Текст книги "Истребители: Я – истребитель. Мы – истребители. Путь истребителя"

Капитан Ермолов был опытным летчиком. Впервые он поднялся в небо в мае тридцать пятого. Сперва истребительная авиация, а потом, после Испании, по настоятельной просьбе командования – бомбардировочная. Дослужился до майора, командовал полком, но, – заподозренный в троцкизме, был понижен в звании. Он не обижался: могло быть хуже, как с командиром его дивизии – пропал, и ни слуху ни духу. А он с начала войны даже до капитана дорос. С лейтенантов-то. Сейчас – комэск в сто пятом бомбардировочном.

Приказ на вылет пришел сверху внезапно. После того как ушел на переформирование и переподготовку соседний истребительный полк, стало совсем тяжко – за две недели потеряли одиннадцать машин. Поэтому последние три дня их освободили от полетов, чтобы пришли в себя. У командира полка был брат, служил в штабе ВВС фронта, так что он смог протолкнуть решение отправить полк на переформирование. Ермолов был не против, даже за, но этот сегодняшний приказ – разбомбить крупный артиллерийский склад, обнаруженный фронтовой разведкой…

Слетали, разбомбили. По какой-то случайности за все время полета не повстречался ни один немец. Верить в везение капитан перестал с тридцать девятого, поэтому приказал усилить наблюдение.

«Мессеры» они обнаружили, уже когда пересекли линию фронта. Мысленно поблагодарив американцев за такие прекрасные рации, Ермолов приказал сомкнуть строй и приготовиться к бою. Радовало одно – над своей территорией. Если что, прыгать не в объятия противника.

Машинально пощупав плотный пакет в большом кармане на груди, он вспомнил, как тяжело проходили эти средства спасения экипажей через политруков. Они обвиняли летчиков в трусости, предательстве, пока не пришел приказ сверху. Это сразу заткнуло им рты, а то не понимали, зачем это летчику средства спасения? Он что, погибать в бою не собирается? Были такие среди политсостава, были, но не сказать, что много.

В пакете были медицинские препараты, бинт, еда, компас. В общем, все, чтобы сбитый мог справиться с ситуацией, оказавшись на территории противника. Причем серьезно помогало: экипаж старшины Леонова смог выйти к своим. Потом они долго вспоминали старшего лейтенанта из «выживальщиков», что учил их пользоваться всеми средствами, ориентированию и выживанию на враждебной территории…

Ермолов передернулся, вспоминая рассказ сослуживцев, как они выбирались в тридцатиградусный мороз по лесам к своим.

Вообще-то в такие морозы никто не летал, сегодня потеплело, всего двадцать, но и сейчас через щели хорошо задувало, студя кабину.

А вот немцы сопровождали их, не нападая.

– Готовятся су…и. Позицию удобную выбирают. Сейчас поднимутся повыше и атакуют, – сказал штурман, пристально следя за гитлеровцами.

– Позиция у них хорошая. Хотели бы напасть, давно бы уже напали, выжидают чего-то, – ответил Ермолов.

– Пугают?

– Угу. Наверняка. У нас так же в Испании было…

– Атакую-ю-ют! – закричал штурман, прерывая командира.

Первую атаку они отбили. Чудом, но смогли, только машина лейтенанта Иванова стала отставать, дымя поврежденным мотором.

Вообще-то они должны были лететь с прикрытием – Ермолов знал, что пришел новый полк, – но сколько ни звонили в штаб фронта, прикрытие им так и не дали.

– Су…и-и! На! На-на-на! – орал штурман, перекрывая треск пулемета.

И тут случилось странное: один «мессер» вдруг взорвался, второй, лишившись крыла, закувыркался вниз. Мимо строя бомбардировщиков промелькнули две стремительные тени.

– Что за черт? – удивленно проорал штурман.

Ермолов, отдавая приказ еще больше сплотить строй, с нарастающим изумлением наблюдал за работой двух истребителей со странными, незнакомыми хищными силуэтами.

«Видимо, это из соседнего полка, откуда комиссар прилетал. Новейшие машины!» – понял капитан, во все глаза наблюдая за дальнейшим боем.

Истребители бились не парой, а по отдельности, видимо, им так было выгодно. Почти сразу они, выйдя из пике, снизу атаковали растерянных немцев. Еще один огненный комок полетел вниз…

В манере пилотирования у обоих спасителей была некоторая однотипность. Манёвры или резко-внезапные, или легкие порхающие.

Завязалась круговерть воздушного боя. На этот раз советские истребители – Ермолов рассмотрел красные звезды на хвосте одного из них – бились парой, время от времени меняясь местами. Капитан пристально наблюдал за боем – ему еще не приходилось видеть ничего подобного, поэтому он смотрел во все глаза, изредка отвлекаясь на управление самолётом и командование группой.

– Артем, попробуй связаться с ними, – велел он радисту.

– Уже. Обматерили, велели не мешать, – сразу отозвался тот.

Бой все удалялся и удалялся от строя бомбардировщиков, но пока все отчетливо было видно. Вот вниз полетел пятый бесформенный комок в россыпи обломков, от него отделилась человеческая фигурка, и открылся парашют. Три оставшиеся машины – издалека не было заметно, кто именно – рванули сторону линии фронта. Один явно уходил, два его преследовали – победа была за нашими.

Проводив взглядом – насколько позволял фонарь из кабины – скрывшиеся точки, Ермолов пробормотал:

– Мля, что ж за часть к нам пришла?

Ответы остальных экипажей, услышавших вопрос капитана, были только недоуменно-восхищенные.

При подлете к аэродрому Ермолова отвлек возглас штурмана.

– Что?

– Слева!

Посмотрев в указанную сторону, капитан вздрогнул: в десяти метрах от них висел истребитель в белом камуфляже. Больше всего привлекали внимание не нарисованные на нем звездочки сбитых, а две звезды Героя. Смутные подозрения получили подтверждение, теперь лётчики знали, кто спас их.

Последний ганс оказался упорным донельзя. Прижимаясь к земле, он уходил к своим, дергаясь из стороны в сторону, уворачиваясь от пушечных снарядов, поднимающих фонтаны снега в местах попаданий.

– Степка, потренируйся пока, – скомандовал я ведомому. Пусть упражняется, пока есть такая возможность. Сам же, заняв его место, следил за обстановкой вокруг да комментариями помогал Степану. – Да бери на опережение, он сам влетит в очередь! – О том, что опытный фриц дважды увернулся от моих огневых завес, скромно умолчал.

К моему разочарованию, на этот раз гитлеровцу не повезло, и по земле покатилась куча обломков.

– Молодец, возвращаемся.

Полетели мы не домой, а к бомбардировщикам. Догнали их быстро. Они как раз подходили к своему аэродрому, когда мы настигли их на бреющем. Я сомневался, что они меня видели, но все равно велел Степке «делай как я» и рванул ручку на себя. Такой трюк мы с ним изучали. Это не так просто, как кажется. Нужно определить скорость летевшего сверху аппарата, разогнаться и уйти в резкий набор высоты, на середине убавив обороты, чтобы по инерции достигнуть нужной машины и зависнуть рядом на той же скорости. У меня впервый раз тоже не получилось, но потом набил руку, и это уже не казалось чем-то особенным. Главное – хороший глазомер и некоторая ловкость.

В общем, я завис рядом с ведущим бомбардировщиком. Судя по тому, что самолет дернулся, меня заметили. Огня я не опасался, опознавательные знаки были отчетливо видны.

Помахав рукой повернувшемуся в мою сторону летчику в зеркальных очках, как у меня – их американцы стали поставлять, но они все равно были дефицитом, – сделал рукой жест, что прошу принять гостей. Согласно кивнув головой, он коснулся наушников.

– По рации не проще? – услышал я.

– Проще, конечно, но где интрига? Интерес?

– И забывчивость?

– Ну не без этого. Так как насчет чаем угостить?

– Милости просим.

– Хорошо. Степка, поднимайся, не бойся, они стрелять не будут.

Ведомый, в отличие от меня, повторить трюк не смог и завис на пятьдесят метров ниже. Прибавив газу, он занял свое положенное место, и мы занялись охраной бомберов, пока они заходили на посадку.

Открыв фонарь, впуская в протопленную кабину морозный воздух и единым щелчком отстегнув ремни, я стал вылезать из кабины. Сперва сел на край, потом перекинул ноги, аккуратно опустился на скользкое крыло и скатился на землю. Это все давно было отработано и со стороны смотрелось довольно красиво. Раз-два-три – и на земле, вернее, на утоптанном снегу.

От своей машины ко мне уже шагал ведомый. Мельком глянув на него, осмотрелся. Сверху не особо разглядишь. Видно только протоптанные тропинки и взлетную полосу, немногочисленные строения и дымы из труб. Мысленно прикидывая варианты, я повернулся к быстро приближавшимся людям. Первыми меня достигли механики и другая обслуга, с любопытством разглядывая, но не подходили, робели. Поставив ведомого руководить маскировкой машин, я снова осмотрелся.

От бомбардировщиков к нам уже торопливо шагали их экипажи – некоторые бежали – со стороны небольшого строения (судя по антеннам – штаб) катилась машина.

«Сто метров пройти не могут. Буржуи!» – подумал я о пассажирах. Однако оказался не прав. Сперва из машины показались костыли, потом уже и их владелец в звании подполковника. Мы одновременно захромали друг к другу. Но дойти не успели – нас со Степкой захлестнула толпа летчиков.

«Я начинаю ненавидеть подобные проявления чувств», – под радостные вопли промелькнула грустная мысль, когда тело в очередной раз взлетело в воздух.

– А как ты его на вираже с разворота! – показывая рукой, с восхищением говорил командир группы, с которой мы повстречались, представившийся капитаном Ермоловым.

Горячая кружка в руках приятно грела пальцы. Обхватив ее обеими ладонями, я довольно щурился и, отхлебывая чай маленькими глотками, слушал капитана. Вокруг сидело все командование полка в количестве семи человек, даже особист был. Ведомый находился в столовой, его туда утащили спасенные нами летчики – угощать. Мы же обосновались в большой земляке, где квартировал командир полка подполковник Шмидт.

Я больше слушал, чем говорил. Мне было интересно знать, что из себя представляли эти люди, можно ли с ними вести общие дела, а планы насчет них у меня были немалые.

– Как вы их… Прям как щенят раскидали! От полка Егорова, что до вас стоял, мы подобной работы даже и не мечтали!

– Ну вы не совсем правы. Полк Егорова сейчас на пополнении и переподготовке. Между прочим, несколько летчиков этого полка изрядно удивили меня своим опытом и умением. Командир Центра просил одного из них, капитана Мамалыгу, остаться инструктором, а вы говорите… Если бы у полка Егорова были такие машины, то боюсь представить, что бы тут было. Хотя «ишачки» тоже машины ничего.

– Сравнили! Мы видели их работу и вашу. Тут совсем другое. Было видно, что для вас «мессеры» на один зуб.

Тут снова пришлось взять слово. Не люблю, когда мне приписывают лишнее.

– У немцев изначально не было шансов. Они расслабились. По уму, одна пара должна быть в прикрытии – возможно, посменно – и наблюдать за обстановкой в воздухе, чтобы не случилось то, что случилось… Извините за каламбур. Мы просто воспользовались обстановкой и прихватили их за яйца. Мы с лейтенантом Микояном по одиночке атаковали и сбили самых опытных. Это был одиночный «мессер», который атаковал вашего лейтенанта Иванова и которого сбил я. И ведущий третьей пары, которого сбил мой ведомый. Выбив сразу столь сильных пилотов, мы продолжили атаки поодиночке. Я сбил ведущего второй пары, а вот лейтенант промахнулся, опыта маловато. Дальше мы уже работали парой. Если бы немцы сразу бросились врассыпную, у них был бы шанс, да и то не у всех, но они были выбиты из колеи. Один из немцев пытался собрать выживших вокруг себя, вот и поплатился. Наши машины быстрее… И то последнего мы вогнали в землю на нейтральной полосе. Надеюсь, никого из наших не зацепили, когда стреляли по «худому». Вот и все.

Я скромно умолчал о том, что мы немного помедлили, чтобы немцы поглубже захватили «наживку» и расслабились, перестав следить за обстановкой. Еще у меня было подозрение, что ведомые были новички или просто молодые, недавно прибывшие на фронт. Слишком бросалась в глаза разница в стиле полета у ведомых и ведущих. Наверняка новеньких гоняли. Нужно потом будет это уточнить.

– Поня-атно, – протянул Ермолов. Остальные молчали, рассматривая меня, как какую-то диковинку. Было забавно наблюдать, как взрослые мужики – ни одному меньше тридцати – внимательно и серьезно слушают меня.

– Насчет связи. Охотники ею пользуются в крайнем случае. В бою, при вызове помощи или наводке на большую группу противника. В остальных случая общаются жестами, подлетая поближе друг к другу. У немцев очень хорошо поставлена радиоразведка. Так что они слушают все наши разговоры, поэтому мы пользуемся условными фразами, вроде кодов.

– Значит, я тогда… – начал было Ермолов, для которого в основном и предназначались эти слова.

– Ну вы же не знали? Все в порядке. Кстати, с моим полком связались?

– Да, они в курсе, что вы у нас, – ответил Шмидт.

– Хорошо. Мне нужно осмотреться, хочу определить возможность базирования на вашем аэродроме нескольких пар охотников, – кивнул я и, заметив, как оживились командиры, расстроил их: – Сопровождать вас никто не будет. Это не наша задача. Но кое в чем помочь сможем.

– В чем? – поморщившись, спросил подполковник. Было видно, что он рассчитывал на нас – промелькнула в глазах надежда – но мои слова вернули его в реальность.

– Я поясню общее. Есть охотник, есть дичь. Возьмем пример с тигром. Охотники в древности приманивали тигра. Брали живого козленка, привязывали его в лесу и наносили небольшие раны, пуская кровь, чтобы зверь почуял запах. Когда зверь подкрадывался к добыче, охотник нападал на него, зачастую с простым ножом. Дальше уже зависело от опыта и ловкости охотника.

– Я понял вас, капитан. Этим козленком выступаем мы. Я прав? – заметно скривился подполковник.

– Общую суть вы ухватили. Прикрывать мы вас будем, но, сами понимаете, не всегда, не под то заточены.

– Заточены?

– Подготовлены. Новый устав использования охотничьих групп истребителей резко отрицательно относится к сопровождению бомбардировщиков. Охотники лишаются свободы маневра. Возможно совместное использование бомбардировщиков, но я уже вам говорил про него. В качестве приманки – это, кстати, у нас в уставе очень подробно прописано. Нужно завоевать господство в воздухе. Если нам будут мешать истребители противника, то нам будет проблематично заниматься уничтожением бомбардировщиков, а это наша основная задача на данный момент.

– И что вы хотите от нас?

– Использовать ваш аэродром как место базирования группы охотников. Группа стандартная: звено, четыре машины. Скорее всего, я тоже присоединюсь к ним, так что, возможно, шесть машин.

– При таком сотрудничестве… – начал было комполка, но я прервал его:

– Вы не совсем правы. Ваши люди будут иметь постоянную связь с охотниками и в любое время могут вызвать помощь. А бесполезно тратить время на вашу охрану – извините, мы не можем, устав. По-человечески я вас понимаю, но вас должны сопровождать именно – обученные для этого летчики. Понимаете, это все равно, что бросать диверсанта, которого готовили года два, под танк с гранатой. Бесполезное использование ресурсов. При охоте наша задача не отгонять от вас истребители, а уничтожать их. В первое время вам будет тяжело, но потом у врага станет меньше истребителей и они будут осторожнее. Так что вы потом почувствуете себя более свободными.

Я старательно убеждал подполковника в своей правоте: если все получится, то будем служить вместе, если нет… Что ж, найду другую площадку. Хотя бы то озеро, над которым мы пролетали. Оно чистое, следов взлета-посадки на нем не останется. Идеальное место для аэродрома подскока.

– Да понимаю я вас, капитан! Но и вы поймите, как это – отправлять на верную смерть своих людей. Тут хоть какой-то шанс… Эх-х! – расстроенно махнул он рукой.

А вот меня его слова заинтересовали.

– Как часто вы встречаетесь с самолетами противника? – спросил я.

– За последнее время семь из десяти вылетов не обходится без встреч. В предпоследнем потеряли сразу три машины, – ответил вместо Шмидта капитан Ермолов.

– Это хорошо… Это очень хорошо! – задумчиво протянул я, но заметив, как на меня смотрят, быстро поправился: – Это для нас хорошо. Боюсь, теперь у вас будет сопровождение. Неявное, но будет.

– Неявное? Это как? А, да. Понял. Приманка, – кивнул Ермолов.

– Ладно. Обсуждать все это вы будете с командиром нашего полка, а я пока осмотрю ваш аэродром. Подойдет он нам или нет.

Итогом осмотра стала схема аэродрома на листе блокнота. Правда, стоянок самолётов на ней не было, чтобы не волновать местного особиста, но для моих целей это не принципиально. Закончив, я сообщил об этом стоящим рядом Ермолову и капитану Кириллову, начштаба полка.

– Пообедаешь с нами? – спросил Кирилов.

– Нет, я к себе. Нужно перед начальством отчитаться.

В это время к нам подбежал посыльный:

– Товарищ капитан, вас вызывают к телефону. Вызов из вашей части.

– Ну вот, я же говорил, что пора домой. Как вы там? Моего ведомого не обижаете? Нам ведь обратно лететь, – спрашивал я на ходу, хромая в направлении штаба.

– Все в порядке. Кстати, вас заправить?

– У нас другое топливо. Октан повыше будет. Не беспокойтесь, тут лететь-то! Хватит.

– Понятно.

Шагавший рядом посыльный, дождавшись паузы в разговоре, доложил Ермолову:

– Товарищ капитан, из штаба дивизии звонили, сказали, что они всех сбитых немцев взяли в плен.

– Всех двух? – уточнил капитан.

– Не знаю, слышал, что несколько.

– Вячеслав, сколько выпрыгнуло? – уточнил у меня Ермолов.

– Я двоих видел. Может, кто на вынужденную сел?

– Сейчас узнаем.

После разговора со Стрижом, потребовавшим вернуться обратно, причем побыстрее, я узнал, что немцев действительно выжило трое. Одного достали из разбитого истребителя, он оказался жив и цел. Это было удивительно, если судить по состоянию останков боевой машины. Сразу связавшись с командиром, рассказал ему о них – пусть договорится, чтобы поделились сведениями. Нужно узнать места базирования местных частей Люфтваффе. Данные, которыми располагал Шмидт, могли устареть.

Через полчаса мы с закормленным, но трезвым Степкой поднялись в воздух и на бреющем, на небольшой скорости полетели домой.

«Блин, сутки не прошли, а этот аэродром для меня уже дом родной!» – вздохнул я мысленно.

В моем планшете были многочисленные записи и рисунки – это не считая справки подтверждения о сбитых нами. Ещё – метки на карте, указывающие места возможного базирования групп. Нас на этот пока тихий участок фронта послали тренироваться в боевой обстановке, так нужно использовать эту возможность на все сто.

Вернувшись на свой аэродром, оставил ведомого рассказывать однополчанам о прошедшем бое, а сам пошёл в штаб.

Причина вызова была проста: штаб фронта смог достать все, что нам нужно, а значит, можно подумать о налете на ближайший аэродром противника. Чтобы не расслаблялись.

Сдав справку о сбитых и пообещав написать рапорт, направился к Стрижу. Сперва я выложил все свои записи, показывая удобные площадки. Всего удалось найти шесть из нужных двенадцати.

– Что за человек этот Шмидт? Мешать не будет? – спросил у меня командир.

– Я полностью выложил ему концепцию применения охотников. Не скажу, что это его порадовало, но потесниться он не против. Хочу сказать, что я тоже не против разместиться там с ведомым. Не на все время, но на ближайшие две недели – точно. Есть кое-какие идеи по сотрудничеству.

– В чем сотрудничество?

– Хочу хорошенько проредить истребительные части немцев, используя этот полк.

– Хм, приманка? Мы же это уже обговаривали, но давай накидай, как ты думаешь это делать, – расстелив карту, велел подполковник.

– Кроме звена и моей пары, нас будут усиливать два звена вот на этих местах. Тут планируются аэродромы подскока…

Вся раскладка идеи заняла чуть больше часа. Стриж с ходу сделал несколько замечаний, позволявших улучшить взаимодействие групп, и одобрил мое решение.

Пока писарь перерисовывал мои наброски и метки с карты – оригинал я оставил себе – чтобы отправить с заявками в штаб фронта, мы обговорили, какую эскадрилью мне выделят.

Закончив с местами базирования и моими планами, мы приступили к разработке нападения на аэродром противника. Посыльный У-2 уже привез затребованные нами материалы и копии протоколов допросов пленных лётчиков. Так что собрав всех командиров, вплоть до командиров звеньев, мы приступили к разработке плана.

В большую землянку, где мы работали, то и дело вбегали посыльные от радистов и техслужбы – шла приемка боеприпасов и горючего с войсковых складов. Очень мешало то, что еще не прибыл БАО. Его нам очень не хватало, однако небольшая группа механиков и сами летчики неплохо справлялись с приготовлениями своих машин к бою, хоть и медленно.

Мне тоже пришлось отвлечься – написать рапорт и в мельчайших подробностях – вплоть до чувств – описать прошедший бой. Многие уже знали – Степка больше эмоций вкладывал в рассказ, чем суть, так что меня слушали очень внимательно, причем с комментариями по окончании. Профессионализм растет: парни нашли несколько ошибок. Молодцы.

Проблемы были с новейшими снарядами к пушкам наших истребителей. В наличии таких не оказалось. Нет, они, конечно, начали поступать в войска, но в мизерных количествах. Наверное, мы единственный полк, получивший их в полной мере. Пришлось брать старого образца, ослабленные. С «Таирами» таких проблем не было. И снаряды к их пушкам, и бомбы завезли в достаточном количестве. Во тыловики зашевелились! Никак от них этого не ожидал! Мой бывший полк в Белоруссии снабжали по принципу «бери, боже, что нам негоже». Все изменилось, только когда он стал более или менее известен, а тут, видимо, повлияли полномочия Стрижа.

Весь день мы готовились. Заправляли истребители, штурмовики, проверяли машины, делая предполетный осмотр. Вылетать собирались перед рассветом, чтобы появиться над аэродромом противника, когда только начнет светать. По плану, звено лейтенанта Архипова и моя пара после выполнения задания должны были сесть в полку Шмидта и ожидать там прибытия механиков и службы обеспечения.

Это был наш план, но погода внесла свои коррективы в сроки проведения операции. В десять вечера подул сильный ветер, и началась метель. Утром она не прекратилась. Ни о каком вылете не могло быть речи, так что мы находились в своих землянках и готовились к будущим боям, изучая местные особенности ориентирования. Некоторые пилоты, не выдержав, срывались на пронизывающий ветер, бросавший в лицо колючие снежинки – узнать, как там их машины. Пока все было в порядке. Механики успели слить все, что можно, так что проблем – кроме того, что все самолеты превратились в сугробы – не было. Больше всего времени занимало откапывание занесённых землянок.

Пурга продолжалась два дня, а на третий прибыл БАО. Его непогода задержала на полустанке в сорока километрах от места нашего расположения. С БАО прибыло и несколько спецмашин. Нет, конечно, когда метель стихла, установилась безветренная погода, а температура замерла на отметке минус двадцать три, мы все взялись за самодельные лопаты и расчистили стоянки машин – взлетная полоса оказалась чистой, с нее все выдуло – но с техникой это было быстрее. Самолёты мы откопали самыми первыми и уже делали на них ТО, когда появилась первая машина БАО.

Пока командование думало, что делать – штаб фронта временно отменил налет на аэродром противника – я решил проверить, как «ястребки» пережили метель. Взлетев, мы со Степкой погоняли на виражах, после чего пошли на посадку.

В течение двух дней мы готовили места базирования и аэродромы подскока. Я же со своей группой передислоцировался к подполковнику Шмидту. Первое – звено под командованием командира эскадрильи капитана Покрышкина встало на озеро, сделав теплые землянки на берегу. Взвод охраны и обслуживающий персонал они тоже получили. Второе звено было со мной, а вот третье устроилось в небольшой деревушке, взлетая с укатанного шоссе – ширина позволяла. Маскировка оказалась просто идеальная.

Полетов как таковых не было. На фронте установилось затишье. Бомбардировщики вылетели один раз, но с немцами не повстречались, так что мы совершенно напрасно прождали на аэродроме в готовности номер один.

Но если у нас было без особых успехов, то другим повезло больше. Звено старшего лейтенанта Курсанова перехватило идущий в наш тыл строй «Хейнкелей» – их целью была железнодорожная станция с прибывшим на нее составом с танковым топливом. Встреча была запланированной – мы догадывались, что немцы клюнут на такой жирный кусок. Посты ВНОС передали высоту и курс бомбардировщиков, а наши их перехватили. Одна пара связала боем четверку охраны, вторая атаковала сомкнувшийся строй.

В результате боя немцы потеряли четыре «Хейнкеля» и один «мессер». Весь бомбовый груз был сброшен в чистое поле возле памятной деревеньки Живцы. Там же упали и сами сбитые бомбардировщики. С нашей стороны был поврежден один истребитель. Раненый летчик смог довести машину под охраной своего ведущего до аэродрома и сесть. Это была наша первая боевая потеря. Парня серьезно упаковали и увезли в госпиталь. Требовалась замена, но этот вопрос уже был продуман. Из резерва в Центре к нам направили летчика. Сержанта Клемца. Я его знал.

Что касается оставшихся бомбардировщиков, то их перехватили «сетью» у линии фронта. Уйти смогли только два «худых». Грубовато сработали – спастись не должен был никто, – но все равно это неплохо подняло боевой дух полка.

Я постоянно читал сводки. Там встретились и приняли бой. Там атаковали двигавшийся состав – это про звено «Таиров»… А нам приходилось сидеть на земле и ждать сообщений ВНОСа – глупо жечь топливо, летая туда-сюда, если нет противника. На четвертый день пребывания на новом аэродроме мы наконец получили – сигнал.

– …упная группа. Двадцать семь бомбардировщиков. Пятнадцать истребителей прикрытия. Высота – два километра, курс…

– К нам идут. Боевая тревога! – Связавшись с засадными группами, я, надевая на ходу шлемофон, побежал к своей машине, на которой техники уже запустили двигатель.

«Наконец-то работа!»

За время пребывания на аэродроме бомбардировщиков мы смогли неплохо совместить работу полковой радиостанции с нашими средствами. Небольшое подразделение ВНОС, прибывшее с БАО, с ходу включилось в работу, усилив местные посты слежения. По приказу командования фронта посты ВНОС были не только усилены, но и получили новейшие радиостанции, поступавшие по ленд-лизу. Первоклассные стационарные рации брали до ста пятидесяти километров. Так что на всём протяжении трехсоткилометровой линии фронта воздушное пространство оказалось перекрыто достаточно плотно.

Сообщение о пересечении линии фронта противником я получил сразу от двух постов. Они немного отличались, но разницы особой не было. Было ли там пятнадцать истребителей, как сообщил один пост, или четырнадцать с одним двухмоторным – видимо, наблюдателем, – никакой особой разницы.

Вызывать помощь я сперва посчитал излишним, но, подумав, связался с двумя соседними группами, велел им подниматься через десять минут в воздух и встретить немцев при возвращении – если кто-то, конечно, будет возвращаться. Сделал это не столько для полной уверенности в победе и подстраховки, сколько для банальной практики. Для чего наш полк послали в это тихое место? Именно для того чтобы в преддверии тяжелых летних боев мы встретились с немцами не только что сформированным молодым подразделением, а волчарами, для которых эти немцы на один укус. Опыт, именно для приобретения опыта нашим экспериментальным полком и отправили нас сюда. Так пусть нарабатывают, не нужно упускать такую возможность.

Если вы думаете, что это я командовал взлетевшей группой, то вы ошибаетесь. Я был куратором, а заодно и резервом. В данный момент звеном командовал лейтенант Архипов, который повел его не в лоб, а немного в сторону. Общее же руководство осуществлял капитан Покрышкин. Тупо долбить прикрытие в лоб – не наш метод. В таких ситуациях, если охотники в меньшинстве – а это обычное дело – используется метод удар-отскок. Пока жертва не обескровлена, прямого боя не будет. А как только они дадут слабину, то…

Звено, разделившись на две пары, с набором высоты шло по широкой дуге, намереваясь ударить в левую скулу строя противника. Мы со Степаном шли за ними с превышением семьсот метров. Слушая кодированные переговоры пилотов, я довольно кивал, представляя себе начало боя. Объемное мышление у меня было прекрасно развито, так что с представлением задуманного Покрышкиным проблем не возникло. Честно говоря, план был неплох. Звенья лейтенанта Архипова и старшего лейтенанта Мельникова должны были связать боем прикрытие, а сам капитан намеревался работать по бомбардировщикам. Но пока это был всего лишь предварительный набросок, нужно ждать сообщений от наших «глаз».

В это время на связь вышел высотный разведчик на базе «Таира», вызванный мною. Передав его под командование комэска, я продолжил слушать эфир, отслеживая ситуацию.

По сообщению разведчика, бомбардировщиков было двадцать семь, а истребителей – четырнадцать. Так же он подтвердил доклад поста ВНОС номер семь о том, что пятнадцатый – Ме-110. Видимо, наблюдатель.

Слушая общение между Покрышкиным и пилотом разведчика старшим сержантом Кравцовым, я все больше хмурился. Среди условных фраз нужных не было. Только описание построения немцев, курс и высота.

– Сокол, я Воробей, помни о «глазах», – пришлось намекнуть Покрышкину.

«Глаза» в условных обозначениях означали разведчиков.

Намек был понят, через пару секунд прозвучал приказ для Кравцова сбить «сто десятого». Благо он шёл на километр выше построения противника, давая «Таиру» возможность безнаказанно потом уйти. Местные птенцы Люфтваффе еще не встречались в прямом бою с Та-3, так что чего от них ждать, представляли слабо. Смутные слухи, просочившиеся из морской авиации, доверия не внушали. Байкам, как один «Таир» уничтожил эсминец, сухопутные пилоты не особо верили.

Ме-110 нам реально мешал – если там сидел командир-наблюдатель с правом отменять приказы, вроде меня, то нужно было срочно избавиться от этой проблемы. А потом посмотрим, кто кого.

Мы уже видели шедших «лесенкой» немцев, когда пришло сообщение, что разведчик пытался уйти, но сейчас уже догорает на снегу. Однако и мы остались без «глаз»: за удирающим на всех парах «Таиром» гнались взбешенные фрицы. То, что они на нервах, понять было нетрудно: стрелять по «Та» начали чуть ли не с полукилометра. Нет, бывают, конечно, такие асы, которые – умудряются даже попадать с такого расстояния. Но в паре, преследовавшей Кравцова, их не было.

– Уведи их подальше, чтобы не мешались. Там их встретят, – приказал сержанту Покрышкин.