Текст книги "Кредо жизни"

 
«Перед Питером коней горцы придержали,
А в Тамбове калачей с нетерпеньем ждали,
И на «отдых» главкомверх едет под конвоем!»
 

В документальной повести Алексея Павлова «Крылья дружбы» написано о чеченцах. В частности, об Имадаеве Ахмете (Ахмад) из высокогорного чеченского селения Итум-Кале (оттуда были и братья Узуевы, Магомед и Висаит, стойко защитившие Брест)… Чтобы остаться бить фашистов, чеченцы меняли национальность, а то запрещали служить, потому что их семьи сосланы.

Ахмад Имадаев в 18 лет окончил грозненский Аэроклуб и в 1941 г. был зачислен в Армавирскую военную авиационную школу пилотов. Через 2 года его в составе группы пилотов на истребителях ЯК-1 направили в 26-й запасной авиационный истребительный полк в Грузию, где переучили летать на истребителях ЛаГГ-3 для участия в боях. Попал в 790-й полк, сформированный в мае 1942 года в Чечне, в селении Старые Атаги.

Любимым боевым заданием летчика-истребителя Имадаева была «Свободная охота». Это значит, когда пара истребителей стремительно, на максимальной скорости, на высоте 15–20 метров от земли перелетают линию фронта, в тыл врага, ищут наземные цели противника. Так, на Балтике, на Куршской косе, он обнаружил базу фашистов, сторожевой катер. Две бомбы были сброшены, и обе настигли цель. Имадаев зажег факел мести. За этот удар Имадаев награжден орденом Отечественной войны I степени. Ахмад Джамалдинович участвовал в боях за освобождение Крыма, Севастополя, Литвы, Восточной Пруссии, Кенигсберга. За боевые заслуги награжден орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степени, двумя орденами «Красной Звезды» и 14 медалями. После войны продолжал служить в армии, несмотря на то, что его семья с ярлыком «враги» была выслана в Казахстан (отца, участника гражданской войны, Имадаев лишился в четырехлетнем возрасте).

В 1960 году Ахмад Имадаев в звании майора и в должности командира эскадрильи уходит в отставку – Н. С. Хрущев сокращал армию. К тому времени он летал на МИГ-15 и 17. Только в 1960 году возвратился в ЧИАССР, откуда Ельцин изгнал его войною. Итак, лишенный крова, родины и спокойной старости, Имадаев – ветеран ВОВ, инвалид 2-й группы, подполковник в отставке закончил жизнь беженцем в Москве. Изгой, как и все его сородичи. Но сломить, поставить на колени нохчи невозможно, убеждаются враги наши.

«Чеченский сын Бурятского ОМОНа» – так называется документальная лента Арт-студии «Хунну-фильм» о чеченском сироте Юсупе, усыновленном бойцами Бурятского ОМОНа, а в их лице и всем бурятским народом. Аббревиатура ОМОН вызывает у чеченцев в душах самые противоречивые эмоции. (Тот, кто сам видел все их «старания» под надписью на броне «Ермолов был прав!», более резко определил бы, особенно казачий, осетинский и т. п. Многие из них «летали» на сверхскоростях, уничтожая весь движущийся или стоящий на дороге транспорт).

«Мне, гражданину и патриоту России, – пишет Сындуев Есугей, – горько, стыдно и больно за Россию… Когда я встречаюсь с чеченцами и говоря с ними о бурятском ОМОНе, у меня нет причин отводить глаза в сторону. Я горжусь сынами моего народа, несущими в силу служебных обязанностей боевое дежурство в селении Белгатой, Чеченской республики с 1995 года. Здесь все благоухает, никто и ничто не пострадало, даже дороги. Кто побывает там хоть раз, увидит этот оазис мира, дружбы, согласия, а кругом кромешный ад».

И это так действительно. После Грозного, являющего собой Сталинград образца 1942 года: разбомбленные жилища, природу одичавшую, опустошенную, уничтоженную технику, рассеянные повсюду трупы, крови потоки, смрад удушающий – Белгатой предстает маленьким островком, где благополучие в бескрайнем море хаоса. Здесь ухоженные дома, цветущие и плодоносящие сады, улицы в любое время суток полны людей, которые ничего и никого не боятся, окна освещены негасимым светом доброжелательства и уюта. В школьном дворе резвится беспечная счастливая ребятня. Учительница рассказывала мне, что их село избежало ужасов войны благодаря лишь ОМОНу из Бурятии, оградившему Белгатой как от боевиков, так и зачисток федералов и прочих бесчинств. Если бы все федералы, вздыхает она, были такими же, как буряты, то и войны бы давно уже не было.

«Будь по всей России хотя бы пять-шесть таких же случаев усыновления чеченских сирот, а в Чечне пять-шесть таких Белгатоев, то чеченский народ понял бы, что он не одинок в своем горе. И, если бы центр, федеральная власть более активно практиковала и пропагандировала эту альтернативу бессмысленному, бесперспективному противостоянию (россиян), многие и многие боевики сложили бы оружие и перешли к мирной жизни». И, действительно, пишет автор статьи этой, если даже самую захудалую собачонку загнать в угол и пинать ее, не оставляя ей никакого выхода, она вынуждена будет огрызаться, насколько хватит сил. А здесь не какая-то захудалая собачонка! Здесь целый народ.

И какой народ!

Вспомним, хотя бы Брестскую крепость, каждый третий защитник которой был чеченцем. Недавно В. В. Путин говорил об этом. Немецкий генерал даже писал: «Перед каждым новым штурмом нашим взорам представали чеченцы, на стенах крепости танцующие лезгинку». Брест, вероятно, поэтому и Крепость и стал героем…

Историк В. Ключевский писал, что, если поскоблить любого русского (россиянина), можно добраться до татарина, а так нарекали всех россиян-иноверцев. А если поскоблить этого татарина, чеченца или бурята? «Начальник паспортного стола Железнодорожного района города Улан-Удэ – Аслаханова. Ветеран ВОВ – Гантамиров. Директор Государственного ансамбля песни и танца «Байкал» – Мадуев. Бывший ректор Бурятского госуниверситета – Басаев. Известный писатель, журналист и публицист – Бараев. Ведущий специалист Госкомитета по делам молодежи и спорта – Сагаев. Директор и владелец крупнейшей республиканской газеты «Информ-Полис» – Дагаев. Мой армейский сослуживец и приятель – Дудаев. Словом, все они – чеченцы», пишет автор этой статьи.

Далее он сообщает: «…Мне кажется глубоко символичным и неслучайным, что в «Земле Санникова» наши бурятские артисты из ансамбля «Байкал» и великий чеченец Махмуд Эсамбаев были одним народом – анкелонами. Буряты и чеченцы, по моему глубокому убеждению, гораздо ближе друг другу, чем это кажется на первый взгляд. Возможно, они не осознают этого разумом, но уж душой-то чувствуют… Когда бурятские омоновцы ограждали Белгатой как от нападения боевиков, так и от неправомерных действий федералов, или когда усыновляли Юсупа, заслоня его (сироту) от ужасов войны, они были движимы не только своими служебными обязанностями и не только человеческим долгом. Они исполняли свой кровный, свой генетический долг. Одновременно, Арт-студия «Хунну-фильм» окунулась в более неотложную и масштабную работу – съемки художественного фильма о бурятском ОМОНе в Чечне, сценарий которого основан на реальных событиях. Расскажет фильм этот и о двух борцах-побратимах, участниках московской Олимпиады-80, которые спустя 15 лет возглавляют два противоборствующих отряда: бурятский ОМОН Вячеслав Мархаев, ныне зам. Главы МВД Бурятии, и любимый и почитаемый всей Чечней борец, многократный чемпион мира, Салман Хасимиков.

Бурятский и любой ОМОН из другого региона находятся в окружении боевиков и обречены на гибель. А большая часть боевиков стали таковыми по неволе (вынуждены), потеряв родных и близких, лишившись крова и уверенности в собственной безопасности. Герои фильма доказывают, что их дружба и братство выше, сильней и значительней всех ужаснейших обстоятельств современной кавказской трагедии. Чеченцы размыкают кольцо окружения и выпускают из него федералов, обреченных на гибель.

Мне в Москве довелось слышать, что, когда из Грозного по минным полям боевики выходили, они не пустили вперед ни одного из 300 русских военнопленных, хотя русские солдаты и умоляли, и настаивали, считая себя обязанными. После этого на многих из них были только пулевые ранения (от обстрелов своих же – федералов). У боевиков же (как выживших, так и погибших), были разрывные раны нижних конечностей. От мин. Даже в этих условиях у горцев, чеченцев, сработал генетический долг: они, эти пленные солдаты, – вынужденные гости, а гость – это святое. Это Адат! Он – неприкосновенен, его чеченец защитит. Даже если кровник пришел к нему в дом за прикрытием, его не тронет никто – это тоже Адат. Это древний закон джигита – аборигенов нохчи. Бывают, конечно, и отморозки, ничего святого не имеющие, но они чеченцами наречены просто по ошибке…

Квинтэссенция фильма – напутствие бурятского старейшины при проводах ОМОНа в Чечню: «Чеченец – не враг нам. Чеченец – наш брат, попавший в беду. Враг – это терроризм, у которого нет национальности, нет вероисповедания. Беда, постигшая нашу сестру-Чечню, терзающая ее народ, является нашей общей бедой. Чечня сегодня – это огромная кровоточащая рана всей России, всех ее народов. Сынки, внуки, заклинаю вас, будьте же не солью на этой ране, а жизнетворным бальзамом!»

Таким должен быть россиянин.

Постскриптум к этой истории. Вот если бы нашлись такие документалисты, интернационалисты, которые сняли бы фильм о событиях, описанных М. Загоскиным в историческом романе «Юрий Милославский, или русские в 1612 г.»

Дневник контрактника

Этот дневник солдата-контрактника, трижды служившего по договору в Чечне, опубликованный в «Комсомольской правде» 6 апреля 2006 года, – живое свидетельство того, как федералы Ельцина «защищали Конституцию» (см. интернет).

«Я, младший сержант Мозолев Владимир Николаевич (житель п. Руднянский, Смоленской области), служил в ЧР с августа 2000 г. по август 2005 г. Я видел эту жизнь без прикрас, я «варился» в ней. Служил в разных частях, от МО до частей ФСБ РФ, и могу сравнить, где и как служат люди, как о них заботятся командиры. Какой он на самом деле был – быт войны. И могу рассказать об этом честно…

После «обкатки» в части я был направлен в командировку на блокпост в октябре 2000 года. На блокпост отправлялись пять человек. Старший группы Мухачев и четыре караульных. В чем заключалась наша служба? В охране трассы Грозный – Итум-Кале возле поселка Шатой. Проверка документов и выявление подозрительных лиц. Проверки автомашин на предмет перевозки оружия и взрывчатых веществ. Параллельно с проверкой занимались «добыванием» продуктов и «зарабатыванием» денег. Как это происходило? К тому времени многие ребята не раз и не два побывали в командировке на блокпосту. Поэтому, в отличие от меня, они уже знали все способы зарабатывания денег.

Останавливалась машина для досмотра. И, пока один занимался проверкой документов, второй лез в багажник и брал (правда, понемногу) то, что находилось в багажнике. Почему понемногу? Ну, возьмешь много, могут пожаловаться, из-за этого неприятности. А так с каждой машины понемногу – вечером пир горой. Ведь у кого – курочку, у кого – помидоров-огурцов на салатик, водочки, коньячку, шоколада и т. д., да мало ли что можно везти. Нам хватало. Спросите, почему давали? Почему не возмущались? А попробовали бы! Так однажды один чеченец вез арбузы. По уже заведенной традиции, пока один солдат проверял документы, второй из багажника взял два арбуза и собрался уходить. И тут вдруг чеченец возмутился: «Нет, ребята, арбузы дорогие, я их из самой Астрахани везу. Поэтому вначале заплатите, а потом берите». Как это так, мы на своей дороге (а дорогу федералы уже считали своей) и платить будем?! Сразу же автоматически думаем, как отомстить этому чеченцу. А пока придираемся к документам. Потом говорим: по оперативным данным, именно на этой машине перевозят наркотики, и «просим» разбортировать переднее правое колесо, потому как наркотики должны находиться именно там. И бортировал чеченец, а как откажешься, если перед лицом все время заряженный автомат Калашникова на взводе. Так незаметно наступает время комендантского часа. Проезд по дороге до восьми часов утра запрещен. О чем не без злорадства сообщаем чеченцу. А посторонних на территории блокпоста быть не должно. Поэтому машину оставляем, а вы можете идти и катить свои арбузы перед собой, за машиной придете завтра.

Бедный чеченец уходит, обещая пожаловаться главе администрации Шатойского района. Ах, ты, жаловаться! Ну-ну. Где-то в 22.00 выкатываем машину на территорию блокпоста метров на 150 и методично расстреливаем. Предварительно, конечно, часть арбузов оставив себе (не пропадать же грузу). В часть же сообщаем, что после комендантского часа в сторону блокпоста мчался легковой автомобиль, на предупредительные выстрелы не остановился, пришлось открыть огонь на поражение, водитель скрылся. (И как не стрелять, может, у него взрывчатка в машине и он гонит, чтобы взорвать блокпост – мы же не знаем.) И кто после этого не даст, что у него просят? У кого из чеченцев машина лишняя? Что лучше, отдать батон колбасы или лишиться машины?

Спиртное вообще было запрещено ввозить в район главой администрации. Поэтому, если не дадут водки, разобьем весь ящик или два, три. И били. С грузовых автомобилей брали уже деньги. Едет такой автомобиль, груженный сеном, цементом, металлом. У нас сразу «оперативные данные», что именно эта машина перевозит взрывчатку, и поэтому нужно все сгрузить и осмотреть. Это кто же будет разгружать «КамАЗ», груженный цементом? Лучше отдать 500 руб. и ехать дальше. Я повторяю, служба на блокпостах была примерно одинаковая, и поборами занимались многие, если не все. Так один из водителей рейсового автобуса рассказывал, что с водителей маршрутных такси в Грозном берут по 50 – 100 руб. за рейс. А сколько маршруток проезжает через пост? Сколько рейсов делает каждая? Не будет денег, найдут, как минимум, гранату… Потому что подкинут!

Или вот еще. По инициативе начальника связи майора Кривова закупались все «необходимые» вещи. Делалось так: командир роты получал денежное довольствие на солдат-срочников. (А надо сказать, что получали они довольно прилично – не меньше 6 тысяч рублей.) Солдаты расписывались за получение полной суммы, но получали на руки тысячи по две. Остальное под «руководством» м-ра Кривова шло на закупку… необходимого инвентаря. Задача простая: сорок человек солдат-срочников складывается по четыре тысячи рублей, получается 160 тысяч. Закупается бензопила – 9 тысяч, тапочки – по 100 руб., сорок пар, получается четыре тысячи. Мыло по 10 рублей – четыреста рублей, зубные щетки по 10 руб. – еще четыреста рублей. Коробка сигарет – еще четыре тысячи. Теперь все сложите и вычтите из 160 тысяч рублей. Вопрос: сколько м-р Кривов оставил себе на «карманные расходы»?

И так почти каждый месяц.

Кстати, когда прапорщик Мухачев заметил м-ру Кривову, что, если поборы будут продолжаться, он напишет заявление в прокуратуру, майор решил его «убрать». Попросту начал подговаривать с-та Иванова убить прапорщика за 3 тыс. долларов во время дежурства на блокпосту. А пр-ка спишет на боевые потери. Но… сержант отказался да еще предупредил Мухачева о том, что майор может подговорить и другого. Это мне рассказал сам пр-к Мухачев после разговора с сержантом. Вот такое боевое братство.

…Приехали ребята из МВД, и мы им «сдали» дорогу. Теперь на дороге «хозяйничали» милиционеры, мы же были лишь как усиление для милиции. Из-за частых обстрелов чувство страха, конечно, притупилось, адреналина не хватало. Нужно было что-то придумать и «придумали». Как-то милиционеры привезли с собой спаренный крупнокалиберный пулемет. Нужно, конечно, его опробовать. Опробовали они пулеметы на нашей уборной. Расколошматили ее в «грязь». Наверное, выполняли наказ Путина «мочить» боевиков даже в сортире. Правда, боевиков в сортире не оказалось, но тем не менее. Мы в долгу не остались, и, когда вечером они уехали с поста, мы перевернули их кунг, выволокли на дорогу и тоже расстреляли. Приехав поутру к посту и увидев, что стало с местом их службы, «смертельно» обидевшись, милиция «обстреляла» блокпост. Нет, не по-настоящему, а в шутку, по стене.

Мы приняли их «шутку» и начали отстреливаться, конечно, не по милиции, а поверх голов. Так началась наша «игра» в войну. Так в течение недели, каждое утро, часа по два, мы играли в такую вот «зарницу» для взрослых. Естественно, вся эта «игра» просто так закончиться не могла. Однажды, когда милиционеры в очередной раз решили «захватить» наш блокпост, один из бойцов начал «отстреливаться» из крупнокалиберного пулемета, сидя в БРДМ (боевая разведывательная машина). Один милиционер решил забраться на этот броневик, чтобы закрыть солдату смотровое окно. Не успел… Одна из пуль рикошетит от башни и попадает в ягодицу. И пока сообща перевязывали рану нашему «герою», так же сообща придумали легенду об обстреле… боевиками блокпоста и его героической защите. Поверили. Более того, этого милиционера представили к медали…

И таких случаев с представлением к боевым наградам было на моей памяти несколько.

…Так как денежное довольствие нам платили очень и очень редко, мы, чтобы иметь хоть немного денег, выкручивались как могли. Продавали чеченкам на рынке тушенку, армейские сухие пайки, форму, бензин. В общем, все, что можно стащить в части. Все, кроме боеприпасов. Один болван из строевой части умудрился переписать и продать фамилии всех офицеров с их домашними адресами.

…Надо сказать, в каждой части существует комендантский взвод, который занимается патрулированием территории части, сопровождает командование части в поездках. При такой службе внутри полка орденов и медалей не заработаешь, а очень хочется. Взвод этот находился под патронажем командира полка п-ка Васина. Проще говоря, любимое подразделение командира полка. Надо же любимое подразделение наградить. Но как? Если подвигов, не выезжая за пределы части, не совершить? Этот вопрос решили просто. Посмотрели, кому чаще других солдаты продают тушенку, крупу, сахар, и нагрянули в один из дней к этой старухе-чеченке с обыском. И все, что носили туда на продажу, изъяли. Обозначили ее дом, как склад поставки продовольствия боевикам. Конечно же, за «обнаружение и ликвидацию» такого склада ребятам полагается награда. И представления на ордена и медали полетели в Ханкалу.

Или собираются различные боеприпасы: патроны, гранаты, выстрелы из гранатометов (их в то время было немало), складываются в одно место. А потом вдруг «обнаруживается» схрон боевиков. В основном такие вот липовые схроны обнаруживала наша доблестная милиция.

…Или вот еще забавный случай. Во время ликвидации банды Бакуева полковая разведка устроила засады на пути вероятного передвижения банды. Командиром одной из групп был прапорщик. Но засада засадой, а организм требует своего. Захотелось этому прапорщику в туалет, по-большому. И, пока он отлаживал содержимое желудка, на тропе являются два боевика на лошадях. Снайпер-разведчик снимает одного боевика, который, по его мнению, был старший. Второй, хоть и раненый, скрывается пока. Когда вынесли тело, оказалось, что это сам Бакуев. Не «последний» полевой командир. Раненый боевик успел предупредить о смерти командира. И боевики очень не хотели отдавать тела своего командира, даже мертвого. Но, тем не менее, вынесли.

Подвиг есть подвиг. В полку начали писать представление к наградам. Так этого прапорщика, старшего группы, представили к… звезде Героя России. Уж не знаю, как описывали в наградном листе его «подвиг», указали ли там его хождение в туалет. Ездил ли он в Кремль получать звезду Героя, не знаю – я уволился к тому времени. Это я знаю только три, нет, четыре случая награждения не участвовавших, а сколько их было в масштабе всей Чечни!

…К ноябрю 2000 г. моя командировка на блокпосту закончилась. По приезде в полк увидел у себя в роте нового контрактника. Мужчина лет под сорок, крепко сложен. Посидели, попили чайку, поговорили за жизнь. До подписания контракта служил в милиции, потом что-то у него не вышло, уволился. В беседе он мне рассказал, что подписал контракт месяц назад. Попал служить во второй мотострелковый батальон нашего полка. Начал служить, а там «правят бал» уголовники. Самые настоящие, уже «отмотавшие» по сроку, отсидевшие под следствием в петербургских «Крестах» и подписавшие контракт. Вот они-то (четыре человека) и устроили «порядок», который они усвоили на зонах «по понятиям».

В «понятия» входило, что ментов надо «гасить». Вот они и «гасили» этого контрактника (звали его, по-моему, Сергей) как бывшего «мента». Избивали каждый день, целый месяц. И этого из командования батальона никто не заметил? Или не захотел замечать? Избивали бы и дальше, пока Сергея не предупредили, что эта гапота напилась и решила его в эту ночь прирезать. И прирезала бы, будьте уверены.

Вот такие нравы царили в то время во втором батальоне 291-го мотострелкового полка.

…Со мной же был совершенно другой случай. Едем из Ханкалы в Борзой, старший группы в кабине, мы с товарищем в кузове. Проезжаем блокпост Внутренних войск. Со стороны блокпоста – ущелье, над нами – скала. Вдруг со скалы начинают методично расстреливать блокпост. На посту, естественно, считают, что огонь ведется с машины. Открывают ответный огонь по нашему «КамАЗу». Водитель прибавляет скорость. Мы не знаем, куда стрелять, на посту свои, тех, кто сверху, мы не видим. На блокпосту видят, что наша машина «уходит», поэтому начинают стрелять уже не из автоматов. В нашу сторону стреляет 39-я зенитная установка калибром 12,5 мм. Верхние борта кузова в щепки, мы валимся за кирпичи. Но уходим, к счастью…

… Довелось мне побывать и в составе ВМГ (выездная мобильная группа). Там-то я и увидел настоящих боевых офицеров. Командир группы п-к Хотенко, начальник разведки полка, командир разведроты (фамилии, к сожалению, не помню). Я не буду в этой статье никого расхваливать (пишу не о том). Да и что расхваливать – результаты говорят сами за себя. За три недели всю банду разбить в «пыль», не потеряв ни одного солдата. Вот кому звезду Героя давать! Были, конечно, нюансы, но этим грешили батальоны. Например, «ловля на живца». Что это такое, сейчас расскажу.

Выезжает группа на «зачистку» определенного квадрата. Одного из солдат, в основном молодого (кто первый раз выезжает с группой и ничего, естественно, не знает), просят сходить во-о-он на ту гору и осмотреть окрестности. Солдат идет: кому надо прослыть трусом? И, пока боец идет, группа быстро садится на бронемашину и уезжает к месту дислокации. А солдат? А что солдат, если дойдет, значит, зачищать там нечего, а не дойдет… будем искать бойца, заодно и квадрат зачистим. А в целом все было грамотно, очень грамотно. Трофеев – груды! И не только оружие, но и автомобили, токарные станки и т. д. Как-то разведчики притащили с операции джип «Ниссан-патруль». Местные жители предлагали за него 5 тыс. долларов. Но нет, решили подарить командиру полка. Командир поездил на нем с неделю, и джип исчез. Эй, п-к Васин, куда дели джип? За сколько продали? Кому подарили?

…Иногда бойцы уходят ночью в поселок. Их там избивает кто-то. Пьяные же. Наутро (опять без разбирательств) командир полка (но уже не Васин) приказывает обстрелять окраины Борзоя из минометов. Обстреляли… Убили двух игравших там детей. Кто-кто, а вот дети точно тех солдат не избивали. Борзой бурлит. Ехавшего из командировки на частной машине офицера женщины вытаскивают из машины, начинают забивать камнями, насмерть. Водитель-чеченец затаскивает полумертвого офицера в машину и увозит. Вот оно, разжигание межнациональной розни! Почти официальное. Мы начинаем ненавидеть чеченцев, причем мирных, они отвечают нам тем же.

…Скоро новый, 2001 год. 29 декабря к нам прибывает колонна, везут подарки. Пока подарки разгружаются, к нам в роту приносят письмо от Комитета солдатских матерей Ленинградской области. Офицеры говорят, вы пока почитайте письмо, а подарки принесут по окончании разгрузки. Что же, письмо хорошее, теплое. О том, что у этих матерей сыновья тоже служат в армии, но, понимая, что нам, в Чечне, труднее всего, решили для нас собрать подарки на Новый год. Как загораются глаза у ребят, особенно у срочников. Их не забыли! О них помнят! Чьи-то матери, для них уже родные, нашли спонсоров или, может, сложились своими небольшими средствами. И уже не важно, что получат – зубную щетку, обувной крем или носки. Главное, от чистого сердца. Но… подарков так никто и не увидел. Ни 29 декабря, ни позже. Ни-ког-да! Я потом спрашивал у ребят из других подразделений, что они получили? Оказалось, так же – кукиш. Вот так, то, что чьи-то матери собирали по крупицам, бесследно исчезло в славном 291-м мотострелковом полку, так и не дойдя до адресата! Воля ваша, но у меня существует лишь одна версия – продали все оптом на рынке. И потом солдаты покупали свое же за деньги…

1 марта 2001 г. подходит время мне увольняться. Дело это оказалось непростым, я бы сказал, очень даже сложным. Я-то, глупый, думал, что моим увольнением должна заниматься строевая часть, как это и полагается. Я три дня жду, когда меня вызовут в строевую часть, выдадут все полагающиеся мне бумаги. Оказалось, что моим увольнением должен заниматься я сам! И жди хоть еще месяца три, никто о тебе и не вспомнит. Я должен сам «протащить» свой рапорт через несколько инстанций, от командира роты до начальника штаба полка. Затем сдать его в строевое отделение. И контролировать, контролировать, чтобы рапорт не «потерялся», личное дело оформили. Сделали все нужные выписки, правильно оформили военный билет. Для того чтобы все это сделали для тебя (хотя этим строевая и должна заниматься по роду своей службы), я должен принести большую коробку конфет и бутылку хорошего вина. Вот такая вот «такса». И понес, а что делать? Иначе твои бумаги так «потеряют», что будешь увольняться месяц или все два. Но это цветочки, в финансовой службе такой мелочью не отделаешься.

Итак, через неделю вино и конфеты сделали свое дело, мне выдают мои документы. Я иду «штурмовать» финансовое отделение. Финансовый отдел – это и средневековый замок, и тайное общество со своими связями, в которое обыкновенному солдату вход воспрещен. Если ты просто солдат, то даже свое денежное довольствие (которое должно выдаваться ежемесячно) ты, не дав взятки, не получишь. И об этом знал весь полк. Все три тысячи человек, служащих в 291-м полку!!! Командир полка тоже знал, не мог не знать!

Приведу такой случай: у солдата-срочника, прослужившего в финансовом отделе всего два месяца, в матрасе находят 300 тысяч рублей. Командир полка строит часть, показывает эти деньги, солдат признается, что заработал эти деньги на взятках. И что? Этим делом занимается прокуратура? Бойца сажают в тюрьму? Нет, его тихо переводят в другое подразделение, и он тихо служит. И если простой солдат-срочник имеет 150 тысяч в месяц (я, кстати, за семь месяцев должен был получить 185 тысяч рублей, которые так и не получил), то сколько наворовал начфин полка, дивизии, армии?

Я еще две недели «тыкаюсь» в финчасть. Бесполезно. Нервы не выдерживают. Ведь я уже как три недели должен быть дома. Напиваюсь, иду в оружейку, хватаю свой автомат, иду с автоматом к командиру части на разборку. Кто-то сообщает, что я иду убивать командира полка. Меня встречает на полдороге охрана командира части, разоружает, сажает в зиндан. Наутро выпускают, объявив «приказ» п-ка Васина: чтобы мне срочно выдали деньги, закинули в вертолет и проследили, чтобы я улетел.

…Подхожу к финотделу, там ни о каком приказе не слышали. Начинаю «закипать». Думаю, «помаринуй» они меня еще так неделю, я бы пошел уже с гранатой и пошел бы к начальнику финслужбы. Но тут подходят ординарец комполка, солдат-срочник:

– Что, братан, никак денег не получишь?

– Никак.

– Нужно «смазать» кассира. Быстро получишь.

– Я бы с радостью, но напрямую они артачатся, а знакомых в штабе у меня нет. Не этим всю службу занимался.

– Ладно, не боись, помогу.

Заходит в финслужбу, через десять минут выходит, объясняет мне, что я должен оставить в кассе 15 тысяч рублей. Я соглашаюсь, и уже через 5 минут получаю свои деньги. Странно, но получаю не все: выдают лишь 60 тысяч. Объясняют, что остальные деньги на счета полка еще не поступили, позже вышлют на дом. И из этих 60 тысяч я еще должен 15 тыс. рублей. Во навоевал денег! Да и оставшиеся не выслали, я потом сам приезжал за остатком. Выдали мне еще 30 тысяч, и все. Где остальные, неизвестно. Во-о-ры, отдайте мои деньги!

И вот я получил деньги, думаете, история о моем первом контракте окончена? Ну уж нет, с нашим Министерством обороны история может закончиться лишь тогда, когда ты уже дома…

…В октябре 2004 г. приехал я служить в Шатойскую комендатуру. Да, да! Так уж получилось, что попал я служить снова именно в Шатой.

М-р Кондрашов по должности был заместитель командира комендантской роты. Пил он, да и не только он, по-черному, за год, что я служил в комендатуре, я его видел всего два раза трезвым. И то только после того, как «схватят» приступы эпилепсии, тоже, кстати, от водки…

Я, войдя в расположение, увидел, что пьют во всех углах и пьют, не прячась, в открытую. Когда у ребят спросил, как на это смотрят офицеры, мне ответили: «А никак, они сами хреначат не меньше нашего». И действительно, отслужив некоторое время, начал замечать, что многие, очень многие офицеры глушат водку, словно воду. Начнем, пожалуй, с коменданта, полковника Мельчукова. Редкостный сумасброд и пьяница. Пил почти ежедневно и в пьяном виде любил бегать по территории комендатуры со своим пистолетом Стечкина и искать «жертву», чтобы ее убить. У нас в комендатуре, под лестницей, было что-то вроде гауптвахты. Так этот полковник любил пьяный подходить к двери и с криком, что все, кто там находится, пособники террористов, стрелял в дверь, а там куда попадет. Если на гауптвахте никого не было, то просто стрелял по бойцам из своего окна.

Поэтому к нему был приставлен телохранитель, а по сути нянька Паша, в обязанности которого входило не только охранять коменданта в поездках, но и следить, чтобы он не сделал каких-нибудь глупостей в пьяном угаре. Поэтому, когда п-к Мельчуков напивался, Паша из его пистолета вынимал боек. Впрочем, дурковал он не только с пистолетом. Как-то его пригласили на какой-то религиозный праздник чеченцы, и там, нализавшись, он выдал такой перл: «А у меня дома тоже Коран есть». Чеченцам приятно, они улыбаются. И тут он их ошеломил: «Я на нем сало режу!» Это надо такое сказать, да еще на празднике, сидя среди мусульман.

Второй самодур – полковник Тонкошеин. И, хотя пил немногим реже Мальчукова, но уж если пил, то без драки не обходилось. Если пил с комендантом, то бил коменданта. Мельчуков вызывал охрану, и охрана била начальника штаба п-ка Тонкошеина. А нам что, нам интересно посмотреть, как дерутся начальник штаба с комендантом. Если с комендантом драки не получалось, то Тонкошеин шел по подразделениям, находил бойца послабее, «дорывался» до него, вызывал в свой кабинет и там избивал. Порой избивал до полусмерти, так что бойца приходилось выносить. Это только два офицера из высшего командования Шатоя.