Текст книги "Отдел убийств: год на смертельных улицах"

Четверг, 1 ноября

Роджер Нолан берет трубку и ищет в офисной папке домашний номер Джо Коперы. Сегодня лучший баллистик департамента будет работать в ночную.

Из коридора слышится громкий стук в дверь большой допросной.

– Эй, Родж, – интересуется один из детективов Стэнтона, – это твой так шумит?

– Ага. Я сейчас подойду.

Нолан находит номер и звонит Копере, объясняет в двух словах ситуацию. Заканчивает звонок под еще более громкий стук.

– Эй, Родж, заткни уже этого гондона, а?

Нолан идет через аквариум в коридор. К окошку в двери прижался лицом сам дьявол – ладони сложены в трубочки у глаз в попытке что-нибудь разглядеть за односторонним стеклом.

– Ты охренел там?

– Мне надо в туалет.

– В туалет, да? Небось потом еще попить попросишь.

Дьяволу надо отлить. Воплощению зла хочется воды. Нолан качает головой и открывает металлическую дверь.

– Охренеть можно, – говорит он подозреваемому. – Стоит кого-нибудь запереть, как у них сразу мочевой пузырь переполняется и голова кружится от жажды… Ладно, пошли, только побыстрей…

В коридор медленно выходит подозреваемый – тридцатиоднолетний чернокожий мужчина, худощавого телосложения, с редеющими, коротко постриженными волосами и темно-карими глазами. Лицо круглое, рот – широкий, с щербинкой и неправильным прикусом. Его толстовка на размер больше, хайтопы поношенные. Ничто во внешнем виде не выдает правду об его омерзительном деянии: ничто в лице не вселяет страх, ничто в глазах не назовешь необычным. Он совершенно зауряден – и по этой причине тоже вызывает презрение.

Его зовут Юджин Дейл, и в его компьютерной распечатке на столе Гарри Эджертона приводов хватит на двух убийц. Большинство арестов – за изнасилования, покушения на изнасилования и нарушения правил обращения с огнестрельным оружием; более того, сейчас Дейл на УДО, только что отпущен исправительным департаментом после отбытия девятилетнего срока за сексуальное преступление.

– Не вернешься через три минуты, – говорит ему у входа мужской уборной Нолан, – и я пойду за тобой. Все понял?

Юджин Дейл выходит из туалета через две минуты, с робким видом. Нолан направляет его обратно по коридору.

– Попить, – просит подозреваемый.

– Ну и? – говорит Нолан. – Пей.

Дейл останавливается у кулера с водой, затем утирает лицо рукавом. Подозреваемого возвращают обратно в кабинку, где он ждет Эджертона, который в этот момент беседует в другой допросной с теми, кто близко знает Дейла, собирая всю возможную информацию для предстоящего допроса.

Драма вышла бы поинтересней, если бы Юджин Дейл нашелся благодаря редкому следственному гению. Для детективов, столько перестрадавших на деле Латонии Уоллес, настал бы идеальный момент правосудия, если бы этот человек материализовался в допросной благодаря незаметной подсказке где-нибудь в папке Андреа Перри. И Гарри Эджертон оправдался бы начисто, если бы узнал имя благодаря блестящему прорыву в ходе одинокого и методичного расследования.

Но, как обычно, поэтическому возмездию здесь не место. Эджертон сделал все от себя зависящее, чтобы найти преступника, но в конце концов преступник сам нашел его. Человек, разыскиваемый за хладнокровное убийство девочки и ныне ерзающий на стуле в большой допросной, смог выдержать только две недели, после чего пошел и изнасиловал другую.

Но зато, когда пришел рапорт о втором изнасиловании, в отделе все поняли, что это значит. Эджертон к этому подготовился – встречался со спецподразделениями трех районов и предупреждал, чтобы они искали любые изнасилования или появления пистолета 32-го калибра. Поэтому, когда в Южное спецподразделение пришел рапорт, офицер Рита Коэн сообразила, что к чему. Второй жертвой стала тринадцатилетняя девочка: Дейл заманил ее в пустующий дом на Южной Маунт-стрит, потом угрожал «серебристым» пистолетом и изнасиловал. Ее он оставил в живых, хоть и предупредил, что если она кому-нибудь расскажет, то он снова ее найдет и выстрелит в затылок. Юная жертва пообещала молчать, но, как только вернулась домой к матери, поступила ровно наоборот. Вышло так, что она знала и имя, и адрес напавшего – ее лучшая подруга была дочерью подружки Дейла.

Преступление столь же тупое, сколь и чудовищное. Та самая дочь подружки даже видела, как перед нападением Дейл шел к дому жертвы – возможно, поэтому он и не убил изнасилованную девочку. Он знал, что есть свидетельница, и все же отбросил всякую осторожность, лишь бы удовлетворить свои позывы.

Позвонив в убойный отдел и взяв показания у жертвы изнасилования, полицейские в штатском Южного района выписали ордер на обыск по адресу Дейла на Гилмор-стрит – всего в паре кварталов от подворотни, где убили Андреа Перри. Облаву назначили на сегодня: у Эджертона был выходной, но с полицейскими Южного выехал Нолан, заверив детектива, что если по ордеру найдут улики или подходящего подозреваемого, то его участие впишут задним числом.

Менее чем через полчаса после приезда на Гилмор-стрит Нолан уже разговаривал по телефону с детективом, говоря ему, что позже он попросит Коперу вернуться в центр. Когда ворвался отряд, Юджина Дейла не было дома. Во время обыска патрульный нашел в чулане на втором этаже револьвер 32-го калибра, заряженный пистолетными патронами. Этого Нолану было достаточно: мало того, что Андреа Перри убили из оружия 32-го калибра, но и в ходе баллистической экспертизы на пуле нашли неглубокие нарезные следы, говорящие о пистолетном патроне в револьвере. И показания других жильцов дома совпадали с известными фактами.

Сожительница Дейла, Розалинда, удивительно легко отвечала на вопросы Нолана, как и ее подружка Мишель, которая встречалась с бывшим парнем Розалинды. Обе сначала удивились, что Юджин может иметь какое-то отношение к изнасилованию или убийству; впрочем, позже во время опроса Эджертона они согласились, что от Дейла этого можно было ожидать. Стоило детективу побольше узнать о Розалинде, как он понял, что напал на нужный след. Вспомнив анонимный звонок в офис сразу после убийства Андреа Перри – когда мужской голос заявил, что после выстрела с места преступления выбежала женщина, – Эджертон назвал имя этой таинственной женщины Мишель и Розалинде.

– Лоретта? – переспросила Розалинда. – Это сестра моего бывшего. Мы хорошие подруги.

Но Юджину Дейлу Лоретта Лэнгли вовсе не хорошая подруга; они с самого начала друг друга невзлюбили, объяснила Розалинда. В этот момент Эджертон уже не сомневался, что неопознанный информатор – не кто иной, как сам Юджин Дейл, самым нелепым образом пытавшийся подставить лучшую подругу своей девушки в изнасиловании-убийстве.

Через несколько дней, чтобы лишний раз убедиться, что он правильно тогда поступил, не вызвав Лоретту Лэнгли на допрос на почве того анонимного звонка, Эджертон поговорит с ней и впервые расскажет об обвинении, полученном в первые же часы расследования. На вопрос, заподозрила бы она парня лучшей подруги, если бы ей сказали о позвонившем мужчине, она ответит отрицательно. Если бы Лоретту Лэнгли опросили три недели назад, она бы оказалась очередным тупиком; зато теперь она стала лишней ниточкой между Дейлом и детоубийством.

Эджертон приехал в отдел убийств задолго до Нолана и прочитал рапорт об изнасиловании из Южного района. В тот же день, уже после завершения обыска, Юджин Дейл вернулся домой на Гилмор-стрит. Перед тем как его схватил поджидающий спецотряд, он успел узнать об ордере на обыск и задать подружке очень красноречивый вопрос: «Они нашли пистолет?»

Так он оказался в большой допросной и сидел там еще много часов, пока Эджертон беседовал с Мишель и Розалиндой. Продолжал сидеть и ждать после того, как прибыл Копера и забрал в лабораторию револьвер – H&R 32-го калибра, серийный номер – AB 18407, теперь весь покрытый дактилоскопическим порошком.

Проходит много времени после похода в туалет в сопровождении Роджера Нолана, а Юджин Дейл все еще сидит допросной, скучающий и раздраженный. Проходит столько времени, что, когда наконец входит Эджертон, его подозреваемый – в очередной раз подтверждая правило детективов, – клюет носом. Когда допрос начинается около десяти вечера, нет ни подшучиваний, ни торгов: Эджертон относится к подозреваемому с нескрываемым презрением.

– Хочешь говорить – я слушаю, – начинает детектив, подталкивая к Дейлу форму о правах. – Не хочешь говорить – я просто предъявлю тебе обвинение в убийстве и пойду домой. Мне на самом деле все равно.

– В каком смысле? – спрашивает Дейл.

Эджертон выпускает сигаретный дым через стол. В любом другом деле тупость Дейла была бы забавна. В случае Андреа Перри она встает костью поперек горла.

– Смотри на меня, – повышает голос Эджертон. – Помнишь пистолет в чулане, да?

Дейл медленно кивает.

– Как думаешь, где он теперь?

Дейл молчит.

– Где? Задумайся, Юджин.

– У вас.

– У нас, – говорит Эджертон. – Вот именно. И прямо сейчас, пока мы с тобой беседуем, эксперты внизу сопоставляют его с пулей, которую мы извлекли из головы той девочки.

Юджин Дейл качает головой. Вдруг оба слышат приглушенный грохот. Этажом ниже, почти сразу под ними, Джо Копера стреляет из револьвера в глубокий бак с водой, чтобы получить пули для сравнения.

– Это твой ствол, – говорит Эджертон. – Слышишь? Его сейчас проверяют.

– Это не мой ствол.

– Он, сука, лежал у тебя в чулане. Чей он еще? Розалинды? Если мы покажем этот ствол другой девочке, которую ты трогал, она ведь подтвердит, что он твой, верно?

– Это не мой.

Эджертон встает – его терпения хватает ровно на пять минут в одной комнате с этим человеком. Дейл смотрит на детектива, на его лице – смесь испуга и искренности.

– Ты просто тратишь мое время, Юджин.

– Я не…

– Ты меня за кого, сука, принимаешь? – спрашивает Эджертон, повышая голос. – У меня нет времени выслушивать твою брехню.

– Почему вы на меня кричите?

Почему я на тебя кричу? Эджертона подмывает ответить как есть, рассказать что-нибудь о цивилизованном мире, на отшибе которого живет этот человек. Но это же как об стенку горох.

– А что, не нравится, когда на тебя кричат?

Дейл молчит.

Эджертон выходит из допросной, пока внутри разрастается гнев, жар, какой немногие убийцы способны разжечь в детективе. Отчасти – из-за глупости первых заявлений Дейла, отчасти – из-за его инфантильных отрицаний, но главное, что злит Гарри Эджертона, – сам масштаб преступления. Он видит в папке школьную фотографию Андреа Перри – и она разжигает в нем ярость: как такую жизнь могут ломать люди, подобные Юджину Дейлу?

Обычная реакция Эджертона на виновного – легкое презрение, граничащее с равнодушием. В большинстве случаев он не особенно стремился мучить подозреваемых – по правде говоря, у них и так полно проблем. Он, как и большинство детективов, верит, что с убийцей можно беседовать. Можно делиться сигаретами, провожать до туалета, смеяться над его шутками, если они смешные. Можно даже банкой «Пепси» угостить, если он готов подписать каждую страницу чистосердечного.

Но сейчас все по-другому. Сейчас Эджертон не хочет даже дышать с ним одним воздухом. На самом деле гнев пустил корни настолько глубоко, что его уже можно назвать ненавистью, – ненавистью, которую в этом случае может испытывать только черный детектив. Эджертон – черный, Юджин Дейл – черный и Андреа Перри – тоже: забыты обычные расовые барьеры. В свете этой истины понятно, как Эджертон может разговаривать на улицах и узнавать что-то полезное, как может зайти в проджекты Западного Балтимора и выйти, зная больше белого детектива. Даже лучший белый коп чувствует дистанцию, когда работает с черными жертвами и черными подозреваемыми: они для него словно из другого мира, будто их трагедия – результат какой-то гетто-патологии, против которой у него самого есть врожденный иммунитет. В городе, где почти 90 процентов всех преступлений совершаются черными против черных, белый детектив может понять трагедию черной жертвы, может стараться отличать хороших людей, за которых нужно мстить, от плохих, которых нужно засадить. Но в конечном счете он никогда не реагирует с той же силой: большинство невинных жертв вызывают у него эмпатию, а не переживания; большинство самых безжалостных подозреваемых вызывают презрение, а не ярость. Однако для Эджертона этих различий не существует. Для него Юджин Дейл совершенно реален, как и Андреа Перри; его гнев из-за преступления – личный.

Реакция Эджертона на Дейла снова отделяет его от группы, но в этом как раз нет ничего уникального; чтобы быть черным детективом в отделе убийств, требуется особое чувство равновесия, готовность терпеть недостатки белых сослуживцев, игнорировать циничные замечания и резкий юмор тех, для кого преступления черных против черных – естественный порядок вещей. Для них черный средний класс – просто миф. Вроде где-то слышали, вроде где-то читали, но попробуй найди таких людей в Балтиморе. Эджертон, Рикер, Эдди Браун – они черные, они, по сути, из среднего класса, но это ничего не доказывает. Они же копы, а следовательно – даже если они сами этого не знают – почетные ирландцы. По такой логике тот же детектив, который с легкостью работает с Эдди Брауном, может увидеть, как в соседний дом въезжает черная семья, и уже завтра пробить новых соседей по базе.

Эти предрассудки уходят глубоко. Достаточно постоять в комнате отдыха и послушать от белого ветерана убойного научный анализ формы черепов местной шпаны: «…Вот с острой макушкой – этот стопроцентный убийца, этот опасен. А кто с головой-орехом – они просто дилеры и воры. А вот твой с круглой спиной вообще обычно…»

Черные детективы живут и работают с этими ограничениями, лаконично предлагая себя в противовес сценам в гетто, встречающим их белых сослуживцев каждую ночь. Если до белого все равно не доходит – хрен с ним. А что еще остается черному копу? В NAACP позвонить? Эджертон и остальные черные детективы не могут выиграть в этом споре, поэтому и не спорят.

Но в случае с Юджином Дейлом Эджертон выиграть может. И выходя из допросной в первый раз, он хочет перевести дух и заодно дать Дейлу помариноваться, чтобы войти во второй раз и уже получить чистосердечное.

Внизу, в лаборатории баллистиков, Джо «Несовпадос» Копера[77]77
  Прозвище «No Compare ’em» Копера, по словам Саймона, получил за беспристрастный подход, поскольку огорчал детективов отрицательными результатами столько же, сколько и радовал.


[Закрыть], глава балтиморских экспертов по огнестрельному оружию, склонившись над микроскопом, медленно поворачивает обе пули в глине-основе, сопоставляя следы и царапины от нарезов на разделенном экране. По наиболее очевидным отметинам Копера почти сразу определяет, что это патроны 32-го калибра, выпущенные из одного класса оружия, в данном случае – «шесть с левосторонней резьбой». То есть нарезы внутри ствола – разные в каждом виде оружия, – оставили шесть глубоких борозд на пояске, и все борозды – левосторонние.

На этом основании Копера может утверждать, что пуля, убившая Андреа Перри, выпущена из того же или идентичного револьвера 32-го калибра, который был обнаружен при обыске доме Дейла. Но чтобы сказать, что пуля выпущена именно из него, нужно больше: требуется сравнить царапины – тонкие повреждения от зазубрин и мусора в стволе. Оставив микроскоп, Копера поднимается наверх, выпить кофе и поговорить с детективами.

– К чему пришел? – спрашивает Нолан.

– Тот же тип оружия, тот же снаряд. Но чтобы убедиться, нужно еще немного времени.

– Тебе поможет, если мы скажем, что он виновен?

Копера улыбается и идет в комнату отдыха. Эджертон уже вернулся в большую допросную, страдает на втором раунде с Дейлом. В этот раз он упоминает отпечатки пальцев на оружии, хотя на самом деле криминалисты не смогли снять ни одного скрытого отпечатка перед тем, как револьвер отправился к Копере.

– Если пистолет не твой, что скажешь, когда мы найдем на нем твои отпечатки?

– Он мой, – говорит Дейл.

– Уже твой.

– Ага.

Эджертон практически слышит, как крутятся шестеренки в мозгу Дейла. Выход, Выход. Где же мой Выход? Эджертон уже знает, к какому окошку потянется подозреваемый.

– Я хотел сказать, пистолет мой. Но я никого не убивал.

– Пистолет твой, но ты никого не убивал.

– Нет. В тот вечер я одолжил его паре мужиков. Они сказали, что хотят кого-то припугнуть.

– Одолжил паре мужиков. Мне что-то подсказывало, что ты это скажешь.

– Я не знал, зачем он им…

– А они пошли и изнасиловали маленькую девочку, – говорит Эджертон, обжигая подозреваемого взглядом, – а потом отвели ее в подворотню и прострелили ей голову, так?

Дейл пожимает плечами.

– Понятия не имею, что они там делали.

Эджертон холодно на него смотрит.

– Имена твоих друзей?

– Имена?

– Да. У них же есть имена, правильно? Ты одолжил им пистолет, значит, как минимум знаешь, кто они.

– Если я скажу, у них будут проблемы.

– И еще какие, блин. Их, на минуточку, обвинят в убийстве, да? Но либо они, либо ты, Юджин, так что говори имена.

– Я не могу сказать.

С Эджертона уже хватит.

– Тебе предъявят убийство, наказуемое смертной казнью, – говорит он голосом, звенящим от гнева, – но ты не называешь имена таинственных друзей, которые взяли у тебя пистолет, потому что у них будут проблемы. Это твой ответ?

– Я не могу сказать.

– Потому что их не существует.

– Нет.

– Нет у тебя никаких друзей. Во всем сраном мире у тебя нет друзей.

– Если я скажу, они меня убьют.

– Если ты не скажешь, – уже орет Эджертон, – я отправлю тебя в камеру смертников. Выбор за тобой…

Юджин Дейл смотрит в стол, потом на детектива. Качает головой и поднимает руки – жест капитуляции, жалостливая мольба.

– Ну на хрен, – снова встает Эджертон. – Даже не знаю, на фига мне с тобой возиться.

Он хлопает дверью в большую допросную и встречает сержанта слабой улыбкой.

– Он невиновен.

– Правда, что ли?

– Ага. Какие-то друзья попросили у него пистолет, а потом забыли сказать, что изнасиловали и убили девочку.

Нолан смеется.

– Скажи, раздражает, когда такое случается?

– Серьезно, я уже готов ему врезать.

– Все настолько плохо, а?

Эджертон идет в комнату отдыха за новой чашкой кофе, но уже через пять минут Юджину Дейлу есть что сказать. Он громко стучит в дверь – Эджертон игнорирует. Наконец к нему на шум приходит из своего кабинета Джей Лэндсман.

– Детектив, сэр, с вами можно поговорить?

– Со мной?

– Да, сэр. Другой полицейский не хочет меня слушать, и я…

Лэндсман качает головой.

– Со мной тебе говорить не стоит. Я хочу только одного – размазать тебя по стенке за то, что ты сотворил с девочкой. Так что даже не…

– Но я не…

– Эй, – перебивает Лэндсман. – Если хочешь говорить со мной, будешь говорить без зубов, все понял? Так что лучше сиди и жди своего детектива.

Дейл отступает в допросную, Лэндсман хлопает дверью и возвращается к себе; его настоение определенно поднялось.

Через пять минут в коридор возвращается Эджертон, успокоившийся перед новым заходом. Когда он открывает металлическую дверь, мимо от лестницы идет Копера.

– Есть, Гарри.

– Молодцом, доктор Кей.

– Бороздки неглубокие, но я сличил без особых проблем.

– Ладно. Спасибо.

Эджертон захлопывает за собой дверь и в последний раз обрисовывает Юджину Дейлу ситуацию: есть живая жертва изнасилования, готовая его опознать, и есть пистолет. Баллистики подтвердили, что это орудие убийства. Ах да, еще есть отпечатки по всему оружию…

– Я бы хотел назвать вам имя друга.

– Ладно, – говорит Эджертон. – Называй.

– Но я его не знаю.

– Не знаешь.

– Нет. Он сказал, но я забыл. Его кличка – Липс. Он живет в Западном Балтиморе.

– Ты не знаешь его имя, но одолжил ему пистолет.

– Ага.

– Липсу в Западном Балтиморе.

– Так его зовут.

– А второго?

Дейл пожимает плечами.

– Юджин, сказать, что я думаю?

Дейл смотрит на него – само воплощение искренности и желания помочь.

– Я думаю, что ты вернешься в тюрьму.

И все-таки Эджертон записывает за ним эту бредовую историю и выходит только глубокой ночью с показаниями на одиннадцати страницах, где Дейл – в предпоследней версии событий – одалживает орудие убийства Липсу и еще какому-то типу с восточной стороны, чье имя в конце концов называет. Предположительно, этот второй когда-то в прошлом сделал ему что-то плохое. Дейл признается, что видел, как Андреа Перри играла с его кузиной, и признается, что был на улице и слышал выстрел в переулке. Даже сподобился сказать, что, хотя друг вернул ему оружие без одного патрона и хотя Дейл был уверен, что они изнасиловали и убили девочку, в полицию он не обратился, потому что не мог подставляться.

– Я на УДО, – напоминает он Эджертону.

Рассвет застает детектива за машинкой – он печатает двухстраничное обвинительное заключение на своего подозреваемого. Но когда он приносит бумаги в допросную, Дейл быстро пробегает их глазами и рвет, чем еще больше завоевывает «симпатию» Эджертона, человека с не то чтобы рекордной скоростью печати.

– Вам это не понадобится, – говорит Дейл, – потому что я скажу правду. Я не убивал девочку. На самом деле я не знаю, кто ее убил.

Эджертон выслушивает третью версию.

– На самом деле я не знаю, кто ее убил. Я это все наговорил, чтобы защитить свою девушку и ее семью. Я каждый день на работе, а ее родственники свободно приходят в квартиру в любое время. Пока я сплю в спальне, по квартире шастают все ее сестры и братья.

Эджертон молчит. О чем тут еще говорить?

– Кто-то из них, видимо, хранил в чулане пистолет. Кто-то из них и убил девочку.

– Ты знал, что у тебя в чулане пистолет? – чуть ли не со скукой спрашивает Эджертон.

– Нет. Я знаю, что за пистолет могут дать пятерку. Не знаю, чей это пистолет. Честно.

Детектив кивает, потом выходит из допросной, направляясь обратно к печатной машинке.

– Эй, Роджер, ты глянь, что сделал этот урод, – говорит он, показывая обрывки. – А я сорок минут ковырялся.

– Это он порвал?

– Да, – посмеивается Эджертон. – Сказал, что мне это не понадобится, потому что он скажет правду.

Нолан качает головой.

– А не надо им в руки давать.

– Может, еще получится склеить, – говорит Эджертон скорее устало, чем с надеждой.

Последние показания Юджин Дейл дал, когда в главном офисе собрались на инструктаж детективы дневной смены, и многие уже выехали на улицу, пока Эджертон перепечатал все заново.

Где-то через час приезжает автозак из Южного района, на Дейла надевают наручники и забирают на слушания по залогу. В коридоре он снова просит позвать Эджертона, чтобы изменить показания. В этот раз его игнорируют.

Но еще одна встреча все же состоится. Через неделю после ареста Эджертон сдает оружие на входе в Балтиморскую городскую тюрьму с Игер-стрит и следует за охранником в адскую дыру на втором этаже, которую в администрации называют лазаретом. Это долгий путь по металлической лестнице и коридору, набитому отбросами общества. Заключенные замолкают, глядя, как Эджертон проходит в администрацию лазарета.

Его впускает грузная медсестра.

– Его уже ведут из камеры.

Эджертон показывает ордер, но та почти не удостаивает его взглядом.

– Волосы с головы, волосы с груди, лобковые волосы и кровь, – говорит он. – Видимо, вам это не впервой.

– Угу.

Юджин Дейл медленно выходит из-за угла и замирает при виде Эджертона. Медсестра подзывает его жестом в смотровую, Дейл заходит и детектив замечает синяки и кровоподтеки – очевидные признаки избиения. Даже в городской тюрьме его преступления заслужили особое отношение.

Эджертон следует за подозреваемым в смотровой кабинет и наблюдает, как медсестра готовит иглу.

Дейл смотрит на шприц, затем на Эджертона.

– Это зачем?

– Ордер на анализ, – говорит Эджертон. – Мы сопоставим твою кровь и волосы со спермой и волосами, найденными на девочке.

– Я уже сдавал кровь.

– Это другое. Это улики для суда.

– Я не хочу.

– У тебя нет выбора.

– Я хочу поговорить с адвокатом.

Эджертон сует бумагу в руки Дейла и указывает на подпись судьи внизу страницы.

– Здесь адвокат не поможет. Подпись судьи – видишь? У нас есть право взять твои кровь и волосы.

Юджин Дейл качает головой.

– Зачем вам кровь?

– Анализ ДНК. Сопоставим с тем, что нашли на девочке, – повторяет детектив.

– Я хочу поговорить с адвокатом.

Эджертон придвигается к подозреваемому и тихо говорит:

– Либо ты сдаешь кровь и волосы по-хорошему, либо я их сам заберу, потому что ордер мне разрешает. И могу сразу сказать – лучше соглашайся, чтобы это сделала она.

Юджин Дейл сидит молча, чуть не плачет, когда медсестра подносит шприц к его правой руке. Эджертон, прислонившись к стене, наблюдает, как у него берут кровь и волосы. Детектив уже направляется на выход с образцами, когда Дейл снова открывает рот.

– Вы не хотите еще со мной поговорить? – спрашивает он. – Я хочу сказать правду.

Эджертон не обращает внимания.

– Вам не нужна правда?

– Нет, – говорит он. – Не от тебя.