Текст книги "Объединение наций в разделенном мире. Трудный путь к консенсусу"

Однако стабильность так и не наступила. Вместо нее пришла эпидемия холеры, вспышки которой наблюдаются на Гаити до сих пор. В октябре 2010 года, спустя всего десять месяцев после землетрясения, несколько человек в северных пригородах заболели этим крайне заразным заболеванием. Относительно немногочисленные случаи холеры не вызвали настороженности у персонала ООН и миротворцев, чьи базы находились поблизости. Однако бактерия – распространяемая инфицированной водой и человеческими испражнениями – попала в небольшой приток реки Артибонит, откуда тысячи человек брали воду для питья, мытья и стирки.

Гуманитарные работники сообщали, что холера быстро приняла характер эпидемии, распространявшейся с огромной скоростью. Она охватила палаточные лагеря, где селились те, кто выжил после январского землетрясения, а затем распространилась среди истощенного населения. Распространению заболевания способствовали отсутствие инфраструктуры, перенаселенность и недостаток медицинской помощи. За шесть лет холерой переболело 750 000 человек в столице и за ее пределами, умерло 9000. (4) Это была самая крупная в мире вспышка холеры и первая на Гаити более чем за сто лет.

Эпидемия окончательно подорвала репутацию ООН на Гаити. Мне очень жаль, что страна до сих пор не восстановилась полностью. Гаитяне считали, что болезнь завезли на Гаити миротворцы ООН, указывая, в частности, на недавно прибывший батальон из Непала, где как раз возникла та же проблема. В ответ на растущее возмущение я создал экспертную группу из ученых, специализирующихся на холере. Председатель Алехандро Кравиото (из Бразилии), Клаудио Э. Ланата (из Перу), Даниель Лантань (из США) и Балакриш Наир из Национального института холеры и энтерита в Индии не отрицали возможной вины ООН, однако выяснили, что вспышке заболеваемости способствовало «стечение обстоятельств». (5) В то же время ВОЗ проследила источник холеры непосредственно до МООНСГ, в частности, до непальских миротворцев. ВОЗ является частью Организации Объединенных Наций, но функционирует независимо, и из ее доклада следовало, что в казармах сломалась канализация, и отходы потекли в реку.

С учетом разногласий я дал поручение провести еще одно расследование. Отчет, опубликованный 8 августа 2016 года, безусловно подтверждал, что непальские миротворцы – и подрядчик, занимавшийся канализацией, – допустили утечку зараженных вод в реку. ВОЗ призывала ООН взять на себя ответственность за случившееся. Руководство ООН, включая меня, не было полностью уверенно в вине организации, но не стало ее отрицать с учетом обстоятельств. Жизненно важно было заняться долгосрочными проектами по совершенствованию систем здравоохранения, а также канализации и очистки воды. Я распорядился, чтобы агентства ООН предоставили все наличествующие медицинские и инженерные ресурсы для строительства очистных сооружений в пострадавших регионах. Персонал ООН сотрудничал с гаитянскими экспертами в сфере здравоохранения в процессе раздачи наборов экстренной помощи, включавших мыло и таблетки для очистки воды.

Я не поверил своим ушам – от шока, – когда в октябре 2013 года против ООН и меня лично как генерального секретаря в окружной суд Южного округа штата Нью-Йорк был подан коллективный иск от лица пяти перечисленных истцов и тысяч гаитянских жертв холеры с требованием выплатить 2,2 млрд долларов правительству Гаити для борьбы с холерой и сопутствующим ущербом, а также на компенсации истцам, которые оценивались в общую сумму 40 млн долларов по данным сентябрьского отчета 2016 года о ситуации на Гаити эксперта ООН по правам человека Филиппа Элстона.

Судебный процесс тянулся пять лет. Адвокаты истцов требовали от ООН выплаты компенсации. ООН отрицала, что занесла холеру на Гаити, и настаивала на своем дипломатическом иммунитете по условиям Венской конвенции. Я с самого начала считал этот процесс мошенническим и возмущался попыткой «вытянуть» деньги из ООН. Для выплаты компенсации требовались значительные денежные инвестиции, и сложно было поверить, что это послужит интересам гаитянского народа.

Юридические фирмы и организации, представлявшие интересы истцов против ООН, находились в США и на Гаити. Один из главных адвокатов процесса имел за плечами богатый опыт подобных коллективных исков. Я считал, что юристов интересуют только их гонорары и внимание прессы. Мне рекомендовали как можно меньше высказываться по проблеме в общении с дипломатами и журналистами. Тем не менее мое сердце болело за народ Гаити, истерзанный катастрофой и криминальным руководством, правящим страной всю ее историю. Я чувствовал, что мы сделали недостаточно, чтобы предотвратить эпидемию и помочь заболевшим.

Я испытал огромное облегчение, когда судья окружного суда Дж. Пол Откен постановил, что суд не имеет юрисдикции по этому делу, и закрыл его. Это произошло 9 января 2015 года, спустя ровно пять лет после землетрясения. (6) В июле 2014 года я совершил еще один из шести визитов на Гаити. Он стал для меня своего рода паломничеством, в ходе которого я встретился с членами пострадавших семей. Кроме того, это был один из самых тяжелых визитов в роли генерального секретаря. Я выслушивал истории об уничтоженных семьях, об утрате кормильцев, о страданиях сирот, о пропавших детях, любимых и родителях. Будучи сам мужем, отцом и дедом, я испытывал невыносимую боль за все, что этим людям пришлось пережить. Я никогда этого не забуду.

Судебные тяжбы и эпидемия холеры вытянули все силы не только из меня, но и из персонала ООН. Конечно же, была подана апелляция. К счастью, 18 августа 2016 года Федеральный апелляционный суд подтвердил иммунитет ООН перед американскими судебными властями, указав на «отсутствие предметной юрисдикции». Облегчение, которое охватило меня, не передать словами.

Мой срок на посту генерального секретаря подходил к концу, и я хотел высказаться о катастрофе с холерой публично, со всей искренностью. Наша запоздалая и недостаточная реакция усугубила трагедию. Хотя я и сделал несколько заявлений по окончании судебного процесса, этого мне было недостаточно. Я хотел все объяснить, прежде чем уйти со своего поста.

Важно было укрепить решимость стран-членов и самой ООН, а также убедиться, что подобная эпидемия никогда не повторится. Гаитяне тоже должны были это услышать. Как и другие правительства и народы. «Мы сделали недостаточно в момент вспышки холеры, и она распространилась по Гаити, – сказал я в обращении к Генеральной Ассамблее 1 декабря 2016 года, принося свои извинения на английском, французском и креольском языках. – Мы глубоко сожалеем о сыгранной нами роли».

В декабре 2016 года я объявил о двунаправленных мерах по устранению бактерии холеры на Гаити и помощи тем, кто пострадал от эпидемии. Так, первым аспектом работы были долговременные действия по борьбе с антисанитарией, способствующей распространению болезней, передающихся с водой, в том числе холеры. Эти меры уже принимались. В последний год моего срока сотрудникам ООН удалось добиться значительного прогресса в профилактике заболеваемости: мы вакцинировали более миллиона человек и почти утроили количество медицинских команд первичного реагирования, способных сдерживать новые вспышки.

Вторым направлением деятельности ООН на Гаити являлась непосредственная помощь пострадавшим от холеры, и эта задача была более сложной, чем первая. Требовалось выявление зараженных, часто невозможное после природных катастроф, таких как землетрясение. Многие гаитяне остались без документов, поскольку архивы были уничтожены природным бедствием или последующими ураганами. Кроме того, любые попытки оказать помощь членам семьи и прочим, пострадавшим от эпидемии, зависели от постоянного и достаточного финансирования. По предварительным оценкам сумма помощи равнялась 400 млн долларов, которые должны были поступать в виде добровольных взносов в специальный фонд, учрежденный ради данной цели. Могу с сожалением заключить, что эта сумма возмутила наших самых надежных спонсоров. Государства-члены внесли лишь часть ее, и то при условии использования для конкретных инициатив. Многие развивающиеся страны заявили, что не могут позволить себе больше, чем регулярные взносы. Послы сообщали мне, что их государства не хотят выплачивать долги ООН, возникшие из-за ее халатности. Я возражал им в самых жестких выражениях, однако до сих пор ничего не смог с этим сделать.

Эпидемия холеры продолжает отравлять отношения народа Гаити с ООН. Я надеюсь, что государства-члены вспомнят, что мы несем моральную ответственно за приверженность начатым программам в интересах жителей этой страны и самой ООН. Эпидемия холеры на Гаити остается пятном на репутации миротворцев и всей организации. Я знаю, что продолжу сожалеть о сыгранной нами роли.

Продолжаю надеяться, что ООН станет уделять больше внимания опасностям, грозящим народам, которым мы пытаемся помочь. Мы должны предпринимать более решительные действия, когда возникает вероятность хотя бы одного из таких вызовов.

Часть III
Права человека и развитие
Поддержка наших народов и нашей планеты

Глава 16
Права человека
Рождаются равными и свободными

2 января 2007 года, в свой первый день на посту генерального секретаря ООН, я приехал на работу заранее, полный предвкушения. Я был глубоко тронут при виде сотен сотрудников, собравшихся в холле штаб-квартиры ООН, чтобы по традиции поприветствовать нового генерального секретаря. Я поклонился им и про себя поклялся делать все, что в моих силах, ради организации и ее персонала. Далее мы с Сунтхэк прошли в небольшую комнату для медитаций, чтобы воздать дань памяти Дагу Хаммаршёльду и сотрудникам ООН, пожертвовавшим жизнью ради ее идеалов. Стоя там, я думал о том, что в следующие пять лет мир рискует стать еще более беспокойным, и надеялся, что судьба оградит от бед отважных сотрудников организации – мужчин и женщин.

Персонал дожидался нас в холле вместе с десятками журналистов со всего мира, собравшихся для того, чтобы запечатлеть первый день на посту восьмого генерального секретаря. Я обратился к ним с несколькими словами, однако они потерялись в поднявшемся шуме. Репортеры выкрикивали вопросы, касающиеся Саддама Хуссейна, иракского диктатора, который был казнен тремя днями ранее. Была ли казнь легитимной? Принесет ли она Ираку стабильность? Или начнется гражданская война? Поддерживает ли ООН глобальный мораторий на смертную казнь? Я сказал:

«Саддам Хуссейн ответствен за совершение страшных преступлений и невероятного насилия в отношении народа Ирака. Вопрос смертной казни каждое государство должно решить для себя само. Я твердо выступаю против безнаказанности, и надеюсь, что все страны, члены международного сообщества, будут соблюдать международное гуманитарное право. Весь свой срок на посту генерального секретаря я буду прилагать усилия, чтобы помочь государствам-членам и международному сообществу укрепить законность». (1)

Пресса восприняла мой ответ, хоть и фактически точный, неблагоприятно.

К тому моменту, когда лифт высадил меня на тридцать восьмом этаже, где находился мой кабинет, пресс-служба уже активно работала над тем, чтобы сгладить реакцию на мои слова. Я быстро узнал, что генеральному секретарю нельзя затрагивать такие противоречивые вопросы, как глобальная отмена смертной казни, без предварительного согласования. Отклик оказался немедленным и на удивление личностным. Правозащитные организации заявляли, что я легитимизировал процесс над Саддамом и подорвал усилия ООН по отмене смертной казни. Пресса сравнивала мою сдержанность в выражениях со страстностью правозащитников – не в мою пользу. Через несколько дней в «Нью-Йорк Таймс» вышла большая статья, где меня называли «генеральным секретарем статус-кво» и неправильно толковали мои замечания. (2)

Я был потрясен. Я лично полностью уверен, что смертной казни не место в двадцать первом веке, и я уже приложил немало усилий для борьбы за ее отмену. 11 января я сделал новое заявление на своей первой официальной пресс-конференции:

«Я убежден, что жизнь – это ценность и ее необходимо уважать и защищать. Каждый человек имеет право на достойное существование. Я признаю, что в международной и внутренней практике наметилась тенденция к поэтапному отказу от смертной казни. Я поддерживаю эту тенденцию, и государства-члены сейчас обсуждают данный вопрос».

Пресса не всегда освещает то, что происходит после публикации материалов, но после пресс-конференции большинство прекратило критиковать мою позицию.

Всеобщая декларация прав человека устанавливает «право на жизнь, на свободу и на личную неприкосновенность каждого». Однако по-прежнему остается несколько вопросов, по которым мнения стран-членов ООН расходятся, в том числе и мораторий на смертную казнь. На тот момент у организации не было официальной позиции в вопросе об отмене смертной казни, и страны-члены придерживались собственных законов.

Так продолжалось до 18 декабря 2007 года: в этот день Генеральная Ассамблея приняла резолюцию, предложенную правительством Италии, по которой государствам-членам следовало соблюдать международные стандарты по отказу от смертной казни и постепенному сокращению количества преступлений, караемых смертью. (3) Подобные резолюции принимались пять раз за мой срок на посту генерального секретаря, и их поддерживало 117 стран. Около пятидесяти государств продолжали применять смертную казнь, давая ясно понять, что международное давление не заставит их изменить свои кодексы законов. Они стояли на собственных давно занятых позициях, и я неоднократно обращался к Вашингтону, Пекину, Рияду и другим столицам с просьбой отложить чью-нибудь казнь, но, должен с сожалением констатировать, они редко прислушивались ко мне.

Я продолжаю бороться за отмену смертной казни и работаю над этим совместно со многими НГО, включая Международную комиссию против смертной казни, возглавляемую бывшим Верховным комиссаром ООН по правам человека Наванетхем Пиллэй.

Все мы знали, что речь, посвященная гуманитарной доктрине под названием «Обязанность защищать», станет одним из важнейших моих выступлений в первый срок на посту генерального секретаря. «Обязанность защищать», или R2P, не была тогда новой идеей, однако к лету 2008 года у нее появились сторонники среди НГО, борющихся за права человека. Доктрина R2P – на суверенных государствах лежит ответственность за защиту своего населения против насилия, и международное сообщество в целом разделяет эту ответственность – еще не была до конца сформулирована, и ее применение оставалось предметом множества дебатов. Но даже в предварительных проектах она вызывала споры и разногласия.

Премьер-министр Германии Франк-Вальтер Штайнмайер, позднее президент Германии, пригласил меня выступить с речью на однодневной конференции по вопросам R2P под названием «Ответственная суверенность: Международное сотрудничество в меняющемся мире», которая должна была пройти в Берлине 15 июля 2008 года.

R2P оставалась новинкой, когда я заступил на свой пост, но в действительности доктрина не была новой. Предыдущий Генеральный Секретарь ООН Кофи Аннан ввел ее как «зарождающуюся норму» в одну из всеобъемлющих резолюций, принятых консенсусом ООН на шестидесятом юбилейном заседании. Аннан приложил немало усилий к ее одобрению, и это стало одним из главных его достижений на посту генерального секретаря.

«Обязанность защищать» подразумевает, что на странах лежит обязанность применять политические, юридические, экономические и военные меры для прекращения кровопролития, в соответствии с Уставом ООН и резолюциями Совета Безопасности. Некоторые правительства одобрили R2P в качестве юридической нормы для предотвращения массовых боен, в частности тех, что происходили в Руанде и бывшей Югославии. Однако многие сопротивлялись ей, считая, что Запад навязывает эту доктрину ради возможности нарушать их суверенность.

Принцип R2P основывается на трех положениях: ответственности страны за защиту своего народа; ответственности международного сообщества за помощь государствам в несении этого долга и, наконец, обязанности вмешиваться при угрозе или осуществлении массового кровопролития.

Нельзя отрицать того, что многие страны восприняли как революционную саму идею о том, что они не могут поступать так, как считают нужным, в пределах собственных границ. Согласившись на это, они положили бы конец многовековой истории, но сделали бы шаг вперед на пути защиты прав человека.

ООН обрела влиятельного союзника в лице Эдварда Лака, профессора международных отношений Колумбийского Университета, с давних пор пропагандировавшего принципы, легшие в основу R2P. В 2008 году я назначил Лака моим специальным советником по ответственности защищать, и он приложил немало усилий, чтобы развеять сомнения государств-членов ООН в необходимости принятия данного кодекса гуманитарной интервенции.

Задача с самого начала была не из легких. Многие страны оказывали сопротивление в бюджетном комитете ООН, задерживая реализацию инициативы отказом финансировать ее. Эд Лак продолжал продвигать R2P, не получая при этом зарплаты и не имея ни официального поста, ни мандата. Он тесно сотрудничал с моим специальным советником по предотвращению геноцида Франсисом Денгом, профессором и ученым из Южного Судана, который вместе с коллегами из Бруклинского Института разработал проект R2Р десятилетие назад. (5)

Мы с командой отразили свою позицию по R2P в моем докладе Генеральной Ассамблее от 12 января 2009 года, «Внедрение обязанности защищать». (6) Это была первая попытка уточнить детали R2P, того, как ее следует применять, и на ком лежит непосредственная обязанность по защите мирного населения. Модель ООН стала тем базисом, от которого можно было отталкиваться. Я гордился тем, что смог выполнить один из фундаментальных пунктов своей предвыборной программы.

Далее случилась Ливия. Муаммар Каддафи стал пробным объектом для R2P, когда, после Арабской весны, напал на собственный народ с вертолетами и армией. По моему настоянию Совет Безопасности 17 марта 2011 года дал НАТО разрешение установить бесполетную зону над Ливией. (7) Каддафи был убит при попытке побега, и Россия в ярости обвинила США и страны Евросоюза, состоящие в Совете Безопасности, в смене режима вопреки их гарантиям этого не делать. Россия обещала накладывать вето на любые будущие гуманитарные интервенции на основании R2P.

Последствия этого решения оказались трагическими: Совет Безопасности оказался бессилен, когда такие же меры потребовались в Сирии. В частных беседах и даже на публике я пытался переломить сопротивление России в данном вопросе, однако это мне не удалось.

Я не имел опыта общения с сексуальными меньшинствами до своих пятидесяти лет, когда стал послом Кореи в Австрии. В 1998 году посол одной из европейских стран пригласил нас с женой и еще несколько супружеских пар на ужин у себя в резиденции, и я увидел там его фотографии с одним из советников посольства. Фотографии были личными: небольшие снимки в рамках, памятные моменты отпусков и тому подобное. Во время ужина я увидел, что их отношения такие же близкие, как у женатых пар. Этим мужчинам было вполне комфортно друг с другом. Это был первый пример нетрадиционной секусальной ориентации, с которым я столкнулся.

Данная тема оказалась для меня новой. В молодости я не задумывался о правах представителей сексуальных меньшинств. В азиатском обществе гомосексуальность являлась табу. Корея, в частности, была очень консервативной страной. Кроме того, меня воспитывали в духе конфуцианства, проповедующего добропорядочность. Теперь, анализируя прошлое, я понимаю, что родители скрывали нетрадиционную сексуальную ориентацию своих детей. Конечно, теперь я знаю, что даже в Корее были люди с другой сексуальной ориентацией, однако они жили в тени. Представители различных сексуальных меньшинств не заявляли о себе публично, и в СМИ не было их положительных образов.

Дискриминация, насилие и страх усилились еще больше, когда в 1980–1990-е годы началась эпидемия СПИДа, распространявшегося среди мужчин-гомосексуалистов. Примерно в это время я начал задумываться о правах представителей сексуальных меньшинств и о том, как их борьба повторяет борьбу женщин за инклюзивность, равные права и возможности. Все это – фундаментальные принципы ООН и мои собственные личностные ценности. Я знал, что потребуется немало времени, чтобы изменить позицию многих государств по данному вопросу, однако был уверен, что ООН должна отстаивать свои идеалы.

Вскоре после того как я стал генеральным секретарем в 2007 году, я узнал, что многим однополым парам, состоящим в браке, отказано в привилегиях, которыми пользуются в ООН разнополые семейные пары. Они могли быть весьма значительными – например, бесплатное жилье или субсидии на образование. Через несколько месяцев на посту генерального секретаря я получил предложение от комитета по правам человека ООН встретиться с группой наших сотрудников, недовольных такой дискриминацией.

Перед началом заседания я попросил всю группу сфотографироваться со мной. Обычно все хотят получить снимок с Генеральным Секретарем, и я искренне удивился, когда они отказались: многие до того времени скрывали свою сексуальную ориентацию от коллег! Я настоял на своем, заверив их, что это только для моего личного архива и снимки нигде не будут опубликованы.

– Я серьезно отношусь к правам человека, к правам всех людей, и хочу, чтобы ООН была лучшим рабочим местом для представителей сексуальных меньшинств, – сказал я. – Не унывайте.

Многие из них были рады это слышать. Собственно, я подтолкнул некоторых наших сотрудников к тому, чтобы публично заявить о своей ориентации. В конце года я был приятно удивлен, получив календарь с той фотографией. Этот опыт утвердил меня в решении предоставлять одинаковые привилегии всем сотрудникам ООН. Мои помощники настоятельно советовали мне не ступать на такую спорную почву, напоминая, что многие страны воспримут это как вмешательство в их общественный уклад. Однако я уже решил, что займусь данным вопросом. Я даже удивлялся, что этого не сделал предыдущий генеральный секретарь.

Занимаясь рассмотрением вопросов, связанных с лесбиянками, геями, бисексуалами, трансгендерами и интерсексуалами (ЛГБТИ), я начал понимать, сколько возможностей мы упустили. Огромное количество людей рисковало стать жертвами насилия только из-за того, кого они любят. Тем не менее я сознавал, что многие страны останутся пока глухи к призывам признать равенство людей, которые у них считаются ошибкой природы. Примерно в трети стран-членов ООН нетрадиционная сексуальная ориентация была вне закона, а в некоторых государствах даже каралась смертной казнью. В многих этих культурах, от России до Уганды и Колумбии, преследования сексуальных меньшинств не наказывались, а даже поощрялись.

В мае 2010 года я был с официальным визитом в Малави. В то время много говорили о громком судебном процессе, по результатам которого гомосексуальную пару приговорили к четырнадцати годам исправительных работ «за сожительство в качестве мужа и жены». Когда я встретился с президентом Бингу ва Мутарикой, то обратился к нему с просьбой помиловать юношей. Он внимательно выслушал меня и сказал: «Я не согласен с вашей позицией. Но раз вы, генеральный секретарь ООН, подняли этот вопрос, я его обдумаю».

Далее мы провели совместную пресс-конференцию, и на ней президент объявил о помиловании Стивена Монеджи и Тивонге Чимбаланги. (8) Он не предупредил меня заранее о принятом решении, и я был удивлен не меньше остальных. Надеюсь, мое вмешательство помогло защитить от преследований и другие однополые пары.

Затем я посетил Уганду и встретился с президентом Йовери Кагутой Мусевени. Когда я затронул вопрос ЛГБТИ, он сказал, что не согласен со мной – как и вся консервативная культура страны. Сексуальность любого рода там табу, и даже публичное проявление чувств разнополых пар вызывает неодобрение. Мусевени недавно сказал то же самое и в беседе с госсекретарем США Хиллари Клинтон: «Мадам секретарь, вы можете целоваться на публике с президентом Клинтоном, но если я сделаю так с моей женой, то лишусь президентского поста». По данной причине я опасался заводить разговор о правах представителей сексуальных меньшинств в Совете по правам человека ООН, хотя именно там его следовало вести. Многие государства-члены Совета были настолько религиозно или культурно консервативными, что открыто криминализировали или демонизировали сексуальные меньшинства. Совет по правам человека уже принял несколько резолюций в поддержку «традиционных ценностей» и «семьи». Однако я продолжал настаивать на включении сексуальных меньшинств в объект защиты со стороны Совета.

Латиноамериканский певец Рики Мартин был одной из знаменитостей, присутствовавших на Форуме по правам меньшинств, который ООН проводила 11 декабря 2012 года и который больше походил на праздник, чем на совещание на высшем уровне. Там собрались наш персонал, относящийся к ЛГБТИ, правозащитники, амбассадоры – открытые гомосексуалисты – и все, кто поддерживает их борьбу. (9) Это был отважный шаг для многих дипломатов; в 2011 году в семидесяти пяти странах нетрадиционная сексуальная ориентация оставалась вне закона.

На следующий год Верховный комиссар ООН по правам человека Нави Пиллэй запустила общественную программу ООН «Равные и свободные», беспрецедентную инициативу по борьбе с гомофобией и трансфобией по всему миру. (10) Сотни знаменитостей, политиков, религиозных лидеров и других публичных личностей участвовали в местных кампаниях, направленных на принятие представителей сексуальных меньшинств и признание их прав. В отличие от обычных проектов ООН, базирующихся на юридических или структурных принципах, программа «Равные и свободные» переводила всеобщие ценности в личные истории.

Тем временем около десятка агентств ООН за несколько месяцев выработали совместное заявление с призывом ко всем странам защищать ЛГБТ-сообщество от насилия и дискриминации, а также отменить преследования по закону. Документ от 2015 года подписали наши агентства по делам беженцев, женщин, здравоохранения, медицины, предупреждения организованной преступности, населения, культуры, труда, ВИЧ – это был значительный шаг к легитимизации сексуальных меньшинств.

Весь свой срок на посту генерального секретаря я старался добиться глобальной поддержки, часто и вдохновенно говоря о правах представителей сексуальных меньшинств. Я называл глобальной трагедией то, что сотни этих людей погибают, тысячи подвергаются преследованиям, а миллионы живут, скрываясь. Я пользовался каждой возможностью добиться для них принятия и сострадания, не стесняясь даже ставить мировых лидеров в неловкое положение. Когда в 2014 году открывались Зимние Олимпийские Игры в Сочи, я раскритиковал Москву за то, что она запретила спортсменам-гомосексуалистам и зараженным ВИЧ/СПИДом участвовать в Олимпиаде. В частных беседах переубедить руководство страны мне не удалось, поэтому в тот день, когда Игры должны были начаться, я поднял данный вопрос в обращении к Международному Олимпийскому Комитету. Несмотря на недовольство русских, я счел необходимым высказаться; во многих западных городах люди преграждали путь Олимпийскому огню в знак протеста.

Москва восприняла мое выступление с неодобрением, однако президент Путин официально снял запрет на участие в играх спортсменов-гомосексуалистов. В Нью-Йорке постпред России Виталий Чуркин практически накричал на меня за «разрушение» праздничной атмосферы Олимпийских Игр. Потом, к моему сильному изумлению, начал угрожать. «Как вы собираетесь строить отношения с пятеркой постоянных членов СБ?» – спросил он. Я подумал, что он подвергся суровой критике со стороны своего правительства, и теперь срывал на мне злость. «Что вы имеете в виду?» – парировал я, и на этом все закончилось.

Борцы за права представителей сексуальных меньшинств стали видеть во мне своего союзника. 26 июня 2015 года в Сан-Франциско я был награжден медалью Харви Милка за «беспрецедентную и безоговорочную поддержку» ЛГБТИ-сообщества, в первую очередь за кампанию ООН «Равные и свободные». Милк, адвокат и открытый представитель сексуальных меньшинств, являлся примером гомосексуальной гордости с тех пор, как был убит за свою политику в 1978 году. Награду его имени вручали мне перед самым большим радужным флагом, какой я когда-либо видел. По удивительному совпадению в то самое утро Верховный суд США утвердил закон, разрешающий представителям сексуальных меньшинств вступать в брак. Это был великий день для всего сообщества, и множество людей праздновало такое решение Верховного Суда.

Однако эта моя деятельность сделала меня непопулярным в Корее. Жена ближайшего советника, сама карьерный дипломат, сказала, что видела демонстрации с плакатами, осуждающими мою поддержку представителей сексуальных меньшинств. Я считался потенциальным кандидатом на пост президента Кореи на следующих выборах, и многие доверенные лица советовали мне больше не касаться данного вопроса. Но я не мог.

Иногда мне казалось, что мы проигрываем в борьбе. Роберт Мугабе, президент Зимбабве, высмеял борьбу ООН за равенство сексуальных меньшинств в своей речи на семнадцатой Генеральной Ассамблее. Отступив от заготовленного текста, он заявил своим царственным голосом: «Мы отвергаем любые попытки навязать нам новые права, противоречащие нашим ценностям, нормам, традициям и верованиям. Мы не гомосексуалисты». (11) Эти слова вызывали шепот удивления и жидкие разрозненные аплодисменты. Тем не менее 30 июня 2016 года Совет по правам человека назначил специального поверенного для расследования случаев насилия и дискриминации по причине сексуальной ориентации и гендерной идентичности. (12) Это стало значительным достижением, удивившим многих с учетом состава Совета по правам человека.

Далее произошло нечто поистине беспрецедентное – и тревожное. Значительное число государств-членов, возглавляемых Россией и несколькими африканскими и ближневосточными странами, представило проект резолюции, аннулировавшей мое административное решение признать однополые семьи вне зависимости от позиций их правительств. Отмены удалось не допустить благодаря дипломатическим вмешательствам постпреда США в ООН Саманты Пауэр. Результат оправдал время и политические усилия, затраченные на него. Я надеюсь, что гомофобные и трансфобные правительства, общества и лица убедятся, что нельзя ненавидеть, дискриминировать и притеснять людей только за то, кого они любят. Я и впредь, как делал раньше, буду настаивать на том, чтобы они открыли свои глаза и души.