Текст книги "Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1"

– Но ведь это только предположение, – сказал я.

– Больше, чем простое предположение. Это единственная гипотеза, объясняющая факты. Посмотрим теперь, насколько она может быть верна. Майор Шольто остается в покое несколько лет счастливым обладателем драгоценностей. Потом он получает письмо из Индии, сильно испугавшее его. Что могло быть в этом письме?

– Известие, что человек, которого он обидел, стал свободным.

– Или бежал. Это правдоподобнее, так как он должен был знать срок отбывания наказания, и в этом случае известие не поразило бы его. Что же он делает тогда? Он охраняет себя от человека с деревянной ногой – заметьте, белого, потому что он принимает за него белого торговца и стреляет в него. На плане фамилия только одного белого. Остальные – индусы или магометане. Другого белого нет. Поэтому мы с уверенностью можем сказать, что человек с деревянной ногой и есть Джонатан Смолль. Находите вы какую-нибудь ошибку в этом рассуждении?

– Нет. Оно вполне ясно и точно.

– Хорошо. Теперь поставим себя на место Джонатана Смолля. Взглянем на дело с его точки зрения. Он возвращается в Англию с мыслью вступить, как он полагает, в свои права, и в то же время отомстить тому, кто обидел его. Он узнал, где живет Шольто, и, весьма вероятно, завел сношения с кем-нибудь из его слуг. Мы не видели дворецкого Лаль Рао. Миссис Бернстон одобрительно отзывается о нем. Однако Смолль не мог бы сам открыть клада, так как это было известно только майору и верному слуге его, который уже умер. Внезапно Смолль узнает, что майор при смерти. При мысли, что тайна клада умрет вместе с ним, Смолль пробирается к окну комнаты умирающего, и только присутствие сыновей майора мешает ему войти туда. Но ночью, обезумев от ненависти к умершему, он входит в его комнату, роется в его бумагах, надеясь найти какие-нибудь указания насчет клада, и наконец оставляет метку о своем посещении в виде короткой надписи на куске папки. Он, без сомнения, решил заранее, что в случае, если убьет майора, оставит подобного рода записку в знак того, что это не обыкновенное убийство, но (с точки зрения четырех сообщников) в некотором роде акт правосудия. Подобного рода загадочные и странные причуды довольно часто встречаются в анналах преступлений и обыкновенно дают ценные указания насчет личности преступника. Вы понимаете меня?

– Вполне.

– Но что же мог сделать Джонатан Смолль? Он мог только исподтишка наблюдать за усилиями тех, кто искал клад. Может быть, он покидает Англию и возвращается только изредка. Затем следует находка чердака, о чем его уведомляют немедленно. Опять все указывает на то, что в доме есть сообщник. Джонатан на своей деревяшке не в состоянии добраться до верхней комнаты Бартоломея Шольто. Он берет с собой довольно странного помощника, который преодолевает эту опасность, но попадает голой ногой в креозот, благодаря чему приходится употребить в дело Тоби и заставить прихрамывающего офицера в отставке прогуляться целых шесть миль.

– Но преступление совершено сообщником, а не Джонатаном.

– Совершенно верно. И даже к полному негодованию Джонатана, что видно из того, как он ступил ногой, войдя в комнату. Он ничего не имел против Бартоломея Шольто и удовольствовался бы тем, чтоб связать его и заткнуть ему рот. Но делать было нечего: дикие инстинкты его товарища вырвались наружу, и яд оказал свое действие. Итак, Джонатан Смолль оставил на память записку, спустил ящик с драгоценностями и затем спустился сам. Таков ход дела, как он представляется мне. Что касается внешнего вида преступника, то это, должно быть, человек средних лет и сильно загорелый после стольких лет работы в таком пекле, как Андаманские острова. Рост его легко узнать по длине его шагов; мы знаем, что у него борода. Обилие волос более всего поразило Таддеуша Шольто, когда он увидел лицо в окне. Кажется, ничего больше.

– А сообщник?

– А, ну тут нет никакой особой таинственности. Но вы скоро узнаете все остальное. Как хорош утренний воздух! Посмотрите, как плывет это облачко, словно розовое перышко какого-то громадного фламинго. Вот красный край солнца подымается над туманным Лондоном. Он светит многим людям, но, готов держать пари, между ними нет ни одного, кто отправлялся бы по более странному делу, чем мы. Как ничтожны мы с нашим незначительным мелким честолюбием и стремлениями в присутствии великих стихийных сил природы! Ну, как идет ваше изучение Жан Поля?

– Ничего себе. Я обратился к нему после изучения Карлейля.

– Это все равно что пройти по ручью к озеру, из которого он вытекает. Он делает одно любопытное, но глубокое замечание, а именно, что доказательство действительного величия человека состоит в его сознании своего ничтожества. Видите ли, для этого требуется сила сравнения и анализа, которая сама по себе является доказательством благородства. Да, у Рихтера есть над чем подумать… У вас нет пистолета?

– Со мной палка.

– Очень возможно, что это пригодится нам, когда мы попадем в их берлогу. Джонатана я предоставлю вам, но если другой станет сопротивляться – я застрелю его.

Говоря это, он вынул из кармана револьвер и, вложив два заряда, положил его в правый карман жакетки.

Все это время мы шли под предводительством Тоби к столице по полудеревенской дороге; с обеих сторон виднелись виллы. Теперь же мы вышли на бесконечные улицы, по которым уже двигались рабочие и матросы; неопрятно одетые женщины снимали ставни и подметали лестницы. На углах, в кабачках, начиналась дневная жизнь, и люди грубого вида выходили оттуда, утирая рукавом бороды после утренней выпивки. Странные собаки бродили по улицам, с удивлением смотря на нас, но наш несравненный Тоби не смотрел ни направо, ни налево, а шел, опустив нос к земле, и только изредка взвизгивал, когда нападал на горячий след.

Мы прошли Стрэтгем, Брикстон, Кембервелль и очутились в переулке Кеннингтон. Те, кого мы преследовали, казалось, избрали самый запутанный путь, вероятно, для того, чтобы избежать лишних свидетелей. Они ни разу не шли главной улицей, если можно было найти параллельную ей. У начала Кеннингстонского переулка они уклонились налево через улицы Бонд и Майльс. Там, где последняя сворачивает на Рыцарскую площадь, Тоби перестал идти вперед и начал бросаться то в одну, то в другую сторону, подняв одно ухо и опустив другое, как истое олицетворение собачьего недоумения. Потом он стал ходить кругами вокруг нас, смотря иногда так, словно прося сочувствия к своему затруднению.

– Черт знает что такое с собакой? – проворчал Холмс. – Ведь не взяли же они кеб и не поднялись на воздушном шаре.

– Может быть, они стояли здесь некоторое время, – подсказал я.

– А! Вот он опять бросился вперед! – сказал с облегчением мой приятель.

Действительно, Тоби опять побежал вперед, обнюхав все и как будто придя к какому-то решению, и побежал с такой энергией и решительностью, какой не выказывал раньше. След, казалось, был горячее, чем когда-либо, потому что Тоби даже не опускал носа к земле, но дергал веревку и порывался бежать изо всех сил. По блеску глаз Холмса я видел, что он думал, что мы приближаемся к цели нашего путешествия.

Путь наш шел теперь мимо «Девяти вязов», и скоро мы добрались до большого дровяного двора, пройдя таверну «Орел». Тут собака, обезумевшая от возбуждения, пробежала через боковую калитку во двор, где работали уже пильщики. Собака бежала среди опилок и стружек по аллее, между двумя рядами соломенных дров, и наконец с торжествующим лаем вскочила на громадную бочку.

С высунутым языком, мигающими глазами Тоби смотрел попеременно то на одного из нас, то на другого, очевидно, в ожидании одобрения; доски, бочки и колеса тачки были покрыты темной жидкостью, а воздух весь пропитан креозотом.

Шерлок Холмс и я смущенно переглянулись, а затем разразились неудержимым смехом.

Глава VIII. Иррегулярная армия Бейкер-стрит

– Как же теперь быть? – спросил я. – Тоби потерял свою безупречную репутацию.

– Он действовал сообразно своему пониманию, – сказал Холмс; он снял собаку с бочки и повел ее со двора. – Если вы поразмыслите, сколько креозота привозится в Лондоне ежедневно, то не удивитесь, что наши следы перепутались. Креозот теперь в большом ходу, особенно при обработке дерева. Бедный Тоби не виноват.

– Я думаю, нам придется начать сначала.

– Да. И, к счастью, нам недалеко идти. Очевидно, собака оттого так растерялась на углу Рыцарской площади, что там шли следы в двух противоположных направлениях. Мы пошли по ложному следу. Теперь надо идти по-другому.

Это было вовсе нетрудно. Как только мы привели Тоби к месту его ошибки, он описал несколько широких кругов и бросился в другом направлении.

– Только бы он не привел нас к тому месту, откуда привезена бочка, – заметил я.

– Я уже думал об этом. Но вы видите, он бежит по тротуару, тогда как бочка ехала по мостовой. Нет, теперь мы на верном пути.

Мы шли вниз к реке, мимо площади Бельмонт и улицы Принца. В конце Широкой улицы след шел прямо к берегу, где виднелась деревянная пристань. Тоби подвел нас к краю пристани и завыл, смотря вниз на темную реку.

– Не везет нам, – сказал Холмс. – Тут они сели в лодку.

Несколько маленьких яликов и лодок виднелось на воде и у пристани. Мы подводили Тоби поочередно к каждой из них, но хотя он весьма добросовестно обнюхал все, однако, очевидно, ничего не узнал.

Рядом с грубой пристанью стоял кирпичный дом, над вторым окном которого красовалась деревянная вывеска. На ней большими буквами было напечатано: «Мардохей Смит», а внизу: «Лодки внаем на час и поденно». Другая вывеска, над дверью, извещала, что здесь имеется и паровой баркас, что подтверждалось громадной кучей кокса на дамбе.

Знак четырех

Ватсон и Мэри Морстен

Редактор популярного американского журнала Джозеф Маршал Стоддарт приехал в Лондон в августе 1889 года и пригласил на обед в отеле «Ленгем» двух писателей – Оскара Уайльда и Артура Конан Дойла. Биографы отмечают контраст между двумя гостями в тот вечер: «Томный изящный денди Уайльд и громадный Дойл, облаченный в свой лучший костюм, в котором он выглядел как морж в воскресных одеждах». Стоддарт предложил им за хороший гонорар написать что-нибудь для британского издания своего журнала. Они согласились, Уайльд создал интеллектуальный романа «Портрет Дориана Грея», Дойл – детективную повесть «Знак четырех».

Повесть была впервые опубликована в 1890 году под более длинным названием «Знак четырех, или загадка Шопто». В том же году ее переиздали с современным названием и иллюстрациями английского художника Чарльза Керра (1858–1907).

Оскар Уайльд поздравил Конан Дойла с выходом «Знака четырех»: «Я сознаю, что мои вещи лишены двух превосходных качеств, которые в ваших присутствуют в полной мере, – это сила и искренность. Между мною и жизнью всегда пелена слов: я вышвыриваю достоверность в окно ради удачной фразы и готов пренебречь правдой ради случайной эпиграммы».

Артур Конан Дойл

Действие повести происходит в 1888 году. Рассказ ее героя Джонатана Смолла переносит читателя из Лондона в индийский город Агру времен восстания сипаев, а потом на Андаманские острова на севере Индийского океана и вновь возвращает в Лондон. Как и предыдущая повесть «Этюд в багровых тонах», «Знак четырех» поначалу не обрел много поклонников. Лишь последующие рассказы из цикла «Приключения Шерлока Холмса» принесли писателю всемирную славу.

Любопытный факт повести – именно здесь Ватсон влюбляется в свою будущую жену, пришедшую за советом к его другу голубоглазую блондинку Мэри Морстен. Ватсону она понравилась сразу же, что подметил знаменитый сыщик и отнесся к увлечению друга весьма неодобрительно. Вскоре Ватсон женился и съехал с квартиры на Бейкер-стрит. Это был уже второй брак биографа Шерлока Холмса.

В рассказ «Скандальная история в Богемии», где действие происходит в марте 1888 года, Ватсон упоминает о своей недавней женитьбе. Однако, судя по повести «Знак четырех», он познакомился с Мэри Морстен лишь в сентябре 1888 года.

Шерлок Холмс медленно оглянулся вокруг, лицо его приняло зловещее выражение.

– Дело плохо, – сказал он. – Эти молодцы хитрее, чем я ожидал. Они, как кажется, замели следы. Боюсь, что тут был уговор.

Он подходил к дому как раз в ту минуту, когда распахнулась дверь, и маленький кудрявый мальчик лет шести выбежал оттуда; за ним показалась толстая женщина с красным лицом, с большой губкой в руке.

– Иди мыться, Джэк! – крикнула она. – Иди сюда, постреленок. Вернется отец, увидит тебя в таком виде и задаст обоим нам.

– Милый малютка! – сказал Холмс, преследуя свои стратегические цели. – Что за прелестный розовый бездельник! Ну, Джэк, чего ты хочешь?

Ребенок задумался на минуту.

– Шиллинг, – сказал он.

– Ничего больше?

– Лучше два шиллинга, – ответил после небольшого раздумья удивительный ребенок.

– Ну, вот они! Лови! Славный ребенок, миссис Смит.

– Да, сэр, да благословит вас Господь. И умница… Трудненько мне справляться с ним, особенно когда мужа не бывает дома по целым дням.

– Нет дома и теперь? – спросил Холмс разочарованным тоном. – Как жаль! Мне нужно было поговорить с мистером Смитом.

– Его нет дома со вчерашнего утра, сэр, и по правде сказать, я начинаю тревожиться о нем. Но если вам нужна лодка, сэр, то я могу дать вам ее.

– Я хотел нанять баркас.

– Он как раз и поехал в нем, сэр. Вот то-то и удивляет меня, потому что я знаю, что угля хватит только на то, чтобы доехать до Вульвича и обратно. Если бы он уехал на барже, я и не подумала бы о том, что он не возвратился, так как он часто ездит по делам в Грэвэнд и мог бы остаться там в случае нужды. Но на что годится баркас без угля?

– Может быть, он купил уголь где-нибудь на пристани.

– Может быть, сэр, но это на него не похоже. Много раз я слышала, как он ужасался ценам, которые берут за несколько жалких мешков. К тому же не нравится мне этот человек с деревянной ногой, с его некрасивым лицом и иностранным говором. Что ему было нужно? Чего он постоянно околачивался тут?

– Человек с деревянной ногой? – с любезным изумлением спросил Холмс.

– Да, сэр, смуглый человек с лицом похожим на мартышку, часто приходил к моему старику. Он разбудил мужа вчера ночью; да муж и знал, что он придет, потому что развел пары на баркасе. Говорю вам откровенно, сэр, все это очень тревожит меня.

– Но, дорогая миссис Смит, – сказал Холмс, пожимая плечами, – вы тревожитесь из-за пустяков. Как можете вы быть уверены, что именно этот человек приходил сегодня ночью? Не понимаю, откуда у вас такая уверенность.

– Я узнала его по голосу, сэр. У него голос такой густой и словно пропитанный туманом. Он постучался в окно… Это было около трех часов. «Выходи-ка, приятель, пора!» – сказал он. Мой старик разбудил Джеймса, – это наш старший, – и оба ушли, ни слова не сказав мне. Я слышала, как деревяшка стучала по камням.

– А человек на деревянной ноге приходил один?

– Не могу сказать наверно, сэр. Я не слышала другого голоса.

– Очень сожалею, миссис Смит; мне нужен был баркас, и мне очень хвалили… Позвольте, как бишь его название?..

– «Аврора», сэр.

– А! Это не старый зеленый баркас с желтой полосой, очень широкой.

– О, нет. Это самая изящная штучка на реке. Он заново выкрашен в черный цвет с двумя красными полосами.

– Спасибо. Надеюсь, вы скоро узнаете что-нибудь о мистере Смите. Я отправляюсь вниз по реке и, если увижу «Аврору», то дам ему знать о вашем беспокойстве. Вы говорите – труба черная?

– Нет, сэр. Черная с белой полосой.

– Ах, конечно. Бока черные. Доброго утра, миссис Смит. Вот лодочник с яликом, Ватсон. Мы возьмем его и переедем через реку.

– Главное в делах с подобного рода людьми, – сказал Холмс, когда мы уселись в ялик, – это никогда не давать им понять, что сообщаемые ими сведения имеют какое-либо значение. Дайте только это понять, и они уйдут как улитки в свою раковину. Если же вы слушаете их как будто нехотя, вы, по всей вероятности, получите все желаемые сведения.

– Теперь наш путь совершенно ясен, – сказал я.

– Что же вы сделали бы?

– Я нанял бы баркас и отправился по следам «Авроры».

– Милый мой, это была бы колоссальная задача. «Аврора» могла остановиться на любой пристани отсюда до Гринвича. Ниже моста – целый лабиринт пристаней тянется на целые мили. Вам пришлось бы употребить на это целые дни, если бы вы отправились один.

– Ну, так пригласите полицию.

– Нет. Я, вероятно, призову Этелни Джонса в последнюю минуту. Он недурной малый, и я не хотел бы повредить ему в его профессиональной деятельности. Но мне хочется самому заняться этим делом, раз мы уже зашли так далеко.

– Не можем ли мы тогда сделать публикации, обратиться к владельцам пристаней?

– Еще хуже! Наши молодцы сейчас бы догадались, что их преследуют по горячим следам, и убрались бы из Англии. Они и так уедут, но не будут торопиться, пока чувствуют себя в безопасности. Тут энергия Джонса послужит нам на пользу, так как его взгляд на дело наверняка попадет в прессу, и беглецы узнают, что поиски идут по ложному следу.

– Что же нам тогда делать? – спросил я, когда мы причалили.

– Возьмите кеб, поезжайте домой, позавтракайте и поспите часок. Весьма вероятно, что нам придется провести на ногах и эту ночь… Остановись у телеграфной станции, извозчик!.. Мы оставим Тоби, так как он может еще пригодиться нам.

Мы остановились у почтового отделения, и Холмс отправил телеграмму.

– Как вы думаете, кому я телеграфировал? – спросил он, когда мы поехали дальше.

– Право, не знаю.

– Помните, отделение сыскной полиции с Бейкер-стрит, которым я пользовался в деле Джефферсона Гоппа?

– Ну? – со смехом проговорил я.

– Здесь услуги их могут оказаться неоценимыми. Не удастся им, попробую другие способы, но сначала воспользуюсь ими. Телеграфировал я моему грязному маленькому адъютанту Виджинсу и ожидаю, что он со своей шайкой будет у нас, прежде чем мы окончим свой завтрак.

Было уже около девяти часов, и я почувствовал сильную реакцию после различных волнений этой ночи. Я устал и захромал; мысли у меня путались, тело утомилось. У меня не было профессионального энтузиазма, поддерживавшего моего друга, а на дело я не мог смотреть только отвлеченно. Что касалось смерти Бартоломея Шольто – я слышал о нем мало хорошего и не мог чувствовать сильной антипатии к его убийцам. Но клад – иное дело. Он, или часть его, принадлежала по праву мисс Морстэн. Пока был хоть какой-нибудь шанс найти его, я готов был посвятить жизнь поискам. Правда, если бы мне удалось найти его, то, по всей вероятности, пришлось бы навеки отказаться от нее. Но подобного рода мысль могла бы повлиять только на мелочную, эгоистичную любовь. Если Холмс так хлопотал о том, чтоб найти виновных, то у меня была причина в десять раз более сильная, чтобы стремиться найти пропавшие драгоценности.

Ванна на Бейкер-стрит и перемена белья и костюма подействовали на меня замечательно освежающим образом. Когда я сошел в нашу столовую, я увидел на столе завтрак, а Холмс наливал кофе.

– Вот оно, – сказал он, со смехом указывая на только что развернутую газету. – Энергичный Джонс и вездесущий репортер обо всем договорились. Но с вас уже довольно этого дела. Займитесь-ка лучше ветчиной и яйцами.

Я взял от него газету и прочел короткую заметку, озаглавленную: «Таинственное происшествие в Верхнем Норвуде».

«Прошлой ночью, около двенадцати часов, – говорилось в «Standard», – мистер Бартоломей Шольто, из Пондишерри-Лодж, в Верхнем Норвуде, был найден мертвым в своей комнате при обстоятельствах, заставляющих предполагать преступление. Насколько нам известно, на теле мистера Шольто не найдено было никаких знаков насилия, но унесена ценная коллекция индийских драгоценностей, которую покойный унаследовал от своего отца. Открытие было сделано мистером Шерлоком Холмсом и доктором Ватсоном, которые прибыли в дом вместе с Таддеушом Шольто, братом покойного. По странной счастливой случайности мистер Этелни Джонс, хорошо известный член сыскной полиции, находился на полицейской станции в Норвуде и через полчаса после полученного известия был уже на месте преступления. Он сразу направил свои знания и опыт на задержание преступников, следствием чего явился арест брата покойного, Таддеуша Шольто, а также экономки, миссис Бернстон, индуса-дворецкого по имени Лаль Рао и швейцара, или привратника, по имени Мак-Мердо. Вполне удостоверено, что вор, или воры, были хорошо знакомы с домом, так как хорошо известные технические знания и замечательная наблюдательность мистера Джонса дали ему возможность окончательно доказать, что преступники не могли войти ни в дверь, ни в окно, но пробрались, должно быть, по крыше и через подъемную дверь проникли в комнату, в которой обнаружен труп. Этот факт – чрезвычайно точно установленный – окончательно доказывает, что это не случайный грабеж. Быстрые и энергичные действия блюстителей закона доказывают, как важно в подобных случаях, чтобы во главе расследования стоял один человек, обладающий недюжинным умом. Мы убеждены, что данное обстоятельство может служить аргументом для тех, кто желал бы видеть силы наших сыщиков более децентрализованными и таким образом приведенными к более тесному и деятельному соприкосновению с делами, которые им приходится исследовать».

– Ну, разве не великолепно? – сказал Холмс, усмехаясь. – Что вы на это скажете?

– Скажу, что мы сами едва избежали ареста.

– И я скажу то же самое. Я не отвечаю за нашу безопасность и теперь, если у него случится новый прилив энергии.

В эту минуту раздался громкий звонок и я услышал голос миссис Гедеон, нашей хозяйки, доказывавшей что-то тоном, полным отчаяния.

– Клянусь небом, Холмс, – заметил я, приподымаясь с места, – пришли за нами.

– Ну, дело еще не так плохо. Это не официальные силы, а иррегулярные войска Бейкер-стрит.

При этих словах на лестнице послышались поспешные шаги голых ног, гул детских голосов, и в комнату влетела толпа грязных и оборванных маленьких уличных бродяг. Несмотря на бурное вторжение, между ними была, очевидно, некоторого рода дисциплина, так как все они мгновенно встали в ряд и смотрели на нас с выражением ожидания на лицах. Один из них, постарше и повыше, вышел вперед с видом превосходства, чрезвычайно смешным в таком оборванце.

– Получил ваше приказание, – сказал он, – и сейчас же привез их. Три с половиною за билеты.

– Вот тебе, – сказал Холмс, вынимая несколько серебряных монет. – Впоследствии они могут докладывать тебе, Виджинс, а ты мне. Я не могу допустить, чтобы так врывались ко мне. Но теперь, пожалуй, хорошо, если все выслушают мои распоряжения. Я хочу узнать, где находится баркас «Аврора», владелец Мардохей Смит; баркас черный с двумя красными полосами, труба черная с белой полосой. Мне нужно, чтобы один мальчик караулил у пристани, где останавливается Мардохей Смит, напротив Милльбенка, для того, чтобы сообщить, если вернется баркас. Вы должны поделить труд между собой и сторожить оба берега. Дайте мне немедленно знать, если узнаете что-нибудь. Понятно ли вам?

– Да, сэр, – сказал Виджинс.

– Плата прежняя, а тому, кто найдет баркас, – гинея. Вот за день вперед и убирайтесь!

Он подал каждому по шиллингу; мальчишки шумно сбежали с лестницы, и минуту спустя я увидел их уже на улице.

– Если только лодка на воде, они найдут ее, – сказал Холмс, вставая из-за стола и закуривая трубку. – Они могут идти всюду, все видеть, все слышать. Я ожидаю, что они до вечера откроют ее местопребывание. А пока мы можем только дожидаться результатов их поисков. Мы не можем найти прерванного следа, пока не найдем «Авроры» или мистера Мардохея Смита.

– Я думаю, Тоби может доесть остатки. Вы ляжете спать, Холмс?

– Нет, я не устал. У меня необыкновенная натура. Не помню, чтобы когда-нибудь уставал от работы, но безделье доводит меня до изнеможения. Я стану курить и обдумывать странное дело, с которым познакомила нас моя прекрасная клиентка. Если когда-либо было легкое дело, то именно это. Люди на деревяшке встречаются не так часто, а другой участник, я думаю, единственный в своем роде.

– Да, вот еще этот другой!

– Во всяком случае, я не хочу делать из него тайны для вас. Но вы, должно быть, и сами составили свое мнение о нем. Ну, обратите внимание на данные следы маленьких ног, пальцы ног, никогда не сдавливаемые сапогами, голые ноги, палка с каменным набалдашником, замечательная ловкость, отравленные стрелы. Что скажете на все это?

– Дикарь! – воскликнул я. – Может быть, один из индусов-товарищей Джонатана Смолля.

– Вряд ли, – сказал он. – Когда я в первый раз увидел странные орудия, я готов был думать это, но особые характерные черты следов заставили меня изменить мой взгляд. Некоторые из обитателей индийского полуострова – люди небольшого роста, но ни у кого из них не может быть таких маленьких ног. У настоящего индуса длинные, тонкие ноги. У магометанина, носящего сандалии, большой палец хорошо отделен от других, потому что между ними проходит ремень. Затем, эти маленькие стрелы могут быть пущены только одним способом – только выдуванием из трубки. Ну, где же нам искать нашего дикаря?

– В Южной Америке, – сказал я наугад.

Холмс протянул руку и взял с этажерки толстый том.

– Это первый том издающегося нового географического словаря, который можно считать последним авторитетом в своей области. Что у нас здесь? Андаманские острова, расположенные в 340 милях к северу от Суматры, в Бенгальском заливе. Гм, гм! Это что? Влажный климат, коралловые рифы, акулы, порт Блэр, казармы каторжников, остров Рутлэнд, леса Виргинских тополей… А, вот оно! «Туземцы Андаманских островов имеют право считаться самым низкорослым племенем на земле, хотя некоторые антропологи отдают пальму первенства бушменам Африки. Средняя высота их роста менее четырех футов, но встречается много взрослых, которые гораздо ниже. Это свирепые, угрюмые, упрямые люди, хотя способные к самой преданной дружбе, если удастся приобрести их доверие…» Заметьте это, Ватсон. Теперь слушайте дальше: «Они обыкновенно бывают отвратительной наружности с громадными, уродливыми головами, маленькими свирепыми глазами и безобразными чертами лица. Но ноги и руки у них очень малы. Они так упрямы и свирепы, что все усилия английских чиновников привлечь их на свою сторону оказались бесплодными. Они всегда служили предметом ужаса для потерпевших крушение моряков, так как они убивают оставшихся в живых, ударяя по голове дубинами с каменными набалдашниками или пуская в них отравленные стрелы. Эти убийства обыкновенно оканчиваются каннибальским пиром…» Милый, любезный народ, Ватсон! Если бы этому малому предоставили поступать по-своему, это дело могло принять еще более ужасный оборот. Я думаю, что даже и теперь Джонатан Смолль дорого дал бы за то, чтобы не воспользоваться его услугами.

– Но откуда у него такой странный товарищ?

– Ну, это больше, чем я могу сказать. Однако, так как мы уже решили, что Смолль явился с Андаманских островов, то нет ничего особенно удивительного в том, что с ним находится этот островитянин. Без сомнения, в свое время мы узнаем все. Но, Ватсон, вы совершенно измучились. Ложитесь-ка на софу, и посмотрим, не сумею ли я усыпить вас.

Он вынул скрипку из футляра и, когда я растянулся на софе, заиграл какую-то тихую, задумчивую, мелодическую песнь, без сомнения, своего сочинения, так как он обладает замечательным импровизаторским даром. У меня осталось воспоминание о его неуклюжей фигуре, серьезном лице и то подымающемся, то опускающемся смычке. Потом я мирно понесся по морю нежных звуков и, наконец, очутился в мире сновидений, где увидел милое лицо мисс Морстэн.