Текст книги "Банальность добра. Герои, праведники и другие люди в истории Холокоста. Заметки по еврейской истории двадцатого века"

1. Bauer Yehuda. American Jewry and the Holocaust. 1981.

2. Cantri, Handley (Hg.) Public Opinion. 1935–1946. 1951.

3. SemberCharles (Hg.). Jews in the Mind of America. 1966.

4. Wyman David. Das unerwuenschte Volk. Amerika und die Vernichtung der europaeischen Juden. 2000.

5. Wyman David. Paper Walls: America and the Refugee Crisis. 1968.

Восемьдесят один день страха
(История несостоявшейся депортации)

В начале 1952 года личный врач Сталина Владимир Никитович Виноградов попал в немилость. Он советовал диктатору поменьше заниматься политической жизнью и тем самым поберечь изрядно пошатнувшееся здоровье. Страдавший болезненной подозрительностью Сталин расценил эти советы как посягательство на его власть и потребовал от министра госбезопасности Игнатьева найти зачинщиков в заговоре врачей. «Если вы не добьетесь от них признания, мы сделаем вас на голову короче», – с типичным для тиранов юмором обрисовал он задачу [1].

Благодаря доносам Рюмина, заместителя министра госбезопасности и главного следователя по делу Еврейского антифашистского комитета (ЕАК), уже летом 1951 года глава государства имел информацию об «умышленно неправильном лечении» высших партийных руководителей. Осенью 1952-го, по окончании процесса над руководством ЕАК, он отдал приказ об аресте группы врачей. Рюмин добыл «доказательства» того, что доктора Виноградов, Егоров, Василенко, Бузалов, Этингер, Вовси, Коган и другие ответственны за смерть Щербакова и Жданова.

Вскоре Рюмин потерял доверие Сталина и был уволен. Нового следователя по делу врачей, Голидзе, больше всего интересовали связи обвиняемых с иностранными разведками. Мирон Вовси был под особым подозрением: через своего двоюродного брата Соломона Михоэлса он мог поддерживать постоянные контакты с американцами, следовательно, «был агентом ЦРУ и израильских служб безопасности». Сталину ежедневно докладывали о ходе допросов. Как и во время знаменитых открытых процессов тридцатых годов, подсудимым было предложено выдать участников заговора и их зарубежных покровителей. Тогда они могли бы рассчитывать на то, что им сохранят жизнь – и их собственную, и родных.

Хрущев в докладе ХХ съезду партии говорил: «Сталин вызвал к себе следователей, выдал им инструкции и дал указание относительно применяемых методов следствия; эти методы были очень простые: бить, бить и еще раз бить. Вскоре после ареста врачей мы, члены Политбюро, получили протоколы о признании вины. После того как протоколы были розданы, Сталин заявил нам:»Вы как слепые котята; что вы будете без меня делать? Наша страна погибнет, так как вы не умеете распознавать врагов» [2].

Из признаний обвиняемых следовало, что в июле 1952 года планировалось убийство Сталина, Берии и Маленкова. Так как медицинские методы признавались недостаточными, предполагалось нападение на правительственные автомашины, которое было предотвращено бдительными органами госбезопасности.

По всем признакам готовился открытый процесс против врачей. И хотя среди подсудимых были не только евреи, антиеврейская направленность будущего дела ни у кого не вызывала сомнений. Оно стало бы естественным продолжением и дополнением недавно закончившегося тайного процесса над руководством ЕАК, в результате которого 12 августа 1952 года были расстреляны тринадцать выдающихся еврейских писателей и общественных деятелей. Дело Сланского, открывшееся 20 ноября 1952 года в Праге, теперь – задним числом – может рассматриваться как генеральная репетиция будущего советского антисемитского трибунала. С 1949 по 1952 годы репрессиям подверглись многие евреи – партийные функционеры в Венгрии, Чехословакии, ГДР.

Имеется несколько объяснений, почему руководителей ЕАК судили и казнили тайно, а процесс над «врачами-убийцами» планировалось проводить открыто. Историки Леонид Лукс, Геннадий Костырченко, Шимон Редлих, Яков Этингер и писатель Анатолий Борщаговский дают разные обоснования этому явлению [3, 4]. Вполне вероятно, что еврейские интеллектуалы из ЕАК, не слишком известные в широких народных массах, представлялись Сталину менее подходящим объектом, способным вызвать «взрыв всенародного гнева», нежели кремлевские врачи – «убийцы в белых халатах».

В последние месяцы жизни Сталина все больше одолевала мнительность. Даже своих ближайших соратников – Молотова, Микояна, Ворошилова и Берию – он подозревал в сотрудничестве с иностранными разведками. В октябре 1952 года Молотов и Микоян не были избраны в Бюро Президиума партии (Политбюро). Число арестованных росло, Сталин не щадил никого из своего окружения. Пятнадцатого декабря арестовали начальника его личной охраны генерала Власика за то, что он не придал должного значения доносу Лидии Тимашук о врачах-убийцах. Был уволен и личный секретарь Сталина – Александр Поскребышев.

На заседании Политбюро 9 января 1953 года, на котором обсуждалось предстоящее Заявление ТАСС, Сталин зачитал письмо Лидии Тимашук. После этого в прессе развернулась кампания, носившая откровенно антисемитский характер. Ее координаторами и идейными вдохновителями были Суслов, Шепилов и Михайлов (руководитель отдела агитации и пропаганды ЦК), а также официальный «партийный философ» Чесноков.

Тринадцатого января в «Правде» появилась статья «Арест врачей-вредителей». С этого дня над еврейским населением страны навис дамоклов меч готовящихся репрессий. Из материалов следствия явствовало, что большинство «врачей-убийц» были связаны с еврейской буржуазно-националистической организацией «Джойнт», из которой исходил приказ по уничтожению руководящих кадров СССР. Этот приказ якобы был передан через московского врача Шимелевича и «известного буржуазного националиста» Михоэлса. Как писала «Правда», «врачи-убийцы, чудовища в человеческом образе, оказались платными агентами иностранного шпионажа». Трое обвиняемых были русскими, шестеро – евреями, в дальнейшем число арестованных увеличилось. В тот же день Главлит изъял из библиотек все книги Соломона Михоэлса, убитого ровно пять лет назад в Минске.

Через неделю Лидия Тимашук была награждена орденом Ленина и превознесена в прессе как образец бдительности для каждого советского гражданина.

В начале февраля 1953 года члены подпольной израильской сионистской организации взорвали у дверей советского посольства в Тель-Авиве бомбу в знак протеста против антиеврейской кампании в СССР. И хотя преступники были строго наказаны израильским судом, Советский Союз разорвал дипломатические отношения с Израилем, и спираль антисемитской горячки продолжала стремительно раскручиваться.

В центральных и местных газетах ежедневно появлялись статьи, в которых евреи обвинялись в «национальном и расовом шовинизме, пережитках морали времен каннибализма». Атаки в прессе против этих «потенциальных шпионов и вредителей» велись постоянно и ожесточенно. В феврале было еще арестовано 37 человек, в основном опять врачи и члены их семей. Начатая кампания вызвала настоящую массовую истерию. Люди отказывались принимать от врачей и аптекарей евреев лекарства – они боялись, что их отравят. В «Воспоминаниях» Ильи Эренбурга рассказывается о женщине-враче, которая говорила: «Вчера пришлось весь день глотать пилюли, порошки, десять лекарств от десяти болезней – больные боялись, что я заговорщица…». На улицах, в магазинах, в общественном транспорте евреев оскорбляли и унижали. Многие из них в те дни потеряли работу. Официальная пропаганда разжигала в людях антисемитские настроения, а защитников евреев, какими в период дореволюционных еврейских погромов были Толстой, Короленко, Горький, в Советском Союзе не нашлось.

События судьбоносных для советских евреев семи недель (с 13 января до смерти Сталина в начале марта 1953 года) обросли легендами и слухами, так как многие документы того времени до сих пор не опубликованы, а многие сразу были уничтожены. Восстановление точной картины тех дней требует от историков тщательной и кропотливой работы. Новые факты стали достоянием гласности совсем недавно, когда частично открылись архивы КГБ. Устные и письменные свидетельства смогли оставить и некоторые участники тех событий.

Теперь прояснились многие детали готовившейся тогда страшной акции – сталинского «окончательного решения еврейского вопроса», депортации советских евреев из больших городов в специальные концлагеря в Сибири и на Дальнем Востоке.

Идеологом этой кампании был любимец Сталина – Дмитрий Чесноков, известный своими откровенно антисемитскими взглядами. С 1948 года он был главным редактором журнала «Вопросы философии». На 19-м партийном съезде, состоявшемся в октябре 1952-го, Чесноков неожиданно для многих был избран в Президиум ЦК. Предполагалось, что его брошюра «Почему евреи должны быть выселены из промышленных областей» будет массовым тиражом издана Министерством внутренних дел и станет «руководством к действию» на местах. Она дала бы марксистско-ленинское обоснование «исторически необходимых» сталинских мероприятий против евреев. Есть данные, что эта брошюра была напечатана, но после завершения «дела врачей» весь тираж был уничтожен. Федор Лясс видел чудом уцелевший экземпляр [5, 6].

Сама депортация должна была проходить по следующему сценарию. Массовая пропагандистская кампания против евреев достигает апогея во время открытого процесса против кремлевских врачей. Приговоренных к публичной казни привозят на Красную площадь в Москве. Разъяренные народные массы, несмотря на сопротивление сил безопасности, линчуют осужденных, что становится сигналом для повсеместных еврейских погромов в стране. И тогда депортация может рассматриваться как мера спасения евреев от справедливого народного гнева.

В вышедшей в 1992 году в Москве книге «Провокация века» журналист Зиновий Шейнис приводит выдержку из воспоминаний партийного функционера Николая Полякова: «В конце 40-х – начале 50-х годов было принято решение о полной депортации евреев. Проведение этой акции было поручено вновь образованной комиссии, которую утвердил лично Сталин. М. Суслов был назначен председателем этой комиссии, я – секретарем. Для приема депортированных в Биробиджане строились в спешном порядке целые барачные комплексы, своеобразные концентрационные лагеря. Одновременно должны были по всей стране быть составлены списки лиц еврейского происхождения. Планировалось два этапа депортации. Сначала депортировались чистокровные евреи, после чего – полукровки. Акция должна была быть проведена во второй половине февраля 1953 года. Но появились задержки… Списки не были своевременно готовы. Тогда Сталин установил железные сроки. С 5-го по 7-е марта должен был состояться процесс против врачей, 11-го–12-го марта казнь…».

Важная роль в разработанном властями сценарии антиеврейской кампании возлагалась на запланированное письмо в «Правду» известных деятелей литературы, науки и культуры еврейской национальности. Письма советских трудящихся в центральную газету страны имели давнюю традицию. Они как бы свидетельствовали о наличии в СССР свободы мнений и о «нерушимом единстве партии и народа». Все знали, что такие письма от первого до последнего слова редактируются в Кремле, нередко – лично Сталиным. Их публикация часто сигнализировала о важных решениях правительства, создавая видимость, что эти решения отражают волю народа.

Письмо видных общественных деятелей в «Правду» должно было подтвердить преданность еврейского населения «коммунистической партии и лично товарищу Сталину», а также послужить поводом к подготовленной депортации. (Вспомним письмо «чешских товарищей», ответом на которое стала оккупация Чехословакии в августе 1968 года.)

Подготовить материал для газеты и собрать нужные подписи было поручено журналистам Давиду Заславскому и Якову Маринину (Хавинсону), важную роль играли также два академика – историк Исаак Минц и философ Марк Митин. В письме содержались требования сурово покарать врачей-отравителей, вероломно предавших Советскую Родину, которая дала еврейскому народу свободу и равные с другими национальностями права. А напоследок его «авторы» обращались к советскому правительству и лично к товарищу Сталину с просьбой защитить невиновных еврейских трудящихся – «переселить их в развивающиеся области на востоке страны, где они могли бы выполнять необходимую работу и избежать справедливого гнева остального населения, вызванного предательством врачей-преступников…».

Илья Эренбург и семья автора: мама и брат Александр. 1963 г.(из семейного архива)

Насколько известно, письмо подписали почти все, от кого это требовалось. Нашли мужество отказаться от подписи певец Марк Рейзен, Герой Советского Союза генерал Яков Крейзер, писатели Вениамин Каверин и Илья Эренбург. Роль Эренбурга в описываемых событиях заслуживает отдельного разговора. Хорошо зная психологию Сталина, он решился на довольно рискованный шаг: написал личное письмо диктатору, ставя перед ним те вопросы, которые могли бы помешать готовящейся депортации – «затее, воистину безумной», как скажет Илья Григорьевич позднее.

В своих «Воспоминаниях» Эренбург писал: «Тогда я думал, что мне удалось письмом переубедить Сталина, теперь мне кажется, что дело замешкалось и Сталин не успел сделать того, что хотел». На основании новых данных из архивов КГБ Александр Яковлев считает, что мужественный и мудрый шаг писателя сыграл важную роль в том, что Сталин не подписал подготовленный Чесноковым план депортации.

Сталин умер 5 марта 1953 года. Через месяц после его смерти, 3 апреля, были освобождены арестованные врачи Виноградов, Вовси, Коганы, Егоров, Фельдман, Этингер, Василенко, Гринштейн, Зеленин, Преображенский, Попова, Закусов, Шерешевский и Майоров.

Восемьдесят один день страха, в котором жили все советские евреи, остался позади. Страшная зима закончилась, но до настоящей Оттепели было еще далеко.

1. Rapoport Louis. Hammer, Sichel, Davidstern: Judenverfolgung in der Sowj etunion. Berlin, Links, 1992

2. Lustiger Arno. Rotbuch: Stalin und die Juden. Berlin, Aufbau Verlag, 1998.

3. Костырченко Геннадий. Тайная политика Сталина. М., «Международные отношения», 200 1.

4. Этингер Яков. Это невозможно забыть. М., «Весь мир», 200 1.

5. Лясс Федор. Последний политический процесс Сталина или Несостоявшийся геноцид. Иерусалим, 1995.

6. Лясс Федор. Открытый ответ на открытое письмо Геннадия Костырченко. Сетевой журнал «Заметки по еврейской истории» (www.berkovich-zametki.com),26 января 2002 г. (№ 24).

Приложение
Биографические опыты в вопросах и ответах

И эллин, и иудей
(Опыт «синтетического» интервью с Иосифом Бродским)

Остап Бендер со знанием дела говорил, что у пророка Самуила всегда спрашивают одно и то же: «Почему в продаже нет животного масла?» и «Еврей ли вы?». Последний вопрос нередко задавали и Иосифу Бродскому, особенно после его вынужденного отъезда на Запад в 1972 году. Практически ни одно выступление поэта перед русскоязычной аудиторией в Америке не обходилось без настойчивых расспросов о его религии и национальности. Бродский не любил рассуждать на такие темы, но полностью уйти от них все же не мог. В своих многочисленных интервью нобелевскому лауреату приходилось касаться и этих предметов (см., например, [1–4]). О «еврействе» и «христианстве» Бродского написано немало. Отмечу статью Шимона Маркиша в сборнике «Иосиф Бродский: труды и дни» [3] и главу «Проблемы пятого пункта» в книге Людмилы Штерн «Бродский: Ося, Иосиф, Joseph» [5]. Возможно, кому-то будет интересно узнать, что именно говорил и писал об этом сам поэт. Вниманию читателя предлагается опыт воображаемого, своего рода «синтетического» интервью, содержащего реальные ответы Иосифа Александровича Бродского на реальные вопросы, которые задавали ему разные люди в разное время. Как видно из названия, материал составлен в форме единого интервью. Вопросы выделены курсивом. Ответы на них иногда незначительно сокращены, а в некоторых случаях, если вопросы сходны между собой, сведены воедино. В остальном тексты вопросов и ответов точно соответствуют опубликованным записям интервью (см. примечания).

– Расскажите немного о семье, об отце и о вашей связи с ним.

– По образованию он был журналист, вернее, у него было два диплома: один – географического факультета; но потом, когда он понял, что как географу ему не придется путешествовать, поскольку он еврей, он окончил Институт красной журналистики и работал фотографом.

Иосиф Бродский

Затем, уже после войны, он два или три года работал в Военноморском музее, куда я часто ходил. Потом вышло постановление Жданова о том, что лица еврейской национальности не должны обладать высокими воинскими званиями, и отец демобилизовался. Некоторое время он был без работы, и мы жили на зарплату матери – она работала в бухгалтерии местного ЖЭКа¹.

– Ваши родители были ортодоксальными евреями?

– Вовсе нет. Я был воспитан вне религии, но не мог не знать, каково быть евреем: это вроде отметины. Люди называют тебя «жид», тебя преследуют антисемитские замечания; в какой-то степени человек становится изгоем. Но может, это и хорошо: тем быстрее привыкаешь не зависеть ни от чьего мнения².

Понимание того, что я еврей, пришло ко мне довольно рано. Мою семью ничто не связывало с иудаизмом, абсолютно ничто. Но у системы был способ заставить человека осознать свою этническую принадлежность. В Советском Союзе есть удостоверяющий документ – паспорт, в котором указываются ваши имя, фамилия, место рождения и национальность. Отступление от этого правила может караться законом. Так что антисемитизм в России в значительной степени порождается государством.

В школе быть евреем означало постоянную готовность защищаться. Когда меня называли «жидом», я лез с кулаками. Я вообще довольно болезненно реагировал на подобные «шутки», воспринимал их как личное оскорбление. Меня задевало, что я – еврей. Теперь не нахожу в этом ничего оскорбительного, но такое отношение пришло позже?.

Когда я работал на заводе, даже когда сидел в тюрьме, я удивительно мало сталкивался с антисемитизмом. Сильнее всего антисемитизм проявлялся у литераторов, интеллектуалов. Вот где к национальности действительно относятся болезненно, ведь от пятого пункта зависит карьера…

– Что вы делали после того, как ушли с завода?

– Пошел работать в морг местной больницы. Я подумывал о таком еврейском поприще, как профессия врача, но хотел заранее узнать ее малоприятные стороны³.

– После школы вы хотели продолжить образование?

– Когда я был ребенком, я много чего хотел. Во-первых, я хотел стать военным моряком или, скорее, летчиком. Но это отпало сразу, потому что по национальности я еврей. Евреям не разрешали летать на самолете. Потом я решил пойти в училище для моряков-подводников. Мой отец во время войны служил на флоте, и я был влюблен в морскую форму. Но это тоже отпало, по той же причине… Постепенно я начал писать⁴.

– А как люди относились к вам в ссылке?

– Очень хорошо, они думали, что я попал туда по религиозным мотивам. Никто у меня ничего не спрашивал, и я никому ничего не говорил – народ там неразговорчивый. И не было никакого антисемитизма, это чисто городское явление⁵.

– Вас воспитывали как еврея или как русского?

– Хорошо воспитанный человек не спрашивает, кто ты есть. Впрочем, все и так сразу определяют, еврей ты или нет. Русские прекрасно умеют это различать. Когда меня спрашивали про мою национальность, я, разумеется, отвечал, что я еврей. Но такое случалось крайне редко. Меня и спрашивать не надо, я «р» не выговариваю⁶.

– Когда вы впервые столкнулись с антисемитизмом?

– В школе. В классном журнале записаны твое имя, фамилия, год рождения, национальность. Я еврей. Стопроцентный. Нельзя быть евреем в большей степени, чем я. Папа, мама не вызывают ни малейших сомнений. Без всякой примеси. Но думаю, я еврей не только поэтому. Я знаю, что мои взгляды отличает некий абсолютизм.

В вопросах антисемитизма следует быть очень осторожным. Антисемитизм – это по сути одна из форм расизма. А мы все в какой-то степени расисты. Нам не нравятся какие-то лица, какой-то тип красоты.

А идеология появляется уже позднее. Ведь что такое предрассудки, в том числе и расовые? Это способ выразить недовольство положением человека в мире. Проблема возникает, когда предрассудок становится частью системы. Посмотрите на Германию: каковы корни немецкого антисемитизма? Тридцатые годы. Страшная экономическая катастрофа после Первой мировой войны. Разумеется, кого-то надо невзлюбить. А кого можно не любить, если не любить нельзя? Будем ненавидеть евреев – у них такие длинные носы⁶.

– Когда умер Сталин, вам было тринадцать. Вы помните этот день?

– Помню, и очень отчетливо. Всех евреев должны были выселить из Ленинграда. Из Ленинграда и Москвы. Только что прошло дело врачей. Хотя процесс и не состоялся, но были все эти ужасные обвинения и антисемитская кампания в прессе. Помню, однажды я заметил, что родители как-то странно смотрят на меня, и спросил их, в чем дело. Они ответили: «Да знаешь, мы решили продать наше старое пианино». Надо сказать, что на нем никто никогда не играл. Я удивился, и они сказали, что нам надо переезжать. Я спросил: куда? Тогда они попытались объяснить, что происходит. Но через несколько дней по радио объявили новость, которая отменила наше путешествие: умер Сталин. Если бы процесс состоялся, врачей обязательно признали бы виновными. В газетах собирались опубликовать письмо, подписанное выдающимися людьми еврейской национальности, в котором они должны были признать, что евреи скомпрометировали себя и должны уехать, чтобы искупить свою вину. Была уже выделена автономная область возле границы с Китаем. Это не произошло только благодаря смерти Сталина.

– А всех московских и ленинградских евреев должны были выслать?

– Насколько я помню, высылке подлежали все евреи из европейской части Советского Союза. Отец показал мне копию письма, которое должно было появиться в «Правде». Я просто не хочу называть имена людей, подписавших это письмо, потому что многие из них до сих пор пользуются чрезвычайным уважением на Западе⁴.