Текст книги "Полный курс зарубежной литературы. С древнейших времен до конца XX века"

Книга четвертая

Глава тридцать третья

Генри сходит с поезда в Милане. Он заходит в закусочную. По его виду хозяин сразу догадывается, что у Генри не все в порядке, предлагает совершенно незнакомому человеку пожить в его доме, сделать поддельные документы, снабдить гражданским платьем. Генри отказывается и отправляется в американский госпиталь. Ему сообщают, что Кэтрин и Фергюсон уехали в Стрезу. Знакомый Генри, Симмонс, снабжает его костюмом и советует вместе с Кэтрин бежать в Швейцарию.

Глава тридцать четвертая

Генри едет в Стрезу, находит в маленьком привокзальном отеле Кэтрин и Фергюсон. Кэтрин безумно рада его видеть. Фергюсон обвиняет Генри в том, что все ее самые мрачные предсказания сбылись, твердит, что у Кэтрин нет ни стыда ни совести, если у нее хватает упрямства по-прежнему любить «распутника» Генри. Фергюсон все это говорит не от злобы, а от обиды за Кэтрин. Генри объясняет, что давно хотел жениться, но Кэтрин была против. Генри забирает Кэтрин в свой, более фешенебельный отель. «Ночь в отеле, в нашей комнате, где за дверью длинный пустой коридор и наши башмаки у двери, и толстый ковер на полу комнаты, и дождь за окном, а в комнате светло, и радостно, и уютно, а потом темнота, и радость тонких простынь и удобной постели, и чувство, что ты вернулся, домой, что ты не один, и ночью, когда проснешься, другой по-прежнему здесь и не исчез никуда, – все остальное больше не существовало. Утомившись, мы засыпали, и когда просыпались, то просыпались оба, и одиночества не возникало. Порой мужчине хочется побыть одному и женщине тоже хочется побыть одной, и каждому обидно чувствовать это в другом, если они любят друг друга. Но у нас этого никогда не случалось. Мы умели чувствовать, что мы одни, когда были вместе, одни среди всех остальных. Так со мной было в первый раз. Я знал многих женщин, но всегда оставался одиноким, бывая с ними, а это – худшее одиночество. Но тут мы никогда не ощущали одиночества и никогда не ощущали страха, когда были вместе. Я знаю, что ночью не то же, что днем, что все по-другому, что днем нельзя объяснить ночное, потому что оно тогда не существует, и если человек уже почувствовал себя одиноким, то ночью одиночество особенно страшно. Но с Кэтрин ночь почти ничем не отличалась от дня, разве что ночью было еще лучше. Когда люди столько мужества приносят в этот мир, мир должен убить их, чтобы сломить, и поэтому он их и убивает. Мир ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе. Но тех, кто не хочет сломиться, он убивает. Он убивает самых добрых, и самых нежных, и самых храбрых без разбора. А если ты ни то, ни другое, ни третье, можешь быть уверен, что и тебя убьют, только без особой спешки».

Утром Генри честно рассказывает Кэтрин все, что с ним произошло после отступления армии. Он предупреждает, что его должны вот-вот арестовать. Кэтрин решает, что им надо уехать в Швейцарию как можно скорее.

Глава тридцать пятая

Бармен, старый приятель Генри, приглашает его поехать на рыбалку. У бармена есть собственная лодка. Они беседуют о том, как бороться с войной. Бармен собирается бороться просто отказавшись идти на войну. Он тоже намерен эмигрировать, если его призовут в армию. Генри признается, что и сам не знает, зачем пошел воевать, объясняет, что по глупости. По возвращении в отель Генри отправляется играть на бильярде со своим старым знакомым графом Греффи. Греффи девяносто четыре года, но он по-прежнему бодр и здоров. Греффи сетует на то, что возраст не прибавляет ему мудрости. Он считает, что война нелепа. Выиграть войну должны, по его мнению, итальянцы, поскольку они – более молодая нация.

Глава тридцать шестая

Ночью в номер Генри и Кэтрин стучится бармен. Он предупреждает Генри, что утром того придут арестовывать (бармен слышал разговор в городском кафе между двумя жандармами). Генри и Кэтрин спешно одеваются и собирают вещи. Бармен выгребает из бара все, что там есть съестного, отдает Генри свою лодку и объясняет, как доплыть по озеру до швейцарского берега. Денег бармен принципиально брать не хочет: если Генри выживет, он пришлет ему перевод.

Глава тридцать седьмая

Вся ночь в шторм Генри и беременная Кэтрин по очереди гребут веслами, стараясь достичь швейцарского берега. Они даже используют зонтик Кэтрин в качестве паруса, чтобы ускорить движение лодки. Кэтрин ни на что не жалуется, только всеми силами поддерживает мужа. У Генри стерты до крови руки, и он периодически прикладывается к бутылке с коньяком, что поднимает его настроение. Генри просит Кэтрин быть осторожнее, не ткнуть себя случайно веслом в живот. Кэтрин отвечает, что если бы удалось избавиться от ребенка, это сняло бы большую часть проблем. Утром они приплывают в Швейцарию. После завтрака их препровождают в полицию для выяснения личности. Генри представляется братом Кэтрин. Оба они, по его версии, намерены заниматься в Швейцарии зимними видами спорта, а в Италии изучали живопись и архитектуру. Оба они американские подданные. Поскольку документы у них в порядке, их отпускают. Чиновники даже наперебой рекомендуют им разные места в горах, удобные для занятий зимними видами спорта. «Нас допросили, но очень вежливо, потому что у нас были паспорта и деньги. Едва ли они поверили хоть одному моему слову, и я думал о том, как все это глупо, но это было все равно как в суде.

Никаких разумных доводов не требовалось, требовалась только формальная отговорка, за которую можно было бы держаться без всяких объяснений. Мы имели паспорта и хотели тратить деньги. Поэтому нам дали временные визы. Эти визы в любой момент могли аннулировать. Мы должны были являться в полицию всюду, куда ни приедем».

Все время идет дождь. Но Кэтрин уверяет любимого, что ничего не боится в Швейцарии: здесь все прекрасно и дождь веселый. По ее мнению, в воюющей Италии никогда не было такого веселого дождя.

Книга пятая

Глава тридцать восьмая

В ту осень снег выпадает очень поздно. Для Генри это означает, что в Италии идут активные боевые действия (они обычно прекращаются, едва выпадает постоянный снежный покров). Генри с Кэтрин живут в уединенном домике в горах недалеко от озера. Кэтрин чувствует себя отлично, беременность не доставляет им никакого беспокойства. Война кажется Генри далекой, как «футбольный матч в чужом колледже». Генри возобновляет свои предложения относительно регистрации брака. Но Кэтрин уже сильно располнела и не хочет отправляться беременная в мэрию. Она обещает похудеть после родов и выйти за Генри уже будучи стройной красавицей – такой, какой она была, когда он впервые встретил ее. По американским законам их ребенок будет считаться законным, когда бы брак ни был зарегистрирован.

Глава тридцать девятая

Кэтрин иногда интересуется, откуда у Генри деньги. Получив ответ, что его счета оплачивают американские родственники, Кэтрин выражает надежду, что, когда они познакомятся с ней, она им понравится. Генри отвечает, что ей совершенно не обязательно с ними видеться. Самое главное, что они двое любят друг друга, и так будет всегда. Генри трудно представить себе их жизнь в Америке – прежнюю довоенную, с теми же родственниками, которые остались такими же, как были, в то время, как они с Кэтрин, пережив войну, так сильно изменились.

Глава сороковая

Заканчивается зима. Кэтрин решает, что им пора перебираться в Лозанну, где есть больница. В Лозанне она принимается закупать детские вещи. Генри практически ни с кем не общается и никуда не ходит. Он сам с удивлением замечает, что не испытывает от затворничества и постоянного общения только с женой никакого неудобства или недовольства. Он абсолютно счастлив. «Мы чудесно проводили время, и ни разу мы не провели время плохо. Мы знали, что ребенок уже совсем близко, и от этого у нас обоих было такое чувство, как будто что-то подгоняет нас и нельзя терять ни одного часа, который мы можем быть вместе».

Глава сорок первая

У Кэтрин начинаются роды. Генри отвозит ее в больницу, куда скоро прибывает и доктор. Вначале схватки идут регулярно, но затем становится понятно, что роды будут затяжными и тяжелыми. Кэтрин, несмотря на боль, продолжает заботиться о муже. Она то отсылает Генри позавтракать, то выпить вина. Кэтрин быстро устает. Врач начинает давать ей обезболивающий газ, накладывая на лицо маску. Генри старается хоть чем-то помочь, но чувствует себя абсолютно бессильным. Ему стыдно за то, что из-за его «похоти», его удовольствий любимая женщина так страшно мучается. «Бедная, бедная моя Кэт. Вот какой ценой приходится платить за то, что спишь вместе. Вот когда захлопывается ловушка. Вот что получают за то, что любят друг друга. Хорошо еще, что существует газ. Что же это было раньше, без анестезии? Как начнется, точно в мельничное колесо попадаешь… И будь мы хоть пятьдесят раз женаты, было бы то же самое. А вдруг она умрет? Она не умрет. Теперь от родов не умирают. Все мужья так думают. Да, но вдруг она умрет?.. Просто должен родиться ребенок, побочный продукт миланских ночей. Из-за него все огорчения, а потом он родится, и о нем заботишься, и, может быть, начинаешь любить его».

Кэтрин находится в родильной палате больше двенадцати часов. Врач решает делать кесарево сечение. Рождается крупный ребенок. Это мальчик. Генри странно видеть это существо: «Доктор держал обеими руками что-то похожее на свежеободранного кролика… Я не испытывал к нему никаких чувств. Он как будто не имел ко мне отношения. У меня не было отцовского чувства». Генри просто неприятно, что ребенок едва не убил свою мать. Генри видит, как врачи зашивают разрез на животе Кэтрин. Он рад, что не видел подробностей операции. Спустя несколько минут Генри сообщают, что ребенок родился мертвым, и врачи не смогли вызвать у него дыхания. Генри вспоминает, как ворочался ребенок в животе у Кэтрин, а в последние дни почему-то перестал – наверное, тогда и задохнулся. Генри отправляется ужинать, долго сидит в кафе. Когда он возвращается в больницу, он узнает еще одну страшную новость: у Кэтрин кровотечение, которое не могут остановить. Генри заходит в палату. Кэтрин прощается с ним. Она говорит не о своих страданиях, а о той боли, которую ее смерть причинит любимому. Кэтрин просит Генри не забывать ее, но все же жениться на ком-нибудь, только не говорить новой женщине тех прекрасных слов, что Генри говорил ей. Кэтрин уверяет Генри, что ни капельки не боится смерти. Она теряет сознание и уже не приходит в себя. Врач пытается сделать что-то для Генри: проводить в отель, выразить соболезнования и пр. Но Генри прорывается в палату к мертвой Кэтрин и выгоняет оттуда всех сестер. «Но когда я заставил их уйти и закрыл дверь и выключил свет, я понял, что это ни к чему. Это было словно прощание со статуей. Немного погодя я вышел и спустился по лестнице и пошел к себе в отель под дождем».

«Старик рыбачил один на своей лодке в Гольфстриме. Вот уже восемьдесят четыре дня он ходил в море и не поймал ни одной рыбы. Первые сорок дней с ним был мальчик. Но день за днем не приносил улова, и родители сказали мальчику, что старик теперь уже явно salao, то есть «самый что ни на есть невезучий», и велели ходить в море на другой лодке, которая действительно привезла три хорошие рыбы в первую же неделю. Мальчику тяжело было смотреть, как старик каждый день возвращается ни с чем, и он выходил на берег, чтобы помочь ему отнести домой снасти или багор, гарпун и обернутый вокруг мачты парус. Парус был весь в заплатах из мешковины и, свернутый, напоминал знамя наголову разбитого полка. Старик был худ и изможден, затылок его прорезали глубокие морщины, а щеки были покрыты коричневыми пятнами неопасного кожного рака, который вызывают солнечные лучи, отраженные гладью тропического моря… Все у него было старое, кроме глаз, а глаза были цветом похожи на море, веселые глаза человека, который не сдается».

Мальчик изо всех сил старается подбодрить старика, угощает его пивом, помогает донести снасти до дома. Мальчику не нравится его новый «партнер», с которым он ходит в море. Он по-прежнему дружит со стариком Сантьяго, который научил его рыбачить, ловит для него сардин (старик использует их в качестве приманки). Мальчик навещает старика в его хижине. Старик живет очень бедно, почти ничего не ест, но ежедневно повторяет мальчику, что ни в чем не нуждается. «Никакой сети давно не было, – мальчик помнил, когда они ее продали. Однако оба каждый день делали вид, будто сеть у старика есть. Не было и миски с желтым рисом и рыбой, и это мальчик знал тоже». Хозяин ресторана и старые рыбаки тоже сочувствуют старику, дают ему еду в долг. Старик верит в свою удачу, обещает мальчику, что обязательно отдаст хозяину ресторана самую мясистую часть большой рыбы, которую он непременно поймает. Старик и мальчик много говорят о бейсболе. Любимый игрок старика – «великий Ди Маджио», с которым старик связывает все надежды на победу своей команды. Ему известно, что отец Ди Маджио был рыбаком, и это как-то роднит великого игрока со стариком и мальчиком. Ди Маджио страдал от пяточной шпоры. Старик не знает, что это за болезнь, но не сомневается, что симптомы ее очень тяжелы. Однако, по убеждению старика, великий Ди Маджио потому и великий, что всегда борется за победу, невзирая ни на какую пяточную шпору. Мальчик же считает старика самым великим рыбаком на свете. Он твердо верит в то, что нет такой рыбы на свете, которую старик не смог бы одолеть, если в нем осталась еще прежняя сила. Старик засыпает накануне выхода в море, и ему снится «Африка его юности, длинные золотистые ее берега и белые отмели – такие белые, что глазам больно, – высокие утесы и громадные бурые горы… Ему снились только далекие страны и львята, выходящие на берег. Словно котята, они резвились в сумеречной мгле, и он любил их так же, как любил мальчика. Но мальчик ему никогда не снился».

Утром мальчик провожает старика до лодки, желает ему удачи. Старик выходит в море. Он знает, что всегда правильно закидывает свои снасти (ведь он хорошо делает свое любимое дело), ему просто не везет в последнее время. Старик надеется, что именно сегодня, на восемьдесят пятый день, счастье улыбнется ему: «День на день не приходится. Конечно, хорошо, когда человеку везет. Но я предпочитаю быть точным в моем деле. А когда счастье придет, я буду к нему готов».

В открытом море старик разговаривает сам с собой. «Прежде, оставшись один, он пел; он пел иногда и ночью, стоя на вахте, когда ходил на больших парусниках или охотился за черепахами. Наверно, он стал разговаривать вслух, когда от него ушел мальчик и он остался совсем один».

Наконец старик чувствует, что на его наживку попалась крупная рыба. Старик уважительно разговаривает с невидимой ему добычей, уговаривает рыбу поесть как следует, т. е. поглубже заглотнуть крючок. Он чувствует, что рыба огромная, но все равно убежден, что справится с ней. Единственное, что огорчает старика, – то, что с ним нет мальчика. «Нельзя, чтобы в старости человек оставался один, – думал он. – Однако это неизбежно». Впрочем, старик привык надеяться только на себя, и уверен в своих силах.

Старик чувствует, что его силы и силы попавшейся ему рыбы примерно равны. Но у рыбы, благородного и великодушного существа, нет хитрости и ума, которым обладает человек. Старик за свою долгую рыбацкую жизнь повидал достаточно примеров благородства рыб. «Он вспомнил, как однажды поймал на крючок самку марлина. Самец всегда подпускает самку к пище первую, и, попавшись на крючок, самка со страха вступила в яростную, отчаянную борьбу, которая быстро ее изнурила, а самец, ни на шаг не отставая от нее, плавал и кружил вместе с ней по поверхности моря. Он плыл так близко, что старик боялся, как бы он не перерезал лесу хвостом, острым, как серп, и почти такой же формы. Когда старик зацепил самку багром и стукнул ее дубинкой, придерживая острую, как рапира, пасть с шершавыми краями, когда он бил ее дубинкой по черепу до тех пор, пока цвет ее не стал похож на цвет амальгамы, которой покрывают оборотную сторону зеркала, и когда потом он с помощью мальчика втаскивал ее в лодку, самец оставался рядом. Потом, когда старик стал сматывать лесу и готовить гарпун, самец высоко подпрыгнул в воздух возле лодки, чтобы поглядеть, что стало с его подругой, а затем ушел глубоко в воду, раскинув светло-сиреневые крылья грудных плавников, и широкие сиреневые полосы у него на спине были ясно видны. Старик не мог забыть, какой он был красивый. И он не покинул свою подругу до конца».

Сейчас старик даже чувствует собственную вину перед попавшейся ему огромной рыбой. «Ее судьба была оставаться в темной глубине океана, вдали от всяческих ловушек, приманок и людского коварства. <Его> судьба была отправиться за ней в одиночку и найти ее там, куда не проникал ни один человек».

Старик решает пожертвовать остальными поставленными им удочками. Он не хочет размениваться на мелкую добычу, хочет отдать все силы своей огромной рыбе. Рыба уходит все глубже и тянет лодку все дальше от берега. Далекие огни Гаваны совсем скрываются из виду. Старик ориентируется по солнцу, а ночью по звездам. Он обрезает лишние крючки, чтобы всю леску использовать на рыбу. «Правда, я потеряю двести саженей крепкой каталонской веревки, не говоря уже о крючках и грузилах. Ничего, это добро можно достать снова. Но кто достанет мне новую рыбу, если на крючок попадется какая-нибудь другая рыба и сорвет мне эту?.. Рыба, – позвал он тихонько, – я с тобой не расстанусь, пока не умру».

Рыба, вопреки ожиданиям старика, и не думает уставать и всплывать на поверхность. Старик понимает, что прошли уже почти сутки с того момента, как рыба попалась, а он еще не видел, какого она размера. «Рыба, – сказал он, – я тебя очень люблю и уважаю. Но я убью тебя прежде, чем настанет вечер».

На корму лодки старика садится маленькая птичка. Старик видит, что она очень устала – возможно, это ее первый перелет через море. Он приглашает птичку отдохнуть возле него, а потом лететь к берегу и бороться, «как борется каждый человек, птица или рыба».

Ночью старик не спит, удерживая спиной лесу с тяжелой рыбой. Раз, рванувшись, рыба дергает лесу, и старик валится на нос лодки. Из руки у него идет кровь. Но старик не сдается, не дает боли напугать себя. Он опускает руку в соленую воду. За лодкой тянется кровавый след. Но старик думает, что и рыбе, которая по-прежнему прячется от него на значительной глубине, не сладко. Он жалеет ее. Рука у него затекает, и рыбак не чувствует ее. Старик принимается разговаривать с рукой, как с живым человеком, уговаривать не подводить его в самый ответственный момент. Старик заставляет себя есть сырого тунца (из тех, что наловил ему мальчик для наживки), чтобы не потерять силы, которые, он надеется, очень скоро понадобятся ему для борьбы с рыбой. «Старик поглядел вдаль и понял, как он теперь одинок. Но он видел разноцветные солнечные лучи, преломляющиеся в темной глубине, натянутую, уходящую вниз бечеву и странное колыхание морской глади. Облака кучились, предвещая пассат, и, глядя вперед, он заметил над водою стаю диких уток, резко очерченных в небе; вот стая расплылась, потом опять обрисовалась еще четче, и старик понял, что человек в море никогда не бывает одинок».

По ослаблению натяжения лесы старик понимает, что рыба поднимается на поверхность. «Наконец поверхность океана перед лодкой вздулась, и рыба вышла из воды. Она все выходила и выходила, и казалось, ей не будет конца, а вода потоками скатывалась с ее боков. Вся она горела на солнце, голова и спина у нее были темно-фиолетовые, а полосы на боках казались при ярком свете очень широкими и нежно-сиреневыми. Вместо носа у нее был меч, длинный, как бейсбольная клюшка, и острый на конце, как рапира. Она поднялась из воды во весь рост, а потом снова опустилась, бесшумно, как пловец, и едва ушел в глубину ее огромный хвост, похожий на лезвие серпа, как леса начала стремительно разматываться».

Старик успевает отметить, что рыба (это марлин, или рыбамеч) на два фута длиннее его лодки. Он понимает, что единственный выход для него – убедить рыбу в своей силе, чтобы она не бросилась уплывать и натягивать лесу, отчего та может лопнуть. Старик, не верующий в Бога, дает обет отправиться к Кобренской Богоматери на богомолье, если поймает этого марлина. Он читает вслух молитвы. Старик сильно устал – настолько, что даже забывает слова «Отче наш». У него сильно болит левая рука, солнце жжет, питьевая вода кончается, но старик не сдается. «Ведь не знал же я, господи, что она такая большая!.. Но я ее все равно одолею,– сказал он. – При всей ее величине и при всем ее великолепии. Хоть это и несправедливо, – прибавил он мысленно, – но я докажу ей, на что способен человек и что он может вынести».

Старик решается немного поспать, чтобы восстановить силы, но очень боится, что рыба может неожиданно дернуть лесу, а он не будет к этому готов. Ему очень хочется увидеть во сне львов. Почему-то львы – это лучшее воспоминание о юности, которое у старика осталось. Старик думает о высших бейсбольных лигах, о великом Ди Маджио, и размышления о том, как Ди Маджио терпел страшную боль от пяточной шпоры, помогают и старику обрести душевное равновесие и легче переносить испытания, нежданно свалившиеся на него в открытом море.

«Когда солнце зашло, старик, чтобы подбодриться, стал вспоминать, как однажды в таверне Касабланки он состязался в силе с могучим негром из Сьенфуэгос, самым сильным человеком в порту. Они просидели целые сутки друг против друга, уперев локти в черту, прочерченную мелом на столе, не сгибая рук и крепко сцепив ладони. Каждый из них пытался пригнуть руку другого к столу. Кругом держали пари, люди входили и выходили из комнаты, тускло освещенной керосиновыми лампами, а он не сводил глаз с руки и локтя негра и с его лица. После того как прошли первые восемь часов, судьи стали меняться через каждые четыре часа, чтобы поспать. Из-под ногтей обоих противников сочилась кровь, а они все глядели друг другу в глаза, и на руку, и на локоть… И на рассвете, когда люди стали требовать, чтобы судья объявил ничью, а тот только пожал плечами, старик внезапно напряг свои силы и стал пригибать руку негра все ниже и ниже, покуда она не легла на стол… Он понял, что если очень захочет, то победит любого противника, и решил, что такие поединки вредны для его правой руки, которая нужна ему для рыбной ловли. Несколько раз он пробовал посостязаться левой рукой. Но его левая рука всегда подводила его, не желала ему подчиняться, и он ей не доверял».

Чтобы подкрепиться, старик ловит макрель и ест ее в сыром виде. Макрель есть противнее, чем тунца, но, по мнению старика, «ничто на свете не дается легко».

Ночью весь небосвод усеян звездами. Старик рад, что эти «далекие друзья» тоже снова с ним. «Рыба – она тоже мне друг, – сказал он. – Я никогда не видел такой рыбы и не слышал, что такие бывают. Но я должен ее убить. Как хорошо, что нам не приходится убивать звезды!»

Старик отваживается поспать: ведь прошло больше суток с тех пор, как он вышел в море. Во сне ему снится огромная стая морских свиней, подпрыгивающих в воздух и ныряющих обратно в воду. Потом нему грезится, что он лежит на своей кровати в деревне, и только в конце снится желтая отмель и львы на ней. Во сне старик совершенно счастлив.

Старик просыпается от резкого рывка: рыба то ныряет на очень большую глубину, то выпрыгивает из воды. Старику очень трудно с ней бороться, лесой у него изрезана вся правая рука, но он терпит, отвоевывая у рыбы каждый дюйм лесы. Наконец рыба успокаивается. Старик вслух советует самому себе забыть о страхе и побольше верить в свои силы: «боль мужчине нипочем».

Начинаются третьи сутки с тех пор, как старик вышел в море. Наконец рыба принимается делать круги. Это означает, что приближается ее решающая схватка с человеком за жизнь, из которой старик должен выйти победителем. «Со старика градом катился пот, и устал он сверх всякой меры… Вот уже целый час, как у старика перед глазами прыгали черные пятна, соленый пот заливал и жег глаза, жег рану над глазом и другую рану – на лбу. Черные пятна его не пугали. В них не было ничего удивительного, если подумать, с каким напряжением он тянул лесу. Но два раза он почувствовал слабость, и это встревожило его не на шутку».

Старик постепенно подтягивает рыбу все ближе к лодке. Он держит наготове гарпун, чтобы убить рыбу ударом в сердце. Ни разу в жизни он не видел существа «более громадного, прекрасного, спокойного, благородного». Старику уже почти все равно, кто кого убьет, но он заставляет себя привести «свои мысли в порядок и постараться переносить страдания, как человек… Или как рыба». Старику удается в конце концов убить рыбу. Он потрясен ее размерами – «казалось, ей не будет конца». Старик ненадолго задумывается о сказочном богатстве, которое он привезет домой: в рыбе столько веса, что за нее дадут много денег. Одако, ему кажется, будто он убил брата. Старик привязывает рыбу к лодке, и начинает грести к берегу, которого не видно. «Они плыли и плыли, и старик полоскал руки в соленой воде и старался, чтобы мысли у него не путались… Он то и дело поглядывал на рыбу, чтобы проверить, в самом ли деле она ему не приснилась. Прошел целый час, прежде чем его настигла первая акула».

Несколько раз, пока старик плывет до берега, на него и его рыбу нападают акулы. Каждая успевает оторвать от прекрасной и огромной рыбы кусок. С каждой из акул старик сражается – вонзает им в головы гарпун, нож, румпель, дубинку, два весла. Он представляет себе, как гордился бы его мужеством и сноровкой великий Ди Маджио, если бы он только увидел, как ловко старик расправляется с морскими чудовищами. Он теряет все, но не сдается. Он отплыл слишком далеко от берега, он стар, он безумно устал, но он уверен, что надо «плыть по ветру и встречать беду, когда она придет». Акул старик сравнивает со свиньями, подходящими к кормушке и сжирающими добычу, которую они не выстрадали. Все акулы, которые нападали на марлина, убиты стариком, но все они успели отхватить по большому куску, и когда, наконец, показывается берег, от гигантской рыбы остается один хребет, голова и меч. Старик опасается, что на берегу волнуются за него: ведь он живет среди хороших людей. «Хотел бы я купить себе немножко счастья, если его где-нибудь продают, – сказал старик. – А на что ты его купишь? – спросил он себя. – Разве его купишь на потерянный гарпун, сломанный нож и покалеченные руки? Почем знать! Ты ведь хотел купить счастье за восемьдесят четыре дня, которые ты провел в море. И, между прочим, тебе его чуть было не продали… Не нужно думать о всякой ерунде. Счастье приходит к человеку во всяком виде, разве его узнаешь? Я бы, положим, взял немножко счастья в каком угодно виде и заплатил за него все, что спросят». Оставшись без весел, «старик знал, что теперь уже он побежден окончательно и непоправимо, и, вернувшись на корму, обнаружил, что обломок румпеля входит в рулевое отверстие и что им, на худой конец, тоже можно править». Ему все же удается добраться до гавани. Старик осматривает свою лодку – единственное, что у него осталось после схватки с акулами. Но он не унывает, прикидывает, как можно восполнить все потери. «Кто же победил тебя, старик, – спросил он себя. – Никто, – ответил он. – Просто я слишком далеко ушел в море». Никто не встречает старика на берегу, потому что стоит глубокая ночь. Он сам убирает снасти и, оставив остов рыбы возле лодки, смертельно усталый, отправляется домой спать.

Утром вокруг лодки старика собираются рыбаки, хозяин ресторана и мальчик. Все потрясены размерами «бывшей рыбы». Мальчик плачет от жалости к старику, он представляет, как страшно и одиноко было тому бороться с рыбой и акулами один на один, решает никогда больше не бросать старика одного. Хозяин ресторана просит мальчика отнести старику кофе и еды. Мальчик умоляет рыбаков не беспокоить старика и дать ему отдохнуть. Он дожидается, когда старик проснется, поздравляет старика с победой, восхищается, что рыба все-таки не смогла одолеть его. Старик дарит мальчику на память меч рыбы. Мальчик обещает теперь снова ходить со стариком в море, невзирая на мнение родителей. Он верит, что принесет старику удачу, хочет еще многому научиться у него. Они обсуждают, что нужно сделать, чтобы починить лодку и приобрести новые снасти. Мальчик обещает этим заняться, а старика просит подлечиться и приносит ему ранозаживляющую мазь для рук.

В этот день в гавани гуляет группа туристов. Они интересуются, откуда взялся на берегу огромный позвоночник рыбы. Официант пытается объяснить, что рыбу-меч так обглодали в море акулы. Туристы понимают только последнее слово, решают, что это и была акула.

«Наверху, в своей хижине, старик опять спал. Он снова спал лицом вниз, и его сторожил мальчик. Старику снились львы».