Текст книги "История города Москвы. От Юрия Долгорукого до Петра I"

Когда по государеву указу назначен был розыск по этому делу, то собравшаяся в Успенском соборе толпа народа так рассвирепела, что, не выходя из собора, там же в Божьем храме у митрополичьего места совершила убийство бывшего налицо князя Юрия Глинского.

В 1566 г. в Москве оставил митрополию святитель Афанасий по случаю великой немощи и сошел в Чудов монастырь на свое пострижение.

В Чудовом монастыре проживал временно и Гришка Отрепьев, а после него туда же посадили под начал и постриженного несчастного царя Василия Ивановича Шуйского в 1610 г., откуда потом взял его Гетман Жолкевский, снявши с него иноческое платье, чтобы представить королю не пленного инока, а пленного Русского царя.

Со времени царя Ивана Грозного в царском быту вошло в обычай крестить новорожденных детей у мощей святителя Алексея, в его монастыре. По завоевании Казанского царства в 1553 г. был крещен в Чудове малолетний пленный Казанский царь Утемиш Гирей Савакиреев, нареченный во св. крещении Александр, которого царь поселил у себя во дворце и повелел учить его грамоте, да навыкнет страху Божию и закону христианскому.

Потом государь крестил у Михаилова Чуда своих детей: в 1554 г. царевича Ивана, в 1556 г. царевну Евдокию, в 1557 г. царевича Федора, в 1559 г. племянника своего, сына князя Юрия Васильевича, кн. Василия Юрьевича.

Царь Федор Иванович здесь же крестил свою новорожденную дочь Феодосию, вскоре умершую.

Следуя царскому обычаю, и царь Михаил постоянно крестил всех своих детей у мощей св. Алексея, начиная с царевича Алексея Мих., который был крещен в трапезе.

Царь Алексей Михайлович, следуя за отцом, крестил своего первенца сына Димитрия в 1648 г. в Чудове, но других детей в Успенском соборе и потом Великого Петра и его сестру царевну Наталию снова в Чудове.

Монастырское кладбище открывало места для погребения не только жившим в монастыре на покое или в заключении и под началом духовным властям и монастырским старцам, но и многим лицам из боярских чинов, в особенности соседям монастыря по местожительству, каковы были старые боярские роды Морозовых, князей Оболенских, Трубецких, а впоследствии Хованских, Куракиных, Щербатовых, Стрешневых, погребение которых происходило уже в XVIII ст., даже в 1768 г., когда в декабре был погребен князь Сергей Мих. Хованский, вероятно один из последних покойников на кладбище монастыря[88]88
  В 1769 г. погребена Наталья Петровна Стрешнева, супруга генерала Петра Ив. Стрешнева.


[Закрыть]. На его надгробном камне была следующая надпись:

 
Всяк прочтет сию таблицу, внемли,
Коль кратка есть жизнь наша на земли.
Для того ставятся на гробах приметы,
Дабы память была в вечные леты…
 

Но такие вечные леты прекращались обыкновенно двумя-тремя поколениями. Могилы дедов уже исчезали, как исчезли и все старые могилы в Чудовом монастыре. Из летописных показаний мы упоминали о многих лицах, здесь погребенных. Упомянем еще, что из светских лиц здесь был погребен в 1565 г. Казанский царь Едигер в крещении Симеон Касаевич, взятый при покорении Казанского царства. Он положен у церкви Благовещения на полуденной стороне. Следовательно церковь Благовещения находилась с южной стороны от церкви св. Алексея.

В XVII ст. здесь были погребены: в 1630 г. боярин Вас. Петр. Морозов.

1634 г. схимница Анисья Полева.

1657 г. мальчик Тарасий, которого изломал старец в Осипове монастыре.

1667 г. знаменитый боярин Борис Иван. Морозов и его жена, сестра царицы Марьи Ильичны Милославской, Анна Ильична.

1670 г. боярин Ив. Ив. Салтыков.

1677 г, окольн. Вас. Никиф. Собакин; князя Ивана Григорьевича Куракина жена Феодосия Алексеевна (дочь Алексея Никит. Одоевского).

1678 г. стольник Назарий Засецкий.

1682 г. боярин Вас. Семен. Волынский, князь Ив. Григор. Куракин, стольник Лев Ив. Салтыков.

1683 г. жена бояр. Вас. Сем. Волынского Ксения Яковлевна, стольник Мих. Петр. Пушкин.

1684 г. боярин кн. Федор Фед. Куракин, жена князя боярина Ив. Григор. Куракина, Марья Петровна, Петр Мих. Пушкин.

1686 г. августа погребен Сибирский царевич Роман, погребал патриарх.

1687 г. окольн. кн. Матв. Венед. Оболенский.

1692 г. окольн. Семен Ив. Колтовской.

1693 г. вдова кн. Ульяна, жена кн. Алексея Никитича Одоевского.

Это только те лица, которых отпевал сам патриарх. Большая часть остающихся надгробий относится уже к XVIII ст., каковы надгробия семейства князей Куракиных, бояр Стрешневых, князей Хованских, Трубецких, семейства Родиона Матв. Стрешнева.

В числе более или менее знатных князей и бояр здесь же нашли себе вечный покой и знаменитые в XVII ст. писатели – Епифаний Славинецкий и Карион Истомин.

Епифаний Славинецкий был вызван в 1649 г. из Киева в Москву ради научения детей Еллинскому языку и в особенности для перевода надобных для Церкви книг.

Современники о нем писали следующее:

«Муж многоученый, как никто другой в это время, не токмо грамматики и риторики, но и философии и самые Феологии известный бысть испытатель и искуснейший рассудитель и опасный претолковник Еллинского, Славенского и Польского диалектов».

В течение 25 лет, живя сначала в Андреевском, потом в Чудовом и затем на Крутицах, он много потрудился над исправлением и в переводах церковных книг, оставив после себя богатейшее ученое наследство. Он помер 19 ноября (под 20 число) 1675 г., оставив также весьма достаточное денежное наследство, которое все было роздано на поминовение по нем.

На похороны разошлось около 90 руб. и 18 золотых, из которых 15 поднесено патриарху, 2 – Симеону Полоцкому и 1 золотой – духовнику Новодевичьего монастыря. На сорокоусты роздано около 70 руб.

На поминовение выдавалось в некоторые немногие церкви Чудова, Вознесенского и Знаменского монастырей, а также и в приходские, на неделю по алтыну в каждую церковь. В третины, девятины, полусорочины и в сорочины в Чудов монастырь на стол братии по 5 руб. Нищим и в тюрьмы и богадельни роздано в разное время более 70 р.; в Тиунскую избу подначальным церковникам около 5 рублей.

Поминовение в годовщину справлялось два года при меньших расходах. На целый годовой помин выдавалось по 1 руб. в храм.

Впис, вписание в синодики на вечный помин выдано: в Андреевский монастырь 10 руб., в Молчинскую Путивльскую пустынь 10 руб., да на строение 15 руб. По заветному письму покойного в Новодевичь монастырь 10 руб.

Время от времени выдавалось и в иногородние монастыри и церкви на поминовение. В особенности много роздано по указу патриарха в Киевские монастыри на вечный помин покойного; всего 500 золотых и 200 ефимков (талеров.)

Карион Истомин в 1677 г. упоминается, как дьякон Путивльского Молчинского монастыря, которому на поминовение по Епифании Славинецком было дано 20 алт., т. е. 60 коп. Несомненно, что эта выдача может свидетельствовать о старом знакомстве Кариона со знаменитым дидаскалом. Затем Карион в Москве обучается в школе Лихудов, потом иеродиаконом получает должность справчика Печатного Двора. В 1687 г. занимается по поручению патриарха учением патриарших маленьких певчих, говорить им же сочиненные поздравительные праздничные орации и продолжает это занятие и в следующие годы.

В 1692 г. он издал Лицевой букварь, весьма любопытный по изображениям всяких бытовых предметов, с нравоучительными стихотворениями. По-видимому, он был пиит и стихами воспевал царевну Софию в 1681 г., которых существует целая книга.

Сохраняется также его поэма на брак царя Петра с Евдокиею Федоровной Лопухиной, сочиненная в 1689 г. Это был предшественник Тредьяковскому. Он скончался иеромонахом в 1722 г. Его надгробие находилось в южной стене храма Чуда Михаилова. Возле него в той же стене существует надгробие юродивого Тимофея Архипова, проживавшего у царицы Прасковьи Фед. 28 лет и всегда встречавшего у ней царевну Анну Ивановну восклицанием: «Дон, дон, дон, царь Иван Васильевич!» что будто бы предзнаменовало, что она будет царствовать и уподобится своему предку Ивану Грозному по жестокости управления под властью Бирона.

С учреждением вместо Синодального управления самостоятельной Московской епархии, Чудов монастырь по указу св. Синода, 23 июля 1774 г., отдан в полное распоряжение и владение для жительства епархиальному архиерею с наименованием кафедральным монастырем.

Первым епархиальным архиереем был Иосиф (Вичанский). Он вскоре помер (в 1745 г.) в Донском монастыре, где проживал, но погребен в Чудовом монастыре.

Второй архиерей Платон Малиновский (1748–1754 г.) первым поселился в палатах Чудова монастыря. С ним же в особых покоях поместилась в Чудовом и Духовная Консистория, бывшая Дикастерия. Его управление по внутренним делам примечательно тем, что, сам малоросс, он наполнил Чудов монахами и служащими все из малороссов и основал Чудовской хор певчих, собранных по всей Москве и по иным городам, особенно в ближних к Малороссии.

Он погребен также в Чудове монастыре, рядом с предместником в церкви Чуда Михаила.

Третьим Московским архиереем был митрополит Киевский Тимофей Щербатский (1759–1767 г.). Погребен с предместниками в церкви Чуда.

Четвертым был Амвросий Зертис-Каменский (1768–1771 г.), убиенный в Донском монастыре толпою бунтовавшей черни во время мора. Он и погребен в Донском же.

Пятым Московским архиепископом был знаменитый Платон Левшин (1775–1811 г.).

До того времени, начиная от времени Петра Великого и, быть может, еще от патриарха Иоакима, все архиерейские и архимандричьи должности занимали только люди ученые из малороссов, т. е. по преимуществу из Киевской академии. Это было неотменным правилом и только по указу императрицы Елизаветы, 1754 г. апр. 17, было, наконец, разрешено представлять на эти должности и великороссов. Платон Левшин был из числа первых великороссов, занявших архиерейские места. В течение 36 лет его управления монастырь во всех частях получил полное обновление и должное устройство. При нем с 1775-го по 1778 год Архангельская церковь возобновлена стенным письмом с позолотою; иконостас и образа поновлены и к церкви приделаны три каменные крыльца. Алексеевская церковь также поновлена лепными клеймами с позолотою и серебрением; в ней устроено и место архиерейское и хоры разные вызолочены. На церквах 10 глав и 10 крестов вызолочены, крыши покрыты белым железом; сделано парадное готическое крыльцо на каменных столбах с папертью.

Колокольня каменная построена вновь. Братские кельи – иные вновь сделаны, другие переделаны; против палат устроен сад с колодцем. Близ монастыря вновь построен конюшенный двор. Построен Архиерейский дом на 44 саженях о двух этажах с великим в нем убором и с церковью Петра и Павла.

Ивановская площадь

Так называемая Ивановская площадь, получившая свое имя от колокольни Ивана Великого, в XVI и XVII ст. занимала ровно половину той местности, которая при вел. князе Иване Калите под именем площади простиралась от самых Великокняжеских хором до первоначальных стен города, существовавших на месте Малого (Николаевского) дворца. В то время на этой обширной площади с северной ее стороны святой Петр митрополит заложил Успенский собор, а при Иване Третьем на той же площади была построена Грановитая палата. По самой середине этого пространства Иван Калита поставил колокольню с церковью Иоанна Лествичника, что под Колоколы, которая в 1505–1508 гг. была выстроена снова на старом месте и, несомненно, против прежнего в более обширных размерах. Этот храм стали прозывать Иваном Святым, а когда была выстроена еще более высокая колокольня, при Годунове в 1600 г., Иван Святой стал именоваться Иваном Великим[89]89
  В своем месте мы привели свидетельства, что именем Великий в старое время прозывались вообще особенно высокие храмы и притом деревянные («Черты самобытности в Русском зодчестве», отдельное издание Кнебеля. М., 1900 г.).


[Закрыть]. Это серединное здание на древней площади, увеличенное постройкою возле него в 1543 г. еще новой обширной колокольни, с храмом Воскресения, отделило как бы стеной соборную половину площади от ее другой половины, простиравшейся к Спасской улице и обстроенной вокруг княжескими и боярскими дворами, а впоследствии с южной стороны и Приказами. Эта другая площадь, как упомянуто выше, начиналась от храма Николы Гостунского, против угла Малого дворца, и простиралась до колоколен Ивана Великого, которые величаво господствовали над всею площадью и потому присвоили ей название Ивановской площади.

Впереди колоколен на площади на всей красоте стоял небольшой храм Черниговских чудотворцев, князя Михаила и его боярина Феодора, построенный при Иване Грозном, как описано выше.

С правой стороны, идя от Спасской улицы, выступала на площадь другая церковь, меньшего размера, с первобытною колокольницею на одном столбе. Это был храм муч. Христофора, примечательного тем, что^ он изображался с песьею головою. Церковь по местности именовалась что у Чудова монастыря и что у Холопья приказа. До 1651 г. она была деревянная, а в этом году построена каменная.

Во время крестных ходов и в особенности в Вербное воскресенье, когда совершалось шествие на осляти, а также во время приема знатных иноземных послов Ивановская площадь по всей ширине покрывалась несметным множеством народа и стоявшими по пути стрелецкими полками.

Водил осля собственноручно и царь Петр Алексеевич, когда ему было только 13 лет. Это было 12 апреля 1685 года. После совершения на Лобном месте действа цветоносия и раздачи всем вербы патриарх Иоаким «всел на осля и пошел к собору в Кремль, а Великие государи Иоанн Алексеевич и Петр Алексеевич, в порфирах и диадимах и в Мономаховых шапках, изволили в то время у ослятя узду принять по конец повода и вести в город к соборной церкви. Посреди повода держал и осля за ними вел боярин Петр Иванович Прозоровский».

Большим любителем торжественных выходов и шествий был молодой царь Федор Алексеевич, так что и приведенное шествие царей, державших на поводу осля, совершилось не столько по желанию самих царей, сколько по заведенному порядку при царе Федоре.

Относительно Ивановской площади опишем крестный ход на воду 6 января 1680 г. Перед Великим государем от Успенского собора шли окольничие, думные и ближние люди, стольники, стряпчие, дворяне, дьяки, в золотах (в золотных одеждах), наперед с нижних чинов, по три человека в ряд. «А за вел. государем шли царевичи (служебные), бояре, думные дворяне; за ними шли гости (купцы) в золотах, а за теми золотчиками шли стольники, стряпчие, дворяне, жильцы, которые были не в золотах. А около его государева пути, по обе стороны, шли полковники и головы стрелецкие, в бархатных и в объяринных ферезеях и в турских цветных кафтанах. А около тех всех чинов шли Стремянного Приказу стрельцы, в один человек, в цветных нарядных кафтанах, с золочеными пищалями… А на площади меж соборных церквей Успения и Благовещения и Архангела Михаила и по обе стороны пути до Мстиславского двора и на площади, что меж церкви кн. Михаила Черниговского и Чудова монастыря (т. е. на самой Ивановской площади), стояли, устроясь, разных Приказов стрельцы и стольники, с знаменами и с барабанами и со всем ратным строем, в цветном платье.

Да на площадях же, что от Посольского приказу к Мстиславскому двору, где были преж сего Приказы, и против Посольского приказу у Ивановской колокольни (Альбом видов, № XVII) и по стороне церкви Черниговского чудотворца, и от той церкви по площади к Чудову монастырю, и перед Мстиславским двором, от дороги, которою ходят на Москву-реку, к церкви Николая чуд. Гостунского (т. е. по всей Ивановской площади), поставлены были большие галанские и полковые пищали; а около тех пищалей поставлены были решетки резные и точеные, и писаны розными красками, а у пищалей стояли пушкарские головы с Пушкарским чином, с знаменами, в цветном платье…»

Мы упоминали выше, что крестные ходы на Москву-реку совершались до постройки новых Приказов по улице мимо Мстиславского двора, а потом, когда были выстроены Приказы, в их ворота, выходившие на продолжение той же улицы вниз под гору.

По освящению воды во иордани крестный ход и государь возвратились тем же путем в Успенский собор, к литургии. Тот же порядок шествия совершался и в последующие годы, когда нередко присутствовал только один из двух царей, царь Иван Алексеевич.

Но в 1690 г. на этом иорданном освящении воды присутствовал и царь Петр, вероятно, с желанием показать торжество иноземцам, которые тогда для смотрения были поставлены на Кремлевской стене слева от Тайницкой башни – Датского короля комиссар Андрей Бутенант фон Розенбуш, с королевскими дворянами и иных окрестных государств иноземцы да Донские казаки, атаман Фрол Минаев с товарищи. Точно так же торжество было совершено в присутствии царя Петра и в 1692 г., когда для смотрения иноземцам было отведено то же место; смотрели Польского короля резидент с королевскими дворянами и другие иноземцы да Донские казаки. То же происходило в присутствии Петра и в 1694 г.; смотрели только Донские казаки.

В последний раз в XVII ст. Ивановская площадь видела торжественное шествие крестов и государя на иордань в 1696 г., когда описанным порядком справил это празднество один царь Иван Алексеевич. Вскоре, 29 января, он и скончался и с ним окончились и царские торжественные выходы на эти церковные празднества, утратив по этому случаю тот царственный блеск обстановки, который всегда сопровождал государево шествие.

Во второй половине XVII ст. Ивановская площадь была самым бойким местом в Кремле, главным образом, потому, что на ней сосредоточивалась, благодаря новопостроенным Приказам, судейская, дьяческая и подьяческая приказная служба, для всего государства, привлекавшая к делам множество всякого народа.

Мы упоминали, что от Приказов выдвигались на площадь семь длинных каменных лестниц к верхним ярусам Приказов. У этих лестниц и толпились челобитчики в ожидании прихода дьяков и подьячих или и самого судьи.

Нельзя сказать, чтобы тогдашняя служба была столько же легка и гуманна, как служба нашего времени. Государевы указы установляли неоднократно, чтобы судьи и дьяки в Приказы приезжали поранее, а выходили из Приказов попозже.

Это «поранее» и «попозже» выразилось определением, чтобы и судьи и приказные люди, дьяки и подьячие, сидели в Приказах во дни и в нощи 12 часов в сутки, именно по 6 часов с утра и до обеда и по 6 часов с вечера, после обеда; приезжать утром, в декабре, в зимнее время за час до дня, т. е. до рассвета, по нашему времени в 7½ утра; выезжать в 6-м часу дня, т. е. во втором часу или часа в два по нашему счету. Вечером приезжать в первом часу ночи, выезжать в 7-м часу, т. е. от 4 часов пополудни сидеть до 10 часов вечера. Стало быть, на обед полагалось всего часа два-три.

По указу 1680 г., окт. 26, сиденье в Приказах было ограничено шестым часом с утра и с вечера, т. е. только по 10 часов в сутки.

По указу 1648 г. было разрешено не сидеть в Приказах по субботам после обеда и по воскресеньям до обеда. Затем по Уложению Приказы закрывались с навечерия Рождества 24 дек. и по 8 января, а также в Пасхальное празднование и в воскресные и Господских праздников дни, в Сырную неделю (Масленицу), первую неделю Великого поста, Страстную и в Царские дни.

Подьячие так же, как и другие разряды служебных и тяглых лиц, распределялись на три статьи – старшие, средние и младшие; первые получали годового жалованья – 10 руб., вторые – 7 руб., третьи – 5 руб., кроме кормовых и хлебных припасов.

Службе подьячего сопутствовала неимоверная строгость в тех случаях, где касалось даже и в письме государева имени. В 1658 г., авг. 14, подьячему Ларке Александрову за прописку его государева именованья было повелено учинить у Разрядного приказа наказанье, бить кнутом.

Припомним, что в 1660 г. знаменитый Котошихин бит батогами за то, что в одной важной посольской бумаги вместо слов: великого государя – написал ошибкою только великого, а государя пропустил.

Надо упомянуть, что и другие наказанья по розыскным судебным делам происходили также перед теми Приказами, в которых вершились эти дела. Ивановская площадь таким образом время от времени оглашалась стонами и криками и воплями наказуемых.

Так, по свидетельству Желябужского, перед Поместным приказом, находившимся на краю здания Приказов, к Спасским воротам, в 1688 г. чинено наказанье Дмитрий Камынину, бит кнутом за то, что выскреб в том Приказе в тяжбе с патриархом о меже.

В ноябре 1698 г. там же чинено наказанье князю Федору Хотетовскому, бит кнутом за то, что он продал одну вотчину двум покупателям.

В 1699 г., дек. 7, по указу вел. государя, на площади перед тем же Поместным приказом была поставлена висельница и 8 числа на ту висельницу вожен по лестнице Мих. Волчков за неправое челобитье на думного дьяка на Андрея Виниюса; снятый с висельницы он был бит кнутом на козле нещадно.

1701 г., янв. 30, на площади перед тем же Приказом повешен Леонтий Кокошкин за то, что был он у приему подвод во Твери и взял 5 рублев денег.

То же происходило и перед другими Приказами. В 1684 г. перед Стрелецким Петр Кикин бит кнутом за то, что он девку растлил. В 1685 г. пытан в том Приказе и затем бит кнутом Федосей Хвощинский за то, что своровал, на порожнем столбце составил было запись и т. д.

В 1691 г. человек боярина кн. Андрея Ив. Голицына донес на него, что он, боярин, и теща его боярыня Акулина Афанасьевна говорили про царское величество неистовые слова. За ту вину боярин лишился боярства и сослан в деревню, а его теща была привезена перед Стрелецкий приказ, поставлена на нижнем рундуке и сказано ей за неистовые слова вместо смертной казни ссылка на вечное житье в монастырь на Бело-озеро.

В 1685 г. перед Московским Судным приказом князю Петру Крапоткину чинено наказание, бит кнутом за то, что он в деле своровал, выскреб и приписал своею рукою.

Хотя в том же году вышел указ, чтобы в Кремле перед Моск. Судным приказом не чинить торговую казнь, а чинить такую казнь, бить кнутом, за Спасскими воротами на площади, против рядов, однако казни на том же месте продолжались; в 1694 г. там бит кнутом дворянин Семен Кулешов за разные лживые сказки, а Земского приказу дьяк Петр Вязьмитин перед Судным приказом подыман на козел и вместо кнута бит батогами нещадно – своровал в деле.

Само собою разумеется, что в каждом Приказе в подлежащих делах происходили обычные в то время варварские пытки виновных в особых, устроенных для этой цели помещениях.

Кроме приказов, на Ивановской же площади у самой колокольни Ивана Великого была построена особая палатка, в которой, по уложению царя Алексея Мих., особо определенные подьячие, называемые площадные, совершали всякого рода крепостные акты, которые указано было писать только здесь на Ивановской площади и нигде в другом месте.

Это была Палата Крепостных Дел, как она потом и была наименована. Она прозывалась также и «Палаткою Ивановской площади» в качестве учреждения с исключительным правом совершать крепостные акты, которые так и обозначались, что писаны на Ивановской площади, почему и самая палатка скрывалась в этом общеупотребительном имени.

При Петре, указом 9 дек. 1699 г., было воспрещено писать эти акты на Ивановской площади и указано писать по Приказам, но через год, 30 янв. 1701 года, по-прежнему велено писать на площади в той же Ивановской палатке, при чем и штат подьячих был увеличен до 24 человек, особливо на то прибранных. Так продолжалось до учреждения коллегий в 1719 г.

Площадные подьячие, сидя у крепостных дел, конечно, пользовались от этих дел немалыми прибытками под видом незаконных обычных пошлин при совершении каждого акта, поэтому и большое наказание для них было, когда их «отставляли от площади». За большую вину их тут же на площади и наказывали.

В 1694 г. некто Григорий Языков своровал с площадным подьячим Яковом Алексеевым – в записи написали задними числами за 15 лет, за что подьячему, вместо кнута, учинено наказанье: бит батоги на Ивановской площади и от Площади отставлен.

Как упомянуто, Ивановская площадь всегда бывала многолюдна, а потому на ней, как и на Красной площади Китай-города, возглашались иногда кличи, своего рода публикации, по поводу каких-либо надобных дел, касавшихся общенародного множества[90]90
  В Москве в простом народе ходило присловье о крике – кричать во всю Ивановскую, которое может относиться если не к упомянутым кличам, то может быть и к колокольному звону – вовся.


[Закрыть].

Так, в 1699 г., во время свирепых розысков и казни бунтовавших стрельцов, февраля 4, Преображенские солдаты кликали клич на Ивановской площади перед Николою Гостунским, чтоб стольники, стряпчие, дворяне Московские, жильцы и всяких чинов люди ехали бы в Преображенское, кто хочет смотреть розных казней, как станут казнить стрельцов и казаков Яицких, а ехали б без опасения.

И того числа в Преображенском казнены стрельцы, а иные четвертованы, всего их казнено 192 человека.

Накануне, 3 февр., эти казни происходили и на Красной площади, в Китае, и на болоте за Москвою-рекою. На Красной площади у казни был сам вел. государь да боярин кн. Мих. Никит. Львов, также и иные прочие, замечает Желябужский.

В это беспощадное для распущенного древнемосковского жития Петровское время особенным значением и шумом отличался Разрядный приказ, как известно, заведывавший военной т. е. Дворянской, службой.

В 1694 г. перед потешным Кожуховским походом потребовалось собрать как возможно побольше ратных. С этою целью были собраны подьячие всех Приказов для ученья ратному делу; учили их конных с пистолетами, пеших с мушкетами, и в то же время ловили на площади всех помещиков, стольников, стряпчих, дворян Московских, жильцов и водили их в разряд к подписке прикладывать руки, что быть им с пистолетами в Преображенске для ратного ученья. Тогда же, в первых числах сентября, разосланы были грамоты во все окрестные ближайшие от Москвы города, в 22 города, со строжайшим приказом, чтобы все помещики до единого из своих деревень тотчас ехали в Москву к 18 числу сентября на добрых лошадях с пистолями для ратного ученья и приезд свой записывали бы в Разряде.

Можно полагать, что через неделю вся Ивановская площадь перед Разрядным приказом покрылась съехавшимися дворянами-помещиками. Поход окончился 18 октября и помещики с похвалою за службу были распущены по домам.

В 1695 г., апреля 30, закричал (на площади) мужик караул и сказал за собою государево слово, и приведен в Стрелецкий приказ и расспрашиван, а в распросе сказал, что он, сделав крылья, станет летать как журавль. По царскому указу предложение было принято.

Сделал он себе крылья из слюды, истратив на это 18 р. Начальник Стрелецкого приказа боярин кн. Троекуров с товарищами и с другими любопытными лицами вышел из Приказа и стал смотреть, как полетит мужик. Устроив крылья, мужик по обычаю перекрестился и стал мехи надувать, хотел лететь, да не поднялся, сказал что крылья сделал тяжелы. Боярин на него раскручинился. Мужик бил челом, чтоб ему сделать крылья иршеные (роде замши), на которые издержано еще 5 руб. И на тех не полетел. За то ему было наказанье – бить батогами, снем рубашку, – а деньги велено на нем доправить, продать все его имущество.

В то же время, 1699 г. февр. 9, на Ивановской площади перед Разрядным приказом были собраны все гости и посадские люди из всех слобод и сказан им указ, чтоб они выбрали промеж себя во всех слободах бурмистров и управлялись бы сами собою по выбору, а до иных Приказов им, посадским людям, дела нет.

Каждый день от раннего утра в Кремль съезжались бояре, окольничие, думные дворяне, стольники, стряпчие, Московские дворяне, жильцы, вообще служилые люди, каждый по своим делам и по своим надобностям. Приезжали они, как было повелено и как водилось, верхом на лошадях в сопровождении своих слуг, которым отдавали коней под охрану до времени возвращения домой. Таким образом, разные площади Кремля во множестве наполнялись особого рода конницею, которая вела себя очень своевольно и неистово нахально. Собравшиеся дворовые люди заводили между собою драки и брани, кричали, свистали, на лошадях скакали, заводили кулачные бои, прохожим людям дорогою пройти не давали, толкали, под ноги подшибали, подсвистывали и делали всякие задирки, издевки и наглости; особенно доставалось иноземцам – их дразнили и всячески поносили.

И все это творилось не только в отдаленных местах Кремля, но и возле соборов, у Архангельского и Успенского, где устроены были особые рундуки (помосты) для царского шествия из собора в собор. У этих-то рундуков на лошадях и пешие на самых рундуках и около Архангельской паперти, даже и на самой паперти за перилами и собирались толпы, не очень боявшиеся и Стрелецкого караула, который, унимая их от крика и шума и водворяя порядок, получал в ответ брань и угрозу побоища.

Такие бесчинства происходили у самого царского дворца, почему указом 26 апреля 1670 г. было воспрещено приезжать в Кремль со стороны Боровицких ворот к лестнице у Сретенского собора, т. е. у зданий дворца, где и становились дворовые люди с лошадьми.

Потом указом 26 февраля 1684 г. было воспрещено ставиться с лошадьми и в других местах возле дворца поблизку, именно с той же Боровицкой стороны у Красных ворот, как обозначалась известная впоследствии Гербовая башня, и у Дворцового крыльца, а также и со стороны Троицких Кремлевских ворот у дворцовых Курятных ворот.

Тогда были указаны для таких стояний с лошадьми следующие места: 1) между рундука, который протягивался от Успенского собора к Архангельскому, и Ивановской колокольни и около той колокольни; 2) на площади у Троицких ворот возле Судного Дворцового приказа и каменных Житниц и от дворцовых Курятных ворот; 3) с Боровицкой стороны возле палат Конюшенного приказа.

Повелено было стоять и ездить тихо и смирно и никаких бесчинств не делать.

При этом указ повелевал: Когда прилучится государям куда выход или поход, в то время конница должна с указанных мест, где с лошадьми стоять велено, удаляться от соборов за Ивановскую колокольню на (Ивановскую) площадь, что к Чудову монастырю и к собору Николы Гостунского и в иные места одаль от государского пути, которым цари итить изволят. При этом поведано всем с лошадей слазить и шапки с себя снимать, близко государского пути на лошадях и в шапках отнюдь не стоять.

Ослушников указа, если станут ставиться не в указных местах и меж собою учнут драться, браниться, кричать, кулачные бои заводить, свистать и сторонних людей задирать, или чем их дразнить и всячески поносить, всех таких ослушников повелено забирать в Стрелецкий приказ и чинить им жестокое наказанье и торговую казнь.

Правом въезжать в Кремль, но неотменно верхом на лошадях, пользовалось только сословие служилое, собственно военное, как потомок прежней Великокняжеской дружины, теперь превратившейся в государев Двор, в дворянский чин. В колымагах, в каретах или зимою в санях въезжали в Кремль только старики, которые не могли сидеть на лошади. Другим чинам совсем не дозволялся и верховой въезд.

По указу 9 января 1654 г. из подьячих дозволено въезжать, только старым заслуженным первых статей и только по три человека из каждого Приказа, но и те должны были летом слезать с лошадей, зимою выходить из саней: въезжавшие в Спаские ворота – у Крутицкого подворья; в Никольские – у Духовицкой палаты, близ Чудова монастыря, а в Троицкие и Боровицкие – останавливались у самых ворот и от тех мест ходили пешком.