Текст книги "КИЧЛАГ"

ПЛОДЫ

 
Преступность нескоро прозреет,
Не очнется от святой воды,
Легкую жизнь не призреют,
Если вкусили ее плоды.
Бессмертна в человеке халява,
Главное слово – «мое»,
Не пугает криминальная слава,
Вызывает зависть: «Твое!»
Уверял старина Вольтер:
«Вершат преступление слабые».
К виску приставлен «Вальтер»,
Не стал налетчик бабою.
Уверял знаменитый философ:
«Слабые питают преступность».
От шнырей и до первых боссов –
Интересует всех совокупность.
 

ЧУДЕСА

 
Я не умер еще, небеса,
На этой страшной планете,
Я верю еще в чудеса,
Еще поживу на свете.
Силы мне придает
Любовь, надежда и вера,
День свободы скоро придет,
Он больше в сто раз Гулливера.
Он выше и ярче радуги,
Ждут годами его,
Отдам все на свете радости,
Свобода – превыше всего.
Я верю еще в чудеса,
Перед Богом за все в ответе,
Я жив еще, небеса,
Кормят строго по смете.
Я, братцы, не робок, не трус,
Пройду еще полмира,
Покорю еще свой Эльбрус,
И флаг подниму на Памире,
Я верю, братва, в чудеса,
Валили тайгу по весне,
Густые в Сибири леса,
Леший сидел на сосне.
Я верю, братва, в чудеса,
На зоне красной – тем паче:
С воли зашла колбаса,
Не нашли ее в передаче.
Весной подниму паруса, –
Готовил лодку зимой,
Я верю, братва, в чудеса,
Поскорей бы уйти домой.
 

СЕДЬМОЙ

 
Каждый седьмой невиновен,
Судебную вкатили пилюлю,
Сидят с убийцами вровень,
Отливают злодеям пулю.
Отдыхал от работы Олег,
Зашел расслабиться в клуб,
Опера свалились, как снег:
Вот он сидит – душегуб.
Операм не понравился тон –
Еще возникает, урод!
Бросят его на бетон,
Они ведь стоят за народ.
Издевательств придумана масса,
Опера назойливы, прытки,
Они ведь – особая раса,
Им дозволены пытки.
Признания подпишет Олег,
Во всем разберется суд,
Наивен в душе человек,
Адвокаты его не спасут.
В конвейер превратили суды,
Топор надо повесить на здание,
Судят тут от балды,
Не найдешь в судах оправдания.
На семнадцать закрыли Олега,
Город закрыт и деревня,
Много истопчет снега,
Много навалит деревьев.
Тысячи их, невиновных,
Ходят квадратом и ромбом,
Борзых, смелых и скромных,
Готовят мучителям бомбу.
 

ШИРОКА СТРАНА

 
Широка страна родная,
Не счесть озер и рек,
На земле одна такая,
Где так вольно дышит зек.
Сколько света и простора:
Урал, далекая Сибирь,
От локалки до забора
Скачет весело снегирь.
Необъятно степное раздолье,
Пасутся большие стада,
Горы, реки, семиполье –
Конвойная всюду страда.
Неприглядно торчит стена,
Весенние клонятся ветки,
В лагерях погрязла страна,
Питают среду малолетки.
Широка у России душа,
Чужую разводит беду,
Нет у страны ни гроша,
Свою не решает судьбу.
Сузятся наши просторы,
Рывок не поможет большой,
Выходят Иваны, Егоры
С пустой, обреченной душой.
Ты одна на свете такая –
Безразлична, пуста к человеку,
Широка страна родная,
Но податься некуда зеку.
 

ПРОМАХИ

 
На судьбу, братишка, не ропщи,
У каждого своя дорога,
Хлеб и пустые щи,
Невиновных на зоне много.
Не признает система промахи,
Залег чиновник в берлоге,
Поздний цвет черемухи
Ветер гонит по дороге.
Черемуха – жесткая ягода,
Косточки скрипят на зубах,
В ожидании пройдут года,
Невиновный спит на бобах.
Кум в актив агитирует,
С совестью у вертухаев не густо,
Лепила с зоны сактирует,
Если есть у тебя капуста.
Молчат братья по крови,
Разобщен человеческий род,
Дежурный ходит по кровле,
Гуляет закрытый народ.
В крупную клетку небо –
Меньшее из страшных зол,
Не бьюся за пайку хлеба,
Давит людей произвол.
Получит зек отписку:
Мол, копали очень глубоко,
Пайка и мятая миска –
До конца судебного срока.
 

ЗАПРЕТНАЯ ТАБЛЕТКА

 
Бездомные псы не лечатся,
Не ходят суки к врачам,
Зек по хате мечется,
Пятна пошли по плечам.
Гниет братва по подвалам –
Отсутствует гидропрокладка.
Будь портовым амбалом –
Свалит в тюрьме лихорадка.
Карцер – тесный кубрик,
Серые, холодные стены,
Съедает легкие тубик,
Сойдет арестант со сцены.
Бродячие, дворовые псы
Зелеными лечатся травами,
Дни пройдут и часы,
Эскулап прикрылся уставами.
У врача пустая аптечка,
Аспирин от всех болезней,
Журчит словесная речка,
Лепила очень любезный.
Лекарства доставить из дома
Советует добрый врач,
Достойно отдельного тома,
На месяц растянется матч.
На наркоту проверят лекарства,
На коробке поставят отметки,
Отчалишь в загробное царство,
Не дождешься желанной таблетки.
Свободны бродячие псы,
Презирают цепную удавку,
Не смотрят они на часы,
Жуют лечебную травку.
 

ЛУИ РЕНО

 
Прокатись, братишка, на «Рено»,
Просто так, без причины,
Замочили основателя давно,
Загнали нож в бочину.
Не виноват Луи Рено,
Что заводами правят фрицы,
Там танки делают давно,
Автомобильные не точат спицы.
Неправ генерал де Голь,
Обрушил все земные кары,
Все заслуги свел под ноль,
Отправил старика на нары.
Балом правят наци,
После было сопротивление,
Сделали гордость Франции
Козлом отпущения.
Как бы развивалась держава,
Не построй Рено заводы,
Франция первенство держала
На десятилетия и годы.
Били старика, уроды,
Били символ нации.
Чтоб списали негодяям годы,
Убили гордость Франции.
Умирал в тюремной больничке,
Распахнуто было окно,
Сигналили машины по привычке, –
Узнавал свою фирму «Рено».
Французская тюрьма Френо,
Для Луи нелепая вышка,
Вспомни старика Рено,
Он тоже наш, братишка.
 

ВРЕЗАЛ ПЕДОФИЛУ

 
Лежу, читаю УПК,
Без ответа все прошения,
Спрошу у оперов, следака,
Почему сплошные нарушения.
Следак нахмурил лоб:
«Ты что, совсем дурак?
Терпила – важный жлоб,
Ты разбил ему пятак.
Тебя абзацы не спасут,
Не пригодятся знания,
Под запретом самосуд,
Он не совершил деяния».
Отмечу важную строку –
Помочь должна в беде,
Не надо правды следаку,
Всплывает истина в суде.
Лежу, читаю УПК,
Терпила точно – гад,
За решеткой низко облака,
Скачет мелкий град.
Повел мальчишку в лес
Известный многим педофил,
Тут я в событья влез,
Не рассчитал немного сил.
Испуган был мальчишка,
Соседский сын Витек,
Валялась рядом книжка,
Мальчишка быстренько утек.
Лежу, читаю УПК,
Закон – большая сила,
Трояк грозит пока
За то, что врезал педофилу.
 

ГАСТРОЛЕР

 
Отдыхает город мирный,
У него большая роль,
Закроют скоро ювелирный,
У него прощальная гастроль.
Блестели кольца, часики,
Портфель готовить впору,
Не ломают двери классики,
Он спрятался за штору.
В зале стихли голоса,
Часы пробили десять,
Шла фортуны полоса,
Надо шансы взвесить.
Ключи оставили в халатике,
Удача – хитрая лиса,
Не надо много математики,
Зачистить хватит полчаса.
Вмиг очищены витрины,
Сейф огромный за стеной,
Чужие ночью магазины,
Забыл их напрочь домовой.
Во двор открыл окно
Без шума и без треска,
Витрины пустое дно
Зачищено от блеска.
Отдыхает город мирный,
Он намучился сполна,
Накроет скоро ювелирный
Милицейская волна.
 

ВЫБОР

 
Полная свобода в делах,
Подчинялся начальник лампаснику,
Запутался опер в понтах,
Не рад большому празднику.
В глаза бросается дача,
На случай проверки мандраж,
В деле фуфлова удача,
Не радует дачный пейзаж.
Разведка – двигатель фронта,
Шконарь, жесткая лавка,
Не радуют прелести понта,
Проверка грядет из главка.
Полгода нет ареста,
Видимость только борьбы,
Мало лишиться места,
Поставит главк на дыбы.
Противны деньги и дача,
Дороже офицерская честь,
Отвернулась от опера удача,
Недопустимо полковником сесть.
Опер достал пистолет,
В каждом деле свой фокс,
Глубоко зарыт ответ,
Пуля разрешит парадокс.
 

ВОЛЬНЫЙ ВЕТЕРОК

 
Здравствуй, вольный ветер,
Подари мне погремуху,
Я один живу на свете,
Бродяга вольный по духу.
Не зовут меня по батюшке
И просто не зовут,
Я не помню матушки,
Во сне ее зову.
Неизвестны мне пути,
Я шагаю наугад,
Мне приюта не найти,
И прохожий мне не рад.
Отвечает вольный ветер:
«Ты близок мне по духу,
Я один живу на свете,
Моя подходит погремуха».
Я пошел гулять по свету,
Меня пускали на порог,
Мне отказа больше нету,
Всем приятен ветерок,
Теперь я – Вольный Ветерок,
Большого ветра побратим,
Я дал себе зарок
Навсегда сродниться с ним.
 

БЕСОЛЮБЫ

 
В памяти дни листая,
Погони вижу тревоги,
Несется волчья стая
По пыльной степной дороге.
Птицы кружат над осокой,
День прозрачен и светел,
Завис над птицами сокол,
Жертву внизу наметил.
В народе живет молва:
Дух спустился с небес,
Дрейфуют на мель острова,
В души вселился бес.
Лезут во власть бесолюбы,
В мире блатном – бесогоны,
Либералы действуют грубо,
Россиян унижают законы.
Духом намечены цели,
Зреет в народе силища,
Краской намечены щели,
Бесолюбов ждет чистилище.
По пыльным дорогам мая
Суслики бегут из кустов,
Мчится волчья стая
Мимо погостов, крестов.
Мчится безудержно стая,
На запад, вперед и вперед,
Киркой и лопатой блистая,
Срок другой волокет.
 

ФИЛОСОФСКАЯ НАГЛОСТЬ

 
Отрицаловку выкуси на-кось,
Без штанов останешься в драке,
Живет философская наглость
В нашем блатном бараке.
Принципы сильно подвяли
В силу большой дистанции,
Философы себя считали
Истиной в последней инстанции.
В хату заехал пидор, –
С античности жив голубой,
Сократ развязывал сидор,
Поил ключевой водой.
Не зеки творили мораль, –
Философы Греции, Рима,
Камера курит шмаль,
Благородно отложена «Прима».
Учителя век не забуду,
Вещали Нероновы слезы,
Получил Сенека приблуду,
Аристотелю слали угрозы.
Вещает из веков Цицерон,
На задницу сели буржуи,
Жизнь поставил на кон,
Чаще ставят чужую,
Злит философская наглость
Камни закатывать в гору,
Отрицаловка – твердая кость,
Даст философам фору.
Европейская вся культура
На философском замешена камне,
Только выйдем из БУРа,
Прочтем философа Канта.
 

МОСКОВСКЯ САГА

 
Открыты окна в мир,
Хорошо быть на свободе,
На кухне пью чифир,
Безвестный зек в народе.
Со мною власти нелюбезны,
К ногам не бросят кость,
Опущен занавес железный,
В Москве я – лишний гость.
Потерял чувства локтя,
Привычки не изжил свои,
Добавил ложку дегтя,
Мысли разлетелись воробьи.
Коротка московская сага,
Как зимний холодный вечер,
В кармане – на волю бумага,
Мимолетны прошедшие встречи.
Под вечер вышел за порог,
По шарам ударили огни,
Воробьи порхнули из-под ног,
Удачу только не спугни.
Мчит вечернее такси,
Глотком вина согрелся,
Не верь, не бойся, не проси,
Только на себя надейся.
Летит полоска неба
Вдоль загруженной трассы,
Пайка черного хлеба
За разбитые сейфы и кассы.
Вокзалам всегда не спится,
Возня, чехарда на кону,
До свиданья, родная столица,
Светиться нельзя на бану.
Дорога приносит удачу,
Бессмысленно строить план,
Отдал бродягам сдачу,
Бесогонит в буфете братан.
Огнями раскрашен перрон,
К финишу катится день,
В тупике знакомый вагон,
Столыпина темная тень.
Крутит билет проводница,
В разные едут края,
Колеса у ней на петлицах,
По колесам – бесовка своя.
Коротка московская сага,
Как первый недолгий срок,
В кармане на волю бумага,
Колеса стучат на восток.
 

МАЙОР ПЕТРОВ

 
Майор Петров оставил зону,
Устал с людями воевать.
Он долго служил закону,
Но перестал закон понимать.
Непонятно было майору –
Хватает на зоне лишений,
Но, вопреки приговору,
Десятки найдут нарушений.
Служить он был не готов,
Дома сдавали нервы,
Уволился майор Петров,
Снежок кружился первый.
Был он морально здоров,
Ради хороших идей
Должен майор Петров
Гнуть и ломать людей.
Вздохнул легко и свободно,
Легко так давно не дышал,
Понял: прекрасна свобода,
Свободы других не лишал.
Свободен майор Петров,
На губах снежинки тают,
Роза правильных ветров
Через сердце пролетает.
 

СОЛЖЕНИЦЫН

 
Зону топтал капитан,
В мыслях работала драга,
Накопил большой капитал –
Вздрогнет страна от ГУЛАГа.
Бывало, давали под дых,
Не относился к зекам храмово,
Но не требовал крови блатных,
В отличии от зека Шаламова.
Загибался в тюремной больнице,
Газеты вместо бумаги,
Кровью писались страницы,
Колеса большого ГУЛАГа.
Баланда-пойка-весло,
Не было врачебной мороки,
Чудо Александра спасло,
Не уходят до срока пророки.
Противник всех революций,
Противоречия высаживал в грунт,
Срок имелся не куцый,
На зоне поддерживал бунт.
Бодался теленок с дубом,
Еврейский вопрос не по кайфу,
Противник со сломанным зубом,
Ни один не сдернул в Хайфу.
В народе поднял волну,
Жизнь прожить не по лжи,
Хотел обустроить страну,
Не понял народ виражи.
Олигархи плодятся, как блохи,
Ему было в России тесно,
Ельцина не принял эпохи,
Воры не любят честных.
Ушел Александр Великий,
К нему не возникло вопросов,
Вдогонку хвалебные крики,
Погоняло ему – Философ.
 

САША БАХ

 
Явилась тройка оперов,
Кум остался на продоле,
Ни паласов, ни ковров, –
Шмонают в чистом поле.
Ростовчанин Саша Бах
Погоняло носит Клык,
Чтоб не остаться на бобах,
Прячет мойку под язык.
На шконку высыпан баул,
Не спрячешь и иголку,
Наверно, кто-то цинканул,
Куму дал наколку.
Матрасы щупают на шконке,
Под общаком карман пустует,
Пацан вскрылся в осужденке,
Опера не зря лютуют.
Мотает опер головой,
Выходит злой и потный,
Всем к стене спиной,
Предстоит досмотр плотный.
Кум просит по-хорошему
Добровольно выдать мойку,
Явился гость непрошеный,
В чужую лезет койку.
Гробовая тишина стоит,
Проходили подобные уроки,
Дубак под нос мычит,
Начинает щупать щеки.
Уверен Саша Бах:
За щеками мойка блудит,
Не постигнет хату крах,
Никто обвинен не будет.
 

НЕ САДИСЬ

 
В карты играть не садись,
Азартом большим увлечен,
Соперник – матерая рысь,
Будешь как снег обречен.
Срок наболтали немаленький,
У судей душа нараспашку,
Цветок не выиграть аленький,
И даже простую ромашку.
Пить не время Боржоми,
Волнами катят напасти,
Нелегко в казенном доме
Менять понятия, масти.
Играть, братишка, не садись,
Карты точатся годами,
Будешь ты когда-то рысь,
Будешь крыть третями.
Не остыл огонь в груди –
Он горит, как сердце Данко,
Будут красные дожди,
С законом будет перебранка.
Играть, братишка, не садись,
Зона – темная игра,
В стороне сидит садист,
За общаком сидел вчера.
 

ОСНОВНОЙ ИНСТИНКТ

 
По-разному в нашем доме –
То красный маячит буй,
То кум торчит в проеме,
То общий сабантуй.
Свидания редкие часы
Пролетают, словно сон,
Не надо сала, колбасы,
Не вынимают руки из кальсон.
Решают главную проблему,
В набат стучит отцовство,
Не поднимают секса тему,
Процветает мужеложство.
Ночные сходятся стечения,
Кино важнее всех искусств,
Мужской задницы свечение
Никаких не вызывает чувств.
Основной инстинкт сильнее,
Не боится жестких наказаний,
Запрет его страшнее
Пыток и прочих истязаний.
Скопят не души и не тело,
Мужское убивают начало,
Онанирует зона умело,
Смотрит вокруг одичало.
До упора закручен винт,
По почте любовный привет,
Попал основной инстинкт
В запретный позорный пакет.
 

УСТУПКИ

 
Была большая подготовка,
Век свободы не видать,
В СИЗО проходит голодовка, –
Вместе легче голодать.
Хозяин рвет и мечет,
Стоит карьера на кону,
Хозяин выше метит,
Начальство любит тишину.
Полковник пот утер,
Приперли плотно к стенке,
И только хитрый баландер
На тележку пялит зенки.
Стынет суп перловка,
Не берут бродяги чай,
В СИЗО проходит голодовка,
Дни сухие отмечай.
Братва держит голодовку,
Душит беспределом кум,
Сварили горькую перловку –
Возьмутся опера за ум.
У СИЗО толпится пресса –
Какая будет оконцовка?
Не гонят бесогоны беса,
Всех спаяла голодовка.
Скрипит зубами командир,
Сверил с законами поступки,
Противен стал мундир,
Надо соглашаться на уступки.
 

ВИНОВНАЯ ЗОНА

 
Вкатили водки по стакану,
Повторили раза два,
Все пошло по плану,
В базар ушла братва.
Всплыли старые грехи:
«Говоришь, на энке зависал?
Там сплошные петухи».
«Ты что, земляк, сказал?!»
«А еще – одни козлы,
Сдают без подготовки,
Вертухаи очень злы,
Больно шустрые кумовки.
Хозяин там Петренко,
Раньше был в милиции,
Зона красного оттенка,
Кум хранит традиции.
Если я не прав,
И ты докажешь поражения,
Я съем ГУИНовский устав,
А сим другие положения».
Загнан в угол оппонент,
Подвела братишку зона,
Возьми любой фрагмент,
Он вне понятий и закона.
Беспредел по зонам блудит,
Хлебнешь его невольно,
Никто раскачивать не будет,
Не приходят в лагерь добровольно.
 

ШЕЛКОПРЯД

 
Зачастили к нам комиссии,
Все придраться норовят,
Скоро день амниcтии, –
Видно, правду говорят.
Кружит по зоне листопад,
Скоро праздник у отряда,
Я амнистии не рад,
И мне амнистии не надо.
Я амнистии не рад,
Восьмерик еще пилить,
Я, как трудяга шелкопряд,
Мотаю срока нить.
В глухой закрылся кокон,
Себе судья и прокурор,
Чтоб не видеть окон
С видом на забор.
Чтоб не видеть кума, –
У него своя земля;
Где золото из ЦУМа –
Знаю только я.
Расплету весною кокон,
Золотая будет нить,
Яркий свет из окон, –
Легче срок пилить.
Пока шустрит комиссия,
Язык придется придержать,
Будет легкая амнистия,
Их можно было не сажать.
 

ОЛЬГА БЕРГГОЛЬЦ

 
Дважды чалилась в Крестах,
Баландой прикрывая годы,
Поборола Ольга страх, –
Пытали женщину уроды.
Двоих детей потеряла, –
Страшней для матери нет,
От советского не ушла идеала,
Партийный носила билет.
Униженной, убитой откинулась,
Тиранию познала сполна,
В душе что-то сдвинулось,
Помогла подняться война.
Захотелось бороться и жить,
Победить блокаду и голод,
Не перестала родину любить,
Стала голосом города.
Радио – свет и отдушина,
Не выходят журналы и пресса,
«Страна не будет задушена», –
Вещала в эфир поэтесса.
Подогнал отец народов,
Собственную премию,
Отмазал своих уродов,
Погубивших детей во времени.
«Никто не забыт, –
Написала гордая Ольга, –
Ничто не забыто».
Сбылось бы только.
Жила спокойно недолго,
Могильной решетки квадрат,
Погоняло ей – Железная Ольга,
Не забудет ее Ленинград.
 

ВИТЬКА

 
В окружении веселых подруг,
На кухне притихли, как в склепе,
Напротив сидит репарук,
Фраеру врезал по репе.
Празднуем очень сухо,
Возгласы наши нелепы,
Пристала к Витьку погремуха,
Проще пареной репы.
Витек пятерик отволок,
Шустрый, смелый и совкий,
Спиной обтирал уголок,
Доволен Сонькой-бесовкой.
Витек никогда не трусил,
Входил в незнакомый дом,
Злая собака Маруся
Перед ним виляла хвостом.
С Сонькой пошли на скачок,
Соня осталась на стреме,
ГТО у Витька значок,
Готов пошарится в доме.
Фраер – соседский репер,
Проявил большой интерес,
Получил свидетель по репе,
Чтоб в дела чужие не лез.
Соня свистнула громко,
Поднимались снизу менты,
Застыла в бездействии фомка,
На площадке не садят кусты.
Ломанулся Витек на чердак,
На крыше продолжились гонки,
Разбили реперу пятак,
Витек оказался на шконке.
С Соней отсутствует трение,
Решили быть вместе навек,
На Витька находит затмение,
А так – кристальной души человек.
 

МУЛЯ

 
Просвистела рядом пуля,
Прожужжала у лица,
Паровоз известный Муля
Обдал паром беглеца.
Паровоз известный Муля,
На кабине буквы МУ,
Очень важная кастрюля,
Вагонов тянет тьму.
Паравоз тяжелый Муля,
Работяга знатный, стаер,
Легендарная кастрюля,
Пятилеток главный фраер.
Покрылся паром Муля,
Всем прогнозам вопреки,
Не поможет штык и пуля,
Не видать своей руки.
Заскочил беглец в кабину,
На которой буква мэ,
Конвой не дышит в спину,
Отвалил конвой в тюрьму.
Просвистела рядом палица,
Машинист сказал в дверях:
«У меня братишка парится,
В колымских лагерях.
Залезай быстрее в бункер,
Как раз свободен угол,
Среди прочих мер
Набросаю сверху уголь».
Легендарный поезд Муля
Не терял в пути лица,
Очень сладкая пилюля,
Довез до дому беглеца.
 

ЗЕЛЕНЫЕ ЛАГЕРЯ

 
Азбука лесных лагерей
Проста, как дважды два;
Нету в лесу дверей –
Птицы, кусты, трава.
Дрожат на осине листочки,
В ожидании прохладного лета,
Березки надели платочки
Бледно зеленого цвета,
Азбука лесных лагерей,
Голубое высокое небо,
Пили и руби поскорей
За пайку серого хлеба.
Под ногами старые ветки,
Не встретят больше весну,
Желтая лента рулетки –
Измеряет десятник сосну.
Деревья ложатся в ряд,
Держит бригада марку,
Дятлы на ветках пестрят,
Сколько работы насмарку.
Плачут сосновые ветки,
Похожа смола на росу,
Они, как малые детки,
Погибнут одни в лесу.
На ветках щебечут птицы,
Ношу несет муравей,
Зеков усталые лица, –
Признак лесных лагерей.
Журчит по корням вода,
Бьет из земли родничок,
Не осталась от сучьев следа –
Носит в костер новичок.
Тяжело протопает лось,
Норы диких зверей…
Сосны валить довелось
На делянах лесных лагерей.
 

ДРУЗЬЯ

 
В локалке встречаем закаты,
Курнем на троих сигарету,
Несильно виновны ребята,
Откинутся к бабьему лету.
Им больше простится не с кем,
Пожаром горят закаты,
Леша встретится с Невским,
Саша пройдет по Арбату.
Пролетит звездное лето,
Завянут красные маки,
Правильно ляжет монета –
Покинут ребята бараки.
Уедут Леня и Саша,
Светлой им, чистой дороги,
Пусть жизнь станет краше,
Исчезнут наветы, тревоги.
Мне на волю весной,
Нет на задержку злости,
Поеду к себе домой,
Заеду к ребятам в гости.
Покажет столицу Саша –
Парки, музеи, мосты:
Как там родина наша,
В образе светлой Москвы.
Красива Москва, хороша,
Навеки наша столица,
Питер – России душа,
Чистых истоков криница.
Забыты бараки и шконки,
Ветер гуляет в стакане,
Сидят далеко не подонки,
Простые сидят россияне.
 

АГОНИЯ

 
С голодухи прет агония,
Перешел на шепот голос,
Солнце кинула Япония,
Тугой созреет колос.
Колос ляжет в закрома,
Отчалит за родные берега,
Голодает зона и тюрьма,
Зубы щелкает цинга.
Лучше работает колония,
Порядка больше априори,
В смерти есть гармония,
Редеет зеков море.
Встали прииски и забои,
Силы нет подняться с нар,
Не собрать сосновой хвои,
Лечебный не сварить отвар.
Зек оперся на костыль,
Больше мочи нет терпеть,
Подвела судьба под монастырь,
Душу некому отпеть.
Пришел на берег моря,
Здесь кончалась Колыма,
Он должен сдохнуть априори,
Родная мать ему тюрьма.
Ушла тупая злость,
Перевернуты породы тонны,
Предсказание Достоевского сбылось:
Власть положит миллионы.
Порождение нового строя,
Он утвердился как класс.
Умирали в забое стоя,
На бунт поднимались не раз.
Завещал великий большевик,
Демократ с ним вровень:
Зек – вредный борщевик,
Корчуют его под корень.