Текст книги "Охота на медведя"

Глава 73

Саша уснул как убитый. Именно на это Гринев и рассчитывал: разливая, незаметно выплеснул в стаканчик собутыльника загодя приготовленную ампулу реланиума. Вреда никакого. Просто двести граммов водки действуют как шестьсот и почти сразу. Зато выспится хорошо.

На войне как на войне. При полностью непонятных перспективах и неизвестных противниках стеречься приходится всего. Охранников внизу, и борзовских, и всех прочих, возможных филеров, маячков... Как в старом анекдоте, когда Моню, приехавшего на землю обетованную с планом самых замысловатых гешефтов, прямо в аэропорту встретил лозунг: «Ты думаешь, ты один такой умный? Тут все такие умные!» А раз все умные... Гринев пошарил по шкафчикам, "обнаружил несколько джинсовых комбинезонов.

Один оказался почти впору, только длинноват. Олег разделся до трусов, облачился в фирменную сантехническую майку и комби. Надел резиновые сапоги. Рассовал деньги и сигареты – карманов на комби хватало.

Отыскал дверцу, открыл, спустился в подвал. Посветил ручкой‑фонариком, увидел то, что искал: канализационный люк. Поддел прихваченным гвоздодером, отодвинул тяжелую крышку, спустился на высоту своего роста, не без труда закрыл за собой люк. Держа зубами фонарик, спустился в трубу коллектора.

Внезапно, вдруг, ожили какие‑то подсознательные или благопридуманные страхи: боязнь затеряться в этом подземелье, боязнь заразиться неведомой болезнью, страх задохнуться в спертом и влажном воздухе... Олег тряхнул головой: к лешему! Это просто труба, через нее он должен выбраться никем не замеченный.

В другой колодец он вышел минут через тридцать. Поднялся по ступенькам.

Прислушался. Тихо. Кое‑как наддал крышку люка. Не поддавалась. Гринев вздохнул.

Он знал этот выход: через улицу От здания конторы, во дворе. И крышка должна открыться. Но она не открывалась. Возможно, кто‑то оставил сверху автомобиль.

Возможно, крышку заварили. Все могло быть. Гринев стал поудобнее на узкой ступеньке, напряг ноги, упершись спиной, кое‑как сдвинул крышку в сторону, вылез из колодца, вдохнул ночной воздух. И только тогда перестал бояться.

Одни люди любят лазать по пещерам, другие плавать под скалами без акваланга, третьи – прыгать с небоскребов. Олег Гринев любил лето, напоенный ароматами воздух, теплую ночь... Какой еще экстрим, когда вся жизнь – как слалом!

Вокруг летняя ночь и тишина. Полная тишина. Кое‑как Гринев установил тяжеленную крышку на место, проверил: не ровен час, какой‑нибудь пацанчик свалится... Села плотно.

Собственные мысли, да и действия показались Гриневу странными. Он внимательно осмотрел двор, машинально отметив и его пустоту, и покой вокруг.

Немудрено, два часа ночи. Что тому виной? Получасовое блуждание в зловонии подмосковной канализации? Нет. Он просто боялся. Боялся, что придет к «ракушке» и – не обнаружит автомобиль. Или – та самая призрачная нить виртуального луча, единственная, ведущая к решению многих загадок, оборвется нечаянным образом...

Все люди знают, что нельзя полагаться на случай, в нашей иллюзорной жизни нужно готовить себе несколько прибежищ, но события порою катятся так, что человеку остается лишь одна возможность, такая же призрачная и иллюзорная, как этот луч... А впрочем... Все надежды иллюзорны. Но – пусть они остаются. Пока они будут – и мир не погибнет.

Олег тряхнул головой. Что с ним происходит? Словно он замешал в водку снадобье не Саше‑сантехнику, а самому себе, и оттого мысли постоянно выворачивают на «вечное». Какое вечное? Сейчас ему нужно просто добрести до машины, и если компьютер все еще работает и маячок цел... Если... Если...

До «ракушки» Олег добрался в пятнадцать минут. За ним никто не приглядывал, это точно. Гринев открыл, залез в машину, устроился на сиденье, включил двигатель, выехал, закрыл мини‑гараж и медленно двинул прочь. Закрытый «лэптоп» лежал на пассижирском сиденье, заботливо укрытый пледом; плед слегка съехал, Олег увидел светящийся индикатор – компьютер работал!

В нетерпении он прогнал автомобиль через несколько дворов, заехал на какой‑то пустырь – то ли собачья площадка, то ли бывшая хоккейно‑футбольная коробка, сейчас – просто полусвалка между чудом уцелевшими сварными металлическими гаражами. Остановился. Закурил. Выдохнул.

Положил «лэптоп» на колени, открыл, активизировал программу... Точечка маячка запульсировала желто – работает! Гринев вывел в «подкладку» карту‑схему Москвы: так, за день у «объекта» было четыре перемещения... А покрупнее?.. От дома покойного Мурдина в Замоскворечье, видно, контора какая‑нибудь, их здесь как грязи, потом разберемся... Дальше... Квартирка на Варшавке... Что здесь? Ну да, Мариночка Миронова, ныне тоже покойная... Так, еще адрес, уточнить потом... Где он сейчас?.. Сейчас... Рублевка... Горячо... Очень горячо... Очень...

– Эй, хакер, огонь есть?

Четверо, среди них девица в кожаных брюках, косухе. Один распахнул водительскую дверцу, в салоне показалась глумливая круглая физиономия.

– Огонь есть, спрашиваю?

– Прикинь, Серега! Юзер двинутый, ночь‑полночь, а он в «стратегию» сандалится, как сутулая лошадь! Или – тетке какой мэйлы шлет! – Второй уже открыл дверь и уселся на сиденье рядом с водительским:

– Не боись, умник, калечить не будем, и тачке твоей грош цена. А вот комп уважаемый.

В лицо Олегу дохнуло пивным перегаром, но парень явно пьян не был – под дозой, и изрядной, а пивком – так, отполировался, чтоб крепче забирало. В правой руке была зажата заточка – не длинная, не короткая, в самый раз. И стоит ему только качнуться – войдет Гриневу в бок как в масло.

– Ты не боись, мужчинка, убивать не станем... Бабки имеются?

Олег едва унял дрожь в пальцах. Ну надо же! Все может посыпаться от случайности, мелкой мелочи! А впрочем, люди не мелочь, даже такие, как эти...

– Чего взмок? Судя по агрегату, ты дядька зажиточный, – продолжил тот, что стоял у двери. – Лопатник вытряхивай!

Олег кивнул.

– Вот это разговор...

– Я компьютер закрою, положу, а? А то разобьем – а он дорогой.

– Ниче, мы его по дешевке пихать и не собираемся! Барыгам за штуку сольем!

Никак не меньше, – подал голос тот, что стоял у двери.

Олег сложил компьютер, аккуратно опустил на пол авто.

– Чего мудришь, сюда сразу давай.

– Вы же сказали, деньги...

– И деньги тоже. Много бабок?

– Много.

Олег расстегнул нагрудный карман комбинезона...

Тот, что сидел справа, скривился нехорошей ухмылкой. Губы Гринева натурально задрожали, он произнес проникновенно, обращаясь к стоявшему:

– Вы бы товарища своего урезонили, он что‑то... совсем уплыл.

– Боря, кончай кисляк кроить, нам мокрота здесь ни к чему! – скомандовал ему круглолицый. – В бардачке поройся, может, надыбаешь чего...

Тот только осклабился, Олега внутренне передернуло от такого соседства: пьяная, мятая улыбка идиота и – глаза с расширенными зрачками, яростные, безумные... Бардачок он открыл, ткнулся пальцами. Олег знал, что он там нащупает...

Одним движением Гринев вытащил из кармана пачку сотенных долларов россыпью и – выронил их неловко, веером, прямо под ноги круглолицему.

– У‑еее... – Только и выговорил тот, наклонился. Наклонился и второй, что стоял за спиной, а тетка – та вообще с визгом бросилась на четвереньки:

– Зелень! Да тут – поле целое!

Боря выудил левой из бардачка револьвер «магнум», лицо его удивленно вытянулось.

– Да тут у него...

Досказать он не успел. Плавным движением кисти Гринев выдернул оружие, локтем правой двинул в висок: коротко, жестко. Боря выпал из машины, как мешок с шерстью, мягко. Его товарищи, увлеченные сбором «ботвы», не заметили даже...

Круглолицый что‑то почуял, посмотрел на Гринева – в переносицу ему уперся ствол. Парень заморгал часто, пробормотал:

– Ошибочка, значит, вышла...

– Угу, – кивнул Олег. – Обознатушки.

Напарник тоже заметил оружие, подхватился разом и – ломанулся прочь, в темноту. Тетка подняла голову, стоя на четвереньках. Спросила круглолицего:

– Чего застыл? Одной мне тут ползать?

– Ты не стреляй, ладно? Сейчас шмара все подберет, и мы – исчезнем. Лады?

– Лады, – согласился Олег, без замаха ударил круглолицего основанием рукояти в подбородок. Тот на мгновение застыл с задранной головой, словно любовался звездами, а Олег добавил размашисто. Круглолицый осел мешком.

Спросил ползающую тетку:

– Собрала?

Тетка закивала. Передала купюры Олегу, провожая их жалостным собачьим взглядом, обессиленно села задницей на асфальт и – заплакала. Плакала горько, безутешно... Подняла лицо:

– Бей, только нос не ломай, ладно? А то еще на раскумар зарабатывать, а кому я, покоцанная, нужна буду? А как Коля с Борькой прочухаются, они потребуют...

– Все собрала? – спросил Гринев.

– Все, – обреченно кивнула тетка. Олег отсчитал две бумажки, передал:

– Держи. За труды.

Захлопнул дверцу, запустил стартер, аккуратно, задним ходом, чтобы не подавить упавших, выехал с площадки, развернулся и – погнал прочь.

Глава 74

То, что «закон подлости» существует, каждый знает на собственном опыте. И ладно бы только бутерброд всегда падал маслом вниз, а из всех возможных неприятностей случалась та, ущерб от которой больше. Как только человек увлекается каким‑то делом, бесконечное множество мелких несуразиц и неудач проверяют его на верность избранному, а само дело требует куда больших сил, самоотверженности, решительности и хладнокровия, чем человек полагал, когда только хотел заняться проектом. Может, в этом мудрость жизни? Знай он, что ему предстоит, то никогда бы и не решился даже начать... А так – все течет своим чередом и завершается успешно, несмотря на проблемы, потери, уроны... Хотя – что считать успехом? Каждая победа – пиррова, на пути к ней человек теряет время жизни и все хорошее, чем он мог бы его наполнить.

Все эти мысли и проскочили в голове Гринева призрачными тенями... Его беспечность они никак не оправдывали. Вернее, даже не беспечность, а эйфорию скорого знания, а значит, достижения... Когда человек, стремясь к чему‑то важному для него, перестает замечать то, что кажется ему малосущественным... А тот мир, какой его занимает в настоящем, – единственным. Не в Швейцарии живем.

Нет у нас несущественного.

Олег петлял по бесконечным улочкам центра столицы, пока не нашел то, что искал: уютный дворик со старинными, прошлого века деревами, чудом здесь уцелевшими. Припарковал машину за ними, в глубине двора. Сзади – стена, спереди – арка. Тупик, конечно, но кто будет щемить его к этой стене во втором часу пополуночи? Лимит случайных неприятнотей он на эту ночь уже исчерпал. Остается ждать только закономерные.

Гринев снова уложил работающий «лэптоп» на колени. Итак – главное: теперешнее местопребывание меченого субъекта... Рублевка... Горячо. Гринев укрупнил карту под значком, еще... Номер строения... Есть!

Олег откинулся на сиденье. Карточка визитки с вытисненной на ней фамилией и адресом отчетливо стояла перед глазами, словно лежала напротив...

«...В мирах, в которых я вращаюсь, мне неуютно. А в каком уютно – я еще не нашла. Мне кажется, в этом мы похожи». – «Такой мир нельзя найти. Его можно только выдумать. Создать». – «У вас получается, Олег?» – «Я стараюсь». – «Я тоже стараюсь, но пока... Когда ждать вас в гости? Только не подумайте, что я навязываюсь. Просто... вы странный. Может быть, вы посмотрите на то, что я делаю, и увидите мой истинный путь? Если он есть... Вы приедете, обещайте!» – «Да. Я приеду». – «А знаете, что я вдруг подумала? Вот странно, мы вращались все время где‑то рядом, а никогда не пересекались. А в последние несколько дней буквально натыкаемся друг на друга. Почему?»

Женечка Ланская... Юная художница, пытающаяся постичь этот мир и себя вместе с ним. И – что‑то еще? Избавиться от одиночества? Марина тоже пыталась сбежать от одиночества... Но мир ее не отпустил. В этом мире мы делаем слишком много долгов, чтобы он отпускал нас от себя свободными.

Миры Олега Гринева и Жени Ланской теперь пересеклись. И куда жестче, чем предполагает эта милая девочка.

Олег достал мобильный, набрал номер. Ответили после второго гудка:

– Вас внимательно слушают.

– Леонида Витальевна?

– Да. А кто еще может взять трубку в квартире пожилой одинокой женщины?

– Пожилой, но импозантный возлюбленный.

– Это льстит.

– А еще – кошка.

– Моя Кассандра слишком старомодно воспитана, чтобы ночью разговаривать, с незнакомыми мужчинами.

– Извините, Леонида Витальевна. Это Гринев.

– Я вас узнала, Олег Федорович. У вас совершенно удивительный голос. Вы собираетесь стать богатым?

– Раз узнали – то не сегодня. Прошу прощения за столь поздний звонок...

– Милый Олег, неужели вы думаете, что мой телефон по‑прежнему обрывают молодые люди? О, я слишком много пожила в этом мире, чтобы спать по ночам, и слишком жизнелюбива, чтобы не радоваться каждому звонку. Тем более, сейчас даже еще не вечер. Всего‑то четверть второго.

– Детское время.

– Ну конечно. Только ночами люди могут вспомнить непережитое и помечтать о несбывшемся. Вы знаете, у меня есть один знакомый, он на всех вечеринках рассказывает о Гватемале. Он невзрачен, неказист, но, когда начинает рассказывать, от его лица невозможно оторвать взгляд. Он искренен и вдохновенен! И кажется эдаким юным богом, атлантом, викингом... Как‑нибудь я вас познакомлю. Вы будете поражены этой переменой.

– Видимо, что‑то очень хорошее произошло с ним в Гватемале. А скорее, когда он там был, – он был молод и счастлив.

– Вся штука в том, Олег Федорович, что он никогда не был в Гватемале.

Никогда. Это я знаю точно. Но не могу в это поверить. Как и он сам.

– И никто этого не замечал?

– Во‑первых, люди моего круга слишком заняты собой, чтобы замечать что‑то в других, кроме плохого. Во‑вторых, не многие теперь скажут, на каком материке находится Гватемала. И в‑третьих... Зачем? Его рассказы столь чудесны, что всем хочется в них верить. – Леонида Витальевна вздохнула:

– Я вас заговорила, Олег Федорович. Раз уж вы звоните в такой час... У вас какое‑то дело? Вас что‑то интересует?

– Не что, а кто.

– Ах, неужели опять наша маленькая художница Женя Ланская?

– Именно. Мы виделись сегодня на вернисаже графиков.

– Женечка не очень жалует этих... Но бывает: куда денешься, бомонд, тусовка. А вас как туда занесло, Олег?

– Торгую...

– Чем?

– Собой. – У Олега едва не вырвалось принятое у политиков наименование присутствия на каком‑либо мероприятии... Но он постеснялся, заменил не вполне адекватным, но близким по смыслу. Но Леонида Витальевна поняла:

– О да. Вы теперь звезда. Мне даже пришлось слышать от кого‑то из коллег более изысканное выражение... Хотя он произнес его и иронически, но... Принц финансового потока, так, кажется. Это неологизм или принятая у маклеров идиома?

– Идиома.

– Вас есть с чем поздравить?

– Пока нет.

– Звучит все равно красиво. Что вы хотите знать о Ланской?

– Ее настоящее имя.

– Евгения Ланская – не псевдоним.

– Вы упоминали, что это фамилия бабушки. Кто ее родители?

– У вас, кажется, серьезные намерения, Олег Федорович?

– Более чем.

– Ну тогда... Тем более, в нашем кругу это не только не тайна мадридского двора, но – постоянный повод для злословия. Женечка безусловно талантлива. Она же не виновата, что ее родители столь богаты! И хотя сейчас принято считать богатство синонимом нечистоплотности, кто‑то в этом мире ведь должен богатеть?

– Богатым быть не запретишь. Но и не прикажешь.

– Олег, вам очень не идет повторять расхожие выражения.

– Виноват.

– Нет, это я виновата. Бессоница, знаете ли. Вот я и пытаюсь ее скрасить разговором с вами. Иначе тени прошлого обступают, и порой они навязчивы, как отвергнутые кавалеры. – Леонида Витальевна вздохнула. – Так вот, о Женечке Ланской. Ее отец – Александр Гедиминович Брагис, вице‑президент банка «Интеркредит». Слышали о таком?

– Естественно.

– Мама – Инесса Робертовна Декельбаум. Кажется, она занимается туристическим бизнесом или чем‑то в этом роде. Вас интересует что‑то еще?

– Она живет одна в своем шале?

– Вопрос бестактный, Олег Федорович, но от вас стоило его ожидать – вы же финансист. У вас прямая – кратчайший путь к цели.

– О нет. Прямо только вороны летают. А для биржи прямая – это витиеватая совокупность кривых. Восходящих и нисходящих.

– Вы хотите знать, есть ли у нее кто‑то?

– Нет. Это лишнее знание.

– Тогда почему...

– Я приглашен в гости. Боюсь нарушить чей‑то покой.

– Более всего вы нарушите свой. С Женечкой Ланской... Она – как море. С ней ничего нельзя знать наверняка.

– Вот это и страшит.

– Не такой уж вы пугливый...

Олег не ответил. Мысли неслись в голове, как листья, сорванные порывом урагана.

– Олег Федорович?

– Да.

– Можно и я задам вам вопрос?

– Конечно.

– Только ответьте быстро. Тогда это будет правдой. Вы увлечены Ланской?

– Мы виделись несколько раз и... Она не перестает меня удивлять.

– Вы еще очень молоды, потому и не разучились удивляться.

– Жизнь это поправит.

– А вот это будет действительно жаль.

Глава 75

Победа благоволит смелым. Тем, кто смеет ее добиваться. Вот эта – и еще одна мысль, даже не мысль – фраза, популярная в запредельно дальнем теперь революционном прошлом, брезжила в воспаленном от усталости мозгу Олега Гринева:

«Мир хижинам, война дворцам!» Он гнал автомобиль к Рублевке.

Заглянул по пути в какой‑то круглосуточный магазин – Олег называл такие «вечнозелеными», – купил мокасины и куртку. Куртка должна была скрыть наплечную кобуру. Да и заявляться к господам жизни в сапогах было совсем не по понятиям.

Хотя... «Хотя мы не господа положения, но по положению мы – господа!»

Бред лез в голову. А тут еще дождь припустил было и – перестал, сделав ночь душной и влажной и обещая под утро пролиться ливнем, молниевыми разрядами и освежающей грозой. Может быть, утром так и будет. А пока – голова была тяжкой, словно наполненная теплой патокой; вот только никакой сладости – во рту горчило от выкуренных сигарет. Олег палил их одну за одной.

Ни мыслей, ни плана. Зачем он мчится через ночь? Что его ждет? Что он скажет и кому? Или – вовсе не станет ничего никому говорить или объяснять, и единственным существенным аргументом сейчас станет крупнокалиберный «магнум», покоящийся в оперативной кобуре? Как шутят американцы? «Господь Бог создал людей разными, а потом полковник Самюэль Кольт создал револьвер, чтобы уравнять шансы».

В России все крайнее десятилетие шансы выравнивали именно так. И пусть вместо кольта чаще всего работали «Калашников» или «тульский Токарева», результат был столь же фатален. Или – в этом и есть мудрость жизни? Когда непросчитываемая энергия дерзких ломает многолетние расклады властных, тонкие многофигурные комбинации умных, тупое упорство сильных? Но и дерзкие, отыграв свою роль, скоро уходят в небытие, уступая место другим.

И кто были эти другие? И кто он, Олег Гринев? Финансовый недоумок, игрок или – проходной валет, какого играют большие умные дяди до поры, чтобы прихлопнуть с маху мухобойкой, словно пчелку, сдуру залетевшую на чужой купеческий стол и пролитое варенье?..

Неожиданно Гриневу стало грустно. Куда он ломится, что он пытается сделать, зачем? В его стране за десятки и сотни лет ничего существенно не поменялось: всегда здесь было «трое с сошкой, семеро – с ложкой»... Что, «элита» помельчала? Были и личности, но, если честно, «элита» всегда состояла из тысяч и тысяч прихлебателей, только если раньше варилась себе тихо в собственном соку, то теперь, под взглядом телекамер, себялюбие, эгоизм, краснобайство «слуг народа» и безмерное мздоимство и продажность чиновников стали восприниматься просто как «нормальное явление»: везде так. И вместо идеала победы или успеха идеалом стало набитое чрево... Компьютер показывал, что меченый убийца все еще на Рублевке. Кто он Жене?

Сердечный друг? Личный телохранитель? Охранник от папы? Александр Гедиминович в банковском мире фигурой был, может, и не столь известной, как модные олигархи, но очень значимой. Он контролировал серые финансовые потоки, перемещавшиеся из стран Средней Азии в страны СНГ и на Запад, контролировал и обратные. «Белая» составляющая в играх Александра Брагиса была от силы процентов десять; вопрос: сам папа участвует в играх или кто‑то, кто стоит за «Интеркредитом»?

Олег остановил автомобиль у маленького ночного кафе. Взял два эспрессо и шоколадку. Не сказать, что голова сильно прояснилась. Но, как ни странно, пока он сидел и меланхолично прихлебывал кофе, глядя на редкие автомобили за окном, мысли его переменились: он перестал размышлять и о вечном, и о том, что ему предстоит, и о том, что может так и не случиться в его жизни; он перестал переживать по этому поводу совсем. Даже дело, которым он был занят, перестало волновать его: если он это не сделает, это сделает кто‑нибудь еще. Не сейчас, хуже, чем он, но сделает, А он... Ему нужно приехать в рублевское поместье великого князя Александра Гедиминовича и дщери его Евгении легким и пустым, как июньское утро.

Только тогда он сможет хоть что‑то понять и что‑то сделать. Не предать прошлое. Не потерять настоящее. И – найти будущее.

Олег набрал номер Жени Ланской... Часы показывали без четверти два.

– Да?

– Женя, это Олег Гринев. – Ого.

– Кажется, вы приглашали на ужин.

– Ужин? Если вас устроит что‑то легкое...

– Я вас разбудил?

– Нет. Только‑только разъехались гости. Весь ужин они и съели.

– Гости?

– Художники. Милый народ: они злословят тебя только в твое отсутствие. А так – очень даже милый.

– Настоящие художники?

– Разные. Половина из них кормится от всяких фондов, другая половина голодает. Оттого они меня и не сильно любят. Но я не обижаюсь. Я была как‑то в гостях у одного. У него квартира похожа на конуру. Нелюбимой собаки. Словно он сам обиделся на себя на всю жизнь. Вы далеко?

– Минутах в двадцати.

– Я успею пожарить шашлык в камине. Вы не против?

– Я – за.

– Какая у вае машина? Я позвоню на пост, чтобы пропустили.

Гринев назвал.

– «Нива»?

– Удивлены?

– Немного. Ваш смокинг стоит дороже.

– «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей...»

– «...К чему напрасно спорить с веком...»

– Да. Смокинг, как и костюм, – униформа. А я буду у вас с частным визитом.

– Вы меня заинтриговали, Олег.

Гринев вернулся к машине, сел за руль. 'Открыл компьютер. Маячок был на месте. Ну что ж... Интрига налицо. И что это означает? Чему быть, того не воротишь, что будет, того не вернешь.

Кофе подействовал. Голова сделалась ясной, дорога стремительно неслась под колеса мелодия радио «Ностальжи» будила странные воспоминания о временах, в какие Гринев еще не жил. Сначала удивительно щемящая музыка Гершвина – о времени лета, случайном, как видение... Потом волнующая с детства песня Тухманова на стихи Николаса Гильена – «Когда это было, когда это было – во сне, наяву...» И он уже словно летел не только в потоках душной предгрозовой ночи, но и в потоках своего сознания, и сознаний иных, выдумавших тысячи миров и успевших поделиться ими с людьми... «Во сне, наяву по волне моей памяти я поплыву...» А потом зазвучала другая песня, и Олег подпевал ей, незаметно для себя...

Журавль по небу летит, корабль по морю идет, А что меня, куда влечет по белу свету, И где награда для меня, и где засада для меня – Гуляй, солдатик, ищи ответа...

На въезде в поселок «улучшенного типа» – ряды особняков с поместьями стоимостью в миллионы и десятки миллионов ненашенских зеленых денег, который просто язык не поворачивался назвать «дачным», машину Гринева остановил охранник.

Олег назвал себя. Охранник кивнул. Предложил проезжать. Сказал что‑то неведомому собеседнику по переговорному устройству.

Особняки никакого «товарищества» не представляли. Нет, дорожки были ухожены, территория вылизана и безопасна: эдакий кусочек Нью‑Джерси в самом центре России. Еще бы гномиков... Нет. Гномики живут в Цюрихе, это даже кошкам известно. А здесь за каждым забором киплинговские джунгли. Где каждый – сам за себя.

Олег чувствовал себя превосходно. То ли кофе был настоящим, да еще и мастерски приготовленным, то ли – как в драке: кончалось время ожидания, близилось время действия, и умные железы выбрасывали потихонечку бодрящий адреналин в кровь, чтобы не убить его в случае настоящей схватки безмерной дозой.

«Гуляй, солдатик, ищи ответа...»

Рулить по ухоженным до зеркальности австрийских автобанов дорожкам – одно удовольствие. Вот только «Нива» в эдаких декорациях – как «Москвич» на просторах Невады: существо экзотическое.

А вот и шале. Выстроено несколько экстравагантно, но, надо полагать, удобно для пользователей. Красивая подсветка, красивые сосны... Что за этой декорацией?

Все ненужные мысли исчезли, ушли, растворились... Осталась лишь уверенность: победа благоволит смелым. Тем, кто смеет ее желать. Тем, кто ее достоин.