Текст книги "Банальность добра. Герои, праведники и другие люди в истории Холокоста. Заметки по еврейской истории двадцатого века"

Обещая защиту угнетенным и бесправным, советские власти сами творили произвол и насилие. Яркий пример – расстрел в 1940 году в лесу под Катынью 14552 польских офицеров и 7305 других польских военнопленных. Долгое время руководители СССР пытались скрыть следы этого преступления. Но все тайное рано или поздно становится явным.

30 июля 1941 года генерал Сикорский от имени действовавшего в Лондоне польского правительства в изгнании, подписал с советским правительством договор о дружбе и сотрудничестве. Советский Союз принимал на себя обязательства освободить из тюрем и лагерей польских военнопленных и гражданских заключенных. Для борьбы с гитлеровцами в Польше была создана национальная армия. Однако польская сторона не досчиталась нескольких тысяч своих офицеров – загадка, разрешенная только в 1943 году, когда немцы раскрыли массовые захоронения расстрелянных под Катынью. Сталин быстро нашел выход: он приписал убийство польских офицеров фашистам и 25 апреля 1943 года разорвал отношения с польским правительством в изгнании ссылаясь на «клеветнические обвинения» СССР.

Лишь спустя пять десятилетий, 13 апреля 1990 года, Советский Союз признал свою вину в катынском преступлении. А в октябре 1992-го российское правительство передало польскому руководству списки всех расстрелянных.

В этих списках насчитывается более 700 евреев, в том числе высший военный раввин польской армии майор Барух Штейнберг и несколько ветеранов польских легионов Первой мировой войны, среди них – полковники Фабиан Ландау и Владислав Нелкен [9].

В октябре – ноябре 1940 года Красная армия передала в руки немцев 42 000 польских военнопленных родом из Западной Польши. В это число попало немало евреев, которые просили оставить их в советских лагерях. Но напрасно: в просьбе им было отказано, и практически все они погибли. В общей сложности в немецких лагерях находилось 60 000 польских солдат-евреев, войну же пережило лишь несколько сотен человек.

В предвоенной Польше несмотря на несомненно антисемитскую политику правительства еврейская общественная жизнь не прекращалась: религиозные общины, культурные центры, детские и образовательные учреждения, политические партии – все это развивалось и активно действовало. Выходили еврейские газеты, издавались книги и журналы на идиш, иврит изучался не только в религиозных школах.

При советской власти эта богатая национальная жизнь быстро угасла, а наиболее видные деятели культуры подверглись репрессиям. Партия «Бунд» была распущена, руководители ее центрального комитета арестованы. Местные отделения «Бунда» отошли к коммунистической партии (при этом даже не пришлось вешать на стены портреты Маркса и Энгельса). Подчиненная «Бунду» Центральная организация еврейских школ была ликвидирована, а школы и техникумы вошли в систему государственного народного образования [10].

Еще решительнее новая власть расправлялась с сионистами. Их, как правило, высылали и сажали в лагеря как врагов народа и потенциальных иностранных шпионов.

В 1940 году к Советскому Союзу были присоединены республики Прибалтики. В результате еврейское население СССР выросло с трех до пяти миллионов человек. Однако отношение коммунистической власти к новым советским гражданам не изменилось: в конце 1940 года в прибалтийских республиках начались депортации, достигшие наибольшего размаха к июню 1941-го. В этом месяце в Сибирь было отправлено 11000 человек из Эстонии, 16000 из Латвии, 21000 из Литвы. Среди них тоже было немало евреев, которые тем самым избежали уничтожения от рук немцев и их добровольных помощников из местного населения.

Однозначно назвать политику СССР в те годы антисемитской было бы упрощением. Репрессии против евреев в присоединенных в 1939-м областях укладывались в общую концепцию «Большого террора», которой Сталин руководствовался в предвоенное десятилетие. Более отчетливо государственный антисемитизм проявился в конце сороковых – начале пятидесятых годов, достигнув своей высшей точки в августе 1952-го, когда были расстреляны члены Еврейского антифашистского комитета.

Среди инициаторов создания этого комитета были руководители польской еврейской парии «Бунд» Хенрик Эрлих и Виктор Альтер, арестованные в 1939-м и погибшие в застенках НКВД в 1943-м году [11].

1. Марк Галлай. Первый бой мы выиграли. Из записок летчика-испытателя. – См.: «Новый мир», 1966, № 9.

2. Pinchuk B. Soviet Media on the Fate of Jews in Nazi-Occupied Territory (1939–1941). – In: Yad Vashem Studies, 1976, v. 11.

3. Wegner Bernd (Hg.). Zwei Wege nach Moskau. Vom Hitler – Stalin-Pakt zum «Unternehmen Barbarossa». Muenchen, 1991.

4. Luestiger Arno. Rotbuch: Stalin und die Juden. Berlin, 1998.

5. Siekierski M. The Jews in Soviet-Occupied Eastern Poland at the End of

1939. Numbers and Distributions. – In: Davies Norman, Polonsky Antony. Jews in Eastern Poland and USSR. London, 199 1.

6. Grossman M. In the Enchanted Land. My Seven Years in Soviet Russia. Tel Aviv, 1960.

7. Шварц C. Евреи в Советском Союзе с начала второй мировой войны (1939–1945). Нью-Йорк, 1966.

8. Gross J. Die Sowj etisierung Ostpolens nach dem Hitler – Stalin – Pakt 1939– 194 1. Freiburg i. Br., 1988.

9. Schochet S. Рolish Jewish officers who were killed in Katyn. – In: Dobroszycki, Lucj an, Gurock, Jeffrey (Hg.). The Holocaust in the Soviet Union. Armonk – N.Y., 1993.

10. Лондон Арье. Перед самым концом. – См. Интернет-журнал «Заметки по еврейской истории», 200 1, № 2 (www. berkovich. com).

11. Redlich Shimon (Hg.). War, Holocaust and Stalinism. A Documented History of the Jewish Anti-Fascist Committee in the USSR. Luxemburg, 1995.

Слово и дело
(Перечитывая дневники Виктора Клемперера)

За свою жизнь профессор Виктор Клемперер (1881–1960) написал более 400 научных работ по вопросам романской филологии, германистики, педагогики и культуры. Но особая его популярность в Германии последних лет связана прежде всего с дневниками, которые он вел с 1918 года и которые были опубликованы в середине последнего десятилетия ХХ века в пяти томах. Наибольший интерес представляют, конечно, записи 1933–1945 годов [1]. Эти тексты неоднократно переиздавались, их читают по радио и в театрах, на их основе снят фильм, в конце 1999-го показанный по немецкому телевидению. Дневники Клемперера переведены на многие языки, в том числе и на русский. За право их перевода нью-йоркское издательство «Random House» заплатило самую большую сумму, которая когда-либо выплачивалась за издание немецкой книги в США.??

Виктор Клемперер родился 9 октября 1881 года в семье раввина в небольшом немецком городке Ландсберге (сейчас город Гожув Велькопольский в составе Польши). В 1890-м семья переехала в Берлин. В 1902–1905 годах Виктор изучал философию, французскую, итальянскую и испанскую литературу и германистику в университетах Берлина, Мюнхена, Женевы и Парижа. Защитив в 1913 году в Мюнхенском университете докторскую диссертацию, он в 1914–1915 годах преподавал в университете Неаполя, где одновременно занимался научными исследованием творчества Монтескье. Научная и педагогическая деятельность была прервана войной, куда Клемперер ушел добровольцем. По окончании войны Виктор становится заведующим кафедрой романистики в дрезденском Высшем техническом училище. Там он проработал до 1935 года, когда его уволили из-за еврейского происхождения.

Благодаря «арийской» жене Виктор не был депортирован в лагеря смерти, как большинство немецких евреев. Жизнь ему была сохранена, но горькую чашу унижений и преследований пришлось выпить до дна. В 1940 году он вместе с женой был выселен из собственного дома в один из специальных «еврейских домов» Дрездена и направлен на принудительные работы. В феврале 1945-го Дрезден практически полностью был разрушен бомбардировками, которые вела авиация союзников. К тому времени в городе оставалось около 70 евреев, обреченных нацистами на верную смерть. Чета Клемпереров чудом спаслась, покинув Дрезден и найдя приют в Баварии. Там они встретили конец войны и крах гитлеровского режима.

Виктор Клемперер

После войны Клемпереры возвращаются в Дрезден. Виктор продолжает преподавать в Высшем техническом училище, откуда был когда-то уволен нацистами. Он активно занимается общественной и политической деятельностью, становится депутатом Народной палаты ГДР, действительным членом Берлинской академии наук. В 1954 году выходит в свет фундаментальное исследование, над которым Клемперер работал еще до войны: «История французской литературы восемнадцатого столетия. Том 1. Век Вольтера». Второй том, «Век Руссо», вышел в 1966 году уже после смерти автора. Умер Виктор Клемперер 11 февраля 1960 года.

В том, что Виктору удалось физически пережить страшные годы нацистского режима, – огромная заслуга его жены Евы Клемперер, урожденной Шлеммер. В том, что он пережил эти испытания духовно, сохранил себя как личность, важную роль сыграл дневник, который он вел все эти годы без перерыва. Вот как он об этом рассказывает сам: «Я вставал каждый день в половине четвертого утра, и к началу смены на фабрике у меня был уже описан предыдущий день. Себе я говорил: ты слышишь все собственными ушами – и повседневную жизнь, и быт, и самые обычные, дюжинные вещи, лишенные всяческого героизма… И еще: я держал свой балансир, а он меня…».

Эти дневники вел не просто умный и наблюдательный человек. Их автор – профессиональный филолог, поставивший перед собой задачу «наблюдать, изучать, запоминать, что происходит, зафиксировать все так, как ты это сейчас видишь, как это на тебя действует». И Виктор Клемперер с такой титанической задачей справился, он создал уникальный документ, живое свидетельство страшной эпохи, проблемы которой остаются актуальными и в наши дни [2].

В качестве эпиграфа к своей книге «LTI. Язык Третьего Рейха. Записная книжка филолога» [3], написанной на основании дневников и изданной в Дрездене в 1946 году, Виктор взял слова Франца Розенцвейга: «Язык – это больше, чем кровь». Роль языка в манипулировании массовым сознанием, особенно в тоталитарных государствах, к сожалению, часто недооценивается. Слова Шиллера об «образованном языке, что сочиняет и мыслит за тебя» (их часто повторял Иосиф Бродский), многими понимаются чисто эстетически. Виктор Клемперер пишет: «Но язык не только творит и мыслит за меня, он управляет моими чувствами, руководит всей моей душевной субстанцией, и делает это тем сильнее, чем покорнее и бессознательнее я ему отдаюсь. А если язык образован из ядовитых элементов или служит переносчиком ядовитых веществ? Слова могут уподобляться мизерным дозам мышьяка: мы их проглатываем незаметно для себя, они вроде бы не оказывают никакого действия, но через некоторое время отравление налицо».

Нацизм въедался в плоть и кровь народных масс не только и не столько пропагандистскими речами Гитлера или Геббельса, их разглагольствованиями по разным поводам, поношениями евреев и большевизма. Для обывателя многое в этих речах оставалось непонятным или нагоняло скуку бесконечными повторениями. Анализируя происходящее, Клемперер писал: «Нацизм проникал в душу народа через отдельные словечки, обороты речи, конструкции предложений, вдалбливаемые в толпу миллионными повторениями и поглощаемые ею механически и бессознательно».

Без тщательного анализа и очистки языка от ядовитых примесей невозможно по-настоящему избавиться от фашистского мировозрения. Виктор Клемперер такой анализ проделал. Его разъяснения и предостережения против «промывания мозгов» в тоталитарных государствах не потеряли своего значения и в наши дни. Верующие евреи очищают посуду для еды, ставшую ритуально нечистой, закапывая ее в землю. Множество слов из нацистского жаргона нужно надолго, а то и навсегда зарыть в общую могилу.

Невозможно в коротком очерке отметить все темы, поднятые в дневниках Виктора Клемперера. Но на одной их них хотелось бы остановиться подробней. Проблема «немецкого корня» нацизма, особенно специфика «немецкого антисемитизма» постоянно волновала его; рассуждения об этом часто можно встретить и в дневниках, и в упомянутой книге «LTI». Как стало возможным то, что являет собой вопиющую противоположность всей немецкой истории и тем не менее творилось на протяжении двенадцати лет господства нацистов? Лежат ли корни нацистской идеологии в «вечных чертах» немецкого характера? Неужели существовала духовная связь между немцами эпохи Гете и подданными Адольфа Гитлера?

Расовая доктрина и антисемитизм, по мнению Клемперера, – это ключевые, решающие элементы в нацизме. Антисемитизм от начала до конца был самым эффективным пропагандистским средством партии, самой действенной конкретизацией расовой доктрины. В сознании немецкого обывателя антисемитизм и расовое учение – синонимы. «А с помощью псевдонаучного расового учения можно обосновать и оправдать любые злоупотребеления и притязания национальной гордыни, любую захватническую политику, любую тиранию, любую жестокость и любые массовые убийства».

Антисемитизм – как социально, религиозно и экономически обоснованное отвержение евреев – существовал во все времена и у всех народов, пишет Виктор Клемперер, и было бы в высшей степени несправедливо приписывать его именно немцам и им одним. Третьим Рейхом, по его мнению, привнесены в это явление три абсолютно новые и уникальное особенности.

Во-первых, эпидемия антисемитизма вспыхнула и разгорелась жарче, чем когда-либо, именно в то время, когда казалось, что он, как заразная болезнь, уже давно и навсегда ушел в прошлое. И до 1933 года то тут, то там случались выступления, направленные против евреев, но что дело может дойти до лишения их гражданских прав, до преследования, как в средние века, и, наконец, до «окончательного решения еврейского вопроса», казалось немыслимым.

Вторая особенность немецкого антисемитизма периода нацизма заключается в том, что этот неслыханный анахронизм явился в цивилизованном обличье, не в форме народных беспорядков и стихийных погромов, а на самом современном организационно-техническом уровне. Газовые камеры Освенцима – наглядный тому пример.

Наконец, третья и самая главная отличительная черта – подведение под ненависть к евреям расовой идеи. До этого, как правило, проявлялись враждебные отношения к евреям, находившимся за пределами христианской религии и христианского (в Европе) общества. Принятие евреем христианства и усвоение местных обычаев приводило – по крайней мере в следующем поколении – к уравниванию в правах. Расовая доктрина проводит различие между евреем и неевреем уже по крови, что делает всяческое уравнивание невозможным.

Своеобразие немецкого нацизма по сравнению с другими видами фашизма, например итальянским, заключается в расовой теории, суженной и заостренной до идеологии антисемитизма. Не осталось буквально ничего, что не связывалось бы с семитами, даже если речь шла о внешнеполитических противниках. Большевизм становится «жидовским большевизмом», французы «очерномазились» и «ожидовели», а англичане и вовсе возведены к одному из колен Израилевых, следы которого якобы утрачены.

Виктор Клемперер хочет найти присущие немцам так называемые родовые, «вечные» черты, объясняющие, почему пожар нацизма разгорелся именно в Германии. И он их находит. У древнеримского историка Тацита есть описание необыкновенного «даже в дурных вещах германского упорства, которое сами германцы называют верностью». Упорство, основательность, «беспредельность», как пишет Клемперер, – вот основные черты «романтического человека»; им-то и обязан своим взлетом немецкий романтизм восемнадцатого – девятнадцатого столетий. Немецкий филолог прошлого века Вильгельм Шерер писал: «В Германии духовные взлеты и падения отличаются исключительной основательностью: вознестись можно очень высоко, но и глубоко низвергнуться. Создается впечатление, что отсутствие меры есть проклятие, сопровождающее наше духовное развитие. И как бы высоко мы ни взлетали – тем ниже мы и падаем».

Эти качества немцев – сверхнастойчивость, устремленность в беспредельное – стали чрезвычайно питательной почвой для развития расовой идеи. Но можно ли видеть в ней самой немецкий продукт? Если пройтись по теоретическим вехам этой идеи во времени, то получится прямая линия, ведущая от немца Розенберга (автор книги «Миф двадцатого века», официальный идеолог нацизма) через Хьюстона Стюарта Чемберлена (англичанин по крови, избравший Германию своей родиной) к французу Гобино. Трактат Гобино «Опыт о неравенстве человеческих рас», вышедший в четырех томах в Париже в 1853–1855 годах, стал первым трудом, где можно найти учение о превосходстве арийской расы, о высшем чистопородном германстве и об угрожающей ему опасности со стороны семитской крови – всепроникающей, несравненно худшей, едва ли заслуживающей названия человеческой. Здесь содержится все необходимое для Третьего Рейха научное обоснование идеологии нацизма. Однако в «кровавой» доктрине Гобино ничего «истинно немецкого» изначально не было. Сам же он за «германцев» почитал скорее скандинавов и англичан, чем немцев. Попытки нацистских теоретиков найти немецких предшественников этого автора, чтобы утвердить за Германией приоритет в создании расовой теории, потерпели поражение. Ни Кант, ни другие немецкие ученые и литераторы восемнадцатого века, рассуждавшие о человеческих расах, не сделали того, что сделал Гобино: он не просто разделил человечество, но отбросил само это понятие, возведя таким образом расы в некую самостоятельную категорию, и в рамках белой расы фантастическим образом противопоставил господ германцев вредоносным семитам.

Антисемитизма, опирающегося на расовую доктрину, на доктрину крови, в Германии не было, пока туда не проникли идеи Гобино. Так называемые «немецкие корпорации», общества, которые в конце восемнадцатого – начале девятнадцатого веков активно пропагандировали и подчеркивали свой немецко-романтический дух, «по принципиальным соображениям» не исключали евреев из своих рядов. Эрнст Мориц Арндт (1769–1860), немецкий писатель и публицист, хотел видеть среди членов корпорации только людей христианской веры, при этом крещеных евреев он рассматривал как «христиан и полноправных граждан». А «отец гимнастики» Фридрих Людвиг Ян, «фанатичный тевтонец», открывший в Берлине в 1811 году первую гимнастическую площадку, даже не требовал крещения в качестве условия для вступления в корпорацию. Да и само объединение «Всеобщие немецкие корпорации» отвергало такую необходимость.

Виктор Клемперер неоднократно подчеркивал теснейшую связь между нацизмом и немецким романтизмом. Но романтизм нельзя считать чисто немецкой «родовой чертой». Беспредельных романтиков знают и другие народы. (Тем, кто знаком с российской историей двадцатого века, нет необходимости рассказывать о романтиках-большевиках.)

В 1995 году Виктор Клемперер был посмертно отмечен Премией имени брата и сестры Шолль «…за дневники, представляющие собой важный документ о страданиях еврейского народа при нацистском режиме». На церемонии в Мюнхенском университете с речью, названной «Принцип – точность», выступил писатель Мартин Вальзер. Высказанные Вальзером в последние годы мысли об ответственности немцев за преступления Третьего Рейха вызывают многочисленные споры и возражения. Но с характеристикой, которую он дал Виктору Клемпереру, невозможно не согласиться: «У Клемперера учишься тому, что надо думать о своей совести, а не следить за совестью других».

1. Klemperer Victor. Ich will Zeugnis ablegen bis zum letzten. Tagebuecher 1933 – 1945. Berlin, Aufbau-Verlag, 1995.

2. Heer Hannes (Hrg.). Im Herzen der Finsternis. Victor Klemperer als Chronist der NS-Zeit. Berlin, Aufbau-Verlag, 1997.

3. Klemperer Victor. LTI (Lingua Tertii Imperii). Notizbuch eines Philologen. Leipzig, Reclam, 2001.

Восьмая ступень благотворительности
(К восьмидесятилетию ОРТ в Германии)

Во время посещения берлинской еврейской общины в сентябре 2001 года правящий бургомистр Берлина Клаус Воверайт попал в неловкое положение. Его попросили сказать несколько приветственных слов по случаю восьмидесятилетия ОРТ в Германии, однако бургомистр признался, что никогда раньше о таком обществе не слышал. Для присутствовавших это было тем более удивительно, что в 2000 году Всемирный союз ОРТ отметил свое 120-летие как крупнейшая в мире негосударственная некоммерческая организация профессионального обучения. ОРТ имеет отделения более чем в 60 странах мира, в его системе ежегодно проходит обучение свыше 300 тысяч человек.

Первоначально аббревиатура ОРТ расшифровывалась как Общество ремесленного и земледельческого труда среди евреев России. Это общество было создано в Петербурге в 1880 году, чтобы облегчить тяжелое положение российских евреев. Мир с тех пор изменился неузнаваемо, но ОРТ по-прежнему здравствует и процветает. Трудно найти другой пример подобного долголетия. История ОРТ неразрывно связана с еврейской историей девятнадцатого и двадцатого веков. Эта связь продолжается и в новом столетии.