Текст книги "Истребители: Я – истребитель. Мы – истребители. Путь истребителя"

– Он?

– С вероятностью девяносто процентов.

Проглотив очередной кусок тушенки, я посоветовал:

– Вы в нашу карту гляньте, что там обозначено.

– Черт возьми! Мне даже в голову не пришло, – покачал головой Командир и снова открыл планшет.

– Оп-па! – воскликнул Шатун, тоже заглядывая в отксерокопированную карту.

– Что там? – нетерпеливо спросил Батя.

– Предположительно крупный штабной бункер неизвестного назначения. Взорван немцами в сорок четвертом при отступлении. Думаю, он их цель.

Командиры стали негромко обсуждать эту тему, обмусоливая с разных сторон.

– Мы туда поедем? – поинтересовался я, выплескивая из кружки остатки чая.

– Нет, конечно! – ответил Шатун.

– Зачем он нам тогда сдался?

– Хм, действительно незачем.

– Я в том смысле, что спать пора, завтра рано вставать.

– Твоя правда. Отбой через пять минут! – приказал полковник, убирая карты с блокнотом обратно в планшет.

– Кстати, а что там со смертным медальоном, прочитать есть возможность? – поинтересовался Батя.

– Есть, – взяв бумажку в руки, Шатун прочистил горло и громко зачитал: – Красноармеец Эсамбаев Абузар Шамсуддинович. Призван из военкомата города Грозный. Первый номер расчета станкового пулемета первой роты отдельного пулеметного батальона. Подразделение дислоцировалось на УРах. Двадцать лет ему было. Почерк не совсем разборчивый, видимо, сам писал.

На несколько секунд в овраге повисло молчание, потом послышался приказ полковника:

– Отбой!

Утро было не таким хорошим, как я надеялся. Мало того, что замерз, и это в трех формах (в своей гимнастерке и галифе, в летном комбинезоне и поверх еще трофейная жандармская), так еще и отлежал одну половину тела. Поэтому при побудке мой подъем напоминал брейк-данс. Наконец встав на ноги, я походил туда-сюда, разрабатывая задубевшие мышцы и связки.

– Командир, что-то меня совсем расклеило. Пробегусь вокруг, поработаю мышцами.

– Хорошо, только недолго, через сорок минут двигаемся дальше.

– Понял. – Подхватив автомат, я легкой трусцой, все наращивая темп, рванул по старой дороге дальше.

Быстро выяснилось, как Андрей обнаружил тела немцев. Как только в нос ударил резкий запах разложения, свернул и побежал уже по чистому лесу, оставив трупы в стороне.

Тело уже пришло в норму, так что я наслаждался бегом, на ходу с интересом крутя головой, осматриваясь.

– …да стой ты!.. – послышалось мне. Остановившись, я обернулся.

Сзади, среди деревьев, мелькнула чья-то фигура. Особо я не обеспокоился, кричали на русском, правда, голос распознать не смог, слишком далеко, но за дерево на всякий случай встал и автомат к бою приготовил.

– Чего тебе? – спросил я, выходя и вешая автомат на плечо.

– Уф-ф, еле догнал, – хрипя легкими, простонал остановившийся рядом Степка.

– Дай угадаю, полковник за мной послал?

– Да нужен ты ему! Он меня физподготовкой заставил заняться, за тобой отправил, говорит, чтоб мы вместе обратно прибежали, – ответил он.

– А, понятно. Давай круг закончим и будем возвращаться.

– А может, тихонечко, пешком, а у лагеря уже побежим? – с надеждой спросил Степка.

– Бегом, солдат! – рявкнул я и пинком придал ему ускорение.

Так мы пробежали еще метров двести, пока Степка не «сдох». Вообще удивляло, как он смог меня догнать, я ведь уже удалился от лагеря километра на три, не меньше.

– Стой! – приказал я Степке.

Бег трусцой на месте он со всей старательностью выдавал за спринтерский, продолжая пыхтеть и обливаться потом.

– Чего?

– Слышишь, машина работает?

– Да какое там, так в ушах шумит, что я тебя не слышу, – выровняв немного дыхание, ответил он и тут же спросил: – Далеко?

– Да рядом где-то.

– Тут что, дорога недалеко?

– Мы же круг сделали, до лагеря рукой подать, – ответил я, тщательно прислушиваясь.

– Мы вообще где?

– Где свернули на эту заброшенную дорогу, помнишь?

– Ну.

– Вот где-то рядом с поворотом.

– Посмотреть надо, сейчас выедем и встретимся с кем-нибудь. Нежелательно.

– Угу, согласен. Отстань от меня метров на десять и страхуй сзади, – велел я.

– Угу.

Взяв наизготовку автоматы, мы медленно, внимательно поглядывая под ноги, чтобы не наступить на сухую ветку, двинулись вперед, к дороге. Звук мотора стих, но мне показалось, машина не уезжала. Просто заглушили. У самой опушки я лег на живот и по-пластунски пополз вперед, Степка повторил мои действия. Когда он подполз ко мне и лег рядом, я, лениво покусывая травинку, наблюдал за четырьмя немцами у бронетранспортера.

Дернув Степку за рукав, я молча показал назад. Так же осторожно мы отползли и, встав на ноги, побежали в лагерь.

– Пятеро, говоришь? – переспросил Командир.

– Ага, четверо со слетевшей гусеницей возились, вроде палец лопнул, пятый на другой стороне стоял. Видимо, охранял, я только ноги разглядел.

– Тоже фельджандармерия?

– Бляхи были и тактический знак на броне тоже. Такие же, как и у нас. Командир, это отличный шанс добыть броню, сам подумай, так мы станем менее заметны. Один мотик на хрен, Толю за руль, и вперед, – убеждал я командира.

– Долго они там возиться будут? – спросил Шатун.

– Минут десять точно.

– Я за захват, – сказал Шатун Командиру. – Соловей прав, мы со стороны, как барахольщики, внимание привлекаем. А это какая-никакая, но броня.

– Андрей, даю разрешение на захват. Отбери людей, – решил наконец Командир.

– Есть! – козырнул тот и тут же скомандовал: – Батя, Шатун и Крепыш за мной.

Все четверо быстро скрылись среди деревьев. Минут пятнадцать мы ждали выстрелов, но не дождались. – Пискнула рация на поясе Командира. Выслушав доклад, он велел выдвигаться.

Один мотоцикл, как и планировалось, мы оставили, сняв с него все, что можно, так что на трассу выехали на трех машинах. Оставили мою одиночку, двигаясь на «бумерах».

У бронетранспортера стояли наши, немцев мы не увидели – видимо, их успели отнести в близкие заросли кустарника.

– Быстро перегружаемся! – приказал Командир. Мы освободили мотоциклы от лишних вещей и быстро распределились по машинам.

В починенном бронетранспортере за рулем Толя, рядом Командир. К МГ-42 со щитком встал Степка.

Колонна шла так: я за рулем первой «бэхи», за пулеметом Казанцев. Следом броник, за ним Даль с Батей в люльке. Последним Андрей с Шатуном за пулеметом.

Мы успели выехать из леса и проехать по открытой со всех сторон дороге километров двенадцать, когда заметили дорожный пост фельджандармерии. Метрах в двухстах. Местные гаишники пользовались теми же способами, что и их собратья в будущем. Прятались в кустах и выскакивали неожиданно и неприятно для водителей.

Я чуть притормозил от неожиданности.

– Что будем делать, командир? – стараясь перекричать рев мотора, спросил Крепыш.

– Командиры есть, пусть они и решают. Там всего пятеро на двух мотоциклах. Справятся.

При приближении на дорогу вышел полный жандарм со знаками различия фельдфебеля и повелительно махнул рукой. Проехав его, я чуть довернул, чтобы Казанцеву было удобно стрелять. Двигатель не глушил, если что, можно дать по газам и развернуть мотоцикл.

Бронетранспортер остановился точно у фельдфебеля. Я просто чувствовал разлившееся вокруг напряжение. Но, к моему удивлению, фельдфебель ничего проверять или досматривать не стал. Пробулькав длинную тираду, он развернулся и направился к своему мотоциклу. Немцы шустро расселись в седла своих коней и выехали на дорогу. Проезжая мимо нас, фельдфебель повелительно махнул рукой, приказывая двигаться следом.

Осторожно я стронулся с места, наши за мной.

Вибровызов при такой дороге фактически не ощутим, поэтому, заметив, что немцы не оборачиваются, я достал рацию и вызвал командира.

– Что за х*ня?

– Представляешь, они нас прихватили для усиления. Тут где-то недалеко гонят нашу разведгруппу, вот мы и едем помогать немцам ловить их. Судя по поведению фельдфебеля, таким количеством он струсил лезть, но с нами и нашей броней решился.

– Смешно, как бы не стало грустно, – ответил я.

– Смотри в оба, – велел Командир.

– Понял.

Убрав рацию обратно в чехол от противогаза, я сосредоточился на дороге.

Через полчаса мы поднялись на большой холм. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались пшеничные поля, только впереди виднелась большая дубрава. Вдруг с переднего мотоцикла ударил пулемет.

Остановив свой, я взял протянутый Казанцевым бинокль и всмотрелся в недалекие точки, которые пробирались по полю к дубраве. При приближении я опознал в них наших разведчиков. Форма, оружие и сидоры выдавали их с головой. Замыкающий вдруг обернулся и посмотрел на нас. Оторвавшись от бинокля, я изумленно воскликнул:

– Рябов?!

– Что? – не расслышал Казанцев. Он держал на прицеле остановившихся впереди жандармов и старался не отвлекаться.

– Огонь по немцам! – скомандовал я.

Почти сразу затарахтел МГ лейтенанта, его поддержал пулемет с остановившегося сзади бронетранспортера.

Честно говоря, я раньше думал, что машины эффект-но взрываются только в голливудских и, что уж там говорить, болливудских фильмах. Но один из мотоциклов, тот, на котором ехал фельдфебель, вдруг выпустил в воздух цветок огня и маленький «ядерный» грибок взрыва. Видимо, в ленте были зажигательные патроны, и один из них случайно попал в полупустой бак, что и вызвало эту вспышку. Охватило огнем не только сам мотоцикл, но и уцелевших немцев на нем. Раздались крики заживо сгорающих людей, которые почти сразу смолкали под прицельными очередями пулеметов.

Выпустив по пол-ленты, пулеметы стихли, стрелять больше было просто не по кому.

Вместо вызова по рации Командир сам подошел к нам. Показалось мне или нет, но он был в не очень хорошем настроении. Судя по поведению и виду, планы на жандармов у него были несколько иными.

– Ну и какого хрена?! – спокойно спросил он.

– Наша разведка, – указал я одной рукой в сторону леса, другой потирая затылок.

Те уже скрылись среди деревьев, поэтому ничего предъявить я не мог, кроме своих слов. Видимо, кроме меня и немцев никто разведку не заметил.

– Где? – повернувшись в сторону дубравы, спросил полковник.

– Уже скрылись. Я их сразу после немцев увидел. Они по ним огонь открыли, ну я взял бинокль и посмотрел, по кому стреляли. Узнал одного.

– Кто такой?

– Я с ним по крымским горам бегал. Помните, рассказывал, как меня там сбили? Ну нас еще на Манштейна направили совершить налет, я в прикрытии был.

– Не очень подробно, что сбили и как выбирался, рассказывал, – припомнил Командир.

– Так я с разведкой выходил, командовал ею лейтенант Рябов, Василий. Вот он-то замыкающим и шел.

– А с чего ты взял, что они стреляли по разведке?

– А по кому? – удивился я.

– По ним! – повысив голос, указал рукой полковник.

Посмотрев, куда он указывает, я заметил нечто лежавшее на дороге.

– Собаки, что ли?

– Ну почти, – уже спокойно ответил полковник, доставая бинокль из чехла. – Волки, стая проходила. Видимо, спугнул кто-то. А ведь шла она от дубравы.

М-да, лопухнулся я. Это же надо! Похоже, кроме меня никто по сторонам не смотрел. Иначе как объяснить, что единственный, кто смог рассмотреть разведку, это я? Все что, на дорогу пялились?

– Давно ушли? – рассматривая дубраву, спросил полковник.

– Да как мы открыли огонь, так сразу скрылись. Кстати, почему вы были против уничтожения жандармов?

Ответ оказался до гениальности прост. Фельдфебель этот успел сообщить, что двигаемся мы к ближайшему городку, стоявшему на берегу довольно широкой реки, причем распростерся он на обоих берегах. Там перекинут мост, который мы могли под прикрытием фельдфебеля спокойно пересечь. Теперь этот план развалился, а других мостов и бродов в этих местах нет. Переправы были, да в начале войны их уничтожили. Немцам они оказались не нужны, хватало этого, поэтому не восстанавливали.

– У них рация была, – пробормотал я.

– Уверен? – повернулся ко мне полковник.

– У четвертого вещмешок характерных размеров был. И еще они раненого несли, там двое его переносили.

– Раненого? Хм, значит, далеко не уйдут, – снова стал рассматривать дубраву полковник.

В это время подошел заинтересовавшийся Шатун.

– Чего обсуждаем? Мы тут уже минуту у всех на виду стоим. Сваливать пора.

– Да вот наш Соловушка советскую разведку обнаружил, обсуждаем.

– Переодетых в волков? – хмыкнул Шатун.

– Говорит, настоящую, во-он там, где три березы выдвинуты из леса. Вроде там вошли в дубраву.

– Большая, не найдем, – сразу ответил Шатун, прикинув наши шансы.

Казанцев сидел в люльке, продолжая держать на прицеле уничтоженных немцев, и с интересом слушал.

– Я их тоже видел, товарищ полковник. Семеро их было и раненый, – наконец признался он.

Достав карту, Шатун и полковник склонились над ней.

– Уйдут, – уверенно заявил Шатун.

– Да, через этот лес протекает река, разделяясь уже на две, уйти у них шансы есть, и немалые, – подтвердил полковник и, еще раз глянув в карту, ткнул пальцем: – Двигаемся сюда!

– Есть! – козырнул я.

Мимо нас как раз протопали Степка и Толик с Далем, несшие собранное оружие и другие трофеи.

В это время я уловил какое-то движение у самой кромки деревьев. Полковник рядом укладывал обратно в планшет карту, Шатун возвращался в бронетранспортер, а я снова взял бинокль. Отличные линзы приблизили стоявшего на коленях и использовавшего ствол как укрытие человека. Это был Рябов, причем с биноклем.

– Лейтенант, дайте мне карабин, быстро!

– Что? – спросил полковник, уже повернувший было к бронетранспортеру.

– Потом! – отмахнулся я.

Взяв протянутый карабин (он у Казанцева полулежал в люльке) и встав на седло мотоцикла, я поднял руку с карабином и держал его несколько секунд в горизонтальном положении, после чего два раза опустил со стороны приклада вниз.

– Они там? – стараясь не делать резких движений, спокойно спросил полковник.

– Рябов – да, остальных не видел, – пробормотал я. Опустив карабин, через секунду снова поднял и проделал ту же операцию.

– Не видно?

– Нет.

– Значит, не доверяют, – сделал логичный вывод Командир.

– Тоже верно. Лейтенант, из машины, я к ним до-еду.

– Отставить! Опасно, – не разрешил полковник.

– А я на ствол пулемета белую тряпку привяжу. Типа парламентер, – ответил я. Казанцев уже покинул люльку и, сжимая в руках карабин, топтался рядом.

– Ну хорошо, если что, мы тебя прикроем. При стрельбе падай на землю и затаись. Понял?

– Да, – ответил я, привязывая к стволу поданную Казанцевым белую тряпку. Насколько я помнил, прежние владельцы трех мотоциклов использовали ее как скатерть для принятия пищи на природе.

Полковник тоже осмотрел лес с помощью своего бинокля.

– Вижу двоих, один укрывается за деревом. Причем нарочито, чтобы можно было рассмотреть часть плеча и лицо. Второй за кустом в десяти метрах правее. Там куст шиповника шевельнулся.

– Я поехал.

– Будь осторожен, племянник.

– Хорошо.

По полю машина шла тяжело, пришлось включить ведущее колесо и на люльке. Проходимость, как и скорость, сразу возросла. Больший расход бензина меня сейчас как-то мало волновал.

Колосья уже выросшей пшеницы приминали колеса мотоцикла, шелест погибающего урожая был слышен даже за ревом мотора.

До деревьев я добрался за минуту, не доезжая до опушки метров тридцать, остановился и заглушил двигатель. Осторожно, не делая резких движений, отстегнул каску, снял и повесил на руль, потом снял очки и бросил в люльку. Шейный платок снять не успел, кто-то невидимый ахнул:

– Сева? Суворов?!

– Привет, Вась, – откликнулся я.

– А я-то думаю, кто это сигнал подает: «Путь свободен, противника нет». Ты с кем, там немцы?

– Не, разведка да сбитые летчики на трофеях, – одной фразой пояснил я.

– Черт возьми!

– Лейтенант, подойти можно? – поинтересовался я.

– Твои люди держат нас на прицеле?

– Конечно. А как же иначе?

– Подходи, пообщаемся, – разрешил Рябов.

– Оружие оставить?

Надо сказать, что ППС до сих пор висел у меня на шее рядом с бляхой.

– Пусть висит, можешь его поблагодарить, если бы не он да не уничтоженные на наших глазах фрицы, пулю бы ты точно схлопотал.

– Вот спасибо, обрадовал! – засмеялся я.

– Пользуйся на здоровье, – хмыкнул Рябов.

Я подошел ближе. Несколько секунд мы с разведчиком молча рассматривали друг друга, после чего крепко обнялись. И одновременно задали друг другу вопросы:

– Ты где так долго отсутствовал?

– Ты один или еще знакомые есть? – после чего рассмеялись.

– Сваливать пора, как бы кто на дым не появился. У вас рация есть? – спросил я.

– Есть, а что толку: последние батареи еще неделю назад сели, – отмахнулся Рябов. – Таскаем бесполезную железку.

– Как раз это не проблема, электрики есть, подсоединят к бортовой сети, можно будет воспользоваться.

– Ты мне ответь на один вопрос. – Рябов вдруг стал очень серьезным. – Ты где пропадал столько времени?

– Ха, думаешь, перевербовали? – ухмыльнулся я, потом, покачав головой, ответил: – Пулю в плечо получил, отлеживался в одной глухой деревушке. Ща покажу.

Рябова больше убедило не ранение, а то, что под трофейной формой он разглядел и летный комбинезон, и нашу форму.

– Нужно уходить, нашумели и надымили вы изрядно, – вздохнув, сказал он.

– Вас сколько?

– Одиннадцать.

– Я меньше видел. В принципе, можно всем уместиться в технике.

– У нас раненый.

– Его я видел… Фельдшер есть?

– Конечно.

– Давай его ко мне, раненого в люльку, и мы пока к колонне. Встречаемся на опушке, где дорога к ней приближается. Так быстрее будет. Кстати, вы с нами?

– Конечно. Ведь у нас приказ найти и достать тебя хоть с того света, – ответил Рябов и, оставив меня с открытым от удивления ртом, развернулся и отдал несколько команд.

Почти мгновенно как будто из-под земли выросли три фигуры и шустро разбежались. Через полминуты среди деревьев показалась процессия из нескольких человек. Внимание в ней привлекал парень с бледным лицом и закушенной губой. На левой ноге у него красовалась неплохо поставленная шина.

– Осторожно кладите, – командовал носильщикам другой парень с сумкой фельдшера.

Одного из носильщиков я узнал, Милитон Кикобидзе, приветливо кивнув друг другу, мы усадили раненого и обнялись.

– Еще кто из знакомых есть? – поинтересовался я у Рябова, надевая очки и каску.

– За восемь месяцев состав группы поменялся. Старшина Вознесенский на повышение пошел, сейчас лейтенант, командует такой же группой где-то на Ленинградском фронте. Остальные кто выбыл по ранению, кто погиб.

– Ясно, – вздохнул я и завел мотоцикл.

– Встречаемся на опушке! – крикнул Рябов.

Кивнув, я занял место водителя и, дождавшись, когда сзади сядет фельдшер (он, кстати, оружие свое положил в люльку к раненому с таким расчетом, чтобы быстро, вернее, мгновенно извлечь), осторожно стронулся с места. Разведки на опушке уже не было, успели скрыться в лесу.

Наши наверняка наблюдали за нами, потому что, когда я тронулся, пришла в движение и колонна. Так что я направился не к ней, а к дороге, она пролегала ближе, чем находился холм с уничтоженными немцами.

Остановившись у замершего бронетранспортера, слез с продолжавшего работать мотоцикла и подошел к передней дверце со стороны Командира.

– Я так понял, все в порядке? – поинтересовался полковник.

Под пристальными взглядами фельдшера и раненого было довольно сложно говорить, можно сказать, неудобно, но, кивнув, я ответил:

– Да, это Рябов. Договорились встретиться дальше, где дорога приближается к опушке.

– Рация?

– Есть, но без питания.

– Это не проблема.

– Я так же сказал, – кивнул я.

– Перегружайте раненого, – приказал полковник.

Мы споро перенесли бойца в кузов бронетранспортера, предварительно накидав на дно тряпок для подстилки. Фельдшер последовал за ним, Казанцев же снова занял место в люльке.

– Тряпку убери, – велел я ему, трогаясь и занимая свое место во главе колонны.

– Хорошо.

Через полтора километра мы увидели стоявшего на дороге Рябова и остановились рядом с ним. Знакомство прошло быстро.

– Лейтенант Рябов, командир разведгруппы… – начал было представлять я, но меня прервал Рябов:

– Уже капитан, товарищ подполковник, – поправил меня Василий, пристально и изучающе разглядывая лицо дядьки.

– Хорошо… Полковник Суворов, командир нашей группы. В прошлом командир десантного полка.

– Отец? – сразу же спросил Рябов.

– Дядька. Отец, вон, в люльке второго мотоцикла, – ответил я. Батя, заметив, что все обратили на него внимание, помахал рукой. – Ты прав, капитан, половина группы мои родственники. Так что нам нужно как можно быстрее добраться до своих.

– Распределяемся по машинам, – приказал полковник. – Капитан, своих людей в бронетранспортер, а мы на мотоциклах, на нас трофейная форма. Найдем укромное место – пообщаемся.

– Есть, – козырнул Рябов, после чего стал командовать своими бойцами.

Закончив, он подошел к полковнику. Я в это время возился у мотоцикла и, о чем они говорят, не слышал. Командир покивал, после чего оба достали карты и стали сравнивать. Ксерокопия нашей с неизвестными обозначениями очень заинтересовала капитана, но вида он не подал. Заинтересованность я определил по краснеющим ушам и шее Рябова – забавная, но верная примета.

Пока было время, я пристально разглядывал разведчиков. Рябов не солгал, кроме Кикобидзе, ни одного знакомого лица.

Теперь со мной сел еще и Андрей, уступив свое место Толику, и я снова занял свое место во главе колонны.

Ехать пришлось далеко, можно сказать, докатились на последних каплях горючего. Уже начинало вечереть, когда мы добрались до следующего леса. Хотя я бы назвал его лесным массивом, огромный был лес.

– Партизан тут нет, можно спокойно продолжать движение, – ответил мне Толик, когда я притормозил, предварительно поговорив с полковником, а тот с Рябовым. Уж местную обстановку капитан знал отлично.

Медленно мы въехали под тень деревьев. Отстав от нас на сотню метров, порыкивая мотором, двигался бронетранспортер, за ним, на расстоянии двадцати метров, второй мотоцикл.

Дорога была убита, поэтому скорость движения упала до минимума. Когда впереди показалась большая и явно глубокая лужа, я остановил мотоцикл и заглушил двигатель. Мы с Андреем слезли с седел, оставив Казанцева в люльке. Он нас прикрывал. Андрей остался ожидать приближающуюся бронемашину, а я осторожно приблизился к луже.

Когда стих рев мотора, я крикнул:

– Не проедем мы тут! Утонем на хрен… Товарищ полковник, может, вернемся на прошлую развилку и повернем направо? Я в этой грязи купаться не хочу.

Думаю, нас спасло то, что я кричал на русском довольно громко, чтобы быть услышанным, а также то, что на виду появились бойцы Рябова в советских комбинезонах разведчиков.

– Поговори мне еще, – добродушно ответил подходивший полковник. – Ты не забыл, сколько у нас горючего осталось?

– Да все равно рано или поздно технику бросать придется, – ответил я. Срезав ветку, проверил глубину. – Ну я же говорил, глубоко. Почти на метр ушла.

Появление посторонних на дороге, к своему стыду, засекли не мы, а разведчики. С той стороны лужи на сухом месте стоял молодой парень лет двадцати пяти в таком же двухцветном камуфляже, как и у Рябова, с ППШ на плече.

– Стой, кто такой? – крикнул один из разведчиков. Остальные тут же попрятались, выставив стволы.

– Вопрос тот же. Вы у нас под прицелом, не советую дергаться. Кто такие? – поинтересовался незнакомец.

В воздухе разлилось напряжение, я понимал, что вот-вот могла разразиться перестрелка – были известны случаи, когда немцы переодевались в нашу форму. Требовался только спусковой крючок. Стянув с головы каску и очки, я сплюнул в лужу и сказал:

– Я Суворов, со мной две разведгруппы… Кстати, а когда ужин будет? А то кишка с кишкой уже вальс играют.

Этот неожиданный вопрос заметно разрядил обстановку. Незнакомец, несмотря на грязное, в разводах лицо опознал меня, поэтому, кинув руку к виску, ответил:

– Товарищ подполковник, разрешите пообщаться лично?

В это время Рябов, выглянувший из-за двери бронетранспортера, удивленно спросил:

– Сурок, ты, что ли?! – Причем вопрос предназначался не незнакомцу, а кому-то в глубине зарослей.

– Васька?! Рябой?! – ответили оттуда.

– Тьфу, немецкий тыл… Куда ни плюнь, везде наши! – в сердцах воскликнул я, снова сплюнув.

Это почему-то вызвало безудержный смех и у наших, и у пришлых. Через минуту полковник, Рябов и – командир советских диверсантов уже усиленно общались рядом со злополучной лужей. На первый же вопрос полковника капитан Вечерний, командир группы осназа, только развел руками. Рацию они потеряли еще две недели назад. Разбили при высадке.

– Чья работа, три немца в лесу километрах в сорока отсюда? – спросил я у разведки и диверсантов, когда они закончили общаться.

– Наша, – ответил Вечерний. – Они с нами машиной поделились.

– Интересно, а кого из вас тот фельдфебель ловил? – вслух поинтересовался я.

До моста мы не доезжали, он остался правее. Но та самая река, которую нам надо преодолеть, проходила через этот лес. Ответа на мой вопрос не нашлось, никто не знал.

Через десять минут мы развернулись и направились в объезд, в лагерь Вечернего. Порадовало одно – батареи у запасливого капитана были. Значит, наша эпопея скоро должна была кончиться. Домой хочу, к жене и сыну.

Уважаю я этих осназовцев: всего пятеро, а нас на понт взяли, не побоявшись выйти против почти двух десятков, так еще и лагерь у них был организован со всеми удобствами. Знаете, что они сделали? Приехали к леснику, в его сторожку, и, так скромненько потупив глазки, спросили: можно мы у вас поживем? А машину под навес поставить можно? Спасибо большое, а ничего, мы тут по лесу с оружием побегаем, не возражаете? И ваше оружие в сторону приберем, мало ли что? И поживите-ка вы в сарае, там вам удобнее будет, хорошо?

Короче, лесник с семьей сидят в сарае под присмотром одного из осназовцев, остальные расположились в хате на хозяйских харчах. Сама сторожка стояла в глубине леса. Судя по тому, как борта машины скрежетали по веткам деревьев, растущих по бокам узкой дороги, тут ничего кроме телег не ездило. Бронетранспортер шел последним, к нему ушлые осназовцы привязали срубленную березу, крона которой заметала наши следы.

Ревя моторами, мы выехали на небольшую поляну. Лесник ее использовал полностью. Слева от дороги была посажена картошка, справа – рожь. Я притормозил, разглядывая спокойную жизнь лесничества. Сторожка, сияя свежим срубом под соломенной крышей, была как с картинки. Пара новых построек рядом, колодезный сруб с журавлем, пасущаяся корова, чуть левее от нее – стреноженная лошадь. У хозяйственной постройки с большими воротами стояла телега. Гавкала собака на цепи. Картина сельской жизни в действии.

Осназовец, сидевший на люльке, причем не на сиденье, а спереди, свесив ноги и держась за ствол пулемета, помахал над головой автоматом.

– Все, товарищ подполковник, можно ехать, – разрешил он.

Дав газу, я продолжил движение, зорко поглядывая по сторонам. В верхних воротах сеновала заметил нескрывающегося часового, который с интересом разглядывал нас.

Соскочивший с люльки боец Вечернего стал показывать, куда ставить технику. Ссадив пассажиров, мы загнали наши машины в указанные места. И если мотоциклы поместились на сеновале, рядом с уже стоявшим там мерседесовским грузовиком, то бронетранспортер уполз за одну из построек. Пока мы возились с маскировкой техники, бойцы, уже быстро перезнакомившись, сообща готовили ужин.

Скинув трофейную форму и аккуратно сложив, убрал ее в люльку – нечего щеголять во фрицевском. После небольших раздумий снял и летный комбинезон, оставшись в одной гимнастерке и галифе. Погладив награды на груди, вспомнил, как отказался сдавать их, и только улыбнулся, хотя с кадровиком пришлось за это – повоевать. Кроме трех Золотых Звездочек и орденских планок, у меня больше ничего не было. Поправив сбившийся погон, вышел из сеновала.

– Здравия желаю, товарищ подполковник, – уважительно козырнул пробегавший мимо боец.

Посмотрев на почти зашедшее солнце – виднелся самый краешек, – я направился в хату, туда зашли все старшие командиры, включая Андрея. Остальные устраивались на ночевку, сеновал для этого подходил просто идеально.

Войдя в большую комнату сторожки, я встал у беленой известью печи и осмотрелся. Все сидячие места были заняты. Пришлось идти в сени и вытаскивать из-под стоявшей там кадушки табурет. Можно было, конечно, согнать с места кого-нибудь ниже себя по званию, но я не имел подобного характера, проще уж так. Как я понял, шло обсуждение, как выбраться на советскую территорию. Радисты обеих групп уже возились с рацией, подготавливая ее к работе.

– Одного самолета, чтобы вывезти всех, не хватит, – озвучил Вечерний. Он, кстати, был сокурсником Рябова в военном училище, с тех пор они не встречались, а тут неожиданно, в немецком тылу. Бывает же такое.

– Почему? – удивился я и тоном эксперта выдал: – «Ли-два» берет до двадцати пяти пассажиров, это еще с выработанным ресурсом. Если моторы новые, то может и больше.

– Нас больше двадцати пяти, – усмехнулся Вечерний.

Оказалось, задача его группы заключалась не в диверсиях, а в основном в спасательных миссиях. Обучение летного состава сейчас довольно дорого, и терять подготовленных высококлассных специалистов никому не хотелось. И за две недели тут успело скопиться почти десяток летчиков, штурманов и борт-стрелков. В основном из штурмовой авиации, с тех же «таиров». Из-за их слабой бронезащищенности именно они несли на себе тяжесть больших потерь. Хотя надо сказать, что увеличенная дальность и возможность использовать штурмовики как истребители-перехватчики сделали их грозными противниками. В бою с истребителями они крепкие орешки, а вот зениткам противопоставить нечего, так что основные потери они несли именно при заходах на цели. Как говорится, везде, где есть плюсы, есть и минусы. Взять хотя бы Казанцева: подбит зениткой. Сколько мог, тянул до своей территории, но не дотянул. И такие случаи не единичны.

Из собранных летчиков присутствовали неполный экипаж с Пе-8 – семь человек – и два экипажа с модернизированных двухместных «таиров» – четыре человека. Одиннадцать летчиков да шесть бойцов капитана Вечернего – получалось семнадцать. Вдобавок одиннадцать бойцов Рябова и девять бойцов нашей группы. Итого – тридцать семь человек.

– Действительно, одним самолетом не обойдемся, – задумчиво протянул полковник.

– А где летчики, что-то я их тут не видел? – поинтересовался я.

– По плану должны были отойти в лес, товарищ подполковник. Часовой сигнал подал, значит, ушли. Думаю, сейчас уже должны вернуться, – удивительно вежливо пояснил мне капитан. Хорошо иметь дело с профессионалом, все просчитал и рассчитал. Кстати, я-то привык, как ко мне обращаются, все-таки легендарная в СССР личность, и без ложной скромности добавлю: уважение я действительно заслужил в боях. Вот родственники до сих пор не могут принять это, все еще считают меня мальчишкой. Думаю, со временем это пройдет и они поймут, что два года войны не прошли для меня даром.