Текст книги "Кредо жизни"

Вот таких патриотов России надо захоронить на родине с почестями и ставить им памятники во всех постсоветских республиках и областях России. Это явится чистилищем совести – покаянием. Тем, кто делит людей, россиян, на своих и чужих, надобно знать, что не национальность определяет вероисповедание – христианское или мусульманское.

Вот я листаю Коран, переведенный с арабского на сербский. Со мною в Мекке паломниками были сербы, словаки, хорваты, албанцы, болгары, англичане и американцы разных наций: немцы, французы, чехи, бывшие протестанты, католики – все они веруют в ислам. А сколько русских, бывших старообрядцев, баптистов и прочих. А сколько индусов, бывших буддистов, кришнаитов. Треть от мирового сообщества составляют мусульмане! Если араб – это не значит, что он мусульманин, их очень много христиан (особенно в Египте, да и в цитадели ислама). Есть арабы, не верующие ни в черта, ни в кого. Они – идолопоклонники и огнепоклонники. Если еврей – мусульманин, это не значит, что он не еврей. Их в Саудовской Аравии так много, хоть к Израилю подсоедини. А в России почти все евреи – христиане, и русскими числятся, хоть физиология, антропологии идиша, иудеев. Это не значит; что они не евреи. В любом случае, сатанист из «666» кода должен изгнать из себя пса – сатану. И не натравливать народы на Чечню. Очень много их сейчас, верующих, в наркоту ударилось. Пленники, сифилиса? Все это радости шайтана. А то, что чеченка вышла замуж за русского, – так это последствие расцвета блуда среди заблудших, закономерно, правомерно. Физиология, одним словом. (См. фото)

«Как только кто-нибудь выходит из дома в поисках знания, ангелы простирают над ним крылья в знак удовлетворения тем, что он делает» (Пророк Мухаммад (с.а.с.). Он рекомендовал ехать за знаниями хоть в Китай…

А. Ипполитов в статье «Этнографические очерки Аргунского округа» пишет: «Чеберлоевские горцы, «чеченцы», по их поверью, считают, что они – русские, и отличаются от других чеченцев характером, чертами лица. На чеченском языке они говорят, как на иноземном». Это, вероятно, потому что начиная со времен удельной системы в древней России, Северный Кавказ (и конкретно Чечня) всегда служил приманкой не только для русской вольницы, необузданной и авантюристичной, жившей на окраине государства целыми дружинами (казаки, печенеги, грузины, аварцы, осетины, армяне, евреи и пр.), которая всегда бузила и натравливала Россию на этнос нохчи. Преступники всех мастей ссылались сюда: мятежники, вольнодумцы, кто не ко двору бояр или вельмож приходился. По принципу: «на тебе, убоже, чего мене не гоже» (загляните в «Записки» Ермолова А. П. (1798–1826 гг.). У горцев, в некоторых фамилиях, замечено сходство со славянским типом.

Звенья, которые этнос нохчи связывают с ними, – это пришлые переняли нашу веру (религию), язык, а вместе с ними и роковую судьбу извечной геополитики – колонизации российской. Вероятно, к этим пришлым подходят слова поэта: «Заброшен к нам по воле рока…, смеясь, он дерзко презирал земли чужой язык и нравы, не мог понять в сей миг кровавый»… на что он этнос нохчи обрекал…

Есть сведения, что в эти войны они захватили многоэтажки и не нарадуются халявой. Кто роет подвал в квартире на престижной высоте, отходы свои – в кулек и вышвыривает, открыв окно и восклицая при этом: «Во как жили легко эти нохчи – горожане!» Это ментальность современной неразберихи – беспредела. Вполне понятная, я бы даже сказал, законная несовместимость нравов, этики и эстетики – результат системы плавильного котла, панруссизма Суслова… Ведь санузлы не работают.

А. Ипполитов пишет: «У этноса нохчи каждая фамилия подразделяется на несколько колен, или родов (гарь). Сословных каст у нохчи никогда не было, и никогда не были они христианами, свиней не выращивали и не ели, как было и есть у некоторых пришлых…» Однако панруссизм, плавильный котел сделал свое дело: главное разрушает – Адаты, законы предков… Особенно подвержены этому те, кто сам повержен «зеленью», пленен долларами, т. е. деньгами порабощен.

Такие быстро русифицируются, создают семьи: жена русская или другой русскоязычной национальности. А «мулы», всякие улемы, талмудисты, начетчики и авантюристы, бездари, за «зелень» узаконят этот союз. Даже придумали оправдание: «Если женится на иноверке и обратит ее в свою веру (имеется в виду – сделает мусульманкой), то это поощряется и Аллаhу (с.в.т.) угодно. Возможно, если он сам истинный (а не самоназванный) мусульманин, соблюдает все устои ислама». В наше время, бренное и бранное, вряд ли, такие найдутся.

В свое время и имам Шамиль имел жену-армянку. Чеченцы же имели и создавали такие семьи, чтобы расти в карьере, а сами многие вспоминали Бога по принуждению обстоятельств: удар роковой судьбы, болезнь, невезение в чем-то. Были и такие факты в ЧИАССР, когда муж состоятельный имеет такое русское семейство, а смерть его уносит, чужие хоронят, а русская жена и задницу толстую не поднимает с мягкого кресла вслед его последнего пути. Правда, дверь закроет поплотнее, чтобы претенденты на его наследство не проникли.

Вот так-то, читатель! Всем таким манкуртам уготован такой рок…

Однако жизнь суетная вносит свои коррективы в Адаты предков, законы Шариата и цивилизации в зависимости от современной ментальности вечно меняющегося образа бытия.

Женитьба

Так, например, в недалеком прошлом законы супружества были схожи с европейскими: ведь этнос нохчи по природе, сути своей – европейцы. Не зря были прозваны они «французами Кавказа» (Каспари). В те времена браки, в основном, заключались по любви, взаимной страсти. Конечно, встречались и браки по расчету (вынужденные). Но не меркантильными расчеты были, а по положению родоплеменному. Честь рода, фамилии, семьи, семьянина (мужчины), матери и по совести. В наше время этот принцип – редкость; крайняя безответственность жениха (альфонс, недозрелость, ловелас, недоросль, варвар, полный невежа) с животным инстинктом как пробник баран. Поэтому множатся разведенные: основа гнилая, подзаборники сваты и жених – не иначе. А разведенные могли сойтись только после того, как эта женщина побудет за пробником замужем. Часто пробник, да и она не хотели расставаться… Теперь 100 долларов – и невежда сводит их.

Раньше, когда къонахи (джигиты) преобладали – мужчины чести высокой и чистой совести, сторона жениха смело выбирала невесту по этим показателям (безупречность). А когда согласие двух сторон бывало достигнуто, тогда выбирали до трех почтенных человек со стороны жениха (сваты), которые ехали к отцу невесты. Достигнув обоюдного согласия, они отцу невесты отдавали дар для невесты, и дело считалось решенным. А союз заключал мулла, народом избранный, богослов, а не трепач, начетчик и авантюрист, вроде тех, что в наше время шустрят в среде невежд сородичей. Они тогда были в Имане, чувство долга и чистоты вероисповедания обязательны в его сути. Мулла с двумя свидетелями идет сначала в комнату невесты и спрашивает, желает ли она выйти замуж за такого-то (имя жениха) сына такого-то (имя отца) и за столько-то (калым – дар невесте, а не выкуп). После данного ею согласия мулла идет к отцу этой избранницы (девушки) и спрашивает у того, согласен ли он (желает ли) отдать свою дочь в жены такому-то и за столько-то (Махьбар). Потом Мулла идет к жениху и, взявши его за руку, задает ему по ритуалу такого же рода вопросы в присутствии двух свидетелей. Потом читают ДуIа (молитву), благословения просят у Аллаhа (с.в.т.). И этим завершается бракосочетание.

В первый период невеста (жена) в присутствии кого-либо, особенно из родственников мужа, видеться и говорить с мужем на людях не может (совестливо, что сейчас редкость). Муж приходит к ней, чтоб никто не видел (скрытно) и так же уходит. То были времена къонахов, когда ислам проникал в среду этноса нохчи, зарождался здесь, а теперь все отпущено на откуп «баксистых». Сегодня порою женятся по принуждению обстоятельств, безысходности, как у русских, у которых учатся по принципу плавильного котла Суслова. Для них, по всей вероятности, похороны – выход… Таким Аллаh (с.в.т.) не дал счастья, они – падшие твари, без настоящего и будущего, ничтожества, мотыльки, типа кукушки, позор их предкам и потомкам. Такие боятся смерти… «Кто боится смерти, тот живой труп». А Иммануил Кант сказал: «Смерти меньше всего боятся те, чья жизнь имеет большую ценность!»

Отходной ритуал

Читают богословы 36 Суру – Ясин из Корана – Священное Слово Аллаhа (с.в.т.) перед смертью, до и после… В то время женщины громко плакали, били себя в грудь, царапали ногтями лицо, рвали волосы с головы (теперь не так). В отдельном месте мулла со своими муталимами (учениками) приготовляет тело умершего к погребению. Кладут труп на чистую дубовую доску, или скамью, или топчан (лежанка деревянная, типа кровати, носилок). Она хранится в подсобке на кладбище или в мечети. Мулла берет кувшин (гIумгIа – кумган) воды и омывает труп тщательно. Затем мулла берет вату (тампон), вкладывает в нос, глаза, уши и рот. Из ткани делают ленточки (неширокие полосы). Обворачивают (завертывают) труп в эту же материю (саван), обвязывают труп теми ленточками из материи над головой и ниже ног. Потом труп кладут на кровать (постель), а родственники и близкие умершего тихо его оплакивают. Два-три века тому назад нанималась плакальщица, которая выплакивала (выговаривала) достоинства умершего, сетовала на то, что он оставил свое семейство, близких, родных. Иногда вычитывала эпизоды происшествий из жизни покойного. Смысл ее причитаний сообразовался с обстоятельствами прежней жизни покойного и положением, которое он занимал в народе.

Ипполитов А. И. приводит парадокс плакальщиц, их действа: «Умер человек, пользовавшийся в этом обществе (при жизни) большой известностью. Жена его из чувства любви к нему старалась представить его в жизни перед народом как наездника, владельца наследственной башни и человека, жившего открыто и принимавшего много гостей.

Эти качества были весьма уважаемыми чеченцами того времени. Жена говорит: «О мой (называет по имени)! Ты умер, пусть же умрет и хозяйка твоего дома, не жить уже ей более со своим мужем (редкое страдание сейчас). Не говорю я, что та дорога, по которой ездили в наш дом гости, зарастет травой и исчезнет. Не говорю я, что твоя родовая, крепкая башня достанется чужим людям, а не детям твоим! – с каждой новой фразой вдова громко плачет. – Не говорю я, что то ружье, которое носил ты на своих гордых плечах, будет запыленное на стене висеть. Не говорю я, что черкесский пояс, с серебряными подвесками, обнимавший твою тонкую талию, будут носить чужие дети. Не говорю я, что стальная шашка будет заржавленная в своих ножнах покойно лежать». И т. п. А напротив, ненавидевшая их плакальщица, старалась изобразить бывшую жизнь покойника как жизнь простого работника, дровосека, косаря, пахаря и т. п., то есть человека, живущего своим трудом. На это горцы смотрели снисходительно, с сочувствием. «Для сырой травы, с блестящею косою, ты был хорошим косарем». «Для желтой земли, за черным плугом, ты был хорошим пахарем». «Для ветвистого дерева, с острым топором, ты был хорошим дровосеком». И т. д. и т. п.

Тело умершего клали на арбу и везли на кладбище родовое. Закон – умершего родственника чеченцы из любой точки земли обязательно везут домой, на родовое кладбище. Даже в эти войны так было. Правда, российские блокпосты заставляли раскрывать саван. Это по исламской религии не дозволено, кощунственно, как глумление над покойным.

В похоронной процессии (как и обычно, проходя мимо) по пути на кладбище, при подходе к кладбищу вся процессия останавливается и читает ДуIа (молитву) за умерших, здесь захороненных. На родовом кладбище обычно сородичи умершего готовят могилу со всеми атрибутами для захоронения покойного.

В Медине я видел много заранее выкопанных могил, и процесс их копания беспрерывен здесь. В Каире я видел городок мертвых, почти одна треть города. Это необычное явление. Обыкновенный дом-усадьба, и процесс смены жильцов идет по мере вымирания – семья захороняется здесь же во дворе. А когда все наследники вымерли, поселяется новая семья, и процесс повторяется, и т. д., бесконечно, а участок один – извечная могила. И так кварталы домов с участками – кладбищами…

А у чеченцев по особому хоронят. Когда привезли покойника два-три человека во главе с муллой (обычно мулла и один-два помощника) спускаются в могилу. Сверху осторожно спускают к ним труп головой вперед, а там они принимают его не менее осторожно. В это время могилу прикрывают обычно буркой, но часто простыней или одеялом. Мулла в могиле развязывает узлы на саване, и тело умершего кладут на правый бок в нишу (лахьте), обращенным в сторону Каабы в Мекке, Киблы, лицом… Нишу с телом обставляют (плотно закрывают) досками из негниющих пород дерева плотно, чтобы земля не сыпалась на труп. Могила засыпается той же землей – складывается (создается) насыпь – холмом надмогильным (кошан барз). У изголовья ставят чурт (стелу) с вязью арабской письменной, внизу ее данные об умершем. В Саудовской Аравии (Мекке и Медине), кстати, не так: а просто ровно над могилой, по углам, четыре камушка кладут, а стел нет. В Чечне же еще мулла и присутствующие читают ДуIа – молитву отходную. После этого остается рядом с могилой мулла, а все отходят подальше. Мулла берет кувшин (кумган) с водой и, читая «заам», три раза льет эту воду на могилу, у изголовья умершего, и тотчас же быстро отходит от могилы. Говорят, этот ритуал для того, чтобы не слышать зова покойного: «Зачем оставляете меня одного?!». Еще говорят, что тот, кто услышит его голос, оглохнет.

Мулла посылает одного муталима (ученика), чтобы он трое суток подряд читал Коран на могиле покойника. Иногда чтение Корана проводили в доме умершего. В каждую пятницу (в то время) готовили лепешки и относили их в мечеть, где раздавали прихожанам в память всех своих умерших.

В обычае горцев тезет блюсти, панихиду: когда все родственники, и друзья умершего, и его хорошие знакомые приходят в его дом, чтобы выразить соболезнования членам его семьи и его близким. При этом очень часто это же делают даже незнакомые.

Чеченцы, как и русичи, звали инородцев править собой

Как стало известно, многие чеченцы идут на поводу у сердца, совершат, а потом раздумывают, размышляют: как это произошло? Жизнь заставляет их понять себя.

С 1832 года Ташу Хадж из аула Саясан вел успешно партизанскую войну с наступающими завоевателями. Он был большим знатоком и опытным стратегом этого рода противостояния и причинял большие неприятности продвижению экспансии. Ташу Хадж был крупным богословом и наставником многих чеченских мулл и святых. Чеченцы не поставили его своим имамом (предводителем), а приняли аварца Шамиля, сбежавшего из Ахульго, точнее, изгнанного оттуда. До этого, накануне, еще 7 июля 1837 года Шамиль поклялся на Коране царскому генералу Фезе в присутствии наибов и царских офицеров, что не будет возбуждать горцев к войне с русскими. А через два года он был «командирован» в Чечню, а всякие муллы продажные его внедрили, и миссия его удалась – чеченцам мало не показалось. Ермолов, Слепцов, Барятинский насытились чеченской кровью, как нынешние генералы, завоеватели, властелины (представители, губернаторы и депутаты из них). Затем Шамиль в зале Калужского дворянского собрания вместе с двумя сыновьями (Кази-Магомой, Шафи-Магометом) присягнул на верность России (см. «Шамиль на Кавказе и в России», СПб., 1889 г.).

Эти и другие злодеяния Шамиля в то время народ чеченский вспоминал с ненавистью, по сути, проклинал. Известно, что в свое время чеченцы изгнали (выкорчевали) аристократию, а Шамиль начал насаждать ее снова и своего сына провозгласил наследником Имамата, а веру чеченцев в Коран и его Шариат, справедливость газавата, религиозный их фанатизм принял за покорность себе. Не знал он, что чеченец не может быть покорен человеком силою. Нохчи покорен только Аллаhу (с.в.т.) и говорил: «Между мною и Богом нет никого!» Он не сможет жить в зависимости от кого-то, на коленях перед кем-то, пресмыкаться перед кем-то. Шамиль, аварец, своей жестокостью разбудил чеченского волка и поэтому вытеснен из Чечни. Однако те же продажные муллы, купленные Ермоловым, были и у него на привязи, и он их содержал, как сторожевых псов, на подкупе. Вот почему они позволили Шамилю, благословили его, увезти всю казну Чечни:

– золото и серебро – на 6 лошадях вьюком;

– бриллианты и другие (подобные) ценности – одной лошадью вьюком;

– крупное оружие – на трех лошадях, вьюком;

– шашки, кинжалы, пистолеты, драгоценные сабли и панцири – на трех лошадях, вьюком;

– платья, сукно разное, всевозможные одеяния и ковры персидские – на сорока лошадях, вьюком;

– книги религиозные – на семнадцати лошадях, вьюком.

Правда, в Гунибе, говорят, его ограбили сородичи.

Так бывало с чеченцами во все времена. Пользуясь их наивностью и легковерием, доверием чужеверному больше, чем своему, их ведут вожди пришлые, как тех баранов на мясокомбинате, что идут за козлом. Козел выводится, а бараны летят на секиру бойщика… В итоге, как в эти схватки в Чечне, эти козлы, манкурты – «кумиры», хотя, по сути, грабители, ушедшие под покровительство подельников, хозяев. Они преспокойно жируют и иногда шлют обращения писклявые, создавая видимость заботы о бедолагах земляках – скулят…

Отнюдь те их не заботят…

Современные благодетели Ельцина во главе с русским евреем генералом Дудаевым ввергли чеченцев в пучину омута из крови и трупов россиян – мало никому из ста одной нации не показалось. Нескоро это забудется… Хотя никто не защитил их и не вспоминает о них…

Чеченцы сделали Шамиля, через свои трупы прославили на весь мир и во все времена. Приютили, обули, одели, откормили и обогатили, отдали ему все богатство и проводили. А как он (Шамиль) шел к своим? Сквозь ликующий коридор – почетный строй из тридцати тысяч солдат и офицеров царизма под торжественное: «Ура», и Барятинский его обнял, как брата родного. Ведь он сполна выполнил их поручение.

Герой чеченского народа, незабвенный Байсангур Беноевский, окликнул уходящего к своим под видом пленения Шамиля: «Оглянись, Шамиль!» Тот побоялся. Когда его спросили, почему не оглянулся, Шамиль ответил: «Чеченец бьет меж глаз: только вызвав реакцию и сознательно, только в лицо, в спину не бьет. Меня это ожидало». А ведь, Байсангур был без одного глаза, без одной руки и без одной ноги, а бил лучше снайпера.

Барятинский привез дорогого гостя, возвращенца, в свое родовое гнездо – имение Марьино, Курской губернии, и пир стоял на весь мир. Император принял Шамиля более помпезно. Потом Шамиль со своей многочисленной разнородной семьей, во главе с армянкой, был поселен в огромном роскошном замке. Пособие царское – в год по пятнадцать тысяч рублей золотом, со всеми привилегиями царского двора, высших дворянских чинов.

При этом любая прихоть Шамиля и его домочадцев незамедлительно исполнялись властями, а его сыновья верой и правдой служили императору. Местные вельможи, властелины наносили «пленникам» визиты вежливости, воздавали ему почести и счастливы были оказаться у него в доме зваными гостями – желанные визиты взаимные, барский прием, завсегдатай – не иначе. А вот его сородич, тот же аварец, миролюб Кунта Хадж, вместе с родным братом были загнаны, без права общения с семьей и родичами, в тюремно-каторжные условия – обитель мрака и бесправия, в г. Устюжни, Нижегородской губернии.

Он противостоял Шамилю, противодействовал уничтожению чеченцев, был против войны с Россией, ратовал за мирное сосуществование с ней и в ней, против любого злодеяния. Ему дали пособие – по шесть копеек в день. И так они с братом исчезли – уничтожены – с лица земли, и никто не знает, где их могилы. А сторонников Кунта Хаджи, весьма мирное шествие обманутых (муллами, продажными сексотами и царскими холуями), Туманов в 1864 году в Шалях расстрелял в упор. А казаки – «старатели царские» рубили их шашками. Л. Н. Толстой тяжело перенес это.

Этот пример перенял поп Гапон и через сорок один год (1905 г.) подставил так же мирян под пули царя, а сам, как те муллы и как тот козел, что баранов на мясокомбинате ведет на убой, сбежал («Черное воинство», Г. Прошин, 1988 г.).

В 1580 году Иван IV выступил на церковном Соборе: «Вы покупаете и продаете души нашего народа, ведете жизнь самую праздную, утопаете в удовольствиях и наслаждениях, дозволяете себе ужасные грехи, вымогательства, взяточничество и непомерные росты (проценты, поборы). Ваша жизнь изобилует кровавыми и вопиющими грехами: грабительством, обжорством, праздностью, содомским грехом (голубизна). Вы хуже, гораздо хуже скотов. Ваши молитвы не могут быть полезны ни мне, ни моему народу!»…

Они и им подобные пиявки, с обрезанными концами брюх, ненасытные, в могилы унесут только свое тело тленное, а все богатство, как фетиш, бесследно исчезнет, – потомки пропьют…

Как это исчезло у грека Онассиса – мультимиллиардера. Прогуляют наследники бесшабашные! Еще есть правдоподобная легенда. В некоем царстве был правитель, утопающий в роскоши и богатстве. А завещал он не хоронить его от глаз людских – поместить тело в саркофаг. Свои руки попросил положить вдоль туловища ладонями кверху и на доске памятной (табличке) написать о нем: «Перед вами труп царя царей, богатейшего и смелого человека, посмотрите на ладони пустые – вот что ему осталось».

Так что те, кто награбил у народа, на войне и в мирной жизни, как в Чечне, все оставят неблагодарным, себе подобным подлецам, и эти потомки подохнут в нищете, исчезнут бесследно, и никто их не приветит. Хоть на этом награбленном сбежишь на Луну – смерти и страшного Суда Аллаhа (с.в.т.) не избежать. Амин! Пусть это будет так со всеми, кто живет награбленным, за счет других. Кунта Хадж говорил: «Если человек безразличен ко всему и довольствуется тем, что ест и пьет, то он далек от нравственного совершенства!» Это в унисон тому, что происходит сейчас с россиянами в Чечне (русскими и чеченцами заодно), в этой междоусобице. В. Г. Белинский писал: «Жить – это не значит, столько-то лет есть и пить, а в свободное время (от обжорства) бить мух хлопушками. Такая жизнь хуже смерти всякой, и такой человек ниже всякого животного». Скотина, которая и на мясо не годится (осел – ишак). Видите, как великие мыслители смотрят на мародеров и грабителей с их потомками!

Ян Чеснов, этнограф РАН, говорил о наших предках: перед любым феодалом мог стоять совершенно драный чечен, у которого не было ничего, кроме кинжала, и он вел себя с ним (феодалом) на равных.

Разве не справедливо?!

«Ведь без достоинства нет народа!»

А у грабителя, мародера нет ни чести и ни совести, он из «666» кода, хуже всякой сатаны. Нохчи с врагом не церемонится, нет тому пощады: он подлежит уничтожению, но нохчи своих кунаков (друзей) защитит даже ценою своей жизни – толерантность, мужество.

Крымский хан Гирей спешил на помощь Турции и через Чечню решил идти. Его заранее чеченцы предупредили: не пропустим. Однако хан пошел сюда и здесь оставил отборных более десяти тысяч янычар из 80-ти тысячной армады, вооруженной до зубов, и трусливо сбежал в Сарай. Так, наверное, бежал от него, от этого труса, Иван Васильевич из Рюриков («Гроза в Москве», А. Алтаев).

Когда-то в молодости слышал притчу-эпиграмму, вроде А. Пушкин выдал на бегство Мамая: «Се Русь, се Русь! – вскричал Мамай и побежал в Сарай». Вероятно, так. Ведь Екатерина II, Великая, устроила побоище туркам такое, что мало им не показалось. Возможно, И.А Крылов имел в виду эти катаклизмы в басне «Волк на псарне». «С волка и шкуру долой…» А в Чечне погибали со всей поганой сутью (шкурой) бравые солдатушки, как это было с Хромым Тимуром до них. В связи с этим вспомнилась русская поговорка: «Не зная броду, не суйся в воду!».

Так что Чечня для непрошеных гостей – сущий ад, омут, такой вьюн (винтом вниз головой) заглотит враз, не моргнув, как всякие циклоны, торнадо и смерчи. Чечня – это своего рода «Бермудский треугольник», топи, как те, в которых Иван Сусанин ляхов утопил. Об этом писали почти все историки последних столетий, а особенно генерал царской армии, грек Потто: «Сюда войска за войсками уходили, но никто не возвращался… Найдется ли русская семья, куда эта война не пришла?» Именно поэтому Чечню прозвали «погибельным Кавказом».

Странное дело, они, генералы, всегда равняются на своих предшественников, полководцев, цитируют их, пишут их имена на скрижалях (и даже на БТРах), но не вдумываются в суть сказанного теми. Как сказал Александр Невский: «Кто с оружием на нас пойдет, тот от него и погибнет»? Пусть любители походов на Чечню запишут эти слова на своих знаменах. Земля эта – Чечня – не останется без чеченцев, кому бы ни пришла в голову подлая мысль искоренить их!

Чеченцы живучи, как феникс-птица, и плодятся. И всякая война только способствует их плодовитости – демографическому взрыву. Ян Чеснов, этнограф РАН, пишет: «К моменту распада СССР Чеченская Республика характеризовалась тектоническими напряжениями. Налицо был кризис механизмов воспроизводства культур, возрастал разрыв между идеалами традиционной культуры и тотальной коммунистической идеологией. Разумные чеченцы понимали, что так жить нельзя, и этот путь в никуда, что это тупик и потеря национальной гордости. Адаты оттеснены, забыты, в быт вкрадывалась ползучая, растлевающая идеология, хамовитая культура и вытесняли все, что характерно только этносу нохчи».

Вероятно, это имели в виду супруги Казаковы в книге «Японцы», сделав вывод: «На народ, потерявший национальную гордость, легче влиять».