Текст книги "Дневник профессора Гаросса"

59

– Сэр! – кто-то осторожно тронул меня за плечо. – Сэр!!

– Да проснись же ты, чёрт возьми!!! – услышал я над собой нетерпеливый голос Орсона. – Уже двенадцать, а ты всё ещё дрыхнешь, бездельник!

Я с трудом разлепил глаза. Голова раскалывалась и ничего не соображала. Тело ныло так, словно вчера весь день работал на каменоломне. Протерев глаза, увидел перед собой своего управляющего и одного из телохранителей и, ничего не понимая, удивлённо уставился на них. Как они очутились в моей каюте? Или, может, это я каким-то образом переместился в другое место? Чтобы не напрягать больную голову размышлениями, решил сразу прояснить ситуацию и спросил:

– Где я?

– Здорово же ты вчера нализался, парень, – недовольно проворчал Орсон, – что даже не способен узнать собственную спальню.

– Так я дома? – моему изумлению не было предела.

– А где бы ты хотел очутиться, Тони? – дядя вплотную приблизил ко мне своё жирное, но тщательно ухоженное лицо и криво усмехнулся. – В каком-нибудь борделе?

Он был непонятно почему не в духе, но меня сейчас волновало совсем другое: почему я дома?

– Ты так и не ответил, малыш, – окликнул меня Орсон, – а мне не терпится узнать, почему ты удивился тому, что находишься дома. Где же тогда ты хотел проснуться? – переспросил он.

– На Чиккории…

– Где?

Он ошарашено выпучил глаза. Затем раздражённо откинулся на спинку кресла, достал сигару, хотел было закурить, но передумал и снова набросился на меня.

– Ну какая ещё Чиккория? Ты о чём это, Тони? Да проснись же ты, наконец! Протри глаза! Ты что, совсем ничего не соображаешь?

Я не ответил. Сел на кровать и, уткнувшись взглядом в пол, попытался понять, почему я не на корабле. Тогда дядя, видя моё плачевное состояние, приказал охраннику принести аррату и сомей.

– Это должно тебе помочь, – заявил он и, щелкнув зажигалкой, раскурил сигару. – Это всем помогает…

От табачного дыма меня замутило. Тошнота подкатила к горлу, и меня чуть не вырвало.

– Убери эту дрянь! – простонал я, сглатывая слюну.

Управляющий сразу вспомнил, что в таком состоянии я не переношу табачного дыма, и спешно затушил сигару. Подумав немного, он включил напольный вентилятор и направил струю холодного воздуха на меня. Стало немного легче. Я поднял голову. Она была настолько тяжёлой, что это далось мне с трудом. А заставить её работать было ещё труднее. Так в чём дело? Почему я здесь, дома? А как же Чиккория? Джакст, Тетси? Пача с Видаром? Где они?

– Где они? – последний вопрос я повторил вслух.

– Кто? – сразу уцепился Орсон. – Кто это «они»?

Я опять промолчал. Не потому что не хотелось разговаривать, а потому что язык мой тоже не хотел меня слушаться.

– Ты слышишь меня, Тони? – Орсон озабоченно глянул мне в лицо. – Ты хоть немного способен соображать? Впрочем, чего я спрашиваю? Конечно же, нет. Ты смотришь на меня глазами идиота. Да, малыш, ещё никогда ты не напивался до такого скотского состояния. Ладно, сейчас ты выпьешь аррату, сомей и тебе станет легче. А пока нет смысла с тобой разговаривать.

Он демонстративно замолчал, возбуждённо жуя мундштук сигары.

Вскоре появился Москли и принёс на позолоченном подносе бутылку «Императора» и дымящую чашку сомей. Вначале я влил в себя аррату и сразу почувствовал, как крепкий алкоголь ударил в голову. Потом схватился за сомей. Но эти, всем помогающие средства, мне почему-то не помогли. Я по-прежнему ничего не соображал. Тогда Орсон велел отвести меня в ванную, а после как следует накормить.

Через час я вошёл в свой кабинет, где меня с нетерпением поджидал любимый дядюшка. Несмотря на душ и завтрак, с которым я провозился полчаса и с которым так и не смог справиться даже наполовину, ещё одной рюмки арраты и двух чашек сомей, я так и не смог полностью оправиться. Во всём теле чувствовалась тяжесть и внутренняя дрожь. Я поспешил сесть за рабочий стол и вытянул ноги. Мне всё ещё было плохо, но язык уже слушался, и теперь я был способен вести разговор.

– Тебе, несомненно, стало лучше, – язвительно заметил Орсон, критически осмотрев меня. – У тебя на лице появилось осмысленное выражение.

– Действительно, – отмахнулся я, – теперь я точно знаю, что вижу тебя.

– Значит, с тобой можно поговорить на серьёзную тему.

– Если хочешь, можем поговорить о сексе.

Раньше я никогда не позволял себе такую вульгарность с ним. Мой ответ сначала ошеломил его, потом разозлил.

– Хватит идиотничать! – вскипел он. – Мне сказали, что вчера к тебе кто-то приходил. Я хотел бы знать, кто это был и что ему от тебя было нужно.

– Ты что-то путаешь, дядя. Вчера меня здесь ещё не было, – заявил я.

– То есть? – не понял тот. – Как это не было?

Я напряг мозг, пытаясь заставить его припомнить концовку своего путешествия на Чиккорию. Почему-то я никак не мог вспомнить, как мы стартовали и вернулись на Землю. Неужели длительный анабиоз лишил меня памяти? А может это у меня от каких-либо неполадок Главного компьютера во время полёта? Или это последствия неудачной попытки «Спейсера» убрать нас? Ведь отчего-то же у меня болит тело, а голова раскалывается так, будто я с глубокого похмелья.

– С тобой всё в порядке, малыш? – встревоженный голос Орсона вернул меня в реальность. – Я имею в виду, с головой.

– Только не нужно надо мной издеваться, хорошо? – огрызнулся я. – Лучше скажи, когда я вернулся домой?

– Сегодня ночью. В два часа.

Выходит, я был без сознания, когда «Бриджитта» приземлилась, и меня так бесчувственным и привезли сюда.

– Ну вот, видишь, – я попытался улыбнуться, – если вчера кто-то ко мне и приходил, то он не мог застать меня дома.

– Вот как? И почему же?

– Да потому, что я был в экспедиции и вернулся домой, как ты сам сказал, только сегодня ночью.

– Если ты называешь экспедицией пьянку в «Белой Розе», то я ничего не имею против. Но это было вечером, а к тебе приходили днём.

– Да брось ты, Орсон. Я говорю о космической экспедиции.

– Да, Тони, здорово же ты вчера перепил, – управляющий сочувственно покачал головой, – несмотря на все мои старания, ты так и не пришёл в норму. Несёшь такую чушь, что я не знаю, что и думать. Давай лучше вызовем врача, а наш разговор отложим на потом…

– Уж не психиатра ли? – я криво усмехнулся и посмотрел на него, тот замялся и промолчал. – Не волнуйся, дядя, со мной всё в порядке. Это ты что-то путаешь. Помнишь, я позвонил тебе и рассказал о контракте с Космическим Обществом? Это было давно, много лет назад, но ты должен это помнить. За сто миллиардов они согласились взять меня в одну очень интересную космическую экспедицию.

– Что за бред! – Орсон возбуждённо вскочил. – Ты о чём говоришь, Тони? Когда ты мне звонил? Какой контракт? Какие деньги? Какую сумму, кстати, ты назвал? Сто миллиардов, кажется? Сто миллиардов! Ты сам-то понял, что сказал? Сто миллиардов! Нет, малыш, вчерашняя попойка точно вывихнула тебе мозги.

– Да успокойся ты! В порядке мои мозги, в порядке. Ну, может быть, не совсем, – поправился я, растирая виски, – но это когда-нибудь пройдёт. А вот у тебя точно что-то с памятью. Вспомни, я ведь звонил тебе перед отъездом. Неужели ты совсем ничего не помнишь? Правда, я тоже не могу вспомнить, как очутился дома…

Орсон, до этого нервно шагавший по кабинету, неожиданно остановился и, уставившись на меня отрешённым взглядом, о чём-то задумался. Наверное, пытался вспомнить наш с ним телефонный разговор накануне моего отъезда в «Спейсер». Затем вернулся в кресло, закинул ногу на ногу и заговорил спокойным тоном:

– Помнится, я не раз предупреждал тебя, чтобы ты не связывался с этим пьянчужкой Стрейзом. Я знаю, это он накачал тебя алкоголем, да так, что тебе всю ночь снилась всякая чушь, от которой ты до сих пор не можешь прийти в себя.

– Не трогай Хаддара! Это мой лучший друг. И никакой он не пьяница, а просто любитель про…

– Этот любитель, да будет тебе известно, – назидательно заметил Орсон, прервав меня самым бесцеремонным образом, – вчера, после вашей пьянки, сел за руль и по дороге врезался в грузовик. От него остался только фарш и алкогольная вонь.

– Я знаю… – при упоминании о гибели Хаддара у меня засосало под ложечкой; ведь в его смерти есть и моя доля вины. – Но этого не произошло бы, если бы ему не помогли.

– Да ну? – усмехнулся управляющий. – Ты сам это придумал?

– Мне рассказал об этом Чолдрен Голд. Он даже дал мне посмотреть видеокассету, где была заснята эта авария.

– Чолдрен Голд? – опешил Орсон. – Секретарь президента Космического Общества?.. Ты ничего не путаешь, мой мальчик?

– Нет, не путаю, мой дядя.

– И когда же он дал посмотреть тебе эту кассету?

– Когда я проходил у них подготовку к полёту.

– Вот даже как? – Орсон присвистнул. – Ну, это уже слишком! Не будь ты сыном моей любимой сестры – царство ей небесное, – я бы сейчас вызвал врачей и засадил бы тебя в психушку. Но я поступлю по-другому. Я просто расскажу тебе, что ты делал вчера. А ты послушай, только очень внимательно. Хорошо?

Что-то резануло мой слух. Сначала я не понял что, но потом дошло: «вчера». Орсон несколько раз повторил это слово. Что он хотел этим сказать?

– Хорошо, Тони? – переспросил управляющий.

– Рассказывай.

– Вчера днём к тебе кто-то приходил. Охрана сказала, что он не представился, но машина у него была дорогая. Допускаю, что это был Чолдрен Голд. Может быть. Вы долго о чём-то беседовали, а потом, когда он ушёл, Лони отвёз тебя в «Белую Розу». Там ты здорово повеселился на пару с Хаддаром. Тот с перепоя врезался в грузовик…

– В рефрижератор, – поправил я.

– Это уже неважно, – отмахнулся Орсон. – Когда вы приехали домой, какой-то черномазый застрелил Лони…

– Ты узнал что-нибудь о родных Лони? – у меня снова заныло в груди; ведь Лони – ещё одно не смываемое пятно в моей жизни.

– Этим займёшься сам, мне не до благотворительности, – отрезал управляющий. – Да и сейчас мне вообще не до этого. Меня очень тревожит твоё состояние.

– Да хватит об этом! – разозлился я. – Я здоров и чувствую себя вполне… сносно. А то, что ты рассказал сейчас, я это хорошо помню. Но разве это было вчера?

– Это может подтвердить любой из твоей охраны.

– Тогда как объяснить вот это? Я отлично помню, как проходил тренировки в «Спейсере». Помню Джакста, Колота, Джолтона, Видара, Пачу, Чиккорию и…

– Чиккорию? – с любопытством и иронией поинтересовался Орсон, опять не дав мне договорить. – Ты упоминаешь её уже второй раз. Кто она такая? Из какой семьи?

– Чиккория – это никому не известная планета, на которой, как и на Земле, есть жизнь.

– Ясно, – дядя понимающе кивнул. – И на ней есть люди?

– Только динозавры.

– Замечательно!

Управляющий иронично усмехнулся и достал новую сигару, но, опомнившись, сунул её назад в карман.

– Вот теперь мне всё понятно, – объявил он. – Оказывается, всё очень просто.

– Ну так объясни, раз всё просто, – попросил я в нетерпении.

– Всё, что ты тут наговорил – плод твоей фантазии. Работа расшатанной алкоголем психики. Ты, кажется, корпел над какой-то книжкой. Что-то об эволюции природы на Земле, верно? Это и послужило темой для твоего ненормального сна. Твоя Чиккория – не что иное, как молодая Земля. Динозавров объяснить ещё легче. Месяцев восемь назад, кажется, ты пытался затащить меня в палеонтологический музей. Помнишь? Тебе это нужно было опять же для твоей книги, а меня ты позвал за компанию. Ну, а Пача там, Видар – и кто там ещё? – как пить дать, твои дружки из Общества Охраны Природы. Видишь, всё очень просто, а ты уже два часа морочишь мне голову. Хотя, как раз сегодня, я очень занят. И всё же, заметь, я забежал к тебе на минутку, чтобы поговорить с тобой об одном деле.

Хм, и в самом деле, всё объяснялось легко и просто. Но мой разум всё равно отказывался в это верить.

– Подожди, дядя, – сказал я, терзаясь сомнениями, – ты хочешь сказать, что мне это всё приснилось?

– Да, чёрт возьми, да! – раздражённо выпалил тот, но затем сделал паузу и спокойно закончил. – И я рад, что ты, наконец, понял это. Ну так что, убедил я тебя или нет?

– Убедил, – сдался я.

– Ну слава богу! А теперь, я полагаю, мы можем поговорить с тобой о деле.

– Сейчас я бы с удовольствием выпил сомей, – признался я. – Очень хочется пить.

Орсон вызвал Москли и приказал принести ещё сомей. Ему и мне.

– Отличный парень, – заметил он, кивнув в сторону ушедшего охранника. – Стреляет как Том Бромс, дерётся – дай боже, и, главное, исполнительный. Думаю, он сумеет заменить тебе Лони.

– А теперь перейдём к делу, – сказал управляющий, когда Москли ушёл, а мы принялись за тонизирующий напиток. – На днях я был у Тагевере и в который раз завёл с ним разговор о его дочке. Упрямый старик и слушать ничего не хотел о тебе. Он вбил себе в голову, что ты запросто спустишь все его миллионы и сделаешь его дочь нищей. И он по-своему прав. Ты сам дал ему для этого повод. Своими причудами ты легко можешь растранжирить не только его состояние. Но я рассказал ему о своих планах относительно вас, и он согласился на свадьбу. Но с одним условием: внука мы будем воспитывать без тебя.

– А если родится внучка? – усмехнулся я.

– У вас должен быть сын! – отрезал Орсон.

– Ну, хорошо, – не стал я спорить, – допустим, что Природа вас послушается. А что же тогда буду делать я, его законный папаша?

– Путешествовать, развлекаться с женой. Но будет лучше, если ты возьмёшься за ум и начнёшь вести дела сам. Разумеется, под моим руководством для начала. Этим ты приумножишь состояние и славу Гароссов.

– А как же моя профессия? Мой долг? Ты предлагаешь мне бросить то, чему я посвятил всю свою жизнь?

– Ну, это ещё не вся твоя жизнь. Это, во-первых. Во-вторых, твоя профессия мешает тебе жить. И тебе и всем окружающим. Ты не заметил этого? А что о долге, так ты о нём лучше вообще не заикайся. О долге перед своими предками ты давно уже забыл. Не так ли, малыш? Кстати, сейчас самое время о нём вспомнить…

Но что это я разговорился, старый дурак, – спохватился он, когда старинные напольные часы пробили два часа. – У тебя же сегодня помолвка в пять часов. Будь любезен, не забудь об этом. Будет много гостей, так что веди себя прилично. Не надо там никого агитировать защищать природу или разоблачать кого-нибудь из присутствующих, а то всё испортишь. Будь умницей, мой мальчик, и, главное, побольше внимания своей невесте и повежливее с её отцом. Сразу же после помолвки вы уедете заграницу. Там вы поживёте некоторое время, сблизитесь, а потом поженитесь и отправитесь в турне по миру, – допив сомей, Орсон поставил пустую чашку на стол и тяжело поднялся. – Итак, малыш, к пяти будь готов, я за тобой заеду. А сейчас мне надо срочно уладить кое-какие дела.

60

Орсон ушёл, как всегда оставив после себя тревогу и недоумение. Вроде он меня как бы убедил, но с другой стороны меня всё-таки терзали сомнения. Я же отчётливо помнил их всех: Джакста, Видара, Пачу, Джолтона и Колота, погибшего в пасти огромного динозавра. А Тетси? Я и сейчас ещё чувствовал на своих губах прикосновение её тёплых губ. Неужели это тоже сон? Мне не хотелось в это верить. Но смущало то обстоятельство, что я никак не мог вспомнить, как вернулся домой. Я вызвал Москли и спросил, когда убили Лони. Спросил, чтобы убедиться наверняка, кто же из нас с Орсоном прав. Тот удивлённо посмотрел на меня и растеряно ответил:

– Сегодня ночью, сэр. Прямо у вас на глазах. Неужели вы не помните?

– Помню. Только я почему-то подумал, что это случилось давно…

– Нет, сэр, это случилось сегодня ночью.

– Понятно.

Я потёр виски. Выходит, всё-таки прав дядя: Чиккория с монстрами и мои спутники мне приснились. Н-да, забавный был сон, верно, Тони? Впрочем, что только не присниться на пьяную голову? Бой часов прервал мои размышления, пробив половину третьего, и я встрепенулся – времени осталось в обрез. В пять помолвка, потом заграница, а ведь надо ещё найти родных Лони и навестить Стрейзов.

Москли не знал, где жил Лони. Другие охранники тоже. Они вообще мало что знали друг о друге. Почти ничего. Кто-то вспомнил, что не то в Серпантоне, не то в Силларгерее у него жила или работала сестра, куда он иногда ездил в свободные от работы дни. И всё.

Тут вспомнился один случай. Это было несколько месяцев назад. Лони вёз меня на Авеллон-Ходда в Общество Охраны Природы, где у меня была назначена встреча с их активистами. Вёл он себя как-то странно. Обычно весёлый и разговорчивый, он был грустен и всю дорогу молчал. Я не стал приставать к нему с расспросами и тоже молчал, делая вид, что просматриваю бумаги. Только когда мы свернули на Гарборт-Хид, выходившей на Авеллон-ходда, он раскрыл рот.

– Сэр, как долго вы там пробудете?

– Думаю, часа три-четыре. А что?

– Мне нужно съездить домой, сэр. Срочно. Мне передали, что там не всё в порядке. Я только проверю и вернусь. Это не далеко, сэр, я успею.

Обычно личные дела он обделывал в свои выходные дни, и эта просьба меня немного удивила. Он сопровождал меня повсюду, даже в туалет. На конференциях, форумах и просто встречах всегда сидел неподалеку от меня. Он никогда не оставлял меня одного, даже когда меня это раздражало. А тут просится отпустить его. Я согласился, не раздумывая. Мне было достаточно одного его вида. Парень страдал, значит, случилось что-то серьёзное. Не помню, какой район он назвал, помню только, как подумал, что очень трудно жить в трущобах и что надо бы переселить его семью в другое, более благополучное место, но, к сожалению так и не сделал этого, увлекшись работой над книгой.

Этот случай запомнился мне потому, что когда спустя три часа я вышел из здания Общества Охраны Природы, Лони у подъезда не было. Я прождал его полчаса и вызвал другую машину. А с Лони решил разобраться, когда он вернётся. Но тот не появился ни к ужину, ни ночью. Лишь утром полицейский эвакуатор притащил к особняку наш бронированный «Джигуди». Судя по множеству еле заметных вмятин на кузове и незначительным трещинам на стеклах, он побывал в нешуточной перестрелке. Самого Лони мы нашли в реанимации Первого Медицинского Центра, обзвонив до этого все полицейские участки, морги и больницы города.

Позже выяснилось, что за его сестрой стал ухлёстывать один отморозок, но она с презрением отвергла его ухаживания. Другой бы на его месте, получив отказ, отстал бы от неё, но этот, оказавшийся, как выяснилось позднее, главарём местной банды, не встретив взаимность девушки, оскорбился и стал терроризировать её семью. Вот об этом и сообщили Лони.

В тот день, отпросившись у меня, он приехал домой как нельзя вовремя. Отверженный ухажер, избив мать, собирался на её глазах изнасиловать свою несостоявшуюся подружку. Он уже снял с себя штаны, демонстрируя несчастной девушке своё хозяйство, когда в комнату вбежал Лони. Стрелять они начали одновременно. Но Лони был в бронежилете, а у подонка такового не оказалось. С тремя дырками в груди бандит свалился на пол и, уйдя в иной мир, показал всем на прощание свой голый зад. Вот тут-то всё и началось. На выстрелы прибежали его дружки, затем к ним ещё подъехала подмога. Началась стрельба. Лони успел подстрелить пятерых, прежде чем у него закончились патроны. Дальше пошла уже рукопашная, но силы явно были неравны. И, если бы не вызванная кем-то полиция, вряд ли Лони и его семья тогда уцелели.

После той разборки Лони три месяца проходил в гипсе и бинтах. Вчера он всего пятый раз сел за руль. И погиб. Может, его убил кто-то из той банды?..

Я очнулся от воспоминаний и вопросительно посмотрел на Москли. С чего-то надо было начинать поиски. Но с чего? Не много подумав, Москли посоветовал обратиться в школу Джокса Броклоса. Кажется, вспомнил он, Лони говорил, что учился у него. Возможно, там сохранился его адрес.

Школа Джокса Броклоса находилась в Марчертоне, что было довольно-таки далековато от фешенебельных районов, и занимала весь первый этаж и подвал огромного приземистого здания, в котором остальные этажи заполнили многочисленные конторы и офисы всевозможных фирм и компаний. В эту школу принимались, как гласила вывеска, молодые люди от восемнадцати до двадцати пяти лет обоих полов. Здесь их обучали рукопашному бою, стрельбе, вождению автомобилей, вертолётов, самолётов и катеров, оказывать медицинскую помощь, а также этике и прочим качествам, которыми должен обладать телохранитель и слуга.

Джокс Броклос, крепкий и подтянутый шестидесятилетний мужчина, сидел в небольшом спортивном зале и вместе с двумя помощниками принимал у группы девушек экзамены по рукопашному бою. Симпатичный слабый пол, созданный для нежности и любви, безжалостно лупил друг друга ногами и руками. Увидев меня, он обрадовался, решив, что мне понадобились новые люди, и немало огорчился, когда услышал о Лони.

– Он был лучшим моим учеником. Лучшим из лучших, – с гордостью, в которой проскальзывала скорбь, сказал Джокс Броклос, и после обратился к одному из своих помощников. – Гарт, принеси дело Лони…

Силларгерея – самое злачное место в столице. По количеству преступлений этот район прочно удерживает первое место. Пришлось взять с собой охрану. Семью Лони мы там не застали. После того случая, скрываясь от расправы уцелевших бандитов, они переехали в другое место. Но мне повезло. Один из соседей помогавший им с переездом, узнал меня и за вознаграждение по секрету раскрыл их новый адрес.

С трудом мы отыскали нужную улицу. Оставив охрану снаружи, я вошёл в квартиру. Три небольшие аккуратно прибранные комнатки, встречающие добротой и уютом. Навстречу вышла, тяжело передвигая ноги, больная, рано постаревшая женщина. Следом появилась молодая красивая девушка и мальчуган лет десяти, очень похожие на Лони. Они не узнали меня, и в их глазах я увидел настороженность. Со слезами женщина стала умолять меня подождать с уплатой. Вот-вот должен был подойти её сын, который работает у господина Гаросса, и тогда они заплатят за всё: и за квартиру, и за учёбу и за лечение.

Уткнувшись в пол, я растерянно слушал и думал, как сказать ей, что Лони больше никогда здесь не появится. Когда она замолчала, я поспешил убедить их, что я не из фискального ведомства. Было заметно, что у неё гора свалилась с плеч от такого известия. Но к тому, что я и есть тот самый, на кого работает её сын, она отнеслась с недоверием. Господин Гаросс слишком большой человек, чтобы приходить к какому-то охраннику на дом. Когда я сообщил ей о смерти Лони, она вначале никак не среагировала на это, видно, до неё не сразу дошёл страшный смысл сказанных мною слов. А затем добралась до стула, села и, уронив голову на стол, зарыдала. Из её причитаний я понял, что они потеряли единственного кормильца, так как дочери до сих пор не удалось найти работу.

Я не выдержал этой сцены, потому как уж слишком близко к сердцу принимал чужую боль. Пробормотав что-то на счёт соболезнования, сунул её дочери всю имевшуюся у меня наличность и выскочил на улицу. После ещё долго не мог прийти в себя: передо мной всё время стоял образ матери Лони.

По дороге к Стрейзам я позвонил своему секретарю и велел немедленно организовать похороны Лони, купить меблированную квартиру в Марчертоне или Уэпесте и перевезти туда его семью. Оплатить все их долги и обеспечить пожизненной пенсией его мать. Что я мог ещё для них сделать?

Огромный трёхэтажный особняк Стрейзов, отделанный цветным мрамором, был в трауре. Все – прислуга и гости – были в строгих чёрных одеждах. Зеркала и картины, которых здесь было множество, прикрыты чёрной вуалью, лампочки горели в полнакала. Меня препроводили на второй этаж, где я оказался в огромной зале. Перед глазами тут же встало скромное жилище, где я только что был. Таких каморок поместилось бы здесь не меньше трёх.

Посреди залы на постаменте, обставленном венками, стоял гроб с телом Хаддара. Возле гроба сидела заплаканная мать. Отец с удручённым видом стоял рядом. К ним подходили один за другим люди и говорили слова соболезнования. Я сделал то же самое, а затем с трепетом подошёл к гробу, ожидая увидеть в нём нечто ужасное, то, что осталось от Хаддара. Но надо отдать должное медицине – все следы ужасной катастрофы были искусно заделаны. Вид у него был безмятежным, будто он только что задремал и вот-вот должен был проснуться.

Я долго всматривался в лицо старого друга, вспоминая университет, студенческие вечеринки, загородные пикники и последнюю встречу в «Белой Розе». Да, если бы я тогда уговорил Хаддара поехать со мной… Или нам удалось бы перехватить его по дороге, то… Тут дали о себе знать мои наручные часы, которые подавали сигнал каждый час. Прервавшись от печальных размышлений, я мельком глянул на циферблат и спохватился: четыре часа – пора идти, скоро помолвка.

– Прощай… друг… – еле слышно выговорил я на прощание, с трудом выдавливая из себя слова, и поцеловал покойника в лоб.

– Вы не останетесь, господин Гаросс? – поинтересовался старик Стрейз.

– К сожалению, не могу, – виновато пробормотал я в ответ; мне было неловко говорить им это, но я ведь и в самом деле, не мог присутствовать на похоронах. – Извините меня… Сегодня я улетаю… Да, так уж получилось…

В половине пятого мы с Орсоном ехали по Корл-Ходда к господину Тагевере. Всю дорогу дядя не переставал учить меня, как я должен вести себя, что должен делать, как обращаться с невестой и прочим нюансам.

– Не забывай, малыш, что она старше тебя на девять лет, – наущал он меня, – к тому же, она растолстела в последнее время и, что главное, судьба обделила её красотой. Настрой себя на это.

– Ты мне так надоел, Орсон, что я готов жениться хоть на ведьме, – ответил я на это.

Это, конечно, была шутка, но мне и в самом деле было уже наплевать на всё, лишь бы только мой разлюбезный дядюшка отстал от меня. Но на душе у меня, где-то в самом дальнем углу, всё-таки скребли кошки. И, похоже, Орсон понял это.

– Не расстраивайся, парень, – он похлопал меня по плечу, – подумаешь, толста и некрасива. Ну и что с того? Зато после смерти её папочки ты станешь владельцем его состояния, потому что Мекки единственная дочь у Тагевере. Пусть она безобразна, но она родит тебе сына, твоего законного наследника и продолжателя славного рода Гароссов. Вот что главное, Тони, и об этом ты должен всегда помнить. А для развлечений ты можешь завести себе любовницу или две, как пожелаешь, – он откинулся на спинку сидения и, как бы про себя, обронил. – Эта бестолочь всё равно никогда об этом не догадается…

– Что ты там сказал? – я посчитал, что ослышался, и решил переспросить.

– Что? – спохватился тот и прокрутил в воздухе незажжённой сигарой. – Да так, ничего. И не надо задавать глупых вопросов, Тони. Ты думай о помолвке и настрой себя на неё. Потом тебе будет легче перенести всё это. Будь чутким и заботливым к невесте, мой мальчик, и, главное, поласковее с ней, поласковее. Не обращай внимания на её недостатки – у кого их нет? – и побольше любезничай с ней. Эта дура любит, когда с ней сюсюкаются…

– Что-что? Что ты там сказал? – опять не понял я.

– Да брось ты цепляться к словам! Думай лучше о предстоящем путешествии… – снова вывернулся Орсон и, посмотрев в окно, самым серьёзным тоном сказал. – Так, Тони, мы приехали. Соберись, малыш, и помни, о чём я тебе говорил.

«Джигуди» остановился у широкой парадной лестницы. Нас там уже с нетерпением ждали. К автомобилю тут же подбежало несколько человек в белых ливреях и открыли дверцы. Не успели мы неспешно выбраться наружу, как нас сразу пригласили пройти в дом, если, конечно, можно было назвать домом четырёхэтажный дворец.

Я шёл впереди, а Орсон, подбадривая меня, шагал чуть сзади. Но когда мы вошли в огромную, ярко освещённую и празднично убранную залу, полную гостей, дядя вырвался вперёд и подвёл меня к Тагевере, невысокому, высохшему как фасолевый стручок старичку. Мы поздоровались и обменялись любезностями.

– Ну, и где же наша ненаглядная? – сразу же поинтересовался Орсон. – Куда вы её от нас спрятали?

– Минуточку, – прокаркал Тагевере, – сейчас она появится.

– Давайте, давайте, – наседал дядя, – нам просто не терпится её увидеть. Верно, Тони?

– Да, конечно, – поддакнул я. – Где там моя любимая?

– Мину… А вот и она! – торжественно известил Тагевере и, прищурив бесцветные глазки, уставился на меня, чтобы не пропустить моей реакции на появление его единственной отрады.

Заиграла музыка. В дальнем углу залы распахнулись тяжёлые бархатные занавески, и перед нашим взором в окружении подружек появилась Мекки. Выход её был очень эффектным, и мне это понравилось. Я напряг зрение, пытаясь разглядеть свою невесту. Издалека она выглядела неплохо, и я облегчённо вздохнул. Орсон тут же больно толкнул меня локтем в бок. Я мгновенно изобразил влюблённого, нетерпеливо ожидающего приближения своей единственной. Но когда моя возлюбленная под овации подошла к нам, что-то оборвалось у меня в груди. Ни роскошное платье, ни дорогие украшения, ни косметика не смогли скрыть её уродства. Она была до безобразия толста. А её и без того большой рот с толстыми напомаженными губами был так растянут в счастливой улыбке, что яркая полоса губной помады, казалось, пересекала нарумяненное лицо от уха до уха. Огромные навыкат глаза ужасно косили, и не понятно было, на кого она смотрела: на меня или на своего папеньку.

У меня помутилось в глазах, и подкосились ноги. С помощью дяди я настроился увидеть что угодно, но это было уже слишком. Орсон снова незаметно толкнул меня локтем, и на моём лице, как по команде, появилась улыбка. Конечно, не такая счастливая как у Мекки, но всё же улыбка.

– Здъявствуйте, господин Гагъесс, – нежно прокартавила моя любимая, обнажив при этом ряд кривых лошадиных зубов. – Как вам мой нагъяд?

Это была последняя капля. Орсон понял мои намерения и взял меня за руку. Но я вырвался и бросился бежать.

– Тони! – сам не свой заорал он мне вслед. – Чёрт тебя возьми, кретин, вернись немедленно!

Но я продолжал бежать, расталкивая толпу гостей, лихорадочно вспоминая, каким путём сюда попал. А сзади неслось:

– Тониии!!!

– Господин Гаросс, вы куда?

– Господин Гаросс, остановитесь!

– Профессор!

Услышал я вдруг рядом знакомый встревоженный голос, и чьи-то сильные руки схватили меня в темноте. Я попытался вырваться, но руки сжали меня словно тиски. Послышались приближающиеся шаги. Погоня!

– Нет-нет! – закричал я в отчаянии, извиваясь всем телом, пытаясь освободиться от цепких рук. – Никогда!!

– Профессор! Профессор!! Что с вами?

– Да, проснитесь же, профессор!

Схватка вдруг ослабла, и кто-то влепил мне пощёчину. Я тут же открыл глаза и в ужасе вскочил в постели. Мокрый от пота, я дышал так, словно только что вынырнул из воды, где пробыл без воздуха минут десять. Немного успокоившись, я увидел перед собой Джакста и Тетси, всё ещё держащую мою руку. Ничего не понимая, я уставился на них. Это что, опять сон или реальность? Командир растолковал мой вопрошающий взгляд по-своему.