Текст книги "Роковой опал"

Я был очень зол на него – за то, что он молод, красив, имеет успех у женщин. Как я уже говорил вам, Джосс тогда тоже был здесь; он приехал домой на каникулы и агитировал меня не возвращать его обратно в школу. В то же время он много интересовался опалами, и все вместе это и побудило меня в ту ночь показать им Зеленое Сияние. Я видел, как оно повлияло на Десмонда, он просто не мог оторвать от него глаз. Он взял его в руки, и я помню, как его пальцы обвились вокруг камешка. Он был воплощением Желания – другого слова и не подберешь. Безумная всепоглощающая страсть, как глоток воды в пустыне, как кусок хлеба для изголодавшегося. Вы смотрите на меня скептически, Джесси, но это только потому, что вы ничего подобного не испытывали. Однако я уже видел такое, знал, чем это может закончиться, и поэтому был готов. Когда все разошлись спать, я не стал раздеваться, а оставил свою дверь открытой и сел ждать. Вскоре я услышал скрип половиц под чьими-то ногами и спустился в свой кабинет.

Он стоял перед сейфом, а Сияние было у него в руках. «Что вы здесь делаете, Десмонд Дерхэм?» – спросил я. Но он лишь смотрел на меня странным взглядом, бледный как полотно. Тогда я сказал: «Вы соблазнили юную Джессику Клаверинг, а теперь пытаетесь украсть Зеленое Сияние. Интересно, что бы вы сделали, если бы получили его? У вас есть только один выход. Убраться отсюда немедленно и оставить девушку в покое. Ради Зеленого Сияния вы все равно бросили бы ее, не так ли? Я считаю, что вы недостойны жить на этом свете».

– О, Бен! – в ужасе воскликнула я. – Вы убили моего отца!

Он покачал головой.

– Нет… нет… не это. Хотя в руках у меня было ружье, и я мог бы это сделать. Но я подумал, что не хочу, чтобы его смерть была на моей совести, он того не стоит. Поэтому я сказал: «Я поймал вас на горячем. Сейчас вы положите опал в сейф, туда, где он лежал, и быстро уедете отсюда. Вы больше никогда в жизни не покажетесь ни здесь, ни в Фенси, иначе я публично разоблачу вас как вора. Убирайтесь. Покиньте мой дом немедленно. Держу пари, что вещи ваши уже собраны и вы готовы к бегству». О, я просто сходил с ума от ярости. Не могу вам передать, каких усилий мне стоило сдержаться и не нажать на курок. С моей стороны это было бы глупо, жестоко, и пользы бы не принесло никакой. Тогда он положил опал на место, и я под прицелом отвел его в комнату. Как я и ожидал, вещи его были уже упакованы. Он планировал похитить опал и скрыться, как ночной вор, коим он и был на самом деле.

– Значит, вы отослали его… подальше от моей матери.

– С ним ее не ожидало ничего хорошего. Он с самого начала знал, что должен будет скрываться, если заполучит Сияние. Он все спланировал заранее и собирался, похитив опал, сбежать.

– Бедная моя мама!

– В его жизни было много женщин. Хотя всегда это было ненадолго, и мне было об этом известно. Поэтому я и хотел, чтобы он исчез, – для ее же блага. Но я не знал тогда, что скоро должны будете родиться вы. Иначе все могло бы быть по-другому.

– Но ведь вы говорили, что это он украл Зеленое Сияние.

– Это я и хотел вам объяснить. С моей стороны это была хитрость. Он уехал, исчез среди ночи и никогда не вернулся бы. Он просто не посмел бы показаться мне на глаза из боязни, что я публично назову его вором. В Австралии у нас с этим очень строго, иначе нам нельзя. Правосудие там суровое. Мы нетерпимы к ворам, мы нетерпимы к убийцам. Потому что не можем себе этого позволить, слишком многое поставлено на карту. Когда я застал его перед своим сейфом, произошел крах всех его планов в Фенси. Он знал это, но был готов рискнуть всем ради Зеленого Сияния. Вот тогда мне в голову и пришла эта мысль: если все подумают, что он исчез вместе с Сиянием, никто больше не будет пытаться ограбить меня. Никто уже не пожелает мне зла, видя, что меня и так преследуют несчастья. А вскоре после этого я уехал в Австралию… и увез Зеленое Сияние с собой.

– А Джосс знает об этом?

– Конечно, знает, потому что я рассказал ему все так же открыто, как рассказываю вам. Поверьте, Джесси, я поступил бы совсем по-другому, если бы знал, что ваша мать ждет ребенка. Что вы молчите? Скажите что-нибудь.

– Я слишком шокирована.

– Но все это в прошлом, а ваша жизнь только начинается. Вы еще будете счастливы, вы обретете то, чего не было у вашей матери. Обещаю, вы еще узнаете, что настоящая жизнь – это великое приключение.

– Я не могу думать о будущем, потому что все мои мысли сейчас занимает моя мама.

– Вы должны все это забыть.

– Интересно, где сейчас мой отец?

– Наверняка благополучно оправился и встал на ноги – с ним всегда было так.

– Вы допустили, чтобы все эти годы он находился под подозрением, а моя бедная мама…

– Она не должна была так поступать с собой.

– Ее довели до этого.

– Нет, Джесс, никого из нас невозможно до чего-либо довести. Каждый в своих поступках всегда руководствуется собственной волей. И если кто-то посчитал свое существование слишком тягостным, чтобы продолжать жить, он не может винить в этом никого, кроме самого себя.

Я отвернулась в сторону, и перед глазами моими возникла картина тех событий: мой отец пойман у сейфа, и Бен заставляет его уехать; вещи его уже собраны, а это значит, что он заранее планировал сбежать с Зеленым Сиянием, бросив мою бедную беременную маму, которая родила меня, а потом покончила с собой.

Бен погладил мою ладонь.

– Не думайте обо мне дурно, Джесси, – сказал он. – Как вы знаете, осталось мне недолго, и эта горечь в самом конце невыносима для меня. Я жесткий человек, проживший жизнь, полную опасностей. Я не подхожу на роль хозяина такого грандиозного исторического особняка, как этот. Всю жизнь мне приходилось сражаться, и это сделало меня суровым, сильным и беспощадным. Возможно, я не всегда поступал в соответствии с общепринятыми нормами морали. Но в австралийском аутбэке реально были люди, готовые убить меня ради Зеленого Сияния. Вы понимаете меня? Скажите, что понимаете.

– Да, я вас понимаю, Бен.

– И мы ведь с вами любили друг друга, разве не так? Ведь ваша жизнь изменилась после знакомства со мной, и изменилась в лучшую сторону?

– Да, изменилась, и я действительно люблю вас, Бен.

– Тогда вы должны кое-что усвоить. Любовь не признает логики или здравого смысла. И если она настоящая, то не имеет значения, что сделал дорогой вам человек. И я люблю вас не меньше из-за того, что когда-то серьезно грешил. Я все тот же сентиментальный старина Бен, который если уж любит кого-то, то это навсегда.

– Все верно, Бен. Я тоже не смогу перестать вас любить. Поэтому для меня невыносима мысль о том, что вас не будет с нами…

– Это ничего, ничего. Потому что и после меня ваша жизнь уже не останется пустой. В нее еще войдет много хорошего, и она станет намного лучше, чем прежде. Я вам это обещаю, при условии, что вы выслушаете меня и последуете моему совету. Я хорошо знаю человеческую натуру, а это означает, что я знаю вас, возможно, даже лучше, чем вы сами. Поговорим об этом завтра, на сегодня более чем достаточно. Вам еще не раз предстоит рискнуть в играх с жизнью. Я делал это всегда. Вы ведь не захотите доживать свои дни в этом унылом старом Дауэр Хаусе? Не захотите отвернуться от настоящей жизни?

– Ох, Бен, – сказала я, – мне так жаль, что все так вышло… с моим отцом, я имею в виду. Теперь оказывается, что Зеленое Сияние со всеми несчастьями, которые ему сопутствуют, по-прежнему принадлежит вам. Это все-таки из-за него с вами произошел тот несчастный случай? Из-за него вы сейчас в таком тяжелом состоянии?

– Людская молва приписала бы ему, но я никогда не жалел, что обладал им. Этот опал много для меня значит. Бывало, я вставал глубокой ночью, доставал его и любовался. Мне казалось, он шепчет мне: «Продолжай наслаждаться жизнью. Не думай об опасностях. Я твой, но, если тебе придется заплатить за это, плати щедро».

– А Джосс знает эту историю… про моего отца и мать?

– Он знает все.

– И Зеленое Сияние достанется ему, когда…

– Когда я умру? О, у меня есть определенные планы, и как раз их нам предстоит обсудить завтра втроем.

– Расскажите мне о них сейчас, Бен.

– О нет. Думаю, для одного дня вы и так уже узнали более чем достаточно. Но, чтобы четко представлять себе картину, вы должны владеть информацией, быть в курсе дела. И не нужно печалиться, Джесси. Я хочу, чтобы мои последние недели прошли весело. Осталось их немного.

– Прошу вас, Бен, не нужно об этом.

– Ладно, не буду. А теперь отправляйтесь домой и возвращайтесь завтра после обеда. Я расскажу вам о своих планах. И не нужно так волноваться, дорогая моя девочка.

Оставив его, я отправилась обратно в Дауэр Хаус. На душе было очень тревожно: все эти откровения, нахлынувшие на меня после встречи с Джоссом Мэдденом, полностью смутили и озадачили меня.

Войдя в дом, я увидела в холле бабушку, которая расставляла цветы по вазам.

– Господи, как здесь все это сложно! – пожаловалась она. – Мне так не хватает оранжерей, которые были у нас в Окленде! Кстати, сегодня я видела гостя, который остановился у твоего друга. Он не слишком похож на рудокопа – почти что джентльмен. По крайней мере, если судить по тому, как красиво он сидит в седле.

Я промолчала. Меня слишком переполняли эмоции, чтобы я могла придумать какой-то остроумный ответ, и поэтому я просто тихо удалилась к себе в комнату.

* * *

Я провела бессонную ночь и, подозреваю, на следующий день выглядела несколько измученной. Я задавалась вопросом, откуда у меня взялось это непривычное внимание к собственной внешности, и понимала, что причина кроется в этом мужчине. Он смотрел на меня оценивающе, а в выражении его лица угадывалось что-то такое, отчего мне почему-то становилось стыдно. Размышляя о нем, я вспомнила, как Бен рассказывал, что ему нравятся женщины. Я подумала, что знаю этот тип мужчин: они полагают, что все женщины, которых они встречают, считают их неотразимыми. Это определенно был одиозный персонаж. Однако я была слишком расстроена признаниями Бена, чтобы много думать о Джоссе Мэддене. Не хотелось бы, чтобы он вторгался в мои мысли, когда я этого не желаю.

Когда я пришла в Окленд во второй половине дня, они уже ждали меня – я сразу почувствовала, что оба сгорают от нетерпения.

– О, вот и вы наконец-то, – сказал Бен. – Проходите и садитесь.

Он был в кровати. Думаю, что вчерашние волнения отняли у него много сил. Выглядел он неважно, и я заметила, что губы его приобрели синеватый оттенок.

– По обе стороны от меня, – скомандовал он, и, пока мы рассаживались, я поймала на себе взгляд этих синих, как перья павлина, глаз, и вновь испытала неловкое чувство оттого, что Джосс Мэдден так пристально изучает меня.

– Позвольте мне начать, – сказал Бен. – Очень скоро я умру, хоть и не желаю этого. Столько еще хотелось… Моей заветной мечтой было увидеть своих внуков, резвящихся на лужайке перед этим домом или перед Павлинами. Понимаете, вокруг меня никогда не было малышей. Я всегда был занят зарабатыванием денег, и детей у меня не было. До тех пор, пока однажды на мою лужайку не явился Джосс со своим чемоданчиком. Но он малышом никогда не был. Ты, Джосс, уже тогда был гигантом для своего возраста; ты и разговаривал, и действовал, как взрослый мужчина. Таким образом, младенцев в моей жизни не было вообще. Джосс все никак не женился, и я уже начал беспокоиться по этому поводу, пока не приехал сюда и не познакомился с мисс Джессикой Клаверинг. Я всегда испытывал к Клаверингам особое чувство. Могу признаться, что, глядя на их генеалогическое древо на стене в холле, я сожалел, что я не один из них. Принадлежать к такому древнему роду – это здорово. Поэтому я больше всего на свете хочу, чтобы семьи наши соединились. Хочу, чтобы смешалась кровь парнишки, торговавшего на лондонских улицах имбирными пряниками, и тех, кто служил королям в их исторических сражениях; тех, кто был рожден в богатстве, и тех, кому приходилось отчаянно бороться, чтобы пробиться наверх. Думаю, лучшего сочетания для будущих поколений потомков не найти.

Я подняла голову и встретилась с взглядом темно-синих глаз. Что он предлагает? Я этого не понимала. О нет, Бен, даже вам непозволительна такая дерзость. Я попыталась прочесть что-то в глазах Джосса Мэддена. Должно быть, он сейчас тоже в ужасе, как и я.

– Поэтому я хочу, чтобы вы стали друзьями, точнее, больше, чем просто друзьями. Дело в том, что больше всего мне хотелось бы, чтобы вы поженились. Только не впадайте сразу в ярость, Джесси. Я понимаю, какой это для вас шок, но вы еще не дослушали меня до конца. Джосс будет хорошим мужем – если вы сможете смириться с его характером. А Джессика будет прекрасной женой, если ты, Джосс, будешь заботлив и внимателен к ней.

– Прошу вас, Бен, – горячо возразила я, – давайте сразу положим этому конец. Я уверена, что никогда не смогу свыкнуться с характером и манерами мистера Мэддена, и тем более не соглашусь отдаться его заботам и вниманию.

– Вот видишь, Джосс, наша Джесси очень быстро выходит из себя, – заметил Бен. – Но это ничего. Тебе ведь в любом случае не нужна тихая и кроткая маленькая голубка, не так ли?

Джосс молчал. Я решила, что эта ситуация вызывает у него такой же ужас, как и у меня.

– Мне следовало бы начать урезонивать вас, – продолжал Бен, – но у меня нет на это времени, оно неумолимо утекает. Кто знает, когда высшие силы призовут меня к себе? Может быть, завтра. Может, через день… а может, и через полгода. Можно быть уверенным только в том, что этот момент настанет скоро. Поэтому я хотел бы, чтобы венчание ваше произошло в самое ближайшее время – я должен знать, что дело сделано, и тогда я уйду счастливым.

– Ты сам не понимаешь, что предложил, Бен! – воскликнул Джосс.

– О нет, дорогой мой, я понимаю, понимаю. Я обдумывал это очень долго. Как только я познакомился с вами, Джесси, я сразу сказал себе: «Вот кто нужен моему Джоссу. И я хочу, чтобы она стала матерью моих внуков». После я очень долго думал только об этом и ни о чем другом.

– Послушай меня, Бен, – сказал Джосс. – По тому ужасу, который мы сейчас видим на лице мисс Клаверинг, ты и сам понимаешь, что твой маленький план будет отвергнут.

Впервые за все время нашего знакомства я взглянула на него одобрительно.

– Женитьба – это тоже своего рода игра, – философски заметил Бен. – А у вас обоих в крови есть азарт картежника. Когда вы внимательно обдумаете все позитивные моменты, которые включает в себя мое предложение, Джесс, вы согласитесь на него. А Джосс уже на полпути к этому решению.

– Нет, – решительно ответил Джосс. – Тем более теперь, когда я вижу такое неприятие со стороны мисс Клаверинг.

– Ох, эта гордость… гордость павлина! Ты всегда хотел, чтобы другие занимались беготней, выполняя основную работу. И даже считал это своим правом. – Он обернулся в мою сторону. – Джосс – именно тот, кто вам нужен. Почему вы оба так упрямитесь? Джессика привлекательная девушка. Ты ведь тоже так считаешь, Джосс? А вы, Джесс, должны признать, что он представительный мужчина. Обыщите хоть всю Англию вместе с Австралией, лучшего мужа вам не найти. Будьте же рассудительны, вы оба. А я между тем говорю вам, что такова моя последняя воля. Вы не можете отказать умирающему, не так ли?

– Можем, – сказал Джосс. – Бен, ты ведешь себя просто возмутительно.

– Знаю, – с хриплой усмешкой отвечал тот. – Но я еще ничего не хотел так сильно в этой жизни. Я смогу умереть спокойно только в том случае, если вы поженитесь. Я просто знаю, что так будет правильно. Я вижу ваше будущее.

Он сошел с ума, подумала я. Прежний Бен никогда ничего подобного не говорил.

– Послушайте меня, – продолжал он. – Я уже отдал соответствующие распоряжения своим адвокатам. Я завещаю вам все свое имущество – за исключением некоторых мелочей, предназначенных для других, – но только при условии, что вы поженитесь.

– А если не поженимся? – сразу спросил Джосс.

– Мой дорогой Джосс, тогда вы не получите ничего. Вообще ничего.

– Послушай…

– Ты не можешь спорить с человеком, находящимся на смертном одре, о судьбе его наследства, – перебил его Бен, и глаза его сверкнули недобрым блеском. – Вы не получите ни гроша – вы оба, если не поженитесь. Таковы суровые голые факты. Ты вправду хочешь, чтобы Компания уплыла из твоих рук, Джосс?

– Ты не сможешь так со мной поступить.

– Сам увидишь. А вы, Джессика? Вы хотите прожить до конца своих дней в Дауэр Хаусе со своей мегерой-бабулей, ухаживать за ней в старости, когда она станет еще более несносной? Или все-таки предпочтете жизнь, полную приключений и новых впечатлений? Вы оба, конечно, правы, когда утверждаете, что заставить я вас не могу. Это правда. Но зато я могу доставить вам массу неудобств, если вы меня не послушаетесь.

Мы с Джоссом переглянулись через его кровать.

– Это полный абсурд… – начала было я, но Джосс Мэдден меня не поддержал. Я понимала, что он сейчас думает о перспективе потерять свою Компанию. Бен не постеснялся сгустить краски, рисуя картину и моего будущего. Я четко представила себя через десять, двадцать лет… В уголках рта и вокруг глаз появятся морщинки, как сейчас у Мириам… Я буду бесконечно украшать церковь к праздникам, разносить корзинки продуктов для бедных… Я буду безжалостно стареть, становясь все более нудной и раздражительной… и все лишь потому, что жизнь прошла мимо меня.

Бен знал, о чем я сейчас думаю.

– Это игра, – напомнил мне он, – не забывайте об этом. Так как вы собираетесь поступить?

Он без сил откинулся на подушки и закрыл глаза. Я заметила вслух, что он, видимо, устал, и встала.

Бен кивнул.

– Что ж, я подкинул вам пищу для размышления, не так ли? – Казалось, эта ситуация забавляет его.

Джосс Мэдден направился к выходу вместе со мной.

– Пойду обратно к себе, по мостику через ручей, – пробормотала я.

– Боюсь, это стало для вас большим потрясением, – заметил он.

– Вы правы, – согласилась я. – А как могло быть иначе?

– Я думал, что для молодых леди вашего положения мужей выбирают другие и заранее.

– Но это не делает сложившуюся ситуацию более приемлемой.

– Мне жаль, что я настолько вам неприятен. Вы дали понять это совершенно недвусмысленно.

– Вы, по-моему, тоже не проявили особого энтузиазма по поводу предложенного супружества.

– Мне показалось, что мы с вами оба относимся к тому типу людей, которые предпочитают делать выбор сами.

– Я думаю, что Бен потихоньку выживает из ума.

– А он считает, что полностью контролирует себя. Вы, Клаверинги, словно зачаровали его. Своими блистательными предками, этим родовым поместьем и тому подобным. Он очень хочет кровно породниться с вашей семьей.

– Ему нужно будет придумать для этого какой-то другой способ.

– Не думаю, что это у него получится, если вы ему откажете.

– Хотите сказать, что сами вы ему не откажете?

От изумления я остановилась и испытующе взглянула на него. Губы его изогнулись в кривой усмешке.

– Для меня ставка очень велика, – сказал он.

– На этом мы с вами расстанемся, – коротко заявила я. – До свидания.

– Au revoir[10]10
  До свидания (фр.).


[Закрыть], – сказал он мне вслед, когда я уже торопливо шагала через лужайку.

* * *

Я брела в Дауэр Хаус в несколько ошеломленном состоянии. Войдя в холл, я почувствовала знакомый сильный запах лимонного воска, к которому за все эти годы должна была бы привыкнуть и перестать замечать. Моя бабушка часто говорила, что, хотя и обеднели, мы все равно должны демонстрировать людям, что не отошли от своих прежних жизненных стандартов; наше жилище должно быть безукоризненно чистым, каким бы скромным оно ни было. Там же, в холле, стояла ваза с букетом цветов – лилии и тюльпаны были составлены бабушкой в букет аккуратно, но совершенно безвкусно. Из гостиной доносились голоса Ксавье и бабушки; я подумала, что, возможно, дедушка сейчас тоже там в своей обычной роли кающегося грешника. Задержавшись на миг, я живо представила себе, какое вызову смятение, если сейчас распахну эти двери и объявлю им, что выхожу замуж и уезжаю в Австралию. Пусть даже предполагаемый жених скорее упирается, чем рвется под венец. Я вдруг осознала, какое огромное удовольствие получила бы, если бы огорошила их сейчас такой новостью.

Я ушла к себе, в свою уютную маленькую комнатку с портретом одной из наших предшественниц на стене, портретом, который когда-то висел в галерее Окленда. Моя бабушка испытывала определенные затруднения, подбирая для картин оттуда подходящие места в Дауэр Хаусе. В несокрушимом желании улучшить нас всех она очень строго подошла к выбору соответствующих персонажей для наших спален. Мне достался датированный примерно 1669 годом портрет Маргарет Клаверинг, красивой молодой дамы с шаловливой искоркой в глазах. Я никогда не слышала, что именно она такого сотворила, но это определенно было нечто шокирующее, от чего даже у моей бабушки губы кривились в изумленной ухмылке. Следовательно, ее предосудительное поведение имело место где-то в самых верхах – подозреваю, при участии короля, который дарил свою любовь многим дамам. Как бы там ни было, но бедная Маргарет нашла свою безвременную кончину, будучи выброшенной из седла, когда бежала с любовником от одного из своих мужей, коих у нее было всего трое, тогда как любовников – великое множество.

В комнате моего дедушки со стен взирали наши картежники. Все эти разорители семейства, всегда казавшиеся мне развеселой компанией гуляк, по-моему, скорее соблазняли на новые подвиги, чем отпугивали от них; и выглядели они явно лучше, чем виртуозный спаситель нашего семейного состояния, который смотрел на бабушку со стены ее спальни так чопорно и – можно не сомневаться – с одобрением.

Моя кровать с балдахином была несколько великовата для такой небольшой комнатки; также у меня там стоял один стул, сиденье и спинка которого были обтянуты гобеленом, сотканным одной из моих прародительниц, – родные братья этого стула были расставлены по всему дому. На полу лежал прекрасный восточный ковер – еще одна реликвия из Окленда. Сейчас я смотрела на все эти предметы уже по-другому. Наверное, потому, что в ушах еще звучали слова Бена: если я поступлю мудро, то смогу очень скоро все это оставить в прошлом; в противном случае буду доживать в этих стенах до конца своих дней.

Я не могла долго оставаться в своей комнате. Был всего один человек, с кем я могла бы доверительно поговорить, хотя всего несколько месяцев назад об этом не могло быть и речи. Мириам!

Выбежав на улицу, я направилась к церковному коттеджу, как все называли этот маленький домик в дальнем конце территории церкви. Я подумала, что выглядит он просто очаровательно с этой обсаженной кустарником вьющейся дорожкой, которая вела к переднему крыльцу.

Мириам была дома. Как же она изменилась! Сейчас она выглядела на несколько лет моложе, а в манерах чувствовалось достоинство, которого ранее ей недоставало. Не было нужды спрашивать, счастлива ли она, – это было и так видно.

С порога я попала прямо в гостиную; кроме нее на первом этаже находилась только кухня, а две спальни располагались наверху, куда вела спиральная лестница. Все сияло чистотой, а на столе, покрытом красной скатертью, стояла ваза с букетом из азалий и зеленых листьев. Ситцевые занавески на окнах, а на камине с двумя креслами по бокам – еще одна ваза с цветами. Личные вещи Мириам – бронзовые подсвечники и серебряные безделушки – смотрелись в этой скромной обстановке несколько неуместно, но очень мило.

Прическа Мириам была не такой строгой, как раньше, и в своем накрахмаленном платье из набивного ситца и с тряпкой для пыли в руках она выглядела очень по-домашнему.

– Ах, Мириам, я должна была повидать тебя! – воскликнула я. – Мне нужно с тобой поговорить.

Она, без сомнений, была рада мне.

– Приготовлю чаю, – сказала она. – Эрнеста нет дома. Викарий слишком загружает его работой.

Слегка склонив голову набок, я внимательно разглядывала ее.

– На тебя просто приятно смотреть, – заметила я. – Прямо живой аргумент в пользу супружеской жизни. – И это была чистая правда. Она очень изменилась. Спокойная, мягкая, она буквально излучала любовь к своему мужу и к жизни вообще; а тот факт, что она так долго лишала себя такого блаженного состояния, похоже, заставлял ее еще больше ценить то, что она имела сейчас.

– В общем, мне сделали предложение! – выпалила я. – Ну, не совсем предложение, но что-то вроде того.

В глазах ее мелькнул страх.

– А он… не из Окленда?

– Да, из Окленда.

– Ох, Джессика! – Теперь она выглядела, как прежняя Мириам, потому что мои слова воскресили в ней воспоминания о давнем случае, когда гость Окленда точно так же сделал предложение другой Джессике. – А ты уверена…

– Нет, – быстро сказала я, – не уверена.

Похоже, у нее немного отлегло от сердца.

– На твоем месте я была бы очень осторожна.

– Вот я и стараюсь. Мириам, представь себе, что ты не вышла за своего Эрнеста, представь, что живешь, как жила раньше…

На лице ее мелькнуло выражение ужаса.

– Даже думать об этом не хочу, – твердо заявила она.

– Но ты ведь так долго колебалась.

– Думаю, вопрос упирался в то, чтобы собраться с духом.

– А если бы, допустим, у тебя не так удачно сложилось с Эрнестом, ты бы все равно была довольна, что ушла оттуда?

– Как это у меня могло не сложиться с Эрнестом?

– Но ведь ты не всегда была в этом уверена, иначе сделала бы все это намного раньше.

– Я боялась…

– Боялась насмешек и пророчеств твоей матери. А теперь они тебя нисколько не волнуют.

– Мне все равно, насколько мы бедны, мы со всем можем справиться. Я выяснила, что из меня получилась хорошая хозяйка. Эрнест так говорит и хвалит меня. Но даже если бы все обернулось не так удачно, Джессика, я все равно была бы рада уйти из Дауэр Хауса.

– А кто не был бы? – Я представила себе, каково будет долгие годы жить там, тем более без компенсации в виде возможности увидеться с Беном, и четко поняла, что не вынесу этого. Но и замужество с этим человеком… Нужно все обдумать. Что это будет? Будет брак по расчету – если это можно назвать расчетом. Возможно, мы могли бы договориться. Возможно, мы могли бы сделать это ради Бена, а затем жить каждый своей жизнью.

Меня начало немного трясти от возбуждения. Я уже знала, что не смогу вытерпеть долгие годы в Дауэр Хаусе.

– Давай поговорим о тебе, – сказала Мириам. – Кто этот человек?

– Сын Бена Хенникера, он приехал из Австралии.

– Значит, ты знакома с ним совсем недолго.

– Необязательно знать человека всю жизнь только потому, что именно так вышло у вас с Эрнестом.

– Но так ты могла бы быть более уверена в нем.

– Может быть, так даже интереснее, когда меньше знаешь.

– Что ты хочешь этим сказать? Ох, Джессика, ты такая своенравная. Совсем как твоя мать, хотя она была более деликатной натурой.

– Мириам, я не могу навеки застрять в этом убогом Дауэр Хаусе, по десять раз на дню выслушивая причитания бабушки: «Мы знали лучшие времена, о Господи, не забывай об этом. Взгляни с небес на моего жалкого мужа, который довел нас до этого, и не дай ему забыть своей вины, потому что я ее никогда ему не забуду».

– Ты порой бываешь совершенно непочтительной, Джессика.

– Вероятно, но ведь это правда. Я не хочу всю жизнь просидеть там в заточении, как это много лет делала ты. Насчет того предложения – это пока секрет, так что никому не говори.

– Я должна буду рассказать Эрнесту. У нас нет тайн друг от друга. И он может посчитать своим долгом…

– А ты напомни ему, как бабушка столько времени не давала вам соединиться. Это мой секрет, я надеюсь его сберечь. Тебе я рассказала только потому, что мне нужно было поговорить с кем-то о замужестве, хотя я пока еще ничего не решила. Я думала, ты меня правильно понимаешь.

– О да, и я думаю, что, если вы любите друг друга, сомневаться не стоит. Только вот что на это скажет мама?

– Это меня волнует в последнюю очередь. Ты все эти годы ее боялась, а я не испугаюсь. Но и ты в конце концов сделала решительный шаг, вырвалась из цепких пальцев своей матери и теперь счастлива.

– Да, я счастлива, – с жаром подтвердила Мириам.

Она задумалась в нерешительности, определяясь со своим мнением. Передо мной снова была прежняя Мириам! Теперь очень многое зависело от того, что по этому поводу подумает Эрнест, ее скала, на которую она опирается, и тогда она сменит «окраску» – не зря же та Джессика дразнила ее Хамелеоном – в соответствии с его точкой зрения.

Она подошла к буфету и достала оттуда бутылку вина собственного приготовления, которую привезла с собой из Дауэр Хауса. Она всегда гордилась своим вином, которое хранила в кладовой. Бабушка на этот счет ворчала: «Лучше бы ты научилась делать что-нибудь полезное по дому, потому что скоро у нас слуг совсем не останется». Мириам научилась и теперь была очень рада этому.

– Выпьем за твое будущее, – предложила она. – Это будет гораздо уместнее, чем чай.

Так что мы с ней сели и выпили за мое будущее – а потом и за ее будущее тоже. И при этом я все удивлялась, отчего это разговариваю с Мириам так, будто рассматриваю этот вариант с женитьбой серьезно.

* * *

Той ночью я практически не спала, а на утренней молитве не слышала голоса бабушки, потому что в этот момент сама взывала к Небесам о помощи, с иронией думая о том, что еще никогда так горячо не молилась, – а молилась я исключительно тогда, когда мне было по-настоящему что-то нужно.

После завтрака я занялась выполнением того, что мне поручила бабушка, которая в последнее время настаивала, чтобы я тоже училась хозяйничать и управляться по дому. Поэтому я помогала Мэдди срезать на огороде ранний салат-латук и готовить банки, которые в свое время будут заполнены вареньем или консервированными фруктами.

Зоркий глаз нашей служанки сразу уловил произошедшие со мной перемены.

– Что-то с вами не так, – подозрительно заявила она. – Вы вроде бы здесь, но вроде как и не здесь, а за много миль отсюда. Уж не замышляете ли вы чего-то, мисс?

– Я уже не ребенок, – заносчиво ответила я. – Похоже, ты иногда об этом забываешь. Я имею полное право думать не только о подготовке банок под осенние фрукты.

– Скажите пожалуйста, обиделась! – сказала она. – Вы очень изменились с тех пор, как зачастили в Окленд Холл. Я вообще удивляюсь, как вам это дозволяют.

– Держи свое мнение при себе, Мэдди, оно никого не интересует.

– Я говорю о том, что вы заважничали в последнее время…

– Все, с меня на сегодня довольно, – с достоинством перебила ее я.

Сразу после обеда я ушла к ручью. Мир, казалось, перевернулся с ног на голову. Бен, которого я так нежно любила, оказывается, лгал мне насчет моего отца. Как мне смириться с этим? И как я могу перестать любить его и не страдать от осознания того, что скоро его не будет с нами? А теперь он еще выступил с этим предложением, хотя знал, что оно неприемлемо ни для меня, ни для Джосса, которого он так очевидно любит, – даже обожает, если выразиться точнее. Я просто не могла его понять. Но тревожнее всего было то, что я и себя саму не понимала, потому что где-то в глубине души старалась здраво оценивать ситуацию и фактически обдумывала возможность такого нелепого замужества.