Текст книги "Отдел убийств: год на смертельных улицах"

Среда, 9 ноября

Рич Гарви дрожит в предрассветной пустоте Фримонт-авеню, глядя на кучку окровавленной одежды, две стреляных гильзы 38-го калибра и синюю пластмассовую коробку с двумя длинными сэндвичами в фольге. Вот и все вещдоки.

Рядом с Гарви дрожит Роберт Макаллистер, высматривая на Фримонт-авеню и ее притоках признаки человеческой жизни. Мало того, что улицы пустые, так еще и ни в одном окне нет света. Вот и все свидетели.

В секунды перед тем, как нарушить тишину, Гарви смотрит на Макаллистера, а Макаллистер смотрит на Гарви, и у обоих в глазах читается одна и та же мысль:

Хреновое ты словил дело, Мак.

Да уж, Гарв, не повезло тебе.

Но не успевает между напарниками начаться что-нибудь неподобающее, как к ним подходит с одним мелким пустячком первый патрульный на месте происшествия – парень по фамилии Миранда, юный ретивый боец, для которого на улицах все еще в диковинку.

– Когда мы приехали, он еще говорил.

– Говорил?

– Еще как.

– И что сказал?

– Ну, он сказал, кто его убил…

Если в этой вселенной и существует истинное равновесие, если в порядке вещей есть положительное и отрицательное, то где-то «ян» Рича Гарви уравновешен чьим-то «инь». Где-то есть другой профессиональный коп, наверняка ирландец, с очками в тонкой оправе, с темными усами и больной спиной. Он стоит над одиннадцатым наркоубийством подряд и просто молча страдает, умоляя безразличного Господа даровать хотя бы обрывок вещдока, хотя бы одного бестолкового юлящего свидетеля. Этот Анти-Гарви – хороший коп, хороший детектив, но в последнее время уже, как и его сержант, сомневается в своих способностях. Он начал выпивать и покрикивать на детей. И ничего не знает о равновесии и порядке, о логике дао, о своем альтер эго в городе Балтиморе, который лихо раскрывает убийства за двоих.

– Ну-ка, ну-ка, – говорит Гарви.

– Он сказал, его застрелил Уоррен Уодделл.

– Уоррен Уодделл?

– Да, он сказал, его друг Уоррен выстрелил ему в спину без всяких причин. Повторял: «Поверить не могу, что он в меня выстрелил. Поверить не могу».

– И ты все слышал?

– Прямо над ним стоял. Мы с напарником все слышали. Он сказал, этот самый Уоррен работает с ним в «Присижн Цемент».

Молодец, мужик, молодец. В скорой номер 15 мир сначала сереет, потом окончательно темнеет, но все-таки ты справился, сказал все, что нужно было сказать. Оставил о себе память детективу из убойного, и за это Рич Гарви тебе благодарен.

Предсмертное заявление, как его называют юристы, – это допустимое в Мэрилендском суде доказательство при условии, что квалифицированный медицинский работник известил жертву о неминуемой смерти или сама жертва обозначила уверенность в том, что умирает. И так-то в предсмертных заявлениях жертв нет ничего необычного, но чтобы их слова не то что относились к делу, а еще и помогли детективу, – это чудо из чудес.

У каждого детектива из убойного найдется любимая история о последних словах умирающего. Многие связаны с уличным кодексом и его соблюдением до самого конца. Одна история гласит о финальных мгновениях торчка из Западного Балтимора, который еще говорил, когда прибыла полиция.

– Кто в тебя стрелял?

– Через минуту скажу, – объявила жертва, видимо, не зная, что ей осталось сорок секунд.

Один умирающий после проникающих ножевых в грудь и лицо заявил, что порезался, когда брился. Другая жертва, получив пять пуль в спину и грудь, на последнем издыхании заверила патрульных, что сама со всем разберется.

Но, наверное, самую классическую историю о предсмертном заявлении рассказывает Боб Макаллистер. В восемьдесят втором, в свои первые дни в отделе, Мак долго работал в составе особой следственной группы и был на нескольких вызовах младшим детективом, но по большей части все еще считался салагой. Чтобы он поучился у мастера, его поставили в пару с Джейком «Змеем» Коулманом, он же – Полиэстровый Принц: коротышка со скрипучим голосом, детектив легендарных масштабов. И вот, когда поступил звонок о стрельбе на Пенсильвания-авеню, Джек Коулман выехал с Макаллистером.

Того покойника на Пенси и Голд звали Фрэнк Гаптон. Макаллистер вспоминает имя сходу; помнит он и то, что дело до сих пор открыто.

– Когда мы приехали, он еще был жив, – сказал первый патрульный.

– Правда? – обнадеженно спросил Коулман.

– Да. Мы спросили, кто в него стрелял.

– И?

– Он сказал: «Идите в жопу».

Коулман хлопнул Макаллистера по спине.

– Ну, братец, – проскрипел он, начиная обучение младшего детектива, – вот тебе и досталось твое первое убийство.

Но теперь, на Фримонт-авеню, Гарви с Макаллистером узнали о своей жертве, некоем Карлтоне Робинсоне, достаточно, чтобы уверенно сказать: это вам и близко не какой-то Фрэнк Гаптон. Этот человек хотел, чтобы за него отомстили.

Через час после отъезда с места преступления оба детектива уже в доме на западной стороне, беседуют с подругой Карлтона, собравшей жертве завтрак и поцеловавшей на прощание, когда он отправился с утра на работу.

Опрос идет трудно. Она беременна от Карлтона, он ее обеспечивал и подумывал о свадьбе. Она знает, что обычно он выезжал на работу с угла Пенсильвания и Норт, и знает Уоррена Уодделла – коллегу, который иногда ездил с ним вместе. Но не успевают Гарви и Макаллистер поговорить и пары минут, как маленькую квартирку наполняет звон телефона. Больница, думает Гарви, уже зная, какие ее ждут новости.

– Нет, – ревет она, уронив трубку на пол и падая в руки подружки. – Нет же, черт возьми. Нет…

Гарви встает первым.

– За что это мне?

За ним – Макаллистер.

– За что…

Оба детектива оставляют визитки на кухне и сами находят выход. Пока что буквально все – от собранного завтрака до готовности Карлтона назвать имя убийцы и слез его подружки – говорит о том, что у них на руках настоящая жертва.

Через несколько часов, в кафе с пончиками на Филадельфия-роуд в восточной части округа Балтимор, это подтверждает и местный бригадир «Присижн Конкрит».

– Карлтон отличный был мужик, просто отличный. Один из моих лучших работников.

– А Уодделл? – спрашивает Гарви. Бригадир закатывает глаза.

– Слушайте, я поражаюсь, что он его правда убил. Поражаюсь, но нисколько не удивляюсь, понимаете?

Уоррен – псих, поясняет бригадир. Каждый второй день он появлялся на работе с самозарядным пистолетом за ремнем джинсов, хвастался деньгами и всем рассказывал, какие у него крутые друзья-наркодилеры.

– Так у него есть друзья-наркодилеры?

– О да.

Работать Уодделла и пинками не заставишь, говорит бригадир. Его хлебом не корми, дай только порассказать остальным в бригаде, какой он опасный и что он уже убивал людей.

Ну, думает Гарви, слушая бригадира, с этим точно не поспоришь. Час назад в офисе детективы пробили имя Уодделла и получили внушительный список с кульминацией в виде судимости за убийство второй степени двенадцать лет назад. Вообще-то Уодделл только что вышел по условно-досрочному.

– Он шизик, – говорит бригадир, билли-коротышка со светло-каштановыми волосами. – Знаете, мне иногда было страшно с ним говорить… Поверить не могу, что он и правда убил Карлтона.

Для завсегдатаев «Данкин Донатс» во время утреннего наплыва посетителей этот разговор – внезапное развлечение. Бригадир выбрал это место, потому что оно неподалеку от его стройплощадки; теперь бизнесмены за стойкой просят повторить им кофе и таращатся поверх газет на спектакль: два детектива в штатском расследуют убийство.

– Каким был Карлтон?

– Карлтон был очень хорошим работником, – говорит бригадир. – Не уверен, но, по-моему, это он и устроил к нам Уодделла. Я только знаю, что приезжали они все время вместе.

– Расскажите, что произошло вчера на работе, – просит Гарви.

– Вчера… – качает головой бригадир. – Вчера мы просто шутили. Прикалывались, ну знаете, подкалывали Уоррена.

– Из-за чего?

– Из-за разного, как бы. Из-за того, как он себя ведет, что он толком не работает.

– Карлтон тоже над ним смеялся?

– Да все, все. Называли его долбоебом, и ему это не понравилось.

– Почему его называли долбоебом?

– Ну, как бы, – пожимает плечами бригадир, – потому что он долбоеб.

Гарви смеется.

Бригадир говорит, что вчера Уодделл наконец показал пистолет и загадочно объявил, что завтра – день выборов, а в день выборов всегда убивают людей. Гарви слышал теорию о связи летней жары или полнолуния с ростом смертности, но постулат о дне выборов встретил впервые. Это что-то новенькое.

– Расскажите о его пистолете.

Бригадир описывает девятимиллиметровый самозарядник с магазином на восемнадцать патронов. Гильзы на месте преступления были 38-го калибра, но Гарви и Макаллистер знают, что большинство людей не отличает на вид 38-й от девятимиллиметрового. Уоррен гордился своей пушкой, говорит бригадир и вспоминает, как тот рассказывал, что всегда снаряжает магазин экспансивным патроном через один с круглоносым. «Чтобы валить наверняка», – талдычил он всем, кто слушал.

И это тоже сходится, когда детективы возвращаются в город и наблюдают, как помощник судмедэксперта извлекает из тела Карлтона Робинсона пули. Этим утром на Пенн-стрит затишье – только двойное самоубийство или убийство-самоубийство из округа Монтгомери, самоубийство из Энн-Арундел, две вероятных передозировки, необъясненная смерть и десятилетняя девочка, сбитая грузовиком. Уже через час детективам подтверждают, что половина извлеченных пуль – экспансивные, а половина – стандартные круглоносые.

Здесь чувствуется ирония. В Мэриленде 9 ноября – не только день выборов, но и день, когда вступает в силу разрекламированный закон о «Saturday Night Special». Принятый законодательным собранием штата весной, несмотря на лоббистские усилия Национальной стрелковой ассоциации на сумму в размере 6,7 миллионов долларов, закон учредил наблюдательный совет для выявления и запрета продажи дешевого короткоствольного оружия в штате. Преподнесенный как победа над противниками оружейного контроля и противовес насилию, этот закон на самом деле – пустое сотрясение воздуха. Уже с 1970-х дешевые пистолеты участвуют только в редких городских убийствах: в наше время даже подростки расхаживают с самозарядниками в трениках. «Смит-вессоны», «глоки», «беретты», «зиг зауэры» – даже долбоебы всего мира, включая Уоррена Уодделла, покупают качественное оружие. И хотя исторический закон по оружейному контролю – гордость политических лидеров Мэриленда, он запоздал лет на пятнадцать.

В день после убийства Карлтона Робинсона Уоррен Уодделл звонит бригадиру и отпрашивается с работы. А еще просит привезти ему чек на другой конец города. Детективы, предвидев такую просьбу, попросили руководство стройкомпании объяснить Уодделлу, что он сам должен явиться в офис в Эссексе и расписаться за чек лично. Так бригадир ему и заявляет, а еще спрашивает, правда ли он убил Карлтона.

– Я сейчас не могу говорить, – отвечает Уодделл.

А затем, ко всеобщему изумлению, на следующее утро он приходит за чеком, подозрительно косясь на секретарш, и тут же уходит. Его вместе с другом-водителем арестовывают в километре оттуда на посту полиции округа. При обыске у него обнаруживают большую сумму наличными, карточку «Американ Экспресс» и паспорт США. Во время ареста он не делает заявлений, а затем еще больше завоевывает расположение Гарви и Макаллистера, когда по дороге в центр города симулирует болезнь живота и тратит два часа детективов на крюк до Синайской больницы.

В деле все инкриминирует Уодделла – последние слова жертвы, ссора и угрозы на работе в день перед убийством, экспансивные и круглоносые патроны, поведение подозреваемого после убийства. И все же, когда Гарви приносит дело в прокуратуру штата, ему заявляют, что получить обвинительный акт легко, а выиграть в суде – невозможно.

Основа дела – предсмертные слова Карлтона Робинсона – могут не допустить просто на том основании, что патрульные на месте преступления не известили жертву, что она умирает. Да и сам Робинсон не уточнил для патрульных, что верит в свою скорую смерть. Патрульные поступили совершенно естественным образом: вызвали скорую и наклонились к жертве, уговаривая держаться и заверяя, что он выкарабкается, если останется в сознании.

Без признания неминуемой смерти со стороны жертвы или официальных лиц обвинение Робинсона отбросит любой адвокат, сведущий в мэрилендских законах.

А без предсмертного заявления есть только косвенные улики, не больше. Уодделл, знакомый с арестами не понаслышке, не проявляет никакого интереса к допросу, а ордер на обыск не приносит им орудия убийства.

У Гарви, конечно, нет другого выбора, кроме как предъявить обвинение. Во-первых, он просто знает, что это Уоррен Уодделл убил Карлтона Робинсона. Во-вторых, должен же он закрыть это дело в свой Идеальный Год. Но когда Уодделла увозят в городскую тюрьму на досудебное содержание, детектив знает, что дальше дело только за юристами.

Разочарованный первой реакцией прокуратуры, Гарви просит Дона Гиблина, своего приятеля по гольфу из отдела насильственных преступлений, подыскать какого-нибудь ветерана. Гарви насмотрелся на судебный отдел и знает, что половина тамошних помощников прокурора только бросит взгляд на такую папку и уже объявит задачу невыполнимой. Тут, как и с делом Лины Лукас, нужен боец.

– Найди мне кого-нибудь хорошего, Дон, – просит он Гиблина по телефону. – Большего я не прошу.

10

 
Зал украшен остролистом,
Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!
Мчится труп в наш морг со свистом,
Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!
Говори, если желаешь,
Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!
Что про убийство ты не знаешь,
Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!
Попроси у нас пощады,
Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!
Но у нас свидетель рядом,
Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!
Будь так добр, повесели-ка:
Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!
Кровь откуда на ботинках?
Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!
Хочешь меньше наказанье?
Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!
Подпиши скорей признанье!
Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!
 

Рождественская песня отдела по расследованию убийств

Пятница, 2 декабря

В основном потехи ради, Дональд Уолтемейер наблюдает, как Марк Коэн наблюдает за тем, как яма становится глубже. Эта процедура – если ее можно так назвать – состоит из двух разных этапов, и настроение Коэна между ними заметно меняется. Первый метр, пройденный экскаватором, – быстрый и безболезненный, и он даже не пикнул; следующие полметра уже требуют лопат, и Уолтемейер видит, что лицо юриста перекосило совсем не от предвкушения.

Бледный и тощий, в очках и со светлыми кудрями, Коэн на фоне здоровенного шмата мяса – Уолтемейера, – смахивает на невинного простачка из типичного комедийного дуэта: ученый Харди в костюме-тройке бок о бок с качком Лорелом из рабочего класса. Коэн – славный мужик, один из самых опытных городских прокуроров, и Уолтемейер не может представить юриста лучше для этого разрастающегося колосса, который когда-то начинался как дело о наемных убийствах Джеральдин Пэрриш. Но Коэн все же юрист, а не коп, и по мере того, как лопаты втыкаются в глину все глубже и глубже, он начинает нервничать все больше и больше. Наконец Уолтемейер решает сжалиться.

– Здесь холодновато, – говорит детектив.

– И правда, – соглашается Коэн, поднимая воротник от зимнего ветра. – Я пока вернусь в машину.

– Дать ключи, чтобы включить обогреватель?

– Да нет, и так нормально.

Уолтемейер наблюдает, как Коэн прокладывает себе путь по грязному полю, раскисшему от пары сантиметров недавно растаявшего снега. Юрист робко ступает в резиновых сапогах от «Л. Л. Бин», задрав руками штанины. Уолтемейер знает, что страдает бедняга не только от холода: уже на глубине метра пахнуло вонью – слаборазличимой, но все же неприятной на морозном воздухе. Коэн не мог ее не почувствовать.

При стуке обо что-то твердое детектив оборачивается обратно к яме, делает шаг, чтобы заглянуть вниз через край.

– Что это было?

– Крышка, – говорит управляющий кладбищем. – Это крышка гроба.

Двое мужчин в яме работают по краям, пытаясь освободить верхнюю часть гроба от земли. Но при первом же нажиме дерево трещит и проваливается.

– Да доставайте его прямо так, – говорит управляющий. – Чего теперь возиться.

– Хлипкий какой-то гроб, – замечает Уолтемейер.

– А я вам о чем, – соглашается управляющий, объемистый мужчина со скрипучим голосом. – Она похоронила его как можно дешевле.

Еще бы, думает Уолтемейер. Мисс Джеральдин не стала бы разбрасываться на похороны тяжело заработанными деньгами, особенно если учесть, сколько любимых ей пришлось закопать. Даже сейчас, в городской тюрьме, она стремится стать единственной наследницей денег и имущества преподобного Рейфилда Гиллиарда, – гражданский иск семьи преподобного ждет рассмотрения окружного судьи.

Что касается самого доброго священника, то он – где-то под этой чертовой горой грязищи, на бедняцком погосте чуть ниже южной окраины города. Гора Сион, так называется это место. Лицензированное кладбище, священная земля.

Чушь собачья, думает Уолтемейер. Это просто полоска голой жижи рядом с Холлинс-Ферри-роуд, принадлежащая одной из крупных похоронных контор города – крупного бизнеса, умудряющего заработать даже на самом дешевом погребении. На юге находится жилкомплекс для малоимущих, на севере – Лэнсдаунская старшая школа. На вершине холма, у ворот кладбища, – продуктовый магазин; у подножия – грязный ручей. За двести пятьдесят долларов клиент получает простой фанерный ящик и двухметровый слой грязи сверху. Если у покойного нет родственников, если спонсором приходится выступать штату Мэриленд, цена опускается до каких-то двухсот долларов. Черт, думает Уолтемейер, да Гору Сион и кладбищем-то не назовешь – всего несколько надгробий на тысячи могил.

Нет, Джеральдин пожалела денег на последнего мужа, но, с другой стороны, рядом с ней на Кеннеди-стрит осталось еще двое таких же. А этому трофею Черной Вдовы достался дешевый гроб – без склепа и надгробия. Тем не менее, управляющий полчаса назад как будто без труда нашел нужное место, пройдя по голой равнине с уверенностью знатока.

– Здесь, – сказал он.

78-й ряд, могила 17.

– Это точно он? – спросил Уолтемейер.

– Ну должен быть, – удивился вопросу управляющий. – Когда их закапывают, они уже вроде никуда не деваются.

Если в могиле действительно находятся останки преподобного Рейфилда Гиллиарда, семьдесят восемь лет, то врачи на Пенн-стрит еще смогут чем-то помочь следствию. Посторонние вещества можно опознать даже в теле, пролежавшем в земле десять месяцев. Двадцать таблеток валиума, растолченные в последнее блюдо из тунца? Да, разумеется, сказал Шмялек Уолтемейеру, одобрив ордер на эксгумацию: если это то, что мы ищем, мы это найдем.

И все-таки преподобный Гиллиард пролежал в земле с февраля, и Уолтемейер гадает, что там от него осталось. Управляющий сказал, что зимние покойники замерзают в почве, а затем разлагаются медленнее, чем те, кого похоронили в теплую погоду. Это показалось детективу логичным, хотя кто вообще о таком задумывается? Точно не Уолтемейер, если нет повода. Как бы ему ни нравилось наблюдать за страданиями Марка Коэна, втайне он признается: его это тоже тревожит.

Находишь тело на улице – это убийство. Зарисовываешь, фотографируешь, обыскиваешь карманы, переворачиваешь. С того мгновения и на несколько часов он весь твой, настолько, что через пару лет такой работы об этом даже не задумываешься. Но как только тело оказывается в земле, как только священник произносит над ним пару слов и сверху его засыпают землей, все меняется. Неважно, что это не кладбище, а просто раскисший пустырь, неважно, что эксгумация – обязательное следственное действие: Уолтемейеру все еще трудно убедить себя, что он имеет право тревожить тело после его окончательного упокоения.

Естественно, его коллеги отреагировали на подобные сомнения с тем теплым пониманием, которым славятся добродушные балтиморские копы. Этим утром они не затыкались в течение всего инструктажа: господи, Уолтемейер, да что ж ты за мразь такая? Будто у нас мало убийств в этом поганом городе, тебе еще надо разгуливать по чертовым кладбищам, раскапывая скелеты, как будто ты хренов Бела Лугоши [78]78
  Бела Лугоши – венгерский, немецкий и американский актер, снимавшийся в фильмах ужасов. Мировую известность получил после фильма «Дракула» (1931) режиссера Тода Браунинга.


[Закрыть]?

И Уолтемейер знает, что в чем-то они правы: с точки зрения состава преступления эксгумация кажется лишней. У них есть Джеральдин, есть ее киллер Эдвин, есть три убийства и неоднократные покушения на Долли Браун. Также Джеральдин и другому стрелку предъявили обвинение в четвертом убийстве – Альберта Робинсона, старого алкоголика из Нью-Джерси, найденного у железной дороги в Клифтон-парке в восемьдесят шестом. Уолтемейер на несколько дней ездил с Кори Белтом и Марком Коэном в округ Берген, чтобы опросить свидетелей и подтвердить обвинение. Четыре убийства, пять убийств – с какого по счету обвинения они уже теряют смысл?

Глядя, как могильщики разбирают куски разбитой крышки гроба, Уолтемейер задается вопросом, стоит ли оно того. Мисс Джеральдин в любом случае сядет, а то, что происходит сегодня, явно не принесет душевного спокойствия семье Гиллиардов. С другой стороны, детектив вынужден признать, что и ему, и врачам на Пенн-стрит самую капельку любопытно.

Выбросив из ямы покоробленные гнилые деревяшки, могильщики встают по краям гроба. Уолтемейер наклоняется и смотрит вниз.

– Ну? – спрашивает управляющий.

Детектив смотрит на снимок Гиллиарда, затем в гроб. Мертвец, учитывая обстоятельства, сохранился довольно неплохо.

– Что-то маловат, – произносит он. – На фотографии он куда больше.

– В земле они худеют, – нетерпеливо говорит управляющий. – Вы же понимаете, эти засранцы туда не отъедаться ложатся.

Да уж, думает Уолтемейер. Это вряд ли.

Выковырять основание гроба из грязи – адская работа, и через десять минут могильщики сдаются, уступая место сотрудникам медэкспертизы, которые просто поднимают останки с помощью брезента.

– Ну удружил, Уолтемейер, – говорит один, выбираясь из могилы весь в грязи. – Теперь ты наверху моего списка.

Достав тело, Уолтемейер и могильщики, увязая, начинают долгий путь к грунтовой дороге, разделяющей Гору Сион. Аккуратно подойдя к «кавалеру», детектив наблюдает, как сотрудники медэкспертизы грузят тело в черный фургон, затем смотрит через лобовое стекло на Марка Коэна. Тот очень увлеченно разглядывает что-то у себя в руках.

– Видел его? – спрашивает он.

Коэн даже не поднимает глаз, наклонив голову к портфелю и перебирая папки внутри.

– Марк, ты его видел?

– Да, – говорит Коэн. – Видел.

– Скажи, жуть, а? – говорит Уолтемейер. – Я как будто в ужастик попал.

– Поехали уже в центр, – просит Коэн. – Мне нужно вернуться в офис.

О да, думает Уолтемейер. Он все видел.

Само вскрытие детектив решает пропустить, но оно проходит как по маслу – врачи собирают образцы ткани и органов для токсикологического анализа, затем ищут на теле другие признаки травмы. Совершенно обычная медицинская работа – практически готовое пособие по судебной медицине. По крайней мере до тех пор, пока врач не начинает зашивать грудную полость и не замечает на запястье больничный опознавательный браслет. Чернила поблекли, но имя, все еще четко читамое, – явно не «Рейфилд Гиллиард».

Спустя двадцать минут в отделе убийств звонит телефон. Отвечает один из детективов, после чего кричит в комнату отдыха:

– Уолтемейер, медэксперт на первой линии!

Тот, сидя за столом Дэйва Брауна, снимает трубку и наклоняется вперед. Через пару секунд он сжимает переносицу пальцами.

– Вы это серьезно, да? – он откидывается на спинку стула и смотрит на пожелтевшую потолочную плитку. Его лицо перекошено – оно даже комично от карикатурного горя. Он берет со стола Брауна карандаш и пишет на тыльной стороне карточки из ломбарда, озвучивая каждое слово:

– Больничный браслет… Юджин… Дейл… черный, мужчина…

Прекрасно.

– И никто не заметил до самого конца вскрытия? – спрашивает детектив.

Просто прекрасно.

Уолтемейер вешает трубку и с минуту сидит молча, прежде чем нажимает кнопку интеркома на телефоне.

– Капитан?

– Да? – отвечает голос.

– Сэр, это Уолтемейер, – говорит детектив, все еще сжимая переносицу. – Капитан, вы сидите?

– А что?

– Капитан, у меня есть хорошая новость и плохая.

– Сначала хорошая.

– Вскрытие прошло успешно.

– А плохая?

– Мы выкопали не того.

– Да не может быть.

– О, еще как может.

– Господи.

Юджин Дейл. Какой-то несчастный, которому не повезло оказаться на кладбище для бедняков в то же время, что и преподобному Гиллиарду. Теперь он на каталке на Пенн-стрит, выглядит еще хуже после сегодняшнего. В этом мире мало что может по-настоящему расстроить детектива из убойного отдела, но Уолтемейера нарушение покоя невинных мертвецов – еще как может. Он задумывается, есть ли у этого Дейла родственники. И имя – почему оно такое знакомое?

– Не того выкопали? – спрашивает детектив из смены Стэнтона, засидевшийся сверхурочно из-за скорого выступления в суде. – А кого?

– Какого-то бедолагу по имени Юджин Дейл.

– Юджин Дейл?

– Ага.

– Д-Е-Й-Л?

Уолтемейер кивает.

Детектив указывает на доску, на пару последних имен в разделе Роджера Нолана.

– Так же зовут подозреваемого Эджертона.

– Кого?

– Юджин Дейл.

– Кто это? – никак не поймет Уолтемейер.

– Мужик, которого Эджертон посадил за убийство девочки, – говорит детектив. – Его зовут так же, как вашего выкопанного жмурика.

Уолтемейер смотрит на доску.

– Юджин Дейл, – читает он черные чернила. – Охереть.

– А где сейчас Эджертон? – спрашивает детектив.

– Сегодня выходной, – говорит Уолтемейер, погруженный в размышления. Какая, на хрен, разница, кого они выкопали? Это не Рейфилд Гиллиард, вот что главное. Уолтемейер бесстрастно слушает, как второй детектив звонит Эджертону.

– Гарри, твой убийца, случаем, не «младший»? Ну, его звали не Юджин Дейл-младший или там Юджин Дейл Третий, как-нибудь так?

Детектив кивает, слушая ответ. Уолтемейер, не зная, что творится на том конце провода, может только представить себе недоумение Эджертона.

– И отец Дейла недавно скончался… Ага, где-то в феврале… Ага, понял… Ну, прикинь, Гарри, ты в жизни не поверишь, но Уолтемейер только что раскопал отца твоего подозреваемого, а ребята в морге его вскрыли… Еще как серьезно.

Ну хватит, думает Уолтемейер, выходя из комнаты отдыха. Не собираюсь рассиживаться здесь и выслушивать это весь день. Неважно, что теперь Эджертон на другом конце провода осмысляет это причудливое совпадение и воображает себе новую поездку в тюрьму. Неважно, что он представляет, как будет рассказывать младшему Дейлу о том, как Балтиморский департамент полиции вырыл и покромсал его отца только по той причине, что его сын убил маленькую девочку и соврал об этом. Неважно, что детектив Стэнтона на пересменке сбегает к столу Марка Томлина и перескажет ему утро Уолтемейера, чтобы Томлин нарисовал свою фирменную карикатуру, которые так часто украшают стену комнаты отдыха. Все это неважно.

Уолтемейеру несмешно.

Оставив второго детектива на телефоне с Эджертоном, он берет «кавалер» и снова едет на Гору Сион.

– Уже вернулись? – спрашивает могильщик на воротах с Холлинс-Ферри.

– Вернулся, – говорит Уолтемейер. – Где сейчас мистер Браун?

– У себя в кабинете.

Уолтемейер идет через подъездную дорожку к маленькому однокомнатному домику сторожа. Управляющий кладбищем, собираясь выйти в этот момент, сталкивается с ним в дверях.

– Мистер Браун, нам надо поговорить, – говорит Уолтемейер, уставившись в землю.

– Что такое?

– Тело, которое вы сегодня утром вырыли и передали нам…

– Что с ним?

– Это не тот человек.

Управляющий не смущается.

– Не тот? – переспрашивает он. – Как вы узнали?

Уолтемейер, услышав это, так и хочет взять старика за грудки. «Как узнали?» Очевидно, управляющий решил, что после десяти месяцев в земле все трупы одинаковы. Главное, чтобы под крышкой не оказался кто-нибудь в платье, да?

– У него был браслет из больницы, – говорит Уолтемейер, борясь с гневом. – Там написано, что это Юджин Дейл, а не Рейфилд Гиллиард.

– Господи, – качает головой управляющий.

– Давайте зайдем и посмотрим ваши записи.

Уолтемейер идет за стариком в сторожку и смотрит, как тот достает из металлической картотеки три набора карточек 3 на 5 – захоронения января, февраля и марта, – и начинает пролистывать.

– Как-как, говорите, его зовут?

– Дейл. Д-Е-Й-Л.

– Не в феврале, – произносит управляющий. Начинает проверять мартовские захоронения, останавливается на четвертой карточке. Юджин Дейл. Умер 10 марта. Похоронен 14 марта. Секция ДД, ряд 83, могила 11. Уолтемейер берет февральские карточки и находит Рейфилда Гиллиарда. Умер 2 февраля. Похоронен 8 февраля. Секция ДД, ряд 78, могила 17.

Даже не близко. Уолтемейер пронзает управляющего взглядом.

– Вы промазали на пять рядов.

– Ну, он лежал не на своем месте.

– Это я уже понял, – повышает голос Уолтемейер.

– В смысле, мы были на правильном месте, а вот он – нет.

Уолтемейер смотрит в пол.

– В тот день работал не я, – говорит управляющий. – Это кто-то другой напутал.

– Кто-то другой?

– Ага.

– Как думаете, если мы раскопаем там, где должен лежать Юджин Дейл, мы найдем Гиллиарда?

– Может быть.

– Почему? Их же хоронили с разницей в месяц.

– Может, и нет, – соглашается управляющий.

Уолтемейер берет карточки и начинает пролистывать в поисках захоронений 8 февраля или рядом. К его удивлению, многие имена странным образом знакомы. Каждая вторая карточка соответствует записи в круглосуточном журнале.

Вот Джеймс Браун, дело Гилберта, – пацан, зарезанный на Новый год. И Барни Ирли, старый пьяница, которого Пеллегрини нашел забитым в подворотне у Клей-стрит через несколько недель после Латонии Уоллес, – бомж, убитый, когда решил посрать не в том месте. И Орландо Фелтон, гнилой труп с Северной Калверт-стрит, – передоз, чье дело Макаллистер с Макларни закрыли в январе. И мартовский убитый Келлера – тот бандит с неправдоподобной фамилией Айрленд, который зашибал на продаже дури на восточной стороне. Господи, столько бабла – а семья спихнула его на кладбище бедняков. Наркоубийство Даннигена из проджектов Лафайет-Корт… трое младенцев из дела о поджоге Стайнхайса… огнестрел со смертельным исходом на Вайн-стрит, попавшийся Эдди Брауну. Уолтемейер читает с изумлением и улыбкой. А вот этот – Дэйва Брауна, а этого вел Ши. Этим занимался Томлин…

– Короче, вы не знаете, где он, – откладывает карточки детектив. – Правильно, мистер Браун?

– Нет. Не знаю. Не сейчас.

– Я так и понял.

В этот момент Уолтемейер уже готов упростить себе жизнь и плюнуть на Рейфилда Гиллиарда; но медэксперты не отстают. У них на руках вероятное убийство и действующий ордер на эксгумацию, подписанный судьей округа Балтимор, а значит, Гора Сион обязана предоставить тело.

Три недели спустя они пробуют еще раз – зарываются в грязь в шести рядах от того места, где штат перезахоронил Юджина Дейла-старшего, причем теперь в гробу покачественнее. В этот раз Уолтемейер не спрашивает о логике, которой руководствовался управляющий при выборе нового места, – отчасти опасаясь, что ее нет. Присутствуют тот же экскаватор, те же могильщики, те же сотрудники медэкспертизы, которые выволакивают на поверхность второй труп, потяжелее, и внимательно ищут на запястьях какие-нибудь опознавательные знаки.