Текст книги "Табу и невинность"

Память и сообщество народов

Табу и невинность
1986

О евреях пишется в последнее время много – несоизмеримо по сравнению с тем местом, которое они занимают в современной Польше. В былые годы говорилось об антисемитизме без евреев, в последнее время кто-то писал о филосемитизме без евреев. В любом случае существует еврейская проблема без евреев.

До недавнего времени в течение нескольких десятков лет предпринимались методичные и систематические попытки элиминировать евреев из польской памяти. Они исчезали из истории Польши и из ее ландшафта; исчезали из туристических путеводителей и (в качестве особой группы жертв) – из официальных трудов о войне. Однако же евреи по-прежнему занимали значимое место в национальном сознании. Присутствовали в разговорах о власти и коммунизме, о довоенном и военном периоде, присутствовали в невротических фантазмах и рациональных дискуссиях. Публичное молчание на тему евреев делалось все более тягостным. Для молодых оно зачастую становилось моральным и интеллектуальным скандалом.

За трудные проблемы национального прошлого можно браться только с холодной головой. Иными словами, они требуют дистанцированности. Нередко – предоставления слова новому поколению, не обремененному участием в болезненных событиях и без лишних страстей смотрящему на унаследованное прошлое. Прошлое, которое невозможно отбросить, которое обременяет, но за которое ты все-таки не несешь ответственности.

Я поднимаю тему об отношении поляков к евреям во время войны и после войны, будучи убежден, что пришло время спокойных дискуссий и поиска истины, а не средств, успокаивающих и утешающих национальную душу.

Главным аргументом, привлекаемым поляками с целью парировать обвинение в антисемитизме, служит многолетняя традиция национальной и религиозной толерантности. И действительно, на протяжении сотен лет, даже в период Реформации и Контрреформации, евреи, подвергавшиеся преследованиям в других странах, находили прибежище в Польше. Отсюда столь большая их концентрация на землях Речи Посполитой. Поляки, однако же, с легкостью забывают, что это все уже отдаленная история. Ситуация евреев в Польше ухудшается именно в тот период, когда на западе Европы начинают побеждать идеи веротерпимости и предоставления евреям всей полноты гражданских прав. Принципиальное значение имеет прогрессирующий упадок страны и одновременный рост роли католической Церкви как национального связующего элемента – что осложняет отношения со всеми иноверцами.

Евреи видят в истории Польши прежде всего процесс постоянного усиления антисемитизма. И на самом деле, с конца XIX века на традиционные антиеврейские настроения, произрастающие в первую очередь на религиозной почве, накладываются новые формы антисемитизма, источники которых лежат в экономических интересах, изменениях общественной структуры, в зарождении современного национализма. Дополнительное обострение польско-еврейских отношений наблюдается вместе с восстановлением Польшей своей независимости, однако с особой силой – во второй половине 30-х годов. Все шире распространяются радикальные, враждебные евреям идеологии, множатся антисемитские вылазки, драки, дебоши и проявления дискриминации – в экономике, высшем образовании, свободных профессиях. То тут, то там политики готовят антиеврейские законы. Убеждение, что место евреев – за пределами Польши, пользуется растущей популярностью во все более широких общественных кругах и политических элитах, даже в тех, которые далеки от правых сил.

Подчеркивая такие факты, евреи не замечают, что их невзгоды составляли лишь фрагмент драматических проблем страны, после длительного времени снова восстанавливающей свою независимость и единство, но в то же время замкнутой в заколдованном круге бедности, жертвами которой становились все – поляки, евреи и другие меньшинства. И что, хотя антисемитизм принимал в Польше все более грубые формы, это явление было выражением более общих тенденций в тогдашней Европе – бунта против демократических и либеральных ценностей; и что во многих других странах Центрально-Восточной Европы ситуация евреев была не лучше, а порою и хуже, чем в Польше.

Таким образом, если во время Второй мировой войны отношения между поляками и евреями приобретают особый характер, до сих пор отягощая коллективную память евреев и воздействуя на широко распространенные в мире стереотипы, то для их объяснения не хватит одного только прошлого.

Описать отношение к евреям во время войны – задача до чрезвычайности трудная. Во всяком случае, если говорить обо мне, то, чем больше я читаю, тем меньше знаю и тем более хрупкими становятся мои убеждения. Посему я не намереваюсь ни описывать, ни оценивать того, что делалось во время немецкой оккупации. Ни в коем случае не собираюсь я и принимать участие в нескончаемых дискуссиях по поводу числа спасенных или же преданных и уничтоженных евреев[118]118
  До чего же абсурдно и нелепо измерять общественное отношение количеством спасенных евреев и до чего недостойно раздувать число спасенных сверх всяких разумных соображений! Голландцы вели себя потрясающе (забастовка докеров, бесчисленные доказательства помощи), но, невзирая на это, уничтоженными оказались ³/₄ голландских евреев. А вот в Дании, где никакого сопротивления не было, спасли 90 % евреев, в петеновской Франции – 70 %. Многих евреев спасли в Румынии, Венгрии и особенно в Болгарии, государствах – союзниках Германии. Именно там, где имело место сотрудничество с нацистами, настоящий коллаборационизм, людям Эйхмана было труднее реализовать свою программу. Требовалось учитывать сомнения морального характера у местных элит, их своеобразную щепетильность, вести с ними переговоры о вывозе евреев. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Меня интересует проблема оккупационной специфики в Польше, ее воздействие на взаимные отношения поляков и евреев, а также причины столь драматически расходящихся картин прошлого, которые сохранили в своей памяти оба этих народа.

Рефлексию на тему о судьбе евреев и о месте, которое в ней занимали поляки, надо начать с основополагающего утверждения, которого никто, я полагаю, открыто оспаривать не будет: не было никаких шансов спасти приговоренных Гитлером к гибели три миллиона польских евреев и три миллиона евреев из других стран, уничтоженных в разных местах оккупированной Польши. Норман Дэвис прав, когда пишет, что с этой точки зрения «антагонизм между христианами и евреями, который несомненно существовал в Польше, в большой степени не имел никакого значения»[119]119
  Davies, Norman. God’s Playground. A History of Poland. New York: Columbia University Press, 1982. – Примеч. авт.


[Закрыть]. При другой позиции польского общества спаслось бы, может быть, на 50 тысяч евреев больше или на 50 тысяч евреев меньше. Это много – и до чего же горестно мало. Избежать смерти могли единицы, народу было суждено погибнуть. Только союзники были бы в состоянии повлиять на другой ход событий, если бы они действительно поняли ситуацию, проявили волю к спасению евреев, невзирая на неизбежные издержки такого предприятия, и были способны к реальным действиям. Им не хватило, однако, не столько знания, сколько воображения, воли и умения действовать.

Поэтому польско-еврейский спор, если речь идет о войне, в сущности, не касается судеб еврейского народа. Он касается моральной оценки позиции польского общества перед лицом гибели евреев – позиции, практические последствия которой были ничтожными. Предмет спора является одновременно и важным и ограниченным.

Можно отчетливо выделить господствующее «польское» и «еврейское» видение истории. Оба народа рисуют прошлое чистыми красками: одни злоупотребляют белым цветом, вторые – черным. В «польской» позиции царит убеждение о прерывности истории – трагический опыт и испытания войны привели к принципиальному изменению в отношении поляков к евреям. Вот несколько характерных высказываний.

Владислав Бартошевский[120]120
  Владислав Бартошевский (р. 1922) – историк, писатель, публицист. В 1940–1941 гг. узник Освенцима, с 1942 г. в Армии Крайовой, один из создателей Совета помощи евреям «Жегота», участник Варшавского восстания. Два раза (1946–1948 и 1949–1954) сидел в тюрьмах ПНР, был диссидентом. В 1972–1983 гг. генеральный секретарь польского ПЕН-клуба, с 1982 г. соредактор либерально-католического «Тыгодника повшехного» («Всеобщего еженедельника»). В 1990–1995 гг. посол в Австрии, в 1995 г. министр иностранных дел. Исследователь истории АК, конспиративной прессы, истребления польского и еврейского населения; в 1995 г. награжден орденом Белого орла.


[Закрыть]: «Условия оккупации привели к серьезному ослаблению существовавших в довоенной Польше антисемитских настроений. Общность судеб преследуемых, страдающих и борющихся людей способствовала тому, что в них проснулось чувство солидарности и воля помогать гибнущим»[121]121
  Bartoszewski, Władysław; Lewinowna, Zofia. Ten jest z ojczyzny mojej. Polacy z pomocą Żydom 1939–1945» («Тот – с отчизны моей. Поляки помогают евреям, 1939–1945»). Kraków: Wyd. Znak, 1969. 1109 s. – Примеч. авт. [Первая половина названия этой книги повторяет название известного стихотворения видного польского поэта Антони Слонимского, которое было написано в 1943 г., когда автор, еврей по национальности, находился в эмиграции в Лондоне. – Перев.]


[Закрыть].

Анджей Мицевский[122]122
  Анджей Мицевский (1926–2004) – публицист, католический деятель; в 1974–1986 гг. в «Тыгоднике повшехном», в 1986–1988 гг. главный редактор журнала «Znaki Czasu» («Знаки времени»); в 1990 г. глава группы советников Л. Валенсы.


[Закрыть]: «В итоге у нас как у общества, как у нации нет причин для комплексов в связи с нашим отношением к евреям»[123]123
  Micewski, Andrzej. Tradycje historyczne katolicyzmu polskiego («Исторические традиции польского католицизма») // Znaki Czasu. 1986. Nr. 1. – При-меч. авт.


[Закрыть].

Ежи Турович[124]124
  Ежи Турович (1912–1999) – журналист и публицист католической ориентации. В 1945–1953 гг. и с 1956 г. главный редактор «Тыгодника повшехного», с 1991 г. председатель совета Фонда Стефана Батория; участник переговоров Круглого стола.


[Закрыть]: «Та тогдашняя общность людей преследуемых, страдающих и борющихся довольно существенным и даже принципиальным образом изменила польско-еврейские отношения в нашей стране. У огромной части польского общества исчезли следы антисемитизма, на его месте появилось чувство солидарности, появилась – широко реализуемая в поступках – воля помогать преследуемым людям»[125]125
  Turowicz, Jerzy. Antysemityzm // Tygodnik Powszechny. 17 marca 1957. – Примеч. авт.


[Закрыть].

В свою очередь, в «еврейской» позиции доминирует видение непрерывности истории. Ее очередные этапы означают антисемитизм, антисемитизм, антисемитизм. Максимум, на что он способен, – менять форму или интенсивность, но не свою глубинную природу. Вот каким образом три еврейских историка разных ориентаций видят влияние довоенного антисемитизма на настроения и позицию поляков во время войны.

Павел Кожец [эмигрировавший из Польши в 1968 году]: «Нам не кажется чрезмерным вывод, что судьба, уготованная польским евреям межвоенной Польшей, способствовала возможности той огромной трагедии, которая ждала их под гитлеровским игом»[126]126
  Paweł Korzec, La question juive pendant l’entre – deux guerres («Евреи в Польше. Нерешенный еврейский вопрос между двумя войнами»). Paryż: PFNSP, 1980. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Джозеф Маркус – автор книги, содержащей, видимо, наиболее взвешенный баланс ситуации евреев в межвоенной Польше, какой только можно найти в еврейской историографии. Ближе к концу этой своей книги он описывает заседание сейма, состоявшееся 1 сентября 1939 года. Депутаты с энтузиазмом реагируют на демонстрируемую правительством волю к сопротивлению, громкими аплодисментами встречают декларацию представителя украинского меньшинства о полной поддержке решения оборонять страну от напавшей на нее Германии. Когда с аналогичной декларацией от имени евреев выступил Шимон Зайденман, «воцарилось ледяное молчание»[127]127
  Сам А. Смоляр в другой своей публикации характеризует это выступление Зайденмана даже как «гораздо более убедительное».


[Закрыть]. И автор комментирует: «Это было зловещим предзнаменованием грядущей позиции поляков во время близящихся месяцев трагедии, в ходе которых история евреев в Польше, продолжавшаяся непрерывно сорок поколений, закончится»[128]128
  Marcus, Joseph. Social and Political History of the Jews in Poland 1919–1939. Berlin—New York—Amsterdam: Mouton Publishers, 1983. P. 433. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Эзра Мендельсон, израильский историк среднего поколения: «Когда солдаты Гитлера с помощью советских войск сокрушили в 1939 году польскую независимость, нацистский антисемитизм, хотя и значительно более крайний и интегральный, чем его польская разновидность, нашел очень доброжелательный отклик у значительной части польского общества». После чего добавляет: «И в этом отношении Польша была типичной для Центрально-Восточной Европы»[129]129
  Mendelsohn, Ezra. The Jews of East Central Europe Between the World Wars. Bloomington: Indiana University Press, 1983. P. 83. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Картина истории, написанная контрастными красками, позволяет оценивать – в зависимости от «стороны», к которой принадлежишь, – поведение своих и чужих, но не облегчает понимания всего трагического переплетения человеческих судеб в нечеловеческих условиях.

В августе 1942 года Зофья Коссак, писательница и председатель небольшой, но активной общественно-воспитательной католической организации «Фронт возрождения Польши», пишет от его имени листовку под заголовком «Протест». Ее содержание изложил Владислав Бартошевский во вступлении к подготовленной им совместно с Зофьей Левинувной книге «Тот – с отчизны моей…» Отдадим голос ему: Зофья Коссак «обращалась к сердцам и совестям всех поляков, верующих в Бога, в том числе и тех, кто до этого момента относился к евреям недоброжелательно, с призывом занять деятельную позицию по отношению к преступлением: „…кто молчит перед лицом убийства – становится соучастником убийцы. Кто не осуждает, тот позволяет…“»[130]130
  Bartoszewski W., Lewinowna Z. Op. cit. P. 17. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Воистину драматическое измерение придает этому протесту и призыву вторая часть листовки, обычно умалчиваемая: «И посему мы, католики-поляки, возвышаем свой голос. Наши чувства применительно к евреям не претерпели изменения. Мы не перестаем считать их политическими, экономическими и идейными врагами Польши. Более того, мы отдаем себе отчет в том, что они ненавидят нас сильнее, чем немцев, что делают нас ответственными за свои несчастья. Почему, на каком основании – сие остается тайной еврейской души; тем не менее это факт, который непрестанно подтверждается. Осознание таких чувств не освобождает нас, однако, от обязанности осуждать преступление»[131]131
  Текст листовки в: Prekerowa, Teresa. Konspiracyjna Rada Pomocy Żydom w Warszawie 1942–1945 («Подпольный совет помощи евреям в Варшаве, 1942–1945»). Państwowy Instytut Wydawniczy, Warszawa 1982, zdjęcie nr 33. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Этот документ – лучше, чем все балансы оказанной помощи или предательства, – позволяет увидеть трагическую запутанность взаимных отношений. Поскольку надо ли напоминать, что Зофья Коссак вскоре после написания этого текста принимает участие в создании «Жеготы» – организации, имеющей огромные заслуги в деле спасения евреев?[132]132
  Совет помощи евреям, кодовое название «Жегота» («Żegota») – подпольная общественная организация, созданная в конце 1942 г. Помогала скрывающимся евреям, поддерживала материально около 4 тыс. человек, снабжала беглецов фальшивыми документами (около 50 тыс.) – в общей сложности оказала помощь нескольким сотням тысяч евреев.


[Закрыть] Как христианка, она во имя любви к ближнему готова нести помощь преследуемым, которых тем не менее считает врагами своего народа и которые – как она полагает – считают ее народ вражеским[133]133
  Есть смысл расширить цитату из этой листовки: «Мы не хотим быть пилатами. У нас нет возможности активно противодействовать немецким убийствам… мы не в состоянии ничего поделать, никого спасти – но мы протестуем от всего сердца, проникнутого состраданием, возмущением и ужасом. Этого протеста требует от нас Бог – Бог, который не позволил убивать. Одновременно мы протестуем как поляки. Мы не верим, чтобы Польша могла получить пользу от немецких жестокостей. Напротив. В упорном молчании международного еврейства, в усилиях немецкой пропаганды, старающейся уже теперь перебросить всю ненависть и отвращение за резню евреев на литовцев и… поляков, мы ощущаем планирование враждебной нам акции». Продолжение этой цитаты приводится автором далее.


[Закрыть].

Многие закоренелые, отъявленные антисемиты с необычайным самопожертвованием помогали евреям. И это необязательно означало избавление от чувства враждебности. В этой связи часто приводятся фамилии [активиста полуфашистского и крайне антисемитского Национально-радикального лагеря (НРЛ)] Мосдорфа и ксендза Годлевского. Можно добавить еще одного антисемита, и сегодня продолжающего деятельно функционировать на этом поприще, – Яна Добрачиньского, который помогал в спасении еврейских детей[134]134
  Ян Мосдорф (1904–1943), расстрелянный в Освенциме, во время пребывания в этом концлагере по мере возможности помогал по-христиански всем узникам, в том числе евреям. Ян Добрачиньский (1910–1994), писатель и публицист, до войны состоял в НРЛ, во время войны сотрудничал с «Жеготой», а после войны активно поддерживал все начинания коммунистов, особенно антисемитские. Информацию о ксендзе Годлевском найти не удалось. Возможно, в его фамилии есть опечатка.


[Закрыть].

Оказание помощи евреям, глубокое сочувствие им вовсе не обязательно означало изменения во взглядах на будущее. Снова обратимся к книге Бартошевского и Левинувны, которая стала своеобразной библией для всех, кто ищет аргументы против обвинений, выдвигаемых в адрес поляков. Мы находим там три документа, где говорится об уважении в будущем прав национальных меньшинств. Все три составлены в эмиграции. В книге нет ни одного высказывания по этому поводу из Польши. А отношение к «еврейскому вопросу» в стране – это, разумеется, несравненно более интересная тема, чем мнения, которые из самых благородных побуждений провозглашали поляки, оказавшиеся вдалеке от родины, от отечественного общественного мнения, от картин оккупации и к тому же находящиеся под давлением Запада с его чуткостью к проявлениям любой нетерпимости и дискриминации.

Проблема отношения к «еврейскому вопросу» в целом, а не к конкретным евреям в тот период, когда их убивали в массовом порядке, – это захватывающая тема. В стене молчания на данную тему редкую брешь представляет собой книга Яцека М. Майхровского[135]135
  Majchrowski, Jacek. Geneza politycznych ugrupowań katolickich («Генезис католических политических группировок»). Paryż: Libella, 1984. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Он, среди прочего, обсудил и программу отечественной Партии труда[136]136
  Эта партия, созданная в 1937 г. в результате слияния нескольких группировок христианско-патриотической ориентации, к 1950 г. постепенно прекратила свою деятельность, но в конце 1989 г. воссоздалась как Христианско-демократическая партия труда, которая, впрочем, претерпевала дальнейшие преобразования, слияния и разделения.


[Закрыть], провозглашающей, что необходимо устранить евреев из Польши. Обоснование таково: еврейский народ является продуктом религии сознательного зла, которая поощряет евреев к паразитированию на теле чуждых им народов. Вывод и предложение: решить проблему посредством эмиграции. В первую очередь Польшу обязаны покинуть евреи в возрасте 18–40 лет. Это должно вызвать прекращение естественного прироста и вымирание остальных. Евреям, изолированным от польского общества и располагающим собственным самоуправлением, которое подчинено государству, следует предоставить полную возможность всестороннего удовлетворения своих текущих потребностей. Однако их не планировалось допускать ни к каким публичным должностям, к службе в армии или же к производству товаров и оказанию культурных услуг для нееврейского населения. Поляки, которые вступали в родственную связь с евреями либо становились их «свойственниками», автоматически подлежали такому же отношению, как они. Зато евреи, окрещенные до 1918 года, а также – в исключительных случаях – позже, могли приобрести польское гражданство путем индивидуальных постановлений сейма.

Разумеется, это лишь слова. Но проект, заключенный в подобных словах, был радикальнее того, что планировали в свое время правительство Виши и Венгрия Хорти применительно к евреям – гражданам своих стран. С той только разницей, что это были власти крайне правого толка, напрямую связанные с нацистской Германией, мы же говорим о программе демократической партии, боровшейся за независимость, и при этом, заметим, организации отнюдь не радикальной, скорее центристской, христианско-демократической, входящей в состав властей Польского подпольного государства.

Я привел эти примеры, характеризующиеся разным весом и значимостью, единственно для того, чтобы просигнализировать о сложном отношении большой части национальной элиты к евреям (внимательные исследования показали бы целую гамму позиций). На первый взгляд, они служат обоснованием тезиса «еврейской» историографии, согласно которому позиция польского народа во время войны была прямым продолжением довоенного антисемитизма. Однако еврейские авторы слишком легко забывают или же имеют склонность недооценивать тот факт, что в промежутке между концом 1930-х годов, когда антисемитские тенденции на самом деле выражались все брутальнее, и массовой гибелью евреев Польша была расчленена и поделена, подверглась двойной оккупации, а также что в польском национальном сознании существует еще и проблема евреев в той части страны, которую захватили Советы, – проблема их измены польскому государству.

В сентябре 1939 года, когда разразилась война, у поляков было два врага – Германия и Советский Союз. Эту позицию отнюдь не разделяли национальные меньшинства. Праздновали почти все немцы, которые состояли польскими гражданами, точно так же, как на востоке – больша́я часть белорусов, украинцев и евреев (не говоря уже о литовцах, которые очень ненадолго очутились в составе независимого литовского государства[137]137
  Как известно, после 17 сентября 1939 г. СССР передал Вильно вместе с окружающим его регионом, входивший в ту часть Польши, которую он оккупировал, Литве. Другое дело, что литовцев там было не так уж много – основное население этих территорий составляли поляки и евреи.


[Закрыть]). Можно понять немцев, можно понять литовцев, можно понять позицию белорусов и украинцев. В каждом из этих случаев большее значение имели национальные мотивы, чем идеологические. Национальная политика Речи Посполитой восстанавливала против Польши все меньшинства, одно за другим. Но почему евреи? Они не имели территориальных притязаний, не искали объединения со своими единоверцами за рубежом в каком-либо общем государстве (разве что в Палестине). Тем не менее – тут все свидетельства единодушны – численность евреев, с энтузиазмом выходивших встречать Красную Армию, была достаточной для того, чтобы в польской памяти осталась картина еврейских толп, приветствующих захватчиков как освободителей. Чем объяснить подобное поведение евреев?

Еврейские авторы, затрагивающие эту тему, приводят следующий аргумент[138]138
  Gutman, Izrael. Polish and Jewish Historiography on the Question of Polish-Jewish Relations during the Second World War. (Доклад на конференции в Оксфорде, сентябрь 1984). – Примеч. авт.


[Закрыть]. Применительно к разделу Польского государства советская власть была столь же враждебна к полякам, как и Германия. Однако ситуация евреев отличалась. Гитлеровская Германия, проводившая открытую антиеврейскую политику, представляла для них главную угрозу. С другой же стороны, даже если красная диктатура возбуждала не больше симпатий, чем черная, Советский Союз был страной, где евреи пользовались всей полнотой гражданских прав. Или, более точно, они были тогда лишены их ровно в такой же степени, как и все прочие жители СССР.

Это вполне весомый аргумент. Если признать его полностью убедительным, то позицию евреев в сентябре 1939 года мы могли бы считать достойной сожаления, но не подлежащей моральной оценке. Проблема заключается в том, что подобный ответ не является до конца удовлетворительным. Во-первых, в 1939 и 1940 годах никто не был в состоянии предвидеть радикально антиеврейскую политику оккупанта и «окончательное решение». Разумеется, было известно о дискриминации евреев в Германии, об унижениях, о «хрустальной ночи». Имелись причины для опасений. Но они не были такими уж драматичными, коль скоро многие из евреев, быстро разочаровавшихся в советской власти и не осознававших того, что их ждет, решались на возвращение под немецкую оккупацию.

Чувство угрозы со стороны немцев не объясняет также энтузиазма евреев по отношению к чужестранцам, пришедшим с Востока. Если б это было хотя бы покорное приятие свершившийся факта, позиция «из двух зол Советы лучше», но не тот энтузиазм, о котором сообщалось отовсюду! Истина содержится, пожалуй, в словах Адама Узембло, который в ответ на распространенную [парижской] «Культурой» анкету по вопросу антисемитизма пишет: «Приветствия в адрес большевиков были, главным образом, демонстрацией своей обособленности, отмежевания от тех, с кем Советы вели войну, от поляков, сбрасывания с себя ответственности за Польское государство. Нельзя притворяться, будто мы не видим этого, и надо сразу же констатировать, что такое поведение евреев было следствием нашей политики и нашего антисемитизма… А в тот год, когда вспыхнула война, изоляция еврейской общественности достигла пика из-за разгула распоясавшейся пропаганды – уже совершенно погромной, призывающей к кровопролитию. Она оттолкнула от нас даже абсолютно ассимилированных людей»[139]139
  Kultura. 1957. № 1–2. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Трагический порочный круг – заколдованный и безвыходный. Очень многие евреи восторженно приветствовали красноармейцев, поскольку не рассматривали Польшу как свою родину, поскольку их здесь отторгали и выталкивали, поскольку вопрос о том, каким способом избавиться от их присутствия в стране, стал главным предметом публичных прений. Это частично объясняет реакцию евреев. Но могут ли названные соображения в каком-нибудь смысле оправдывать такую позицию, за которую, кстати говоря, им очень скоро предстояло заплатить высокую цену?

Если бы большевиков приветствовали только цветами… Но были и худшие вещи, гораздо худшие. Евреи, коммунисты и некоммунисты, интеллигенты или полуинтеллигенты, как люди, в принципе, достойные доверия, заполняли органы местной администрации, становились помощниками в организовывании советской власти. Еще хуже – они помогали вылавливать разыскиваемых оккупантом польских офицеров и представителей польской администрации. И неважно, что следом за этими людьми и сотнями тысяч других поляков к белым медведям высылались также тысячи евреев. Их вывозили не потому, что они были евреями, а по той причине, что очень скоро они перестали восторгаться новой властью, ибо в основе своей она была враждебна им не в меньшей степени, чем другим народам империи, – враждебна, так как евреи были в социальном смысле преимущественно лицами «ненадлежащего происхождения» (торговцами, ремесленниками, представителями свободных профессий), так как они были религиозными…

Один из тогдашних жестоких парадоксов истории привел к тому, что даже отправка в Сибирь не отвращала евреев от симпатий к СССР. Поскольку, хотя они страдали точно так же, как другие, только они, спасая жизнь, испытывали в конечном итоге ощущение какой-то осмысленности своих страданий.

Как сообщал в своей телеграмме в Лондон генерал Грот-Ровецкий[140]140
  Генерал Стефан Ровецкий, псевдоним «Грот» (1895–1944) был с июня 1940 г. главным комендантом АК и подчинялся эмигрантскому Лондонскому правительству РП в изгнании. Был арестован 30 июня 1943 г. в Варшаве и убит немцами в августе 1944 г. в концлагере Заксенхаузен.


[Закрыть], поляки, которые оставались на месте, приветствовали – такое случалось – наступающих немцев после начала ими войны с СССР словами симпатии как «избавителей от большевисткого гнета, в котором большое участие принимали евреи»[141]141
  Телеграмма в Лондон от 8 июля 1941 г., процитированная Кристиной Керстен в: Kerstenową, Krystynę. Narodziny systemu władzy. Polska 1943–1948 («Рождение системы власти. Польша 1943–1948»). Paryż: Libella, 1986. S. 172. – Примеч. авт.


[Закрыть]. В Бресте дело дошло до еврейского погрома, который учинили выпущенные из тюрем поляки[142]142
  Kerstenową K. Op. cit. S. 172. – Примеч. авт.


[Закрыть].

После объединения Польши под немецкой оккупацией известия о позиции и поведении евреев на востоке [в 1939–1941 годах] разошлись по всей стране. Можно себе вообразить, каким образом этот факт повлиял на позицию и настроения поляков. Нет причин не доверять часто цитируемому свидетельству генерала Грота-Ровецкого, содержащемуся в его рапорте правительству в Лондоне от 30 сентября 1941 года: «Прошу принять в качестве совершенно реального факта, что подавляющее большинство страны настроено антисемитски. Даже социалисты не являются здесь исключением. Различия касаются только тактики поведения. Документов, рекомендующих подражать немецким методам, почти нет. Эти методы вызывают рефлекс сочувствия, но оно уменьшилось после слияния обеих зон оккупации и ознакомления всего общества с поведением евреев на востоке страны»[143]143
  Цит. по: Kerstenową K. Op. cit. S. 172. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Ни в какой другой европейской стране не наблюдалось во время войны столь драматичного столкновения интересов и позиций евреев с тем народом, среди которого они проживали, как это произошло во время советской оккупации 1939–1941 годов. В других местах у евреев имелись интересы, противоречившие какой-то части окружающего общества (например, сотрудничавшей с оккупантом), но это происходило солидарно и в увязке с остальным обществом. Однако в восточной Польше евреи воспринимались как коллаборационисты. Следует помнить об этом, если хочешь честно говорить о взаимных отношениях поляков и евреев.