Текст книги "Охота на медведя"

Глава 44

– Но частным образом вы их опознаете?

– Частным? – переспросил визитер, мучительно соображая, что это означает.

Вообще‑то, он не, производил впечатления тугодума, но, видимо, все‑таки охмелел. – Это как?

– Предположим, по фотографии.

– Не в милиции?

– Нет. Здесь.

– Чего ж не опознать, опознаю. Но не всех троих, того, который старший. И может, еще одного.

– Руководителя точно опознаете?

– Точно. У него родинка на щеке приметная. И – усики.

– Вот как раз родинку и усики и приладить, и убрать – легче легкого.

– А, вспомнил! Какие‑никакие координаты этого, старшого, который начальник, в милиции должны быть. Он же ее, гаишников в смысле, и вызвал. Потом вроде еще кто‑то приезжал: не знаю, может, из прокуратуры, может, еще откуда: человек все ж погиб. Они данные этого малого должны были зафиксировать? Думаю, у них так положено.

О том, что паспорт может быть фальшивый, как и его обладатель, Олег Кузнецову говорить не стал. Он постарался сосредоточиться на единственном интуитивном ощущении: верит ли он сам свидетелю?

Да.

Олег одним движением подвинул пачку банкнот Кузнецову. Тот ее взял цепко, спросил:

– Настоящие?

– Да. Забирайте. Домой вас отвезут. На машине.

– Да я чего, сам не доберусь?

– Полагаю, это не последняя наша встреча. Так или иначе, я должен буду предъявить вам фото. Да и... Поймите и вы меня: приходит человек с улицы, сплетает историю, получает десять тысяч долларов...

– Вы мне не поверили?! Я ж как на духу...

– Во всем должен быть свой порядок, – жестко перебил его Гринев. Сделал вид, что потянулся забрать деньги...

– Да нет, раз надо, значит, надо. Чего мне скрывать теперь? Нечего, факт.

Только видал я ваши машины: мамонты и носороги! Представьте, такая к нам во двор прикатит, а из нее я – весь из себя! А – бабушки у подъезда? А – молва пойдет?

– Поедете на такси. С вами будет моя секретарша. Она поговорит с вашими домашними, хорошо?

– Ну, раз так... Может, оно и спокойнее. Все‑таки деньжищи... Вы ей доверяете?

Вопрос был не праздный. Доверял Олег теперь только себе. И наверное, паре друзей. Если они у него еще остались: времена, как заметил Кузнецов, теперь лютые. Но выбора у Гринева не было. Охранникам от Борзова, как и водителю, он доверял еще меньше. Вернее, совсем не доверял.

– А можно моя Антонина с нами поедет?

– Антонина?

– Ну да. Она в скверике, что здесь через два дома, битых два часа дожидается. Переживает, значит. А вдруг со мною чего?.. Всяко ведь могло статься, риск, то‑се... Олег только усмехнулся.

– Да нет, вы не подумайте, что я на вас грешу... В жизни, понятное дело, разное случается, а только... Что я, человека от урода дрянного уже не отличу?

Которому своего родителя прибрать – как с апельсина кожуру обчистить! Я по телевизору смотрел: один пацанчик свою маманьку в лес завел за грибами и – тюк обухом по темечку. Там и закопал. Свет она ему, вишь ты, застила, жить мешала, сволоте... А вообще... Что растишь, то и вырастает.

Кузнецов бросил взгляд на Гринева, покраснел:

– Вы только на себя что не подумайте... Не, это мне Антонина моя не шибко доверяет. Говорит, деньги получишь, еще назюзюкаешься где... Вот и дожидается.

– Хорошо. Захватите жену. Олег нажал кнопку селектора:

– Аня, зайдите.

Секретарша появилась через минуту. Олег прошел с ней в комнату отдыха, сжато и скупо пересказал всю историю и попросил съездить с Кузнецовым, убедиться, что детали его рассказа о семье соответствуют действительности.

Значит, и в основном не налгал.

– Да, и вот еще что... – Олег написал на листочке адрес, вынул из стола несколько пачек долларов, сказал:

– Это автостоянка. И магазин по совместительству. Старье. Хозяина зовут Леонид Ильич.

– Как?

– Леонид Ильич. Брежневу не родственник и даже не однофамилец. Скажи ему, что от меня. Отдашь деньги. Мне нужна машина, наша, неприметная, в идеальном техническом состоянии, но выглядеть должна как «ношеная». И – неприметная. Где оставить, он знает. Что оставить в бардачке, тоже знает. Ключи под ковриком.

Все.

– Но вы дали слишком много денег.

– Чего‑чего, а денег никогда не слишком. Три пачки передашь ему, пусть тоже оставит в машине. Оставшиеся две спрячь сама, где знаешь. Может, пригодятся, если что.

– Если – что?

Олег улыбнулся искренне:

– Я сейчас как путник. А в дороге всякое случается. Если случится что‑то... неординарное, деньги твои.

– Олег, я...

– Все. Давай работать, а?

– Олег Федорович, можно мне спросить?

– Это важно?

– Да.

– Почему ты... почему вы мне доверяете?

Олег помолчал, ответил:

– Больше некому.

Девушка внимательно посмотрела на него, лицо ее посерьезнело.

– Я не подведу, Олег.

– Я верю.

– С вами все будет хорошо, правда? – спросила она Гринева.

– С «тобой», – поправил он.

– С тобой.

– Пойдем, я вас проведу. Из кабинета есть выход на черную лестницу.

– Я не знала. На случай пожара?

– Да. Сейчас как раз такой случай.

Глава 45

Олег остался один. «Справлюсь». Легко сказать. Он стиснул зубы, закурил.

Больше всего ему хотелось плакать. Сейчас нельзя. Потом. Он улыбнулся, но совсем горько. Люди так часто и так много откладывают «на потом», что это не поместилось бы и в две жизни. А впрочем... Главное для мужика – его семья и его дело. Семьи нет, а дело... Его нужно делать сейчас. Потому что то, чего не сделаешь сейчас, не сделаешь уже никогда. Мир изменится. Как и ты сам.

До сегодняшнего утра его мир был прост и понятен, теперь... Все. Эмоции – тоже потом. Теперь – думать.

Его отца убили. Убийцы были хорошо подготовлены и экипированы. Отца устранили, умело выдав это за несчастный случай. Мама... Мама просто ушла вслед за ним. В ту же ночь. Как только узнала. Сердце. Наверное, она просто хотела снова быть рядом с ним. Как была всегда.

Гринев помотал головой. Нет, без эмоций не получается. А что получается?

То, что он совершенно не знал своего отца. Чем он занимался последние двенадцать лет? Чем занимался раньше? Где искать причину его убийства? В прошлом? Или – в настоящем?

Олег снова закрыл глаза; ему вспомнилась поминальная трапеза, подруги мамы – с красными веками; он сам, облаченный в черный пуловер и в черном галстуке.

Сослуживцы отца...

– ...Если будет что‑нибудь нужно... Я сейчас консультирую некоторые корпорации, в приватном, так сказать, порядке... – Небольшого роста, сухонький седовласый Феликс Эдгарович Тамп, действительный член‑корреспондент академии, доктор экономики и права...

– ...Ваш отец сделал так много, как дай нам бог всем успеть... – Федор Игнатьевич Майков, крупный, полнокровный мужчина, высокий, мощный, с чуть приплюснутым носом – в детстве, еще в сороковых, занимался боксом, – с внимательным взглядом укрупненных толстыми линзами живых карих глаз.

Заместитель председателя правления одного из банков, полковник запаса.

– ...Мужайтесь, Олег... – Сергей Петрович Беклемишев, пенсионер, консультант одной из инвестиционно‑промышленных групп...

– ...С вашим отцом мы еще в семидесятых... – Симон Иосифович Штейнберг, тоже пенсионер, прикативший на похороны на представительской «ауди» с мигалкой, сопровождаемой джипом.

– ...Неизвестно, чем помянут нас, а вот слово Федора Юрьевича в определенных кругах стоило многого... – Александр Сергеевич Приходько, управляющий петербургским отделением известного банка.

Олег не вслушивался в слова соболезнования, они были ритуальны и ничего не значили и не стоили отдельно от повода, от роковой случайности, собравшей здесь всех этих людей. Таких разных. Слишком разных. И было бы уж совсем глупо обмениваться визитками или рассчитывать на будущее сотрудничество. Для Олега это были пусть и зубры, но зубры давно ушедшей эпохи, отчеркнутой нулями нового тысячелетия и тем – словно сами помноженные на нуль: ничего они теперь в этом мире не значили и не стоили; кто‑то из молодых и дерзких рассадил их по приличным, высокооплачиваемым синекурам и бенефициариям, стремясь отжать досуха то полезное, чем они все еще обладали: связи и опыт. А может, он ошибался? И никакие они не «пенсионеры»? А – кто? Кукловоды?

Олег сосредоточился и начал выписывать имена на отдельный листок. Рядом – названия фирм, которые они представляли раньше или представляют теперь. Сел за компьютер, вошел в Интернет, набрал список персон и текст сопроводительного письма и отправил почту Марку Захаровичу Розену. Пусть он и редкий пройдоха, но дело свое знает.

Усталость навалилась неподъемным ватным комом; скверно, ведь еще самое начало дня.

Зуммер сотового зазвучал пискляво и настойчиво. Олег посмотрел на номер.

Нет, этому человеку не ответить нельзя. Гринев поднес трубку к уху:

– Слушаю вас, Никита Николаевич.

– Что у тебя происходит, Олег Федорович?

– Работаю.

– Мои люди дожидаются у тебя в приемной уже полчаса.

– Люди? Какие люди?

– Брокеры. Парни они без фантазии, но работают вполне профессионально. Ты, как гениальный аферист...

– Я не аферист, – резко перебил его Гринев.

– Да хоть горшком обзовись, только дело делай! – В голосе Борзова зазвучал металл. – По‑моему, Олег Федорович, ты не до конца отдаешь себе отчет, во что ввязался...

– Не думаю... – начал Гринев, но Борзов оборвал его на полуслове:

– Я не договорил. Ты дерзок, это свойство молодости, без этого мира не покорить, но уж мне позволь размышлять в духе суровой реальности. А реальность я тебе вчера обрисовал. Что за человек у тебя был утром?

– Бросьте, Никита Николаевич. Вы, пожалуй, уже знаете и тему нашей с ним беседы. В подробностях.

– Ты порой бываешь очень глуп, Медведь. Неужели ты думаешь, я все‑таки обставил твой кабинет «ушами»?

– Почему нет?

– Потому. Во‑первых, всякая техника – дело техники. И с одной точки прослушивания не я один смог бы снимать информацию. А во‑вторых, ты вчера верно заметил: информация, исходящая от тебя, Олег Федорович, опасна.

– Жить вообще опасно.

– Оставим риторику. Так что за человек был у тебя с утра? И куда он делся?

Моя охрана мне, понятно, доложилась...

– Никита Николаевич, вы хотите стать мультимиллионером?

– Полегче, Медведь. Я уже мультимиллионер.

– Так вот, – продолжил Олег, словно не заметив его предостерегающего тона.

– Я решился на то, что теперь делаю. И не привык, чтобы меня поправляли, контролировали или толковали. Давайте договоримся: вы не станете мне мешать.

Это нервирует. А излишняя нервозность в нашей ситуации может привести к ошибкам. И не всякие ошибки поправимы.

– Ох, не нравится мне твоя бравада... Я сдал тебе такие карты, что...

– Никита Николаевич, главный закон игры не в том, какие карты у тебя на руках, в том, как ты сумеешь ими распорядиться.

Молчание длилось почти минуту.

– Хорошо, Медведь. Действуй. Распоряжайся. Все встречи, о которых ты просил, запланированы.

– Резервные варианты тоже?

– Да. Но помни...

– ...Как только пробьет двенадцать, волшебная карета превратится в большую тыкву.

– Вот именно. Только не карета, а твоя голова. А в такую мишень не промахиваются. Так что – работай.

– Умеете вы ободрить, Никита Николаевич, – хмыкнул Олег, но собеседник его уже не слышал: в трубке пели короткие гудки.

Глава 46

Гринев вышел через Интернет на биржу. Все по‑прежнему. Фишки «второго эшелона» лежат «ниже грунта». И его самого упрячут туда же, если рынок не поднимется. Головы отрывают за куда меньшие суммы и за куда менее тяжкие грехи.

Рынок нужно двинуть вверх во что бы то ни стало. Если он не сумеет это сделать, ему никогда не дознаться, кто исполнил и кто заказал убийство отца.

Безнаказанность убийства не менее безнравственна, чем само преступление.

Олег обессиленно откинулся в кресле. На мгновение ему стало страшно.

Словно тяжелая портьера занавесила и этот кабинет, и громадный город там, за окном...

Самое главное для каждого, живущего на этой земле, – суметь освободиться от страха. И вовсе не от страха смерти – от страха жизни! Люди так боятся жить, что предпочитают проводить дни свои в сонной, унылой колее, лишь бы ничего не менялось. Неизвестность времени смерти рождает иллюзию бесконечности жизни, а мерное чередование событий, дней, месяцев, лет делает эту иллюзию всеобъемлющей и единственной! И вот – человек уже почти верит в собственное бессмертие и в то, что его вялое, пустое прозябание не прекратится никогда хотя бы потому, что своею скукой, как мукою, он заслужил, выстрадал для себя эту скудную вечность!

Олег тряхнул головой. Очень «своевременные» мысли. Сидеть и размышлять о причинно‑следственных связях явлений и событий можно столь же бесконечно, сколь и бездарно. Как говаривал старик Хичкок: «Слово убивает действие». А мысль?

Все мысли – тоже потом! Теперь – действие! Только действие!

Олег сварил себе в кофеварке крепчайший эспрессо, выпил, съел шоколадку, вернулся к компьютеру. Еще раз посмотрел биржевые сводки, только теперь взгляд его был острым, оценивающим. Взял трубку, поколдовал с интеркомом, произнес:

– Попрошу брокеров ко мне.

Через минуту трое молодых людей стояли у стола. Они были абсолютно спокойны. Такое спокойствие никогда не встретишь у биржевых игроков, оно есть лишь у тех, кто никогда не принимал самостоятельных решений.

Они представились, Олег встал, пожал каждому руку, но имен не запомнил: это никогда не удавалось ему с первого раза.

Он вынул из принтера несколько листков, – Задача следующая, – начал он без лишних предисловий. – С сегодняшнего дня вы начинаете массированную скупку акций тех предприятий, какие обозначены в этом списке. В вашем распоряжении сегодня – десять миллионов долларов. Завтра – пятнадцать. Послезавтра – двадцать. Каждый день расписан: акции каких предприятий покупать и по скольку. Через три дня вы должны будете сосредоточиться на первых семи предприятиях из данного списка и скупить акций на сорок миллионов долларов. В течение часа‑полутора после открытия биржи.

Задача ясна?

Молодые люди лишь кивнули. Олег протянул им листки:

– Ознакомьтесь.

По лицам служащих было ясно – Борзов не соврал: люди эти в биржевой игре были компетентны.

– Вопросы? Возражения?

Молчание.

– Предложения? Предположения? Варианты?

Снова молчание. Персонал у Борзова вышколен, ничего не скажешь.

– Работайте.

Потом пошли посетители. В течение четверти часа Гринев разобрался с пятью вкладчиками. Троим вернул вложенные деньги, двое решили дождаться дивидендов.

– Кажется, будет что‑то грандиозное... – произнес маленький толстячок и заговорщицки подмигнул Гриневу. – Печенкой чую.

Олег лишь сложил губы в подобие прохладной европейской улыбки:

– Не для вас.

– Почему же? – Ухмыл толстячка сделался обиженным.

– Ваши жалкие сто пятьдесят тысяч превратятся всего лишь в миллион. С мелочью.

Улыбка снова расцвела на лице посетителя.

– Мне хватит миллиона. Мелочь оставьте себе. На чай.

Он развернулся и вышел с «гордо поднятой головой». Впрочем, выглядел оттого еще более комично: трудно гордо держать голову, если она вросла в плечи по самые уши. Олег хмыкнул про себя: ну вот, «типа построил». Мысли идиотские!

Глянул на часы.

Действие... Порой самое действенное заключается как раз в умении ждать.

Даже если не знаешь чего.

Глава 47

Телефон запиликал через минуту.

– Медведь?

– Он самый.

– Ха. Ты не уехал?

– Нет.

– У нас тут поговаривали... И Брунхильда, помнишь ее?

– Смутно.

– Эта перечница уже раскатала статью на полосу... Дескать, мошенство есть не ловкость рук, а блуд финансового ума! Так ты вернулся?

– Я уезжал?

– Прекрати, Медведь, мы же солидное издание...

– Да. Я вернулся.

– И – что?

– Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал?..

– Прекрати, Олег. Брунхильда – старый травленый кадр. И ее скандалезы аргументированы. Если ты не хочешь получить по всей морде в нашем глянцевом брехунке к концу недели...

– До конца недели не то что рынок, мир может поменяться.

– Это метафора?

– Это жизнь, старичок.

– Я подъеду к тебе, Медведь?

– Не сегодня.

– Чтобы попасть в номер, к четвергу я должен иметь материал!

– Старайся.

– Так я буду его иметь?

– Помнишь, как в песне, Гулин? «Думайте сами, решайте сами...»

– Не бурей, Медведь! Ты же сам понимаешь, если я собираюсь тявкать поперек характера самой Брунхильде, я должен дать нечто! Иначе эта стерва меня схрустит, как пачку чипсов!

– Не наговаривай на себя, Гулин! На целую пачку ты не тянешь!

– Я буду у тебя через полчаса. Лады?

– Я занят.

– Позволь узнать, чем?

– Загляни на биржу.

Не успел Олег прикоснуться трубкой к рычажкам, телефон запиликал снова:

– Олег Федорович? Это «Факты», Седьмой канал. Светлана Заметельная.

– Какие люди...

– Не до реверансов. Мы внизу, под вашей конторой. Могу я подняться с оператором?

– Я занят.

– Интервью займет всего пять минут.

– Тем более. Как, вы говорите, называется ваша программа?

– «Факты». Это новостная...

– Сейчас мы можем говорить только о сплетнях.

– Олег Федорович, у нас хорошие информаторы на бирже... За час после открытия вы скупили акций на три с лишним миллиона.

– То ли еще будет...

– Вам не кажется, господин Гринев, что вы слегка хамите?

– Да? Кому?

– Прессе. А пресса этого ох как не любит.

– Мне дело надо делать, милая барышня, а не о любви прессы думать. Вы же не обиделись.

– Конечно нет. Обиды – удел горничных. Так кто за вами стоит, Гринев?

– Без комментариев.

– Все заметили господина Борзова, но в такой игре – ведь речь идет о сотнях миллионов или даже о миллиардах долларов...

– Для репортера у вас слишком богатое воображение.

– Для мелкого брокера у вас слишком недюжинный замах.

– Я не брокер, я финансист.

– Я не репортер, я корреспондент.

– И все это очень приятно. Что дальше?

– Господин Гринев, ведь речь идет о контроле над колоссальным количеством предприятий реального сектора России, в такой игре даже господин Борзов – не фигура! Так, пешка подставная! А вы тогда кто?

– В экономике всякое бывает.

– Любому непредвзятому гражданину понятно, что эти предприятия – их благосостояние или, наоборот, разорение – это не экономика. Это политика. А в канун выборов – большая политика.

– Вам бы романы писать, мадам Заметельная.

– Мадемуазель.

– Очаровательно.

– Так вы заказываете нам пропуск? Мы поднимаемся.

– Стоит ли так торопиться?

– Работа такая, Олег Федорович. Нужно вывести клиента из состояния покоя.

– Вывели?

– Боюсь, нет.

– До свидания.

– Репортаж о бирже будет, господин Гринев. И прокомментирую я его так, чтобы вас невзлюбили сильно!

– За что такая немилость?

– Я не просто корреспондент, я специальный корреспондент! Но вы вряд ли видели хоть один мой репортаж.

– Сожалею.

– Нет в вас сожаления. Так вот, господин Гринев! Я умею отличать реальные фигуры от скоморохов в кукольном театре! На чьей руке вы натянуты перчаткой, Медведь? Кажется, такое у вас прозвище среди своих?

– Это не прозвище, это профессия.

– Так кто для вас свои, а кто – чужие, господин Гринев?

– Хотел бы я сам это знать.

– Финансист не знает, на кого работает?

– Хорошее завершение для репортажа, вы не находите, мадемуазель Заметельная?

– Кажется, я слышу в ваших словах сарказм.

– Вам не кажется. К вашей фамилии слабо подходит слово «мадемуазель».

Лучше – «товарищ».

– Но не вам.

– До свидания и успеха.

Глава 48

Олег положил трубку. Телефон тут же запиликал.

– Медведь? Это Гога.

– Да?

– Что – «да»? Ты быкуешь?

– Слегка.

– Ничего себе, слегка! К обеду вломился на пять лимонов настоящих денег!

Это – слегка?

– Что есть пять лимонов в масштабах вечности?

– Медведь, не томи! Рынок мертвый, ты даже если не пять вольешь, пятьдесят, он не воскреснет.

– Гога... Каждый хочет получить лишний миллиард. Но не каждый может.

– Ты кого имеешь...

– И каждый делает свою игру, – не дал договорить брокеру Олег.

– Медведь, не пыжься! Не твоего уровня такая игра, и даже не твоего босса Чернова. Кстати, где он?

– Какое мне дело? Теперь босс я.

– На кого ты работаешь, Олег?

– Догадайся с трех раз.

– Медведь, не томи...

– Гога, мы знаем друг друга тысячу лет. Я когда‑нибудь кому‑нибудь хоть что‑нибудь сливал?

– Только пенки. Да еще такие, какие выгодны тебе. Самое противное, что тебе все всегда верят.

– Ну, положим, не все, не всегда и не во всем.

– Но теперь ты зарвался, Медведь!

– Ты позвонил, чтобы мне это сказать, Гога?

– Нет, согласись, Олег, чутье у меня есть!

– Отменное.

– Я ведь из наших позвонил первый!

– О да.

– Медведь, ведь на бульон изойду, ну намекни хоть...

– Мы победим.

– Да?..

– По всему фронту боевых действий.

– Против кого?

– Против всех.

– Ты не Медведь, ты злая собака!

– Делайте вашу игру, господа. Пока не поздно! Все, кто хочет стать богатыми, – станут.

– Медведь, ты словно меду обожрался – так сладко поешь! Но обрушил рынок ты круто!

– Как смог.

– Уважаю. Но... Я же умный. Ты не можешь делать свою игру. Значит, делаешь чужую. Или...

– Или?

– Кто‑то использует тебя, но ты ведь умный, Медведь, значит – и ты кого‑то используешь.

– Такова жизнь, Гога. А что собираешься делать ты?

– Честно? Как все: ждать.

– Вваришься поздно – получишь крохи с барских столов.

– Ничего. С такой игры и крохи будут с индюка, а куски – вообще с мамонта.

Таким, как я, их не проглотить. Таким, как ты, Медведь, тоже. С кем делишься?

– Без комментариев. Думай, Гога.

– У меня копчик так и свербит.

– Может, тебе нужно к проктологу, не ко мне?

– Злая собака Баскервилей!

– «Голова‑плечи».

– Что?!

– Не ори. Перевернутая.

– Не смеши, Медведь. Чтобы вытащить эти фантики из‑под «грунта», и вывести на «плечо»...

– Гога, ты хоть соображай! Неужели ты думаешь, я полез бы в такую авантюру, если бы не... – Медведь закашлялся, делая вид, что едва не проговорился в азарте.

– Актер из тебя хреновый, Олег. Но мысль я уловил. Пожалуй, побыкую слегка, и ребятам посоветую. Но голову прозакладывать не рискну.

– Разумно.

– А ты ведь свою заложил, а, Медведь? Заложил... – В трубке послышался вздох то ли сочувствия, то ли сожаления. – Все у тебя как‑то... слишком.

Чересчур. Сверх.

– Ты залопотал, Гога, как преподаватель катехизиса.

– Брось, Медведь. Биржа – структурная система. И... если по полной правде, нам дают ломиться вверх‑вниз только в рамках правил. Структуры. А нарушение правил...

– Соблюдая правила, никогда не победишь.

– Витийствуешь, Медведь.

– Чуть‑чуть. Ты хорошо сказал насчет структуры. Подумай над той, что стоит над...

– Над биржей? Или над...

– Пока, Гога, – перебил его Олег. – У меня много работы.

В трубке повисла пауза. Гога ответил хрипло, словно едва справился с волнением:

– Много работы?.. Если я все правильно понял... У тебя впереди бесконечность! Или – бездна.