Текст книги "КИЧЛАГ"

ПРИДОРОЖНОЕ КАФЕ

 
Подвернулся кореш Кудря,
Ударили по пиву,
Я вам мозги не пудрю,
Начиналось все красиво.
На столе лежали раки,
Нарезанный балык,
В загоне лаяли собаки,
Держали, верно, на шашлык.
Заполнялось придорожное кафе,
Раздавали анекдоты, шутки,
В посетительной графе —
Воришки, сутенеры, проститутки.
В кафе ввалился Гоня,
С ним семеро бойцов,
Вспотели у многих ладони –
Боялись лихих молодцов.
Недавно откинулся Гоня,
Наверное, был на мели,
Сейчас про долг погонит,
Тихо базар повели.
Сначала все по чину,
Но один из свиты боров
Нашел-таки причину, –
Начал наезжать на сутенеров.
У сутенеров явно крыша
С нарезной резьбой,
Скандал не хилый вышел,
Все закончилось стрельбой.
Я вам мозги не пудрю,
Была крутая заваруха,
Руки прострелили Кудре,
Такая, брат, мокруха,
По горло сыт войной –
Если даже подшофе,
Обхожу я стороной
Придорожное кафе.
 

ЛЕНА И ПОЛЕНО

 
В хребтину уперлось приблуда,
Качнулась в глазах синева,
Встречу ту не забуду –
Прикольно встречала братва.
Солнце плавилось в зените,
Изменились наши планы,
Сидели дружно мы в «Орбите»,
Водка булькала в стаканы.
Крутилась официантка Лена,
Во рту рыжела фикса,
Ей рассказали про полено, –
С ума сходила бикса.
Заскочила бикса на колени,
Призывно улыбалась Лена,
Без смущения тени
Руками трогала полено.
Мы очутились скоро в лодке,
В интересном положении,
На дне – бутылка водки,
С Леной – общие движения.
Истошно кричала Лена,
Бабу в разнос понесло:
«Ты засунул мне колено!»
В пылу хваталась за весло.
Лена – сущая коза,
Издавала бикса вопли –
Рыбы таращили глаза,
У карпа побежали сопли.
Солнце двигалась к закату,
Отдыхали честно, смело,
Предложила Лена хату –
Ей понравилось полено.
Я, конечно, был не прочь,
Был в активном духе,
Провели в постели ночь,
Масть поперла с голодухи.
Бикса – злая егоза,
Стан отменно гибок,
Сомик вытаращил глаза,
В аквариуме гоняет рыбок.
Хорошо, братва, отпахал,
Молодым достойный пример,
На члене набито «нахал,
Советской страны пионер».
Цыганское солнце впряглось,
Полным светится шаром,
Оторваться, братан, довелось,
Быстро, а главное – даром.
 

ПРОПУСК

 
Хозяин усилил пресс,
Не радует даже погода,
В чужой базар не лез,
За лесом моя свобода.
Смотрю на кипящую воду,
Изнутри идут пузыри,
Изнутри изучаю свободу,
Свобода прет изнутри.
Звучат пустые пророчества
О человеке, звучащем гордо,
Ни один не отмылся дочиста,
От стыда не краснеет морда.
Пропитан лагерной повестью,
Грязью облит гражданин,
На свободу с чистой совестью
Не ушел еще ни один.
На свободе такие же сосны,
Такой же блатняк звучит,
На свободе здоровые десны,
Дятел реже стучит.
Пропуск на волю готов,
Подписан волчий билет,
Выпью пива сотню сортов, –
Столько потеряно лет.
Пустые у зека карманы,
Не давит на плечи рюкзак,
Вижу грядущие планы,
Теперь я вольный казак.
 

СЛУЧАЙНОСТИ

 
Хвост держу трубой,
Получил условно,
Дала система сбой,
Если говорить дословно.
Прокурорша рвет и мечет,
Не находит места,
Она пришла калечить,
Она из вафельного теста.
Не избежать протеста,
Надоело быть одной,
У судьи фиеста,
У ней любовник молодой.
Судья цветет и млеет,
Нету выше тонуса,
Судья не попотеет,
Если нету бонуса.
Прокурорша в шоке,
Зря корчила оракула,
Где показательны уроки,
Фемида наша – Дракула.
Суд слеп и глух,
Убивает веру,
Он, как утренний петух,
Кукарекает не в меру.
Тиснул мимоходом тут
Фуфло для большей ясности,
Судит братва – не суд,
Судят случайности и частности.
 

СЫНОЧКИ

 
От сыночка нет привета,
Ждут родные зря,
Пошло второе лето,
В могиле спят друзья.
Нет кладбища на карте,
Ждет родная мать,
Друзья погибли в марте,
Причину не сыскать.
Навек уснули детки
Не на поле битвы,
Пьют матери таблетки,
Уснули без молитвы.
Где скрыты их могилы,
Нет на карте точки.
У матери нет силы –
Куда нести цветочки?
В чем мамы согрешили,
Безвинны их сыночки,
Зачем вы их лишили
Положить цветочки.
Матери в бессилии –
На карте нету точки,
Над зонами России
Желтые листочки.
 

СОСЕДКА АЛЛА

 
Зависал на воле мало,
Под ноль отмерили свободы,
За стеной соседка Алла,
Молодые были годы.
Стучала Алла в стенку,
Не признавала женский пол,
Вспоминала брата Генку,
Бутылку ставила на стол.
Заходил заходник Вовка,
Ставил выпивку на кон,
Вспоминать ему неловко,
Был на зоне чертогон.
Выпивала Алла мало –
Рюмку красного вина;
О чем думала, мечтала –
Алла ведала одна.
Стучал Володька в стенку,
Соседи щерились в дверях,
Вспоминали грустно Генку –
Пропал в Уральских лагерях.
Длились долго посиделки,
Открывали двери в коридор,
Скользили вилки по тарелке,
Курили папиросы «Беломор».
Приносил гитару Вовка,
Пел про север и Надым,
Прокинул Вовка ловко,
На зоне числился блатным.
Гости поздно расходились,
Курили дружно «Беломор»,
Остатки водки пригодились,
Наполнялся шумом коридор.
Было выпито немало,
Наступала ночь активно,
Я знал, что стукнет Алла,
Очень тихо, но призывно.
 

НА ГРАНИ

 
На грани тьмы и света
Скользкая очень дорога,
Внутреннего ждут ответа,
Забыв про доброту и Бога.
Преступления – категория философская,
От убийства до драк и дурачества,
Агрессия прет отцовская,
От матери – лучшие качества.
Злобный возник лилипут,
Меркантильный растет интерес,
Из карлика вырос плут,
В чужой карман полез.
Пробегает по нервам испуг,
Сознание раздвинет тьму,
Вступил в порочный круг,
Забыл про срок и тюрьму.
По сердцу бежит холодок,
Невнятно вещает душа,
Пива сделал глоток –
Будто крепкого выпил ерша.
Никогда не поверит мать,
Отдавая лучшее в муках,
Что может дитя предать,
Забывая дом в разлуках.
Преступления даются непросто,
Надо добрые всходы полоть,
Срывают с души коросту,
Живая трепещется плоть.
За гранью зловещей тьмы
Тени рождают образ.
Беспомощны, безропотны мы,
Преступления накроят область.
 

ДРУГАЯ ЖИЗНЬ

 
Аист свободу принес,
Ключи на серебряном блюде,
Без отца и без матери рос, –
Теперь я раскаялся, люди.
Теперь я примерный пацан,
На станке прогоняю детали,
Сегодня выполнил план,
И даже премию дали.
Тетради купил, фломастер,
«Неграмотным быть негоже», —
Напутствовал в цехе мастер,
В школу рабочей молодежи.
Достойный теперь гражданин,
В театр хожу и в кино,
Стороной обхожу магазин,
Сгубило когда-то вино.
Жизни другой хочу,
Другая жизнь не приспела,
«Партии слава!» – кричу,
Радею за общее дело.
Встретил свою половину –
Дом, семья и работа.
Полюбил душой Катерину,
Семейною стала забота.
Жили бедно и просто,
Были честней и добрей,
Доходили нечасто до тоста,
За здравие пили людей.
Аист детишек принес,
Ключ от квартиры на блюде,
До мастера в цехе дорос…
Так жили советские люди.
 

ВАГНЕР

 
Показал Европе фигу,
В супе – стручки фасоли,
Вагнер приехал в Ригу
В поисках лучшей доли.
Вагнер загнан в тупик,
Просрочены все договоры,
Композитор – вечный должник,
Идут по пятам кредиторы.
Не понравился Вагнер оперу,
Сидел в Парижском централе,
Композитор задумал оперу,
Где властители все в опале.
Срок достойно волок
С французскими зеками вместе,
Отбили в хате уголок,
Где писались белые бестии.
Тяжелый выдался век,
Низок в тюрьме потолок,
Вагнер – матерый зек,
Месяц в тюрьме отволок.
Откинулся Вагнер крутым,
Композитор без трех минут,
По Европе стелется дым
Революций и новых смут.
Вагнер, бесспорно, гений,
В опале постоянно при этом,
Из многих разных мнений
На родине он под запретом.
Желание неволи пуще,
Дьявол рядом летел,
Оказался Вагнер в гуще
Темных, неправых дел.
Непонятны Вагнера ноты,
Вручную вращал он лопасть,
То поднимался в высоты,
То падал в бездонную пропасть.
 

ЖМУЛА

 
Жаркое солнце Стамбула,
Туриста узнали по харе,
В толпе затерялся Жмула
На шумном турецком базаре.
Покупает беглец помидоры,
Прячут турчанки лица,
Ходила здесь Феодора,
Известная в мире блудница.
Это криминальные разборки,
Севастопольский скачок,
То равнины, то пригорки,
Жизни крутится волчок.
На базаре тары-бары,
Под навесом чайхана,
В чайхане большие нары,
Жмула чуствует – хана.
Это криминальные разборки,
На прощание дерзкий тост,
Жмулу выдали наколки,
Пали киллеры на хвост.
Зависал на пирсе Жмула,
Черноморский легкий бриз,
Уперлось в спину дуло,
Покатился Жмула вниз.
Жаркое солнце Стамбула,
Под навесом стоит кальян,
Надежно спрятано дуло,
Жмула скатился в бурьян.
Это криминальные разборки,
Тихо выстрел прозвучал,
Отомстили овцам волки,
Севастопольский причал.
 

ЛОХАНУЛСЯ

 
Опер до вечера пас,
В кармане желанный билет,
Выбил словесный запас,
Накинул на руку браслет.
Опер сработал красиво,
Ходил незаметно краями,
В кармане – поддельная ксива,
И вексель с большими нулями.
Ветер осунулся в поле,
Над подьездом погас фонарь,
Хватит бегать на воле,
В СИЗО пустует шконарь.
Старый вулкан проснулся,
Земная скрипнула ось,
Сам виноват – лоханулся.
Не надейся, братан, на авось.
Русских погубит авось,
Авось – это дикое поле,
Криминалом пропитан насквозь,
Осталась нетронутой воля.
Капать может над всеми,
Большой не проглотишь кусок,
Проросло прокурорское семя,
Большой наболтали срок.
Строки написаны кровью,
Не один износил бушлат,
Трудно дружить с любовью,
Когда в спину глядит автомат.
 

СВЯТОЙ КРЕСТНИК

 
Царапал мальчишка гвоздем
На шершавой и грязной стене:
Весенним солнечным днем
Ангел приснился мне.
Взял он мальчишку за руку,
Прикоснулся рукой к голове,
Они вместе вышли за реку,
Скрылись в высокой траве.
Весеннее солнце светило,
От жестокости мальчик устал,
Спокойно и радостно было,
Ангел крестик достал.
Под сиреневым встали кустом
Двое в огромной Вселенной,
Осенил он мальчишку крестом,
Вечным, добрым, нетленным.
Ты свободным рожден, сынок,
Черной напасти не бойся,
Испытательный выпал срок,
Святою водой умойся.
Мальчик нащупал крестик,
Приложил желанно к губам,
Святого ангела крестник
Вошел в спасительный храм.
Привиделось мальчику диво:
Святая, яркая жизнь,
Все было прекрасно, красиво,
Шепнул ему ангел: «Держись».
По темным шел корпусам
В поисках счастья и правды,
Прикоснулся он к чудесам –
Будет мальчишка оправдан.
 

РУССКИЙ ПРОВИДЕЦ

 
Брошен в темницу монах,
Хлебает баланду провидец,
Екатерины увидел прах,
И жизней других очевидец.
Бежит разгневанный Павел,
Правду режет Авель,
Недолго любезный правил,
Завял задушенный щавель.
Двадцать лет отволок монах,
В холод бросало и в жар,
Видел империи крах,
Московский видел пожар.
Не видел провидец карт,
Не видел поля сражений,
Попал в капкан Бонапарт,
Неизбежно его поражение.
На волю загнал маляву,
Чешут владыки репы,
Падение предрек и славу,
Указал декабристам на склепы.
Информацию считывал Авель,
Летели из космоса цифры,
Ловил космический гравель,
Открывал тайные шифры.
Превращались цифры в мысли,
Поток наращивал гравель,
Крымские войны нависли,
Революции видел Авель.
Маляву прочел Николай,
Потерял присутствие духа,
Увидел империи край,
Безвольный, ему погремуха.
Не знал пророк Интернета,
Вещал, не взирая на ранги,
Не готовили ему ответы,
Провидец покруче Ванги.
Остался в истории Авель,
На Россию направлен поток,
Лови космический гравель,
Как великий русский пророк.
 

БАШНЯ ГРИФОНОВ

 
Квартал аптечный
Обходят власти,
Турист беспечный
Ищет счастья.
Башня грифонов,
Веером цифры,
Тайны законов
Скрывают цифры.
Формулу вечности
Ищут зеваки,
Пребывают в беспечности
Тайные знаки.
Тайные цифры
В небесной власти,
Скрывают шифры
Формулу счастья.
Проси за себя
Скромно, умеренно,
Грифоны тебя
Наградят уверенно.
Преклонит колени
Субъект мироздания,
Грифонов тени
Исполнят желания.
Нервно дышу,
Прикрыты веки,
Свободы прошу –
Надолго, навеки.
Надоели шмоны,
Хозяин наглеет,
Притихли грифоны –
Проситель борзеет.
Замерли тени,
Собрали сходняк,
Присел на ступени, –
Расстроен, обмяк.
Седьмой грифон
Базар ведет,
Задал тон,
Сорвался в полет.
Пролетел над башней,
Не выдал лишнего,
День вчерашний –
На суд Всевышнего.
Безмолвны шифры,
Пустынна дорога,
Семерка – цифра
Господа Бога.
Квартал аптечный,
Башня грифонов,
Влился, беспечный,
В толпу миллионов.
 

ЛИШНИЕ

 
На свободу, братишка, пора,
В разгаре знойное лето,
Затянет черная дыра,
Не увидишь желанного света.
По северу дуют ветра,
Метелей смертельное пение,
Зона – черная дыра,
Сильно ее притяжение.
Прости меня, мать,
В тревоге и грусти скорбя,
Не придется сына обнять,
Растратил на мелочь себя.
Выйди в чистое поле,
Постой недолгую малость,
Там гуляет вольная воля,
Там детство и юность осталась.
Впереди – загробная вечность,
Не оставил в жизни следа,
Порой простая человечность
Больше приносит вреда.
Растратил жизненный пыл,
Зека никто не приветит,
Кто правильно, угодно жил,
Того никто не заметит.
Липкую ткут паутину,
Ждет арестанта забой,
Палками бьют скотину,
Когда гонят ее на убой.
Что нужно от нас Всевышнему –
Скрыто до судной субботы,
В жизни всегда есть лишние
Для черной и грязной работы.
Гениально соткана сеть:
Малина и вольная ягода,
Кому жить, кому висеть
Кем-то расписано загодя,
 

СЕМЕЙКА

 
Хаты тесные, грязные,
Плесень, грибок по углам,
Мы, молодые и разные,
Лежим по пустым шконарям.
Рядом лежит Ферапонтов,
Карантин – тягучая шняга,
Парень с форсом и понтом,
С детства бездомный бродяга.
Из детдома дернул подростком,
Непонимания возникла стена,
Жил по подвалам неброским,
Погремуху выбрал Струна.
Новичками забит карантин,
Следаки подгоняли план,
Подсел татарин Гантин –
На сабантуе подрался пацан.
За общаком забиты скамейки,
На досуге смастерили коня,
Так возникла семейка:
Струна, Гантин и я.
Струна дерзкий, упертый,
Стучали в домино дотемна,
Обычно садился четвертый,
Рулил новичком Струна.
Мне кто-то крикнул «Привет!»,
Зоны исходил и страну,
Через долгих десять лет
На этапе встретил Струну.
Гантин не взял высоту,
Оказался братан бессилен,
На воле полез в наркоту,
Там бизнес давно распилен,
 

ЭНЕРГИЯ НОЧИ

 
Энергия первой ночи,
Быстро уходила от нас,
Я был черновым рабочим,
Она входила в экстаз.
Зачистили пол магазина,
У нее горели глаза,
Этикетки читала Зина:
Изумруд, рубин, бирюза.
Энергию первой ночи
Быстро сжигал рассвет,
«Зина, давай короче,
Дома примеришь браслет».
Ключ на два часа,
Некогда вести раскрой.
Деловая Зина колбаса,
Шевелила быстро кормой.
Искала Зина бриллианты,
Золотом насытилась уже,
Брала огромные, как манты,
Часы фирмы Фаберже.
По залу прогулялась фомка,
Рисуя неприглядную картину,
Витрины щелкали негромко,
За ключи просили половину.
Энергия разбойной ночи
Растворилась, ушла в никуда,
Отвалили тихо, между прочим,
Операм не оставив следа.
Сняли не один миллион,
Утолив свое естество,
Как выжатый после лимон,
Беспробудный кайф – воровство.
Было, братцы, нелегко,
Когда пришли за мной;
Зина была далеко,
Работала Зина кормой.
 

СМЕНА

 
В детстве легко и просто –
Крути цветной калейдоскоп,
Только дожил до тоста –
Бери скорей перископ.
Колыбельные все пропели,
Детям раздали игрушки,
В перископ высматривай цели,
Иначе завалят из пушки.
Неведом мир капитала
Детям советской страны,
Читали «Два капитана»,
Родине были верны.
Жестокими подрастают волчата,
Залили друга из пушки,
Другие пошли девчата,
Не плачут ночами в подушки.
Насилие во всех ипостасях,
Не с кого брать пример,
В гробу крутятся классики,
Носители лучших манер.
В детстве легко и просто –
Стороной проносится вьюга.
Только пришел с погоста,
Потерял хорошего друга.
 

ПАШКА КРАПИВА

 
Красавец Пашка Крапива,
Беспечный, словно турист,
Пьет заморское пиво,
Банальный Пашка таксист.
Фраер известный Пашка,
Шмель в кармане не тощий,
На нем – расписная рубашка,
Цвета березовой рощи.
Стоит за Пашкой фарцовка,
Съехал на левый уклон,
Пассажирам толкал перцовку,
Нарушал советский закон.
Волнуется Пашка Крапива –
Что-то напарник завис,
Голуби воркуют красиво,
Сели на ближний карниз.
Поджидает напарника Пашка,
В силу рабочей привычки,
На солнце играет рубашка,
Порхают беспечные птички.
Водку толкает напарник,
Фарцовка ему по плечу,
Пару ящиков впарит –
Гуляй, братва, не хочу.
Балдеет повсюду народ,
Шелестят в кармане бумажки,
Фонари в России не пьют,
Вниз опушены чашки.
Напарник читал протокол,
Здесь бесполезна наводка,
Операм известен прикол –
У Пашки хранится водка,
Попал таксист некрасиво,
Расчеты все в бардачке,
Отличился Пашка Крапива,
Будет висеть на крючке.
 

ГРЕВ

 
Дурную заработал славу,
Сижу с лагерным стажем,
С воли загнали маляву:
Не волнуйся, скоро отмажем.
Великая сила – грев,
Можно не бороться со злом,
Стала шестерка треф
Бубновым козырным тузом.
В клетке сидеть неловко,
«Условно» – статья гласит,
Гладит прокурор по головке,
Судья постоянно ласит.
«С доказухой как-то не очень, –
Судачит вслух обвинитель, –
Свидетель пропал, между прочим,
Терпила – выпить любитель».
Великое дело – грев,
Подсуетилась большая родня,
Слово замолвил шеф,
Очень хвалил меня.
Пришел хромой управдом,
Принес от жильцов писульки,
Будто я обихаживал дом
И даже сбивал сосульки.
Прокурор улыбался ехидно
Козлиной улыбкой Чехова,
Говорил: «За систему обидно,
Надо выпустить Смехова».
Опер, который меня вязал,
Дюжину выдал идей,
Великое слово сказал:
«Не тех мы судим людей».
Многих пробила слеза,
Плакали люди в платочки,
Кивала открыл глаза,
Судья поставил точку.
Чист, как святая вода,
Улыбался приветливо шеф.
«Освободить в зале суда!»
Великая сила – грев.
 

ОГНЕСТРЕЛ

 
Врач устал и вспотел,
Правда без криков и стонов,
За ночь – шестой огнестрел,
Братва не жалеет патронов.
В коридоре ждут кореша,
Подельник – тертый калач,
На месте сегодня душа,
«Жить будет», – ответил врач.
Правильный сегодня ответ,
Врач достоин пятерки,
Глаза открыл авторитет,
Вспомнил вчерашние терки:
Противники сели за стол,
Затянулась надолго пауза,
Неосторожный словесный укор,
Тряхнул стариной «маузер»,
Веки открыл больной,
В прошлом спасительный стон,
Накрыло теплой волной,
Явился здоровый сон.
За окном – бледный рассвет,
Первый звонок рядовой:
«Авторитету большой привет»,
Доктор кивнул головой.
Не призовут по закону к ответу,
По понятиям здесь отвечай,
Врач закурил сигарету,
Крепкий дымится чай.
 

ВЕЧНАЯ ЛЮБОВЬ

 
Все у нас, дорогая, непросто,
Расходимся, сходимся вновь,
Осталась немятою простынь,
Безгрешной осталась любовь.
Птицы сели на ветки,
Строят пернатые гнезда,
От любви рождаются детки,
От любви загораются звезды.
Все у нас, дорогая, просто,
Через десять встретились лет,
Помятой осталось простынь,
Прислала любовь привет.
Космоса темная вечность,
Звезды укажут путь,
Уходит любовь в бесконечность,
Любимую в ней не забудь.
Приходит нежданно любовь,
Растопит недоверия лед,
Молодая играет кровь,
Душа стремится в полет.
Любить никогда не поздно,
Нет у любви конца,
Согреют далекие звезды,
Светом наполнят сердца.
 

БЕРЕЗКИ

 
Березки встали в ряд,
Проплывают тучи мимо,
На плацу стоит отряд
Строгого режима.
Стоят березки белые,
На ветру шумят листочки,
Братишки дерзкие и смелые,
Припрятали заточки.
Шумят березки белые,
Зеленые платочки,
Висят сережки спелые,
Больше не цветочки.
На ветвях щебечут птицы,
Сменило солнце тучки,
Хмуры лагерные лица,
Дошла братва до ручки.
Дошла братва до точки,
Туши пожар скорей,
Твои, страна, сыночки
Превратились в бунтарей.
Опали желтые листочки,
Шапки до бровей,
По шизо сидят сыночки,
Наказали бунтарей.
Ветра свистят в торосах,
Глубокие снега,
Уходят от вопросов
Родные берега.
Весной проснутся реки,
На ветвях набухнут почки,
Забурлят на зонах зеки,
В ход пойдут заточки.
 

СТАЛИНСКИЙ СЛЕДАК

 
Худой и высокий старик
Нервно подолгу курит,
Как у СИЗО он возник,
Кого он здесь караулит?
Он часто приходит к тюрьме,
На знакомый у шлюзов пятак,
Сотни пристегнул к Колыме
Сталинский старый следак.
Шестеркой был при властях,
Много горя принес,
Стоял на четырех костях
Верный сталинский пес.
Молодой, успешный, спесивый,
Заядлый был гармонист, –
Стоит пустоглазый, плешивый,
Последний в стране коммунист.
Смотрит на все автозаки,
Что выезжают из тьмы,
Приятно лают собаки,
Его тянет в подвалы тюрьмы.
За стол, на рабочее место,
Признания под скрип пера…
Круто месили тесто
Заплечных дел мастера.
Помнит ночные бдения,
С пристрастием шли допросы,
Арестанты теряли терпение,
Под диктовку писали доносы.
Тихий, послушный убийца
Варил смертельный деготь,
В пушку было рыльце,
А руки – в крови по локоть.
Его нашли на скамейке СИЗО,
В глазах – застывший вопрос,
Творил он пожизненно зло,
Окочурился верный пес.
 

МОКРАЯ СТАТЬЯ

 
В тесном карцере стою,
Завязал на память узелок,
Пришили мокрую статью,
Прошили вдоль и поперек.
Тома прошиты нитками,
Не ходил я сроду на мокруху,
Интересовался только слитками,
Бродяга, вор по духу.
Не подписан мною протокол,
С давлением наглым не смирился,
Следак стучал о пол,
Сучил ногами, матерился.
Мол, ждет меня пресс-хата,
Терял последнее терпение…
Невозможно напугать солдата
После грозного сражения.
Мне цинкует прокурор:
«Хоть зоной ты крученый,
Свой получишь приговор,
Фон не портит заключенный».
Следак разрушил естество,
Братву сажает от сохи,
Пока незыблем статус-кво,
Пропели утром петухи.
Развязал знакомый узелок,
Под язык вкатил насвай,
Пробежал по телу ток –
Крепко замутил бабай.
Карцер – место мирное,
Статью вкатили за мокруху,
Вступил на поле минное
Бродяга, вор по духу.
Бледно-синим купоросом
Пробился утренний рассвет,
Загрузил судью вопросом:
«Где расстрельный пистолет?»
 

ЭПОЛЕТ И ПОГОН

 
На левом плече – эполет,
На правом плече – погон,
Братве доставил привет,
Привез долгожданный прогон.
По судьбе набит эполет,
Я – как ветер свободный в поле,
Прятал в тайник пистолет,
Когда находился на воле,
Столыпинский серый вагон,
Бродяги вокруг в законе,
Вспоминал я, братва, про погон,
Когда находился на зоне.
Срок окончится скоро,
Откинусь на волю летом,
Базарю не ниже майора, –
Знает хозяин об этом.
Право дает эполет
Отрицать кумовские законы,
Деньги держу на билет,
Стою за воротами зоны.
В гражданский сяду вагон, –
Столыпин постукивал чаще,
На воле забуду погон,
И гудок паровоза кричащий.
С малолетки набит эполет,
С малолетки не был я дома,
Скажу: «Дорогая, привет.
Здравствуй, любимая Тома».
Под рубашкой погон, эполет, –
Вспоминать на воле негоже;
Остался лагеря след –
Свобода будет дороже.