Текст книги "Багряный лес"

Машина прыгала по ухабам, визжлаа резиной колес на скользкой мостовой, лавировала между автомобилями и пешеходами, летела по улице. Иногда впереди, стараясь перекрыть дорогу, появлялись патрульные машины, но Иван огнем из пистолета заставлял милиционеров прятаться за панелями, пока Анна объезжала препятствия, часто по тротуарам. Он видел, что девушка предельно испугана, видел, как дрожит ее тонкий подбородок, как по ее бледным щекам сполохами пробегает рубиновый огонь румянца. Он восхищался ее мужеством: Иван бы сам сел за руль и не стал бы никого вовлекать в это опасное предприятие, но во время аварии фургона повредил плечо и теперь благодарил судьбу за то, подарившую ему эту женщину.

Анна выжимала из машины все, что можно было из нее выжать. Она за три года проживания во Львове еще не успела изучить этот город досконально, и когда направляла машину в сторону, туда, куда указывал пассажир, вся сжималась от страха. В то же время Анна понимала (подсознанием, подкоркой?), что ее спутники ничего плохого не сделают. Настоящая же опасность мчалась следом, воя сиренами и хлопая выстрелами. Машина извивалась ужом, ныряла во дворы, подворотни, вертелась там среди различного хлама, вывешенного для сушки белья, срывала его и неожиданно выскакивала на улицы с противоположных сторон кварталов. Анна знала коварное свойство львовских дворов заводить прохожих в тупики и боялась, что и они окажутся в ловушке, но успокаивалась уверенностью своего пассажира, с которой тот выполнял штурманские функции. После очередного маневра, выезжая из серого и сумрачного дворика на широкий проспект, она заметила в зеркало заднего вида, как из арки выехала большая грузовая машина, преграждая путь преследователям. Анна не знала о том, что то же самое произошло еще в четырех местах – сработала спланированная операция прикрытия. Ее пассажир успокоился, спрятал пистолет, осмотрел своего товарища, который уже пришел в сознание и с изумлением рассматривал пробитую пулями машину.

– Как себя чувствуешь, батя?

– Лекарь поморщился, ощупывая плечи.

Словно побывал в авиакатастрофе, – он попытался улыбнуться, но застонал от боли в разбитых губах и стал отплевываться кровью. – Кто она такая?

– Вагоновожатая, – ответила Анна, понимая, что речь идет о ней.

– Не слишком ли далеко от рельс?

– Не знаю, дорогой, но, кажется, вовремя. Как спалось?

– Если это сон, прошу меня разбудить и избавить от кошмара, единственно прекрасным моментом которого, не буду скрывать, являешься ты…

Она бросила взгляд в зеркало. Лекарь увидел в отражении прекрасные светло-серые глаза.

– С такими глазами, дочка, надо не под пулями бегать, а с любовником в постели…

– Как по мне – так лучше пули, папочка, – перебила она. – Начинаешь чувствовать себя по-настоящему живой, а не куском мяса для траханья. Сейчас я вижу жизнь прекрасной. А в постели остается вести только счет.

– Это кто как понимает, – ответил Лекарь. – В постели можно вести разные счета, девочка: любовникам, любви, детям…

– Проедешь два квартала, милая, – стал инструктировать девушку Иван, – потом повернешь направо, а через квартал еще раз. Доедешь до полуразваленного здания, укрытого маскировочной сетью, и заедешь во двор.

– Но это же получается, что нам надо возвращаться назад! – возмутилась она.

– Так надо, – сказал Иван.

Девушка хмыкнула:

– Странные вы какие-то. Хочу познакомиться, но понимаю, что этого делать нельзя. И эта гонка не напоминает ни «казаков-разбойников», ни «воров-полицейских».

– Все гораздо сложнее. Спасибо тебе, милая. Хорошего тебе мужа.

– Любимого, – поправила она. – А хороший он или плохой – это частности.

Иван улыбнулся:

– Я уже жалею, что женат. Как тебя зовут?

– Анна.

– Вагоновожатая?

– Да, вагоновожатая. Хорошая у тебя память.

– А у тебя язык острый.

– В депо научили… Зачем тебе мое имя? Просто познакомиться, или это что-то более серьезное и глубокое? – последние три слова она произнесла с нескрываемой иронией.

– Хочу знать, кому потом вручать орден.

– Правда? Тогда постарайся запомнить и номер маршрута – шестой. Но только я, кажется, уже не вернусь в колею, и награда может не найти героя. После этого приключения пойду в каскадеры.

– Что ж – это почетно и смело, тем более для женщины, – с похвалой в голосе отметил Иван. – Надо у тебя взять несколько уроков вождения.

– А это уже лишнее. На самом деле я села за руль машины в шестой раз в своей жизни. Не веришь?

– С трудом, – смущенно признался Иван. – После увиденного сложно поверить твоим словам.

Машина заехала в арку подготовленного под снос здания. Натянутая в эстетических целях маскировочная сеть укрывала все полуразрушенное здание, топя его в густом сумраке. Здесь сильно пахло кошками, заброшенностью и гнилью.

– Не очень веселое место, – произнесла Анна, собираясь выйти из машины, но Иван ее удержал:

– Знаешь, чего бы я бы хотел? Чтобы ты в нашей компании делала только то, что скажу тебе я. Договорились?

Анна дернула плечом, стряхивая с него руку Ивана:

– Мне никогда не нравилось и я никогда не делала ничего из того, что требовали от меня. Особенно если требовали мужчины. Но ты мне почему-то кажешься убедительным. Возможно, из-за этой дыры во лбу…

Обиженно выпятив губы и скрестив на груди руки, она осталась в кресле.

– Мы ничего плохого тебе не сделаем, – уверил ее Иван. – Но ты будешь должна сделать то, что скажу тебе я. И я это действительно требую как мужчина, если в последнее слово вложить соответствующий смысл, а не тот, который вертится у тебя сейчас на языке…

– Откуда ты можешь знать!..

– Это не так трудно. Достаточно взглянуть на тебя, милая… Я требую, чтобы ты сразу после того, как мы уедем отсюда, ушла. Нас ищут…

– Я успела заметить.

– …но если найдут тебя… Мне бы этого очень не хотелось. Ты сделаешь то, что я от тебя требую? Уйди сразу, не задерживаясь ни на минуту.

Анна посмотрела на него:

– Вот скажи: почему я тебя во всем слушаюсь?

В ответ он улыбнулся:

– Возможно, потому что я такой красивый и неотразимый.

– Какие глупости! Все как раз наоборот. С этой дырой во лбу тебя надо показывать студентам-медикам на анатомическом столе!

Раздался писк. Иван полез в карман, достал телефон, пробежал глазами по строчкам сообщения и, протянув руку к рычагу переключения света, несколько раз мигнул фарами. Свет выхватил из темноты горы запыленного мусора, но когда он погас, из вновь сгустившейся темноты им ответили таким же миганием фар.

Получив сигнал, Иван открыл дверцу.

– Идем, батя, – сказал он Лекарю. – Нам пора.

Кряхтя и постанывая, Гелик выбрался из машины.

– Спасибо тебе, дочка. Мы обязательно тебя найдем. До свидания.

Она устало улыбнулась в ответ:

– Нет нужды стараться, но если это действительно произойдет – мне будет очень приятно. Пока, папочка.

Она сидела в машине и смотрела, как две фигуры таяли в плотном сумраке, как загорелись огни далекой машины, как она уехала, тихо шурша мусором под колесами. Очень давно Анна не чувствовала себя настолько уверенно и хорошо. Гонка, перестрелка, пережитые ужас, чувство полезности и нужности начали сминать и обрушивать с души толстый кокон грязи, который нарос за последние годы. Было легко и хотелось плакать. Опустив голову на сложенные на руле руки, Анна дала полную волю слезам, не опасаясь, что кто-нибудь, кроме кошек, сможет услышать ее рыдания. Она плакала оттого, что ей представился случай покинуть гибельную колею в своей жизни и начать новую главу своего будущего. Плакала от легкости того, что для этого нашлись силы и мужество – у женщин оно тоже бывает…

Выплакавшись, Анна вышла из машины и направилась в сторону слабо освещенного проема – въезда во двор с развалинами, где исчезли ее неожиданные попутчики. Она думала о том, что не она их спасла, а они ее. Идти надо было осторожно, чтобы не оступиться и не упасть на острый битый кирпич. Уже у самого выхода, где было достаточно светло, Анна наткнулась на торчащую из земли трубу с краном. Из крана капала вода. Оглядев себя, свою разорванную юбку, запыленные ноги и руки, женщина подошла к трубе и отвернула вентиль крана.

Две черные машины катили по улице. Сидящий в одной из них седовласый человек держал в руках рацию. Он и еще четверо его спутников внимательно осматривали проплывающие мимо арки дворов. Седовласый поднес рацию к губам:

– Всем быть предельно внимательными. Район оцеплен, преступники не могли скрыться из него. Повторяю: предельное внимание! Надо искать, ребята.

Машины проезжали мимо укрытых маскировочной сетью развалин. Въезд в развалины тонул во мраке.

Седовласый человек еще раз поднес рацию к губам:

– Второй и четвертой проверить это местечко.

«Есть проверить», – ответили через секунду.

Одна из машин плавно притормозила, перегораживая выезд из развалин. Из нее, на ходу вынимая и снимая с предохранителей оружие, вышли пять человек, который сразу направились к развалинам. Сразу у входа они увидели женщину, которая, стоя у крана со струящейся водой, задрала до трусов юбку и мыла стройные красивые ноги. Вошедшие остановились, многозначительно переглянулись и стали наблюдать за женщиной, иногда кривя губы в похотливых улыбках.

С другой стороны руин, у противоположного въезда, также перекрыв проезд, остановился еще один автомобиль. Приехавшие в нем люди поспешили под арку. Они почти сразу наткнулись на изрешеченный пулями автомобиль без стекол. Капот машины был еще горячим. Держа наготове пистолеты, они разбрелись по развалинам, стараясь бесшумно ступать по камням.

Самый высокий и широкоплечий из тех, кто наблюдал за женщиной, кашлянул в кулак, привлекая к себе внимание. Женщина вздрогнула, но не спешила опустить юбку. Она выпрямилась и с вызовом посмотрела на пятерку:

– Чего уставились?

Широкоплечий еще раз кашлянул, но уже потому, что растерялся: демонстрация бесстрашия обескуражила. Он не любил, когда его не боялись и тем более когда заставляли испытывать неловкость. Кровь гнева ударила ему в лицо.

– По какому случаю чистим перышки?

– Случаи разные бывают, – был ответ. Женщина спокойно вернулась к своему занятию, словно не замечая в руках у наблюдающих за нею людей пистолеты.

– А помощь нужна?

– Вас слишком много будет.

– Чище станешь, – засмеялся широкоплечий наигранно и нехорошо.

– Очень сильно сомневаюсь.

– Зря. Мы мужики нежные и обходительные.

Он кивком указал своим спутникам на женщину, и один из них стал, как бы осматриваясь, обходить ее со спины. Остальные разошлись по сторонам, чтобы осмотреть все закоулки развалин.

– Так это вы для нежности с пушками по развалинам бродите?

В который раз она заставляла его злиться. Он еще раз кивнул, и в тот же момент женщина оказалась скрученной руками человека, который зашел со спины.

– А это, надо понимать, ваша обходительность, – сквозь стоны произнесла она. Человек за спиной безжалостно выкручивал ей руки.

– Если будешь умницей, – говорил широкоплечий, подходя ближе, – не узнаешь нашей ласки и любви.

– Знаю я вас, кобелей: говорите одно, а у самих одна мысль в башке и напряжение в штанах.

– Обожаю девочек, которые досконально разбираются в мужских слабостях. Их не надо просить или учить – все делают сами.

Он подошел и сразу сильно ударил ее кулаком в живот. Женщина задохнулась от боли и повисла на руках, выкрученных первым мучителем. Широкоплечий не дал Анне прийти в себя: еще раз ударил в живот, а, потом, разбивая в кровь губы и нос, наотмашь отхлестал по лицу и после этого, одуревшую от боли, схватил за волосы.

– Это, дорогая, наша ласка. У нас было плохое воспитание. Извини. Ты мне напоминаешь одну сучку, вагоновожатую. Говорят, что на ее красивом животике с удовольствием отлежал весь мужской коллектив депо, а трамвай номер шесть стал рейсовым борделем. Припоминаю даже, как ее зовут: Анна Гощак. Случайно не знакома с такой? Попросил бы познакомить. Я человек занятой, и у меня совершенно нет времени на всякие там глупости, вроде провожаний домой, вечеров в ресторанах и барах, подарков, цветов… Она бы устроила меня полностью: сразу тащит в постель, и денег, что самое главное, не берет. Как тебе мое предложение?

Женщина закашлялась и с лютой ненавистью уставилась на широкоплечего:

– Для тебя, мразь, у меня есть батальон знакомых гомиков.

Она хотела плюнуть ему в лицо, но не успела – широкоплечий, теперь ударом ноги, заставил ее согнуться пополам от боли. Державший Анну человек отпустил ее руки, и она упала на камни, где корчилась и вздрагивала от продолжавших сыпаться на нее ударов ногами: били точно, сильно, профессионально и методично.

– Хватит, – остановил широкоплечий. К этому времени к водопроводному крану пришли обе группы.

– Они были здесь совсем недавно, – был доклад. – Самое большее – десять минут назад. Брошенная машина стоит у южного въезда. Следы другой ведут к северному.

Широкоплечий задумался:

– За десять минут они, если машина хорошая, могут быть уже далеко отсюда. Можешь предположить, что за автомобиль здесь стоял?

Докладывающий неуверенно повел плечами.

– Даже после экспертизы я бы не смог сказать ничего определенного…

– Пока ты будешь возиться со своими пробирками, – вышел из себя широкоплечий, – они докатят до Камчатки!

– Могу только сказать, что резина колес импортная, новая, всесезонная, но на таких колесах в этом городе лихачит каждый, у кого кошелек оттопыривает карман.

– Даже если мы и узнаем, что это была за машина, – широкоплечий обернулся в сторону лежащей на камнях женщины, – это не даст нам ровным счетом ничего: за это время можно было еще дважды, трижды поменять машины. Есть еще что-нибудь?

– Да. От первой машины идут три следа: два – мужского размера, спортивная подошва, и один женский – со стоптанным каблуком, – говоривший согласно кивнул, когда ему указали на женщину. – Сомнений нет. Мужские следы пропадают у уехавшей машины, а третий ведет сюда, к этой трубе. По ориентировке это и есть та самая Гощак.

– Сам вижу, – огрызнулся широкоплечий. Он подошел к Анне, которая уже почти пришла в себя и сидела на камнях, держась руками за живот. – Как себя чувствуем, милашка?

После его короткого кивка раздался треск разрываемой ткани.

Широкоплечий не скрывал своего восхищения, рассматривая наготу женщины.

– Да, в депо, оказывается, работают настоящие ценители красоты, а не тупые скоты, как я думал раньше! – он схватил ее за подбородок и крепко сдавил его, раня щеки о ее же зубы. Из губ потекла кровь. – Все, Анечка, время уговоров прошло. Ты мне сейчас расскажешь обо всем: как твой трамвай оказался в нужном месте и в нужное время, кто тебя и где так научил водить машину, откуда знаешь людей, которых так любезно и мастерски подвозила, кто они такие и на какой машине уехали? Вопросы понятны и просты, не правда ли? Ты отвечаешь на них, а я приказываю своим людям любить тебя нежно и бережно. Согласна? Договор, я уверен, справедливый.

Вместо ответа он выслушал отборную брань, после чего ударом кулака в лицо выбил женщине зубы и сломал нос, и сам зашипел от боли в кисти, заходил по камням, зашатался, тряся рукой, и зашелся криком:

– Разорвите эту суку! Работайте над нею по трое, но чтобы она рассказала все!.. Живо, ну!

Сам отвернулся и отошел в сторону, слушая давящиеся звуки, всхлипы, сдавленные вскрики, глухие удары, закурил и достал рацию.

«Первый, на Зеленой улице обнаружен угнанный автомобиль и задержана подозреваемая. Главные лица предположительно пересели в другую машину пятнадцать минут назад. Как поняли, Первый?»

«Прекрасно. Ты только не перестарайся с этой шалавой. Скоро буду».

После сеанса радиосвязи широкоплечий не спеша докурил сигарету и вернулся к копошащейся груде тел.

– А ну, разойдись!

Все расступились. Окровавленная, облитая спермой, распластанная на камнях женщина дергалась в конвульсиях – ее рвало кровью. Человек подошел к ней и наступил на живот, намеренно перенося вес тела на ногу. Женщина вскрикнула, выпучила глаза и стала судорожно хватать ртом воздух. Ее лицо стало быстро багроветь.

– Надо воспитывать в себе воздержание, дорогая, – назидательно произнес он, немного ослабляя давление на живот. – Хорошее, чтобы не привыкнуть, надо принимать в небольших дозах. Итак, будешь ли так любезна ответить на мои вопросы, или ты под впечатлением столь бурных любовных утех забыла их, и мне следует все повторить?

– Сначала докажи, что ты любовник не хуже своих ублюдков… – прохрипела Анна.

– Сссу-ука!!! – заорал он и изо всей силы пнул ее ногой в промежность, потом бережно вытер носовым платком туфель, а платок выбросил. – Не стойте же – работайте! – приказал он и отошел далеко в сторону, где не спеша и с наслаждением выкурил три сигареты, запивая каждую затяжку небольшим глотком коньяка из плоской карманной фляги. С этой флягой широкоплечий не расставался с тех пор, как занял пост начальника областного Отдела по борьбе с организованной преступностью. Алкоголь, дорогой и качественный, позволял немного отдалиться от реальностей работы. Он отвлекал и успокаивал. Самой большей проблемой в этом случае было не пойти на поводу своих желаний. С каждым разом организм требовал все больше и больше спасительной жидкости: прежние дозы только обостряли восприятие, и происходящее вокруг представлялось до невыносимости ярким и красочным, отдаляя границу туманности сознания, за которой можно было уютно спрятаться в спасительное безразличие.

Когда женщина за спиной широкоплечего закричала громко и протяжно, он лишь поморщился и сразу допил остатки коньяка. Он не любил иметь дело с женщинами. Одно их участие в деле обязывало его поступать с ними таким же образом, как сейчас; в то же время подобный способ он использовал против них с большой охотой, как самый эффективный, и угрызений совести никогда не испытывал. Женский материал был для него второсортным только из-за того, что для его обработки не требовалось применять какие-то особые методы, как, например, с мужчинами: подсадки, тонкая игра диалога во время допроса, побои, во время которых можно было в полной мере использовать все достоинства и риск «мужского разговора», и если применялось половое насилие, то с мужчинами оно выглядело крайней мерой, а не естественны актом, как, например, с этой визгливой шлюхой-вагоновожатой.

Он знал, что она не имела к случившемуся никакого значимого отношения. Обыкновенная глупая баба, которой захотелось приключений, чтобы хотя бы на какое-то время избавиться от пошлостей жизни. Сама не искала, но решила не упускать подвернувшийся момент. Широкоплечий, согретый изрядной дозой коньяка, даже сочувствовал ей: не веди она себя с такими вызовом и дерзостью, все могло бы обойтись парой синяков и тремя сутками тюремного заключения. Но он не любил самонадеянных баб и не упускал случая поучить их жизни, и теперь еще сожалел, что преподанный урок оказался совершенно бесполезным…

Широкоплечий достал еще одну сигарету и закурил, противно морщась от того, что табачный дым обжигал рот и горло. За стонами, вскриками и руганью он не услышал, как к арке подъехала машина, из которой вышел высокий, седовласый человек в элегантном плаще темно-серого цвета. Когда приехавший проходил мимо шевелящихся тел, его лицо исказила гримаса брезгливости. Он сильно сплюнул.

– Полковник, – позвал он, подходя к широкоплечему.

Тот развернулся:

– Да?

– Может, стоит прекратить эти атлетические упражнения?

– Впечатляет? – спросил широкоплечий и пьяно улыбнулся: – Девка попалась крепкая, тренированная.

– Мразь, – громко и гневно прошептал седовласый. – Я сказал: прекратить!..

Среди сумрачных стен раздался короткий свист. Через несколько секунд среди мусора и битого кирпича одиноко белело женское тело. Полковник в ожидании посмотрел на седовласого:

– Что еще?

– Убери своих псов, и идите в машину. Я скоро подойду.

Седовласый немного постоял на месте, ожидая, пока не уйдут все, потом, не торопясь и осторожно, чтобы не пачкать и не царапать дорогую кожу туфель, подошел к лежащей женщине. Она не могла говорить: любые попытки оканчивались либо стоном, либо неразборчивым шипением, но глаза выразительно демонстрировали ярость и ненависть.

– Я пришел тебе помочь, – сказал седой, и ему показалось, что обезображенное кровоподтеками и ссадинами лицо женщины исказилось усмешкой. Он достал пистолет и дважды выстрелил. – Извини, – произнес он, подобрал гильзы и пошел вон из развалин.

Широкоплечий встречал его у машины:

– Зря ты так с этой сукой.

– Зря? – с удивлением и злостью спросил седовласый.

Он, сощурив глаза, смотрел на своего подчиненного, потом нанес тому молниеносную серию ударов в корпус, сбивая с ног, и уже потом, лежащего, бил ногой в пах, ломая пальцы на руках, которыми широкоплечий старался прикрыться. Седой бил точно и спокойно, а закончив, пригладил густые волосы, одним глубоким вздохом успокаивая дыхание.

Он сел в машину.

– Подберите этот мусор, – сухо бросил он сидящим сзади.

Подчиненные торопливо бросились исполнять приказ, и скоро безвольное тело широкоплечего было отнесено в другой автомобиль.

– Его бы надо в больницу, – сказал кто-то из них, вернувшись в машину.

Седовласый человек обернулся в его сторону и молча окинул полным ненависти взглядом.

«Первый», – прошелестело в рации, – «Первый», обнаружена машина с подозреваемыми. Черный «Пежо», государственный номер… Требованиям инспекторов дорожной инспекции не подчиняются. При попытке задержания оказали вооруженное сопротивление. Следуют в направлении Центрального автовокзала».

– «Первый» понял, – ответил седовласый, отключил рацию и бросил на крышу автомобиля проблесковый маяк. – Поехали, – приказал водителю.

Машины взревели двигателями, разбили сумерки развалин огнями маяков и, взвизгивая резиной шин и воя сиренами, помчались по улице.

Преследователи не стеснялись, поливая беглецов свинцом из автоматического оружия. У самого автовокзала «Пежо» вдруг сильно занесло, и машина остановилась поперек дороги. Рой пуль захлестнул автомобиль, заставляя пассажиров пригнуться.

– Что случилось? – прокричал Иван, перекрывая стрекот выстрелов и крики панически разбегающейся толпы на многолюдном вокзале. Он часто поднимал руку на уровень дверного окошка, и, не прицеливаясь и не высовывая головы, стрелял в сторону преследователей. Его примеру следовали и остальные: водитель «Пежо», Гелик и еще один человек – молчаливый молодой парень с объёмистой сумкой в руках.

– Компрессор вышел из строя, – бросил водитель и нырнул головой под приборную панель, когда пули тяжелым и звонким грохотом забарабанили по машине. – Нет давления, чтобы держать пробитые шины.

– Сколько до автовокзала?

– Не больше ста метров, я думаю.

– Игорь, – обратился Иван к парню с сумкой, – бери батю, и в автобус. Сумку оставь. За батю головой отвечаешь!

Парень в ответ зло улыбнулся, расстегнул сумку, достал автомат и несколько рожков с патронами, открыл дверь с той стороны, откуда не стреляли, и кивком указал Гелику на проём. Лекарь выкатился из машины, парень следом за ним и, схватив за ворот, как щенка, поволок за собой, низко пригибая к земле и время от времени отстреливаясь короткими очередями.

Они бежали, а тем временем из «Пежо» вместо пистолетных выстрелов сыпанули длинные автоматные очереди, после чего со стороны милицейского кордона ответили растерянной тишиной. Что-то оглушительно взорвалось. Потом еще. Лекарь бежал, часто спотыкаясь, так как ничего не видел перед собой, стараясь освободить ворот куртки от железной хватки сопровождающего. Ему казалось, что не тяни тот его как пса за ошейник, он смог бы бежать гораздо быстрее, и, кроме того, помог бы отстреливаться, но освободиться было невозможно – тренированная и сильная рука парня держала Лекаря за ворот мертво, заставляя едва не на коленях бежать к автовокзалу.

Но вместо автовокзала они вбежали в автобус… Игорь сразу выстрелил в потолок, заглушая испуганные крики. В автобусе было полно людей. Кто-то бросился на Игоря, но с коротким вскриком и громким грохотом упал в проход между сиденьями, после того как получил сильный удар прикладом в лицо. Гелик, переводя после бега дыхание, смотрел на все происходящее широко раскрытыми глазами: он даже не мог себе представить, что его спасители на самом деле были обыкновенными террористами! Хотелось броситься обратно к выходу, но рывок руки Игоря бросил Лекаря на пол. Парень бесцеремонно наступил ему на грудь и недовольно закачал головой, меняя в оружии рожок с патронами.

– Что происходит? – с возмущением простонал Гелик под тяжестью ноги.

Вместо ответа – страшный оскал, который следовало понимать как улыбку. Было видно, что парень не имеет никакого желания обсуждать сложившуюся ситуацию. Лекарь закрыл лицо руками и покорился, раздавленный отчаянием. Где-то в салоне, успокаиваемый нежным материнским шепотом, всхлипывал ребенок. За окнами раздавался грохот боя, разгоревшегося с новой силой. Вскоре раздался взрыв такой силы, что тяжелый автобус закачался. Вновь истерично закричали.

Игорь высунулся из двери и стал стрелять, давая возможность остальным своим товарищам под прикрытием огня его автомата добежать до автобуса. Стрелял он короткими и прицельными очередями, не позволяя милиционерам высунуть головы из-за плотно стоящих патрульных машин.

Иван впрыгнул в салон и сразу покатился по проходу между креслами с громким криком. Он держался за окровавленную руку, матерился и кричал от боли. За ним вскочил водитель «Пежо».

– Есть ли среди пассажиров врач? – спросил он, направляя дымящийся автомат на людей, которые, бледнея лицами, испуганно вжимались в кресла. – Есть ли врач? – уже с раздражением повторил он. – Если есть врач, мы отпустим матерей с детьми, – и, разрушая последние надежды, добавил: – Это угон! Вы заложники. Прошу во избежание ненужных трагедий выполнять все наши требования.

Рядом с тем местом, где он стоял, со своего кресла поднялся рослый мужчина, одетый в удобный и дорогой спортивный костюм. Он хотел что-то сказать, но получил в скулу сильный удар автоматом, и, закрыв разбитое лицо руками, повалился в кресло.

– Я не просил вставать! – заорал на него террорист. – Ты что-то хотел сказать, спортсмен?

– Я врач, – ответил человек, вытирая рукавом кровь с лица.

– Врач?

– Да, врач. Я здесь с командой спортсменов. Едем на сборы в Киев.

Водитель схватил его за ворот спортивной куртки и швырнул к стонущему Ивану.

– Спортивные новости расскажешь потом, а сейчас займись делом.

Врач осмотрел раненого и, обернувшись к террористу, спросил:

– Можно взять сумку? Рана не очень серьезная, но надо оказать помощь, и мне необходимы мои инструменты.

– Где она?

Врач указал на багажную полку. Игорь, не отводя от него оружия, потянулся к полке, достал сумку, раскрыл ее, осмотрел содержимое и бросил мужчине. Потом, обращаясь к остальным, стал громко говорить:

– Попрошу бросить всех в проход холодное, газовое, любое оружие, а также мобильные телефоны и рации, если есть. Прошу сделать это максимально быстро. И… Не старайтесь обмануть. Сделаю досмотр, и тому, кто не выполнил мои требования, прострелю ноги.

Пассажиры стали спешно бросать в проход вещи. Здесь оказались, кроме телефонов, перочинные ножи, металлические расчески, вязальные спицы, опасные бритвы, вилки, газовый пистолет и зачехленное охотничье ружье. Террорист сразу подошел к тем, кто бросил оружие.

– Боеприпасы, – сказал он.

К ногам Игоря упали коробка с патронами и пистолетная обойма. Собрав все, он подошел к дверям и выбросил трофеи на улицу, после обратился к пассажирам:

– Я надеюсь, что теперь можно рассчитывать на то, что наше совместное турне окажется безопасным, господа! Теперь пусть поднимут руки спортсмены.

Он пересчитал поднятые руки.

– Четырнадцать. Кто из вас старший?

Поднялось две руки. Террорист подошел к ним.

– Господа, я хочу получить от вас твердые гарантии того, что вы и ваши воспитанники будут вести себя тихо и благоразумно. По отношению к вам я не буду применять предупреждения – стреляю сразу, если вижу малейшее подозрительное движение. Какой вид спорта?

– Военное пятиборье.

– Тем более, – многозначительно произнес водитель «Пежо», – я хочу получить гарантии.

Лысоватый, спортивного телосложения человек с тяжелыми каплями испарины на лице человек согласно кивнул.

– Можете быть уверены, что вы получили эти гарантии.

– Спасибо, – язвительно поблагодарил террорист.

Тем временем врач закончил свою работу.

– Я сделал все, что смог. Пуля прошла навылет. Особой опасности нет, но необходим стационар. Еще… Прошу прощения, но пострадавший отказывается от обезболивающего.

Водитель оттолкнул врача в сторону и склонился над Иваном, которого от боли трясло в ознобе.

– Ваня, ты чего? – голос террориста стал мягче и наполнился беспокойством и заботой. – Пусть сделает укол – тебе сразу же станет легче.

– Не могу, Стас. У него в шприцах непонятная гадость, а мне надо позаботиться о том, чтобы мы отправились точно по плану, и еще о многом другом…

– Я не хуже тебя знаю, что следует делать. Смогу несколько часов, пока ты будешь спать, справляться сам.

Но Иван никак не отреагировал на его слова. Уже стоя на ногах, он тряхнул головой, чтобы разогнать дурноту, которая цепким спрутом опутала сознание. Он поднял оружие и пошел к началу салона, перешагнув через чье-то распластанное тело.

– Это что?

– Парень решил стать рыцарем – пришлось слегка остудить его благородный порыв. Я его просто вырубил, чтобы не было неприятностей.

– Усадите его в кресло и зашторьте окна. Освободите женщин и детей.

Последнее пассажиры сделали самостоятельно. То, что происходило за окнами, пугало больше, чем то, что творилось внутри салона автобуса: весь автовокзал был оцеплен специальными машинами и цепочкой «беркутовцев», обвешанных оружием и снаряжением; всюду перебегали и занимали позиции за углами, колоннами, бортиками и на крыше снайперы, таращась из засад мощной оптикой прицелов.

Пока подчиненные Ивана отпускали детей, женщин и стариков, он достал из сумки Стаса оптический прицел, рацию и мегафон. Иван уверенными движениями прилаживал к автомату прицел, когда его коснулась чья-то рука. Это был Лекарь. Посмотрев на его лицо, Иван смутился: глаза Гелика выражали бурю чувств, которая бушевала в его душе – боль, гнев, разочарование и возмущение.

– Не надо, батя, – тихо попросил Иван. – Я знаю, о чем ты сейчас думаешь и что хочешь сказать, но я сейчас не имею никакого права тебе хоть что-то объяснить. Но прошу поверить мне: никто из невинных, не имеющих к происходящему никакого отношения, людей не пострадает. Я тебе это обещаю. И хочу, чтобы ты пообещал, что будешь вести себя благоразумно и не мешать нам.

Он стал внимательно смотреть на Гелика.