Текст книги "Истребители: Я – истребитель. Мы – истребители. Путь истребителя"

Совещание уже заканчивалось, когда командиры направились к выходу, Сталин попросил остаться двоих из присутствующих. Как только дверь за последним генералом закрылась, Иосиф Виссарионович снял трубку и сказал:

– Попросите войти товарища Суворова.

Через пару секунд дверь открылась, и вошел отец известного летчика, замнарком авиационной промышленности Александр Суворов.

– Присаживайтесь, – велел Верховный, как только Суворов сел, он продолжил: – Как вы догадываетесь, речь у нас зайдет о пропавшем месяц назад в Тихом океане самолете с Вячеславом Суворовым. Этим вопросом занимается товарищ Белов, доложите нам последние новости по этому делу.

После приказа встал немолодой контр-адмирал и стал докладывать:

– На поиски пропавшего самолета союзники выделили три эсминца, восемь разведывательных самолетов и три подлодки. Поиски ни к чему не привели, был обнаружен только спасательный плот с одним из погибших пассажиров. Это был Крис Роден из американских журналистов. На данный момент поиски со стороны союзников прекращены. Мы продолжаем поиски своими силами. В акваторию Тихого океана направлены четыре эсминца, крейсер «Максим Горький», четыре транспорта сопровождения и две подлодки. Командует эскадрой вице-адмирал Октябрьский. На место пропажи гидросамолета они прибудут в течение пяти ближайших дней и немедленно приступят к поискам. Один наш эсминец, лидер «Ташкент», на момент пропажи гидросамолета находился на полпути от Перл-Харбора до Сиднея, в данный момент он один продолжает поиск пропавших. Шансы, что они живы, достаточно высоки. Мазутом «Ташкент» обеспечивают союзники, так что с этой стороны проблем нет.

– Хорошо, товарищ Белов, мы вас выслушали. Что скажите вы, товарищ Архипов?

Теперь встал Архипов.

– Американцы не делали секрета из пропажи известного советского аса подполковника Суворова и других пассажиров. В Германии широко осветили это происшествие, назвав его «Возмездием». Также прошли праздничные обеды и поздравления от имени Гитлера. Мы пока не афишируем эту трагедию.

– Вы, товарищ Белов, можете быть свободны.

Как только адмирал вышел, Сталин вопросительно посмотрел на Архипова:

– На данный момент наша разведка выясняет, попадали ли в плен к японцам пассажиры пропавшего без вести гидросамолета. Ответ однозначен. Нет.

– Я понял вас, товарищ Архипов. Как вы думаете, какие шансы найти товарищей Суворова, Никифорова и остальных?

– Достаточно высокие, товарищ Сталин. Этот район изобилует островами, шансы есть.

– Хорошо. Товарищ Суворов, я отправил с экспедиционной эскадрой товарища Васнецова и Рябинина, думаю, они будут не лишними в поисках.

– Согласен с вами, товарищ Сталин, – серьезно кивнул отец Вячеслава.

– Хорошо. Теперь доложите мне все по промышленности для выпуска реактивных самолетов.

– Мы получили новейшие станки от союзников и приступили…

Неизвестный остров в Тихом океане, это же время

– Осторожно, весь вес на ногу не переноси, – воскликнул я, когда Никифоров, используя самодельный костыль, пробовал ходить. Шину мы еще не сняли, хотя изредка поправляли ее, когда мыли Саню в бочажке.

Шину с руки Гриши мы сняли три дня назад. Но он еще опасался пользоваться рукой, продолжая носить на перевязи. Ребра у него тоже зажили, но к тяжелой работе я его еще не допускал, он пока работал по лагерю.

Мы отошли на метр и готовились подхватить Саню, если он завалится в ту или иную сторону.

Поскрипывая песком, в который врезался костыль, он осторожно шагал к большому плоскому камню на побережье. Приблизившись, осторожно сел и, улыбаясь, потер ногу.

– Тяжело было, совсем форму потерял.

– Я так думаю, еще пара недель – и можно перебираться на соседний остров. Вы уже в полную форму придете, и проблем с этим не будет.

– Это да. Мы уже тут все подъели. Одна только рыба и спасает, – согласно кивнул Никифоров.

На острове действительно осталось мало фруктов, на нем было всего четыре плодоносящих дерева. Даже кокосы пригодились, хоть какое-то разнообразие в пище. Фрукты мы не только ели, но и жарили вместе с мясом и рыбой, используя как гарнир. Получалось очень вкусно. Я и не знал, что Гриша – большой любитель готовить, все-таки у парня талант в этом деле.

– Сев, ты сейчас на мыс?

– Ага. Рыбу, двух хвостовиков, я поймал, Гриша пусть разделает. Ему пора руку тренировать, вот и начнет с малого.

Гриша согласно кивнул, он считал так же.

Хвостовиками, кстати, мы назвали неизвестную рыбу с большим хвостом и сочным мясом. Она нам пришлась по вкусу больше всего. Сейчас рыба лежала в тени навеса на импровизированном подносе. Никифоров с Гришей смастерили навес, пока я добывал пропитание.

Насчет мыса могу сказать так, первые три недели было не до того, чтобы обдумать, откуда тут взялись эти куски железа. Времени просто не хватало, то рыбалка у меня, как у малоопытного, занимала слишком много времени, то что-то другое. Это сейчас я могу за час насадить на острогу десяток крупных рыбин, как говорится, опыт приходит с тренировками и большим желанием поесть, но тогда у меня по полдня уходило только на то, чтобы увидеть рыбину и умудриться насадить. Спасли нас в то время мясо и сало, голодно не было.

Так вот в последнее время мне не давали покоя эти явные куски с фюзеляжа самолета. Когда у меня стало появляться свободное время, я полностью обследовал скалу и сам остров, мысленно составляя схему произошедшей тут трагедии. В то, что этот летательный аппарат улетел дальше и мог где-то сесть, я верил слабо. Один из кусков железа, тот, вогнутый, из которого мы сделали котелок, был явно с защиты мотора, мне тогда пришлось изрядно потрудиться, чтобы песком убрать старые следы масла.

Так вот, по моему предположению, самолет наткнулся на скалу, пролетел над островом – я нашел еще один кусок металла неподалеку от озера – врезался в дерево на высоте четырех метров и со временем врос в него. В общем, думаю, самолет лежит где-то за мысом, и не думаю, что на большой глубине, там довольно мелко.

А с тем куском, что врос в дерево, мне пришлось изрядно повозиться, пока выковырял его, но теперь у нас появилась еще одна сковорода.

Лодку на мыс я отнес еще вчера, сделав из кусков бамбука весла.

– В общем, я вернусь к полудню голодный. Так что вы тут приготовьте что-нибудь, ладно?

– Сделаем, не волнуйся, – кивнул Гриша, привычно крутя своим оружием.

С безопасностью у нас были проблемы – один складной нож на троих. Оружие осталось в чемоданах, да и не носили его открыто. В общем, вспомнив фильмы про Южную Америку, я рассказал, как аборигены с духовыми трубками охотятся и ходят на войну. Никифоров и Лапотников отнеслись скептически к моей идее, но когда я принес две полых полуметровых бамбуковых трубки и заготовил два десятка шипов на каждую, банально срезав их с кустарника, дело пошло. Труднее всего было подобрать яд. Я убил палкой десяток разных змей, не сказать, что они часто встречаются на нашем острове, но бывает. Наловил пяток попугайчиков, и мы не только сварили из них пару раз супчики, но и попробовали уколоть шипами. От одного яда они умирали в течение пары секунд. Так что довольно хорошее и бесшумное оружие у нас было, тем более за три недели практики у всех набрался немалый опыт, мы попадали в коробок спичек с пятнадцати метров. А это, поверьте мне, отличный результат.

Пройдя мимо веревки, где висела сушеная рыба, я углубился в лес, решив пересечь остров не по побережью, а напрямик. Остров я знал как свои пять пальцев, так что не заблужусь в зарослях. Достигнув мыса, подошел к крайней пальме, отвязал веревку и обернулся. Посмотрев на видневшуюся скалу, прикинул, где на дереве нашел третий кусок металла, и, мысленно проведя прямую линию от первых находок, примерно определил местоположение самолета. Надеюсь, он лежит недалеко от берега, тут, конечно, глубины небольшие, но и в них нырять небезопасно. Я уже видел плавники больших белых акул, так что попадаться им на зуб не особо хотелось. Однако надежда найти в салоне самолета хоть что-нибудь, что могло нам пригодиться, толкала вперед, как «золотая лихорадка» калифорнийца в прошлом веке.

Столкнув лодку в воду, я забрался в нее и стал грести. В трехстах метрах от берега глубина была небольшая и дно было видно отчетливо. Пока ничего похожего на обломки самолета я не видел, поэтому, старательно выгребая против волны, продолжал двигаться дальше.

– Вроде что-то есть? – пробормотал я. Положив весла на дно лодки, я опустил лицо в воду, так было лучше видно.

На глубине трех метров действительно виднелись обломки. Их я определил как часть крыла с мотором, однако салона рядом не было видно. Судя по обломкам, самолет был двухмоторным цельнометаллическим. Редкость, однако. Гребя дальше, я стал вспоминать известные самолеты, пропавшие в этих водах. Через семьдесят метров в воде показался киль и сам заросший кораллами корпус. Глубины тут было метров пять, может, пять с половиной. Ухватившись за камень, обмотанный самодельной веревкой, которую сплел из лиан Никифоров, кинул его в воду. Стравливая веревку, почувствовал, что якорь достиг дна, немного подтянул лодку и привязал веревку к одной из ручек. Теперь лодка находилась точно над корпусом самолета. Визуальный осмотр показал, что дверь в салон самолета открыта, скорее всего, экипаж или пассажиры покинули его. Мне же лучше – не надо мучиться с открыванием.

Отдохнув от гребли, я стал делать гимнастику, разрабатывая легкие перед погружением. Когда в голове зашумело от большого количества кислорода в крови, я ухватился за еще один камень и перевалился через борт лодки. Меня хоть и медленно, но потянуло вниз. Активно шевеля конечностями, я достиг самолета, где, отпустив камень, ухватился за дверной проем. Я, конечно, опасался, что какой-нибудь хищник вроде мурены или барракуды организовал внутри гнездо, но кроме осьминога, лениво шевелившего щупальцами на одном из сидений, там было пусто. Кроме обросшего кораллами корпуса, через открытую дверь нанесло песку, но немного, слой сантиметров в десять. Пока не кончился воздух, я одним рывком вплыл в салон и стал быстро осматриваться, мысленно отщелкивая последние секунды.

Первым делом я осмотрел пустую кабину, сбоку в небольшом специальном ящике у кресла пилота я обнаружил бинокль и размокшую карту. Ухватив бинокль, сразу же рванул наружу. В голове уже шумело. Когда я покидал салон, то краем глаза заприметил проем дверцы в хвостовом отсеке. При следующем погружении надо будет осмотреть все там. Если на борту есть какие вкусняшки, то они именно там.

С трудом перевалив через бортик лодки, я, тяжело дыша, приходил в себя.

Одежда была сложена на носу, взяв трусы, я тщательно вытер им бинокль. Первым делом открутил крышки, вынул линзы и слил попавшую внутрь воду. Линзы успели немного позеленеть, так что мне пришлось изрядно поработать сухой тряпкой, чтобы вернуть им более или менее нормальный вид. Сам бинокль к тому времени высох, и я собрал его обратно. Посмотрев в него на соседний остров, я только выругался, разобрал и собрал уже правильно.

– Отлично, теперь у нас есть окуляры, – промурлыкал я.

Возню с биноклем я использовал для того, чтобы прийти в себя. И вот снова очередной камень в руки, и я на дне. Дверца открылась с трудом. Весь запас воздуха и сил ушел на то, чтобы открыть ее.

Отдохнув в лодке, я использовал третий камень, к сожалению, предпоследний, оставляя еще один. Надо было брать две веревки и использовать один камень. Нырнул с камнем, побыл под водой, вынырнул, залез в лодку и вытащил. Вроде разменного пятака.

В каморке, на мой взгляд, оказалось пещера Аладдина. На сгнившие чемоданы я особого внимания не обратил, но ящик с инструментами и пара истлевших сумок принесли натуральные дары богов. Инструментальный ящик я привязал к веревке, теперь он у меня вместо якоря. При последнем нырянии я достал сумки. Почему я так им обрадовался? Через дыру одной было отчетливо видно дно котелка.

Отдышавшись, я перебрался на нос лодки и поднял ящик. Уместив все на дне, подхватил бамбуковые весла и поплыл обратно. Плыл я лицом к нашему острову, поэтому сразу увидел, как на мыс неторопливой прогуливающейся походкой вышел Гриша. Ответив на взмах, продолжил грести.

– Есть что? – крикнул он, входя в воду, чтобы помочь мне выволочь лодку на берег.

– Да, бинокль неплохой попался. Инструментальный ящик и две сумки. Как они не развалились при подъеме – непонятно, материя-то сгнила.

– Значит, нашел самолет? А я смотрю, вроде ныряешь, значит, твоя версия была правильная, на эту сторону он упал.

– Ага.

– Что за самолет?

– Штатовский. Цельнометаллический. Старый – и это странно.

– Почему?

Мы выволокли лодку на берег и стали разбирать найденные вещи, продолжая беседовать.

– Тип я примерно смог определить, «Локхид» старый. Понимаешь, ему лет десять, ну, может, чуть меньше. Не делали в то время таких самолетов. Поэтому те, кто летел на нем, должны быть широко известны. А в то время по схожим параметрам пропал только один известный самолет… Не показалось, смотри, действительно котелок. Только ржавый, придется потрудиться, чтобы привести тут все в товарный вид.

Как я и говорил, в самолете было много ништяков. Когда Гриша открыл инструментальный ящик, то стал доставать находки. Ну ключи нас не особо интересовали. Но вот то, что в нем нашелся маленький топорик, мачете и два неплохих ножа, радовало. В сумках, кроме котелка, сковороды, чайника, металлических тарелок, ложек да вилок, не считая кружек, видимо, была еще еда, но от нее ничего не осталось, только этикетки на упаковках.

– Живем, – обрадованно воскликнул Гриша, потрясая находками.

– Я там еще тюк видел, воздуха не хватило достать. Мне кажется, это лодка.

– А она не сгнила?

– Не знаю, вряд ли. Достанем – посмотрим.

– Самолет пустой был?

– Ага, дверь открыта, думаю, успели выбраться.

Подхватив бинокль, Гриша стал обозревать соседний остров, довольно цокая языком, а я потащил лодку в кусты, где прятал ее под сухими пальмовыми листьями. Когда я закончил ее маскировать, то услышал удивленный возглас Гриши.

– Что? – спросил я, кидая последние ветви.

– Дым.

– На соседнем острове? – деловито спросил я.

– Да.

– Нас рассмотреть без бинокля невозможно. Я тебе это со всей уверенностью могу сказать. Думаю, кто-то сигнальный костер разжег.

– Наши?

– Да кто его знает? Тут мешанина целая, любого можно встретить. Ладно, хоть предупреждение нам, что нужно идти к соседям с опаской. Пошли в лагерь, есть охота.

– Посмотреть не хочешь?

– Если только запомнить, в каком месте люди.

Взяв бинокль, я присмотрелся. Действительно у правого берега соседнего острова вилась едва заметная полоска дыма. Ветер был слабый, поэтому дым особо не сносило.

– Ну все, пошли в лагерь, – велел я.

Ремешка у бинокля не было, поэтому мы убрали его в ящик и, подхватив свои трофеи, зашагали обратно к лагерю.

– На сегодня хватит, а завтра можно продолжить.

– Акул не было?

– Проплыли две, но не приближались.

– Кстати, ты вроде говорил, что знаешь, чей самолет.

– Я бы не сказал, что знаю, скорее предполагаю. В тридцать седьмом где-то тут пропал самолет одной дамочки. Амелия Эрхарт, слышал о такой?

– Что-то припоминаю. Была шумиха в газете, ее вроде даже флот искал.

– Может быть, я и о ней-то случайно узнал. Один коллекционер хвастался, что у него точно такой же самолет, как у пропавшей Эрхарт, вот я и навел справки, кто это.

– Думаешь, ее самолет?

– Да кто его знает? Там, в самолете, останки чемоданов были, если их поднять, может, там будут ответы?

– Может быть, о, вон просвет. Дошли.

Однако выйти мы не успели, услышали команду Никифорова:

– Ложись. На открытую местность не выходить!

Гремя упавшим на прелую листву ящиком, мы немедленно выполнили команду.

– Что случилось? – громко спросил я, шаря вокруг глазами в поисках опасности.

– Ползите сюда, к нам кто-то приближается, – ответил Саня.

Вытащив из ящика бинокль, мы с Гришей по-пластунски поползли к опушке. Вид лагеря заметно поменялся. Навес был разрушен и теперь напоминал кучу травы, костер затушен, все вещи занесены в глубь леса и с воды пляж ничем не привлекал к себе внимания.

Сам Никифоров сидел в тени дерева, привалившись к столу.

Куда смотреть, можно было и не спрашивать, в километре от берега, едва слышно урча мотором, проплывал большой куст.

– Сторожевик замаскированный, – сразу же определил я, как только присмотрелся к очертаниям, видным сквозь маскировку.

– Чей? – тут же спросил Никифоров, жадно глядя на бинокль в моих руках.

– А кто его знает?.. Хотя нет, вру. Там на борту иероглифы.

– А если они тот дым на соседнем острове увидят? – спросил Гриша, а я в это время передал бинокль Никифорову.

– М-да. Засада, – задумчиво протянул я, почесывая щеку.

– Справа остров обходит… – пробормотал Никифоров, мы сидели в тени, так что бликов от бинокля не боялись. – Я так понимаю, самолет ты, Сев, нашел, что еще достать смог?

Мы быстро описали находки, заострив внимание на топорике и котелке.

– Понятно, это все для пикника было приготовлено. Значит, говоришь, возможно, это самолет Эрхарт?

– Предположительно. Да хрен с ней, нам от нее ни холодно ни жарко. Что-то в очертаниях этого кораблика мне знакомо, можно бинокль?

Получив оптику обратно, я стал рассматривать корабль. Маскировка ветками и кустами в основном была от воздушного противника, так что рассмотреть силуэт с суши было возможно. В принципе, японцы с нами не воевали, и как врагов их нельзя рассматривать. Да, они союзники немцам, но для нас нейтралы. Однако показываться им на глаза тоже не следовало. Японцы нас сразу сдадут своим союзникам – немцам.

– Ну да, точно. Это малый дальний автономный разведчик, тип «Тога», назван в честь какого-то японского адмирала…

– Может «Того»? – перебив, спросил Никифоров.

– Может быть, – рассеянно ответил я, задумавшись, припоминая лекцию: – Так вот – это дальний автономный разведчик. Выпущено таких семь штук. На сорок четвертый год после морских битв, по данным разведки, их осталось всего три. Два потоплены авиацией, один попал на зуб эсминцу, насчет четвертого ничего не известно. Пропал на просторах Тихого океана.

– А ты откуда все это так хорошо знаешь? – с подозрением поинтересовался Никифоров.

– Да информация об этих кораблях скорее побочная. В Центре читали лекцию по японским авианесущим кораблям, ну и рисунки силуэтов показывали. Авианосцы там, авиатранспорты, малые дальние разведчики типа «Того» и большие дальние разведчики типа «Камимура». Все эти типы кораблей связывает одно: они несут на себе самолеты. Например, у данного типа на корме стоит гидроплан-биплан «Мицубиси», правда, какой тип, не знаю. Рядом кран-балка для спуска на воду и для подъема самолета с воды. Используется для разведки, как штурмовик или охотник на подводные лодки. У него на крыльях бомбовые держатели. Думаю, вооружен он двумя крупнокалиберными пулеметами.

– Ты мне лучше про сам разведчик расскажи, – велел Никифоров.

– А что кораблик? Мне он неинтересен был, я не запоминал, так, побочная информация.

– А ты напрягись, вспомни.

– Ну это же малый разведчик, обводы как у миноносца. Значит, у него на носу башня со стомиллиметровой пушкой, где-то так. По бокам семидесятимиллиметровые, точно калибр не скажу, это все примерно. На рубке и на корме немецкие зенитные «эрликоны». Максимальная скорость – до тридцати узлов. Экипаж – тридцать семь человек, не считая летной обслуги. Считается одним из самых современных кораблей этого класса. Вроде все, – после некоторого колебания ответил я.

– Серьезный противник.

– А то как же, – кивнул я и тут же воскликнул: – Еще вспомнил, что у них на корме аппарат для сброса глубинных бомб.

– Это все на корме?

– Аппарат на самом краю, самолет посередине, а зенитка у рубки, самолет ниже, стрелять не мешает. Кстати, разведчик приблизился, и теперь можно рассмотреть отчетливо, там все видно. О, кстати, кок ведро с помоями за борт выкинул. Судя по свежим кустам маскировки, он где-то стоял, прижавшись к берегу, прятался, тут не везде у островов малые глубины. Интересно, что же его сдернуло?

– Ну-ка, верни оптику.

– Я так думаю, в ближайшее время нам лучше не отсвечивать, – пробормотал я, пока Никифоров рассматривал через бинокль заметно приблизившийся корабль. Было видно, что разведчик двигается по течению, которое принесло нас сюда.

– Согласен. Сев, я там обед отложил, лежит рядом с вещами, поешь пока. Правда, остыло уже все.

– Да ничего, я и этому рад, – ответил я, отполз в глубь леса и, встав на ноги, добежал до сложенных кучей вещей. Пока напарники следили за японцами, я плотно пообедал.

Услышав хруст приближающихся шагов, я насторожился, отложив кусок хорошо прожаренной рыбины, но это оказался осторожно ковыляющий на костыле Никифоров.

– За скалу ушли, их теперь не видно с пляжа. Гриша поднялся на склон и продолжил наблюдение, если что, сообщит.

– Понятно. Я тут вот что подумал. – Рыба снова оказалась у меня в руке, и, откусив кусок, я продолжил с полным ртом: – Нофью надфе перефляться.

– Прожуй сперва, потом говори, тебя никто не торопит, – посоветовал Саня.

– Я говорю, раз тут японцы шныряют, нужно переправляться ночью. Сам понимаешь, мы тут изрядно подъели все, на большой остров нам надо, а то еще пара недель – и питаться будем одной рыбой.

– Нужно плыть всем вместе.

– Знаю, я в салоне видел тюк, похожий на свернутую спасательную лодку. Думаю достать ее и попробовать использовать.

– Днем нырять опасно. Увидеть могут.

– Могут, но я ночью под воду не хочу. Акулы, то-се, тем более самолет кораллами зарастает, ладно хоть песком не занесло. Лучше пальмовыми ветвями замаскирую лодку, как будто плавающий куст. Возьму пример с японцев. Надо там еще осмотреться, а то похватал, что было на виду.

– Хорошо. Если японцы уйдут за соседний остров, то можно будет попробовать. А то на этом островке даже укрытий нет, хватит десяти человек и полчаса времени, чтобы прочесать его.

– И я о чем, тот остров хоть и гористый, но нашему сто очков вперед даст. Крупнее раз в двадцать, можно в кошки-мышки долгое время играть. Сейчас отдохну немного и пойду рыбы наловлю, вечером, когда стемнеет, приготовим, дыма не будет видно.

– Нужно к озеру перебираться. Тут мы на виду.

– К змеям? Ну уж нет, я лучше тут как-нибудь.

Насчет змей я был прав, водились они в основном именно у озера, их редко встретишь на побережье.

– Может, ты и прав, посмотрим, куда японцы уйдут.

Пообедав, я оставил Никифорова в лагере мыть посуду, от этой почетной обязанности меня избавили раз и навсегда, и направился к скале.

Гришу я нашел в тени деревьев, с удобством устроившись на одном из камней, он изредка поглядывал на удаляющийся от нашего острова корабль-куст.

– На малом ходу идет, – сказал я, приблизившись к нему.

– Похоже, что не особо торопится, тебе не кажется?

– Похоже.

– Слушай, я что спросить хотел. Они в одиночку действуют или составе какой-то группировки?

– Да мне кажется, по-всякому. Насчет этого даже предположить не берусь, кто знает? Может, его база за тысячи миль отсюда?

– А какой у него запас хода?

– Не помню, знаю, что большой, а насколько – не помню.

– Повернул, – подняв бинокль, сказал Гриша.

Взяв у него окуляры, я тоже присмотрелся.

– Поворачивает к тому побережью, где мы видели дым, – пробормотал я, пристально наблюдая за соседним островом.

– Заметили что-то?

– Похоже, что так. Дым все еще идет.

– Значит, обнаружат и захватят.

– Если только те в леса не уйдут… – Я опустил бинокль и задумался.

Гриша забрал у меня бинокль и присмотрелся.

– Точно, все еще дымит.

– У меня тут идея появилась, ты наблюдай, а я с Никифоровым посоветуюсь, – хлопнув Гришу по плечу, сказал я.

– Хорошо, – кивнул он.

Быстро спустившись на пляж, я достиг нашего лагеря.

– Саня? – окликнул я его, не обнаружив на месте стоянки.

– Чего? – послышалось от крупных камней, наваленных у берега. Обычно там мыли посуду, используя морскую воду и песок. Камни были невысокие, но если присесть, то со стороны трудно заметить. Подбежав, действительно обнаружил там Никифорова. Он не только очищал от жира нашу «сковороду»-железку, но и скоблил посуду с самолета. С последней у него пока не очень получалось, слишком долго посуда была в едкой морской воде. Но, как говорится, терпение и труд все перетрут.

– Японцы заметили сигнал соседей. Сменили курс, идут на сигнальный дым.

– И что? Помочь мы им не сможем, если только сами догадаются уйти в глубь острова.

– Сань, вот ты мне скажи, что сделает японский командир при обнаружении посторонних в своем районе действия?

– Высадит десантную партию, он может принять их за наблюдательный пост противника с радиосвязью. Пока не убедится в отсутствии оного, он не уйдет, – уверенно ответил Саня.

– Во-от! Сколько, по-твоему, останется на борту экипажа, если на корабле едва ли больше сорока человек, а остров очень большой? А?

– Человек двадцать – двадцать пять отправит точно… – начал было задумчиво отвечать Никифоров, но тут в его глазах мелькнул огонек понимания: – Ты чего это удумал?

– Сам посуди, какой это шанс выбраться отсюда и принести нашим подобный подарок. А?

– Сева, – устало произнес Никифоров, – ты не суди нас по себе. Это ты сможешь пробраться на борт и пошалить, мы пока не бойцы, сам должен понимать. Да и бред это – нападать втроем на боевой корабль.

– И я о чем! Кому в здравом уме придет подобное в голову? Не ожидают они нас, могут выставить наблюдателя со стороны острова. И то скорее из-за того, что службу знают как надо. Сам пойми, с вашими духовыми трубками, считай, с бесшумным оружием, у нас есть все шансы.

– Бред, – после некоторых раздумий ответил он.

– Бред – нападать днем, – согласно кивнул я. – Но если ночью. Как ты думаешь, поймают они соседей за эти полдня?

– Сомневаюсь, если только те вовремя их заметят и успеют уйти.

– Если десантная партия останется на острове, что более чем вероятно, японцы тоже воспользуются возможностью отдохнуть на берегу. Значит, именно ночью у нас все шансы. Снимаем вахту и тихо избавляемся от остальных, пока они спят. В данном случае трубки – это вундервафля[11]11
  Вундервафля – от нем. Wunderwaffe – чудо-оружие, шутливое название технической новинки.


[Закрыть]. Я еще острогу смажу ядом и ножи, легкий порез – и все.

– Все равно бред, – буркнул он. – Не забывай, что они нам не враги, как мы будем отвечать перед мировой общественностью за захват нейтрального корабля?

– Скажем, что они первые напали, все равно в сорок пятом с ними схлестнемся. Ладно, ты обдумывай, а я к Грише, надо присмотреться к японцам, что они делают.

Когда я вернулся к склону скалы, то Гришу там не застал, он сам о себе дал знать, окрикнув с верхушки скалы. Быстро добравшись до него, я сел рядом и взял бинокль.

– Что Никифоров сказал? – спросил он.

– Ты о чем?

– Как будто я не догадался. У тебя крупными буквами на лице было написано, что ты хочешь захватить этого «японца».

– Это наш шанс убраться отсюда. Нет, мне нравится на острове. Приключения какие-никакие, да и природа красива, но и домой хочется побыстрее. На корабле можно достигнуть обжитых мест. Да и рация там есть, разведчик все-таки.

– Так что он ответил?

– Сказал, что бред.

– Он за тебя отвечает, так что не рассчитывай на его согласие.

– Да знаю, я скорее рассчитываю на авантюрный склад его характера, больше на него давил.

– Все равно не согласится.

– Не согласится, так не согласится… Все, японцы ушли за соседний остров, и их не видно. Ты следи на всякий случай, а я пойду рыбы наловлю на ужин.

– Хорошо.

Естественно, Никифоров и поддакивающий ему Гриша не согласились на эту авантюру. Да и я тоже понимал, что шансов мало. Мой план был разработан скорее со скуки, чем имел реальные перспективы. Да и не сам корабль был мне нужен, а только рация, там стояла мощная. До своих можно докричаться.

Ночью меня разбудил хохот. Вскочив, я настороженно прислушался, вдруг от лежанки, где спал Никифоров, раздалось тихое хихиканье. Не злое или издевательское, а как будто его перышком пощекотали в пятку.

Утром, позавтракав сушеной рыбой и запив ее чаем, который мы делаем из листьев некоторых растений, смешивая по вкусу, я покосился на Никифорова и осторожно спросил:

– Никак сон смешной приснился?

– С чего ты решил? – удивился он.

– Смеялся во сне.

– А, – он улыбнулся своим мыслям и рассказал про свой сон: – Значит, спим мы, а тут мне вдруг в туалет захотелось, причем ходил без костыля, я тогда еще не понял, что это сон, смотрю, а тебя нет. Пустая лежанка. Разбудил Гришу. Стали тебя искать по всему острову, думали, удрал японцев в одиночку захватывать, тут слышу мотор где-то работает. И вдруг мне по темечку холодная капля: раз-два. Посмотрел наверх, а там в лунном свете виднеется «Летучий Голландец». Дно ракушками обросло, и с них вода капает. Шум слышно – как от дождя, по листьям капли барабанят, на нас падают. Тут я как заору с испуга: «Чур меня! Чур!» Только я проорал, как из-за борта свешивается Севка и смотрит на нас с укоризной. Мол, что же вы кричите в раю, тут все спят. Я на него смотрю и только хотел спросить: как тебе там, в раю? Как этот гад орет мне: «Товарищ майор, вот, смотрите, махнул не глядя. Японцам остров – нам корабль». Тут с борта свешивается веревка, и по ней спускаются грустные-грустные японцы в одних трусах, ты их до и исподнего раздел. Меня такой смех разобрал.

– Сон в руку, – задумчиво пробормотал я. Ничего смешного в этом сне я не усмотрел, скорее он заставил меня задуматься.

Тщательно обсудив сон и проанализировав, так и не прийдя к какому-нибудь определенному выводу, мы с Гришей снова направились к лодке.

– Как хорошо-то с посудой, а то ведь я отвык уже.

– Чем тебе бамбуковые не угодили? Никифоров их хорошо вырезал.

– Разница все-таки есть. Жаль, японцы близко, костра хватило только на чайник, а то бы я ушицы сварил.

– Ой, не говори про уху, а то сейчас слюной захлебнусь.

Мы вышли на мыс и достали из-под листьев лодку. Бинокль мы хотели оставить Сане, но он просто спросил:

– Как я вас предупрежу, если я на другой стороне острова? Берите с собой. Вон пусть Гриша изредка осматривается, если что, будет шанс уйти раньше.

Так и сделали, теперь бинокль висел на самодельной веревке на шее у напарника.

Спустив лодку на воду и наложив на дно камней, мы прихватили с собой пальмовых листьев – все-таки маскировка – и отплыли от берега.

Достигнув нужного места, заякорились и стали готовиться к подъему других ценностей.

– Как я нырну, маскируй лодку, чтобы со стороны она не привлекала внимания, а то этот желтый цвет виден издалека.

– Хорошо.

Сделав гимнастику, я ухватил один из камней и спиной плюхнулся в воду, сразу уходя на глубину к открытому дверному проему. Перед погружением я осмотрел окрестности и ничего опасного не заметил: ни акул, ни медуз, – так что опускался спокойно.