Текст книги "Истребители: Я – истребитель. Мы – истребители. Путь истребителя"

Я не проверял, живой он или нет – даже если погиб, хоть похороню как положено. Хотя, в принципе, думаю, что он мертв, его зажало между двух скал лицом вниз, поэтому каково же было мое удивление, когда он дернул рукой и, немного повернув голову, застонал.

Радостно заорав, одним рывком я немного приподнял его и швырнул в тихую заводь у пляжа. Боль от рывка скрутила меня, но, тихо шипя, я снова схватил Гришу за жилет и потащил его к берегу. Когда ногами нащупал дно, дело пошло быстрее.

Сам Лапотников не был особенно тяжелым, но сил у меня уже не оставалось, их едва хватило на то, чтобы затащить его тело на берег, хотя ноги Гриши продолжали ласкать мелкие волны. Упав рядом, хрипло дыша, я повернулся на спину и, убрав руку от повязки, посмотрел на бурое пятно. Кровотечение снова открылось.

Гриша рядом застонал, продолжая оставаться в беспамятстве, и тихо прошептал потрескавшимися губами:

– Пить… пить.

Я помнил о втором потерпевшем крушение, но и о Гришке нужно было позаботиться. Немного переведя дыхание, я встал, переждал, когда пройдет головокружение, снова подхватил Гришку за жилет и потащил в тень деревьев. До них было всего метров двадцать, но как же тяжел для меня был этот путь!

На песок мы рухнули вместе, но уже в тени. Минут пять я лежал, переводя дыхание, но потом встал и похлопал Гришу по щекам.

– Гриша? Слышишь меня? Сейчас я тебя осмотрю, потом за водой схожу. Слышишь? Потерпи немного.

Продолжая тяжело дышать, я стянул с него жилет и стал снимать одежду, на ощупь определяя степень повреждения. Раздев его до трусов, сложил одежду рядом (туфля, кстати, у него была только одна), а жилет подложил вместо подушки. Когда я снимал с него пиджак, то издал невольный вопль радости, обнаружив в кармане складной нож с отличными лезвиями. Это была находка, определившая, жить нам или умереть.

Судя по болезненным стонам при осторожных касаниях, у него оказались сломаны левая рука ниже локтя и три ребра с левой стороны. Не считая многочисленных синяков по всему телу, это были единственные травмы. Конечно, нужно было бы перевязать его, наложить стягивающую повязку на грудь. Но я решил сперва напоить, а уж потом заняться ранениями. Вспомнив о втором на берегу, только застонал от огорчения: пока не закончу с Гришей, до второго не доберусь.

Сходить за водой проблем не было, но как ее донести? Встав на колени у родника, я напился и задумался. Никаких идей, кроме как принесли в ботинке, не было. Вспомнив об оставленной на берегу туфле Гриши, я только досадливо вздохнул и, стащив свою обувь, тщательно прополоскав, налил воды. Стянув с ветки высохшие штаны, надел их, только штанины закатал до колен, сделав некое подобие шорт. Нож положил в карман – таскать в руке было не очень удобно.

Путь назад не занял много времени. До родника с пляжа было минут двадцать ходьбы или полчаса ковыляния, как в моем случае. Островок-то крохотный.

Приподняв голову, я стал вливать Грише в рот воду. Сделав несколько судорожных глотков, он шумно вздохнул и что-то пробормотал, так и не приходя в сознание.

В ботинке еще оставалась вода, убрав его в сторону, я занялся ранами. Первым делом разорвав рубаху, я туго перебинтовал ему грудь – не знаю, какие у него внутренние повреждения, но ничего больше я просто не мог сделать. Осмотрев руку, направился к деревьям, где с помощью ножа срезал достаточно плотную и твердую кору. Прикинув размер, решил, что должно подойти. Вправив кость, я наложил шину и замотал ее рукавами от рубашки. Вымыв остатками воды ему лицо, еще раз дал напиться. Гриша так и не приходил в сознание, хотя и стонал во время перевязки. Оставив Гришу в тени, я снова сходил за водой, только на этот раз прихватив его туфлю.

Чувствовал я себя более или менее, и хотя солнце явно в скором времени собиралось садиться, вернувшись к Грише, проверил его. Судя по глубокому и спокойному дыханию, он спал. Теперь я направился ко второму обнаруженному, неся туфлю с водой в руке, стараясь не расплескать.

Второй был выброшен на берег на этой же стороне острова, но оттуда, где лежал Гриша, его не было видно, закрывали заросли.

По песку было тяжело идти, поэтому, спустившись к самой воде, я уже бодрее зашагал дальше. При приближении я опознал в лежавшем парне одного из американских журналистов. Приблизившись и осторожно поставив туфлю рядом, перевернул его на спину.

– Черт! – невольно воскликнул я. На меня смотрели остекленевшие глаза мертвеца.

Несколько секунд я сидел, приходя в себя, но потом задумался. Несмотря на солнцепек, мозги еще работали. Сколько мы тут будем, не знаю, но все, что может пригодиться, нужно забрать. Кивнув своим мыслям, я занялся делом. Ничего интересного в карманах не было, кроме мокрого коробка спичек, осторожно вынутого мной и положенного сохнуть, карандаша с блокнотом и пригоршни мелочи. Увязав все в тюк (обувь у мертвеца, кстати, оказалась на месте), я встал и, подумав, остановился. Что находится дальше за поворотом берега, я не знал, со скалы не просматривалось, а вдруг там еще кто есть?

Да еще покойник лежал на самом солнцепеке, но закапывать его у меня сил уже просто не было. Был отлив, поэтому появилась идея.

– Извини, браток, но у меня нет другого выхода, – пробормотал я, стаскивая труп в воду.

Тело сперва ушло под воду, но потом всплыло и стало медленно удаляться от берега.

Махнув рукой в расстройстве, я подошел к тюку с одеждой и жилетом. Подумав, отнес его к деревьям, подхватил туфлю (воды, кстати, в ней стало меньше, видимо, протекало где-то) и направился дальше, осматривая берег и рифы. Когда я прошел половину побережья острова, то заметил что-то желтое в тени деревьев.

Радостно вскрикнув, я прибавил ходу. При приближении, когда уже было видно тело неизвестного, обнаружил свежие следы на песке – кто-то полз к деревьям, волоча ноги. Я сразу узнал знакомую фигуру и одежду, это был Никифоров.

Подбежав, я упал рядом и осторожно потряс за плечо.

– Саня! – громко позвал я.

Вдруг Никифоров открыл глаза.

– Пить хочешь? – спросил я его.

Он молча прикрыл глаза. Подхватив туфлю, я влил в него остатки воды. Пока он приходил в себя, быстро осмотрел. Судя по всему, у него закрытый перелом ниже колена. Вот засада, два перелома на троих.

Прокашлявшись, Никифоров вдруг спросил:

– Кто еще?..

Он не договорил, видимо, вложил в вопрос остаток сил.

– Не говори, тебе пока нельзя. В общем, ситуация на данный момент такова. Остров небольшой, три на семь километров, там мыс длинный в сторону соседнего острова. До него, кстати, километров двенадцать. Плюс-минус, точно не скажу. Сам я на остров попал три часа назад, на коралловые рифы наткнулся, мне повредило бок, ребра вроде целы, но двигаться больно. Откуда силы взялись воду пресную найти, сам не знаю, но нашел родник. Где-то около часа приходил в себя, потом решил осмотреться. Тут скала есть высотой в сто метров, с трудом поднялся и осмотрелся. Обнаружил двоих – один в рифах застрял, другой лежал на берегу. Спустился, вытащил на берег сперва того, что застрял. Это Гришка Лапотников. Живой, но с повреждениями. У него рука сломана и несколько ребер. Напоил его, шину наложил и тугую повязку на грудь. В себя он пока не приходил. Я его на берегу оставил, в тени деревьев, потом направился ко второму, это оказался мертвый американец. Тот журналист, которого мы в Перл-Харборе взяли, ну у которого нос как у кавказца.

– Слиман, – тихо пробормотал Саня, внимательно слушавший меня.

– Может быть, он представлялся, да я не запоминал. Со скалы этого берега видно не было, но я решил посмотреть на всякий случай. Вот, тебя обнаружил.

– Плохо дело, двое увечных и один более или менее целый.

– Да нормально все, не волнуйся. Я там манговые деревья видел, с питанием уже не проблема, еда есть. Тут главное – вас на ноги поставить.

– Когда нас еще найдут? – криво усмехнувшись, пробормотал Саня.

– А вот с этим проблема. Нас сильно снесло в сторону от маршрута, даже если и будут искать, то вряд ли найдут. Да не волнуйся ты так, спасение утопающего – дело рук самого утопающего. Выберемся, тут главное вас с Гришей на ноги поднять, а там переберемся на большой остров и что-нибудь придумаем. Ладно, ты лежи пока, а я сбегаю, срежу тебе кору на шину, будем ногу вправлять. Ты пить хочешь?

– Да.

– Тогда я сперва за водой сбегаю. Посмотрю, как Гриша, и еще рядом с ним деревья с хорошей корой, там срежу, потом к тебе. Я с этого Слимана одежду снял, рубашка как раз пригодится для перевязки.

– Хорошо, жду, – тихо ответил Никифоров.

Бросив последний взгляд на неестественно вывернутую ногу (в месте перелома уже наливался огромный синяк) и подхватив Гришину туфлю, я побежал к роднику.

Путь назад не занял много времени, и дышал я уже не так тяжело, видимо, понемногу восстанавливая форму. Подбежав к Грише, я присел рядом на колени и слегка потряс его за плечо:

– Гриша? Гриша, очнись.

Это не помогло, пару секунд подумав, я похлопал его по щекам. Закашлявшись, он открыл глаза.

– Очнулся! – Я почувствовал, как у меня по лицу расплывается радостная улыбка.

– Где я? – прохрипев, спросил он.

– Ты меня слышишь? Видишь? – пощелкал я у него перед глазами пальцами.

– Да, товарищ подполковник.

– Как самочувствие?

– Пить хочется, и тело сильно болит. С рукой что-то, пальцы онемели и плохо двигаются.

– Левая рука у тебя сломана и ребра. Рассказываю наше положение на данный момент. Мы на острове, вода есть, еда тоже, так что от голода не помрем. Кроме нас с тобой на берег выкинуло Никифорова. Он со сломанной ногой лежит на противоположной стороне острова, американца еще нашел, длинноносого, этот погиб. Я так думаю, нужно перебираться к Никифорову, он – двигаться не может, и устроить лагерь там. Ты пока лежи, я за водой сбегаю. Кстати, я у тебя нож взял, ничего? Против не будешь?

– Нет. Лучше за водой побыстрей, а то во рту настоящая пустыня.

– Лады. Лежи, не двигайся, а то смотрю, ожил уж ты больно.

– Хорошо.

Сбегав за водой, я напоил Гришу. Из обрывков рубахи сделал ему косынку, в которую повесил поврежденную руку, после чего помог встать.

– Как?

– Голова сильно кружится, но думаю, скоро пройдет. Дойду, не волнуйтесь.

– Хорошо, я сейчас кору срежу для шины и за водой сбегаю. Солнце почти село, надо до темноты вернуться, чтобы Никифорову при свете шину наложить.

– Хорошо.

Срезав кусок коры, я сбегал за водой и, подхватив тюк с Гришкиной одеждой, подставил ему плечо, после чего мы поковыляли по берегу к Никифорову.

До темноты мы не успели, останавливались несколько раз передохнуть. Наконец в темноте зажелтел жилет. Бросив тюк с одеждой и усадив на песок Гришу, я подбежал к Сане и, приподняв голову, напоил его остатками воды.

– Долго не было, – пробормотал он.

– Знаю, Гриша очнулся, вот я и решил привести его сюда, чтобы вы вместе были. Сейчас попробую костер разжечь, у этого Слимана спички были, если высохли, то можно попробовать, нужно тебе шину наложить, а то не видно ни черта.

– Где он?

– Гриша? Вон, у кромки воды сидит. Пусть пока там побудет, пока я тут работаю, хорошо?

– Да.

Сбегав к тюку с одеждой американца, я, прихватив рассохшийся сухой коробок со спичками, вернулся назад. Проблем с сухими ветками не было, они хрустели под ногами. Собрав кучу, я сложил пионерский костерок, набрав сухой травы. Чиркнул первой спичкой. Мне повезло только с шестой, пламя быстро охватило ветки и, потрескивая, костер загудел. Проблема, в коробке осталось пять спичек.

Свет костра хорошо освещал Никифорова. Первым делом я осторожно, замирая, когда Саня болезненно стонал, снял с него одежду. Пока я работал, Гриша встал и, подковыляв, сел рядом, положив голову Никифорова себе на колени. После того как я снял с него костюм, полностью ощупал все тело, ища другие повреждения.

– Помимо ноги ничего серьезного я не нашел. Саня, терпи, сейчас больно будет. На вот, палочку приготовил, чтобы эмаль на зубах не покрошилась. Закуси.

Вставив ему в рот палку, я несколько секунд помедлил, собираясь с силами, и, взяв поврежденную ногу за стопу, стал вправлять. Никифоров застонал и задергался.

– Все, вроде встала на место, сейчас шину наложу.

Рубаху американца я уже разрезал на полосы. Так что с этим проблем не было. Убедившись, что шина наложена крепко, я откинулся на спину и немного полежал, приходя в себя. Привстав на локте, спросил:

– Есть-пить хотите? Хотя чего это я спрашиваю. Знаю, что хотите. Ждите, я схожу за водой и за фруктами.

Вытащив изо рта Никифорова обслюнявленную палку и кинув ее в костер, посмотрел Сане в лицо. Он был без сознания.

– Присмотри за ним и за костром, чтобы не потух. Я быстро.

– Хорошо, – ответил Гриша, осторожно укладывая голову Сани на жилет.

Темнота не помешала мне сходить за водой и поискать фрукты. Удалось найти только четыре плода, но зато спелых. Для воды я еще взял туфли американца, хорошенько их помыв, и, подхватив фрукты, направился в обратный путь. Нести три туфли с водой и четыре плода было не очень удобно, но я справился, хотя и пролил часть воды.

– Как вы? – поинтересовался я, подходя к костру.

– Товарищ майор уже пришел в себя, товарищ подполковник.

– Держи, – протянул я ему одну туфлю с водой, к которой он жадно приложился.

Остатками воды в остальных двух туфлях я напоил Саню.

– Много воды так не поносишь, – сказал Гриша, бросив рядом туфлю.

– Знаю, я там бамбуковую чащобу видел, из бамбука можно сделать неплохие фляжки, так что с этим вопрос решаем. Я тут фрукты нашел. Помните манго, что вы в Перл-Харборе ели?

– Помним, – кивнул Гриша, голодными глазами глядя, как я режу плоды на дольки.

После того как мы поели, стали укладываться спать. Я укрыл Саню его пиджаком и американца, благо они высохли. Гриша свой накинул, а я накрылся своим, прихваченным от ручья. Вместо подушек мы использовали мягкие надувные жилеты. За костром уже никто не следил, просто было не до того.

Устроившись на песке, я стал размышлять: «А ведь остров я так полностью и не рассмотрел, может, еще кто есть? Или других выбросило на тот, большой остров? Кто знает? Темно, сейчас толку нет ходить искать кого-то. Думаю, завтра утром пробегусь вокруг острова. Потом займусь обустройством лагеря. Гриша, вон, уже вполне пришел в себя, ходить может, пусть водоносом будет… И еще надо будет нарубить папоротника и сделать лежанки, а то на песке жестко-вато!»

Меня разбудили щебет птиц и завозившийся рядом Гриша. Тот, кто бывал во влажных тропиках, не забудет прелести веющего прохладой раннего утра, когда перед самым восходом солнца в лесу просыпается жизнь, раздается многоголосый хор птиц, пробиваются первые лучи солнца и капельки росы на сочных листьях, словно жемчужины, загораются всеми цветами радуги. Воздух свеж и прохладен. Но как только солнце поднимается над горизонтом, начинаешь испытывать тягостное чувство, невольно ищешь тени… Постепенно стихает громкое щебетание птиц; воздух становится все более душным. Небо заволакивается тяжелыми облаками, и вот уже разразилась гроза. Но дождь быстро проходит, снова светит солнце. Кругом все мокро. Мимолетная прохлада вскоре сменяется угнетающей духотой, лишь к вечеру начинает тянуть легкий свежий ветерок, а после захода солнца все оживает. Честно вам скажу, мягкие ночи в тропиках великолепны.

– Доброе утро, Робинзоны, – со стоном произнес я, потягиваясь. Сырая после ночи одежда прилипла к телу, заметно освежая. Рана и синяки сразу же дали о себе знать, когда я пошевелился.

– Доброе-доброе, – ответил Гриша, с болезненным лицом щупая бок.

Вскочив, я сделал несколько приседаний, чтобы скинуть сонную одурь. Быстро натянув штаны и ботинки, сбегал в кусты, отойдя подальше, освободил от излишков организм, после чего к морю – ополоснуться.

– Кто в туалет хочет, кому помочь?

Гриша сам справился и пошел умываться, а вот Никифорову нужно было помочь. Закончив с этим, я спросил у подходившего Гриши:

– Ты как, ходить сможешь?

– Сами видите, товарищ подполковник, – ответил он мне слегка недоуменно.

– Так, давай без официоза. Мы тут все в одной заднице. Можешь называть меня Сева. В общем, давай на «ты».

– Хорошо.

– Я хотел весь остров обежать, осмотреться. Вдруг еще кто тут кроме нас есть? А ты пока сходил бы за водой, плодов набрал. Тут до воды с километр будет. Сможешь?

– Смогу, только объясни, как найти родник.

– Я лучше нарисую. – Подхватив ветку от прогоревшего костра, стал рисовать на песке остров: – Вот, смотри. Тут скала, рядом с которой я тебя нашел. Поднимешься по скату, перейдешь на другую сторону скалы, там пляж, я на него выплыл. Увидишь обломок скалы, похожий на пирамиду, от него в глубь леса метров на сто, там услышишь, он громко журчит. Манговые деревья вот тут, на склоне утеса.

– Понял. Рубашку одну возьму, использую как мешок.

– Молодец, я не догадался. Нож нужен?

– Зачем?

– На всякий случай спросил. Когда вернусь, займусь рыбалкой. На одних фруктах мы тут не проживем, – сказал я, после чего повернулся к внимательно слушавшему нас Никифорову: – Один пока останешься. Гриша придет – напоит-накормит, а я, думаю, вернусь ближе к обеду.

– Хорошо. Ты в какую сторону собираешься идти?

– Э-э-э? – Я посмотрел в обе стороны пляжа.

– Думаю, тебе нужно идти с Гришей к ручью. Покажешь там ему все, поможешь. Он вернется ко мне, а ты обойдешь остров. Так будет лучше.

– Действительно, так даже лучше, заодно из бамбука емкостей для воды наделаю. Спасибо.

Оставив Никифорова одного, мы со всей возможной скоростью зашагали к скале. Гриша хоть и быстро устал – у него пот выступил на лбу, – но не стонал, шел молча.

– Вот и родник. Деревья с фруктами я тебе уже показал, – сказал я, подходя к роднику. Гриша осторожно присел, держась за бок, и стал жадно пить.

Мы оба напились и немного посидели рядом.

– Никак не могу остановиться. Все хочется и хочется, – пробормотал он.

– Да на здоровье. Плоды не забудь помыть.

– Хорошо.

– Я пробегусь вокруг, нужно найти тару для воды.

– Ладно. Я пока плоды соберу, – согласно кивнул Гриша, потом, подумав, спросил: – Мы этой водой не отравимся?

– Да вроде не должны, – не особо уверенно ответил я. – У меня друг… э-э-э… дипломат. Работал в подобных условиях, говорил, что пить можно только холодную воду, в теплой всякие микроорганизмы водятся. Подхватить диарею – как нечего делать.

– Да от этого родника аж зубы ломит.

– Вот и я о чем. Хотя, конечно, нужно бы прокипятить, но за отсутствием чайника или того же котелка об этом даже вспоминать не стоит. Я так думаю, пить и набирать лучше из источника, а не из этого бочажка.

– Так и будем делать.

Через минуту мы разошлись в разные стороны.

Когда я в прошлый раз взбирался на гору, солнце стояло над головой, поэтому я удивился, когда, проходя по склону, заметил, как что-то сверкает на верхушке. До этого я там ничего не замечал. Взобравшись обратно на верхушку, только метров на тридцать в сторону, ближе к левому краю, я поднял кусок железа. Это была часть летательного аппарата. Тщательно осмотрев все, я убедился, что кто-то чиркнул по скале. Остались следы, но старые, на месте касания уже вырос ствол деревца. Одной находкой я не отделался, чуть дальше нашел еще один кусок, этот был не такой мятый и побольше.

Быстро спустившись, я показал находки Грише.

– Зачем они нам?

– У тебя сковорода есть? Рыбу на чем жарить собираешься?

– Извини, не подумал. Тогда ты прав, эти находки в нашем положении на вес золота.

– И я о чем. Ты воду пока старым способом неси, а я пробегусь, вдруг кому помощь требуется. С бамбуком потом поработаем.

– Хорошо.

Положив куски металла к кучке плодов, я оставил Гришу собирать их дальше и отправился осматривать остров. Набегающие волны изредка ласкали мне ноги, когда я шел у самой кромки воды.

Когда я, обогнув остров, дошел до мыса, мне в глаза бросилось что-то желтое за пальмами. Издав радостный вопль, я побежал туда, загребая песок ботинками.

При приближении я разочарованно вздохнул – это оказалась лодка. Хоть и с нашего самолета, но пустая. Ее выбросило прибоем на берег.

Повесил ее на плечо – лодка двухместная, тяжело, конечно, но нести можно. За мысом, пройдя буквально метров четыреста, увидел дымившийся костерок, около которого хлопотал Гриша.

– Ну что? – первым делом спросил он.

– Следы только наши. Вот еще лодку нашел, выброшенную на берег. Можно будет на ней достигнуть другого острова. Только весел нет.

– Она же двухместная, – произнес привставший на локте Никифоров. Ему явно стало лучше.

– По одному перевезу, зато проблем с постройкой плота нет.

– Согласен, хорошая находка.

Плюхнувшись рядом с костром, я спросил:

– Вы как огонь развели?

– Ты же спички оставил с вещами, вот я и разжег, Грише с одной рукой было не справиться, – пояснил Саня.

– Понятно, я тут вот о чем подумал. Если есть лодка, может, перевезти тебя поближе к пресной воде? И бегать не надо, и фрукты там рядом.

– А что? Я согласен.

Долго мудрить мы не стали, Гриша действовал одной рукой, я двумя. Осторожно приподняв, мы положили Саню в лодку, после чего ухватились за веревки по бокам (их еще леерами называют) и поволокли ее к воде.

– Гриш, я руками грести буду, знаю, что долго, но другого выхода нет. Ты возьми, сколько сможешь, вещей – и на тот пляж с пирамидой, я потом прибегу, заберу остальное и углей для костра.

– Хорошо.

Отбуксировав лодку на глубину, я залез в нее, старясь не потревожить ногу Никифорова, и мы поплыли вдоль рифов. Можно было, конечно, пройти по мелководью, таща лодку за собой, но как обойти скалу, о которую разбивались очень немаленькие волны? Вот и пришлось отплыть от берега метров на сто. С трудом миновав утес, мы достигли нужного пляжа.

Нас уже ждал Гриша, он успел дважды сходить и принести все вещи, не исключая угли на куске железа. Сейчас легкий дымок вился над костром. Дотащив волоком лодку до деревьев, мы осторожно вытащили Саню и положили на расстеленную одежду американца.

– Если лодку перевернуть, получится неплохая лежанка. Высохнет, так и сделаем.

– Хорошая идея, – согласно кивнул Гриша.

– Я схожу в глубь острова, посмотрю, что там есть, и бамбук принесу. Нужно сделать подставку, чтобы класть железо над костром.

– Хорошо.

– Ты все принес с берега?

– Да.

Пока Гриша кормил Никифорова, я, вооружившись ножом, углубился в тропический лес. Пройдя к роднику и напившись, через двадцать минут оказался у зарослей бамбука. В середине острова обнаружилось небольшое озеро, метров двадцать. Со скалы я его не рассмотрел, лес скрывал. Стволы бамбука, росшего вокруг, были толщиной с мою руку, а где и больше. Заметив лежавший на земле ствол, уже желтый, высохший, толщиной с мою ногу, я только кивнул: то, что надо, кусок длиной метра три. С огромным трудом срезав пару молодых стволов бамбука, я все сложил вместе и, положив на плечо, направился обратно.

– Тут топор надо, а не ножик, – отшвырнув метровый кусок бамбука, сказал я со злостью. Вот уже два часа я ширкал этот ствол, снимая тоненькую стружку. Крепкий оказался.

– Оставь мне, у меня руки свободны, я сделаю, – предложил Саня. Он сидел, прислонившись к одному из деревьев, и с аппетитом поедал очередной плод манго.

– Хорошо. Я тогда сделаю острогу, и за рыбой, попробую что-нибудь наколоть.

Сделать острогу из ничего оказалось гораздо легче, чем насадить на нее рыбу. Я только после сотого промаха сообразил, что преломление света в воде сыграло со мной злую шутку. Думаю, то, что я насадил на острогу здоровенную рыбину, больше заслуга счастливого случая, чем моего умения. Оскальзываясь на мокрых камнях, с которых «удил» рыбу, я потащил трофей к лагерю, радостными воплями извещая о добыче.

Пока я был на рыбалке, Никифоров сумел закончить с бамбуком, даже проковырял в нем две дырки для импровизированной веревки, которую сплел из сухой травы. Теперь у нас было ведро литра на три. Над костром была сделана рамка, на которой лежал и нагревался кусок металла, который мы решили использовать для жарки. Второй они как-то согнули камнем и сделали что-то вроде котелка. Правда, в этом кривом недоразумении помещалось всего около литра воды, но зато можно было сварить бульон. Пока меня не было, парни своими силами обустроили лагерь – наломали-натаскали листьев папоротника, сделали лежанки. Рядом с Саней стоял «котелок» с водой и лежала половинка ракушки-стакана, он теперь мог сам в любое время напиться.

– Ща почищу, и пожарим, – сказал я и, забрав нож, побежал к кромке воды.

Правда, быстро почистить не получилось, опыта не было. Когда нарезанные куски упали на раскаленный кусок металла и зашкворчали, по пляжу разнесся восхитительный аромат жареной рыбы.

– Вкусно, – облизывая руки от рыбьего жира, произнес Никифоров.

– Точно, очень вкусно. Спасибо, Сев, жаль только соли нет.

– Будет соль, я там, в распадке, белесый налет на камнях видел, видимо, это каменная соль. Сейчас стемнело уже, а завтра с утречка и попробую наковырять, – ответил я.

Спать мы ложились более или менее сытыми. Рыба хоть и была крупная, но для трех голодных мужиков едва хватило. Ничего, опыта хоть капельку, да набрался, завтра попробую наловить побольше. Зря, что ли, рыбьи внутренности не выбросил, будут приманкой.

– Спокойной ночи, парни.

– Спокойной ночи, – ответили они хором.

Следующий день начался с подозрительного шума в глубине леса, разбудившего нас.

– Что это было? – спросил Никифоров, видимо, он проснулся раньше и просто лежал.

– Не знаю, кто-то в кустах возится. Слышите? – спросил Гриша.

Я же, разворошив угли и подложив высохшей травы, стал раздувать огонь. Как только костерок снова задымил, подбросил сперва тонких веток, потом уже и побольше. Все они были сухими, поэтому дыма особо не было, так, тонкая, едва заметная струйка.

– Пойду, посмотрю, – сказал я, подхватив острогу, осторожно углубился в лес и почти тут же выскочил обратно.

– Кто там? – почти хором тихо спросили остальные островитяне.

– Не знаю, колючки там. Сейчас оденусь, – так же тихо ответил я. Войти в лес в одних трусах было не совсем умным поступком, быстро одевшись, я снова подхватил острогу и углубился в заросли леса.

Шум раздавался дальше, осторожно шагая и поглядывая под ноги, чтобы внезапно не хрустнуло что-нибудь под ногой, вышел к зарослям бамбука, окружавшим маленькое озеро. Шум к этому времени уже стих, но я уже видел источник.

– Мрак, где мы ночевали? – тихо пробормотал я себе под нос.

На мятых стеблях бамбука, на крохотной вытоптанной поляне, огромный удав сжимал своими кольцами небольшого подсвинка. В тот момент, когда я подошел, послышался треск ломающихся костей. Подсвинок, несколько раз дернувшись, затих.

Сам не ожидая от себя таких действий, ох как змей не люблю, я подскочил, пока они были в связке, и загнал острогу удаву под основание черепа, тут же отскочив назад.

Думаю, я что-то повредил, потому как удав, забившись кольцами, – тушка свиньи отлетела в сторону – стал крутиться по земле, сломав оставшуюся в теле острогу.

Отступая все дальше в лес, я спрятался за большое дерево и стал пристально наблюдать за удавом, изредка осматривая ветви дерева и ближайшие кусты. Не дай бог еще одно такое бревно где ползает – возьмет да и свалится на меня.

Когда я вышел из леса и направился к лагерю, крутя в руках сломанную острогу, на меня вопросительно уставились две пары глаз.

– У меня есть две новости. Первая: острога, как вы видите, сломана, и пока мы останемся без рыбы. Вторая: у нас много мяса, вот только что с ним делать? Оно же быстро протухнет?

– Давай рассказывай, – тут же потребовал Никифоров.

Когда я закончил, он воскликнул:

– Надо же срочно кровь выпустить из обоих.

– За дурака меня не держите. Выпустил уже, и тушу свиньи к дереву прислонил вверх ногами, чтобы стекло больше крови и быстрее. Я только к удаву не подходил, не люблю я их.

– Мясо лучше вялить в нашем положении. Коптить кто-нибудь умеет? – спросил Никифоров, мы с Гришей отрицательно покачали головами.

– Я коптильню видел, но процесса не знаю, – поднял я руку.

– Где это ты видел?

– Да когда воевал на Керченском фронте. Помнишь, меня там сбили, и я выбирался с бойцами Рябова? Нас там еще катер подобрал с берега.

– Это где вы лодку, полную рыбы, привезли? Помню, сам же угощал.

– Да, там еще Семеныча убили, отца жены. Так вот, я там, когда рыбу грузили со склада, забежал ради интереса в коптильню. Так что, как она выглядит, знаю. Однако, как уже говорил, процесса я не ведаю.

– Ваше счастье, что мне приходилось по молодости этим заниматься. Вялить тоже умею, там главное – как можно тоньше мясо нарезать. Если свинья с салом – то можно засолить, хотя тут соль нужна. Значит, делаем так: ты, Сев, идешь в лес и начинаешь разделывать тушу свиньи, а мы пока с Гришей приготовим коптильню и рамку для вяления.

Работа закипела, я разделывал свинью. На куске железа, который мы используем как сковороду, нарезал мясо тонкими кусками и сразу же относил их в лагерь, где эти куски раскладывались на импровизированной рамке, чтобы они сушились на жарком солнце. На час мне пришлось прерваться и сбегать к тому камню на побережье, где я видел белесый налет. Я не ошибся – это действительно была окаменевшая соль. За полчаса ковыряния я наломал едва ли килограмм соли, но и это был праздник. Никифоров эти окаменелые куски раздробил до порошкового состояния двумя камнями. В общем, работали все. Над костром запекался на толстом вертеле окорок, посыпаемый солью. По пляжу разносился изумительный запах жареного мяса.

В общем, этот день удался. После плотного обеда я сходил к озеру и нашел другой бамбук для остроги, после чего, отобрав у Гриши нож, наделал насечек на остром конце. Вот теперь у меня новая острога, и, надо так думать, без рыбы мы не останемся.

В общем, быт мы устроили. Ели мясо, рыбу, фрукты. Даже соленого сала заготовили несколько килограммов, только хлеба не было. Так в борьбе за выживание пролетели четыре недели. Не сказать, что спокойные недели, два раза остров накрывал ураган, но мы перетерпели и это. В общем, выживали, как могли, даже находили время для отдыха и купания в лазурной воде. Я, кстати, при обследовании островка нашел еще одну хрюшку, которая пошла нам в пищу, а вот анаконд-удавов больше не было. Припомнив, что они хорошо плавают, решил, что их занесло к нам с большого острова. Скорее всего, ураганом.

Москва. Кремль. Кабинет Сталина. Семнадцатое мая.

Семь часов вечера

– …когда наши войска вышли к Одеру, благодаря прорыву обороны противника войсками маршала Рокоссовского, мы имеем немалое преимущество перед союзниками. Напомню, что они еще застряли во Франции. Предположительно через две недели мы закончим с окружением Берлина. Сейчас мы уничтожаем войска противника в больших и малых кольцах, – говорил маршал Толбухин.