Текст книги "Охота на медведя"

Глава 53

Марк Захарович сидел за столиком кафе уже через полчаса после звонка Гринева. Перед ним громоздилась горка тончайших блинчиков, большая стеклянная миска с черной икрой покоилась в полурасплавленном льду, а бутылка «Black Label» была на треть пустой.

Похоже, Марк Захарович предавался чревоугодию с рекордной скоростью. Как только Гринев вошел, лицо его просияло, будто полная луна.

– Дорогой Олег Федорович, рад видеть вас! – приподнялся из‑за столика Розен, протягивая пухлую руку. Радость его была неподдельной: в телефонном разговоре Гринев предупредил, что может немного задержаться, и предложил Марку Захаровичу заказать что‑нибудь, чтобы скрасить ожидание. Естественно, счет Олег обещал оплатить.

Марк Захарович не ограничился стаканом сока, порцией бренди или бутылкой минеральной. Несмотря на весьма поздний час.

Олег присел за стол, заказал несколько сандвичей и большую чашку эспрессо.

– Пить на ночь крепкий кофе – очень нездорово, – покачал головой Марк Захарович. – Но разве кто‑то теперь бережет свой сон, если не бережет покой?

Удивлены моим дорогим заказом, Олег Федорович? – спросил он безо всякого перехода.

– Отнюдь.

– Не знаю, как вы работаете в своем бизнесе, но совершенно не умеете лгать в бытовой, так сказать, обстановке, нет? Вы подумали, Марк решил покутить на ваш счет? Подумали? И что‑то вроде того, что по сравнению с получаемыми мною от вас гонорарами это изобилие – пустяк? И к чему тогда отнести сие? К жадности? К неумеренности? К скупердяйству?

– Честно?

– А у вас получится – честно?

– Мне совершенно нет дела до того, что и на сколько вы заказали. Голова другим занята.

– Значит, это мои комплексы.

– Просто вы хотели кушать.

– О нет. Что‑то странное сегодня происходит с моей головой, да и с душой, наверное, если она есть. Смутно мне, пусто и как‑то тоскливо... Вы вот позвонили, и я собирался сюда, словно в дальнюю‑Дальнюю дорогу, и было так тяжело...

– Вас что‑то беспокоит?

– Я думаю о маме. Она приготовляла чудесный форшмак из судака. Вы любите кушать форшмак, Олег Федорович?

– Как все люди.

– О да. Кушать самое здоровое и самое естественное. Еда – вот на чем зиждется мир. На еде или ее отсутствии. Страх голода у нас в генах. А что до меня... Как только я чувствую беспокойство или тревогу, то начинаю работать челюстями... Помните, был кризис и люди заметались. И даже те, у кого были накопления... Доллары нельзя есть. Признаться, я тоже вспомнил старые недобрые времена и запасся тогда... Наверное, я успел утомить вас болтовней? Вы спешите?

– Не настолько, чтобы не выпить кофе.

– Что вас интересует в первую очередь?

– Вы не догадались?

– Зачем? Разве это моя работа – догадываться? Я вам больше скажу, милейший Олег Федорович, сильно умным быть еще хуже, чем сильно глупым. Это всех раздражает. Решайте сами.

Розен подал Гриневу папку. Олег открыл. Наговаривает на себя Марк Захарович – материал, что интересовал Олега сейчас, он положил сверху.

С блеклой черно‑белой фотографии на Гринева смотрел Мурдин Леонид Сергеевич, шестьдесят второго года рождения. Тот самый, что, по словам Кузнецова, командовал ликвидаторами. Тот самый, что вызвал милицию и сообщил о ДТП. Так. Работал оперуполномоченным где‑то в провинции, женился, перебрался в Москву, был участковым, какими‑то не правдами обзавелся трехкомнатной, из РОВД уволился, семь лет – в ООО «Драго». Адрес по прописке, официальные данные на работодателя и прочая, прочая, прочая...

– Он проживает по указанному адресу?

– Возможно – да. Возможно – нет. Времени у меня было совсем немного...

Олег полистал оставшиеся «объективки». Информации – с гулькин нос, да и та столь серо‑казенная, что, даже бегло пробежав ее глазами, Олег почувствовал, как сводит скулы.

– Это все?

– Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой... Знакомые вашего батюшки... Каждый из этих людей если и не был, то числился средним человечком среднего звена в средней значимости структурах. Нет, я допускаю, что кто‑то из этих тихих мамонтов ушедшей империи и ушедшего века ворочал не делами даже – делишками или прикармливался от системы закрытых НИИ, но кто вам сольет такую информацию? Иных уж нет, а те – далече. Совсем далече. Так что вы хотите от простого старателя? Луну с неба?

Олег вынул портмоне, отсчитал десять бумажек и положил перед Розеном. Тот вздохнул, спрятал тысячу в карман.

– Странное дело, Олег Федорович... Вы понимаете, что информация пустая и не стоит штуки баксов, я понимаю, что это так, более того, я говорю вам об этом, так почему... – Розен вздохнул печально и замолчал. – Почему – что?

– Почему у меня на душе скребут такие громадные кошки? Да что кошки – тигры! – Марк Захарович тряхнул головой, налил себе виски, выпил, повторил невесело:

– «Дела давно минувших дней...» Боже ж мой! Если и теперь в наших тихих омутах и бренных отечественных палестинах вдруг набредаешь на такие закоулки, что волосы на голове шевелятся, то что было лет тридцать назад...

– В этом причина вашей тревоги?

– Я вырос трусливым.

– И выбрали профессией – торговать чужими секретами?

– Секреты и информация – две большие разницы, нет?

– Пожалуй. Итак, вы решили, что информация, которую я вам поручил собрать, стоит недорого, но беспокойство испытываете...

– Только в сочетании с той игрой, что вы ведете на бирже. Хотя. Какая к чертям собачьим это уже игра! Это – жизнь! Ваша жизнь! И бог бы с вашей жизнью, что мне до нее, раз вы так спешите поставить ее на карту неведомой масти? Но моя‑то мне дорога! Вы считаете меня циником?

– Отнюдь. Просто здравомыслящим человеком.

– Здравомыслящий человек бежал бы теперь от вас как от чумы!

– Так почему же вы сидите здесь?

– Тысяча баксов – это не много. Но как говаривал один мой славный знакомый – лучше пить жидкий чаек, чем никакого. А во‑вторых... Вы рисковы, азартны, но очень неглупы. И ту комбинацию, что сейчас крутите, вы готовили не один месяц.

И возможно, не один год.

– И?

– А если вы выиграете? Я устал бегать, как занудная собачонка по каждому поводу то за штукой, то за тремя... А ведь и за триста баксов бегаю, почему нет? Но – устал. Таланты мои вы знаете, так зачем вам искать добра от добра? Я вам создам такой персональный информационный отдел, какого не будет ни у кого!

– Вы хотите карьерного роста.

– Я хочу кушать гарантированный кусок хлеба. С толстым куском индейки. И ни о чем не тревожиться. Это разумно?

– Вполне. Марк Захарович, мне нужно знать все связи этого Мурдина. И все про ООО «Драго».

– Вам не покажется навязчивым, если я запрошу с вас предоплату?

– Сколько?

– Три тысячи.

– Почему не тысяча и не десять?

– Вам честно или откровенно?

– Лучше – чистую правду.

– Чистой правды не бывает, как и чистой лжи. Все в этом мире тенденциозно, потому что на те или иные вещи люди смотрят с разных точек зрения. Часто – с противоположных.

– А по существу?

– По существу? Олег Федорович, не сочтите за кликушество, но в вашем теперешнем положении что тысяча долларов, что десять – все равно, нет?

– Может быть.

– Десяти у вас может не оказаться с собой, да и не заплатите: школа.

Тысяча – нет гарантии, что я отнесусь к работе с должным рвением. А три... Вполне разумно.

– Вполне. – Олег бросил на стол пачку, перетянутую резинкой. – Здесь пять.

Когда будет результат?

– Дайте мне хотя бы пару‑тройку дней...

– ...А за эти дни или овес сгорит, или осел сдохнет.

– Ну что вы, Олег Федорович... Я хотел сказать, что...

– То же, что и я. Будущее для кого‑то наступает, для кого‑то – нет.

– Многие и без него живут прекрасно.

– А вы?

– Я – как все. Лучше иметь кусок хлеба сейчас, чем надежду на торт со взбитыми сливками.

– Еще лучше и то и другое.

– Лучше. Только жизнь такая, что всегда приходится выбирать.

Глава 54

Марк Захарович уехал. Олег расплатился по счету и заказал еще чашку кофе.

В голове болтался лишь один вопрос: почему? Почему убили отца? И есть ли связь между тем, что он делает теперь, и прошлой работой Гринева‑старшего?

Олег мотнул головой. Вопрос сделался философским, и ответ на него – положительный. Связи между прошлым и настоящим куда прочнее, чем принято признавать. Человек может прочесть за сознательную жизнь тысячи умных и неумных книг, приобрести опыт успехов и неудач, но вожжи прошлого, которого он не помнит и даже не знает, будут держать его прочнее, чем преступника, запертого в тесной камере, кованые цепи. «Сижу я в тесной камере, одну имею цель...» Надо же, люди даже думают порой понятными и принятыми штампами и не замечают этого.

Впрочем, чтобы довести до логического и успешного завершения то или иное начатое дело, штампы необходимы. Теперь их называют «схемами». Выстроить из пункта "А" в пункт "Б" лесенку и пройти по ней в светлое будущее – или в темное прошлое – не навернувшись.

Олег допил кофе и вышел. Улица была освещена слабо, его «Нива» припаркована метрах в пятнадцати, во дворике.

Массивная иномарка вынырнула из проулка, проехала, ослепив фарами; Олег успел прищуриться, иномарка проехала чуть дальше, резко затормозила, подала назад и снова оказалась перед Гриневым.

Три дверцы распахнулись одновременно, оттуда вывалились парни самой неприятной наружности и поспешили к Гриневу.

Олег ни о чем не думал. Быстро оценил шансы, чуть отступил к простенку дома... Впрочем, мысли бежали сами собой – его выследили? Кто? Люди Борзова?

Обиженные вкладчики? Люди, что стоят «над партией», какую он сейчас играет и каких он вычислил и представлял совершенно гипотетически? Или это просто – средней руки бандиты?.. Лицо одного показалось смутно знакомым...

– Что, ботаник? Это гора с горой не сходится, а человек с человеком...

Хоть ты и Медведь, а дурак! Номер, что оставил на визитке, помнишь? Напоминаю: ноль три. Скоро он тебе понадобится... Но набрать его ты не сможешь!

Олег вспомнил: автомобиль, девушка и вот этот, основной, получивший тогда в переносицу.

– Пробили мы тебя по пацанам, никто тебя не знает... Так что – без обид...

– Парень вытащил из рукава куртки короткую дубинку, гоготнул:

– Мы тебя чуть‑чуть покалечим, но не до смерти, лады?

Лица парней, что стали по бокам, скривились нехорошими улыбочками... В руках – бейсбольные биты. Хотя спорт сей так и не прижился на родных просторах, а вот биты не возит в багажнике только ленивый... Под определение холодного оружия они никак не подпадают, а вот увечья наносят куда более существенные.

Таких ребятишек некогда называли просто – шпана. Только в нашенские времена сами они по непонятной причине величают себя ."братвой", а мирные обыватели называют таких бандитами. Обыватели правы: для нынешнего шпаненка просто унизить человека уже «не круто», для самоутверждения он может выбрать куда более тяжкий вариант.

Шпана. А шпану нужно лечить. Причем быстро. Не то они уработают Гринева иноземными жердинами под русским названием «бита», как трактор «Кировец» медлительного недотепу.

Замах того, что слева, Гринев пропустил. Но успел нырнуть ему под руку, и летящая в голову тяжелая палка пронеслась сверху, со свистом рассекая воздух.

Олег выхватил из‑под куртки пистолет, труба глушителя почти уперлась в ступню нападавшего... Легкий хлопок, другой, третий... Вторая пуля попала в голень другого парня, третья – сшибла того, что стоял у тротуара. Еще выброшенные гильзы со звоном катились по земле, а нападавшие уже валялись ничком с перебитыми нижними клешнями и завывали, как стая волков – синхронно и хрипло.

Из кафе высунулся было охранник и тут же убрался: кому нужны чужие разборки? Олег собрал горячие гильзы, сунул в карман, вернулся к старшему, присел, воткнул под подбородок ствол, спросил тихо, почти ласково:

– Кто на меня навел?

– Ни... никто.

– Никто? – переспросил Олег, сделал вид, что повел пальцем спусковой.

– Нет! Правда! – высоко заголосил раненый, то ли от боли, то ли от страха.

– Мы в кабак ехали, тебя Картуш случайно узнал, как фарами осветили. Не убивай...

– Не буду. Я вас чуток покалечил, но ведь не до смерти? Так что без обид, лады?

Тот кивнул. Олег скорым движением скользнул ладонью по телу парня. Нет, ствола нет. Шпана – она и есть шпана.

Олег встал, спрятал пистолет, покачал головой, улыбнулся одними губами:

– Такие молодые, а такие неосторожные... Берегите себя... – развернулся и через несколько секунд скрылся в проходном.

Мотор завелся сразу. Олег выехал из дворика на соседнюю улицу, потом на проспект, и вскоре неприметная «Нива» вписалась в редкий поток машин.

Нападавшие его неприметный отечественный джип так и не узрели... Подъедет милиция, и что они скажут? Вышли поиграть в бейсбол головой прохожего?.. Или – на медведя поохотиться в центре столицы? Так медвежья охота крепко отличается от утиной, это наши предки исстари ведали... Как у Владимира Ивановича Даля?

«Рад медведь, что стрелка миновал, рад стрелок, что с медведем разминулся».

А скорее, никакой милиции они дожидаться не станут, переползут на коленках к своей арбе на колесах и тихо так двинут «на больничку». Потому как – не в Швейцарии живем: у нас то ли ты стрелял, то ли в тебя стреляли, а отвечать поперву будет тот, кто попался.

Глава 55

Предстоящее знакомство с Леонидом Мурдиным было для Гринева не просто неприятным. Во‑первых, этот заплечных дел и тихих ликвидации мастер мог вообще не знать заказчиков. Во‑вторых, не было никаких гарантий, что он сам поныне живет и здравствует по указанному адресу. И в‑третьих... Вот это «в‑третьих» распадалось на великое множество осколков, словно разбитая зеркальная витрина.

Олег боялся, что не сможет сдержаться и просто‑напросто пристрелит эту сволочь раньше, чем узнает хоть что‑нибудь. К тому же наемный убийца и сам по себе не безвинный агнец, мог оказаться и с товарищами по ремеслу, и чем тогда закончится встреча – никто не скажет. Ну и наконец, Мурдин мог просто – в перерыве между убийствами, зачистками и прочими профессиональными обязанностями – мирно жить в кругу семьи – милой и доброй жены, пары детей, кошки, собаки, морской свинки, хомячка, – и для всех он был вовсе не тем, кем был для Олега, – убийцей и падалью, а милым, добрым, любимым, единственным – хозяином, сыном, мужем, папой. Может, в этом и состоит порой вся подлость окружающей жизни?

Человек в одном обличье – бешеный волк, в другом – добрый ушастый ежик... Кто скажет?

Повторить вслед за чеховским героем: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда», – хочется, но... Опыт подсказывал, что среди людей – каких только тварей не водится. И все – Божьи. Если не обнаружится обратное. И в этом Гриневу нужно было убедиться самому. А вдруг весь рассказ не трезвеющего последнее десятилетие Кузнецова – вымысел неопохмеленного воображения? А что, если Марк Захарович на этот раз сплоховал?

И тем не менее... К встрече следовало подготовиться основательно. Если Мурдин все‑таки тот, он куда опаснее давешних хулиганствующих «охотников на медведей».

Дом‑башня высился в зеленом микрорайоне на не самой дальней окраине Москвы. Подъезд наверняка заперт электронным кодом. Премудрость небольшая, когда ломишься только в двери, а не в души... Двери, какие не могут открыть деньги, могут открыть большие деньги.

Олег усмехнулся нехорошо, вытащил самый засвеченный мобильник и набрал номер. Ответили после пятого гудка, предварительно отсканировав номер.

– Да? – Голос был хрипл то ли с похмелья, то ли спросонья.

– Мне нужно поговорить с Леонидом Сергеевичем Мурдиным.

– А кто его спрашивает?

– Олег Федорович Гринев.

– Я вас слушаю, – произнес голос после паузы.

– Вам нужны деньги, Леонид?

– Вопрос риторический.

– Для меня нет. Мне нужно поговорить с вами. Сейчас.

– Сейчас около трех. Ночи.

– Время категория относительная, когда речь идет о крупных суммах. Я около вашего дома. Мне нужна информация.

– При чем здесь...

– Леонид Сергеевич, я прервал ваш сон. Суть моего вопроса или предложения по телефону я изложить не могу. Выхода два. Или я поднимусь к вам, или вы спускаетесь ко мне.

– Или – ложусь сны доглядывать.

– Именно. Но... Вопрос, который меня тяготит, для меня важен. Только за то, что вы согласитесь выслушать его, я заплачу тысячу долларов.

– Штуку баксов?

– Штуку.

– А вы шутник.

– Отнюдь. Если же вы знаете ответ, то получите больше.

– Насколько?

– Настолько, насколько ответ будет полон.

– А поконкретнее?

– В десять раз больше. Или – в сто.

– Я правильно вас понял, э‑э‑э...

– Гринев. Олег Федорович Гринев. Вы меня поняли правильно.

– Тогда – пойду доглядывать сны. Если речь идет о таких деньгах, вопрос терпит до утра. – Вам не нужна штука зелени? Или – сотка?

– Не от сумасшедшего.

– Я настолько здравомыслящ, что готов бы ждать до утра. Но утром мне на работу.

– Ну и с богом.

– В обороте у меня сейчас свыше ста миллионов долларов.

– И что вы делаете ночью под моими окнами с таким капиталом?

– С вами разговариваю. Но вы правы. Если я не получу ответа сейчас, то... поручу узнать ваше мнение по поводу моего вопроса другим людям.

В разговоре повисла пауза.

– Сейчас я готов подняться к вам один.

Кажется, Олег уловил даже ухмылку на невидимом лице собеседника. Вот только что в ней – сарказм, страх, превосходство?

– Почему? Персоны вашего уровня путешествуют с эскортом.

– Дело конфиденциальное.

– И все‑таки? В общих чертах?

– Вы были свидетелем дорожно‑транспортного происшествия. Свыше полугода назад. С моим отцом. Я нашел кое‑какие документы и хотел бы узнать детали.

Снова пауза. Ну... Думай, Леонид Сергеевич Мурдин, думай. Категорически отказаться? Нормальный ход для обывателя, если ты действительно обыватель. Но не вполне. Ты же стал свидетелем! Отказываться как минимум от штуки только при подтверждении этого – слишком роскошно для «простого труженика». А для «работника ножа и топора» – уклоняться от разговора один на один еще более рискованно. Олег свой интерес и свое простодушие обозначил. Как обозначил свой статус и последствия отказа. Что сделает Мурдин? Пригласит к себе или выйдет?

Если выйдет – значит, «пустышка». Он не замешан в убийстве отца. Если не выйдет... В любом случае – попросит время. Перезвониться или подготовиться.

– Мне нужно минут десять одеться. Поднимайтесь. Чай или кофе?

– Кофе.

– Код подъезда – три пятерки, три тройки. Тринадцатый этаж. Квартира шестьдесят семь. Хотя... Говорить о смерти в три часа ночи – плохая идея. Очень плохая.

Глава 56

Гринев соврал. Он говорил не с пятачка перед подъездом. До дома, в котором жил Мурдин, было минут пять ходу – дворами. Автомобиль он припарковал в ряду местных автовладельцев.

Свинтил с пистолета длинный профессиональный глушитель, навернул другой, короткий, больше похожий на пламегаситель; хлопок из него слышнее на порядок, но на выстрел не похож: этого достаточно. А вот удобство налицо: выхватить пистолет из оперативной кобуры можно было в секунду. Хотя... Вот именно – «хотя».

Мысль, что он собирается предпринять опасную авантюру, была навязчивой и вязкой. Но страха не было. Что вся его жизнь – если не авантюра? Когда идешь к вершине, можно ступить на хрупкий наст и сорваться в пропасть, можно – погибнуть под лавиной, можно – окоченеть на каменном балконе за двести метров до вершины, которую ты не покорил и уже никогда не покоришь...

А можно жить в долине, работать парикмахером или библиотекарем, рассуждать с вечерними собутыльниками о вечном... А вершина так и будет сиять недостижимым великолепием вечных снегов, бросая на твой мирный город тень своего величия, чтобы ночами ты не спал и плакал о бездарно растраченной юности и бессловесно уходящей жизни... Лучше – карабкаться. Вперед и вверх. Только вперед и вверх. И ты – дойдешь. Потому что хочешь дойти.

Гринев крутнул головой. Мысли «о вечном» всегда несвоевременны. Но если их нет вообще, то и жизнь исчезает, занавешенная существованием, унылым или суетным, это кому как повезло, но всегда – смутным, мнимым и необязательным, как запланированная учебная экскурсия в палеонтологический музей.

Пора. Ему нужен не сам Мурдин. Ему нужны те, кто его нанял. Поэтому – пора. Олег еще раз проверил оружие, расположил иголочки‑маячки в рукаве свитера – на всякий случай, потому как при такой жизни и сухарь – бублик. Включил «лэптоп», настроил программу на поиск маячков, сложил работающий компьютер и убрал в сумку. Через восемь минут был у дома, набрал код, настороженно вошел в подъезд. Пусто. И – тихо.

Вошел в маленький дежурный лифт. Трос поскрипывал вполне уютно, стены были расписаны излюбленными граффити юного поколения: рунической символикой, страшными рожами из запредельных миров – да пребудет с ними сила! – и, понятное дело, супрематистскими вариациями фаллосов, анусов и вагин. Тринадцатый этаж.

Шестьдесят седьмая квартира.

Олег потянул руку к звонку. Сердце билось с частотой мелодии диско – сто двадцать ударов в минуту. За дверью его мог ожидать направленный в живот ствол или просто – выстрел. Безо всяких сантиментов. Ну да – такова жизнь человеческая. Люди – самые опасные хищники на планете. А каждый хищник должен помнить – если ты на кого‑то охотишься, кто‑то непременно охотится на тебя.

– Заходите. Не заперто, – услышал он голос снизу, обернулся.

Леонид Сергеевич Мурдин стоял на лестнице внизу; правая рука держала «Макаров» на уровне пояса, но у Олега сразу родилась уверенность: такой не промахнется. И пистолет наверняка зарегистрирован, и право на ношение имеется, как у работника охранного предприятия, и... В такой ситуации окажется прав тот, кто останется живым и сможет доказать, что действовал исключительно в пределах необходимой обороны.

Олег скроил на лице оскал – за что боролись, то и огребли! И – шагнул в квартиру.

– Проходите в комнату.

Олег прошел. Два легких плетеных кресла стиля «начало семидесятых», столик. Олег сел в дальнее, закурил, спросил у вошедшего следом Мурдина:

– И где обещанный кофе?

– Сейчас.

Мурдин скрылся на кухне.

Ха! Игра стала бы забавной, если бы не была смертельной. Господин Мурдин дает ему возможность достать оружие, чтобы укокошить, тэксеээть, по‑ковбойски, в почти честном поединке? Сомнительно. Хотел бы застрелить – уже застрелил бы.

Работа такая. Значит – или он заинтересован в разговоре – сто тысяч долларов большая сумма, чтобы заинтересоваться, или – отзвонился шефам‑работодателям и получил руководящие указания.

Ну что ж... Когда изображаешь живца, есть вероятность, что тебя слопают. А есть и другая: искомая рыбина придет к крючку. Так или иначе, но – придет.

Леонид Сергеевич вернулся с джезвой, сахарницей, двумя чашками, расставил все это на столике, налил Кофе, повернулся спиной, открыл бар‑секретер, вынул пузатую бутылку «Курвуазье», подхватил две «капли», вернулся, разлил коньяк, сел в кресло напротив, приподнял свой бокал левой:

– За знакомство.

Его «Макаров» покоился в оперативной кобуре на поясе; пиджак расстегнут, предохранитель сброшен, курок взведен.

– За него. – Олег пригубил, поставил бокал. – Что это вы, господин Мурдин, в ковбоев все играете? Это в наших‑то северных палестинах?

– Не самая глупая игра, между прочим. Не дураки выдумали. Заставляет держать форму. Кто знает? Пришли бы вы не один, а со товарищи, или нервишки подвели бы... А сели вы неудобно: ствол в открытой кобуре, но под свитером – пока отдернете, пока то да се... Вы не боитесь, Гринев?

– Чего?

– Что нервишки все‑таки подведут?

– С чего бы это? Я спортсмен. По жизни.

– Но я‑то – нет, и нервы – не канаты.

– Сочувствую.

Олег потянулся во внутренний карман куртки. Мурдин напрягся было, но Гринев уже плавно выудил массивную пачку долларов россыпью, отсчитал десять бумажек, бросил на стол, подвинул в сторону Мурдина, остальные положил рядом:

– Беспредметный у нас покамест разговор, Мурдин. А время – деньги. Я могу задать вопрос?

Мурдин улыбнулся широко, сгреб тысячу, сунул в боковой карман пиджака:

– Широкий вы человек, Гринев.

– А то. Миллионами ворочаю. Сотнями миллионов.

– Для большинства людей – это просто цифры. Пустые цифры. Для меня – тоже.

А вот те деньги, что лежат сейчас на столе... Сколько здесь? На взгляд – штук двадцать с гаком.

– Так и есть.

– А где же сотка?

– Пока вы не ответили ни на один вопрос.

– Так вы ни одного и не задали. А все же... Не боитесь, Олег Федорович?

Ковбой не ковбой, а в наших северных краях и за штуку порой голову отрывают, а уж за двадцать... И исчезнет человечек, и голова его – вообще закатится куда‑нибудь... – Мурдин принужденно хохотнул, допил коньяк, закурил. – Помните анекдот про металлические шарики?

– Смутно.

– Он короткий. Поймали некие аборигены, скажем, американца, француза и русского. Посадили каждого в абсолютно пустую комнату, отобрали одежду, дали по два металлических шарика. Закрыли. Сказали – тому, кто спрячет так, что не найти – награда. Вернулись через трое суток. У американца нет: просветили рентгеном – оба шарика в желудке. У француза нет: просветили рентгеном – оба шарика в заднице. У русского – тоже нет. И рентгеном, и слабительное двавали и все прочее – нету. Делать нечего: выдали ему денег – только попросили: открой тайну, куда девал? А русский: «Ребят, честно, первый шарик я еще позавчера прохреначил, а куда второй закатился – ей‑богу, не знаю!»

– Смешно, – вежливо растянул губы в улыбке Гринев. – Мораль будет?

– А как же! Слава богу, не в Швейцарии живем. У нас все и появляется ниоткуда, и исчезает в никуда. И деньги, и люди. Не боитесь?

– Нет.

– Да вы оптимист.

– Иначе сидел бы я здесь...

– И на чем зиждется ваш оптимизм?

– Тут важен порядок цифр. Сотни миллионов долларов, как и люди, их представляющие, никогда бесследно не исчезают. – Олег затушил сигарету одним движением, спросил жестко:

– Вы не устали от разговора «о птичках», Мурдин?

– Нет.

– Тянете время?

Мурдин улыбнулся торжествующе:

– Уже нет.

Движение за спиной Олег уловил поздно и сделал единственно возможное в этой ситуации: упал вместе с креслом на бок, катнулся по полу... Услышал быстрые шаги, увидел перед глазами ботинки, успел ухватить нападавшего за штанины и – провалился в беспамятство.