Текст книги "Багряный лес"

– Я знал, что это будешь ты, но не узнал тебя раньше!

– Возле первой квартиры, – согласилась она.

– Да, – он обернулся к Наталье, которая продолжала кричать, скрученная тугими жгутами огня. – Не делай ей ничего, – попросил Степан. – Не надо, чтобы она кричала. Очень прошу тебя, – взмолился он.

– Тебе ее жалко, но ты же ее не любишь!

– Очень прошу тебя. Не она тебе нужна, а я…

– Ты мне тоже не нужен, – произнесла Анастасия. – Сейчас не нужен. Я не для этого пришла. Отдай мне диск.

Она прошла к Наталье, коснулась рукой огненного вихря, который моментально пропал. Наталья упала без чувств на ковер.

– Не беспокойся, Рубен, – не оборачиваясь в сторону Степана, сказала Анастасия. – Она будет жить.

Анастасия подошла к Кляко и положила ему руки на плечи. Он почувствовал, как от этого прикосновения, очень горячего, засаднило кожу. Это чувствовалось через одежду.

– Почему ты не спрашиваешь, откуда я пришла?

– Я никогда не был излишне любопытным.

– Да, за это я тебя любила.

– Любила?

– Ты имеешь в виду чувства, Рубен?

– Да. Я всегда тебя любил.

– Мне нравится, что ты говоришь правду. Но это ничего не меняет. Ты должен отдать диск.

– Неужели там, откуда ты пришла, нет такого понятия, как дружба и верность делу? Ты не можешь вспомнить, что в этом мире это что-то еще да значит… Так я тебе напомню!..

С этими словами Кляко толкнул ее, сбил с ног и побежал к выходу из квартиры. Он бежал настолько быстро, что от ударов сердца разболелось в груди. Сбегая по лестнице, Степан услышал, как за его спиной заревел какой-то огромный разъяренный зверь, и услышал знакомое гудение огненного вихря. На ходу обернувшись, увидел, как полупрозрачная, гудящая кипящим в ней огнем змея летит по воздуху. Она извивалась, шипела в воздухе и текла за Кляко, набирая скорость. Странный азарт охватил Степана. Он знал, что ему не выжить. Знал, что скоро умрет, но продолжал бороться, зная, что борьба совершенно бесполезна.

Он выбежал из подъезда, но не побежал к машине, понимая – еще до того, как повернется ключ зажигания в замке, его тело превратится в черную и дымящуюся головешку. Сцепив до судорог в висках и желваках зубы, Кляко побежал в направлении проспекта, туда, где увидел на стоянке милицейскую машину. Он стал стрелять в воздух, привлекая внимание милиционеров, которые пытались засунуть в машину какого-то сопротивляющегося человека. Те заметили его, выхватили оружие и на несколько секунд замерли в нерешительности.

Кляко выбежал на тротуар, оглянулся – огненная змея была очень близко. Врезаясь в воздух и шипя, она стремительно приближалась. От милиционеров отделяли два движущихся потока – людской, на тротуаре, и автомобильный на проезжей части улицы. Движение было очень плотным. Если после первых выстрелов люди разбежались, то река из автомобилей продолжала перекрывать путь. Степан еще раз выстрелил и побежал на дорогу.

Милиционеры замерли. Они видели человека с пистолетом в руке, который бежал прямо под колеса машин. Они хотели стрелять, но боялись ранить людей в автомобилях и прохожих на тротуаре. Больше они не видели ничего. Человек вел себя более чем странно: на бегу он постоянно оглядывался, словно убегал от кого-то, но его никто не преследовал. Он на ходу достал из кармана диск и свое служебное удостоверение и бросил их через автомобильный поток милиционерам, которые к этому моменту опомнились и выбежали на дорогу, стараясь перекрыть движение. Он постоянно что-то им кричал, и сквозь гул машин милиционеры услышали только два слова:

– Переверзневу!.. Министру!..

– А в Борисполе я буду встречать мужа…

– Жаль…

Он произнес это слово вполне искренне. Леонид не считал себя моралистом или человеком, который облекает себя в одежды строгих правил – просто предпочитал никому не ломать жизнь, считая, что самые большие неприятности и страдания могут доставить лишь личные проблемы. Узнав, что предмет обожания принадлежит кому-то другому, мужчина старался ничем и никак не коснуться её жизни. Это было трудно, но не так больно, как терять принадлежавшее тебе. Сам же Леонид успокаивался тем и открывал для себя новые надежды, говоря себе, что невозможно потерять то, чего не имел. Это было его философией жизни.

Существовал еще и развернутый вариант этой философии.

Три года назад Леонид был знаком с одной женщиной. Она была свободна, и его не связывали ни перед кем никакие обязательства. Но потом случилось так, что она бросила его… Он очень сильно переживал разлуку. И однажды так случилось, что Леонид оказался в одной компании с ее теперешним избранником. Они были на холостяцкой вечеринке, на загородной даче одного из своих знакомых. Сидели вдвоем возле камина и пили вино.

Леонид знал, кто сидит рядом с ним, но ничем не выдал своего чувства, хотя оно было самым ярким, соответственно случаю: ненависть.

Говорили о различной чепухе, когда вдруг его собеседник сказал:

– Леня, я знаю, что она была твоей…

– Кто?

– Ты знаешь, о ком я говорю.

– Да, знаю.

– Ты должен меня извинить. Я оказался гораздо более слабым человеком, чем ты. Но не думай, что мне с ней хорошо.

– Меня это не интересует.

– Мне бы хотелось, чтобы ты дослушал меня.

– Нам не стоит об этом говорить. Прежде всего выбирает женщина.

– Конечно. Я не спорю, но только в том случае, когда это произносит человек, который совершенно не разбирается в жизни. Ты еще такой.

– Какой? – начал терять самоконтроль Леонид. – Глупый?

– Я предлагаю, чтобы избежать осложнения обстановки, выбирать более мягкие определения. Для этого языки, которыми мы пользуемся, достаточно красивы и богаты. Попробуем заменить слово «глупый» на «немудрый»: сразу станет заметно, что сидят два достаточно культурных человека, которые могут обговорить, именно обговорить, любую проблему.

Этот человек говорил с завидным спокойствием, хотя можно было догадаться, что и для него эта тема является далеко не легкой.

– На самом деле, как ты поймешь на личном опыте, мужчины и женщины выбирают друг друга в равной степени, и выражения, которые принято считать образцами народной мудрости, а на самом деле являются образцовой пошлостью: «Сучка не захочет – кобель не вскочит», или…

– Достаточно, – не выдержал Леонид.

– Могу произнести еще одну мудрость. Она не будет грешить подобной пошлостью, но цинизма в ней столько, что она ничем, в принципе, не отличается от первой: «Нас выбирают те, кого мы выбрали давно», – так говорят женщины. Я хочу тебе сказать, что я чувствую себя вором… Да, это правда. Я вор. Я украл у тебя. И за это наказан.

– Чем? – презрительно хмыкнул Леонид. – Тем, что имеешь то, чего добивался. Хотелось бы мне быть настолько же наказанным.

– Действительно? – удивился собеседник. – Ты просто не знаешь, о чем говоришь.

– Может быть. Я никогда не брал чужого.

– И не дай Бог, чтобы узнал. Я говорю вполне искренне… Посмотри на огонь в камине. Смотри, как он горит ярко и жарко. Он греет нас. А знаешь, почему?

– Странный вопрос.

– Нет, я уверен, что ты не знаешь. Обрати внимание на совершенно незаметную деталь: он горит из-за того, что берет свое. Брось ему кирпич, и он потухнет. Брось ему гвоздей, и он потухнет. Налей ему воды – тот же самый результат. Я же налил себе воды…

Он встал и пошел в общую компанию.

– Мне тебя не жаль, – громко, чтобы его услышали, произнес Леонид…

И сейчас, сидя в кафе за столиком в компании очаровательной женщины, он произнес по памяти:

– Он горит из-за того, что берет свое.

Из раздумий Леонида вывел голос Алевтины.

– Вы всегда разговариваете сами с собой? – она спрашивала, не смотря в его сторону.

– Нет, только тогда, когда о чем-то вспоминаю, – с растерянной улыбкой признался Леонид. Ему было неловко: он увлекся собственными воспоминаниями и позабыл, что не один в кафе. Тем более что рядом сидела восхитительная молодая и умная женщина. – Вы меня должны простить.

– Только тогда, когда вы раскроете контекст своей фразы, – поставила она условие. – Вы произнесли ее так, словно она вам очень дорога, и должно быть, очень красива…

– Намного хуже вас…

Алевтина слегка скривилась.

– Давайте только без комплиментов. Я понимаю ваше старания сделать мне приятное, но того, что вы согласились провести со мной утро в кафе, уже более чем достаточно, и кроме этого вы меня развлекаете беседой. За все я вам искренне благодарна, тем более что в аэропорту меня ждет очень неприятный разговор с мужем.

– Он бросил вас?

– Мне симпатична ваша прямолинейность, Леонид, но сейчас она неуместна… Чтобы ваш вопрос не остался мною проигнорированным, поясню: это я ушла от него… Он еще не знает, и я собираюсь ему сказать.

– Я ему сочувствую, – сказал Леонид, вновь вспоминая разговор у камина.

Она ничего не ответила ему.

– «Посмотри на огонь в камине. Смотри, как он горит ярко и жарко. Он греет нас. Обрати внимание на совершенно незаметную деталь: он горит из-за того, что берет свое. Брось ему кирпич, и он потухнет. Брось ему гвоздей, и он потухнет. Налей ему воды – тот же самый результат. Я же налил себе воды», – процитировал по памяти Леонид и замолчал, ожидая реакции женщины, которая медленно повернулась к нему и смотрела широко раскрытыми глазами.

– Вы говорили это мне, но я все равно чувствовала, что эти слова не адресованы мне.

– Да, эти слова не вам. Они говорились для меня…

– Человеком, который очень многое пережил, – произнесла Алевтина.

– И человеку, который пережил еще больше, – упавшим голосом добавил Леонид.

– Да?.. – немного удивилась она. – Если бы вы не произнесли этих замечательных слов об огне, я бы не поверила, что вы из тех, кто пережил сильные страдания, а теперь…

Леонид грустно усмехнулся:

– Теперь все позади.

Они немного помолчали, каждый думая о своем.

– Неужели все бывает именно так? – вдруг спросила Алевтина.

Хотя вопрос был произнесен без контекста, Леонид его прекрасно понял.

– Это ваш первый опыт?

– Вы спрашиваете об опыте расставаний? – уточнила она. – Если так, должна буду огорчить: у меня очень мало опыта во всем, что касается личной жизни.

– А муж?

– Муж?.. А что муж? Он намного старше меня. Больше, чем вдвое…

– В этом случае мне не очень-то верится, что брак был по любви, – заметил Леонид.

– Правильно делаете, что не верите. Брак был по расчету. Для моих родителей, мамы… Ей очень хотелось, чтобы ее старинный друг был доволен.

– Это он ваш муж?

– Он.

– Я думаю, что он был разумным человеком и не очень докучал вам своим вниманием. Мне кажется, я понимаю, что значит быть с нелюбимым человеком.

– О! – со значением произнесла Алевтина. – Все как раз было наоборот. Я никуда не могла деться от его внимания. Он был мне все время противен, – она поджала губы и сузила глаза, отчего ее лицо сделалось злым. – Муж любит меня, но от его чувств меня избавляли только его длительные заграничные командировки.

– Он занимает какой-то очень важный пост?

– Не только. Но… Сегодня ему придется распрощаться со своими мечтами и брать в жизни то, что может ему принадлежать.

Алевтина говорила резко, чем выдавала бурю негодования, что бушевала в ее душе.

– Вы хорошо сказали об огне, Леонид. Мне это очень помогло. Я вам благодарна.

– Правда? Был рад помочь.

Алевтина мило ему улыбнулась.

– Я, наверное, должна попросить прощения за то, как повела себя с вами тогда…

Алевтина говорила о том моменте, когда они познакомились. Леонид по делам своей фирмы ехал в Борисполь, чтобы встретить представителя иностранных партнеров, и увидел девушку: та стояла на обочине, стараясь поймать такси. Когда роскошный автомобиль Леонида Горека остановился, и ей предложили помощь, девушка была груба – нередко подобным образом «новые украинцы» пытались завязать знакомство… И, кроме этого, дорогой автомобиль распугивал таксистов и частников, которые были бы не прочь подзаработать, а Алевтине торопилась в аэропорт, где должна была встретить из дальней заграничной командировки мужа.

Она была молодой и очень красивой женщиной. Леонид и сейчас помнил те мгновения, когда увидел ее и был покорен этой красотой – и глазами. В них была та самая глубина, которая выдавала ум – то, что по законам природы дается красивым женщинам очень редко. Алевтина же оказалась действительно умной женщиной, именно тем исключением из правил, которое их же и подтверждает…

Он усмехнулся:

– Вы напомнили мне о том, что я уже успел забыть.

– Надо понимать, что я прощена?

– Полностью и навеки, – улыбнулся Леонид. – Теперь я буду делать то, за что буду потом просить прощения у вас.

– Что же? – она посмотрела на него.

– Я прошу вас составить мне компанию вечером в клубе «Красное и черное»… Там будут мои друзья, и они обязательно понравятся вам.

– Вот так прямо сразу! – воскликнула Алевтина. – Трудно назвать вас нерешительным.

– Вас тоже…

– Вы о муже?..

– Извините, я, кажется, сказал лишнее…

– Нет, я прожила с ним два года… С таким сроком меня можно назвать разве что терпеливой, но никак не решительной.

– Почему так долго? – изумился он.

– Все из-за мамы… Все она… Хотела, чтобы я не обижала ее друга. Он, в общем-то, человек неплохой, но, сами понимаете – нелюбимый. Мама очень болела: слабое сердце, и если бы я сказала, что ушла от мужа – мама бы не выдержала этой новости.

– Что же случилось, что вы все-таки решились?

Девушка вздохнула и осторожно потерла пальчиками глаза.

– Мама месяц назад умерла. Только прошу, не надо сочувствовать. Мне не больно говорить об этом. Может быть, я покажусь жестокой, но эти два человека крепко попортили мне жизнь. Теперь я хочу наконец пожить человеком свободным, хочу узнать вкус этой самой свободы.

– Я вас понимаю. Я когда-то мечтал о том же самом.

Она с живостью в глазах посмотрела на него:

– Правда?

– Да.

– Тогда скажите мне, пожалуйста… Правда, что мечты сбываются?

Леонид передернул плечами:

– Трудно сказать. Иногда хочется чего-то особенного, того, за что не жалко жизнь отдать, но никогда его не имеешь. Хочешь другого тайно, неясно даже для самого себя, и почему-то получаешь. Я совсем недавно понял, что самые настоящие мечты это те, о которых мы даже сами не подозреваем.

– Почему?

– Интересный вопрос. Правда. Скорее всего, дело в том, что настоящая мечта вживается в нас, программирует наши поступки, становится нами, и из-за этого мы ее не можем почувствовать, определить в себе…

Они говорили о многом, но не о главном. Леонид знал, что утренний звонок Алевтины не был случайным, тем более что с момента их знакомства прошел целый месяц. За этот срок он бы наверняка позвонил бы ей, знай номер ее телефона, но Алевтина тогда его не дала, а Леонид оставил ей свою визитку. Он не выдержал этой недосказанности первый.

– Аля, я рад, что вы расстаетесь со своим мужем. Это дает мне надежду.

– Надежду? – переспросила она. – Мне кажется, что в данном случае надежда здесь ни при чем.

Ее слова заставили Леонида внутренне сжаться в тугой комок. Стараясь не выдавать своего волнения, он бессмысленно вертел в руках чашку с недопитым кофе, наблюдая, как кофейная гуща рисует на дне замысловатые рисунки. И где-то в глубине души проклинал эту женскую простоту и наивность. А заодно и свою.

Женщина – безусловно прекрасное творение, но способное жить только чувственным миром и чувствами же измерять расстояния жизни; ей так же просто полюбить и разлюбить кого-то, как пойти на прогулку – это ее естественное состояние, без которого она не может жить. Для начала и конца любви ей не надо ничего: ни факта, ни логики – только желание. Она вся соткана из собственных желаний. И женщина не может понять по своей природе, что может кому-то своей «безосновательной» любовью причинять страдания. В этом ее простота и наивность. Мужчина же любит сознанием, а не сердцем, и именно он задается вопросами: «Почему люблю? За что люблю?» И, как правило, не находит ни единого ответа, ибо любит, как велено богом, женщину… А в этом уже состоит сложность любви.

Совершенно неожиданно для себя Леонид оказался в плену собственных разочарования и безнадежности. Звонок Алевтины дал ему повод думать, что все это происходит не случайно, и она испытывает к нему определенные чувства… Но, как оказалось на самом деле, это было не более чем обыкновенным развлечением, женской «безобидной» прихотью.

– Мне кажется, что я не только поторопил события, но и несколько увлекся в своих мечтах, – стараясь быть бодрым, произнес Леонид, ставя чашку с недопитым кофе на стол. Он поднял руку, приглашая официанта, чтобы расплатиться по счету и покинуть кафе, а заодно и компанию этой девушки, которая оказалась хотя и очень умным человеком, но весьма заурядной в чувственном плане женщиной.

– Ты торопишься? – вдруг переходя на «ты» и с заметным волнением в голосе поинтересовалась Алевтина.

Леонид глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и, растягивая слова, произнес:

– Аля, мне было приятно тебя видеть… Я говорю искренне. Но в жизни бывает так, что кроме свиданий и пустого выражения чувств есть дела более важные и насущные, которые дают нам хлеб. Так же честно скажу: я рад, что ты расстаешься со своим мужем. Теперь это меньше всего касается моих чувств, и больше – того, что ты сможешь стать независимым и свободным человеком. На мой взгляд, это самое большое приобретение в жизни человека.

– Леня, – с усталостью в голосе произнесла женщина. – Я хотела сказать совсем не то… Не так просто сразу выразить собственные чувства, когда нет достаточного опыта – ты понимаешь, о чём я говорю: у меня был только муж, и больше никого. Не надо думать, что сегодняшняя наша встреча – это совершенно ничего не значащая забава с моей стороны… Все как раз наоборот. Я очень долго думала, целый месяц, чтобы тебе позвонить. Мне на это было очень трудно решиться, поверь мне, пожалуйста, – она посмотрела на него с нежностью и, протянув руку, коснулась его лица.

Он же совершенно растерялся и ничего не понимал.

– Аля… Аля… – Леониду надо было что-то сказать, но он не мог найти слов.

– Ты о том, что я сказала насчет надежды?

Он опустил голову, давая знать, что его правильно поняли.

– Я хотела сказать, что в этом случае надежде нет места потому, что ее не может быть, Леонид… Она ни к чему, когда есть все для того, чтобы жить и любить друг друга: любовь и взаимность. Я не права?

Он устало улыбнулся:

– Права. И я хочу сказать, что люблю тебя…

– Что будем заказывать? – вежливо осведомился подошедший официант. – Кофе?

– Нет, – ответил Леонид. – У нас есть повод для более серьезных напитков, но так как обоим предстоят очень важные события, мы не будем заказывать вино, хотя надо было бы… Поэтому, уважаемый, постарайтесь организовать для нас на свой вкус и выбор праздничный завтрак. У вас есть такое в программе?

Официант задумался.

– К сожалению, нет, но я что-нибудь придумаю. Сколько у вас времени?

– Не больше двух часов, – ответила Алевтина. Самолет из Мадрида прилетал в одиннадцать дня. Сейчас же было около восьми утра.

– О, этого вполне достаточно, – довольным тоном отметил официант и поспешил выполнять заказ.

– Думаю, не подведет, – произнесла женщина и, склонив голову, тихо добавила: – Леня, я хочу сегодня быть с тобой…

У него замерло сердце.

– А потом? Завтра?.. Послезавтра?..

– Не торопи меня, пожалуйста… У меня есть, как ты знаешь, некоторые проблемы. Я их обязательно решу, но для этого надо немного времени.

– Хорошо, не буду тебя торопить… Ты права, я вновь забегаю вперед.

– У тебя есть на это право. Я обещаю тебе, что все это время не оставлю тебя без своего внимания, потому что… Потому что я тебя тоже очень люблю, – у нее повлажнели глаза, она прикрыла их и закачала головой, произнося полушепотом: – Ты себе даже представить не можешь, как я прожила этот месяц, что было со мной в течение этого времени. Я только о тебе и думала, мечтала, и дошла до такой степени, что едва не сошла с ума. Теперь, – она мягко улыбнулась, – теперь даже не верится, что это все позади…

Через два часа Леонид ехал по городу. Высокое, полное блаженство наполняло его душу. О мгновениях, проведенных с Алевтиной, он думал как о самых прекрасных в своей жизни. Леонид мог кому угодно доказать, что лучшего в его жизни еще не было – и это было правдой. Прежняя любовь вышла незрелой, недоношенной: для настоящих чувств необходим достаточный жизненный опыт, позволяющий видеть всю несуразицу юношеской спешки и горячки, в которой быстро перегорают даже самые высокие и прекрасные чувства. И в то же время Леонид был этой несуразице благодарен: ведь именно она дала ему бесценный опыт. Подобное наслаждение не могли принести деньги. Когда пять лет назад Леонид начинал собственное дело, он думал прежде всего о материальном достатке. Напористость, уверенность и знание дела позволили очень быстро добиться определенного положения в обществе и состояния. Да, он получил долгожданную независимость, но вместе с этой наградой понял, что человек не может быть полностью свободным. Ни-ког-да. На самом деле что-то в его, человека, строении заложено такое, что постоянно ищет другого – которому будешь принадлежать без остатка и зависеть от его чувств, любви. Именно тогда Леонид понял смысл выражения «золотые цепи любви», и все время их искал.

Он был уверен, что теперь с Алей у них все получится.

Леонид Горек проезжал по улице, когда увидел у входа в метро торговцев цветами, и ему стало стыдно: он настолько потерял голову после утреннего звонка Алевтины, что забыл, идя на свидание с женщиной, купить и подарить ей цветы. Он притормозил и подбежал к продавцу, торговавшему розами. Никакие другие цветы не могли бы выразить его любовь, кроме роз. Их алый цвет и нежность, тонкий и драгоценный аромат, боль шипов – такова была его долгожданная любовь.

Он указал на огромную корзину с цветами:

– Сколько это стоит?

– Это? – лениво протянул продавец, оценивая покупателя, чтобы не прогадать с выручкой. Перед ним стоял состоятельный бизнесмен: красивая одежда, дорогой автомобиль у тротуара и еще что-то, в чем торговец цветами не мог ошибиться – любовная горячка в глазах. Последнее говорило о том, что покупатель согласен будет заплатить любую цену, тем более что на этом стихийном рыночке больше никто не торговал розами. – Не так дорого, уважаемый… Вы посмотрите только: какая красота!.. Эти бутоны так же нежны и очаровательны, как поцелуй женщины…

– Я вижу, – ответил Леонид, у которого совершенно не было времени – надо было успеть сделать запланированные вчера дела, и большая часть из них была срочной. – Я спросил: сколько это стоит?

Он уже достал бумажник и расстегнул его, а продавец продолжал, съедая глазами банкноты в кошельке покупателя, расхваливать свой товар, так как еще не решил, сколько можно выручить за цветы:

– Если будете брать вот эти, – он указал на уже готовый букет, – они обойдутся вам в двести… в двести пятьдесят гривен! – от произнесенного продавец едва не задохнулся, но победно вздернув подбородок и обвел взглядом своих коллег, которые с нескрываемым интересом наблюдали за происходящим.

Леонид усмехнулся.

– Я спрашивал не о букете, а обо всех цветах, которые у вас есть, – пояснил он.

Продавец взмок в одно мгновение и стал дышать еще чаще.

– Как вы понимаете, товар просто превосходный! – надо было немного оттянуть время, чтобы прийти в себя после такого предложения. – Осмелюсь спросить: кому вы покупаете цветы?

– Какая вам разница? – выказал легкое раздражение Леонид. – Я спрашиваю о цене, а не веду с вами дискуссию…

– Как оптовому покупателю… Можете забирать все за три… за четыреста долларов. Можно гривнами, но по курсу…

– Четыреста? – переспросил Горек и полез в бумажник.

– Да, – с готовностью едва не выкрикнул торгаш и суровым тоном добавил: – Это вам, уважаемый, еще дешево обойдется! Я делаю хорошую скидку – нет желания брать лишнее у покупателя и стоять весь день… Вот в цветочном салоне, который находится через квартал, с вас бы безжалостно содрали вдвое больше моего.

Леонид уже достал было деньги, но переспросил:

– Цветочный салон?..

– Да. «Роксолана»… Я, правда, не понимаю, что там от Роксоланы, разве что баб как в гареме у шаха. Хо-ха-ха!.. Это точно, я вам говорю!

Его глаза полезли из орбит, когда покупатель торопливо спрятал бумажник в карман и побежал к машине.

– Эй! – закричал продавец. – Эй, уважаемый, а как же покупка – цветы?..

Его голос был полон обиды, и казалось, что продавец вот-вот расплачется.

– Вениками тебе торговать, – произнес незлобиво кто-то из соседей. – Розе красная цена доллар, а он в пятьдесят раз заломил, дурак!.. Ой, какой же дурак!

Продавец обернулся и замахнулся букетом цветов, который держал в руке…

Примерно через десять минут дерущихся людей разнимала и увозила в отделение милиция. Избитые, мокрые от воды, крови, все в цветочных лепестках, они рвались из рук милиционеров, понося друг друга последними словами

А Леонид тем временем ехал по городу в своей машине, весь салон которой утопал в цветах. В цветочном салоне были куплены все розы; дизайнеры оформили букеты. Они работали быстро, стараясь, как и было заказано, не делать одинаковых букетов, за что Леониду пришлось выложить всю наличность из своего кошелька. Там, у метро, когда торговец напомнил о цветочном салоне, ему пришла в голову мысль – Алевтина настолько дорога ему, что и подарки ей надо покупать соответствующие, дорогие, даже если это розы…

«Он горит из-за того, что берет свое», – произнес, как молитву, по памяти, Леонид, выезжая в Гончарах на улицу Ивана Франко. Эта фраза была для него символичной и сейчас получила совершенно новый смысл. Если прежде говоривший их имел в виду то, что он взял чужое, то Горек сейчас их понимал так: он горит ярко, так как берет то, что может и хочет принадлежать ему, берет свое.

Когда перед машиной появился человек, что произошло совершенно внезапно, Леонид успел нажать на тормоз, но было уже поздно. Хотя скорость машины была в пределах нормы, но тело несчастного от удара взлетело в воздух и с невероятной силой врезалось в лобовое стекло. Водитель только успел склониться над рулем, чтобы разлетающееся от удара стекло не поранило глаза. Человек же, пробив стекло, упал в букеты роз… Леонид, совершенно ничего не понимая, поднялся и несколько секунд изумленно рассматривал его: человек лежал на цветах, по случайности сложив руки на груди, словно уже готовый к погребению.

– Что это? – выдохнул Леонид. – Что это, черт бы вас побрал? – закричал он, когда испуг взял в тиски его душу. Он наконец понял, что сбил насмерть человека.

Потом он обернулся и увидел, как, лавируя, между едущими автомобилями, к его машине бегут с пистолетами в руках милиционеры. Один из них, держа что-то в руках, вдруг упал… В его руках ярко горел огонь. Милиционер крутился на асфальте, стараясь сбить огонь с рук и с тех предметов, которые держал, но с криком боли бросил и с удивлением смотрел, как быстро догорают лежащие рядом с ним предметы.

– Эй, вылезай из машины! – приказал подбежавший первым милиционер. – Руки за голову!..

– Я не виноват, – успел крикнуть Леонид, но его уже выволокли из машины, бросили на асфальт лицом вниз, заломили руки, наступили на шею.

– Там разберемся, – многозначительно произнес милиционер, словно это «там» было высшей инстанцией справедливости, а он – ее верным служителем. – Все вы говорите, что не виноваты… Встать!

Подоспели остальные милиционеры.

– Чертовщина какая-то, – с удивлением произнес один. – Влад только взял то, что бросил этот тип, а оно раз – и загорелось. Руки сильно попалило. Я «скорую» вызвал. Чего он там кричал, когда выбегал на дорогу?..

– Кажется, называл фамилию Переверзнева…

– Мне тоже так показалось. Надо посмотреть его карманы, может, есть какие-то документы. И свидетелей найти… – и потом, обращаясь к арестованному Леониду, спросил с укором: – Чего ж ты так, дура, гоняешь по городу?

– Я не гнал, – ответил Леонид, кривясь от боли в запястьях, которые жестоко сдавливали наручники. – Точно помню, что ехал не больше сорока.

– Видели мы твои «сорок»! – усмехнулся милиционер. – Ты в этого типчика врезался как торпеда!..

– Или он в него, – сказал другой, вылезая после осмотра трупа из машины. Он держал в руках документы и разворачивал их. – Машина ехала медленно, я видел. А чтобы человек с такой силой на неё бросался на машину – такое впервые в жизни… Парень точно не виноват, я тебе говорю! А вообще ГАИ разберется… Не наше это дело с рулеткой по асфальту лазить. Ты не видел, что он бросил? Я думал, что бомбу. Гад, с пистолетом бежал, стрелял…

Подошел милиционер, у которого были обожжены руки.

– Я не понимаю, как это могло произойти! – возмущался он. – Только успел поднять диск и удостоверение, которые бросил этот, а они загорелись!.. Почему?

– Об этом ты в рапорте напишешь… Так, надо посмотреть, кто же это?..

Раскрыв документ, милиционер присвистнул и присел.

– Мужики!.. А вы знаете, кто там в цветочках вылеживается?

– Кто? – насторожились все.

– Кляко! Кляко Степан Федорович.

– Из наших, что ли получается?

– А я еще успел заметить, что и корочка-то вроде как наша, ментовская…

– Эй, а это не тот Кляко, который в министерстве Оперативным отделом руководит?..

– Уже руководил, – поправил его товарищ.

– Ну да, конечно, – согласились с ним.

Тут подошел еще один, ведя за собой трех человек: двух женщин и мужчину.

– Сержант, вот свидетели. В один голос твердят, что этот, который мертвый, бросился сам на автомобиль…

– Нет, – перебила женщина. – Я точно видела, как еще до удара что-то подняло его в воздух и бросило в машину!

– И мы тоже, – вторили ей остальные свидетели.

Сержант состроил гримасу и посоветовал:

– Я бы вам, уважаемые граждане, не советовал бы подобное рассказывать следователю. Он же для вас бригаду санитаров из дурдома вызовет.

Говорившая первой дама уткнула пухлые руки в бока и гневно насупила брови:

– Ты, милок, хочешь сказать, что я, глупая баба, все это придумала?

За семь лет работы в патруле сержант научился разбираться в людях и прекрасно знал, что с подобными женщинами надо вести себя осторожнее.

– Ничего я не хочу сказать, кроме того, что этот молодой человек, – он указал на одного из своих подчиненных, – запишет ваши показания. Денисенко, как ты меня понял?

– Да, сержант. Все сделаю.

А сержант подошел к Леониду и расстегнул наручники:

– Не думаю, парень, что тебя надолго задержат. Сам видел, ты не виноват, но все произошло так внезапно и фантастически…

– Я сам ничего не понял, – признался Горек, растирая запястья.

– Ты извини нас. Мы слегка погорячились.

– Не стоит извиняться. У вас такая работа.

– Зачем тебе столько цветов? – заглядывая в автомобиль, спросил сержант.

– Да как тебе сказать… Недавно познакомился с одним человеком и собирался сделать ему приятное…