Текст книги "Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1"

Он взглянул на меня с удивлением и, как мне показалось, с некоторым смущением.

– Я очень увлекаюсь фотографией, – сказал он, – и устроил тут мастерскую. Однако, милая барышня, как вы наблюдательны! Кто мог бы подумать!

Он говорил шутливым тоном, но во взгляде, устремленном на меня, я прочла выражение неудовольствия и подозрения.

Ну, мистер Холмс, как только я поняла, что во флигеле есть что-то, чего я не должна знать, мной овладело страстное желание попасть туда. Это было не только пустое любопытство, хотя я и любопытна по природе. Скорее, это было чувство долга – предчувствие, что из этого выйдет что-то хорошее. Говорят о женском инстинкте, может быть, он и говорил во мне. Я твердо решилась воспользоваться первым удобным случаем, чтобы пройти в запретную дверь.

Случай этот представился только вчера. Следует сказать, что в пустом флигеле, кроме мистера Рюкенсталь, бывают также Толлер и его жена. Один раз я видела, как он пронес в дверь большой холщовой мешок. Последнее время он сильно пил, а вчера вечером был совершенно пьян. Подымаясь наверх, я заметила, что в двери торчит ключ. Наверно, его забыл Толлер. Мистер и миссис Рюкенсталь были внизу с ребенком. Случай благоприятствовал мне. Я тихо повернула ключ в замке, открыла дверь и вошла.

Передо мной был небольшой коридор; справа от него шел другой коридор, в который выходили три двери. Первая и третья вели в пустые комнаты с окнами, покрытыми густым слоем пыли. Средняя дверь была заперта на замок и, кроме того, прикрыта снаружи широким железным прутом, снятым, очевидно, с кровати; один конец шеста был прикреплен к кольцу в стене, а другой привязан веревкой. В замке ключа не было. Забаррикадированная дверь соответствовала как раз запертому окну, но по пробивавшемуся из-под нее свету я заметила, что в комнате не темно. Очевидно, там было окно наверху. Я стояла, смотря на дверь и думая, какая тайна скрывается тут, когда внезапно услышала шаги в комнате и при неясном свете, сквозившем из-под двери, увидела двигавшуюся там тень. Ужасный, безумный страх овладел мною. Натянутые нервы не выдержали – я повернулась и побежала, побежала, словно убегая от чьей-то страшной руки, старавшейся удержать меня. Я вылетела из двери и попала прямо в объятия мистера Рюкенсталь.

– Так это вы, – улыбаясь, проговорил он. – Я так и подумал, когда увидел, что дверь отперта.

– О, я так испугалась! – задыхаясь, сказала я.

– Ах, милая барышня, милая барышня! – если бы вы знали, как ласково говорил он. – Чего же вы так испугались, дорогая барышня?

Но он слишком уже ласково говорил, а потому я насторожилась.

– Я имела глупость войти в пустой флигель, – ответила я. – Но там так пусто и темно, что я испугалась и выбежала вон. И какая страшная тишина!

– И это все? – спросил он, смотря на меня проницательным взглядом.

– А что такое? – сказала я.

– Зачем, по-вашему, я запираю эту дверь?

– Право, не знаю.

– А для того, чтобы туда не ходили те, которым там делать нечего. Понимаете?

Он продолжал любезно улыбаться.

– Если бы я знала…

– Ну, теперь вы знаете. И если вы еще раз переступите этот порог… – в одно мгновение его улыбка перешла в гримасу бешенства, а лицо приняло дьявольское выражение, – я брошу вас Карло.

Я так испугалась, что, ничего не сознавая, пробежала к себе в комнату. Опомнившись, я увидела, что лежу на кровати. Тогда я подумала о вас, мистер Холмс. Мне было необходимо посоветоваться с кем-нибудь. Я боюсь жить там, боюсь мистера Рюкенсталь, его жены, прислуги, даже ребенка. Все они наводят на меня ужас. Если же вы приедете, – думала я, – все будет хорошо. Конечно, я могла бы бежать из их дома, но любопытство боролось во мне с чувством страха. Наконец я решила послать вам телеграмму, надела шляпу и пальто, пошла на телеграф, за полмили от дома, дала вам телеграмму и вернулась домой несколько успокоенной. По мере того, как я подходила к дому, мной овладел ужас при мысли, что собака спущена с цепи, но я вспомнила, что Толлер напился до полного бесчувствия, а только он имеет влияние на свирепого Карло и решается выпускать его. Я проскользнула к себе в комнату и долго не спала от радости, что увижу вас. Сегодня утром я, без всяких затруднений, получила позволение поехать в Винчестер, но должна вернуться к трем часам, потому что Рюкенстали едут в гости, а я остаюсь с ребенком… Ну, теперь я рассказала вам все свои приключения, мистер Холмс, и буду очень рада, если вы объясните мне, что все это значит, а главное – посоветуйте, что мне делать.

Холмс и я с напряженным любопытством слушали эту странную историю. По окончании ее Холмс встал со стула и стал ходить по комнате, заложив руки в карманы. Лицо его было чрезвычайно серьезно.

– Толлер все еще пьян? – спросил он.

– Да. Я слышала, как его жена говорила миссис Рюкенсталь, что ничего не может поделать с ним.

– Это хорошо. А Рюкенстали сегодня в гостях?

– Да.

– Нет ли в доме погреба с крепким замком?

– Есть. Там держат вино.

– Вы все время действовали, как храбрая, разумная женщина, мисс Гентер. Можете ли вы совершить еще один подвиг? Я не просил бы сделать это, если бы не считал вас исключительной женщиной.

– Попробую. В чем дело?

– К семи часам я и мой друг приедем в усадьбу «Под буками». Рюкенстали уедут к этому времени, а Толлер, надеюсь, будет не в состоянии понять что-либо. Остается только миссис Толлер. Если бы вы могли послать ее за чем-нибудь в погреб, а затем запереть ее там на замок, вы бы значительно помогли делу.

– Я сделаю это.

– Превосходно! Тогда мы будем в состоянии основательно исследовать это дело. Конечно, возможно только одно объяснение: вас пригласили затем, чтобы вы изображали ту, которая заключена в известной вам комнате. Это вполне ясно. И если не ошибаюсь, узница не кто иная, как мисс Алиса Рюкенсталь, которая, как рассказывают, уехала в Америку. Без сомнения, избрали именно вас, как похожую на нее ростом, фигурой и цветом волос. Ее остригли, вероятно, после какой-нибудь болезни – вот почему и вам пришлось пожертвовать своими волосами. По странной случайности вам попалась ее коса. Человек, которого вы видели на дороге, несомненно, ее друг, а может быть, и жених. Видя вас в платье Алисы и так похожей на нее, он, по вашему смеху и жестам, заключил, что мисс Рюкенсталь вполне счастлива и не нуждается более в его любви. Собаку выпускают ночью, чтобы помешать ему видеться с девушкой. До сих пор все ясно. Самым серьезным обстоятельством в деле является характер ребенка.

– Какое отношение это может иметь к делу?! – вскрикнул я.

– Дорогой мой Ватсон, вы, как врач, постоянно определяете наклонности ребенка, изучая его родителей. Разве не может быть обратно? Я часто распознавал характер родителей, наблюдая их детей. Этот ребенок неестественно жесток; унаследовал ли он эту жестокость от вечно улыбающегося отца (что, по-моему, весьма вероятно) или от матери – во всяком случае, плохо бедной девушке, попавшей в их руки.

– Я уверена, что вы правы, мистер Холмс, – сказала наша клиентка. – Теперь мне припоминаются тысячи мелочей, по которым я вижу, что ваши предположения вполне справедливы. О, не будем терять времени и поможем несчастной!

– Надо действовать осторожно, так как мы имеем дело с чрезвычайно хитрым человеком. В семь часов мы будем у вас и, вероятно, скоро выясним дело.

Ровно в семь часов мы подошли к усадьбе, оставив экипаж на постоялом дворе. По букам, темные листья которых отливали темным золотом при последних лучах заходящего солнца, мы узнали бы дом, даже если бы мисс Гентер не встретила нас на крыльце.

– Устроили? – спросил Холмс.

Откуда-то снизу доносился громкий стук.

– Это стучит миссис Толлер в погребе, – сказала мисс Гентер. – Муж ее храпит на полу в кухне. Вот его ключи; такие же есть и у мистера Рюкенсталь.

– Прекрасно оборудовали дело! – в восторге вскрикнул Холмс. – Теперь ведите нас, и мы скоро покончим с этой темной историей.

Мы отперли дверь, прошли коридор и очутились перед запертой дверью, которую описывала нам мисс Гентер. Холмс перерезал веревку и снял засов. Он попробовал несколько ключей, но безуспешно. Изнутри ничего не было слышно, и лицо Холмса омрачилось.

– Надеюсь, мы не опоздали, – проговорил он. – Я думаю, мисс Гентер, мы лучше войдем одни, без вас. Ну, идите сюда, Ватсон, посмотрим, не удастся ли нам сломать дверь.

Дверь была старая и сразу подалась. Мы бросились в комнату. Она была пуста. Кроме кровати, столика и корзины белья в ней ничего не было. Окно наверху оказалось открытым, а узница исчезла.

Оружие

Охотничий хлыст Шерлока Холмса

Во времена Холмса в Англии в свободном обращении находилось около четверти миллиона револьверов. Оружие запрещалось продавать только «пьяным и сумасшедшим». Холмс и Ватсон имели оружие, но применяли его крайне редко. Полагают, что они оба были обладателями револьверов «Webley» («Уэбли»), различные модели которого были в ходу в Британской армии в 1880–1940 годах. Этот револьвер имел переломную рамку, ствол откидывался для перезарядки барабана. По мнению других «холмсоведов» легендарный сыщик был вооружен пятизарядным короткоствольным револьвером «Бульдог», появившимся в продаже в конце 1870-х годах. Это компактное оружие обычно носили без кобуры в карманах верхней одежды. Перезаряжался он через дверцу в задней части за барабаном.

Оружие в викторианской Англии продавалось совершенно свободно – как трость или зонтик. Никто не спрашивал вероисповедания, и не интересовался принадлежностью к той или иной партии. Государство и общество смирилось со свободным оборотом оружия, тем более что многие офицеры, прибывшие после колониальных войн обратно на родину, обязательно оставляли себе личное оружие и на память, и для самообороны. Оружие в то время было достаточно дорогой вещью, и позволить его себе могли только весьма обеспеченные джентльмены. Уличная преступность предпочитала тихие и дешевые ножи и удавки, и при этом часто страдала от пуль законопослушных джентльменов, не желавших расставаться со своими кошельками и часами.

Холмс почти всегда имел при себе, как истинный джентльмен, трость. Он несколько раз использует ее как оружие, в частности, чтобы отогнать ядовитую змею в рассказе «Пестрая лента». В «Этюде в багровых тонах» Ватсон описывает своего друга как человека, прекрасно владеющего шпагой. В рассказе «Глория Скотт» Холмс упражняется в фехтовании. В некоторых ситуациях он появляется, вооруженный охотничьим хлыстом. Часто он в борьбе с противниками использует навыки рукопашные навыки и всегда выходит победителем.

Револьвер «Уэбли»

– Тут произошло нечто скверное, – сказал Холмс. – Молодец пронюхал о намерениях мисс Гентер и похитил свою жертву.

– Но как?

– Через слуховое окно. Сейчас мы увидим, как он это сделал.

Холмс влез на крышу.

– Ага! – крикнул он. – Вот тут приставлена лестница. По ней он и спустился.

– Это невозможно, – возразила мисс Гентер. – Лестницы здесь не было, когда уезжали Рюкенстали.

– Он вернулся домой и приставил ее. Повторяю, он умный и опасный человек. Я не удивляюсь, если он сейчас придет сюда. Смотрите, Ватсон, держите револьвер наготове.

Он только успел проговорить эти слова, как в дверях комнаты показался очень толстый мужчина с тяжелой дубиной в руках. При виде его мисс Гентер вскрикнула и прижалась к стене, Шерлок Холмс подскочил к нему и закричал:

– Негодяй! Где ваша дочь?

Толстяк оглядел всех нас, потом взглянул на открытое слуховое окно.

– Я должен вас спросить об этом! – громко крикнул он. – Негодяи, шпионы, воры! Я поймал вас! Вы в моих руках! Погодите, голубчики.

Он повернулся и быстро побежал вниз.

– Он побежал за собакой! – вскрикнула мисс Гентер.

– У меня есть револьвер, – сказал я.

– Закройте лучше входную дверь, – заметил Холмс, и мы все бросились на лестницу. Но едва мы успели добежать до передней, как на дворе послышался сначала лай собаки, а затем ужасный, раздирающий душу крик. Какой-то пожилой человек с красным лицом, шатаясь, вышел из боковой двери.

– Боже мой! – вскрикнул он. – Кто-то отвязал собаку. Ее не кормили два дня. Скорей, скорее! Не то будет поздно!

Мы с Холмсом выбежали на двор, Толлер за нами. Громадное голодное животное вцепилось в горло Рюкенсталю, который корчился на земле и кричал от боли. Я подбежал к собаке и выстрелил в упор. Она упала, не разжимая своих острых белых зубов. С большим трудом мы разжали ей челюсти и внесли в дом Рюкенсталя, живого, но страшно изуродованного. Мы положили его в гостиной на диван и послали отрезвившагося Толлера за мисс Рюкенсталь, а я сделал, что мог, чтоб облегчить его страдания. Мы все стояли вокруг раненого, когда вдруг отворилась дверь и в комнату вошла высокая неуклюжая женщина.

– Миссис Толлер! – вскрикнула мисс Гентер.

– Да, мисс. Мистер Рюкенсталь выпустил меня, когда вернулся домой. Ах, мисс, жаль, что вы не открыли мне своих планов, Я бы сказала вам, что ваши труды напрасны.

– Ага! – сказал Холмс, пристально смотря на нее. – Очевидно, миссис Толлер знает больше всех остальных.

– Да, сэр, знаю и готова все рассказать.

– Тогда присядьте, пожалуйста; мы послушаем. Сознаюсь, что тут многое еще неясно для меня.

– Сейчас я объясню вам все, – сказала она. – Рассказала бы и раньше, если бы меня выпустили из погреба. Если дело дойдет до суда, – помните, что я ваш друг и была всегда другом мисс Алисы.

Мисс Алиса не была вообще счастлива с тех пор, как отец ее женился во второй раз. Она не имела никакого голоса в доме, и жилось ей плохо, но стало еще хуже с тех пор, как она познакомилась с мистером Фоулером. Насколько я знаю, у мисс Алисы есть свое отдельное состояние, но она так тиха и терпелива, что предоставляла мистеру Рюкенсталю распоряжаться всем. Он знал, что все изменится, когда появится жених, который потребует выдачи состояния, принадлежащего невесте. Тогда мистер Рюкенсталь начал уговаривать ее подписать бумагу, что она предоставляет ему пользоваться ее имуществом и в том случае, если выйдет замуж. Он так мучил ее этими уговорами, что у нее сделалось воспаление мозга, и в продолжение шести недель она была при смерти. Наконец, ей сделалось лучше, но от нее осталась лишь тень, – чудные ее волосы были обрезаны. Однако, молодой человек остался верен ей и любил ее по-прежнему…

– Ага! – сказал Холмс. – Теперь я все понимаю. Мистер Рюкенсталь решился прибегнуть к системе одиночного заключения?

– Да, сэр.

– И привез мисс Гентер из Лондона сюда, чтобы избавиться от неприятного постоянства мистера Фоулера?

– Да, сэр.

– Но мистер Фоулер, как настойчивый человек – каким и следует быть истому моряку, – повел осаду на дом и, встретившись с вами, убедил вас с помощью денег или иных аргументов, что ваши интересы совпадают с его интересами.

– Мистер Фоулер очень милый щедрый господин, – невозмутимо сказала миссис Толлер.

– И, таким образом, он устроил, что у вашего мужа было всегда достаточно водки, а лестница была приготовлена, как только хозяин ушел из дома.

– Так точно, сэр.

– Простите нас за причиненное вам беспокойство, миссис Толлер, – сказал Холмс. – Вы, действительно, разъяснили нам все, как нельзя лучше. Вот идет врач и миссис Рюкенсталь. Я думаю, Ватсон, нам нужно проводить мисс Гентер в Винчестер. Наше присутствие здесь едва ли желательно.

Так была раскрыта тайна усадьбы «Под буками». Мистер Рюкенсталь не умер, но остался навсегда калекой, поддерживаемым заботами его преданной жены. Они все еще живут со своими старыми слугами, которые, вероятно, слишком хорошо знают их прежнюю жизнь. Мистер Фоулер и мисс Рюкенсталь повенчались на другой же день после побега. Мистер Фоулер занимает теперь какой-то пост на острове Святого Маврикия. Что касается мисс Виолетты Гентер, то, к сожалению, мой приятель Холмс перестал интересоваться ею, как только узнал, в чем состояла тайна семьи Рюкенсталей. Теперь она – начальник частного училища в Уольсалле и, кажется, ведет свое дело очень успешно.

Записки о Шерлоке Холмсе
Рассказы

Исчезновение Сильвера Блэза

– Боюсь, что мне придется ехать, Ватсон, – сказал Холмс однажды утром во время завтрака.

– Ехать! Куда?

– В Дартмур, в Кингс-Пайленд.

Меня это нисколько не удивило. Наоборот, мне казалось странным, что он до сих пор не принимал участия в расследовании этого необыкновенного дела, о котором в последнее время говорила вся Англия. Накануне мой приятель, нахмурив брови и низко склонив голову, целый день бродил по комнате из угла в угол, не обращая ни малейшего внимания на мои вопросы и замечания. Поминутно набивая трубку крепчайшим черным табаком, он наскоро проглядывал свежие газеты, доставляемые почтовым агентством, и тотчас же бросал их в угол. Но, несмотря на его молчание, я прекрасно догадывался, чем занята его голова. В настоящее время существовало только одно дело, способное привлечь к себе внимание Холмса и разбудить его способность к аналитическому мышлению – это внезапное исчезновение Сильвера Блэза, фаворита предстоящих скачек на кубок Уэссекса, и трагическое убийство его тренера. Поэтому, когда Холмс внезапно заговорил о предстоящей поездке в Кингс-Пайленд, где произошли указанные события, меня это не удивило: я услышал от него именно то, что ожидал и надеялся услышать.

– Я был бы очень рад поехать с вами, если только не помешаю, – сказал я.

– Дорогой Ватсон, вы сделаете мне величайшее одолжение, поехав со мной. И думаю, что не пожалеете, поскольку некоторые обстоятельства указывают на то, что этот случай в своем роде уникальный. Если мы отправимся в Паддингтон прямо сейчас, то, думаю, успеем попасть на ближайший поезд. Во все детали я посвящу вас по дороге. Да, и еще: нам может пригодиться ваш превосходный полевой бинокль. Сделайте одолжение, захватите его с собой.

Примерно через час после этого разговора я сидел у окна в купе первого класса поезда, мчавшегося в направлении Эксетера. Мой приятель Шерлок Холмс, чье худощавое проницательное лицо было наполовину скрыто козырьком дорожной шапочки с наушниками, расположился напротив и поспешно пробегал глазами газеты, купленные им на Паддингтонском вокзале. Мы уже проехали Ридинг, когда он сунул под сиденье последний газетный лист и протянул мне портсигар.

– Хорошо едем, – сказал он, сперва выглянув в окно, а затем переведя взгляд на свои часы. – Делаем по пятьдесят три с половиной мили в час.

– Я не видел здесь столбиков, на которых указаны мили.

– Я тоже. Но на этой линии телеграфные столбы установлены на расстоянии шестидесяти ярдов друг от друга, следовательно, высчитать скорость поезда проще простого. Вы, вероятно, уже знакомы с делом об убийстве Джона Стрэкера и исчезновении Сильвера Блэза?

– Только по сообщениям газет.

– Это одно из тех дел, в котором все возможности логического мышления необходимо использовать скорее для анализа уже имеющихся в наличии фактов, чем для поиска новых улик. Случившееся настолько трагично и необыкновенно, имеет такое важное значение для многих людей, что полиция буквально завалена всевозможными гипотезами, догадками и предположениями. Вся трудность состоит в том, чтобы выделить факты – несомненные, неопровержимые факты – из этой лавины досужих измышлений теоретиков и газетных писак, создав фундамент для последующего анализа. Затем, утвердившись на прочном основании этих железобетонных фактов, будем строить наши умозаключения и попытаемся установить главные пункты, определяющие суть этого таинственного происшествия. Во вторник вечером я получил две телеграммы: от полковника Росса, владельца лошади, и от инспектора полиции Грегори, который занимается этим делом. Каждый из них просит меня принять участие в расследовании.

– Телеграммы получены во вторник вечером, а сейчас уже утро четверга! – вскрикнул я. – Почему же вы не поехали туда вчера?

– Это была моя ошибка, дорогой Ватсон. К сожалению, подобное случается и со мной, причем намного чаще, чем могут представить те, кто знает обо мне исключительно из ваших записок. Дело в том, что я и мысли не мог допустить, чтобы можно спрятать лучшего скакуна Англии, особенно в такой безлюдной местности, как северная часть Дартмура. Вчера я с часу на час ожидал известия, что лошадь найдена, а ее похититель является убийцей Джона Стрэкера. Но когда на следующее утро стало известно, что ничего не изменилось, если не считать ареста молодого Фицроя Симпсона, я решил, что это дело требует моего участия. Но все же я не стал бы считать вчерашний день потерянным.

– У вас появилась какая-то версия?

– По крайней мере, я отобрал главные факты. Я перечислю их вам, поскольку не существует лучшего способа уяснить суть дела, чем поведать его подробности другому человеку. Да и вы скорее сумеете мне помочь, если я покажу вам отправную точку.

Я откинулся на подушки и закурил сигару, а Холмс, для наглядности водя длинным указательным пальцем по ладони левой руки, стал описывать события, которые, собственно, и послужили поводом к данной поездке.

– Сильвер Блэз, – начал он, – потомок Самоцвета и в полной мере унаследовал блестящие качества, присущие своему отцу. Сейчас ему исполнилось пять лет; и вот уже три года подряд его счастливому обладателю, полковнику Россу, доставались все призы со скачек, в которых он участвовал. До того, как случилось несчастье, Сильвер Блэз считался основным претендентом на победу в кубке Уэссекса. Пари на него заключались из расчета три к одному. Он всегда был главным фаворитом скаковой публики и никогда не обманывал ее ожиданий. Потому на него постоянно ставились огромные суммы, даже когда в одном забеге с ним участвовали лучшие лошади Англии. Естественно, что многие были заинтересованы в том, чтобы в будущий вторник не допустить появления Сильвера Блэза у стартового флажка.

Разумеется, с этим фактом считались в Кингс-Пайленде, где расположены тренировочные конюшни полковника Росса. Для охраны фаворита были приняты все меры предосторожности. Его тренер Джон Стрэкер – сам бывший жокей, выступавший в цветах полковника Росса пять лет, пока не стал слишком тяжелым для положенного веса. Последние семь лет он служил у полковника тренером и на этом поприще зарекомендовал себя усердным и честным слугой. Под началом у него состояло три конюха, поскольку в небольшой конюшне содержалось только четыре лошади. Один из них по ночам дежурил в конюшне, а другие спали на сеновале. Все трое – абсолютно надежные парни. Джон Стрэкер вместе со своей женой жил в небольшом коттедже, ярдах в двухстах от конюшни. Детей у них не было; они держали одну прислугу, которая готовила и убирала в доме. Стрэкер получал неплохое жалованье и пользовался известным комфортом. Местность кругом уединенная, но приблизительно в полумиле к северу находится несколько вилл, выстроенных каким-то подрядчиком из Тэвистока, для больных и для желающих пользоваться чистым дартмурским воздухом. Сам Тэвисток лежит на две мили к западу, а по другую сторону болота, также в двух милях, находится Кейплтон – поместье, принадлежащее лорду Бэкуотеру. В нем также имеется конюшня, управляемая Сайлесом Броуном. Лошадей там побольше, чем в Кингс-Пайленде. На много миль вокруг раскинулись поросшие редким кустарником пустоши, где лишь изредка можно встретить бродячих цыган. За исключением этого, местность совершенно пустынна. Такова была обстановка на месте трагедии, происшедшей в ночь с понедельника на вторник.

В этот вечер, не позднее девяти часов, лошадей, как обычно, заперли в конюшне после тренировки и водопоя. Двое конюхов пошли ужинать на кухне у тренера; третий – Нэд Хантер – остался дежурить на конюшне. Некоторое время спустя, в начале десятого, служанка, ее имя Эдит Бакстер, понесла ему ужин – тушеную баранину с чесночной приправой. Она не взяла с собой никакого питья, так как на конюшне имеется бочка с водой, а пить чего-либо другого дежурному не полагается. Девушка шла с фонарем, поскольку уже стемнело, а тропинка к конюшне петляла в густом кустарнике. Эдит Бакстер была ярдах в тридцати от конюшни, когда из окружавшей темноты внезапно появился какой-то человек и приказал ей остановиться.

Когда он вступил в круг желтого света, бросаемого фонарем, девушка увидала перед собой мужчину, с виду джентльмена – в сером твидовом костюме и в суконной фуражке. На ногах у него были гамаши, а в руках палка с тяжелым набалдашником. Смертельная бледность его лица и нервные манеры поразили Эдит. На вид он ей показался скорее старше, чем моложе, тридцати лет.

– Можете вы сказать мне, где я нахожусь? – спросил он. – Я уже думал, что мне придется ночевать в болоте, когда вдруг увидал свет вашего фонаря.

– Вы около кингс-пайлендских конюшен, – ответила она.

– В самом деле! Вот так удача! – вскрикнул незнакомец. – Я слышал, что там каждую ночь дежурит один из конюхов. – А вы, вероятно, несете ему ужин? Ну, я думаю, вы не откажетесь заработать себе на новое платье, не правда ли?

Он вынул из кармана жилета сложенный лист белой бумаги.

– Постарайтесь передать это конюху сегодня же, и у вас будет самое красивое платье, какое только можно прибрести за деньги.

Его возбужденное состояние испугало девушку, и она пробежала мимо него к окну, через которое обычно подавала ужин. Окно было уже открыто, и Хантер сидел возле него за маленьким столом. Только служанка начала рассказывать о том, что с ней случилось, как незнакомец возник из темноты и тоже заглянул в окно.

– Добрый вечер, – сказал он, – мне нужно с вами поговорить об одном деле.

Девушка клянется, что видела уголок бумажки, сжатой в его руке, когда он произносил эти слова.

– О каком еще деле? – недружелюбно спросил конюх.

– О том, которое может быть выгодным для вашего кармана, – ответил незнакомец. – У вас две лошади заявлены на скачках за Уэссекский приз – Сильвер Блэз и Баярд. Сообщите всего лишь некоторые сведения о них и не останетесь внакладе. Правда ли взвешивание показало, что Баярд может на сто ярдов обогнать Сильвера Блэза на дистанции в две с половиной мили, и что конюшня ставит именно на него?

– Ах, так вы один из этих проклятых шпионов! – крикнул конюх. – Ну, сейчас вы увидите, как мы встречаем их в Кингс Пайленде!

Он вскочил с места и бросился на другой конец конюшни, чтобы спустить собаку. Девушка побежала к дому, но на бегу обернулась и увидала, что незнакомец просунул голову в окно. Однако, когда Хантер, минуту спустя, выбежал с собакой, тот исчез, как сквозь землю провалился. Конюх обошел всю территорию, но никого не обнаружил.

– Погодите! – перебил я Холмса. – Когда конюх выбежал с собакой во двор, он закрыл за собой двери?

– Великолепно, Ватсон, просто великолепно! – проговорил мой приятель. – Я тоже обратил внимание на это важное обстоятельство и вчера отправил в Дартмур срочную телеграмму, чтобы внести ясность в этот вопрос. Так вот: выбежав во двор, конюх, тем не менее, дверь запер. А окошко, как выяснилось, достаточно узкое для обычного человека; через него не пролезть. Хантер, дождавшись возвращения своих товарищей с ужина, послал одного из них рассказать тренеру о происшествии. Получив это известие, Стрэкер хотя и встревожился, но, кажется, не вполне осознал истинное значение случившегося. Но его, видимо, не покидало чувство смутной тревоги, потому что миссис Стрэкер, проснувшись в час ночи, увидела, что муж одевается. На ее недоуменный вопрос он ответил, что не может уснуть, поскольку беспокоится о лошадях, и хочет пройти в конюшню, дабы убедиться, что там все в порядке. Жена уговаривала его остаться, так как дождь уже начал с силой барабанить в окна, но он все-таки надел непромокаемый плащ и ушел.

Проснувшись в семь часов утра, миссис Стрэкер обнаружила, что ее муж еще не возвратился. Наскоро одевшись, она кликнула служанку и пошла в конюшню. Дверь была распахнута. Хантер, скорчившись, сидел за столом в полной прострации, стойло фаворита было пусто – и никаких следов тренера. Были немедленно разбужены двое конюхов, спавших на сеновале, но оба ночью ничего не слышали, так как спали очень крепко. Хантер находился, вероятно, под воздействием какого-то усыпляющего вещества, и добиться от него внятного разъяснения было невозможно. Потому решено было дать ему выспаться, а обе женщины вместе с другими конюхами занялись поисками пропавших. У них все еще теплилась надежда, что тренер вывел лошадь на утреннюю тренировку, но взойдя на пригорок, расположенный неподалеку от конюшни, с которого хорошо просматривалась вся окрестность, они не только не увидели фаворита, но и обнаружили нечто, указывавшее на произошедшую здесь трагедию. На кусте терновника, росшем примерно в четверти мили от конюшни, болтался под порывами ветра плащ Джона Стрэкера. Подбежав поближе, они обнаружили, что сразу за кустарником начинается небольшой овражек, на дне которого лежало тело несчастного тренера. Череп его был проломлен каким-то тяжелым предметом, а на бедре виднелась резаная рана, нанесенная, очевидно, чем-то чрезвычайно острым. Было очевидно, что Стрэкер отбивался до последнего: в его правой руке был маленький нож, по самую рукоятку перемазанный кровью, а левая сжимала красный с черным шелковый галстук – тот самый, который, как показала служанка, был повязан на незнакомце, приходившем в конюшню накануне вечером. Позже пришедший в себя Хантер подтвердил это. Он также был убежден в том, что незнакомец подсыпал ему в баранину какой-то препарат в тот момент, когда находился у окна, и таким образом лишил конюшню сторожа. Что же касается пропавшего фаворита, то многочисленные следы в грязи, в изобилии покрывавшей дно злосчастного оврага, указывали на то, что во время борьбы он находился здесь же. Но затем исчез. И хотя владелец объявил солидное вознаграждение, а всех цыган, находившихся в окрестностях Дартмура и, кстати, принявших активное участие в поисках, с пристрастием допросили, о Сильвере Блэзе не было ни слуху ни духу. И последнее: анализ остатков ужина конюха показал наличие в нем значительной дозы опиума; между тем, все остальные обитатели дома ели ту же пищу без всяких последствий. Таковы основные факты данного дела, если очистить их от примеси разного рода предположений.

Теперь я расскажу о том, что было предпринято полицией. Инспектор Грегори, которому поручено расследование этого дела, – человек очень энергичный. Ему бы еще капельку воображения, и он, несомненно, достиг бы вершин в своей профессии. Прибыв на место происшествия, он первым делом арестовал человека, на которого падало главное подозрение. Найти его было совсем несложно, поскольку он был хорошо известен в округе. Зовут его Фицрой Симпсон. Он человек знатного происхождения, получил прекрасное образование, но проиграл все свое состояние на скачках. Теперь он ведет тихий образ жизни и зарабатывает на хлеб тем, что занимается букмекерством в лондонских спортивных клубах. Изучение его записной книжки показало, что им сделаны ставки против фаворита на общую сумму около пяти тысяч фунтов стерлингов. Когда его арестовали, он признался, что прибыл в Дартмур, надеясь раздобыть некоторые сведения о лошадях из кингс-пайлендской конюшни, а также о Десборо – втором фаворите, находящемся в Кейплтоне на попечении Сайлеса Броуна. Он и не отрицал своего появления в Кингс-Пайленде накануне вечером, но заявил, что не имел никаких дурных намерений, а только хотел получить сведения из первых рук. Когда ему предъявили галстук, он сильно побледнел и совершенно не мог объяснить, каким образом тот оказался в руках убитого. Мокрая одежда Симпсона свидетельствовала, что предыдущей ночью он попал под дождь, а его суковатая палка с тяжелым свинцовым набалдашником вполне могла быть тем самым предметом, которым проломили голову тренеру. Но с другой стороны, на нем самом не оказалось ни малейшей царапины, тогда как окровавленный нож Стрэкера неопровержимо свидетельствует, что, по меньшей мере, один из нападавших должен был получить серьезные ранения. Вот, собственно, и вся история, Ватсон, и если вы обнаружите что-либо, способное прояснить это дело, то буду вам бесконечно признателен.