Текст книги "Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1"

Три сыщика остались в усадьбе, чтобы еще раз подробно во всем разобраться, а я решил вернуться в наше скромное помещение в деревенской гостинице, но, прежде чем это сделать, мне захотелось прогуляться в старинном саду, окружавшем усадьбу, между рядами старых, причудливо подстриженных тисов. В глубине сада раскинулся красивый лужок со старыми солнечными часами посередине; все это создавало мирное и успокаивающее настроение, желанное для моих немного натянутых нервов. В этой спокойной атмосфере забывался мрачный кабинет с окровавленным телом на полу, а если и вспоминался, то только в виде фантастического ночного кошмара. Но за то время, пока я бродил по саду, стараясь отдохнуть душой в этом тихом уголке, произошел инцидент, вернувший мои мысли к месту преступления и оставивший в моей душе очень тягостный отпечаток. Я сказал уже, что ряды тисовых деревьев окружали дом. В самом дальнем ряду от дома тисы сгущались и переходили в длинную изгородь. По другую сторону изгороди, скрытая от взора человека, идущего от дома, стояла каменная скамья. Когда я приблизился к этому месту, я услышал голоса, какую-то фразу, произнесенную низким мужским голосом, и тихий женский смех в ответ на нее. Через минуту я обошел изгородь и увидел миссис Дуглас и Баркера раньше, чем они заметили мое присутствие. Выражение ее лица меня чрезвычайно поразило. В столовой она казалась серьезной и грустной. Теперь же все следы горя куда-то исчезли. Глаза ее горели радостью жизни, а лицо сияло удовольствием от какого-то замечания ее собеседника. Баркер сидел, сложив руки на коленях, с ответной улыбкой на красивом смелом лице. Через мгновение – они опоздали лишь на мгновение – они меня увидели и надели торжественно-сумрачные маски. Два-три быстрых слова между собой, а затем Баркер встал и пошел мне навстречу.

– Извините, сэр, – сказал он, – но я имею честь обращаться к доктору Ватсону?

Я поклонился с холодностью, являющейся вполне естественным следствием тягостного впечатления, произведенного на меня этой внезапной встречей.

– Мы так и думали, что это вы; ведь ваша дружба с мистером Шерлоком Холмсом всем известна. Не подойдете ли вы на минуту, чтобы поговорить с миссис Дуглас?

Я последовал за ним с угрюмым лицом. Сейчас я ясно видел своим мысленным оком растерзанное тело в кабинете. А здесь, спустя несколько часов после преступления, сидят его жена и лучший друг и смеются над чем-то. Я сдержанно поклонился миссис Дуглас. Я переживал с нею ее горе на следствии, теперь же ее вопрошающий взгляд не вызвал во мне никакого отклика.

– Я боюсь, что вы сочли меня пустой и бессердечной? – спросила она.

Я пожал плечами и ответил:

– Это меня не касается.

– После, может быть, вы воздадите мне должное. Если бы вы только исполнили…

– Совершенно не нужно, чтобы доктор Ватсон что-либо исполнял, – быстро произнес Баркер. – Как он сам сказал, это его не касается.

– Совершенно верно, – сказал я. – Теперь прошу разрешения продолжить мою прогулку.

– Одну минуту, доктор Ватсон! – воскликнула молодая женщина умоляющим голосом. – Я задам всего один вопрос, на который вы можете ответить наиболее точно, чем кто-либо другой. Это имеет для меня очень большое значение. Вы знаете мистера Холмса и его отношение к полиции лучше, чем кто-либо. Предположим, что разгадка дела будет ему конфиденциально сообщена, должен ли он будет непременно поделиться ею с официальными сыщиками?

– Да, вот именно, – резко сказал Баркер. – Самостоятелен ли он или работает с ними и для них?

– Я, право, не знаю, могу ли я обсуждать такой вопрос.

– Я прошу… Я умоляю вас об этом, доктор Ватсон, и уверяю вас, что вы очень нам поможете… очень мне поможете, если ответите на этот вопрос.

В ее голосе звучала такая искренность, что я на мгновение позабыл про все ее легкомыслие и подчинился ее воле.

– Мистер Холмс не зависит ни от кого, – сказал я, – он вполне самостоятелен и будет действовать так, как ему подсказывает его собственное мнение. Но в то же время вполне естественное чувство лояльности по отношению к официальным следователям, работающим над этим же делом, помешает ему скрыть от них то, что могло бы помочь предать преступников в руки правосудия. Кроме этого, я ничего не могу сказать и советую обратиться к самому мистеру Холмсу, если вы желаете более точных сведений.

Сказав это, я приподнял шляпу и пошел своей дорогой, оставив их за изгородью.

– Мне не нужно их откровенности, – сказал Холмс, когда я сообщил ему о случившемся.

Он провел все последнее время в усадьбе, совещаясь со своими коллегами, и вернулся около пяти часов, с огромным аппетитом принявшись за вечернюю закуску, которую я распорядился для него приготовить. – Без откровенностей, Ватсон, так как они будут очень неуместны, когда дело дойдет до их ареста за сообщничество и убийство.

– Вы думаете, дело идет к этому?

Холмс был в очень добродушном и веселом настроении.

– Мой милый Ватсон, когда я покончу с этим четвертым яйцом, я буду в состоянии ознакомить вас с положением вещей. Я не скажу, что мы уже во всем разобрались – до этого еще далеко, – но когда мы нападем на след пропавшей гимнастической гири…

– Гимнастической гири?

– Боже мой, Ватсон, неужели вы еще не вникли в тот факт, что все дело в пропавшей гире? Ну-ну, не стоит смущаться, так как – говоря между нами – я думаю, что ни инспектор Мак, ни этот превосходный местный сыщик не придали никакого значения этому поразительному исчезновению. Одна гиря, Ватсон! Представьте себе атлета с одной гимнастической гирей. Нарисуйте самому себе однобокое развитие – опасность искривления позвоночника. Ужасно, Ватсон!

Он сидел, старательно поглощая закуски, а глаза его лукаво блестели, следя за моим смущением. Его превосходный аппетит служил полной гарантией успеха, ибо у меня в уме сохранялись воспоминания о многих днях и ночах, проведенных Холмсом без мысли о пище, когда его ум разбирался в загадках, когда его тонкие резкие черты дышали аскетизмом и напряженной умственной сосредоточенностью. Наконец, он закурил трубку и, сидя в углу старой деревенской гостиницы, начал говорить об этом деле медленно и небрежно, скорее размышляя вслух, чем делая важные умозаключения и излагая их своему собеседнику.

– Ложь, Ватсон, огромная, наглая, преступная ложь – вот что мы должны взять за исходную точку. Вся история, рассказанная Баркером, – ложь. Но его рассказ подтверждает миссис Дуглас. Следовательно, она тоже лжет. Они лгут оба, договорившись предварительно. Теперь перед нами задача: почему они лгут, и в чем заключается истина, которую они так тщательно стараются скрыть? Постараемся, Ватсон, вы и я, обнаружить эту ложь и восстановить истину. Почему я знаю, что они лгут? Потому что все это – неловкая выдумка, которая не может быть правдой. Внимание! Согласно рассказу, убийца менее чем за минуту после совершенного убийства снял с пальца убитого кольцо, находившееся под другим кольцом, надел последнее на прежнее место – вещь, которую он никогда бы не сделал, – и положил эту странную карточку около своей жертвы. Я говорю, что все это совершенно невероятно. Вы будете доказывать, хотя я слишком хорошего мнения о вашем рассудке, Ватсон, чтобы подумать, что вы это сделаете, что кольцо могло быть снято, прежде чем Дуглас был убит. Тот факт, что свеча сгорела совсем немного, показывает, что тут происходило недолгое свидание. Согласился ли Дуглас, о бесстрашном характере которого мы столько слышали, отдать свое обручальное кольцо после первого требования, или мы будем думать, что он его отдать не захотел? Нет, Ватсон, убийца был с Дугласом некоторое время наедине, с зажженной лампой. В этом я не сомневаюсь ни минуты. Но причиной смерти был ружейный выстрел. Следовательно, он должен был произойти немного раньше, чем мы говорили. Но насчет этого ошибки быть не может. Следовательно, мы очутились лицом к лицу с обдуманным заговором со стороны двух людей, слышавших выстрел, – Баркера и миссис Дуглас. Когда же, в довершение всего, я смогу доказать, что кровавое пятно на оконном косяке было намеренно сделано Баркером, дабы навести полицию на ложный след, то нам придется признать, что против него в этом деле появились очень веские улики.

Он помолчал.

– Теперь мы спросим самих себя, в каком часу произошло убийство. До половины одиннадцатого слуги еще не разошлись, так что до этого времени произойти оно не могло. Около одиннадцати они ушли по своим комнатам, за исключением Эмса, бывшего в кладовой. После того, как вы нас оставили сегодня днем, я произвел несколько экспериментов и узнал, что никакой шум, произведенный Макдональдом в кабинете, не может проникнуть в кладовую, когда все двери затворены. С комнатой экономки Аллен дело, однако, обстоит иначе. Она находится недалеко по коридору, и из нее я слышал голос, если его сильно повысить. Шум ружья заглушается, если стреляют в упор, как это было в данном случае. Выстрел был негромким, но в ночной тишине шум его свободно мог проникнуть в комнату миссис Аллен. Она немного туга на ухо, но, тем не менее, упомянула в своих показаниях, что слышала что-то похожее на шум захлопывающейся двери за полчаса до того, как подняли тревогу. Полчаса до тревоги – это как раз должно было быть без четверти одиннадцать. Я не сомневаюсь, что то, что она слышала, было ружейным выстрелом, и что именно в тот момент произошло убийство. Если это так, то теперь мы должны установить, что делали мистер Баркер и миссис Дуглас, – предположив, что они не являлись активными убийцами, – от без четверти одиннадцать, когда шум от выстрела заставил их сойти вниз, до четверти двенадцатого, когда они позвонили и собрали слуг. Что они делали и почему они сразу не подняли тревоги? Вот вопрос, который перед нами стоит, и когда мы на него ответим, то наверняка найдем путь к разрешению нашей задачи.

– Убежден, – сказал я, – что между этими людьми существует соглашение. Она должна быть бессердечным существом, чтобы смеяться и шутить через несколько часов после такой ужасной смерти мужа.

– Совершенно верно. Даже в ее собственном рассказе о происшедшем она оставляет невыгодное впечатление. Я далеко не восторженный поклонник женского пола, как вы, должно быть, уже успели заметить, Ватсон, но на моем жизненном пути мне почти не приходилось встречать женщин, которые – каково бы ни было их отношение к своим мужьям – по первому слову постороннего мужчины позволили бы себе отвлечься от трупа мужа. Если я когда-нибудь женюсь, Ватсон, я надеюсь, что мне удастся внушить своей жене такие чувства, которые удержат ее от того, чтобы она позволила себя увести своей экономке, когда мое тело будет находиться в нескольких шагах. Это – постыдное явление, и самый поверхностный исследователь будет удивлен, наблюдая у женщины такое полное отсутствие чувств. Если бы даже тут не было ничего, то один этот инцидент, по-моему, способен вызвать подозрение в заговоре и сообщничестве.

– Итак, вы думаете, что Баркер и миссис Дуглас виновны в убийстве?

– Какая устрашающая прямота в ваших вопросах, Ватсон, – сказал Холмс. – Если вы предположите, что миссис Дуглас и Баркер знают истину об убийстве и сообща ее скрывают, тогда я могу дать вам чистосердечный ответ. Что до меня, то я уверен, что они поступают именно так. Но ваше более суровое предположение не столь обоснованно. Давайте разберемся в затруднениях, стоящих на нашем пути.

Предположим, что эта пара связана узами преступной любви, и они решили избавиться от человека, стоящего между ними. Довольно смелое предположение, так как негласное следствие, произведенное слугами, не подтверждает этого. Наоборот, многие показали, что Дугласы были очень привязаны друг к другу.

– Не могу допустить, что показание верно, – сказал я, вспомнив встречу в саду и прекрасное улыбающееся лицо молодой женщины.

– Ну, во всяком случае, они производили такое впечатление. Как бы то ни было, мы можем предположить, что миссис Дуглас и Баркер – замечательно хитрая парочка, сумевшая обмануть в этом пункте всех и замыслившая убить Дугласа, а он как раз был человеком, над головой которого висела опасность…

– Об этом мы знаем только с их слов.

Холмс задумчиво посмотрел на меня.

– Вижу, вижу, Ватсон. Вы составили теорию, из которой следует, что все, что бы они ни сказали, – ложь с начала до конца. По вашей теории, никогда не существовало никаких тайных угроз или тайного общества, ни Долины Ужаса, ни мистера Мак (забыл, как дальше), ни чего другого в таком роде. Это – хорошее, широкое обобщение. Посмотрим, к чему оно нас приведет. Они изобрели эту теорию относительно преступления. Потом они, по той же теории, оставили велосипед в парке, как доказательство присутствия кого-то извне. Пятно на подоконнике подтверждает эту мысль так же, как и карточка у трупа, приготовленная, вероятно, кем-нибудь в доме. Все это подходит к вашей гипотезе, Ватсон. Но теперь мы подходим к тем странным и неясным фактам, которые никак не могут попасть на свои места. Почему из всех видов оружия была выбрана спиленная двустволка, и вдобавок американская? Как могли они быть настолько уверены, что шум ее выстрела никто не услышит? Ведь было слепым счастьем, что миссис Аллен не пошла справиться насчет захлопнувшейся двери. Почему наша преступная парочка поступила именно таким образом, Ватсон?

– Признаюсь, что не могу объяснить это.

– Далее, если женщина и ее любовник сговорились убить мужа, зачем им было афишировать преступление, так дерзко сняв обручальное кольцо убитого после его смерти? Кажется ли это вам вероятным, Ватсон?

– Нет, не кажется.

– И опять-таки, если бы мысль оставить велосипед, спрятанный снаружи, пришла бы вам в голову, то вы тотчас же, вероятно, отказались бы от такой уловки, так как совершенно ясно, что велосипед – самая нужная вещь для человека, вынужденного спасаться бегством.

– Я не могу найти никаких объяснений.

– И все же не должно существовать такой комбинации случайных или неслучайных событий, для которой человеческий ум не может найти объяснения. Я постараюсь указать возможный ход умозаключений, не утверждая, что они верны, а просто в виде умственного упражнения. Тут встретится немало предположений, но как часто они являются матерью истины? Предположим, что в жизни этого Дугласа была какая-то преступная или позорная тайна.

Эта тайна вызывает появление убийцы или мстителя – кого-то постороннего, не из домашних. Этот мститель по какой-то причине, которую, признаюсь, я никак не могу пока объяснить, снимает с пальца обручальное кольцо. Мщение может относиться ко времени первого брака Дугласа, и кольцо было снято по одной из причин, относящихся к тому браку. Прежде чем убийца ушел, в кабинет вбежали Баркер и миссис Дуглас. Убийца убедил их, что попытка арестовать его повлечет за собой огласку какого-то позорного происшествия. Они прониклись этой мыслью и предпочли его отпустить. Для этого они, вероятно, опустили мост, который опускается совершенно бесшумно, а затем подняли его. Преступник убежал и по какой-то причине рассудил, что ему безопаснее скрыться пешком. Поэтому он оставил велосипед там, где его не могли найти, по крайней мере, до тех пор, пока он благополучно не скроется. До сих пор мы не выходим из границ возможного. Не так ли?

– Да, все это возможно, конечно, – отвечал я довольно сдержанно.

– Мы должны помнить, Ватсон, что все, здесь происшедшее, очень необычно. Теперь продолжим наш построенный на предположениях рассказ: намеченная нами пара – не обязательно преступная пара – после ухода убийцы соображает, что они поставили самих себя в положение, в котором им будет трудно доказать, что они не только не совершали убийства, но и не причастны к нему. Они быстро, хотя и немного неудачно, обдумывают положение. Пятно на подоконнике было сделано окровавленной туфлей Баркера, чтобы показать, каким образом преступник скрылся. Ясно, что оба должны были слышать выстрел, поэтому они подняли тревогу, но на добрых полчаса позже происшествия.

– И как вы думаете все это доказать?

– Ну, если бы тут был кто-либо со стороны, можно было бы его выследить и схватить. Но раз его нет… Ресурсы моей находчивости еще далеко не исчерпаны. Я думаю, что вечер, проведенный мною наедине с самим собой в том кабинете, очень мне поможет…

– Вечер… Там… Одному?..

– Я собираюсь сегодня же туда отправиться. Я договорился насчет этого с почтенным Эмсом, который никак не является поклонником Баркера. Посижу в той комнате и посмотрю, не вдохновит ли меня ее атмосфера. Я верю в genius loci… Вы улыбаетесь, друг Ватсон. Хорошо, увидим. Между прочим, вы привезли с собой наш большой зонтик?

– Он здесь.

– Я взял бы его, если можно.

– Конечно… Но что за странное оружие вы выбираете? Если там встретится опасность…

– Ничего серьезного, дорогой Ватсон, иначе я попросил бы вас меня сопровождать. Итак, я беру зонтик. Сейчас я дожидаюсь только возвращения наших коллег из Тенбриджа, где они, вероятно, заняты розысками владельца велосипеда.

Спустилась ночь, прежде чем инспектор Макдональд и Уайт Мэзон вернулись из своей экспедиции. Они пришли явно торжествующие, внеся большое оживление в наши исследования.

– Господа, я признаюсь, что сомневался, был ли тут кто-либо посторонний, – сказал Макдональд, – но теперь все ясно. Мы узнали про велосипед, и у нас есть описание велосипедиста, так что мы многое извлекли из этой поездки.

– Это звучит как начало конца, – сказал Холмс. – Поздравляю вас от всего сердца.

– Я начал с того факта, что мистер Дуглас казался встревоженным после поездки в Тенбридж. Именно в Тенбридже он почувствовал какую-то опасность. Следовательно, ясно, что человека с велосипедом можно было ожидать только из Тенбриджа. Мы захватили велосипед с собой и показывали его в гостиницах. Управляющий «Коммерческой гостиницы» признал, что велосипед принадлежит человеку по имени Харгрэв, снимавшему у них комнату два дня тому назад. Весь его багаж заключался в этом велосипеде и в маленьком чемодане. Он записался приезжим из Лондона, но адреса не оставил. Чемодан был лондонского производства, как и его содержимое, но сам приезжий был, несомненно, американцем.

– Хорошо, хорошо, – весело сказал Холмс. – Вы там основательно поработали, пока я сидел здесь с моим другом и развивал теории. Это нам урок практики, мистер Мак.

– Это и в самом деле так, мистер Холмс, – самодовольно сказал инспектор.

– Но все это может подойти к теориям, – заметил я.

– Может подойти, а может и не подойти. Но расскажите нам дальше, мистер Мак. Там не было ничего, по чему можно было бы узнать этого человека?

– Насколько об этом можно судить, он сам всячески старался, чтобы его не узнали. При нем не было ни бумаг, ни писем, на одежде не было отметок фирмы. Карта шоссейных дорог графства лежала на его ночном столике. Вчера утром после завтрака он уехал из отеля на велосипеде, и больше о нем ничего не слышали.

– Вот это-то и смущает меня, мистер Холмс, – сказал Уайт Мэзон. – Если бы парень не хотел вызвать подозрений, то он вернулся бы и остался в отеле, как безобидный турист. Он должен был сообразить, что управляющий отелем донесет полиции, и его исчезновение будет связано с убийством.

– Не будем судить о его сообразительности, пока его не поймали. Ну, а как он выглядит, что вы узнали об этом?

Макдональд заглянул в свою записную книжку.

– Мы записали все, что смогли узнать о его внешности. Они не могли дать точное описание его наружности, но швейцар, клерк и горничная показали одинаково относительно нескольких пунктов. Это был человек ростом около пяти футов и девяти дюймов, лет пятидесяти или около того, волосы у него слегка с проседью, седеющие усы, крючковатый нос и жестокое и даже отталкивающее лицо.

– Ну, за исключением выражения лица, это может быть и описанием самого Дугласа, – сказал Холмс. – Ему как раз было за пятьдесят, у него были седеющие волосы и усы, и он был приблизительно этого же роста. Что же вы еще узнали?

– На нем были надеты толстый серый пиджак, клетчатый жилет, короткое желтое пальто и мягкое кепи.

– А что насчет двустволки?

– Она менее двух футов в длину и свободно могла уместиться в чемодане. Он мог без затруднений пронести ее под пальто.

– А как вы думаете, все это относится к нашему главному делу?

– Ну, мистер Холмс, – сказал Макдональд, – когда мы поймаем этого человека, а вы можете быть в этом уверены, потому что я сообщил по телеграфу описание его примет через пять минут после того, как услышал о них, тогда нам будет легче судить об этом. Но и при таком положении дел нам предстоит еще много работы. Мы знаем, что американец, назвавший себя Харгрэвом, приехал в Тенбридж два дня тому назад с велосипедом и чемоданом. В последнем находилась спиленная двустволка, следовательно, он приехал с обдуманным намерением. Вчера утром он отправился на велосипеде с ружьем, спрятанным под пальто. Никто не видал его приезда, но ему и не надо было проезжать через деревушку, чтобы достичь ворот парка, а на шоссе встречается много велосипедистов. Вероятно, он сразу же спрятал свой велосипед между кустами, где тот и был найден, и, возможно, сам притаился там же, следя за домом и ожидая выхода мистера Дугласа. Двустволка – странное оружие для применения внутри дома, но ведь он намеревался использовать ее вне дома, и, кроме того, она имеет очевидные преимущества: стреляя из нее, невозможно промахнуться, а звук выстрелов настолько обычен в Англии среди соседей-спортсменов, что это не привлекло бы внимания.

– Все это ясно! – сказал Холмс.

– Но мистер Дуглас не появлялся. Что остается делать преступнику? Он оставляет велосипед и в сумерках приближается к дому. Мост оказался опущенным. Проскользнув в первую попавшуюся комнату, он притаился за гардиной, откуда мог видеть, как поднимали мост, и знал, что единственный путь, ему оставшийся, был через ров. Он ждал до четверти двенадцатого, когда мистер Дуглас, делая свой обычный ночной обход, вошел в комнату, застрелил его и убежал, как и рассчитывал. Убийца предвидел, что велосипед будет опознан служащими отеля и явится уликой против него, поэтому бросил его и отправился каким-то иным способом в Лондон или в какое-нибудь иное безопасное место, предусмотренное заранее… Как вы это находите, мистер Холмс?

– Хорошо, мистер Мак, очень хорошо и очень ясно. Это ваше окончание истории. Мое окончание истории несколько иное: преступление было совершено на полчаса раньше, чем вы рассказали; миссис Дуглас и мистер Баркер находятся в сговоре и что-то скрывают. Они помогли бегству преступника – или, по крайней мере, вошли в комнату прежде, чем он успел скрыться. Они сфабриковали доказательство его бегства через окно, потому что, по всей вероятности, сами дали ему уйти, опустив мост. Таково мое толкование.

Оба сыщика покачали головами.

– Но, мистер Холмс, если это так, то мы просто попадем из одной тайны в другую, – сказал лондонский инспектор.

– И, некоторым образом, в худшую, – прибавил Уайт Мэзон. – Миссис Дуглас никогда в жизни не была в Америке. Что же общего она могла иметь с американским убийцей? Что заставило ее укрыть его?

– Я охотно признаю все неясности, – сказал Холмс. – И надеюсь произвести маленькое исследование этой ночью, весьма вероятно, что оно поможет чему-нибудь в вашем деле.

– Мы не можем вам помочь, мистер Холмс?

– Нет-нет! Темнота и зонтик доктора Ватсона. Мои требования скромны. И Эмс, верный Эмс без сомнения обо мне позаботится. Все мои размышления неизменно приводят меня обратно к основному вопросу: как мог человек атлетического сложения развивать свои мышцы при помощи одной гимнастической гири?..

Была поздняя ночь, когда мистер Холмс возвратился со своей экскурсии. Мы спали в комнате, лучшей из того, что можно было получить в маленькой деревенской гостинице. Я уже почти заснул, когда сквозь одолевавшую меня дремоту заметил вернувшегося Холмса.

– Ну, Холмс, – пробормотал я, – узнали вы что-нибудь?

Он молча стоял подле меня со свечой в руке. Потом его худощавая высокая фигура склонилась ко мне.

– Ватсон, – прошептал он, – вы бы побоялись спать в одной комнате с лунатиком, с человеком, у которого размягчение мозгов, с идиотом, которого оставил рассудок?

– Нисколько, – ответил я в изумлении.

– Это хорошо, – сказал он и не произнес в эту ночь больше ни слова.