Текст книги "Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1"

Часть вторая
Чистильщики

Глава I. Действующее лицо

Дело происходило 4 февраля 1875 года. Стояла студеная зима, густой снег покрывал ущелья гор Джильмертон. Тем не менее, паровая машина освобождала от снега железнодорожный путь, и вечерний поезд медленно, с пыхтением полз по линии, соединяющей множество угольных и железнодорожных поселков. Он поднимался по крутому откосу, который ведет от Стегвилля, расположенного на низменности, к Вермисе, центральному городу, стоящему в верхней части одноименной долины. От этого пункта путь направляется к Бартену, к Хельмделе и к чисто земледельческой области Мертон. Тянулась только одна пара рельс, но на каждом запасном пути (а их было видимо-невидимо) длинные вереницы платформ, нагруженных углем и железной рудой, говорили о скрытом богатстве, которое привлекло в долину Вермисы людей и породило кипучую жизнь в этом унылом уголке Соединенных Штатов.

Действительно, унылое место! Вряд ли первый пионер, пересекший его, представлял себе, что самые прекрасные прерии, самые роскошные пастбища не имеют цены в сравнении с мрачной областью, покрытой черными утесами и лесом. Над темным, нередко труднопроходимым бором, одевавшим откосы гор, поднимались высокие обнаженные вершины и вечные снега; между скалами извивалась долина, по которой полз маленький поезд.

В переднем пассажирском вагоне, вмещавшем всего человек двадцать-тридцать, только что зажгли лампы. Они слабо освещали пассажиров, в основном рабочих, закончивших свой дневной труд в более низкой части долины и возвращавшихся домой.

Судя по их внешнему виду, по крайней мере, человек двадцать были шахтерами. Они сидели вместе, курили и тихо разговаривали, время от времени поглядывая в противоположную сторону вагона, где помещалось двое людей в полицейских мундирах. Еще в вагоне было несколько женщин, двое-трое путешественников и довершали компанию местные мелкие лавочники. В углу же, поодаль ото всех, сидел молодой человек. Он-то нас и интересует. Присмотритесь к нему хорошенько – стоит. Он среднего роста, со свежим цветом лица, и ему нельзя дать больше двадцати девяти лет. Его проницательные, полные жизни серые глаза поблескивают, когда он через очки осматривает окружающих. Сразу видно, что у молодого путешественника общительный характер и ему хочется дружить со всеми людьми. Каждый бы подумал, что это простой малый, всегда готовый ответить заговорившему с ним и посмеяться. Между тем, вглядевшись в него пристальнее, наблюдатель различит выражение силы в очертаниях его подбородка и мрачную складку сжатых губ, говорившую, что под внешним добродушием этого молодого ирландца кроется неведомая глубина, что он неминуемо оставит хороший или дурной след в каждом обществе, в которое его занесет судьба.

Молодой человек дважды попробовал заговорить с ближайшим к нему шахтером, но, получив краткие, неприветливые ответы, умолк и стал хмуро смотреть из окна на мелькающий мимо пейзаж. Невеселые картины: сквозь собирающийся сумрак пробивался красный отсвет горнов, раскиданных по откосам гор; большие груды шлака и золы громоздились по обеим сторонам железнодорожной линии, а над ними поднимались вышки угольных шахт; тесные группы жалких деревянных домиков, окна которых начали освещаться, размещались там и сям по пути; на частых станциях толпились их закопченные обитатели. Рудные и угольные долины области Вермисы не привлекали культурных или праздных людей. Повсюду виднелись следы жестокой борьбы за существование, необходимости тяжелого труда и присутствия грубых сильных людей, которые исполняли нелегкое дело.

На лице молодого путешественника, который смотрел на мелькавшую мимо унылую местность, выражалось смешанное чувство отвращения и любопытства, и это доказывало, что он впервые видит ее. Несколько раз, достав из кармана письмо, ирландец пробегал его глазами и что-то писал сбоку; однажды он вынул из-за пояса вещь, которая, казалось, не отвечала характеру человека с добродушным видом, а именно – крупный револьвер. Он повернул его к свету, и блики на краях медных патронов в барабане показали, что оружие заряжено. Ирландец быстро спрятал револьвер в карман, однако рабочий, севший на соседнюю скамью, успел заметить его.

– Ага, друг, – бросил он, – вы, по-видимому, наготове?

Молодой ирландец улыбнулся с некоторым замешательством.

– Да, – сказал он, – там, откуда я еду, оружие иногда бывает нужно.

– Где же это место?

– В Чикаго.

– Вы не были здесь?

– Нет.

– Может быть, вы узнаете, что оружие пригодится вам и у нас, – сказал рабочий.

– Да? – спросил путешественник заинтересованно.

– Разве вы не слышали, что здесь делается?

– Ничего, кроме самых обыкновенных вещей.

– А я думал, что повсюду говорят о нас. Но вы услышите скоро многое. Что заставило вас приехать сюда?

– Я слышал, что здесь всякий находит себе работу.

– Вы принадлежите к Рабочему Союзу?

– Конечно.

– В таком случае, я думаю, вы получите работу. У вас здесь есть друзья?

– Еще нет, но я могу приобрести их.

– Каким образом?

– Я принадлежу к старинному ордену масонов. В каждом городе есть ложа, а где есть наша ложа, там у меня есть друзья.

Замечание ирландца произвело странное действие на его собеседника. Рабочий подозрительно осмотрел остальных пассажиров. Шахтеры по-прежнему шептались между собой. Полицейские дремали. Рабочий поднялся со своего места и, сев рядом с молодым ирландцем, протянул ему руку.

– Сюда, – сказал он.

Они обменялись рукопожатием.

– Я вижу, вы сказали правду, но лучше удостовериться.

Правой рукой он дотронулся до своей правой брови. Ирландец тотчас же поднес левую руку к левой брови.

– Темные ночи неприятны, – сказал рабочий.

– Да, для странствующих иностранцев, – ответил молодой человек.

– Этого достаточно. Я брат Сканлен, триста сорок первая ложа, долина Вермисы. Я рад видеть вас в нашей местности.

– Спасибо. Я брат Джон Макмурдо, ложа двадцать девятая, Чикаго. Мастер Скотт. Я рад, что встретился с братом.

– В округе нас много. Нигде в Штатах так не процветает орден, как здесь. Но молодцы вроде вас нам нужны. Одного не понимаю, как здоровый человек из Рабочего Союза не нашел себе дела в Чикаго.

– У меня было много возможностей получить заработок, – сказал Макмурдо.

– Так почему же вы уехали?

Макмурдо кивнул головой в сторону полицейских и улыбнулся.

– Эти двое, вероятно, с удовольствием бы узнали о причине моего переселения, – сказал он.

Сканлен сочувственно крякнул, глядя на полицейских.

– Были неприятности? – шепотом спросил он.

– Большие.

– Исправительная тюрьма?

– И остальное.

– Ведь не убийство же?

– Еще рано толковать о таких вещах, – ответил Макмурдо с видом человека, невольно сказавшего больше, чем хотел. – У меня имелись собственные причины для отъезда из Чикаго. Кто вы такой, чтобы задавать подобные вопросы?

Серые глаза ирландца внезапно загорелись опасным гневом, блестя за стеклами очков.

– Полно, друг. Я не хотел вас обидеть. Наши ребята не будут относиться к вам хуже, чтобы вы ни сделали. Куда вы теперь?

– В Вермису.

– Третья остановка. Где вы поселились?

Макмурдо вынул письмо и поднес его к тусклой коптящей лампе.

– Вот адрес: Джекоб Шефтер, улица Шеридана. Этот меблированный дом мне рекомендовал один мой знакомый в Чикаго.

– Я не знаю этот дом, так как живу в Хобсоне. Кстати, мы подходим к моей станции. На прощанье я хочу дать вам один совет. Если у вас будут какие-нибудь неприятности в Вермисе, идите прямо в Дом Союза и спросите хозяина Макгинти. Он мастер Вермисской ложи, и в этой округе все делается так, как хочет Черный Джек Макгинти. Вот и все. Может быть, мы встретимся в ложе. Только запомните мои слова; в случае беды – идите к Макгинти.

Сканлен вышел из вагона, и Макмурдо снова остался один со своими мыслями. Уже совсем стемнело; пламя горнов крутилось среди мрака. На этом кровавом фоне то сгибались, то выпрямлялись темные силуэты, они кривились, поворачивались, как винты, под ритм несмолкаемого лязга железа, грохота и рева пламени.

– Вероятно, таков ад, – произнес чей-то голос.

Макмурдо оглянулся и увидел, что один из полицейских всматривался в эту огненную пустыню.

– Верно, – сказал второй, – я думаю, что ад должен быть именно таким… Полагаю, вы только что приехали, молодой человек?

– Вам-то что до этого? – мрачно ответил Макмурдо.

– А вот что, мистер, я посоветовал бы вам осторожнее выбирать себе друзей. На вашем месте я не связывался бы на первых порах со Сканленом или с кем-нибудь из его шайки.

– Вам-то что за дело, кто мои друзья? – прогремел Джон таким голосом, что головы всех пассажиров повернулись в их сторону. – Я что – просил вашего совета? Или вы считаете меня молокососом, который не может шагу ступить без помочей?..

Он, глядя на констеблей, вытянул шею и широко оскалился, точно злая собака. Тяжеловесных добродушных полицейских ошеломило необыкновенное ожесточение, вызванное их дружеским обращением.

– Не обижайтесь, – сказал один из них. – Мы говорили для вашего же блага. Ведь вы новичок в долине Вермисы.

– Да, это место я не знаю, но мне знакомы вы и вам подобные, – с холодным бешенством произнес Макмурдо. – Я думаю, вы повсюду одинаковы и везде лезете с советами, которых никто не просит.

Полицейский улыбнулся.

– Может статься, мы скоро познакомимся с вами ближе.

– Я вас не боюсь, – произнес ирландец. – Меня зовут Джек Макмурдо. Слышали? И если я вам понадоблюсь, вы найдете меня в Вермисе, на улице Шеридана у Шефтера. Видите, я не прячусь от вас.

Бесстрашное заявление новенького вызвало ропот сочувствия и восхищения в группе рудокопов. Двое полицейских, пожав плечами, продолжили разговор между собой. Прошло несколько минут, поезд вошел в плохо освещенный вокзал, и пассажиры высыпали из вагонов. Город Вермиса являлся главным пунктом на всей линии. Макмурдо поднял свой кожаный ручной саквояж и уже двинулся в темноту, когда один из шахтеров подошел к нему.

– Ей Богу, вы умеете разговаривать с этими молодчиками, – уважительным тоном сказал он. – Было приятно вас слушать. Давайте я покажу вам дорогу. Мне все равно идти мимо дома Шефтера.

Они вместе спустились с платформы.

– Спокойной ночи, – послышалось из группы остальных рабочих.

Еще не ступив на почву Вермисы, буйный Макмурдо приобрел известность. Окрестности города казались обителью ужаса, а сама Вермиса была унылым местом. В длинной долине чувствовалось, по крайней мере, мрачное величие, оно сказывалось в огромных пылающих горнах и клубах дыма; деятельность человека воздвигала себе памятники в виде туннелей в горах. Город же служил воплощением безобразия и нищеты. Широкая улица была покрыта грязным снегом, превращенным в непривлекательную кашу. По ее краям тянулись узкие, неровные тротуары. Многочисленные газовые фонари только яснее показывали длинные ряды деревянных домов с неуклюжими, плохо содержащимися верандами. Ближе к центру города картину скрашивало множество ярко освещенных магазинов, распивочных, игорных домов и других пристанищ, в которых рудокопы тратили свои заработки.

– Вот Дом Союза, – сказал проводник Джона, указывая на один «бар», почти достойный названия отеля. – Здесь хозяин Джек Макгинти.

– Что он за человек? – спросил Макмурдо.

– Как! Неужели вы не слышали о нем?

– Я никогда не бывал в вашем городе.

– Я думал, что его имя известно повсюду. Оно достаточно часто появлялось в газетах.

– Почему?

– Конечно, о нем пишут, – шахтер понизил голос, – по поводу громких дел…

– Каких дел?

– Чудак вы, мистер, говоря без обиды. Только об одного рода делах вы услышите у нас, а именно о деяниях Чистильщиков…

– Помнится, я читал что-то о Чистильщиках. Это шайка убийц. Ведь так?

– Тише, тише, если вам дорога жизнь, – произнес рабочий. Он положил руку на плечо своего спутника и остановился, с изумлением глядя на него. – Если вы на улице будете открыто говорить такие вещи, вам недолго оставаться в живых. Многие из-за меньшего расставались с жизнью.

– Я ничего не знаю о них и говорю только то, что читал.

– Не стану уверять вас, что вы не читали правды! – Рабочий нервно вглядывался в тень, точно опасаясь, что там кроется беда. – Если убивать значит совершать убийство, видит Бог, здесь было много убийств. Только смотрите, не произносите имени Макгинти в связи с преступлениями; всякий шепот доходит до него, и он не такой человек, чтобы пропускать это мимо ушей… А вот и дом, в который вы идете. Вы скоро узнаете, что старый Джекоб Шефтер самый честный человек в городе.

– Благодарю вас, – сказал Макмурдо, пожав руку своему новому знакомому, и двинулся к дому, а подойдя к нему, громко постучал во входную дверь.

Ему отворило существо, какого он не ожидал увидеть. Перед ним была молодая и необыкновенно красивая девушка, белокурая, с прекрасными темными глазами, составлявшими контраст с цветом ее волос. С некоторым замешательством и любопытством она взглянула на Макмурдо, и краска залила ее бледное лицо. Молодая девушка чудесно выглядела в ярком свете, лившемся из дома, и Макмурдо мысленно сказал себе, что никогда не видел картины прекраснее. Прелестная фиалка, выросшая на одной из черных груд шлака, не могла удивить его больше. Очарованный, он стоял и смотрел на нее.

– Я думала, это отец, – сказала красавица с приятным шведским акцентом. – Вы хотите видеть его? Он в городе, и я жду его с минуты на минуту.

Макмурдо продолжал смотреть на нее, не скрывая своего восхищения. Под властным взглядом незнакомого человека она опустила глаза.

– Я не тороплюсь, – наконец сказал Джон. – Мне рекомендовали ваш дом, и я думал, что условия жизни в нем годятся для меня. Теперь я в этом уверен.

– Вы быстро приходите к заключениям, – с улыбкой сказала она.

– Только слепой не поступил бы так же, – ответил Макмурдо.

Эта любезность заставила ее засмеяться.

– Входите, сэр, – сказала она. – Я – мисс Этти, дочь мистера Шефтера. Моей матери нет в живых, и хозяйством заведую я. Посидите возле печки в первой комнате и дождитесь отца… Да вот и он, вы можете условиться с ним.

По дорожке шел коренастый старик. В нескольких словах Макмурдо сказал ему, в чем дело. Знакомый Джона Мерфи дал ему адрес Шефтера, сам узнав его еще от кого-то. Старый швед согласился принять нового жильца. Макмурдо не торговался и сразу принял все условия, по-видимому, располагая большими деньгами.

За двенадцать долларов в неделю (внесенных вперед) хозяин дома обещал ему предоставить комнату и полное содержание. Вот таким образом Макмурдо, по собственному признанию, бежавший от суда, поселился под крышей Шефтеров. Это был первый шаг, которому предстояло повлечь за собой длинный ряд событий, нашедших свой конец в далекой стране.

Глава II. Глава ложи Вермисы

Где бы ни появлялся Макмурдо, окружающие быстро запоминали его. Через неделю он стал самым видным лицом в доме Шефтера. В меблированных комнатах старого шведа было еще десять-двенадцать жильцов – честные старосты рабочих или приказчики из местных лавок, словом, люди другого калибра, нежели молодой ирландец. Когда они собирались по вечерам, Джон первый находил удачную шутку, прекрасно рассказывал, отлично пел, вообще, казался человеком, рожденным для общества. От него веяло магической силой, которая поднимала настроение у окружающих. Тем не менее, ирландец порой проявлял способность впадать в неудержимый гнев, и это породило в его соседях по дому Шефтера уважение и даже страх. Он не скрывал своего глубокого презрения к закону и ко всем его служителям, что восхищало одних из его слушателей и приводило в трепет других.

С самого первого дня Макмурдо стал ухаживать за прелестной мисс Этти, не скрывая, что она покорила его сердце с первого взгляда. Медлить Джон не любил. На второй день молодой ирландец признался в любви и потом постоянно твердил красавице о своем чувстве, не обращая никакого внимания на ее ответы, которыми девушка старалась лишить его надежды.

– Нашелся другой? – говорил он. – Тем хуже для него. Пусть остерегается. Неужели я из-за какого-то другого упущу свое счастье? Говорите «нет» сколько вам угодно, Этти; наступит день, когда вы скажете «да». Я достаточно молод, чтобы ждать.

Он был опасным человеком с увлекательными речами и ласковым обращением. Кроме того, его окружал ореол таинственности и неведомых приключений, а это возбуждает в женщине сперва любопытство, а потом – любовь. Он хорошо описывал область Манагана, далекий красивый остров, низкие холмы и зеленые луга, все, что издалека, в месте, занесенном снегом, казалось особенно прекрасным. Потом Макмурдо переходил к рассказам о жизни северных поселений, о мичиганских лесных лагерях, о Буффало и, наконец, о Чикаго, где он работал на заводе. Дальше чувствовался намек на что-то романтическое, на события, пережитые им в этом большом городе и настолько странные, что о них он не мог говорить открыто. С сожалением упоминал Джон, что ему пришлось порвать прежние знакомства, покинуть все привычное, уйти в незнакомый мир и закончить свои скитания в этой безрадостной долине. Этти всегда слушала его, затаив дыхание, и в ее темных глазах блестело сострадание и жалость… А ведь то и другое часто переходит в любовь.

Как хорошо образованный человек, Макмурдо быстро получил временное место в одной конторе. Благодаря своим занятиям он большую часть дня проводил вне дома и потому не нашел времени представиться главе местной масонской ложи. Но ему напомнили о его упущении. Однажды вечером в комнате Джона появился его железнодорожный знакомый, Мик Сканлен, человек с резкими чертами лица, черноглазый и нервный. Казалось, он был рад увидеться с Макмурдо. Выпив два стакана виски, Мик объяснил хозяину комнаты цель своего посещения.

– Я помнил ваш адрес, Макмурдо, и решил навестить вас. Знаете, меня крайне удивляет, что вы еще не представились мастеру. Что помешало вам зайти к нему?

– Я искал заработок… был занят.

– Если даже у вас нет времени, вы должны отыскать минуту, чтобы представиться ему. Боже мой, вы поступили очень неразумно, не побывав в Доме Союза в первое же утро после приезда. Если вы обидите его… Вы не должны этого делать!

Макмурдо слегка удивился.

– Я более двух лет принадлежу к ордену, Сканлен, но никогда не слышал о подобных строгостях.

– В Чикаго, может быть, их нет.

– Но ведь здесь то же самое общество?

– Вы полагаете?

Сканлен долго и пристально смотрел на Джона, и в этом взгляде было что-то зловещее.

– Разве я ошибаюсь?

– Через месяц вы ответите мне сами. Знаете, я слышал, что в вагоне вы толковали с полицейскими.

– Как вы узнали о моем разговоре с ними?

– В нашей местности быстро узнают все хорошее и дурное.

– Да, я высказал этим собакам мое мнение о них.

– Ей Богу, вы придетесь по сердцу нашему Макгинти.

– А он тоже ненавидит полицию?

Сканлен захохотал.

– Не полицию, а вас он возненавидит, если вы не явитесь к нему. Примите дружеский совет: немедленно идите в Дом Союза, – сказал Сканлен и простился с Джоном.

В тот же вечер другой разговор повлиял на Макмурдо в том же направлении. Неизвестно, заметил ли, наконец, старый Шефтер внимание Джона к Этти, или его новый жилец стал очевиднее ухаживать за ней, во всяком случае, хозяин меблированного дома позвал молодого ирландца в свою комнату и без предисловий приступил к делу.

– Мне сдается, мистер, – сказал он, – что вам приглянулась моя Этти. Это так или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – ответил Джон.

– Ну, теперь же скажу, что вам не стоит свататься к ней. Вы опоздали.

– Она говорила об этом.

– И не обманула вас. А фамилию другого вы знаете?

– Нет, я спрашивал, но она отказалась ответить.

– Наверное, она не хотела вас пугать.

– Пугать? – Макмурдо так весь и загорелся.

– Да-да, мой друг. Совсем не стыдно бояться Теда Бальдвина.

– А кто он такой, черт возьми?

– Он начальник Чистильщиков.

– Опять Чистильщики! Только о них и говорят здесь, и всегда шепотом. Чего вы боитесь? Кто эти Чистильщики?

Шефтер инстинктивно понизил голос, как и все, начинавшие говорить об этой шайке.

– Чистильщики – старинный масонский орден.

Молодой человек широко открыл глаза.

– Да ведь я и сам масон.

– Вы? Зная это, я ни за что не принял бы вас к себе в дом.

– Почему вы так не любите орден? Это общество образовалось во имя дел милосердия и добра.

– Может быть где-нибудь, но не у нас.

– А здесь?

– Это общество убийц.

Макмурдо недоверчиво засмеялся.

– Где доказательства? – спросил он.

– Доказательства? А вам мало пятидесяти убийств? Что вы скажете о Мильмене Ван-Шорсте, о семье Пикльсон, о старике Айм, о маленьком Билле Джемсе и других? Доказательства! Точно в долине найдется хоть кто-нибудь, мужчина или женщина, кто не знал бы о делах этих людей.

– Послушайте, – проговорил Макмурдо, – или возьмите обратно ваши слова, или докажите их справедливость. Раньше, чем я выйду из вашей комнаты, вы обязаны сделать то или другое. Поставьте себя на мое место. Я чужой в долине и принадлежу к обществу, которое считаю совершенно безобидным. Наши ложи вы найдете повсюду в Америке, и никто не скажет о них ни одного дурного слова. Теперь же, когда я собираюсь присоединиться к вермисскому братству, вы мне говорите, что масоны Вермисы – шайка убийц, называющих себя Чистильщиками. Вы должны извиниться передо мной или дать необходимые пояснения, мистер Шефтер.

– Я могу сказать только то, о чем говорят все. Если вы обидите кого-нибудь из масонов, вам отплатят Чистильщики. Это было доказано многократно.

– Вы повторяете сплетни. Мне нужны доказательства.

– Прожив в нашем городе подольше, вы получите достаточно доказательств. Впрочем, я забываю: вы тоже из них и скоро станете таким же дурным, как и остальные. Прошу вас подыскать себе другое жилье, мистер, я не стану держать вас у себя. Хватит и того, что один из этих господ приходит к нам ухаживать за Этти, и я не смею выгнать его. Зачем же иметь жильцом второго? Нет, следующую ночь вы должны провести под другой крышей.

Над Макмурдо был произнесен приговор: его изгоняли из удобной комнаты, отдаляли от девушки, которую он страстно любил. Немного позже он застал Этти в гостиной и рассказал ей о постигших его неприятностях.

– Я не печалился бы, потеряв удобное помещение, – сказал Джон, – но, право, Этти, хотя я знаю вас только неделю, вы для меня – вся жизнь, и без вас я не могу жить!

– Ах, молчите, мистер Макмурдо, не говорите так, – прервала его молодая девушка. – Правда, я не обещала выйти за него замуж, но все же не могу стать невестой другого.

– А что, если бы я явился раньше? Вы бы дали мне надежду?

Этти закрыла лицо руками.

– Видит Бог, как бы я хотела этого… – прошептала она, заливаясь слезами.

Макмурдо опустился перед ней на колени.

– Ради Бога, Этти, пусть так и будет, – произнес он. – Неужели из-за полу обещания вы погубите свое и мое счастье?

Его смуглые пальцы сжали белые руки Этти.

– Скажите, что будете моей женой, и мы вместе пойдем навстречу судьбе.

– Но мы уедем отсюда?

– Нет, останемся здесь.

– Нет, нет, Джек. Здесь оставаться нельзя. Вы можете увезти меня?

На мгновение в чертах Макмурдо отразилась борьба, а затем его лицо стало неподвижно, как гранит.

– Нет, – сказал он. – Я буду бороться за вас против всего мира, Этти, и сохраню, оставаясь здесь.

– Почему бы нам не уехать вместе?

– Я не могу уехать, Этти.

– Почему?

– Я никогда снова не подниму головы, зная, что меня выгнали отсюда. Кроме того, чего нам бояться? Разве мы не свободные люди в свободной стране? Если мы любим друг друга, кто осмелится стать между нами?

– Вы не знаете, Джек… Вы пробыли здесь слишком мало времени… Вы не знаете этого Бальдвина, этого Макгинти с его Чистильщиками.

– Не знаю, не боюсь и даже не верю в них, – ответил Макмурдо. – Я жил среди грубых людей, моя дорогая, и никогда никого не боялся; напротив, кончалось тем, что окружающие начинали бояться меня. Но скажите, если Чистильщики, как говорит ваш отец, совершали в долине Вермисы одно преступление за другим, и все знают их имена, почему никто не предал преступников правосудию?

– Никто не решается выступить против них свидетелем. Всякий, кто осмелится дать неблагоприятное для них показание, не проживет и месяца… Кроме того, всегда находится кто-нибудь из той же шайки, кто под присягой показывает, что во время преступления обвиняемый был совершенно в другой стороне долины. Вы, конечно, читали об этом? Мне казалось, что каждая газета в Штатах пишет о них.

– Я читал кое-что о Чистильщиках, но считал такие статьи выдумками. Может быть, Этти, у них есть причины поступать так, как они поступают, может быть, их обижают, и они не в состоянии защищаться другим путем?

– О, Джек, не говорите так. Именно это я слышу от того, другого…

– От Бальдвина? Да?

– Да, и поэтому презираю его. О, Джек, теперь я могу сказать вам правду, я всем сердцем ненавижу его и в то же время боюсь. Боюсь за себя, за отца. Я знаю, что, если мне вздумается показать ему мои истинные чувства, на нас обрушится беда. Вот почему мне пришлось отделаться от него полу обещанием. Но если бы вы согласились бежать со мной, Джек, мы взяли бы с собой отца и зажили где-нибудь вдали от власти страшной шайки.

На лице Макмурдо снова выразилась борьба, и снова оно окаменело.

– Ничего дурного не случится ни с вами, Этти, ни с вашим отцом. Что же касается страшных людей, мне кажется, наступит время, когда вы поймете, что я не лучше самого дурного из них.

– Нет, нет, Джек, я всегда буду доверять вам.

Макмурдо с горечью засмеялся.

– Боже мой, как мало вы знаете обо мне! Ваша невинная душа, моя дорогая, не подозревает, что происходит во мне. Но что это за гость?

Дверь резко распахнулась, и в комнату развязно, с видом хозяина, вошел красивый молодой человек, ровесник Макмурдо, похожий на него ростом и сложением. Из-под широкополой черной фетровой шляпы, которую вошедший не потрудился снять, виднелось лицо со свирепыми, властными глазами и орлиным носом. Он сердито взглянул на парочку подле печки.

Смущенная и испуганная Этти быстро встала со стула.

– Я рада видеть вас, мистер Бальдвин, – сказала она. – Вы пришли раньше, чем я думала. Пожалуйста, садитесь.

Упершись руками в бока, Бальдвин стоял и смотрел на Джона.

– Кто это? – коротко спросил он.

– Мой друг, мистер Бальдвин, новый жилец. Мистер Макмурдо, позвольте представить вас мистеру Бальдвину.

Молодые люди мрачно поклонились друг другу.

– Полагаю, мисс Этти сообщила вам, как у нас с нею обстоят дела? – спросил Бальдвин.

– Насколько я понял, вас с нею ничего не связывает.

– Да? Ну, теперь вы можете узнать другое. Я говорю вам, что эта молодая леди – моя невеста, и вам лучше пойти прогуляться, так как вечер очень хорош.

– Благодарю вас, я не расположен гулять.

– Нет? – Свирепые глаза Бальдвина загорелись гневом. – Может быть, вы расположены подраться, мистер жилец?

– С удовольствием! – воскликнул Макмурдо, поднимаясь на ноги. – Вы не могли сказать ничего более приятного.

– Ради Бога, Джек, ради Бога, – задыхаясь, произнесла бледная, растерявшаяся Этти. – О, Джек, он сделает что-нибудь ужасное…

– Ага, он для вас «Джек»? – с проклятием произнес Бальдвин.

– Ах, Тед, будьте благоразумны! Ради меня, Тед, если вы когда-нибудь меня любили, будьте великодушны и не мстите.

– Мне кажется, Этти, если вы оставите нас вдвоем, мы покончим дело, – спокойно произнес Макмурдо. – Или, может быть, вам, мистер Бальдвин, угодно прогуляться со мной по улице? Отличная погода, и за первым поворотом есть удобный пустырь.

– Я расправлюсь с вами, не пачкая своих рук, – бросил Джону его враг. – В скором времени вы пожалеете, что вошли в этот дом.

– Сейчас подходящее время, – сказал Макмурдо.

– Я сам выберу время, мистер. Смотрите. – Он неожиданно поднял свой рукав и показал на руке странный знак: выжженный круг с крестом внутри. – Вы знаете, что это значит?

– Не знаю и знать не хочу.

– Обещаю, что вы это узнаете, не успев сильно постареть. Может быть, мисс Этти расскажет вам что-нибудь о клейме? А вы, мисс Этти, вернетесь ко мне на коленях. Слышите? На коленях. И тогда я скажу вам, в чем будет заключаться ваша кара. Вы посеяли бурю, и я позабочусь, чтобы вы убрали посеянный урожай.

Бальдвин с бешенством посмотрел на них обоих, внезапно повернулся на каблуках, и в следующую секунду наружная дверь с шумом закрылась за ним.

Несколько мгновений Джон и молодая девушка стояли молча; наконец она обняла его и сказала:

– О, Джек, какой вы смелый! Но все равно – бегите, бегите сегодня же! Это последняя надежда. Он убьет вас, я прочла это в его ужасных глазах. Что вы можете сделать против двенадцати людей, за которыми стоит Макгинти и все могущество ложи?

Джон высвободился из объятий Этти, поцеловал молодую шведку и осторожно заставил ее опуститься на стул.

– Полно, милочка, полно, не беспокойтесь обо мне, я тоже масон и только что сказал об этом вашему отцу. Вероятно, я не лучше остальных, а потому не делайте из меня святого. Может быть, услыхав сказанное мной, вы уже ненавидите меня.

– Ненавидеть вас, Джек! До конца жизни этого не будет. Я слышала, что быть масоном совсем недурно повсюду, кроме нашей округи. Почему же я должна думать о вас плохо из-за того, что вы принадлежите к братству? Но если вы масон, Джек, почему вы не пойдете в Дом Союза и не постараетесь заслужить расположение Макгинти? Торопитесь, Джек, торопитесь! Поговорите с ним раньше Бальдвина, а то эти собаки бросятся по вашему следу.

– Я сам думаю также, – сказал Макмурдо, – и отправлюсь тотчас. Скажите вашему отцу, что сегодня мне придется переночевать у него в доме, но утром я найду себе новое помещение.

Зал бара Дома Союза, по обыкновению, наполняла толпа, это было любимое место наиболее грубых элементов города. Хозяин таверны, Макгинти, пользовался популярностью и носил маску веселости. Но помимо популярности к его бару многих привлекал страх – в городе хозяина таверны боялись. Кроме тайной силы, которую, по всеобщему мнению, Макгинти проявлял безжалостно, он занимал высокие общественные должности, был муниципальным советником и инспектором дорог. Эти посты он получал с помощью мошенников-выборщиков, которые, в свою очередь, надеялись на милости из его рук. Взимались огромные пошлины и налоги; все общественные работы были запущены; отчеты переписывались благодаря подкупам, а уважающие себя граждане, повинуясь угрозам шантажа, вносили громадные суммы и помалкивали, боясь худшего. Вот почему бриллианты в булавках хозяина год от года становились крупнее, и все более и более тяжелые золотые цепочки красовались на постепенно становившихся наряднее жилетах. В то же время его бар ширился и разрастался, грозя проглотить половину рыночной площади.

Макмурдо зашел в зал и очутился в толпе; его сразу охватила потемневшая от табачного дыма и тяжелая от запаха алкоголя атмосфера. Множество ламп освещали зал. За многочисленными прилавками усиленно работали продавцы в жилетах и без сюртуков, они смешивали ликеры для посетителей, которые ожидали своей очереди. В глубине комнаты стоял высокий, по-видимому, сильный человек, опираясь на прилавок; сигара под острым углом торчала из уголка его рта, и Джек догадался, что перед ним знаменитый Макгинти. Голову этого исполина покрывала грива, спускавшаяся до воротника; его лицо заросло бородой. У хозяина бара было темное, как у итальянца, лицо и странно мертвые черные глаза. Отсутствие в них блеска придавало его лицу необыкновенно зловещий вид.