Текст книги "Поляк. Роман первый"

XXXVII

– У нас, ваше величество, появился уникальный шанс выиграть войну! – обратился к кайзеру Германии Вильгельму II канцлер Теобальт фон Бетман-Голвега. – В России революция, русский царь Николай отрекся от престола. Армия полностью деморализована. Большевики, с четырнадцатого года выступающие за поражение России в войне, кажется, на третьем году войны наконец-то имеют большие успехи в разложении армии.

– Вы предлагаете начать наступление? Слышите, Гинденбург, он предлагает начать наступление. Интересно – чем? И чего вы радуетесь отречению русского императора? Не забывайте – он мой брат!

– Давайте дослушаем его, ваше величество, мне кажется, господин канцлер что-то другое хочет нам предложить, – Гиндебург канцлера Голвегу открыто недолюбливал, за то что тот, по его мнению, «сует нос не в свои дела» – смеет во время войны говорить с военными на равных.

– Да, ваше величество, я хочу предложить совсем другой способ победы над русскими, – сказал канцлер и посмотрел на Гинденбурга. Благодарности во взгляде не было.

– Интересно, – император Вильгельм по привычке сунул палец в рот. – Мы тебя слушаем, Теобальт.

– Я вчера имел разговор с неким Александром Парусом. Он один из главарей социалистов в Германии, а до этого занимался террористической деятельностью в России.

– Канцлер Бетман-Голвега, да вы в своем уме? Вести какие-то переговоры с нашими врагами? Да этого еврея надо расстрелять. Как, кстати, его настоящее имя?

– Израиль Лазаревич Гельфанд.

– О, мой Бог, да вы точно сошли с ума, канцлер! – закричал император Германии.

– Ничуть, ваше величество. Он провокатор до мозга костей и уже много лет работает на нашу разведку.

– Хм… Все, давайте выкладывайте, что там у вас?

– Мы все хотим, чтобы Россия вышла из войны, и Парус предлагает способ это сделать.

– Ну давайте, канцлер, не томите.

– Необходимо разрешить провести через нашу территорию поезд из Швейцарии с русским революционным отрепьем, скрывающимся от русской полиции в эмиграции, и в первую очередь Лениным.

– Это еще кто? – спросил начальник Генерального штаба германской армии Людендорф.

– Это последователь нашего Маркса – русский революционер, один из создателей их коммунистической партии.

– И вы решили, что этот Ленин будет нам помогать?

– Не нам – себе! Да-да, себе! Для него это – единственный шанс прыгнуть на последний поезд, уходящий в русскую революцию. Болтовня болтовней, но революции и государственные перевороты делаются штыками. А большевики могут повернуть солдатские штыки с нашего фронта против захватившего власть в России Временного правительства, которое ратует за продолжение войны.

– Но даже если мы его провезем через Германию, то при переходе линии фронта его русские же и расстреляют.

– А мы его не в Россию передадим, мы вывезем его на корабле в нейтральную Швецию, а оттуда он с легкостью доберется до России.

– Поезд, корабль – не слишком ли дорого для нашей нищей казны? И все-таки, канцлер, почему он нам будет помогать?

– Мы его завербуем – раз, и дадим денег – два.

– А как вы его хотите завербовать? Да еще и денег дать! Это уж слишком!

– А он вроде как двоеженец: у него есть законная жена – Надежда, она с ним в Швейцарии, и подружка жены некая Инесса Арманд – давно нами завербованная дама. Ленин от нее без ума. От нее почему-то многие без ума. Она в молодости уехала из Франции в Россию учительницей к фабриканту Арманду. Но быстренько залезла в койку к его старшему сыну. Тот женился, она родила ему четырех детей, перелезла в койку к его младшему брату и родила еще одного ребенка. Потом всех бросила и стала заниматься революцией в России. Ее арестовали, сослали куда-то на север России. Она сбежала и появилась в Швейцарии у Ленина, и теперь тот никак не может решить – кто его жена, а кто любовница? Вот Арманд нам и поможет в вербовке этого Ленина и переброске его в Россию. Она нами завербована с первого дня, как прибыла в Швейцарию… через Германию. А иначе бы мы ее расстреляли.

– А без этого Ленина никак нельзя?

– Можно, но тогда в России возможен чистый еврейский захват власти во главе с Янкелем Свердловым и Лейбой Бронштейном-Троцким, который, кстати, уже завербован английской разведкой. Ленин тоже не русский, но все-таки не Янкель – Владимир. Русские не меньше нас не переносят евреев. Они могут за янкелями и не пойти. Нам выгоднее поставить на Ленина. Если он захватит власть, он выполнит все наши условия и Россия капитулирует.

– Господи! Неужели это возможно? – закричал германский император. – Гинденбург, Людендорф, делайте все возможное и невозможное, чтобы этот Ленин со своей еврейской девкой как можно быстрей попал в Россию!..

XXXVIII

В тихой, ласковой Швейцарии, в маленьком горном шале, тайно от жены Надежды Крупской Владимир Ульянов (Ленин) встретился со своей любовницей и подругой жены Инессой Арманд. Инесса прижалась к любимому и горячо зашептала:

– Володя, у нас есть возможность попасть в Россию!

– Как ты это себе представляешь, Инесс? Перелетим по небу?

– Володя, надо подписать вот эту бумажку, и все.

– О чем ты, Инесса, какая бумажка?

– Вот, почитай, – Арманд протянула лист бумаги с печатями.

Ленин подслеповато прочитал напечатанный текст.

– Ну, в общем-то, ничего особенного и не просят: выйти из войны, так мы против нее выступаем с первого дня этой войны, которую они называют мировой, а мы империалистической… Почему здесь и сидим – в России нас бы давно прикончили… Оплачивают переезд до Петрограда через Стокгольм нам и еще двумстам лицам, которые мы сами назовем. Прекрасно. Откуда у тебя такая бумага?

– Володя, у каждой женщины есть свои тайны. Друзья передали.

– Хм-м, что-то ты темнишь, любимая… Но в любом случае – молодец. Так, надо срочно составлять списки отъезжающих. Инесса, переговори с Надей, кого включить, и быстро составьте списки. Не забудьте все еврейские организации – они наши главные сторонники. Утрем нос Лейбе Давидовичу, а то он возомнил себя руководителем революционного движения в России… Этаким революционным вождем. Дудки! Дают деньги… А почему не взять? Я что – девочка-курсистка, «дам – не дам». Деньги нам очень нужны. Но главное – власть. И надо успеть ее перехватить, пока она валяется! И передай своим друзьям, что никакие бумажки я подписывать не буду.

– Но, Володя, милый, надо… Иначе революция в России произойдет без тебя! – Инесса подвинулась плотно к Ульянову. Владимир Ильич почувствовал прилив крови…

– Я и без бумажек все сделаю, как хотят… твои друзья.

Вечером, узнав об отъезде в Россию, Надежда Крупская спросила:

– Володя, мы столько лет не были в России – нас там узнают? А если арестуют? А откуда деньги и что это за поезд через воюющую с Россией Германию? Нас не расстреляют уже на границе с Финляндией? Может, лучше, как Плеханов, заниматься здесь, в Швейцарии, теорией революции?

– Ты, Надя, – дура! Можно исписать сто книг, а в жизни все будет наоборот. Думаешь, я так и буду здесь сидеть и статейки пописывать? Да меня в России через месяц забудут. Неужели ты не понимаешь – в России революция! И происходит она без нас, без наших бумажек. И вот появился единственный шанс приехать и ввязаться в драку, а там видно будет, куда кривая вывезет… Так нет же, ты еще на мою голову, «товарищ жена». Собирайся и иди к Инессе составлять списки отъезжающих или останешься здесь.

– Опять Инесса! Она что – тоже едет с нами?

– Она мой секретарь, товарищ Надежда Константиновна, и ничего более.

– Тогда я не поеду.

– Ну и хрен с тобой. Баба с возу – кобыле легче!

– Как тебе не стыдно, Владимир? Я всю жизнь посвятила тебе, нашей борьбе, я потеряла здоровье, и вот теперь ты меня укоряешь.

– Успокойся, Надя. Иди и помоги Инессе. Надо уезжать, пока немцы не передумали. Не забудьте включить в списки всех желающих поехать евреев – они нам в России очень пригодятся, чтобы Троцкого отстранить от революции. И запомни: я тебя уговаривать не буду и потерянным здоровьем ты меня не разжалобишь. Это твоя личная проблема…

Надежда Крупская, опустив голову, пошла помогать Инессе Арманд. Она уже понимала, что без Володи она никто. Ее молодость и красота прошли – раньше надо было думать.

В конце марта 1917 года, под возмущенные крики оставшихся в Швейцарии русских эмигрантов, из Базеля вышел поезд и направился через всю территорию Германии – страны, с которой Россия находилась в состоянии войны, – в порт на Балтийском море, где двести пассажиров были погружены на корабль и доставлены в нейтральную Швецию. Из Швеции Ленин и сопровождающие его лица за немецкие же денежки поехали поездом в Петроград; никаких пломб на дверях не было, только попросили не подходить к окнам – камнем можно в лицо получить. Приехав, Ильич закричал с броневика на Финляндском вокзале согнанным для встречи неизвестного им вождя солдатам и матросам: «Долой Временное правительство! Вся власть Советам! Да здравствует социалистическая революция! Долой антинародную, империалистическую войну!..» С Владимиром Ильичом в Россию прибыли жена Надя Крупская, секретарь Инесса Арманд, члены партии большевиков (почти все евреи), члены Всеобщего еврейского союза, члены Еврейской социал-демократической партии, члены Сионистско-социалистической рабочей партии. Участь русской Февральской революции была решена – наступало время Великой еврейской революции.

И на пароходе, и в поезде соратники трусливо спрашивали Ленина:

– Владимир Ильич, а не пристрелят ли нас в России за такой подвиг – с помощью врагов прибыть на родину?

Ленин нервно и боязливо отшучивался:

– Мы едем в Россию устанавливать мир, и мы первым делом откажемся от войны с Германией! И нас не арестуют – Временным правительством руководит мой однокашник по Симбирской гимназии Сашка Керенский. Кстати, его папаша нашу гимназию возглавлял и мне четверку в аттестат поставил. И мой отец, руководивший всеми гимназиями губернии, не смог помочь – Сашкин отец уперся – козел! Ничего, эта четверочка в аттестате дорого Сашке обойдется!..

Инесса и в поезде, и на пароходе открыто льнула к Ильичу. А он и не возражал. Крупская понуро, зло и безмолвно, как старушка, сидела в углу вагона. Она не плакала; в ее когда-то очень симпатичной головке металась мысль: «Ничего, Инессочка, мы ведь в Россию едем, а там в ядах разбираются лучше, чем в Индии. “Историю государства Российского” Карамзина надо читать, когда в нашу страну едешь, а не по чужим постелям бегать. Да что там яды – Россия не Швейцария, в ней есть самое простое и самое надежное средство от таких сучек, как ты, – холера Вот холера тебе и будет!»

Надя как в воду глядела!

С Финляндского вокзала Ленин поехал в особняк Матильды Кшесинской, самый дорогой и современный дом в Петрограде! Какая хорошая жизнь наступала у большевиков, боровшихся за людей без имущества – пролетариев. И каково было спать в кровати самой знаменитой любовницы империи! Постель особенно нравилась Инессе:

– Представляешь, Володя, в этой постели занимались любовью с Матильдой будущий император Николай, великие князья Сергей Михайлович и Андрей Владимирович! Да я по сравнению с ней девственница!

– Ты, Инесса, пошла бы и занялась делом. Что подумают обо мне мои товарищи по партии, если увидят нас с тобой в этой постели?

– Позавидуют!

– Инесса, здесь не Швейцария, здесь Россия.

– Володя, я знаю Россию не хуже тебя. А не хочешь со мной ласкаться – и не надо, другого найду. У меня опыт громадный, не хуже, чем у этой балеринки.

– Попробуй только! Ноги-то свои кривые пожалей – выдернут.

– Сволочь ты, Володя.

– А ты как думала? Швейцария, дорогая Инесса, закончилась. Нас ждет мировая революция!

XXXIX

– Что же происходит, Митрофан Осипович? – Глеб Смирнитский с помощью веревки, привязанной к спинке кровати, приподнялся и спустил на пол ноги. – Я даже не уверен, что эта пуля немецкая. И не удивлюсь, если в меня ее послал свой, русский солдат – нет, не тот, с которым я ходил в атаки в четырнадцатом и пятнадцатом годах, а новенький, только что пришедший в эту разложившуюся армию и сам уже там, в запасных частях, разложившийся. Лучше бы их в боевую армию не присылали. Они, как черви, съели армию изнутри!

Глеб лежал в московском госпитале с очередным, он уже и не помнил, каким по счету, ранением. Повезло – пуля попала в мякоть бедра и, не задев ни кость, ни кровеносные сосуды, пролетела насквозь. «Где и мясо-то нашла?» – смеялся поджарый Глеб на перевязке. Соседом по койке оказался Генерального штаба капитан Митрофан Осипович Неженцев, тридцатилетний, симпатичный, умный, спокойный офицер. Тому тоже повезло – пуля пробила навылет плечо. И он тоже не был уверен, что ее в него не послали свои же солдаты. Боевые офицеры сразу потянулись друг к другу. Митрофан, правда, открыто, по-доброму завидовал Глебу – того приходила навестить симпатичная девушка с толстой русой косой и с необыкновенно красивыми, большими печальными зелеными глазами.

– Ваша девушка? – спросил Митрофан Глеба, когда она пришла в первый раз.

– Нет, – грустно ответил Глеб, – это Нина, невеста моего друга Михаила Тухачевского. Миша, по-видимому, попал в плен к немцам в феврале пятнадцатого. Во всяком случае, я его убитым не нашел. Вот и ждет, когда вернется.

– А мне показалось, что она вас ждет. Значит, ошибся. Счастливый этот ваш Миша, коли так ждут. В основном такие девушки уже не ждут – бомбы в губернаторов и министров бросают!..

– Я, Митрофан Осипович, с первого дня на фронте. Я вижу, как изменился солдат, а точнее, как его не стало – воевать никто не хочет. Что говорить, я в гвардии, но и у нас выступают против войны. Из тех, кто начинал войну в четырнадцатом, меньше половины осталось, а трети рот нет вообще. А что творится в армии… – Глеб махнул рукой. – Пропала армия. Обращения отменены, погоны отменены, лейб-гвардия отменена – осталась только гвардия…

– У нас, в Генеральном штабе, такая же чехарда. После отречения царя Верховного главнокомандующего нет, командует всеми Михаил Васильевич Алексеев. Сейчас военный министр в правительстве Керенского Гучков требует поставить командующим Северным фронтом после отставки Рузского Лавра Георгиевича Корнилова, этого героя, командира «стальной» дивизии и командующего Петроградским военным округом. Алексеев выступил против, пообещал в случае назначения Корнилова командующим фронтом уйти в отставку. Гучков испугался, и Корнилову отказали. Говорят, будет командующим 8-й армией.

– Я Корнилова не уважаю.

– За что?

– За царскую семью.

– В этом, к сожалению, вы, Глеб Станиславич, не одиноки; многие высказываются, что он зря взял на себя эту неблагодарную миссию – арестовать царскую семью. Правда, он говорил, что хотел спасти семью царя от растерзания. А сейчас Временное правительство бывшего царя с семьей упекло подальше – в Сибирь, в Тобольск.

– Корнилов лжет, и я тому свидетель! А насчет его героического поведения, когда погибала его «стальная дивизия», что якобы Корнилов дрался в окружении до последнего патрона, прежде чем попал в плен, – так я от полковника Войцеховского слышал совсем другую историю. Корнилов с офицерами штаба убежал в Карпатские горы, пока его дивизия умирала, а потом спустился и сдался в плен.

– Я слышал и эту историю, но не верю, и все не верят. Лавр Георгиевич сегодня единственный, кто может остановить хаос в армии.

– Согласен в одном – в армию должен прийти железный человек. Кто – не знаю. Иначе стране конец!

– Вы, Глеб Станиславич, присягу Временному правительству давали?

– Я – русский офицер и присягу давал один раз – государю императору.

– А нас, штабных, всех толпой прогнали, как раньше провинившихся солдат – сквозь строй, чтобы подписали, – грустно сказал Неженцев и тихо прошептал: – И я дал. А кому – и сам не знаю и не понимаю. Стыдно-то как – я же Генерального штаба капитан! Смелый вы, Глеб Станиславич. Завидую вам. Такие, как вы, офицеры уйдут – и все, нет армии. А не будет армии, не будет и России… Я вот что думаю: надо собрать людей, желающих сражаться с врагом, в отдельный отряд и показать всем остальным, что мы еще умеем воевать. Хотя бы полк собрать. Пример нужен.

– Насчет примера вы, Митрофан Осипович, правы…

В палату заглянул такой же раненый, лучший русский летчик штабс-капитан Александр Казаков. Во время перевязки посмотреть на него сбегались сестрички со всего госпиталя – летчик! Ас! Казаков находился на излечении, после того как вторым после Петра Нестерова совершил таран, но сумел посадить самолет – только ногу сломал.

– А, все воюете, господа, все думаете, как бы немца разбить? – заковылял на костылях к стулу Казаков.

– Так вам-то, Александр Александрович, хорошо: вы, как в средние века, один на один с врагом, лицом к лицу, – сказал с восхищением Неженцев. Он нескрываемо радовался, что находится в одной компании с такими известными боевыми офицерами.

– Ага, особенно когда враг на скорости в сто пятьдесят километров несется на тебя, стреляет, а у тебя пулемет заклинило…

– Все равно не штык – пуля! – сказал Смирнитский.

– Не надо, не надо, Глеб Станиславич, про ваши подвиги мы на фронте все наслышаны… Скажите-ка лучше, когда воевать начнем, или все – сдались немцу?

– Вот по этому вопросу и спорим. Присоединяйтесь, штабс-капитан.

– Сейчас за коньяком в палату сбегаю, и начнем, – засмеялся Казаков и заковылял к себе в палату. Вернулся быстро, с бутылкой. – У спекулянтов не покупал – нам выдают. Пока. Ну рассказывайте, как немца изничтожить? Только вы меня подождите, когда нога заживет.

– Обязательно подождем. Куда нам, пешим, без вас, без асов, – сказал, посмеиваясь Глеб.

– Правильно – никуда.

Когда через десять дней излечившийся, как считал он сам, а не врачи, Глеб Смирнитский в форме и погонах капитана, при орденах, вошел в палату попрощаться с новым своим боевым товарищем Митрофаном Неженцевым, тот от восхищения привстал с постели и непроизвольно протянул руку к орденам.

– Глеб Станиславич, вы же моложе меня… А наград у вас – как у генерала. Иконостас! Я и не знал.

– У моего друга Михаила Тухачевского за полгода боев было шесть орденов.

– Тогда можно понять его невесту. Но я к вам с предложением.

– Я вас, Митрофан Осипович, внимательно слушаю. Лежите, лежите, – Глеб присел на табурет около кровати своего нового друга.

– Да я уже тоже готовлюсь на выписку. Точнее – сбегу. Без вас, Глеб Станиславич, тут завыть можно. А Сашка Казаков сбежал прямо в гипсе. Опять в небо улетел, счастливчик, но страшно – жуть. Какая смелость!

– Согласен. Это необыкновенные люди. Я бы не смог!

– Так вот, мое предложение, Глеб Станиславич. Корнилова назначили командующим 8-й армией. Армия – одно название. Разложение полное. Он был сегодня здесь и выслушал мое предложение о создании добровольческого отряда из тех офицеров и солдат армии, которые готовы пойти в бой. Помните, мы с вами говорили о примере? Он предложил мне создать и возглавить этот отряд. И я предлагаю вам, Глеб Станиславич, стать моим заместителем…

– Но я же состою в гвардии, и наш полк приписан к другой армии.

– Если вы согласитесь, то этот вопрос будет решен незамедлительно.

– Я согласен, Митрофан Осипович. Чем смотреть на все эти рожи, для которых уже не осталось ни чести, ни отечества, давайте повоюем. Но не за Корнилова, за Россию.

– Смотрю на вас, Глеб Станиславич, на эти боевые ордена и понимаю – не мне, вам бы возглавить этот отряд.

– С Корниловым – никогда!

– Спасибо, что вы согласились, Глеб Станиславич, а насчет Корнилова, я надеюсь, вы со временем измените свое мнение.

– Вряд ли… И я бы хотел взять в этот отряд одного подпоручика и двух гвардейцев.

– Особые?

– Увидите, особенно Ивана Великого.

– Где-то я уже слышал о нем…

– Он из моего батальона. Мы его вместо танка применяем.

– Я так рад, что вы согласились…

Удивительно, но в добровольческий отряд записались почти две тысячи солдат и офицеров – полк! И Александр Казаков, летчик-ас, вступил добровольцем, с ногой в гипсе.

На подготовку к операции у Неженцева и Смирнитского было всего две недели. Сидели в штабе созданного отряда дни и ночи, смотрели карты и сверяли со снимками, которые делал Казаков; тот летал, пока было светло – почти весь день. Почернел весь, высох от напряжения, а французская «этажерка» ничего – выдержала, пару раз сломалась, но Казаков на то и ас: планируя, добирался до родного поля. Только в последний день собрали офицеров добровольческого отряда и перед каждым поставили подробную, до мелочей выверенную задачу. Понимали – главное, чтобы сведения не успели дойти до австрийцев!

6 июня 1917 года созданный добровольческий отряд прорвал австрийский фронт под Ямшыцами и разбил армию (!) австрийского генерала Кирбаха, а вместе с ней и подоспевшую на помощь немецкую дивизию. Припадающий на больную ногу Глеб Смирнитский шел в атаку в первых рядах и получил пулю в грудь, навылет, – вынесли с поля боя уже мертвого, чтобы врагам не отдавать, а он запузырил кровью – живой! Насчет Ивана Великого Глеб оказался прав: когда Иван вслед за поручиком Сергеем Добрыниным поднялся в атаку, сотни русских солдат, увидев его, без приказа, как завороженные, пошли на австрийские траншеи. Степана Щетинина ранило. А на Иване ни одной царапины. Офицеры смеялись:

– Тебе бы, Иван, лет на семьсот раньше родиться, меч двуручный в руки и с Александром Невским на Ледовое побоище. Вот бы ты там наделал делов. А здесь что – точно вместо танка!

Армия, фронт, Россия замерли в удивлении и восхищении!

Все стали славить Лавра Корнилова; называя его спасителем России, носили с ревом на руках по улицам Петрограда.