Текст книги "Объединение наций в разделенном мире. Трудный путь к консенсусу"

Вскоре после моей отставки с поста генерального секретаря ООН Корейский полуостров пережил сильнейший кризис. В 2017 году Пхеньян с Вашингтоном несколько месяцев обменивались яростными высказываниями, выражавшими взаимную глубинную неприязнь, на виду у всего мира. После ядерных испытаний, проведенных Северной Кореей в январе, а затем в сентябре 2016 года, международное сообщество направило все силы на сдерживание режима Ким Чен Ына с помощью санкций. Однако Пхеньян стал лишь еще более догматичным и неумолимым.

Весь 2017 год президент Трамп вел кампанию устрашения, которая достигла пика, когда он предупредил Северную Корею, что любая угроза в сторону США «будет встречена огнем и яростью, каких еще не видел мир». Ким Чен Ын ответил проведением очередных ядерных испытаний – самых масштабных на тот момент, – за которыми последовало публичное заявление, что Северная Корея успешно проверила в работе новую межконтинентальную баллистическую ракету, способную достичь территории США.

Эскалация выходила из-под контроля. Поступали сообщения, что президент Трамп может в самое ближайшее время аннулировать Совместный всеобъемлющий план действий по иранским ядерным вопросам. Я знал, что северокорейцы следят за судьбой СВПД – с большим трудом достигнутого соглашения по остановке программ обогащения урана в обмен на ослабление санкций.

Хотя я больше не являлся генеральным секретарем, я решил встретиться с постпредом Никки Хейли в Нью-Йорке. «Не надо недооценивать северокорейский режим, – сказал я ей 12 октября 2017 года. – Пхеньян хорошо изучил администрацию Трампа. Выход из СВПД даст Северной Корее понять, что США не держат своих обещаний».

Кажется, она меня поняла.

Тем временем отношения между Северной и Южной Кореей вступили в новую фазу. Мун Чжэ Ин, либеральный политик, стоявший за поддержание отношений с Пхеньяном, в мае 2017 года стал президентом. Это означало смену политического направления, и, опасаюсь, к худшему.

Не секрет, что я рассматривал возможность баллотироваться на пост президента Кореи после отставки из ООН. Я не принадлежал ни к одной партии, но в целом меня считали консерватором, и предполагалось, что я присоединюсь к партии у власти. В целом корейский народ был уверен, что я буду баллотироваться. Но этому не суждено было сбыться. К моему возвращению в Корею 21 января 2017 года президенту Пак Кын Хе объявили импичмент за злоупотребление властью и коррупцию. Консервативная правящая партия, «Сэнури», переживала кризис. Некоторые ее влиятельные члены отделились и образовали новую партию, но я не присоединился к ним.

Тем не менее я часто размышлял о том, как сотрудничал бы с Пхеньяном с позиции президента Южной Кореи. В первую очередь, я никогда не использовал бы свое положение ради личной или политической выгоды. Во-вторых, я занял бы более твердую и принципиальную позицию и меньше доверял бы северокорейскому правительству, чем, как мне показалось, это делал президент Мун. Если бы я был президентом, возможно, пожал бы руку Ким Чем Ыну и ступил через границу в Северную Корею. А может, этой встречи и не произошло бы. Рукопожатие ничего не значит, если оно неискреннее.

Администрация Муна склоняется к быстрым политическим победам, какими бы недолговечными они ни были. Меня беспокоит, что президент рассматривает эту комплексную проблему в контексте собственного политического наследия. Однако он должен понимать, что северокорейский режим никогда не откажется от ядерной программы. Никогда. Это главная отправная точка, с которой стоит развивать отношения с Северной Кореей. А надуманных размышлений о потенциально возможном общем процветании нужно избегать. Я неоднократно предупреждал Сеул, что рассуждения Пхеньяна о готовности к разоружению не стоит принимать за истину. Под «ядерным разоружением» Север понимает приостановку дальнейших исследований с сохранением имеющегося ядерного потенциала. Южная Корея и США ожидают, что Северная Корея откажется от ядерной программы и добровольно сдаст свой арсенал. Разница в позициях огромна, и для ее преодоления потребуются гигантские усилия. Лично я не верю, что ядерная программа будет остановлена даже после полного дипломатического признания Соединенными Штатами и провозглашения мира на полуострове. Северокорейский режим отнюдь не стремится к миру.

Мои сомнения останутся при мне. Никто из действующих южнокорейских лидеров не испытал на себе тягот войны и не сидел с Северной Кореей за столом переговоров по ядерному разоружению. За двадцать пять лет, что я занимаюсь этим вопросом, я крайне редко замечал хотя бы проблеск искреннего стремления к сотрудничеству или просто доброй воли. Нам надо быть более реалистичными и жесткими в отношениях с Севером. Сосредоточив усилия на примирении, Южная Корея и так пошла на послабления, которые могут легко обернуться против нас и наших соседей.

Одной из самых успешных попыток сотрудничества между Южной и Северной Кореей было участие Северной Кореи в Зимних Олимпийских Играх в Пхёнчхане в феврале 2018 года. Международный Олимпийский Комитет (МОК), возглавляемый президентом Томасом Бахом, почти год переговаривался по этому поводу с северокорейскими властями. Президент Мун со своей стороны неофициально обратился к Пхеньяну, но получил уклончивый ответ, что спровоцировало его недовольство.

Традиционно новогоднее обращение северокорейских лидеров служило важным указателем на статус отношений между двумя Кореями. В годы правления Ким Ир Сена, с 1946 по 1994 год, он сам зачитывал свое обращение по радио. Его сын Ким Чен Ир, считавшийся интровертом по сравнению с отцом, предпочитал, чтобы его обращения публиковали в текстовой форме как официальную директиву во всех главных газетах Северной Кореи, включая официальные печатные органы партии, армии и молодежных организаций. Теперь представитель третьего поколения династии, Ким Чен Ын, вернулся к стилю деда, но с использованием современных достижений: стал выступать по телевидению в прямом эфире. В своем новогоднем обращении 2018 года Ким Чен Ын проинформировал страну, что северокорейский ядерный и оружейный потенциал находятся в полной готовности. Тем не менее президент Мун обратил внимание только на согласие северокорейского лидера отправить в Пхёнчхан команду олимпийцев. Ким даже предложил совместно обсудить подготовку к выступлениям. Очень сильно желая принять предложение, правительство Муна сразу же выпустило заявление, где выражало одобрение идеи. На мой взгляд, со стороны президента Муна разумнее было бы немного подождать и посовещаться с представителями МОК, чтобы упрочить свои позиции на переговорах.

На посту генерального секретаря я поддерживал тесные отношения с несколькими главами МОК, включая Жака Рогге и Томаса Баха. С президентом Бахом я с 2013 года работал над кампанией «Содействие миру через спорт», и между нами установилась хорошая личная связь. Временами он неофициально обращался ко мне за советом по вопросам, связанным с участием Северной Кореи в Олимпийских Играх в Пхёнчхане, и я делился с ним своими соображениями.

Больше всего трений между МОК и Сеулом возникло при обсуждении состава совместной северо– и южнокорейской женской сборной по хоккею на льду. Я позвонил президенту Баху и попросил проявить максимальную гибкость при определении количества северо– и южнокорейских спортсменок. Конечно, наш разговор остался в секрете из-за политической нестабильности того периода. Я рад был узнать, что мне удалось сыграть небольшую роль в достижении соглашения, благодаря которому стало возможным создание объединенной женской сборной Кореи по хоккею на льду.

На арене она потерпела сокрушительное поражение. Однако добрая воля, спортивный дух и общие усилия показали даже скептикам, что возможность сотрудничества существует.

Новогоднее заявление Ким Чен Ына и последующее участие Северной Кореи в Зимних Олимпийских Играх в Пхёнчхане сделали 2018 знаковым годом в отношениях между двумя Кореями, а также Северной Кореей и США. В тот год состоялось четыре саммита между Северной и Южной Кореей, четыре между Северной Кореей и Китаем и три между Северной Кореей и США. Такой активный переговорный процесс казался беспрецедентным; он вызвал у корейцев ощущение, что диалог налаживается, тем самым снижая напряженность и усиливая доверие.

Одним из способов вовлечения граждан в общественную деятельность являются гуманитарные проекты, которые, на мой взгляд, особенно важны для отношений между Северной и Южной Кореей, поскольку позволяют разглядеть в противнике обычных людей. Благодаря серии саммитов у разделенных семей из Южной Кореи возникла надежда на воссоединение – люди старели, и времени у них оставалось совсем немного. Очень жаль, но, несмотря на внешнее «потепление» отношений – а может, как раз из-за него – по основным гуманитарным вопросам, в частности, воссоединению семей, не было достигнуто никакого значительного прогресса.

Конечно, я беспокоюсь и о военном секторе. Военное соглашение от 19 сентября 2018 года значительно ослабило возможности воздушной разведки Южной Кореи, заметно сказавшись на ее защитном потенциале. Более того, я опасаюсь дальнейшего расхождения в позициях между Сеулом и его основным союзником, Вашингтоном. Меркантильный подход администрации Трампа к союзам Америки с другими странами заставляет тревожиться за судьбу отношений между США и обеими Кореями в целом.

События, разворачивавшиеся в ходе 2018 года, вызывают беспокойство, поскольку они, по сути, положили конец процессу ядерного разоружения Северной Кореи, продолжавшемуся с переменным успехом двадцать пять лет. На серии саммитов Ким Чен Ын де-факто утвердил за Северной Кореей статус ядерной державы, внушив остальным мировым лидерам мысль, что не станет развивать ядерную программу в обмен на то, чтобы сохранить действующий ядерный потенциал. В глазах всего мира он постепенно превратился в такого же главу государства, как те, с кем он ведет переговоры. Однако ситуация с правами человека в Северной Корее – одна из самых худших в мире по каким угодно стандартам, и при этом больше не привлекает того внимания, которого заслуживает.

В новогоднем обращении Кима 2019 года не упоминался отказ от ядерного оружия; вместо этого лидер говорил об ослаблении американского присутствия в регионе и борьбе с наложенными ООН санкциями. Недавно установленные Ким Чен Ыном отношения с китайским президентом Си Цзиньпином только усилили мой пессимизм. И я такой не один. Для многих южнокорейцев первый саммит США и Северной Кореи в Сингапуре, состоявшийся 12 июня 2018, стал разочарованием: США объявили на нем о прекращении совместных военных учений со своим союзником, Южной Кореей, в обмен на туманные обещания об избавлении от ядерного оружия. Совершенно возмутительно, что до того президент Трамп ни словом не обмолвился президенту Муну об отмене практики совместных учений. Южнокорейцы опасаются, что неоднократные уступки Северной Корее приведут к отказу от долговременных целей по ее ядерному разоружению.

Меня больше тревожила смена администрацией Трампа риторики в отношении Северной Кореи. То, что начиналось с курса на «окончательный, полностью проверяемый безъядерный статус», смягчилось в ходе завязывания отношений между американским и северокорейским лидерами. Несмотря на поражение господина Трампа в 2020 году, я беспокоюсь, что Вашингтон прежде всего озабочен способностью Северной Кореи к нанесению межконтинентальных ударов. Тот факт, что администрация США утратила интерес к уничтожению Северной Кореей ядерных боеголовок, запасов плутония и урана и сосредоточилась на системах доставки этих боеголовок, указывает на то, что американское правительство волнуется лишь о безопасности США. Для союзника такая позиция неприемлема.

Наконец, я беспокоюсь о последствиях правления Дональда Трампа. Его хаотичный стиль ведения переговоров продемонстрировал отсутствие уважения к корейской культуре или знаний о ней. В марте 2019 года президент Трамп в одностороннем порядке снял часть недавно введенных санкций США против Северной Кореи, поставив своих советников по иностранным делам и руководство казначейства в крайне неловкую ситуацию. Пресс-секретарь Белого дома Сара Сандерс сообщила репортерам, что санкционный режим был ослаблен, потому что «президенту Трампу нравится председатель Ким и он считает эти санкции излишними». (11) Меня тревожит непредсказуемость президента Трампа, она держит меня и всех остальных в напряжении. Мне с самого начала было ясно, что он так стремится к сделке с Пхеньяном, что готов пойти на серьезные уступки в обмен на туманные обещания.

Тем не менее в Ханое президент Трамп принял верное решение, отвергнув просьбу Северной Кореи об отмене наиболее суровых санкций, которые серьезно сдерживают режим. Хотя смотреть на это тяжело, невоенное давление – единственное орудие, способное заставить Пхеньян соблюдать нормы международного права. С грустью могу сказать, что плохо подготовленный саммит в Ханое сильно навредил отношениям между США, Южной Кореей и Северной Кореей. Его последствия значительно затруднят дальнейший прогресс.

Однако президент Трамп был прав, отвергнув притязания Северной Кореи в ответ на ее обещания. После отмены переговоров министр иностранных дел Северной Кореи Ри Йонг Хо заявил, что, вопреки утверждению Трампа, северокорейский лидер не требовал полного снятия ограничений ООН. Он сказал, что Ким Чен Ын просил «отменить пять санкций ООН, введенных в 2016 и 2017 годах». Он настаивал, что Север хочет отмены ограничений, «мешающих жизни обычных людей». В действительности из одиннадцати санкций, наложенных на Северную Корею с 2006 года, эти пять – самые суровые и удушающие для страны. В 2018 году объем внешней торговли Северной Кореи понизился на 48 %, а ВВП – на 4 %. (12) Снятие этих санкций имеет принципиальное значение для Северной Кореи с экономической и общественной точки зрения.

Я уверен, что для Ким Чен Ына стало сюрпризом требование президента Трампа закрыть ядерный объект в Кансоне. Северокорейский лидер предлагал только ликвидировать устаревшее ядерное производство в Йонбене в обмен на снятие «всех действующих санкций». Северокорейцы недооценили способности американской разведки. Возможно, они действительно верили, что президент Трамп пойдет на уступки из-за своей «любви» к Ким Чен Ыну. Для Ким Чен Ына это был, наверное, самый постыдный момент за его девятилетнее правление. Неловкость испытал и южнокорейский президент Мун Чжэ Ин, активно поддерживавший проведение саммита между Северной Кореей и США. В расчете на успешное завершение саммита Трампа – Кима он, как предполагалось, уже готовил грандиозный план по расширению экономического сотрудничества с Севером через Новую Мирную Инициативу на Корейском полуострове, включающую повторное открытие промышленного комплекса в Кэсоне и туристического проекта на горе Кымган.

Четырехмесячный застой в переговорном процессе между США и Северной Кореей внезапно был прерван 30 июня 2019 года саммитом между президентом США Дональдом Трампом и северокорейским лидером Ким Чен Ыном. Судя по всему, их двустороння встреча была своего рода импульсивной: президент Трамп через «Твиттер» пригласил Кима на встречу G20 в Осаку и позднее говорил репортерам, что эта мысль пришла ему в голову внезапно. Президент Трамп – под пристальным взглядом журналистов, властей и всего мирового сообщества – пересек демаркационную линию в Пханмунджоме, став первым действующим президентом США, ступившим на северокорейскую территорию. Хотя никто этого не ожидал, справедливо будет сказать, что больше всех удивились южнокорейцы. Неизвестно, проводились ли консультации с Сеулом перед той встречей; интересно, что Пхеньян, вероятно, тоже не получил предварительного уведомления.

После неприятного поворота на Ханойском саммите приглашение США потрясло практически весь мир, не говоря уже о его личных советниках и народе Кореи. Спешно подготовленная встреча трех лидеров пробудила у общественности новые надежды на прорыв в неразвивающихся переговорах по ядерному разоружению. Президент Трамп, как обычно, находился в центре внимания, в то время как президент Мун оказался отодвинутым в сторону и лишь наблюдал за событиями, которые имели для Южной Кореи значение большее, чем для любой другой страны в мире. Наверняка он испытывал обиду при виде того, как американский и северокорейский лидеры улыбаются и жмут друг другу руки. С самого начала президент Мун позиционировал себя как «организатора», а не как «лично заинтересованную сторону». Конечно, корейским СМИ и народу страны не понравилось, что он остался не у дел, в то время как двое остальных участников встречи выглядели триумфаторами.

Две стороны согласились через две недели начать переговоры на рабочем уровне. Пхеньян тем не менее сразу же повел нечестную игру. Северная Корея выпустила минимум пять ракет ближнего радиуса действия в сторону территории, где проходили, уже в сокращенном объеме, ежегодные совместные учения Южной Кореи и США. Президент Трамп предпочел не обращать внимания на эту провокацию, сказав, что такие ракеты летают только на короткие расстояния. Сеул сначала молчал, поскольку власти заявили, что запуск не нарушает военного соглашения от 19 сентября, призывающего к военному сотрудничеству и прекращению любых провокаций на земле, в воздухе и на море с целью предотвращения любых непреднамеренных военных конфликтов. Однако корейская общественность была недовольна излишне мягкой реакцией правительства, даже когда Синий дом выразил свою озабоченность ситуацией и настоятельно потребовал от Севера воздерживаться от подобных испытаний. Многие критики продолжали обличать чрезмерную осторожность президента Муна, говоря, что он намеренно действует так, чтобы не слишком задеть Север.

Еще больше южнокорейский народ беспокоило то, что северокорейские власти и пресса продолжали унижать и высмеивать южнокорейского президента Муна в крайне дерзких выражениях.

Южнокорейцы отчасти привыкли к вульгарной и оскорбительной риторике Севера, но теперь она стала недопустимой. Администрация Муна, тоже потрясенная, тем не менее игнорировала эти нападки.

Большая часть корейской общественности высказывала недовольство реакцией Сеула на происки словесно несдержанных соседей. В глобальных СМИ говорили, что президент Мун стремится к историческому сближению для повышения своей популярности и даже получения Нобелевской премии мира. Конечно, то же самое говорили о президенте Трампе, который не отрицал, что просил японского премьер-министра Синдзо Абэ номинировать его.

Специальный представитель США по Северной Корее Стивен Биган и северокорейский посол Ким Мён Гиль встретились на вилле Эльфвик-Странд в Стокгольме 5 октября 2019 года – спустя четыре месяца после провала совещания в Пханмунджоме и через три дня после того, как Пхеньян запустил баллистическую ракету подводного базирования (БРПЛ). Встреча растянулась на весь день, но осталась безрезультатной. В то время ходили слухи, что администрация Трампа согласится на ослабление санкций Совета Безопасности против Северной Кореи на три года, чтобы дать стране подтянуться к международным стандартам. Не знаю, правда это или нет, но такая сделка была бы неприемлема.

Явно рассерженный посол Ким обвинял в провале Вашингтон, и даже высказал завуалированную угрозу: «США не сделали выводов из встречи в Пханмунджоме… Если Соединенные Штаты не подготовятся как следует, кто знает, какое несчастье может произойти. Посмотрим, что будет дальше». В отличие от Северной Кореи, южнокорейское правительство, возлагавшее большие надежды на эти переговоры, отреагировало на провал выражением сожаления. Госдепартамент США тем временем заявил, что замечания Севера «не отражают духа сегодняшней дискуссии, продолжавшейся восемь с половиной часов» и что «США внесли творческие идеи, и дискуссия прошла с пользой».

Провал подготовительных переговоров в Стокгольме спустя всего семь месяцев после неудачного Ханойского саммита вызывал тревогу во многих смыслах. Я беспокоился, что администрация Трампа, имеющая пристрастие к скандалам, да еще и находящаяся на пороге новой предвыборной гонки, согласится на половинчатую сделку, позволив Северной Корее сохранить ядерный арсенал в обмен на легковесные заверения Пхеньяна в том, что дальнейшие ядерные разработки будут прекращены. В декабре 2019 года я рад был узнать, что США воспротивились русско-китайской резолюции СБ об отмене санкций. (13)

Много лет я пытаюсь убедить мировое сообщество, что Северная Корея никогда не откажется от статуса ядерной державы. (14) Восемь основополагающих пунктов Статьи 1 в февральской Совместной Декларации 1992 года о полностью безъядерном статусе Корейского полуострова, гласящие, что ни одна сторона не будет «испытывать, производить, обогащать, получать, хранить, разворачивать, использовать ядерное оружие или владеть им», заметно отличаются от просто «полностью безъядерного статуса» из декларации 2018 года. Президенту Муну следовало добиться уточнения этой фразы перед подписанием Пханмунджомской декларации 27 апреля 2018 года.

Все южнокорейские правительства с 1953 года пытались найти способ взаимодействия с самым косным диктаторским режимом на планете. Ни одной администрации это не удалось. Северная Корея продолжает прокладывать собственный одинокий путь, несмотря на «политику солнечного тепла», которой следовал Нобелевский лауреат, президент Ким Дэ Чжун, или десятилетия либеральных идей и консервативных инициатив. Горячность президента Мун Чжэ Ина в начале его правления, казалось, помогла достичь некоторого прогресса, однако он не до конца понимал скрытые цели, преследуемые Ким Чен Ыном. В таких условиях я даже не знаю, удастся ли Сеулу и Вашингтону совместными усилиями склонить Ким Чен Ына к полному, контролируемому и необратимому ядерному разоружению.

Американо-корейской стороне выгодно быстрое ослабление северокорейской экономики. К 2020 году на КНДР было наложено одиннадцать пакетов санкций Совета Безопасности, и они достигли своей цели. Экономика страны лежит в руинах, разрушенная плохим управлением, недостатком инвестиций в развитие и изоляцией настолько глубокой, что невозможны ни глобальная торговля, ни внешняя помощь. Лишь ООН на данном этапе обеспечивает КНДР гуманитарную поддержку.

В 2017 году товарооборот Северной Кореи составлял всего 7 млрд долларов. К 2020 году он сократился более чем наполовину. Лишь одно подразделение компании «Самсунг» (Samsung Electronics) зарабатывает в семь раз больше всей Северной Кореи. Налоговые ограничения накладывают огромный груз на северокорейское правительство и население страны. Общий товарооборот Южной Кореи в четыреста раз превышает северокорейский. Объемы экспорта наших двух стран различаются в 2500 раз. В таких условиях жителям Северной Кореи, не обласканным местным режимом, приходится прибегать к стратегиям выживания, организуя, к примеру, стихийные рынки. Семьи привозят туда то, что могут продать или выменять на необходимые им товары. Но даже эти рынки в последнее время прекращают свое существование.

Пхеньян продолжает уклоняться от международных санкций и добывать деньги на свою ядерную программу, несмотря на попытки отрезать его от мировой финансовой системы. В отчете 2019 года, составленном командой экспертов из Санкционного комитета ООН по Северной Корее, показывается, как Пхеньян пользуется старыми методами обхода наложенных ограничений (пиратством и контрабандой) наряду с новыми (хакингом). (15) С целью обхода санкций Северная Корея прибегает к переносу грузов с судна на судно, а в компьютерной сфере использует изощренные кибератаки для отъема фондов у финансовых институтов и криптовалютных бирж. Меня очень тревожит вопрос, к каким еще жестким тактикам Пхеньян может прибегнуть. Северокорейские лидеры традиционно не берут на себя ответственность за любые неудачи. Как заявил в своем новогоднем обращении Ким Чен Ын, он может ступить на «новый путь», испытав ядерное оружие или выпустив межконтинентальные баллистические ракеты с целью принудить Вашингтон к новому раунду переговоров с еще более высокими ставками.

Не знаю, как будет развиваться ситуация с вопиющими нарушениями прав человека в Северной Корее, с ее международными альянсами или ядерной гонкой. Однако я уверен, что Вашингтону и Сеулу следует держаться твердой и принципиальной позиции, если мы хотим избежать эскалации напряженности. Не проявив решительности и жесткости, не стоит и надеяться, что Ким Чен Ын станет вести себя как ответственный член международного сообщества.