Текст книги "Отдел убийств: год на смертельных улицах"

Среда, 19 октября

Сидя за захламленным столом на четвертом этаже Западного корпуса суда, Лоуренс Си Доан переставляет стопку блокнотов и аккуратно проводит пальцем вдоль темных кудрей челки и обратно, убеждая себя, что все как надо. Сегодня без вихров. В виндзорском узле галстука – никаких антигравитационных сдвигов. На лацканах ни ворсинки. Вообще никаких проблем, не считая того, что сегодня он попытается привлечь к ответственности за убийство в городе Балтимор, а это всегда сродни попытке протащить «виннебаго» сквозь игольное ушко.

И теперь, когда Доан мечтает остаться в одиночестве, перечитать конспекты и подготовить вступительное слово, в дверь вваливается детектив из убойного, чтобы мучить из-за всего подряд, – этот откровенный садизм рожден тем же порывом, из-за которого маленькие дети обрывают мухам крылышки.

– Мы готовы? – спрашивает Гарви.

– Мы готовы? – переспрашивает Доан. – Ты приходишь за десять минут до заседания и спрашиваешь, готовы ли мы?

– Просто не проеби мое дело, Ларри.

– Как? – интересуется он. – Оно ко мне уже поступило предпроебанное.

Гарви не обращает внимания.

– Фотографии показываю я, да? – спрашивает он о порядке предъявления вещдоков.

– Нет, – говорит Доан, стараясь не отвлекаться от мыслей поважнее, – их показываем мы с Уилсоном. Где Уилсон? Ты звонил в лабораторию?

– А пули? – игнорирует его вопрос Гарви. – Пули сегодня понадобятся?

– Какие еще пули? Где Уилсон, он…

– Пули из багажника.

– Эм-м, нет. Не сегодня. Можешь унести в отдел вещдоков, – отвечает встревоженный Доан. – Уилсон же знает, что он идет у нас сегодня днем?

– Вроде да.

– Вроде? – спрашивает Доан. – Вроде? А Копера?

– А что Копера?

Доан идет пятнами.

– Ты же все равно не дойдешь сегодня до Коперы, правильно? – спрашивает Гарви.

Доан роняет лицо в ладони, напоминая себе известные факты. Дефицит федерального бюджета вышел из-под контроля, озоновый слой разрушается, у двадцати мелких стран есть ядерное оружие, а я, Лоуренс Доан, заперт в маленькой комнатушке с Ричем Гарви за десять минут до вступительного слова.

– Нет, Копера сегодня не нужен, – берет себя в руки Доан. – Но Уилсон наверняка понадобится.

– Мне ему позвонить? – уже игриво спрашивает Гарви.

– Да, – говорит Доан. – Да. Пожалуйста. Позвони.

– Ну, Ларри, если тебе от этого станет легче…

Доан бросает на него резкий взгляд.

– Ты на меня не зыркай, засранец, – произносит детектив, откидывая полу пиджака и хватаясь за рукоятку пистолета в поясной кобуре. – Изрешечу тебя на месте – и в этом суде меня все оправдают.

Прокурор показывает средний палец, и детектив приподнимает пистолет из кобуры, потом смеется.

– Эф Ли Доан[74]74
  Отсылка к адвокату Ф. Ли Бейли-младшему (1933–2021) – адвокату, участвовавшему в таких известных делах, как суд над маньяком Бостонским душителем, над футболистом О. Джеем Симпсоном и над Эрнесто Мединой (организатором массовых убийств во время войны во Вьетнаме).


[Закрыть], – улыбается он. – Смотри, не проиграй, засранец.

– Ну, если ты сделаешь свое дело и найдешь мне гребаных свидетелей…

Стандартный плач прокурора, который слышит тысячу раз на дню тысяча полицейских в тысяче судов по всей стране.

– Есть у тебя свидетели, – возражает Гарви. – Ромейн Джексон, Шэрон Хенсон, Винсент Букер…

При упоминании имени Букера Доан снова выразительно смотрит на детектива.

– Ну, – пожимает тот плечами, – какой-никакой, а свидетель…

– Чтоб тебя, мы это уже проходили, – раздражается Доан. – Не хочу я выставлять Винсента Букера. Это вообще последнее, чего я хочу.

– Ладно, – Гарви вновь пожимает плечами. – Но как по мне, зря ты это.

– Ага, – говорит Доан. – Знаю. И уверен, когда мы проиграем дело, ты первым заведешь шарманку про «я же говорил».

– Да уж не сомневайся.

Прокурор массирует виски, затем опускает взгляд на стопку бумаг на столе – дело штата против Роберта Фрейзера по делу об убийстве Лины Лукас. Он преувеличил, чтобы позлить Гарви: доказательства против Фрейзера солидные и свидетели действительно есть. Но улики тем не менее косвенные, а значит – как любят напоминать прокуроры, – зависят от обстоятельств вне их контроля. Без очевидцев или орудия убийства, без чистосердечного признания или очевидного мотива паутина, связывающая Фрейзера с гибелью его любовницы, тонкая. Для Гарви, разработавшего дело, Винсент Букер – часть этой паутины; отказаться от его показаний значит ослабить обвинение. Но для Доана Букер – очень и очень темная лошадка: свидетель, которого присяжные могут принять за альтернативного подозреваемого.

Все-таки Винсент продавал для Фрейзера кокаин. Знал Лину Лукас и уже признался, что ему известно о событиях, предшествовавших убийству его отца. Гарви и сам верит, что Винсент мог присутствовать, когда Фрейзер потребовал от старика Букера вернуть наркотики, отнятые у сына. Наверняка стоял там, как громом пораженный, пока тот резал лицо его отца, требуя ответа, где пакет. И все еще мог стоять, когда Фрейзер наконец пустил в ход пистолет. С учетом этих вероятных истин никто не знает, к чему могут привести показания Винсента в суде.

Нет, снова решает Доан, риск от показаний Винсента Букера перевешивает выгоду, но спорить с Гарви бесполезно. Детектив убежден, что адвокат Фрейзера, Пол Полански, в любом случае укажет на Винсента как на альтернативного подозреваемого. На взгляд Гарви, держать парня на заднем плане – только сыграть на руку защите.

Этих разногласий вкупе с обычными заботами о логистике вещдоков и свидетелей достаточно, чтобы испортить тихую медитацию, которую Доан надеялся урвать перед утренними прениями. Вместо этого детектив с прокурором начинают день с того, что портят друг другу нервы.

Доан улыбается, затем прогоняет своего мучителя из кабинки ради пары секунд тишины. Ларри Доан, ветеран балтиморского суда, – коренастый человек с темными волосами, бледной кожей, очками в тонкой оправе и одним чуть косящим глазом, лишающим лицо симметрии. В зале в его внешности и поведении часто сквозит чуть ли не какое-то неизбывное горе; иногда кажется, будто он воплощает все стереотипы о прокуроре большого города с большой загрузкой и маленькой зарплатой, с чемоданом, набитым ходатайствами, ответами на ходатайства и поручительствами, и с внутренними принципами, расшатанными растущей волной человеческого отчаяния. Если балтиморской прокуратуре понадобится мальчик для обложки, у Доана есть все шансы им стать.

Среди сотрудников судебного отдела у Доана приличная репутация. Говорят, он справедлив, рассудителен и методичен как с вещдоками, так и со свидетелями. Он тщательно готовится к заседаниям, его заключительные слова всегда компетентные, часто – мастерские, хотя иногда не такие сильные или эмоциональные, как, по мнению некоторых, могли бы быть. Но в одном отношении он точно редкая находка для любого детектива из убойного, радеющего о своем деле: Доан сражается до конца. Поверив, что подсудимый виновен и что о сделке не может быть и речи, Доан не побоится представить присяжным пограничное или даже почти безнадежное дело. Как и каждый юрист, он ненавидит проигрывать, но готов проиграть, если единственная альтернатива – приостановка или отклонение.

На это Гарви и рассчитывает: он знает, что Доан будет сражаться, как знает и то, что доказательная база против Роберта Фрейзера достаточная, но не исчерпывающая. Если без шуток, то он рад, что получил Доана.

Выйдя из кабинки прокурора, детектив спускается по боковой лестнице в коридор третьего этажа, к залу Клиффа Горди. В коридоре стоят две скамьи, еще одна – в устланном ковром предбаннике перед залом. Гарви – изолированный свидетель, поэтому эти три скамьи станут его офисом на ближайшую неделю, поскольку обвинение, над подготовкой которого он усердно работал, разворачивается без него.

Гарви всегда трудно смириться с передачей эстафеты помощнику прокурора. Доан не из тех юристов, которые хотят видеть копа, но не слышать; он из тех, кто готов выслушать совет. С другой стороны, выслушать-то он выслушает, взвесит, а потом все сделает по-своему. Гарви, знающий дело Лины Лукас лучше любого другого, не славится избытком такта; вообще-то он еще ни разу в жизни не встречал мнение, которое не хотел бы оспорить. И все же именно Доан войдет в двойные двери зала судьи Горди, чтобы рассмотреть дело по существу; а Гарви должен сидеть снаружи, играя роль пастуха для вещдоков и свидетелей. Утренняя болтовня в кабинете Доана выдает смену статуса: в феврале именно Гарви в поте лица трудился над делом, собирая всевозможные улики. Теперь пришло его время подкалывать и поддразнивать. Теперь ему можно прикидываться, будто не знает, явится на суд Уилсон из криминологической лаборатории или не явится. Теперь ему можно критиковать стратегию обвинения и требовать победы. Теперь черед Ларри Доана нести крест.

И все же Гарви очень хочется выиграть. Во-первых, он еще ни разу не проигрывал в суде присяжных, и сейчас не горит желанием перечеркнуть свой внушительный послужной список. Во-вторых, ему бы хотелось отомстить за Лину Лукас. Да, она употребляла кокаин и помогала банчить Фрейзеру, но тем не менее была хорошей матерью и не делала дурного никому, кроме себя. И дочери, и сестра Лины выступят в качестве свидетельниц – они ждут вместе с Гарви. Остальные родственники уже в зале, но ранее этим утром в коридоре они приветствовали его так, словно он Моисей, спустившийся с Синая. Хорошие люди, думает Гарви, устраиваясь на скамье поудобнее. Они заслуживают победы.

Герой часа, Роберт Фрейзер, – уже в зале, за столом защиты, вместе с адвокатом и с Новым Заветом в твердом переплете; на Евангелии от Луки лежит картонная закладка. Фрейзер – в хорошем темном костюме и свежей белой рубашке, но почему-то спутать род его занятий невозможно. Перед приходом присяжных он, отодвинувшись на стуле, вытягивается во весь немалый рост и зевает, как человек, которого не смущают суды. Поворачивается к семье Лукас в заднем ряду, недолго смотрит, затем отворачивается.

Рассмотрение ходатайств прошло вчера утром – Доан успешно отбил стандартные приемы Пола Полански, просившего признать неприемлемым опознание его клиента по фотографии со стороны Ромейн Джексон – девушки, которая видела из своей комнаты на третьем этаже, как Фрейзер вошел в подъезд Лины. Полански заявил, что Фрейзер выделялся, потому что его снимок находился в верхнем левом углу и потому что остальные люди на снимках были моложе и менее худыми. Горди отказал ходатайству, как и претензиям к ордеру на обыск, который Гарви и Дональд Кинкейд выписали на «крайслер» Фрейзера после ареста. В багажнике были найдены патроны 38-го калибра.

Остаток дня прошел за отбором присяжных – voir dire[75]75
  Voir dire (лат.) – букв. «говорить правду»; предварительная проверка допустимости присяжного заседателя.


[Закрыть], сложным процессом, когда потенциальных заседателей проверяют на предвзятость. Voir dire само по себе важная часть судебной стратегии: прокуроры пользуются ограниченным числом «страйков», чтобы убрать потенциальных заседателей, которых когда-либо избивали полицейские, у которых есть родственники в тюремной системе или кто в целом считает уголовные суды Соединенных Штатов фарсом, устроенным прихвостнями капиталистических шакалов. Одновременно адвокат пытается своими страйками убрать всех родственников правоохранителей, жертв любых преступлений или тех, кто действительно верит, что если человек сидит в суде за столом защиты, то он виновен. Поскольку все население Балтимора, как правило, находится сразу в нескольких из этих категорий, voir dire по делу Лукас длится долго, пока юристы не истратили все отпущенные им страйки.

Теперь Доан со своего места за столом наблюдает, как из совещательной комнаты выходят результаты вчерашних трудов. Типичная балтиморская коллегия – преимущественно черные и преимущественно женщины. Полански не очень-то старался подыскивать для своего черного клиента белых заседателей, а Ларри Доан не вычеркивал белых. И все же, глядя на них, в целом он доволен. Большинство – рабочие люди, кроме девушки в первом ряду; все смышленые и внимательные, что для такого дела важно. Но от девушки в первом ряду жди беды. Доан следит за тем, как та развалилась на стуле, скрестила руки и уставилась в пол. Ей уже скучно; бог знает, какой она будет после четырех дней показаний.

Судья Клифтон Горди призывает суд к порядку и приступает к преамбуле, объясняя правила заседателям. Высокий, тихий, серьезный: за кафедрой Горди – внушительная фигура. Говорит по делу, шутит колко, в поведении, как часто кажется, по крайней мере, юристам, склонен к тирании. Если не встанешь во время возражений, то в суде Горди обычно будешь проигнорирован. Горди знает закон и знает своих юристов; например, Доан работал у него, когда судья возглавлял судебный отдел. Еще одна вещь, касающаяся судьи, устраивает Доана в этом деле: Клифф Горди – черный, и это немного сглаживает тот факт, что за будущее черного подсудимого будут бороться два белых еврея. Это, безусловно, поможет чернокожим присяжным поверить, что система уголовного правосудия действительно представляет их интересы.

Пока Горди заканчивает преамбулу и Доан встает сказать вступительное слово, Гарви сидит перед залом и ломает голову над кроссвордом в выпуске утренней газеты «Сан».

– Британское оружие, – говорит он, – четыре буквы.

– «С-Т-Э-Н», – отвечает Дэйв Браун с другого конца скамейки, где ждет на случай, если в разбирательствах все-таки затронут Пернелла Букера. – Британское оружие в кроссвордах – всегда «стэн».

– Правильно, – говорит Гарви.

Они не видят, как Доан приветствует присяжных, как предупреждает, что это – дело об убийстве: скверном, страшном, кровавом убийстве с умышленным лишением жизни. Сделав это, Доан приступает к долгому и тяжелому процессу – избавляет заседателей от предрассудков.

– Это не телевидение, – заверяет он. – В отличие от сериалов, мотив – не главный элемент убийства первой степени. Нельзя узнать точно, почему оно произошло. Это то, что хотите узнать вы, это то, что хотят узнать юристы, но это не главное для доказательства преступления.

И затем он по стандартному сценарию достает пазл – судебную метафору, к которой прибегает почти каждый американский прокурор. Вот видите, говорит Доан, это дело – как пазл. И как в пазле, давно завалявшемся дома, в нем может не хватать деталек.

– Но, дамы и господа, собрав головоломку даже без недостающих деталей, мы по-прежнему можем видеть, что на ней изображено.

Доан начинает рассказ о Шарлин Лукас. Проходится по всему самому важному: ее отношения с Робертом Фрейзером, ее связь с наркотиками, само место преступления и ход следствия. Он рассказывает о Ромейн Джексон, опознавшей во Фрейзере мужчину, который пришел домой к Лине в ночь убийства; говорит о первом допросе с Ричем Гарви, когда Фрейзер предоставил алиби и пообещал прийти со своим пистолетом 38-го калибра; говорит о Шэрон Дениз Хенсон, она же Ни-Си, не подтвердившей его алиби. Говорит о кучке одежды, наготе жертвы и отсутствии следов взлома – признаках, что Лину убил тот, кого она близко знала.

– Будьте справедливы к мистеру Фрейзеру, – говорит он присяжным. – Обеспечьте честный суд – будьте справедливы к Шарлин Лукас и ее семье, присутствующей сегодня. А когда сложите все детали и закончите головоломку, вы увидите картинку, и на этой картинке будет изображен обвиняемый, убивающий Шарлин Лукас. Спасибо.

Прокурор не упоминает об убийстве Пернелла Букера и о том, что баллистическая экспертиза связывает его с убийством Лукас. Не упоминает и о Винсенте Букере, признавшемся, что перед обоими убийствами предоставил Фрейзеру плосконосые пули 38-го калибра и что его отец убит из-за наркотиков Фрейзера. По решению суда на предварительном слушании убийство Букера может вызвать предубеждение при рассмотрении дела и поэтому не должно упоминаться перед присяжными – это решение касается обеих сторон. Ведь Полански знает о рискованности Букера не хуже Доана. Хороший юрист никогда не задает вопрос, не зная ответа заранее, и в ответах Винсента Полански не может быть уверен. Как адвокату Фрейзера ему нужно обрисовать призрак Винсента, чтобы только намекнуть присяжным на существование альтернативного подозреваемого. Но и он решил не вызывать Букера непосредственно в качестве свидетеля. Темные лошадки одинаково темны для всех.

В своем вступительном слове Полански заверяет присяжных, что Роберт Фрейзер «последние восемь месяцев сражался в Балтиморской городской тюрьме за то, чтобы рассказать вам свою версию гибели Лины, рассказать, что из-за, возможно, некачественного следствия арестован невиновный, рассказать, что он ни в коей мере непричастен к этому преступлению».

Мой клиент – не святой, говорит Полански. Наркотики? Да, продавал. Пистолет 38-го калибра? Да, был такой. Вы услышите о Роберте Фрейзере как плохое, так и хорошее, заявляет адвокат, но делает ли это его виновным в убийстве?

– В ряде случаев в этом деле, – говорит Полански, – фигурирует некий Винсент Букер, знакомый с Шарлин Лукас и имевший доступ к ее квартире… Что ж, господа, это не «Перри Мейсон»[76]76
  Перри Мейсон – литературный персонаж американского писателя Эрла Гарднера. Литературная серия о лос-анджелесском адвокате выходила в 1933–1973 годах и неоднократно экранизировалась в кино и на телевидении. Самый известный сериал – с Рэймондом Берром в 1957–1966 годах, самый недавний – в 2020-м.


[Закрыть], здесь люди не спешат признаться в убийстве у всех на глазах. Но Роберт Фрейзер расскажет вам историю, которая укажет на то, что это преступление совершил Винсент Букер.

Полански продолжает опровержение, объясняя, что Фрейзер сотрудничал во время следствия, явился в полицию добровольно, но вскоре стало ясно, что детективы сосредоточились на нем как на подозреваемом, исключив всех остальных. Он не принес оружие, это правда: боялся обвинения в связи с хранением пистолета, когда следователи, очевидно, пытались повесить преступление на него. Причем после того, как он хотел помочь им найти убийцу Лины.

– Мистер Доан рассказал вам о головоломке – и он прав, – находит Полански общее место со стороной обвинения. – Картинку можно увидеть и с недостающими деталями, если не хватает трех, четырех или пяти. Но если не хватает слишком много…

В приемной Гарви мучают головоломки совсем иного рода. Когда суд уходит на обеденный перерыв, он углубляется в разгадывание кроссворда «Ивнинг Сан», доведя сражение с ним до ничьей. Дэйв Браун спит сидя, с папкой Букера на коленях.

Наконец они делают перерыв на обед. Детективы уходят, едят, затем возвращаются на скамейки, чтобы наблюдать за постоянным парадом входящих и выходящих свидетелей обвинения. Старшая дочь Лины Лукас – дает показания об отношениях Фрейзера с ее матерью и опровергает утверждение, что в квартиру имел доступ Винсент Букер; сосед сверху из дома 17 по Северной Гилмор-стрит – рассказывает об обнаружении тела и установлении времени смерти; патрульный из Западного района, первый на месте преступления, – рассказывает об охране места и сборе улик; Уилсон из лаборатории – показывает фотографии места преступления и докладывает о снятии отпечатков пальцев; Первис из трасологии – рассказывает о сравнении скрытых отпечатков и о том, что отпечатки с Гилмор-стрит совпадают только с Шарлин Лукас.

Когда бейлиф наконец выходит за Гарви, тот уже почти расправился с «Ивнинг Сан», запнувшись только на какой-то реке во Франции из пяти букв. Оставив газету на скамье, он идет за свидетельскую кафедру в темно-синем пиджаке в тонкую полоску – деловой костюм придает ему нужный авторитет. Галстук в расцветке республиканцев, очки: дамы и господа присяжные заседатели, встречайте вице-президента отдела продаж полицейского департамента.

– Добрый день, – театрально начинает Доан. – Сколько вы уже служите в Балтиморском департаменте полиции?

– Больше тринадцати лет, – говорит Гарви, поправляя галстук.

– Из этих тринадцати лет сколько вы служите в отделе по расследованию убийств?

– Последние три с половиной года.

– Будьте любезны, скажите присяжным заседателям, сколько убийств вы вели за это время.

– Лично меня назначали где-то на пятьдесят дел.

– И, – говорит Доан, направляя разговор, – полагаю, в том или ином виде вы участвовали в других делах.

– Во множестве расследований, – подтверждает Гарви.

Доан постепенно проводит детектива через место преступления в доме 17 по Северной Гилмор. Гарви описывает квартиру, особое внимание уделяя безопасности, в том числе отключенной сигнализации. Он рассказывает во всех подробностях, и коллегия снова слышит об отсутствии следов взлома, кучке одежды, царапинах на изголовье, предполагающих, что жертву ударили ножом, когда она лежала в кровати. Затем, по указанию Доана, Гарви подходит к скамье присяжных, где прокурор показывает ему фотографии, уже приобщенные к делу.

Фотографии – тоже вечный источник немалых конфликтов в зале суда: адвокаты заявляют, что изображение окровавленной жертвы без нужды влияет на беспристрастность, а прокуроры – что фотографии имеют доказательную ценность для коллегии. Побеждают обычно прокуроры, как в этом случае и Доан. Поэтому вопреки нескончаемым протестам Полански присяжные видят Лину Лукас и ее раны во всей глянцевой красе с разных ракурсов. Они впечатлены.

Гарви проводит перед коллегией десять минут, после чего возвращается на место, где Доан расспрашивает его об осмотре места преступления и опросе соседей. Прокурор задает вопрос об уличном освещении возле дома на Гилмор-стрит, и Гарви описывает натриевый фонарь посреди квартала, закладывая основу для будущих показаний Ромейн Джексон.

– На данный момент больше вопросов к детективу Гарви не имею, – говорит через двадцать пять минут Доан. – Однако я бы хотел вызвать его позже.

– Разрешаю, – говорит Горди. – Перекрестный допрос, мистер Полански.

– По тем же причинам я ограничусь показаниями, полученными при прямом допросе.

Да пожалуйста, думает Гарви, спокойный и собранный. Сегодня речь только о месте преступления, а значит, рассуждает он, особых препирательств не будет.

Полански углубляется в тему характера ран, получив у детектива подтверждение, что ножевые ранения нанесены раньше огнестрельного в голову – это доказывают защитные раны на руках. Еще какое-то время адвокат уделяет пустой сумочке, порванной пачке риса и пустым желатиновым капсулам на полу спальни.

– Похоже ли, сэр, что злоумышленники, напавшие на мисс Лукас и убившие ее, забрали ее наркотики?

– Протестую, – говорит Доан.

Судья согласен, что вопрос адвоката слишком спекулятивный, но в зале и так блуждает тень Винсента Букера. В конце концов, зачем Фрейзеру убивать человека ради наркотиков, и так принадлежавших ему? Никаких причин, если только он не хотел инсценировать ограбление.

Полански идет дальше и описывает принадлежности для наркотиков, разбросанные на месте преступления, чтобы зайти с другой стороны. Возвращается к кучке одежды. В квартире было чисто, так? Очень чисто, соглашается Гарви.

– Как дома у человека, который не разденется, бросив одежду на пол, а разденется, сложит одежду и уберет. Вы согласны?

Ого, думает Гарви, хитрожопый ты какой.

– Нет, – говорит детектив. – Не согласен.

Полански оставляет кажущееся противоречие на усмотрение присяжных и переходит к улике 2U – фотографии пола спальни после того, как подняли кровать. Адвокат указывает на мягкую пачку сигарет «Ньюпортс» на полу.

– А была ли там пепельница? – добавляет он.

– Да, сэр, – говорит Гарви.

– Вы установили, была ли мисс Лукас курильщицей или нет?

Вот черт, думает Гарви. С этой фигней он далеко зайдет.

– Не помню.

– Как считаете, это может иметь значение?

– Уверен, этот вопрос всплывал во время следствия, – говорит Гарви, стараясь пройти на цыпочках по минному полю. – Очевидно, ответ не имел значения для следствия.

– Вы спрашивали ее дочерей или близких, курила она или нет?

– Не помню.

– Если она не курила, вы согласны, что наличие пачки сигарет стоило изучить?

– Согласен насчет пачки сигарет, – отрывисто отвечает Гарви.

– Стоило узнать, кто был с ней близок и при этом курил, – продолжает Полански. – Ведь вы решили, что с ней находился кто-то близкий, раз не было взлома, верно?

– Верно, – говорит Гарви.

– Поэтому, возможно, было бы важно выяснить, курил ли – и курил ли конкретно «Ньюпортс» – кто-то из ее близких или кто-то из возможных подозреваемых, о которых мы поговорим позже.

– Протестую, – говорит Доан, пытаясь выручить детектива. – Есть ли у стороны защиты вопрос?

– Да, – говорит Полански. – Вы согласны, что это важно?

– Нет, – отвечает Гарви, успевший перестроиться. – Потому что мы не знаем, когда там оказалась пачка сигарет. Она лежала под кроватью. Это действительно стоило бы изучить, но я бы не стал строить расследование на этом.

– Что ж, – продолжает Полански, – но, сэр, разве вы не согласны, что мисс Лукас была очень опрятным человеком и не оставила бы пачку сигарет на полу?

– Протестую, – говорит Доан.

– Разве не вероятнее, что пачка попала туда в ночь убийства?

– Протестую.

Горди вмешивается.

– Вы можете ответить на этот вопрос с какой-либо уверенностью? Да или нет?

Доан буравит детектива глазами, еле различимо качая головой. Пользуйся шансом, хочет сказать он. Отказывайся.

– Я могу ответить, – отвечает Гарви.

– Протест отклонен, – говорит Горди.

– Под кроватью хватало мусора. На виду в доме все чисто и опрятно, но я бы не назвал чистым пол под кроватью.

– Телефон находился под кроватью? – спрашивает Полански.

– Да, – отвечает Гарви, глядя на фотографию. – Мы его туда вернули, чтобы сделать снимок.

– Можно ли сказать, что телефон не лежал там в течение длительного периода времени?

– Я не знаю, когда он туда попал, – говорит Гарви.

Частичное спасение детектива-ветерана. Полански довольствуется тем, что получил, и идет дальше – спрашивает о волосах, найденных на простыне криминалистом и отправленных в трасологическую лабораторию. Их когда-нибудь с кем-нибудь сопоставляли?

– По волосу невозможно определить, кому он принадлежит, – говорит уже настороженный Гарви.

– Это определить можно. Разве не существует никакого научного анализа, полезного для следствия?

– Нельзя сказать, что конкретный волос принадлежит конкретному человеку.

– Разве нельзя сузить круг до белых или черных людей? – спрашивает Полански. Тут Гарви уступает:

– Но не более того.

Детектив и адвокат кружат в течение еще нескольких вопросов, пока не проясняется тезис Полански: волосы с места преступления ни с кем не сопоставляли. Хотя в этом и нет никакого смысла, он создает впечатление, будто Гарви вел следствие халатно.

Пока что Полански свой оклад отрабатывает. Что в конце перекрестного допроса доказывает и сам Гарви, когда адвокат интересуется временем смерти.

– Окоченение уже наступило и заканчивалось, – говорит детектив. – А еще по запекшимся пятнам крови под ее головой – густой, свернувшейся, пропитавшей ковер по краям, – мне показалось, что она пролежала двадцать четыре часа.

Полански и Доан вскидывают глаза. Двадцать четыре часа означают, что смерть наступила поздно вечером предыдущего дня.

– Она была мертва двадцать четыре часа? – уточняет Полански.

– Совершенно верно, – говорит Гарви.

Доан впивается глазами в свидетеля, силой мысли заставляя серьезно задуматься над ответом.

– Значит, ваш вывод – что она была убита не раньше пяти часов вечера двадцать первого числа? – спрашивает Полански. До Гарви наконец доходит.

– Забираю свои слова назад. Нет, простите. Я запутался. Я хотел сказать – двенадцать часов.

– Я так и думал, – говорит Полански. – Благодарю. Больше вопросов не имею.

На повторном допросе Доан возвращается к найденным волосам, но тем самым позволяет Полански в последующих вопросах снова намекнуть, что детектива интересовали не все собранные улики:

– Если бы вы проверили волосы, смогли бы определить, принадлежат они мистеру Фрейзеру, мисс Лукас или кому-либо еще. Это так?

– Если бы мы сравнили волосы, смогли бы только установить, что они похожи, – устало повторяет Гарви.

– Смогли бы, но не сделали, – говорит Полански.

– Я не видел в этом необходимости.

– Очень жаль, сэр. Спасибо.

Последний комментарий задевает Доана – он поворачивается на стуле к Полански.

– Ты серьезно? – саркастично спрашивает он. Потом переводит глаза на судью. – У меня больше нет вопросов.

– Вы свободны, сэр, – говорит Горди.

Первый день заканчивается. Через пять минут Гарви встречает Полански в коридоре и замахивается с притворным гневом.

– Вот же ты кляузник, – говорит он с улыбкой.

– Ну, ну, – отвечает Полански, слегка оправдываясь. – Ничего личного, Рич. Я просто делаю свою работу.

– Ой, да я знаю, – Гарви шутливо бьет его в плечо. – Я не в претензии.

Но Доана не так-то и легко успокоить. Возвращаясь вместе с Гарви в свой офис, он не сдерживается и отпускает несколько красочных эпитетов в адрес достойного соперника.

Волосы, «Ньюпортс» – все это пыль в глаза, материал для любого хорошего адвоката. «Пыль» – это теория, которая гласит: если не хочешь спорить с вещдоками стороны обвинения, придумай свои. Наверняка Роберт Фрейзер уже готов выйти за кафедру и заявить, что Винсент Букер курит «Ньюпортс».

Гарви знает, что сигареты еще могут попортить им кровь, и извиняется перед Доаном.

– Я уверен, что разобрался со этим сразу на месте происшествия. Просто подробностей уже не помню.

– Не переживай, – мягко отвечает Доан. – Но можем ли мы как-то…

– Я сейчас же свяжусь с Джеки или Генриеттой, – опережает его Гарви. – Ларри, я уверен, что это были сигареты Лины, просто уже забыл, кто мне это сказал.

– Ладно, – говорит Доан. – Эта чушь про волосы меня не волнует, но вот насчет сигарет он говорил по делу. Это нужно пресечь на корню.