Текст книги "Дневник профессора Гаросса"

80

Очнулся я в землянке сокутов, раздетым и с ног до головы вымазанным какой-то жирной вонючей мазью. В центре землянки жарко пылал костёр, дым от которого уходил в отверстие в потолке, а вокруг него в состоянии транса прыгал шаман, совершая магический танец. Страшно выпучив глаза, он неистово гремел бубном и выкрикивал слова заклинания.

Заметив, что я открыл глаза, он встал около меня на колени и долго что-то бормотал, выделывая пассы над моей грудью и головой. Потом дал попить туаре – горячий отвар из кореньев и листьев, завернул в шкуры и ушёл. После этого он посещал меня каждый день по нескольку раз. Приносил поесть, давал пить туаре и уходил, оставляя меня одного. Кроме него никто не смел входить в жилище, где посланец бога Солнца боролся со злыми духами, так внезапно одолевшими его. Надо сказать, что я проболел почти месяц.

Когда я бледный и измождённый от длительной болезни впервые выбрался из землянки, ко мне подошёл Большой Сокута с вождями и старейшинами и с почестями вручил мне шкуру убитого мною горного козла.

Оказалось, что Томота, тот самый одноглазый старейшина, который постоянно оглядывался на меня во время похода к жрецам, всё-таки видел, как из продолжения моей руки, появился луч и пронзил властелина горных вершин. И поэтому, когда перед сокутами встал выбор, кого из посланников бога Солнца оставить в племени, он настойчиво посоветовал Верховному вождю мою кандидатуру. Позже, вернувшись в лагерь, он объяснил ему, почему это сделал, рассказав о моём метком выстреле. А после предложил шкуру оссото торжественно вручить тому, кто достоин её по праву, то есть мне. Большой Сокута и на этот раз согласился с ним. Так, благодаря Томоте, я не только остался у сокутов, но и стал ещё обладателем почётной шкуры горного козла.

– Честно сказать, я и сейчас не представляю, как бы сложилась моя дальнейшая судьба, если бы тогда на перевале козла подстрелил Фалар. Наверное, стал бы жирным и тучным жрецом, – Сторг криво усмехнулся, задумавшись было, но сразу же спохватился. – Ну да ладно, не будем отвлекаться.

За последующие две недели это был единственный случай, когда на меня обратили внимание. Приближалась зима, и потому все были заняты подготовкой к ней. Даже дети принимали в этом участие. Они помогали женщинам обрабатывать туши животных, ходили в лес за дровами, собирали ягоду и ловили в ручьях рыбу. Всё это сушилось, вялилось, коптилось и затем исчезало в тайниках пещеры. Так что я был предоставлен самому себе. Завернувшись в шкуру оссото, я в одиночестве бродил по стойбищу, чувствуя себя лишним среди этой суматохи.

Несколько раз я приходил к храму бога Солнца и с тоской часами просиживал около стены жертвенного зала, за которой исчез Фалар. Мы не были с ним друзьями. Но то обстоятельство, что нас было всего двое землян на этой далёкой планете, и те дни, что мы с ним провели вместе, сблизили нас настолько, что мы стали друг другу роднее, чем близкие родственники. Поэтому судьба Фалара не могла не волновать меня.

Много раз я пытался отыскать в стене эту чёртову дверь, чтобы проникнуть внутрь храма, но даже намёка на неё не нашёл. Это всегда бесило меня и, будь при мне пистолет, я непременно уничтожил бы этот проклятый чертог. Но оружие мне так и не вернули. Как и другие мои вещи, которые забрали, пока я болел. То ли забыли про них, то ли решили придержать у себя. Тогда это было бесполезно выяснять, так как мы абсолютно не понимали друг друга.

Пару раз во время своего путешествия к храму я встречался с воинами других племён. Погружённый в своё горе, я не обращал на них внимание. А они при моём появлении хватались за оружие, как будто я был их заклятым врагом, но завидев на мне шкуру оссото, останавливались. Враждебность на их лицах сменялась удивлением и почтительностью.

Возможно, я так и прожил бы всё это время в одиночестве со своей тоской в этом большом и добром племени. И не было ничего этого, что вы сейчас можете видеть, Тони, если бы однажды перед рассветом ко мне не заглянул младший сын Верховного вождя. Несмотря на юность лет, он многое знал и умел здраво мыслить. Три года назад он прошёл обряд посвящения в воины, и за это время показал себя смелым и удачливым охотником. И уже год как был предводителем молодых воинов, сменив на этом посту старшего брата, трагически погибшего на охоте. По сравнению со своими многими соплеменникам, он был настоящим красавцем. Его мать, довольно-таки симпатичная, по здешним меркам, женщина щедро поделилась с ним своей внешностью. У нас, на Земле, его назвали бы «смазливым». Так вот, накануне вечером он посчитал, раз бог Солнца прислал им в помощь своего посланника, то, значит, надо ознакомить его с жизнью племени, чтобы тот как можно быстрее принялся за исполнения своей миссии. И решил начать с охоты.

Свистом разбудив меня, он сделал приветственный жест и бесцеремонно уселся рядом со мной. Затем ткнул себя пальцем в грудь и членораздельно, по слогам, произнёс:

– Кор-са-но.

Я догадался, что это его имя, и назвал своё. Он правильно повторил его, на что я утвердительно кивнул. Затем он жестами пригласил меня принять участие в охоте. Я радостью согласился. Хватит злоупотреблять их гостеприимством и бездельничать в то время, когда все заняты подготовкой к зиме. Должен же я приносить хоть какую-то пользу.

Около землянки нас уже поджидала группа молодых воинов. Мне дали лук, колчан со стрелами и копьё, и мы отправились в лес. Надо сказать, что лук и копьё были изготовлены специально для меня, адаптированы под мой рост и мою силу.

Холода поджимали: скоро должен был пойти снег. Дичь попадалась редко, и нам пришлось уйти далеко от стойбища. Чтобы расширить зону поиска, мы разделились на группы и разошлись в разные стороны. Я остался с Корсано и его закадычным другом Тинотой, сыном Томоты, одноглазого старейшины, ставшим почему-то моим покровителем.

Полдня мы проходили впустую, но упорно продолжали идти вперёд, вслушиваясь в каждый шорох. И упорство наше вскоре было вознаграждено. Корсано, шедший впереди, неожиданно остановился и, повернувшись к нам, прижал палец к губам. Мы тут же замерли и прислушались. Поначалу я ничего не услышал. Потом до меня донёсся далёкий тихий треск. Немного погодя, он повторился, но уже ближе. Кто-то очень тяжёлый двигался в нашу сторону. Сокуты спрятались за деревьями и притаились. Я поспешил сделать то же самое.

Вскоре на поляну выскочил громадный кабан. Господи, он был размером с быка! У меня дух захватило от его габаритов, а при виде свирепой морды и клыков, торчащих в разные стороны как бивни мамонта, затряслись поджилки. Зверь вдруг остановился и тревожно зашевелил ноздрями, втягивая в себя воздух.

Добыча была очень заманчивой, и очень опасной. Полтонны чистого мяса! Представляете? Со своего места я видел, что Корсано был рад этой встрече, и в то же время он не решался напасть на кабана. И я понял почему. Будь на моём месте испытанный воин, он немедленно начал бы охоту. К тому же, на елакита, как они называли вепря, обычно идут группой в человек пять-шесть, а нас было всего трое, если считать меня.

Пока сокут терзался сомнениями, кабан, не обнаружив ничего опасного для себя, засеменил дальше. Видя, что добыча ускользает, Корсано не выдержал и, подав сигнал к атаке, метнул в зверя копьё. Бронзовый наконечник с хрустом вошёл в мощную спину, окрасив щетину кровью. Секач болезненно завизжал. Глаза его моментально налились кровью, шерсть на загривке встала дыбом. Издав свирепое хрюкание, он набросился на обидчика. Но тут из своего укрытия выскочил Тинота. Его копьё наполовину застряло в брюхе зверя.

Елакита тот час сменил своё намерение и, сделав прыжок в сторону Тиноты, который сгоряча подбежал к нему слишком близко, ударил его клыками, отшвырнув к дереву. Пока ошеломлённый охотник приходил в себя, кабан приблизился к нему вплотную.

Мне никогда не приходилось кидать копий, поэтому я не стал рисковать. Воспользовавшись тем, что зверь увлечён поверженной жертвой, я подскочил к нему сбоку и сходу воткнул копьё в его шею. Кабан с диким визгом резко развернулся ко мне. К счастью, я успел отпрыгнуть в сторону и тем самым избежать удара клыков. Теперь всё внимание вепря переключилось на меня. Пригнув голову и выставив вперёд клыки, он двинулся на меня с неукротимостью снежной лавины. Три стрелы, пущенные Корсано, вонзились одна за другой ему в хребет, но не остановили его, хотя и поубавили прыть.

Надеясь на свою реакцию, я пятился назад и внимательно следил за зверем, чтобы не упустить момент его решающего прыжка. И тут нелепая оплошность едва не лишила меня жизни. Я запнулся об корягу и распластался на спине в тот момент, когда дышащий яростью секач был почти рядом. Он слабел на глазах, но всё ещё был опасен.

Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед тобой. А я видел только сверкающие гневом налитые кровью глаза и огромные клыки, приближающиеся ко мне. Всё, конец! Не успел я так подумать, как Корсано подбежал к нему сзади и проткнул ему ножом горло. Кровь фонтаном хлынула из раны, заливая мои ноги. Передние лапы елакита подогнулись, и огромная туша рухнула мордой вперёд. Он придавил бы меня, но огромные клыки, между которыми оказались мои ноги, не позволили ему это сделать.

Корсано ловко отскочил в сторону и приготовился к продолжению борьбы, но кабан уже бился в агонии. Тогда он вытащил меня из-под зверя, и я с благодарностью пожал его огромную пятерню. Затем мы поспешили на помощь к Тиноте.

Вепрь разодрал ему бедро. Очень глубоко, но, к счастью, кость не задел. Необходимо было немедленно остановить кровь и закрыть чем-то страшную рану, чтобы не было заражения. Но чем? Нужна была верёвка и что-то похожее на бинт. А где всё это взять? Решение пришло внезапно, когда я случайно увидел у Корсано колчан со стрелами. Я быстро снял с себя колчан, срезал с него лямку и, перетянув ею ногу Тиноты, остановил кровотечение. Затем распорол сам колчан, сшитый из шкуры какого-то животного, и замотал им рану. Увидев, что его другу оказана помощь, Корсано побежал за подмогой, а мы с Тинотой остались сторожить добычу.

Лишь к вечеру раненый охотник и разрубленная на части туша елакита были доставлены в стойбище.

Узнав, как было дело, сам Верховный вождь похвалил меня. Одноглазый старейшина, отец Тиноты, вручил мне свой бронзовый кинжал и пригласил в гости. Это была большая честь, и я, не раздумывая, согласился.

Вернувшись после званого ужина к себе, я обнаружил на лежанке свои вещи: планшет, походную аптечку, серебряную зажигалку – подарок жены, которую я всегда и всюду носил с собой как талисман, фонарик, компас, армейский нож и часы. Теплового пистолета не было. Позже Большой Сокута признался мне, что они догадались, что этот предмет может стать грозным оружием в моих руках, и оставили его себе до поры до времени. Но и этим вернувшимся вещам я был рад безмерно, так как это могло означать лишь одно – в племени меня признали и стали считать своим.

На следующее утро мы с Корсано снова ушли на охоту и вернулись под вечер с пятнистым оленем. Охота сдружила нас. Теперь мы каждое утро уходили с ним в лес и неизменно возвращались с какой-нибудь добычей. Но дни с каждым разом становились короче, а ночи длиннее и холоднее. Времени для охоты оставалось всё меньше, и мы всё чаще стали приходить в стойбище с пустыми руками.

Наконец, наступило время, когда мы неделю подряд не подстрелили ни одного зверя – первый признак надвигающейся зимы. По приказу Большого Сокуты племя перебралось в пещеру, которую вырыли в Орлинном Хребте ещё в незапамятные времена. Может, триста лет назад, может – пятьсот, а может, и больше. Старики говорят, что когда-то здесь добывали руду, не то железную, не то медную – это уже никто не помнил. Тянулась она на несколько километров и имела множество ответвлений. Для вентиляции в потолке были прорублено несколько отверстий. Как и чем смогли сделать это предки сокутов – неизвестно. В одном из ответвлений бил родник. Вода из него по специальному водоводу стекала в реку Змейка, по пути наполняя колодец, вырытый посреди землянок. Другие ответвления были забиты шкурами, дровами и хозяйственным инвентарём. В самых холодных помещениях хранились съестные запасы. Большую часть пещеры занимали, конечно, жилые помещения. Их было так много, что в них могла спокойно разместиться не одна сотня людей.

Попасть в неё можно было через узкий проход. Перед зимой и во время нападения он наглухо закладывался. Старожилы говорили, что за пять лет до моего появления, сбаквины пытались их захватить. Они укрылись в пещере и без проблем продержались два месяца, пока агрессорам не надоело слоняться без дела. Разумеется, захватчики пробовали разобрать завал, чтобы прорваться в пещеру. Но, как только появлялась брешь в камнях, через неё на сбаквинов обрушивался дождь стрел…

Сторг замолчал и с интересом взглянул на меня. Я решил, что он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, но он почему-то стал извиняться.

– Прошу прощения за этот экскурс, Тони, – сказал он, – я просто хотел, чтобы вы имели представление о старом жилище сокутов и могли сравнить его с нынешним.

Этим он вывел меня из состояния, в котором я пребывал, слушая его. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что я сижу с открытым ртом. Надо же как заслушался!

– Ничего, Сторг, продолжайте! – поспешил я ответить и закрыл рот.

– Хорошо…

Так вот, как я уже сказал, племя переселилось в пещеру. Когда вход тщательно заложили камнями, в центральном зале торжественно зажгли Главный очаг. А от него уже разнесли горящие поленья по другим помещениям.

Зима пришла внезапно и сразу вступила в свои права. Однажды ночью выпал обильный снег, а утром ударил крепкий мороз. Потянулись утомительное для меня пребывание в пещере.

Для сокутов же это было привычно и обыденно. Каждый из них занимался своими делами. Женщины готовили пищу, следили за чистотой и за не в меру шалившими детьми. Мужчины чинили охотничьи и военные снаряжения: меняли на луках тетиву, пришедшие в негодность наконечники стрел и копий, обтягивали щиты новыми шкурами и раскрашивали их по своему вкусу.

Молодые сокуты, которые будущей весной должны были пройти обряд посвящения и пополнить ряды воинов, делали себе оружие, стараясь, чтобы оно получилось лучше и красивее, чем у других. А вечерами все собирались у костров послушать рассказы старых воинов об их подвигах и приключениях.

Я расположился в самой дальней пещере, подальше от суеты и шума. У меня появились друзья, с которыми я сблизился на охоте, но из-за невозможности общаться с ними, я всё ещё вёл себя замкнуто и потому старался держаться особняком.

Толстая шкура оссото спасала меня от холода, но иногда по ночам, когда мороз усиливался, становилось довольно-таки прохладно. Тогда с разрешения Большого Сокуты я взял с Главного очага пылающую головню и развёл свой костёр.

Стивз Харрис, 2006 год, Данкара

81

Двери «Икс-космоса» широко распахиваются. «Кроты» собрались было выскочить из машины нам на перехват, но, увидев, что «Джеджар» мчится прямо на них и не собирается останавливаться, быстро захлопнули их, и попытались дать дёру. Они даже успевают тронуться с места, но тут мы их настигаем и на большой скорости врезаемся в бок в районе передней двери. Удар получается настолько мощным, что тяжёлый внедорожник отбрасывает на встречную полосу.

Наш же «Форз» от удара отскакивает назад. Передняя его часть укорачивается ровно наполовину. Мотор заглох, а из-под вздыбившегося капота столбом повалил густой пар. Подушка безопасности не только не дала мне возможность вылететь в лобовое стекло, но и сохранила мой скелет в целости и сохранности.

В общем, отделываюсь испугом и по инерции продолжаю следить за протараненным преследователем. А тот, развернувшись вокруг себя градусов на триста, вылетает на встречную полосу под колёса мчавшейся фуры. От напора многотонной махины «Икс-космос» сминается, словно пластилиновый, и кубарем отскакивает за обочину. Что происходит с ним дальше, я не вижу – визжа тормозами, фура остановилась и закрыла его собой, – но в любом случае он нам уже не угроза. Но где-то поблизости должен быть ещё один «Икс-космос», и я тороплюсь покинуть ставший уже бесполезным «Джеджар».

Пытаюсь открыть дверь, но тщетно. Её заклинило. «Вот непруха-то!» – ругаюсь про себя и тут спохватываюсь: «А как же Сьюзи?» Поворачиваюсь к ней и вижу бледное лицо, расширенные от испуга глаза и плотно сжатые губы. Подушка безопасности тоже не дала ей покалечиться, но всё же на всякий случай осторожно интересуюсь:

– С тобой всё нормально?

Она молчит, лишь ещё шире открывает глаза. Что это с ней? Осматриваю её ещё раз, но более внимательно, и обнаруживаю, что ремень безопасности так притянул её к сидению, что она не может пошевелиться. Ах да! Я и забыл, что она застегнула ремень, как только я начал выделывать коленца, убегая от погони. Быстренько отстегиваю ремень и с виноватым видом спрашиваю:

– Теперь тебе лучше?

Сьюзи по-прежнему молчит, но глаза уже начинают возвращаться к своим границам, а щёки розоветь, как выяснилось позже, от гнева. Наконец, она разлепляет плотно сжатые губы:

– Это и есть та самая улица, о существовании которой «кроты» и не предполагали? – сердито выпаливает она.

– Они забрели сюда случайно! – оправдываюсь я. – Клянусь!

– Трепло! – резко бросает она и, с трудом открыв дверку, выходит из машины.

Через эту же дверку выскакиваю за ней следом.

– Ну ошибся я, Господи! – с досадой кричу ей в спину. – Но зачем же из этого раздувать мелодраму?

– Так для тебя это мелодрама? – Сьюзи разозлилась ещё сильнее. – Да ты же нас чуть не угробил! Мы же могли разбиться насмерть!

– Но мы же живы, – я подошёл к ней и заискивающе заглянул в глаза. – Чего ты завелась-то? Мы уже почти приехали. А небольшая прогулка пешком пойдёт нам лишь на пользу…

– Эй, Лысый, они здесь! – вдруг радостно кричит кто-то с улицы.

Этот хриплый прокуренный голос заставляет нас вздрогнуть и забыть про распри. «Кроты»! Поистине с Сьюзи забудешь про всё, даже про опасность. Чувствую, что внутренне холодею и слабею в коленях.

– Кажется, я опять ошибся, – говорю я Сьюзи с кислой миной. – Прежде чем попасть к моему приятелю, нам придётся сначала побегать.

– Наверное, это здорово, да? – усмехается та.

– Очень даже! – злюсь я на неё: дура, нашла время умничать. – Скоро ты в этом сама убедишься.

– Давно я не вспоминала свою спортивную юность.

– А я с самого утра только это и делаю.

– Тебе везёт, – опять ехидничает она, но мне уже не до этого.

Вытаскиваю из машины свою сумку, хватаю Сьюзи за руку и тороплюсь уйти подальше от этой чёртовой улицы.

– Эй, засранец! Ну-ка подожди!

Окрик Лысого подстёгивает меня как хлыст, и я увеличиваю скорость.

– Оставь сумку, придурок, и катись куда хочешь! – доносится вслед.

– Может тебе ещё чек на миллион выписать? – огрызаюсь я, пытаясь криком заглушить в себе нарастающий страх, и перехожу на быстрый галоп.

Опять погоня, опять лихорадочная суета в поисках какой-нибудь лазейки, беготня на предельных скоростях на большие и малые дистанции, отчаянная игра в прятки со смертью и со своим страхом.

Мы Сьюзи то задыхаясь бешено несёмся по узким, сырым и вонючим улочкам, то осторожно, короткими перебежками пересекаем заброшенные, захламлённые дворы, то прячемся в давно покинутых и дочиста разграбленных домах. Но «кроты» неотступно идут по нашему следу и дышат нам в затылок. Несколько раз мимо нас пролетали пули и со свистом въедались в стены домов. Это всякий раз увеличивало наше стремление побить мировой рекорд по бегу на стометровке.

В конце концов, нам удаётся-таки оторваться от преследователей. Чтобы отдохнуть и набраться сил для новых рекордов, заскакиваем в небольшой боковой дворик, служивший кладбищем для заброшенных автомобилей. Укрывшись за остовом небольшого автобуса, мы уселись прямо на пыльную землю.

– Ну как? – с трудом переводя дыхание, ехидно интересуюсь я у Сьюзи, и она, конечно, понимает, о чём я спрашиваю.

– И в самом деле, здорово, – устало соглашается она, дыша при этом, как загнанная лошадь. – Вот уж не знала…

– Это ещё не всё, – бодрым тоном заверяю её. – Утром я так четыре часа развлекался, пока мне не повезло.

– Ну что ж, этот день мы проведём очень весело… – Сьюзи горько усмехается и смахивает пот со лба.

– Это уж точно, – поддакиваю я и, обернувшись к ней, замираю.

Она сидит слева от меня и смотрит куда-то в пустоту. Её платье, мокрое от пота, словно вторая кожа плотно облегает её небольшие красивые груди, торчащие в разные стороны. Это-то и привлекает моё внимание. Я уставился на них, словно никогда не видел женских прелестей. Понимаю, что это не прилично, но ничего не могу собой поделать. А Сьюзи, тяжело дыша, продолжает думать о чём-то своём и не обращает на меня внимания. И это придаёт мне смелость. Я смотрю на сосок её правой груди, отчётливо выделяющийся под тонкой мокрой материей, и меня так и подмывает дотронуться до него.

Сьюзи во всех отношениях лакомый кусочек. С самого начала нашего знакомства я всегда восхищался её умом, её красотой и её фигурой. Для меня она была богиней. Но так получилось, что пока я мялся и набирался храбрости, чтобы сказать ей о своих чувствах к ней, Таррен, этот весельчак и балагур, гроза женских сердец, опередил меня. Если бы не он… кто знает, может быть Сьюзи давно бы уже стала моей женой.

Я продолжаю размышлять, не отводя глаз от заманчивой картинки, когда Сьюзи неожиданно поворачивается ко мне. Проследив мой алчный взгляд, она возмущённо закатывает мне пощечину. Мне становится стыдно за свой поступок, и я краснею словно ребёнок.

– Извини, – я смущённо опускаю глаза, – на меня что-то нашло… Ты так прекрасна… что я… я просто не удержался. Ты ведь знаешь, что ты для меня… что я в тебя давно влюблён… И если бы не… и сейчас, когда нам нелегко, я подумал…

– Вы только послушайте, парни, что за бред несёт эта козлина, – вдруг обрывает меня грубый мальчишеский голос, и нестройный, неприятный гогот поддерживает его.