, мы живём в самих себе, мы безразличны к человеческим страстям и житейским радостям. Что нам любовь женщины, что нам власть, что нам мягкая постель и вкусная еда? Мы проповедуем «ухуду» – очищение души от мирской скверны через аскетизм и воздержание. Мы, суфии, предпочитаем Аллаха всему, за это Аллах предпочитает нас всем!»

Один из дервишей вышел встречать духовного лидера, откинул полог кибитки, помог сеиду выбраться наружу. Беюрган оглянулся. Каменная дорога от Бикетау уходила дальше, совсем немного отделяло резиденцию казанских сеидов от Кара-Хужы. Там, во владениях рода Нарыков, потомков знаменитого Карабея, стояли основные силы казанского войска – казаки-исьники, охранявшие подступы к границам Казани. По этой дороге в Кара-Хужу сеиды ездили благословлять воинов на священные войны. По ней мог отправиться сейчас и он, поднять пламенной речью казаков и повести их за собой в Казань, на Сафа-Гирея. Воины сейчас, словно порох, только поднеси фитиль, – поведай им о жестокой казни, какой подверг крымец владетеля этих мест благородного эмира Чуру Нарыка. Разве не эмир водил их в победоносные набеги, он ли не заботился, чтобы и в мирное время они ни в чём не знали нужды?

Сеид Беюрган на мгновение расправил плечи при этой, возникшей где-то глубоко, в его подсознании, воинственной мысли. Но ишан Ахмад неспешной рукой развёл благочестивых сподвижников и приблизился к нему. Старый друг взглянул в глаза Беюргану, и от его мудрых, всё понимающих глаз, сеиду вдруг стало легко, словно божественная благодать снизошла на мечущуюся душу. «К чему мне земная суета? Я должен быть далёк от этого. Указав мне дорогу из Казани, не указал ли Аллах мой дальнейший путь? Не я ли желал когда-то совершить ещё одно паломничество – хадж в Мекку и Медину вместе с Ахмадом. Мы мечтали пойти пешком в рубище дервишей, имея в руках лишь посох странника. Сколько лет ещё позволит Всевышний гостить мне на этой земле, сколько я могу откладывать обещанное когда-то Аллаху?»

Спустя два дня ворвавшиеся в Бикетау крымцы уже не обнаружили в святом жилище казанского сеида. Лишь несколько дервишей хранили тайну о том, как ишан Ахмад и бывший сеид Беюрган отправились к землям далёкой Аравии.

В те дни гарем хана Сафы пересёк границу казанских земель. К прибытию жён повелителя столица вновь блистала многолюдным оживлением, позабыв о коротком правлении Шах-Али и недавних ужасах, которые поглотили предводителей знатных родов.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации