Текст книги "Апокриф"

Кроме гостей, за утренним столом сидел сам фермер, его жена и трое сыновей (на вышке на этот раз дежурил живший в доме племянник хозяина). Девочки, тоже имевшиеся в выводке баскенца в числе трех штук, от самой старшей, лет шестнадцати, пытавшейся «делать глаза» Тиоракису, до самой младшей, лет десяти, просто утолявшей жажду новых впечатлений, постоянно торчали головами из двери в кухню и по знаку матери или отца немедленно и молчаливо восполняли недостаток какой-либо из выставленной в качестве угощения снеди.

* * *

Глава семейства за столом не светил своей фирменной улыбкой, предназначенной для зонупа и прочей жандармско-солдатской братии, но, отрываясь иногда от еды, бросал испытующие взгляды на привезенных ему накануне постояльцев. Вчера поздно вечером он не успел их хорошенько рассмотреть. Гости, явно вымотанные длинной и нервной дорогой, отказались от ужина и, едва выпив по чашке чаю, сразу запросились спать.

Оба они были «хоимами» – то есть иноплеменниками и, скорее всего, иноверцами, иными словами, – людьми, которых коренной баскенец, находящийся на своей территории, редко видит у себя в доме желанными гостями и тем более – друзьями. Однако насчет этих двоих хозяин фермы получил приказ от самого Дадуда: «Принять в лучшем виде!»

Один из них – крупный жилистый мужчина лет тридцати-тридцати пяти, немного скуластый, с прямыми, светлыми, неаккуратно подстриженными волосами и карими глазами на грубоватом лице. Он, очевидно, болен (часто глухо и влажно кашляет, прикрываясь платком) и, к тому же, явно ранен: до завтрака его спутник менял ему перевязку на ноге. Больной почти не ест, неловко ковыряя вилкой в миске с едой. Вилку эту хозяева извлекли из закромов специально для гостя и по его же просьбе (вообще-то большинство своих блюд баскенцы употребляют прямо руками или при помощи ложек).

Второй – совсем молодой еще человек. Ему, наверное, нет еще и двадцати пяти, тоже кареглазый, темно-русый, с мягким овалом и не очень резкими чертами лица. Впрочем, все иноплеменники кажутся хозяину фермы похожими.

Ни тот, ни другой, как и следовало ожидать, не назвали своих имен – только клички. Старший – Крюк, младший – Еретик.

Удивительно, но старший «хоим» ведет себя по отношению к младшему, как подчиненный, и демонстрирует к нему подчеркнутое уважение.

Крюк за столом не проронил почти ни слова, ограничиваясь лапидарными: «Да, спасибо» и «нет, спасибо, не надо», – в ответ на предложения подложить в тарелку или налить в чашку. Все остальные вопросы, так или иначе касавшиеся дела, связанные с планами дальнейшего продвижения к штабу ФОБ и даже о своем собственном физическом состоянии, он переадресовывал Еретику, всякий раз тыкая вилкой воздух в его направлении и подкрепляя этот жест ремаркой: «Это все к нему. Он решит». Мрачный тип.

Еретик тоже не был многословен, но по сравнению со своим товарищем выглядел вполне приветливым и относительно словоохотливым. Он не без аппетита позавтракал, с особым удовольствием обсасывая мягкие хрящи молочного козленка, а затем, перейдя к чаю, вежливо поддерживал светско-деревенскую беседу с хозяином дома. При этом он, видимо, механически снял с руки очень крупные и какие-то диковинные наручные часы с целой кучей циферблатов и стал вертеть их в пальцах, побрякивая звеньями солидного стального браслета. Хозяин сразу обратил внимание на этот привлекающий внимание предмет, а его мальчишки уставились на него, как завороженные. Подобные броские вещи в баскенской глубинке любили.

– Это что за часы такие? – полюбопытствовал глава семейства. – Можно посмотреть?

– Пожалуйста! – отозвался гость и охотно передал часы фермеру.

Тот, взвесив на руке диковину, покачал головой и, продолжая рассматривать ее, поцокал языком. Младшие сыновья, не выдержав искушения любопытством, встали со своих мест, сгрудились за спиною отца и пытались рассмотреть необычные часы поближе, глядя поверх его плеч, а более солидному – старшему, сидевшему одесную, достаточно было просто повернуть голову.

– Наверное, дорого стоят? А? – поинтересовался хозяин.

– Если честно, не знаю, – отвечал Еретик, – это подарок отца. Часы для спортсменов подводников. Совершенно водонепроницаемые, на десять атмосфер. С глубиномером. Но, думаю, недешево стоят… Тем более, это не наши – лансорские.

Если бы Еретик своевременно не отпустил замечание про подарок отца, то, скорее всего, предложение: «Продай!» – последовало бы немедленно. Покрасоваться с подобной штукой на родовом сходе хозяин считал, по местным понятиям, очень большим шиком.

Но, подарок! Тем более, подарок отца – дело святое, после чего оставалось только с достоинством вернуть искус его владельцу. Правда, Еретик великодушно позволил поиграть блестящим стальным сокровищем хозяйским мальчишкам. Беспокойство их отца по поводу ущерба, который при этом может быть нанесен ценному прибору, он успокоил тем утверждением, что данный экземпляр, в соответствии с гарантией фирмы, можно без особого вреда положить чуть ли не под гусеницы танка.

На вопрос, когда гости будут готовы двигаться дальше, Еретик ответил в том смысле, что, чем скорее, тем лучше. Заботливое сомнение хозяина относительно состояния здоровья Крюка он отмел, заявив, что его товарищ крепкий парень, который способен выдержать и не такое. Кроме того, Еретик резонно заметил: долгое сидение на явке повышает риск ее провала в случае какого-нибудь неожиданного визита со стороны того же зонупа, например. Хозяин с некоторым удивлением подумал про себя, что парень, видимо, не по годам опытен, осмотрителен и, скорее всего, не зря командирствует в этом дуэте.

* * *

До подземной крепости, в которой угнездились главари Фронта, добирались по эстафете еще два дня. И не то, чтобы это было далеко – в обычное время хватило бы и нескольких часов. Однако теперь в зоне активной военно-полицейской операции на то, что раньше требовало нескольких минут (например, пересечение каньона), теперь приходилось тратить до полусуток, потому что с обеих сторон единственного на многие километры моста стояли военные или жандармские заставы, и соваться к ним с более чем подозрительной компанией не следовало.

В результате приходилось задействовать тайные баскенские тропы. А для этого нужно не менее чем за пару километров до каньона, дабы не попасть в зону видимости с блокпоста, свернуть с дороги и нырнуть в какую-то уводящую под землю дыру, а затем медленно тащиться, пригибаясь и со свернутой набок головой узкими и низкими подземными переходами, местами проползая даже на коленях. И все это, заметьте, имея в компании больного и при этом раненного в ногу человека, который и по дому-то пока еще передвигается при помощи костыля! Через полтора километра мытарств карстовая труба приводит к своему концу, срезанному отвесным обрывом каньона на высоте метров пятнадцати или двадцати от его дна. Теперь нужно дождаться условного знака, который подаст баскенский партизан, засевший в одной из нескольких десятков, казалось, совершенно одинаковых дыр, украшающих вертикальную, в целом совершенно гладкую и с виду такую близкую (десятка три метров – не более!) противоположную стену. Получив сигнал, что путь свободен, следует дождаться темноты, поскольку по краям каньона периодически ходят патрули, которые стреляют без предупреждения, если замечают признаки несанкционированной переправы.

Уже в густых сумерках начинает работать сколь примитивная, столь и эффективная баскенская механизация. Из дыры высовывается простейшая деревянная стрела с блоком, тихо скрипит лебедка и подвесное ременное сидение опускает на дно каньона тайного путешественника. Переход через мелкий ручей, бывающий в паводок могучим потоком, и вот – почти такая же стрела поднимает свой груз вдоль другой стены каньона. За напряженной и опасной работой часы уносятся стаей стрижей. Затем снова несколько сотен метров подземного лабиринта ценою, примерно, в два часа… Линия постов (пока еще только одна!) обойдена, а полусуток – как не бывало!

Глава 17. Эндшпиль

Вот, скажем, многие баскенцы, в период посещающей их задумчивости перебирают в пальцах зубы каменного волка, нанизанные на связанную в кольцо суровую нить. Всякий из зубов посвящен какому-то из подземных духов. Дорогие экземпляры подобных памятных связок имеют на каждом костяном звене соответствующую тонкую гравировку.

А Тиоракис – «хоим». Ему местные верования «до лампочки». Собственно, Тиоракису «до лампочки» любые верования. Но повертеть что-то в пальцах во время напряженного раздумья или нервного разговора – так естественно для многих людей. Вот и вертит Тиоракис в своих пальцах здоровенные часы на массивном стальном браслете – «подарок отца». Часы эти всем тут за неделю уже примелькались, а сама манера гостя снимать их с запястья во время бесед и совещаний и крутить в пальцах, изредка щелкая крохотными кнопочками или поворачивая кольца каких-то визиров, ни у кого раздражения не вызывает. То, как бы спохватываясь, он кладет их на стол и даже отодвигает от себя, но, спустя несколько минут, снова прибирает к рукам… Никакой реакции у присутствующих. Ну, и отлично!

* * *

В подземном, созданном природой и лишь слегка подправленном человеком, бункере Тиоракиса приняли со сдержанным, но вполне очевидным радушием. Это был тот максимум, на который вообще мог рассчитывать в Баскене «хоим». С абсолютным радушием здесь принимали только единоплеменников, если они, к тому же, были из своего клана.

Кроме радушия чувствовалось и уважение воинов к воину. Никто не сомневался в истинности подвигов Еретика (именно под этим прозвищем большинство здесь знало Тиоракиса). Даже крайне подозрительный Дадуд после обстоятельного доклада, полученного от Крюка, утратил почти все остатки сомнений в отношении столь ценного союзника.

Что касается Васода и Рамаха, двоюродных братьев, входивших в клановую верхушку и руководивших «Фронтом освобождения Баскена», то они, с одной стороны, полностью доверяли Дадуду, а, с другой, – признавали, что лучше Еретика никто сейчас не знает обстановку в столичном регионе, и никто из природных баскенцев, руководивших боевыми группами, не достиг таких впечатляющих результатов, как этот «хоим».

А раз так, нужно использовать это оружие в полную силу, бросить его в самое отчаянное дело. И пусть Еретик погибнет, но главное, чтобы успел нанести врагу смертельную рану.

* * *

Тиоракис очередной раз брякнул свои часы на стол и решительным жестом отодвинул их от себя.

– Да вы, кажется, не представляете насколько это сложно! – обалдев от услышанного возразил он. А про себя ему вспомнилось мнение Стаарза по поводу реальности угрозы теракта на ядерном объекте: «Это чисто гипотетически. На это у них силенок пока нет. А если вы хорошо поработаете, то никогда и не будет!» И вот – на тебе! Приехали! Они уже обсуждают это дело в практической плоскости!

– Спокойно, спокойно, Еретик! – как бы заслоняясь от Тиоракиса поднятыми перед собой ладонями, примирительно заговорил Рамах. – Мы разумные люди. Не фантазеры, и воображаем себе трудность задачи. Но вы же сами видите: пока мы занимались мелкими диверсиями, «гэбэровцы» вытянули значительную часть нашей сети. А для нас? Какой результат для нас? Только, что муравьиную кучу разбередили. Забегали все, напряглись… А реально? Реально что-нибудь сдвинулось? Правительство зашаталось? Беспорядки, бунты начались? Нет! Это я, Еретик, не вам в упрек. Вы все делали, как надо. Это я себе фитиль вставляю. Это мы здесь со стратегией промахнулись. Менять ее надо! Стратегию.

Сидевшие здесь же Васод и Дадуд молчали, но согласно кивали головами.

Между тем, Рамах продолжал развивать свою мысль перед Тиоракисом.

– Вы не обижайтесь, Еретик, к вам это не относится, но там, за пределами Баскена, подавляющее большинство населения – кули какие-то! Их с места просто так не сдвинешь. Это надо из основания у них… из-под них самих что-то такое выдрать… Вот тогда они посыпятся! Короче, пока мы обывателя за самые потроха не возьмем, – нам систему не расшатать. В общем, надо их по-настоящему испугать. Либо в самый кошелек поразить, либо – за жизнь заставить трястись… А лучше, все вместе… И вот, когда они дурными толпами начнут шарахаться по улицам, – тогда правительству не до нас станет. Тогда мы из него что хочешь выжмем. А если мы, баскенцы, выжмем, – то и все остальные выжмут. Хоть версенцы, хоть маами, хоть кто! Если захотят, конечно, и смелости хватит…

Рамах вещал сбивчиво и вдохновенно. Он, похоже, искренно верил, что нашел, наконец-таки реальный рычаг, с помощью которого можно выковырять баскенский камень из кладки федерации, а то и развалить все ее здание. Возможные катастрофические последствия его, совершенно очевидно, не волновали. Не до того. Свободный алмазно-урановый Баскен с кланом Ранох во главе и, предпочтительно, с ним – Рамахом у кормила! Вот цель, которая оправдывает все!

Тиоракис вновь взял со стола свои часы и завертел их в пальцах.

«Все это только на первый взгляд кажется бредом, – думал он про себя, – сколько революций, опрокидывавших царства и империи, проливавших реки крови, начиналось с обыденных идиотизмов власти, с демонстрации ее мелкого бессилия, с голодных бунтов домохозяек, с доведенных до отчаяния обывателей, которых, разбуженный тем или иным страхом или соблазном инстинкт, сгонял в агрессивную толпу, сносившую остатки закона и порядка… Если эти уроды сделают, что задумали, – черт его знает, что может получиться… Может быть, просто массовое убийство… Ни хрена себе – просто! Интересно я стал думать! Ну да ладно… А может быть, действительно, столкнут хоро-о-оший камень с вершины осыпи, – и покатится лавина! Могу себе честно признаться, что предпочитаю жить в болоте, имея призрачную надежду, что когда-нибудь какой-нибудь неспешный мелиоратор превратит его в цветущее поле, чем оказаться под грохнувшей с горы кучей камней, из которых некто обещает построить в очень скором времени роскошный дворец».

Придя к этому решительному заключению, Тиоракис вновь включился в обсуждение.

– Вот эта ваша идея, Рамах, – просто идея? Или есть какие-то практические наметки?

– М-м-м… Идея? – ответил за запнувшегося брата Васод. – Это уже, наверное, замысел. Так что, как хотите, Еретик, так и расценивайте. А замысел такой: для начала, в качестве объекта мы предлагаем Вторую Центральную АЭС. Это девяносто километров на северо-восток от столицы. Так кажется?

– Почти, – подтвердил Тиоракис.

– Ну, так вот, – продолжил Васод, – если рвануть ее хорошенько? Так, чтобы разрушить оболочки реактора… А? Да, к тому же осенью, когда ветер оттуда… А? Представляете, что начнется? Помните, что было в Кальгской Республике, когда там опытный реактор взорвался?

– Вы представляете, какие могут быть жертвы? – довольно обыденным тоном поинтересовался Тиоракис.

– Среди наших? – Васод удивленно вскинул брови, – мы готовы к любым потерям ради такого дела!

– Нет… – несколько замялся от непонятливости баскенца Тиоракис, – я имею ввиду – среди населения…

– Еретик! Вы что, в самом деле, не понимаете?! – ворвался в разговор Рамах, – в этом же и идея! Только так их можно расшевелить… испугать… нет, ужаснуть! Пусть они убедятся в неспособности властей их защитить! Нужно вызвать организационный и политический хаос! Ну?! Еретик! А жертвы среди населения… Ну, что – население? На войне, как на войне! Когда во время войны бомбят города, о населении кто-нибудь думает? Наоборот! Чем больше убьют, тем лучше! Быстрее противник сломается – скорее мир наступит…

«Что-то подобное я недавно уже слышал, – с тоской подумал про себя Тиоракис. – Только от других людей, в других стенах и немного другими словами. Но, по сути – то же».

А вслух он произнес:

– Ну, да, ну, да… Конечно… Логично…

Тиоракис раздумывал, привычно перекручивая в пальцах тихонько бряцающий браслет часов, которые он недавно вновь взял со стола.

– Вы знаете, друзья, – уже совершенно твердым тоном произнес он, – я человек деловой. Если вы, как руководство Фронта, для себя это решили, значит, далее надо все это переводить в практическую плоскость. И начну, уж извините, с перечисления, пока еще только навскидку, тех трудностей, которые вижу уже сейчас…

* * *

Обсуждение вышло долгим.

Прежде всего, Тиоракис высказал свое мнение о том, что вообще не видит реальной возможности для прямой вооруженной атаки объекта. На это нужны очень большие силы и очень много времени. Сколько бы боевиков они не привлекли для нападения, все равно сил окажется недостаточно для быстрого прорыва охраны станции. Это означает, что на подмогу, даже при организации отвлекающих засад, успеют подойти полицейские и армейские подкрепления. Кроме того, необходимо будет тащить с собою огромное количество взрывчатки. Парой-тройкой шашек здесь не обойтись, – потребуются десятки, если не сотни килограммов. Минировать такую махину нужно со знанием дела. Тут необходим грамотный инженер, досконально знающий данный проект АЭС. А где его взять? И даже при наличии такового, к нему в компанию следует добавить не просто взрывника, а взрывника-виртуоза, которого в подполье тоже пока, во всяком случае, не имеется. Да и само минирование потребует большого времени…

Против ожидания, с этой частью отповеди, представленной Тиоракисом, баскенцы легко согласились. Видимо, обсуждение подобного варианта среди них уже имело место и привело к сходным выводам.

Тогда Тиоракис на пробу выдвинул и тут же сам раскритиковал, как негодный и практически неосуществимый, вариант агентурного внедрения своих людей в персонал электростанции для проведения акта саботажа, способного привести к катастрофической аварии. Для этого нужно было бы ввести своего агента в элиту инженерного состава предприятия, чтобы он был допущен к управлению самыми главными технологическими процессами. Чисто теоретически такая комбинация была возможна, но требовала для своей подготовки, минимум, лет пять-шесть, а, скорее всего, – больше. При этом, чем дольше длится комбинация, – тем больше вероятность ее раскрытия спецслужбами, которые вряд ли будут спать все эти долгие годы.

И с этим баскенцы охотно согласились.

– Вы, Еретик, очень хорошо подтвердили наши собственные сомнения, – сказал Дадуд, когда Тиоракис сделал паузу, – у нас другая идея: бомба.

– Бомба? – удивился Тиоракис. – Но ведь ее нужно сначала заложить… Чего ради я распинаюсь здесь уже не знаю сколько времени?

– Нет! Не такая бомба… не заложенная, а такая, которая упадет на станцию сверху…

Тиоракис некоторое время ошарашено соображал.

– Вы что, бомбардировщик хотите захватить? Так… Так… Ну… допустим… захватили… Допустим, нашему пилоту хватило квалификации поднять эту дуру в воздух… Допустим, его не успел сбить истребитель… Допустим, он сумел сориентироваться и найти на земле станцию… Допустим, разобрался и нажал на нужную кнопку… или что у них там? На сброс, в общем… Теперь осталось допустить, что он попал куда надо, и мы – в шоколаде! Вы, кстати, знаете, что даже очень хорошему военному летчику далеко не всегда удается положить бомбы точно в цель? Мое мнение: при всей совокупности этих самых «допустим» – нереально!

Тиоракис посмотрел на баскенцев и с изумлением обнаружил, что Васод и Рамах радостно переглядываются, а Дадуд снисходительно улыбается.

– Все что вы говорите, совершенно правильно, Еретик, – голос и тон Дадуда излучал полное довольство, – и это означает, что придуманный нами ход будет достаточно неожиданным. Бомба бывает разной. Например, можно набить взрывчаткой спортивный или маленький транспортный самолет. Захватывать его не нужно. Его достаточно просто купить. Произвести скрытую загрузку в него требуемого количества пластида в условиях какого-нибудь частного аэродромчика – плевое дело. Какое-то беспокойство у ПВО может возникнуть только при непосредственном подлете нашей бомбы к объекту. Пока будут разбираться: заблудился или не заблудился, – пока поднимут истребители, все уже будет кончено. Для страховки можно подготовить даже две или три таких штуки. Есть и еще один вариант – захватить в воздухе крупный пассажирский самолет и обрушить его на реакторный зал. В обоих случаях самая основная проблема – это точность попадания в цель. Однако первый вариант представляется мне наиболее простым, надежным и эффективным. Как вы думаете, Еретик?

Тиоракис оценил. Все было до дурноты элементарно. И ужасно.

– А все-таки, как быть с наведением? – немного помолчав, спросил он, хотя почти наверняка знал ответ. – Радиоуправление? Мне кажется, это очень сложно технически.

– Нет! – отрезал Рамах, – только пилот! Радиоуправление не надежно.

Тиоракис понимающе покачал головой.

– И вы уверены, что найдете…. м-м-м… добровольца?

– Вот уж на этот счет, – с запалом произнес Рамах, – будьте спокойны! Вы забыли, с кем имеете дело! Так что эту заботу оставьте нам.

– Хорошо, – согласился Тиоракис, – а какова будет моя забота?..

* * *

«Ну, что ж! Завтра мы встретимся снова… – обдумывал свои планы на будущий день Тиоракис, бредя по подземному, усыпанному мелким песком коридору в направлении выхода на вольный воздух. – Вот тогда я и приведу в действие машинку.

Приведу, заметьте, с легким сердцем и даже с некоторым удовольствием. Ухлопать трех нормальных людоедов во время обсуждения ими меню большого каннибальского пиршества – это не потребует слишком больших нравственных усилий. С нравственными усилиями, по случаю необходимости лишить кого-нибудь жизни, у меня вообще стало проще, надо сказать».

Тиоракиса нервно передернуло. Но не от отвращения к себе (до этого он еще не дошел), а от раздраженного осознания глубины собственной наивности, так славно поспособствовавшей когда-то выбору им своего пути в этом мире. Ох, уж этот путь! Путь, на котором постоянная ложь – обычное лицо долга и блага, а убийство – лекарство от грызущей совести…

Сегодня Тиоракису в общих пока чертах определили его задачи, как руководителя группы обеспечения Большого Теракта. Вот так, с больших букв, он именовал теперь для себя задуманную Рамахом, Васодом и Дадудом операцию.

По мысли штаба, он, Тиоракис, должен был организовать доставку и хранение в доступном месте для быстрого и скрытного извлечения необходимого количества взрывчатки. Следовало под прикрытием подходящей легенды завязать плотные отношения с каким-нибудь авиационным клубом, базирующимся на аэродроме, максимально близко расположенном к объекту нападения. Необходимо было провести скрытную разведку местности вокруг АЭС для выявления системы ее наземной охраны и подбора мест для размещения постов наведения на цель летающей бомбы. Желательно было внедрить на саму электростанцию агента, хотя бы и на самую малозначительную должность, для уточнения плана объекта, и по возможности установления в непосредственной близости от главной цели приводного радиомаяка. Тиоракису предстояло приобрести на свое имя или на имя какого-либо добропорядочного гражданина спортивный или легкий пассажирский самолет (а то и два) и обеспечить техобслуживание, горючее и, вообще, все, что позволит в любую нужную минуту поднять машину в воздух. Наконец, нужно было подготовить надежную квартиру для летчика-самоубийцы, из которой тот отправится в свое последний полет…

«К счастью, – продолжал обмысливать ситуацию Тиоракис, – ничем из этого мне заниматься не придется. А нужно мне подумать о том, как выскочить из этой истории живым».

С чисто технической точки зрения все складывалось очень удачно. Совещания с руководителями фронта проходили в относительно небольшой подземной комнате.

Вообще, отдельные комнаты здесь создавались очень просто: либо тупиковый ход отделялся плотной войлочной занавесью на примитивной деревянной раме, и тогда возникала изолированная камера; либо подземный коридор просто перегораживался двумя последовательно расположенными такими же завесами, вследствие чего образовывалось проходное помещение. Реже подземные сидельцы возводили стенки путем сухой кладки из обломочного материала.

Штабная комната располагалась в одном из тупиков и была отделена аж тройной войлочной занавесью, обеспечивавшей отцов-командиров тишиной и уверенностью, что обсуждаемые ими секреты не будут услышаны снаружи.

Перед входом в штаб, разумеется, имелся пост охраны, но он был отнесен метров на двадцать от войлочной перегородки и находился вне зоны прямой видимости, за некрутым поворотом подземного коридора, у самого его пересечения с большим поперечным ходом.

Здесь всегда дежурили два боевика, имевшие связь по полевому телефону, как со штабной комнатой, так и с постами у выходов из лабиринта на поверхность.

Васод, Рамах и Дадуд, задумав Большой Теракт, стремились до поры до времени удержать всю связанную с ним информацию в максимально узком круге посвященных и поэтому никого, кроме Тиоракиса, к обсуждению не привлекали. Охране были даны самые строгие инструкции никого постороннего в штабной отсек не допускать без предварительного согласования по имевшейся телефонной связи.

Условия для уничтожения чохом всей верхушки ФОБ создавались идеальные. Оставалось позаботиться о путях отхода и уповать на то, что «машинка» сработает безотказно.

* * *

Тиоракис подошел к выходу из лабиринта. Почти круглая дыра в две трети человеческого роста открывалась в задней стенке обширного и очень высокого грота на высоте метров трех от его пола. Спускаться из нее нужно было по приставной деревянной лестнице. Под портал самого грота мог свободно въехать грузовик. Там, за неровным каменным краем свода со свисающими с него корнями какого-то мелкого кустарника и пучками травы просматривалось гаснущее небо.

Выход на лестницу контролировался вооруженным постом.

«Ну, и как их отсюда выкуривать в случае чего? – механически отметил Тиоракис, – ни обойти, ни сверху напасть, ни обстрелять… Безнадега!»

Охранявшие лаз боевики довольно почтительно поприветствовали Тиоракиса. Им было понятно, что это птица довольно высокого полета. Его не раз видели в компании с руководителями Фронта в самой доверительной обстановке. Одним словом, что этот «хоим», в известном смысле, «свой», и при этом осободоверенный «свой», ни у кого сомнения не возникало. А свои – имели свободный вход-выход из подземного лагеря. Жители тайного лабиринта поддерживали регулярные связи с родственниками, жившими на легальном положении на поверхности, а также занимались под открытым небом теми хозяйственными делами, которые никак нельзя было делать внизу: пасли скот, работали на скудных огородах, просто дышали вольным воздухом и ловили лучи дневного светила, в той или иной мере необходимые любому человеку.

Тиоракис каждый день, когда выпадало свободное время, старался выйти из лабиринта на прогулку, поскольку твердо знал, что когда-то ему нужно будет быстро и по проторенному пути покинуть подземное поселение. Желание «хоима» почаще бывать на поверхности ни у кого подозрений не вызывало. Хорошо еще, что он не страдал клаустрофобией! Вот и гулял Тиоракис по каменистой корке плоскогорья, вдыхая свежие запахи уже начинавшейся здесь весны. Пару раз он был вежливо остановлен сидевшими в секретах боевиками. Нет, они не преграждали ему путь, а просто предупреждали, что «вот там, за тем распадком «можно нарваться на жандармский патруль» и что «пока светло, может налететь военный вертолет, с него могут запросто обстрелять любого, кто покажется пилотам подозрительным». Тиоракис благодарил, но, тем не менее, каждый раз удалялся от поста в сторону «противника», чтобы через короткое время обязательно вернуться тем же путем. Таким образом он усиленно создавал у окружавших его людей впечатление обыденности своих уединенных прогулок в окрестностях подземного лабиринта.

* * *

Почти весь следующий день Тиоракис провел в довольно томительном безделье. Еще накануне Дадуд предупредил его, что они с Васодом и Рамахом появятся только к вечеру.

В поземном капище, находившемся где-то в одном из соседних лабиринтов, собиралось какое-то совершенно обязательное для правоверных шаманистов религиозное мероприятие.

Тиоракису даже было предложено отправиться туда за компанию, но он достаточно твердо отказался.

– Это я только по прозвищу «Еретик», – сказал они Дадуду, – а на самом деле, самый что ни на есть прожженный атеист. А у вас там священнодействие. Зачем вам при этом скептик, насмешник и зевака?

Дадуд согласился, что насмешник им ни к чему, и убыл.

Тиоракис воспользовался лишней представившейся ему возможностью и отправился на прогулку. Отправился не один, а предварительно зашел в подземный лазарет и захватил с собою выздоравливающего Крюка. Этот уже ходил без костыля и только слегка опирался на палку. Да и кашель у него почти прошел.

Боевики с поста у выхода помогли Крюку преодолеть трудную трехметровую ступень до дна грота, и оба «хоима» покинули лабиринт.

На этот раз Тиоракис не стал отходить далеко, будучи скован все еще малоподвижным спутником.

Они сидели на крупном, черном, уже нагретом на свете дня камне, подставляя лица несильному теплому ветру.

– Слушай, Тиоракис, я так понимаю, что штаб что-то новое и серьезное затевает… – полуутвердительно-полувопросительно произнес Крюк, называя при этом своего собеседника настоящим именем, а не по прозвищу. Он всегда так делал, если рядом не было посторонних.

Тиоракис пристально посмотрел на него в упор и, ничего не ответив, вновь уставился на горизонт.

– Ну, да… Все правильно… – несколько извиняющимся тоном продолжил Крюк, – я ничего не хочу вызнать! Но слухи-то разные тут ползают… Это я только в том смысле, что в случае чего… я готов… в общем, с тобой… Если тебе люди для дела нужны… Если группу собирать будешь, ты про меня не забудь. Хорошо?

– Будь спокоен, – хмыкнув, ответил Тиоракис, – уж тебя-то ко мне даже против моего желания впихнут! А то я не знаю!

– Да ладно тебе, – досадливо поморщившись, возразил Крюк, – то было одно, а теперь другое… Сам понимаешь…

Тиоракис снова не ответил, но тоже поморщился.

– Чего кривишься? – укоризненно спросил Крюк. – Уж так я тебе поперек горла?

– Да нет, ты здесь вообще ни при чем, – ответил Тиоракис и снова покривился лицом, – с кишками, понимаешь, беда какая-то: то ли сожрал чего-то, то ли от перемены воды…

– А… Это бывает, – подтвердил Крюк, – еда у них здесь непривычная для нас, конечно…

– Слушай, – сказал Тиоракис не переставая болезненно морщиться, – пошли-ка обратно. До сортира бы мне добраться без приключений…

– Что, прихватило? – сочувственно поинтересовался Крюк, – так чего мучиться? Давай прямо здесь…

– Уж извини меня за неуместную разборчивость, – ответил Тиоракис, решительно направляясь назад к пещере, – но изображать степного орла я здесь не буду, не в моем это вкусе. К тому же я не обучен обходится без средств гигиены…