Текст книги "Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1"

Глава VII. Бэрди Эдвардс в западне

Макмурдо сказал правду. Дом, в котором он жил, стоял очень уединенно и был удобен для задуманного преступления. Он помещался на самой окраине города. В обыкновенном случае заговорщики просто выпустили бы заряды своих револьверов в тело осужденного, теперь же они считали необходимым выпытать у жертвы, многое ли известно агенту Пинкертона, откуда он получил сведения и какие факты сообщил своим начальникам. Могло случиться, что они опоздали, и Эдвардс уже успел написать о них, но все же Чистильщики надеялись, что ничего особенно важного он не разведал.

Во всяком случае, они решили все узнать от него лично. Захватив Бэрди Эдвардса в свои руки, они придумают способ заставить его говорить.

Макмурдо поехал в Гобсон. По-видимому, в это утро полиция очень интересовалась Джоном. Капитан Мервин, который в самом начале заявил, что он помнит его еще по Чикаго, сам подошел к нему на станции. Макмурдо отвернулся и отказался разговаривать с ним. Вернувшись из поездки, Джон зашел в Дом Союза и сказал мастеру:

– Он придет.

– Отлично, – кивнул Макгинти. – А как вы думаете, он много знает? – тревожно спросил мастер.

Макмурдо мрачно покачал головой.

– Он довольно долго прожил здесь. По крайней мере, недель шесть, и я не думаю, что он приехал с целью любоваться природой. Если все это время сыщик работал с помощью железнодорожных денег, он, вероятно, добился известных результатов и уже сообщил их по назначению. Мне кажется, я нащупал его слабость. По-видимому, если бы он мог напасть на хороший след Чистильщиков, он пошел бы в их собрание. Я взял его деньги. – Джон с усмешкой вынул из кармана пачку кредитных бумажек. – Он обещал мне дать столько же, когда я покажу ему бумаги.

– Какие бумаги?

– Никаких. Но я наговорил ему разных разностей о постановлениях, книгах, правилах и формах братства. Он надеется решительно все разузнать раньше, чем выйдет из моего дома.

– В этом отношении он прав, – мрачно произнес Макгинти. – А не спросил он вас, почему вы не принесли к нему бумаг?

– Разве я мог взять их с собой, когда меня подозревают? И еще сегодня капитан Мервин разговаривал со мной на станции.

– Я слышал об этом, – заметил Макгинти. – Сдается мне, что вся тяжесть этого дела ляжет на вас. Конечно, покончив с Эдвардсом, мы можем бросить его в старую шахту, но как бы то ни было, нельзя будет отрицать, что он жил в Гобсоне и что вы сегодня ездили туда.

Макмурдо пожал плечами.

– Если мы будем действовать правильно, убийства не докажут, – заметил он. – В темноте никто не заметит, как он войдет в мой дом, и никто не увидит, как он выйдет из моих дверей. Вот что, советник! Я объясню вам мой план и попрошу вас сообщить его остальным. Вы все придете в девять. Он явится в десять и три раза постучит в дверь. Я впущу его, потом стану позади и закрою дверь. Тогда он наш.

– Легко и просто.

– Да, но следующий шаг требует осмотрительности. Бэрди Эдвардс не из слабых, хорошо вооружен и, вероятно, будет настороже. Подумайте, он войдет в комнату, в которой он ждет одного, а увидит семерых. Будут выстрелы, кто-нибудь может быть ранен.

– Конечно.

– А шум привлечет к нам всех ищеек города.

– Думаю, вы правы.

– Вот что я предлагаю сделать. Вы все соберетесь в большой комнате, в той самой, где однажды разговаривали со мной. Я открою ему дверь, проведу в маленькую комнату, а сам отправлюсь якобы за бумагами. Это даст мне возможность сказать вам, как обстоит дело. Потом вернусь к нему с какими-нибудь фальшивыми документами. Он станет просматривать их, а я кинусь на него и обезоружу. Когда вы услышите мой зов, торопитесь. Чем скорее придете вы, тем лучше. Он силен, и, может быть, мне не совладать с ним.

– Это хороший план, – заметил Макгинти. – Ложа будет у вас в долгу. Я думаю, когда я покину кафедру председателя, у меня будет хороший преемник.

– Советник, я только новичок, – ответил Макмурдо, но на его лице отразилось, что комплимент великого человека обрадовал его.

Вернувшись домой, Джон приготовился к страшному вечеру. Прежде всего, вычистил, смазал и зарядил свой револьвер, потом внимательно осмотрел комнату, предназначенную для ловушки.

Макмурдо потолковал со Сканленом о предстоящем событии. Хотя Мик принадлежал к страшному братству, но был безобидным человеком, по слабости характера не способным противиться мнению товарищей, но в душе возмущенный кровавыми деяниями.

Макмурдо вкратце рассказал ему о задуманном и прибавил:

– На вашем месте, Мик Сканлен, я ушел бы и не принимал участия в этом деле.

– Конечно, Мак, – ответил Сканлен. – Но знайте, у меня не хватает только смелости, а не желания действовать. Когда я увидел, как убили директора Денна, там, подле угольных копей, я еле вынес это. Я не создан для подобного, как вы или Макгинти.

Избранные в комитет Чистильщики пришли вовремя. Внешне они походили на почтенных, прилично одетых граждан, но физиономист прочитал бы мало надежды для Бэрди Эдвардса в линиях этих жестких губ и безжалостных глазах. В комнату не вошло ни одного человека, руки которого не были бы окрашены кровью.

Они так же привыкли убивать людей, как мясники резать овец. Конечно, самым заметным как по наружности, так и по жестокости был мастер. Секретарь Гаравей, худой желчный человек с длинной морщинистой шеей и нервными дергающимися руками и ногами, безупречно честный по отношению к финансам ордена, не имел ни малейшего понятия о справедливости или порядочности во всех других вопросах. На лице казначея Картера, человека средних лет, всегда лежало бесстрастно-мрачное выражение, а его желтоватая кожа напоминала пергамент. Он был отличным организатором, и механизм почти всех преступлений рождался в его мозгу. Братья Вильбай, высокие, стройные юноши, с лицами, полными энергии, давно доказали, что они принадлежат к числу людей дела, а не слова. Их товарищ, Тигр Кормак, плотный смуглый молодой человек, своей свирепо стью и жестокостью вселял страх даже в Чистильщиков.

Вот какие «братья» собрались в этот вечер под крышей Макмурдо с надеждой убить сыщика Пинкертона.

Джон поставил на стол виски, и все поспешили подкрепить свои силы для предстоящей работы. Бальдвин и Кормак скоро слегка опьянели, и это пробудило всю их жестокость. Кормак дотронулся рукой до печи. Она топилась, потому что стояли еще холодные весенние ночи.

– Годится, – сказал он с проклятием.

– Да-да, – согласился Бальдвин, уловив скрытое значение этого слова. – Если мы притянем к ней молодчика, нам быстро удастся выудить из него всю правду.

– Не бойтесь, мы узнаем правду, – сказал Макмурдо.

У этого человека были положительно стальные нервы. Вся тяжесть дела лежала на его плечах, а между тем он держался хладнокровно и спокойно.

– Вы покончите с ним, – сказал Макгинти. – Никто не двинется раньше, чем вы схватите его за горло. Только жалко, что здесь нет ставен.

– Никто не станет следить за нами. Время приближается.

– Может быть, он не придет? Может быть, он почувствовал опасность? – заметил секретарь.

– Не бойтесь, придет, – ответил Макмурдо. – Он так же жаждет прийти, как вы увидеть его. Слушайте.

Все застыли, как восковые фигуры. Послышалось три громких удара в дверь.

– Тише!

Во всех глазах блеснуло ликование. Руки легли на спрятанное оружие.

– Ни звука! – шепнул Макмурдо, вышел из комнаты и запер за собою дверь.

Напряженно вслушиваясь, убийцы ждали.

Они считали шаги. Вот он отпер наружную дверь. Прозвучало несколько слов, вероятно, приветственных. Послышались чужие шаги и звук незнакомого голоса. Дверь стукнула, и ключ, лязгнув, повернулся в замке. Жертва вошла в ловушку. Тигр Кормак было засмеялся, но Макгинти прижал свою большую руку к его рту.

– Тише, безумный, – шепнул мастер, – вы погубите всех нас.

Из соседней комнаты слышался разговор. Наконец дверь отворилась, и появился Макмурдо, прижимающий палец к губам.

Джон подошел к концу стола, остановился и каким-то странным взглядом обвел всех присутствующих. В нем произошла легкая перемена. Его осанка и манеры говорили, что ему предстоит выполнение важной задачи, лицо приняло твердость гранита. Глаза горели волнением. Он превратился в вожака. Все с любопытством смотрели на него, но он молчал, только снова окинул общество странным взглядом.

– Ну, – наконец не выдержал Макгинти. – Здесь он? Здесь Бэрди Эдвардс?

– Да, – медленно произнес Макмурдо. – Бэрди Эдвардс здесь. Это я.

Около десяти секунд можно было бы подумать, что в комнате нет ни души – воцарилось глубокое молчание. Шипение котелка на плите казалось резким и пронзительным. Семь бледных лиц, поднятых к человеку, который господствовал над ними, окаменели от ужаса.

Внезапно зазвенели разбитые стекла, и блестящие ружейные стволы проникли в окна. Занавески были сорваны.

При виде этого Макгинти заревел, как раненый медведь, и кинулся к полуоткрытой двери. Там его встретил револьвер и суровый взгляд синих глаз капитана Мервина. Исполин отступил и снова упал в кресло.

– Здесь безопаснее, советник, – сказал человек, которого они знали под именем Макмурдо. – А если вы, Бальдвин, не уберете револьвера, то лишитесь жизни. Вокруг этого дома сорок вооруженных людей. Судите сами, есть ли у вас возможность спасения. Возьмите их револьверы, Мервин.

Под угрозой винчестеров возможности сопротивляться не было. Чистильщиков обезоружили. В мрачном тупом недоумении они по-прежнему сидели вокруг стола.

– На прощанье мне хочется сказать вам два слова, – обратился к Чистильщикам поймавший их человек. – Вероятно, мы встретимся до суда и я дам вам тему для размышлений. Вы теперь знаете, кто я такой, и я могу положить карты на стол. Я Бэрди Эдвардс из агентства Пинкертона, и меня послали, чтобы уничтожить вашу шайку. Мне предстояло сыграть опасную игру. Ни одна душа, никто, даже самые близкие, самые любимые мной люди, не знали правды. Никто не знал, кроме капитана Мервина и моих начальников. Но, слава Богу, теперь все кончено, и я выиграл.

Семь бледных лиц были обращены к нему, во всех глазах горела ненависть, и он читал в них угрозу.

– Может быть, вы думаете, что игра еще не окончена? Что делать, я учитываю и это. Во всяком случае, некоторым из вас не придется больше действовать. Шестьдесят человек сегодня вечером увидит тюрьма. Сознаюсь, когда в мои руки передали это дело, я не верил в существование вашего общества. Мне казалось, что это газетная болтовня, и я докажу ее несостоятельность. Мне было сказано, что ваше общество связано с масонами, и я поехал в Чикаго и вступил в братство.

Скоро я еще тверже решил, что все это газетные басни, потому что в масонских ложах не увидал ничего дурного, напротив, они делали много добра. Тем не менее я должен был выполнить мою задачу и отправился в угольные долины. Приехав в Вермису, я понял, что рассказы о Чистильщиках – не бульварные романы.

Я никого не убил в Чикаго, никогда не подделал ни одного доллара. Монеты, которые я давал вам, – настоящие, тем не менее, эти деньги мной были истрачены самым полезным образом. Зная, каким путем можно приобрести ваше расположение, я делал вид, будто меня преследует правосудие. Это подействовало.

Я присоединился к вашей адской ложе и стал принимать участие в советах. Может быть, скажут, что я был не лучше вас? Пусть говорят, что желают, раз мне удалось выследить вас. Но что было в действительности? В ночь моего вступления в ложу вы избили старика Стенджера. Я не успел предупредить его, но остановил вас, Бальдвин, когда вы хотели убить его. Если я предлагал что-нибудь с целью поддержать мой вес в вашей среде, то лишь такие вещи, которые мог предотвратить. Не было возможности спасти Денна и Мензиса, так как я знал слишком мало, зато я постараюсь, чтобы их убийцы были повешены. Я предупредил Честера Вилькокса, когда взорвал его дом, и он с семьей был в безопасности.

Многих преступлений мне не удалось остановить, но если вы оглянетесь на прошлое и вспомните, как часто намеченная вами жертва возвращалась домой другой дорогой, или оказывалась в городе, когда вы отправлялись за ней за город, или сидела взаперти, когда вы предполагали, что она выйдет наружу, – вы увидите дело моих рук.

– Проклятый предатель, – сквозь зубы прошипел Макгинти.

– Называйте меня так, если это вам приятно, Макгинти. Вы и вам подобные были врагами Бога и человека в этих долинах.

Кому-нибудь надлежало стать между вами и бедными людьми, которых вы терзали. Существовал только один способ, и я воспользовался им. Вы называете меня предателем, но многие тысячи человеческих существ дадут мне имя «избавитель», который погрузился в ад, чтобы спасти их. Три месяца я жил этой жизнью и не согласился бы провести еще три таких месяца, даже если бы мне отдали все казначейство Вашингтона. Я видел необходимость оставаться с вами, пока не заполучу в свои руки сведения о каждом из вас и все ваши секреты. Я выждал бы еще немного, если бы мне не удалось узнать, что моя тайна начинает обнаруживаться.

В город пришло письмо, которое открыло бы вам все. Значит, мне следовало действовать, и действовать быстро. Прибавлю только, что, когда наступит время моей смерти, я умру спокойнее, думая о деле, сделанном в этой долине. Ну, Мервин, я не буду больше задерживать вас. Берите их, и конец…

Остается рассказать немногое. Днем Джон поручил Сканлену доставить в дом мисс Этти Шефтер записку, и Мик согласился отнести ее, подмигивая и многозначительно улыбаясь. На следующее утро очень красивая девушка и закутанный в плащ мужчина вошли в вагон экстренного поезда, присланного железнодорожной компанией, который быстро унес их из долины, полной опасностей. Через десять дней они обвенчались в Чикаго. Чистильщиков судили далеко от того места, в котором их сторонники могли терроризировать служителей закона. Напрасно деньги ложи – деньги, выжатые шантажом из округи Вермисы, – лились, как вода, во имя их спасения. Холодных, ясных, бесстрастных показаний человека, который знал все подробности жизни «братьев», не могли поколебать никакие уловки защитников. После долгих лет шайка, наконец, была рассеяна. Туча перестала давить долину. Макгинти перед казнью хныкал и унижался. Восемь главных последователей мастера разделили его участь, около пятидесяти бывших масонов получили различные сроки тюремного заключения.

Однако, как и предвидел Эдвардс, игра еще не окончилась. Ему предстояло кочевать с места на место. Тед Бальдвин избежал виселицы, и с ним братья Вильбайи и еще несколько неукротимых из шайки. На десять лет они были скрыты от мира, но потом их освободили, и наступил конец мирной жизни Эдвардса. Убийцы поклялись всем, что считали для себя святым, пролить его кровь.

Эдвардса вынудили покинуть Чикаго после двух покушений, до того близких к удаче, что третье, конечно, повлекло бы его смерть. Под новым именем он отправился в Калифорнию. Когда умерла Этти, его снова чуть не убили. Под именем Дугласа он работал в затерянном горном каньоне и там вместе со своим компаньоном англичанином Баркером приобрел состояние. Узнав, что кровожадные убийцы снова напали на его след, он бежал в Англию. В Англии Джон Дуглас вторично женился на достойной девушке, прожил пять лет в Сассексе как помещик, и это пребывание окончилось уже известными событиями.

Эпилог

Состоялось полицейское расследование, и дело Джона Дугласа было передано в высшую инстанцию. Суд оправдал его как человека, действовавшего ради самозащиты.

«Во что бы то ни стало увезите его из Англии, – написал Холмс жене Дугласа. – Здесь пущены в ход силы, может быть, более опасные, чем те, от которых он ускользнул. В Англии ваш муж в опасности».

Прошло два месяца, и мы немного забыли о недавних событиях. Но вот однажды утром в нашем ящике оказалась загадочная записка. «Боже мой, мистер Холмс! Боже мой!» – гласило странное послание. Мы не нашли ни адреса, ни подписи. Странное письмо меня рассмешило, но Холмс отнесся к непонятному посланию необычайно серьезно.

– Дьявольские шутки, Ватсон, – заметил он и долго сидел с мрачным лицом.

Довольно поздно в этот вечер наша квартирная хозяйка, миссис Хадсон, сказала нам, что какой-то джентльмен желает видеть мистера Холмса по очень важному делу. Тотчас вслед за нею вошел Сесиль Баркер с осунувшимся помертвевшим лицом.

– Я получил дурные, ужасные вести, мистер Холмс, – сказал он.

– Я этого боялся, – ответил Холмс.

– Вы не получили телеграммы?

– Ко мне пришла странная записка.

– Бедный Дуглас! Мне говорят, его фамилия Эдвардс, но для меня он навсегда останется Джеком Дугласом из каньона Бенито. Три недели тому назад он с женой отправился в Южную Африку на пароходе «Пальмира». Вчера вечером пароход дошел до Капштадта, а сегодня утром я получил вот эту телеграмму.

«Джек упал за борт и погиб во время бури близ острова Святой Елены. Никто не знает, как случилось несчастье. Иви Дуглас».

– Ага! – задумчиво протянул Холмс. – Конечно, сцену хорошо обставили.

– Вы полагаете, что это не случайность?

– Конечно.

– Убийство?

– Без сомнения.

– Я тоже так думаю. Эти адские Чистильщики, это проклятое гнездо мстительных преступников…

– Нет-нет, дорогой сэр, – заметил Холмс. – В данном случае действовала более искусная рука. Теперь вы не услышите о спиленных двустволках или неуклюжих револьверах. Опытного художника узнают по мазкам. Я узнаю Мориарти по его методам. Это преступление совершено из Лондона, а не из Америки.

– Но во имя чего?

– Оно совершено человеком, который не может терпеть неудачи, человеком с положением, зависящим от прочности успеха. Великий ум и огромная организация ополчились на одного человека.

– Но как этот человек мог стать помощником американских убийц?

– Могу только сказать, что первое известие пришло к нам от одного из его помощников. Американцам дали хороший совет. Желая совершить дело в Англии, они обратились к искусному консультанту по преступлениям, и с этой минуты их жертва была обречена. Сначала он удовольствовался тем, что с помощью своих осведомителей отыскал намеченную личность, затем указал, как следует поступать. В конце концов, узнав о неудаче своего агента, он выступил сам. Помните, я предупреждал Дугласа в Бирльстоне, что предстоящая опасность страшнее прошедшей?

В порыве бессильной злобы Баркер ударил кулаком по столу.

– И вы хотите сказать, что мы должны спокойно сидеть? Что никто не может справиться с этим дьяволом?

– Я не говорю этого, – задумчиво ответил Холмс, и глаза его словно устремились куда-то вдаль. – Но на это требуется время, дайте мне только время!..

Мы несколько минут молчали, а эти глаза, казалось, все силились пронзить густую завесу будущего…

Его прощальный поклон

Убийство в Окзотте

I. Загадка ночи

В моей памятной книжке записано, что это произошло в ненастный туманный день, в марте месяце 1892 года. Мы сидели за завтраком, когда Холмс получил телеграмму, на которую сейчас же написал ответ. Он не обмолвился ни словом по поводу ее, хотя все время думал о ней, так как после завтрака стоял задумчиво перед камином, покуривая трубку и изредка поглядывая на телеграмму. Вдруг он повернулся ко мне, и в глазах его сверкнул лукавый огонек.

– Ватсон, – сказал он, – вас, кажется, можно считать в некотором роде литератором? Не объясните ли вы мне значение слова «необычайный»?

– Удивительный, необыкновенный, – заметил я.

Но он отрицательно покачал головой и сказал:

– Нет, слово это имеет другое значение; оно заключает в себе нечто трагическое, страшное. Если вы вспомните некоторые из ваших рассказов, которыми вы так долго испытывали терпение читающей публики, вы должны будете сознаться, что часто из необычайных случаев возникали уголовные дела. Слово «необычайный» всегда возбуждает во мне живой интерес, я чувствую, что надо быть очень осторожным.

– Вы разве встретили теперь это слово? – спросил я.

Он прочел вслух содержание телеграммы: «Произошел удивительный, необычайный случай. Можно посоветоваться с вами? Скотт Эклс. Почтовое отделение. Чаринг-Кросс».

– Кто же это: мужчина или женщина? – спросил я.

– Конечно, мужчина. Никогда женщина не пошлет телеграмму с оплаченным ответом. Скорее, она сама приедет.

– Вы думаете принять его?

– Дорогой Ватсон, вы ведь знаете, как я скучал с тех пор, как нам удалось передать в руки правосудия полковника Каррутера. Жизнь стала такой серой, газеты лишены всякого интереса; в мире преступников точно забыли, что существуют мужество и благородный риск. Неужели, после этого, вы можете еще спрашивать, возьмусь ли я за эту новую проблему, как бы легка она ни была?.. Но, если не ошибаюсь, вот и наш клиент.

На лестнице послышались спокойные, уверенные шаги, и минуту спустя в комнату вошел полный господин высокого роста с седыми усами, очень солидной наружности. По его лицу и манере держать себя, нетрудно было угадать в нем консерватора, члена англиканской церкви, человека, пользующегося всеобщим уважением. Но какой-нибудь необычайный случай нарушил его обычное самообладание. Об этом говорили его растрепанные волосы, красные, пылающия щеки, весь его возбужденный вид. Он сразу приступил к делу.

– Со мной случилось крайне неприятное и необыкновенное приключение, мистер Холмс, – начал он. – Никогда еще в жизни мне не приходилось бывать в подобном положении. Я непременно должен найти разъяснение этой загадки.

Он почти задыхался от ярости.

– Пожалуйста, присядьте, мистер Скотт Эклс, – мягко сказал Холмс. – Прежде всего, позвольте спросить, что вас побудило обратиться именно ко мне?

– Видите ли, по некоторым причинам мне не хотелось вмешивать в это дело полицию, а оставить его так, как оно есть, я не мог. Я не особенно люблю сыщиков, но вы пользуетесь такой громкой славой…

– Прекрасно, но в таком случае, почему вы сразу не обратились ко мне?

– Что вы хотите этим сказать?

Холмс посмотрел на свои часы.

– Теперь четверть третьего, – сказал он, – телеграмму же вы послали ровно в час. Однако, стоит только посмотреть на ваш туалет, чтобы убедиться в том, что неприятный случай произошел с вами рано утром, в то время, когда вы вставали с постели.

Наш клиент невольно провел рукой по своему небритому подбородку и растрепанным волосам.

– Вы правы, мистер Холмс. Я так торопился как можно скорее выбраться из этого дома, что даже забыл о своем туалете. Затем я все утро бегал по городу и наводил разные справки. Я посетил домовую контору и узнал, что мистер Гарсия заплатил за свою квартиру вперед, и что все дела его в порядке.

– Подождите, подождите, – перебил его Холмс, смеясь. – Вы похожи в эту минуту на моего друга Ватсона, который всегда начинает свои рассказы с конца. Пожалуйста, соберитесь с мыслями и последовательно расскажите мне, как произошли события, заставившие вас покинуть дом непричесанным и небритым, с криво застегнутыми пуговицами, в поисках за помощью и советом.

Наш клиент в смущении оглянул свой небрежный туалет и сказал:

– Вы опять правы, мистер Холмс. Мой вид не вполне приличен, но смею уверить вас, что это случилось со мною первый раз в жизни. Когда я расскажу вам все по порядку, вы согласитесь со мной, что испытанное мной волнение оправдывает мою рассеянность.

Но в самом начале рассказ его был прерван раздавшимся на лестнице шумом. Миссис Хадсон отворила дверь и ввела в комнату двух представителей полицейской власти атлетического сложения. Один из них оказался инспектором Грегсоном из Скотланд-Ярда, которого мы знали за очень энергичного, вежливого и опытного сыщика. Он поздоровался с Холмсом и представил ему своего товарища, инспектора Байнеса.

– Мы преследовали вместе с ним одну дичь, – сказал Грегсон, – и она привела нас к вам…

При этих словах его большие круглые глаза остановились на нашем посетителе.

– Вы – мистер Джон Скотт Эклс из Потем Гуаза Ли?

– Да, это я.

– Мы ищем вас все это утро.

– Вероятно, вы напали на след этого господина, благодаря его телеграмме? – спросил Холмс.

– Совершенно верно. Сведения о нем мы получили в почтовом отделении Чаринг-Кросса и сейчас же поехали к вам.

– Но почему вы искали меня, и что вам угодно от меня?

– Вы единственный человек, мистер Скотт Эклс, который может сообщить нам подробности относительно смерти мистера Гарсиа из Вистариа-Лоджа, близ Эшера.

Наш клиент смертельно побледнел и удивленными глазами взглянул на полицейского.

– Какой смерти? Разве он умер?

– Да, он умер.

– Так, значит, с ним случилось какое-нибудь несчастие?

– Его убили. В том, что это убийство, не может быть никаких сомнений.

– Боже мой! Это ужасно!.. Но не хотите же вы сказать, что считаете меня убийцей?..

– В одном из карманов убитого найдено ваше письмо, из которого мы узнали, что вы имели намерение провести эту ночь у него.

– Так и было на самом деле, я остался у него на ночь.

– Да? Вы, действительно, ночевали там?!

И, говоря это, Грегсон вынул свою записную книжку.

– Не торопитесь, Грегсон, – остановил его Холмс. – Если не ошибаюсь, вы хотите узнать от мистера Скотта только, как было дело?

– Да, но я должен предупредить мистера Скотта, что его слова могут впоследствии служить против него уликой.

– Мистер Эклс собирался сам рассказать нам все перед тем, как вы вошли в комнату. Как вы думаете, Ватсон, было бы хорошо дать нашему клиенту стакан содовой воды?.. А теперь, сударь, постарайтесь забыть, что здесь есть еще свидетели вашего рассказа, и продолжайте его, как будто вас никто не прерывал.

Наш гость отпил немного воды, и краска снова вернулась к нему. Он бросил подозрительный взгляд на записную книжку сыщика и затем приступил к своему рассказу.

– Я холост, – начал он, – люблю общество, имею очень много друзей и знакомых. В числе их есть семья Мельвиль, которая живет в Кенсингтоне. Несколько недель тому назад, обедая у них, я познакомился с одним молодым человеком по фамилии Гарсиа, испанцем по происхождению, имевшим какое-то отношение к испанскому посольству. Он был очень красив собой, обладал прекрасными манерами и отлично говорил по-английски.

Вышло как-то так, что мы очень скоро подружились друг с другом. По-видимому, он с первого раза почувствовал ко мне какое-то особенное влечение, и дня через два после нашей встречи навестил меня в моем доме в Ли. Затем он пригласил меня на несколько дней к себе, в Вистариа-Лодж, где-то между Этером и Окзоттом. Я дал слово и вчера вечером отправился к нему. Раньше он говорил мне, как живет, и я знал, что у него есть слуга, говорящий по-английски, и вполне ему преданный. Он ведет все хозяйство и заботится обо всех его удобствах. Кроме того, в доме есть повар, вывезенный им из тропических стран, что, однако, не мешает ему превосходно готовить. Я помню еще, как сам Гарсиа при этом рассмеялся и заметил, что странно видеть подобных слуг в самом сердце Сюррея. Тогда я вполне согласился с ним, но, увидев вблизи, нашел их еще более странными, чем думал. Гарсиа жил в двух милях от Эшера, в довольно большом доме, который стоял немного в стороне от дороги. Широкая аллея, обсаженная высоким кустарником, вела к старому зданию, давно уже нуждавшемуся в ремонте. Когда мой экипаж подъехал по заросшей травой дороге к грязной старой двери, я невольно подумал, удобно ли с моей стороны ехать в гости к человеку, которого я почти совсем не знаю. Но он сам встретил меня в дверях и, видимо, очень обрадовался моему приезду. Он сдал меня на руки своему слуге, смуглому мрачному человеку, и тот проводил меня в мою комнату. Все кругом производило удручающее впечатление. Мы обедали вдвоем, и хотя хозяин дома всячески старался занимать меня, было ясно видно, что мысли его витают где-то далеко; он говорил так отрывисто и рассеянно, что понимать его можно было с большим трудом. Он поминутно барабанил пальцами по столу, кусал себе ногти и вообще казался очень озабоченным. Обед был сервирован очень плохо и еще хуже приготовлен, а присутствие молчаливого угрюмого слуги действовало на меня прямо угнетающим образом. Уверяю вас, что я несколько раз поднимался под каким-нибудь предлогом распроститься с хозяином и в тот же вечер вернуться к себе домой. Теперь я припоминаю еще одно обстоятельство, которое, быть может, прольет свет на темное дело, которое вам предстоит разобрать, господа. К концу обеда слуга подал своему господину какую-то записку, и я заметил, что, прочитав ее, Гарсиа сделался еще более рассеянным и странным, чем прежде. Он перестал вовсе занимать меня и весь ушел в свои мысли, выкуривая папироску за папироской. Я был рад, когда, наконец, в одиннадцать часов мог уйти к себе в комнату. Несколько времени спустя, когда в комнате у меня было темно, Гарсиа заглянул ко мне и спросил, не я ли звонил? Я сказал, что нет, и он извинился, что беспокоит меня так поздно, так как уже час ночи. Вскоре после этого я заснул и крепко проспал всю ночь.

Теперь я перехожу к самой странной части своего рассказа. Я проснулся, когда было уже совсем светло и, взглянув на часы, увидел, что уже девять часов. Накануне я просил разбудить меня непременно в восемь часов и очень удивился подобной небрежности. Вскочив, я позвонил слуге, но ответа не было. Я позвонил еще раз и, так как никто не являлся, решил, что звонок испорчен. Я поспешно оделся и в самом скверном настроении духа спустился вниз, чтобы приказать подать мне горячей воды. Представьте мое удивление, когда внизу я никого не нашел. Я вышел в переднюю и стал кричать, но опять безуспешно. Тогда я принялся осматривать комнату за комнатой. Дом был пуст. Гарсиа накануне указал мне свою спальню и, думая, что он там, я направился к нему. Я постучал в дверь, но ответа не было. Я открыл дверь и вошел в комнату. В ней никого не было, и постель была не смята. По-видимому, он исчез вместе со всеми остальными: сам хозяин, его слуга и его повар пропали бесследно за ночь. Так окончился мой визит в Вистариа-Лодж.

Шерлок Холмс в волнении потирал руки и радостно улыбался, слушая этот странный рассказ, который должен был увеличить число его удивительных приключений.

– Действительно, очень странный случай, – сказал он. – Однако, что же вы предприняли дальше?

– Я был вне себя. Мне казалось, что надо мной просто зло посмеялись. Я собрал вещи, захлопнул за собою двери и с чемоданом в руке отправился пешком в Эшер. В местной домовой конторе на мой вопрос мне сообщили, что вилла, в которой жил Гарсиа, принадлежала именно ему. Тогда я подумал, что едва ли Гарсиа хотел пошутить надо мной. Вернее было предположить, что он просто удрал совсем, чтобы не заплатить за наем виллы. Был уже март, и срок платежа за вторую треть приближался. Но, оказалось, что я ошибся. Агент заявил мне, что плата за виллу получена вперед за целую треть. Оттуда я поехал в Лондон и зашел в испанское посольство, но там даже не подозревали о существовании Гарсиа и не могли сообщить о нем никаких сведений. Тогда я направился к Мельвилю, в доме которого мне представали Гарсиа, но оказалось, что он знал о нем еще меньше, чем я. Наконец, получив от вас ответ на свою телеграмму, я поспешил к вам, зная от других, что вы всегда сумеете подать совет в трудную минуту жизни. Но, как оказывается, эти господа знают более меня, и им известно продолжение истории, которую я только что рассказал вам, и которая закончилась драмой. Это все, что я знаю; но я готов всеми силами помогать вам в раскрытии этого таинственного дела.