Текст книги "История города Москвы. От Юрия Долгорукого до Петра I"

Святые ворота, что ходят на патриархов двор, были наново расписаны настенным письмом с сусальным золотом и киноварем и перекрыты; в них помост выложен большими камнями и далее до Успенского собора, около которого также устроен деревянный помост из струговых досок, как и на дворе патриарха.

Нововыстроенная Крестовая с лица была также расписана по кирпичам, на что употреблено пуд сурику и 7 ведер сусла. Внутри ее пол был выстлан вместо прежнего глиняного синего кирпича дубовым кирпичом (паркет), которого употреблено 700 штук. Такие кирпичи делались квадратами от 6 до 8 вершков, толщиною в 2 и 3 вершка.

В Золотой палате была поставлена печь ценинная из синих изразцов, и около печи устроена медная решетка.

Какое назначение имела эта Золотая палата, неизвестно. Но едва ли она была приемною; вероятнее всего она носила имя Золотой по поводу производившихся в ней работ мастеров золотого и серебряного дела и называлась прежде, как упомянуто, Серебряной палатой.

Из приведенных сведений видим, что патр. Иосиф был не только усердным строителем, но и много заботился вообще о красивом устройстве своего двора.

15 апреля 1652 года помер патриарх Иосиф; на его место царь Алексей Михайлович уже думал избрать новгородского митрополита, достопамятного Никона, который в это время по повелению государя путешествовал в далекий Соловецкий монастырь для перенесения в Москву мощей св. Филиппа митрополита.

Св. мощи были с торжеством перенесены в Москву 9 июля того же года, а затем 22, по другим указаниям 25 того же месяца, т. е. всего через две недели, Никон был избран на патриаршество без жеребья, как искони водилось, а только по желанию государя, против чего Никон упрямился, не хотел ставиться без жребия, но был упрошен государем, оказавшим ему по этому случаю великое внимание. Павел Алеппский по этому поводу упоминает, что Никон тогда лишь согласился принять патриаршество, когда было постановлено, что царь отнюдь не будет заниматься делами церкви и духовенства, как это было при Филарете, при прежних царях. С этого времени по царскому указу слово его стало решающим, и никто не смел противиться ему.

Другой современник, дьякон Благовещенского собора Федор Иванов, свидетельствует также, что еще в начале поставления царь запись ему дал своею рукою, «еже во всем его послушати и от бояр оборонить и его волю исполнять».

15 августа, в день празднования Успению Б-цы, государь поднес ему на золотой мисе золотую митру-корону, вместо обычной до того времени патриаршей шапки, опушенной горностаем, еще образ св. Филиппа митрополита да братину золоту. В тот же день государь пожаловал новому патриарху Цареборисовский двор в доме Пресв. Богородицы. Патриарший двор и в прежнее время пользовался помещениями Цареборисовского двора. При патриархе Филарете Никит. в 1626 г. там находились патриаршие капустные погреба.

Нет сомнения, что еще прежде Никон обратил внимание государя на этот опустелый двор, представляя ему, с какою бы пользою этот пустой двор, присоединенный к патриаршему двору, мог послужить к большему простору и устройству патриаршего ведомства.

И действительно, недели через две после Успенского праздника на этом дворе начались уже строительные работы. 2 сентября извозчики уже навозили на Борисовские двор к каменному делу 141 тысячу кирпича, а каменщики стали сооружать ворота на этот двор с патриархова двора.

Затем перенесены были на новый двор конюшни, стойла и ясли и построены на нем новые житницы и новые хоромы готовые, перевезенные из патриаршого Новинского монастыря. По случаю разных переделок и обновлений в самом каменном доме Цареборисовского двора упоминаются некоторые его части, именно сени, покрытые шатром с яблоком на его верху; у них над передним крыльцом сделан чердачок; большая палата и позади ее малая палатка, средняя палата, золотая палата, названная так вероятно уже в это время по поводу производимых в ней работ серебряного и золотого дела, для чего в ней были устроены горны и в 1653 г. два больших стола, один в 4, другой в 3 саж:., и две скамьи по 2 саж. Однако в этой же подате в 1653 и 1654 годах старец Арсений грек сидел у книжной справки и переводил книги с греческой грамоты на русскую и писал книгу греческую патриарху.

Как упомянутые, так и другие Борисовские палаты устроивались вообще для новых потребностей патриаршего ведомства; поэтому в них проделывали, где было надобно, новые окна, заделывали двери и т. п.

В нижних палатах была устроена богадельня для нищих и больница, в которой поставлена изразцовая печь из изразцов 130 больших, 15 долгих и 15 городочков. Кроме устройства старых, было построено и несколько новых палат для патриарших детей боярских, его служебников и для разных хозяйских потребностей. Но главным началом всех работ на Цареборисовском дворе служила постройка новой церкви.

Приписывая, быть может, свое неимоверное благополучие в патриаршем сане молебному покровительству св. Филиппа митрополита, Никон, в ознаменование своей блогочестивой мысли, задумал соорудить на месте храма Соловецких чудотворцев и на меже Борисовского двора новый каменный храм во имя апостола Филиппа, тезоименитого Московскому святителю.

Так как Борисовский двор стоял рядом с патриаршим, выходя на площадь к Ивану Великому, где находились и его ворота, то патриарх для новой церкви занял и часть Борисовского двора, лицевую сторону с патриаршими палатами, что против Успенского собора, где ныне стоит храм Двенадцати Апостолов.

В том же сентябре 1652 г. на этом месте уже копали рвы и сваи набивали под постройку церкви; следовательно, церковная постройка началась тоже через две недели после Успенского праздника.

В октябре и по зимнему пути стали возить к церковному делу строительный материал 14 600, а потом 100 тысяч кирпичу, 1000 бочек извести, 3000 коробов песку. Однако закладка храма была совершена только в начале августа (9 числа) 1653 г., когда сам патриарх пел молебен на каменном деле и на церковном окладе. Вообще, строение по какому-то случаю производилось довольно медленно, так что оно было окончено только летом 1655 г., а уборка глав и кровли происходила осенью этого года, когда кровля была покрыта медными золочеными досками, и на пяти главах поставлены медные золоченые кресты[118]118
  Здесь в изданных Материалах для Истории Москвы, ч. I, 230, 231, как оказалось, сведения о церкви Филиппа отнесены ошибочно к церкви Трех Святителей.


[Закрыть].

Под церковью были устроены ворота, быть может, на том самом месте, где находились ворота Борисовского двора. При церкви была также выстроена колокольница в 1656 году. День освящения церкви нам неизвестен.

24 февраля 1656 г., на первой неделе Великого поста, Никон уже служил в новой церкви литургию и приобщался св. Таин.

Настенное письмо во всей церкви производилось уже летом и в августе этого года, для чего был куплен большой запас разных красок: слишком 4 пуда голубцу, 10 пудов лазори цветной, 6 пудов черлени слизухи, 6 пудов вохры слизухи, 5 пудов черлени немецкой, 10 пудов празелени, 3 пуда киноварю, 5 пудов черлени псковской, всего на 256 рублей.

В 1658 г. иконописцы писали на воротах и у внешних сторон на церкви стенное письмо.

Перед церковью апостола Филиппа в то же время (1654–1655 годах) патриарх строил свою новую Крестовую палату меньшего размера против старой. Эта палата в первое время так и именовалась своею новою Крестовою, как это неоднократно записано в «Книге Записной облачениям и действам патриарха» [119]119
  Рукопись Синодальной Библиотеки, № 93.


[Закрыть].

В этой Записной книге находим, между прочим, следующие строки: «Декабря 21 (1655 г.) Государь патриарх поиде к литургии из своея Крестовые палаты… После литургии Антиохийский патриарх Макарий поднес Никону клобук белый греческого переводу, а Сербский патриарх Гавриил поднес ему шапочку греческую… И поиде Государь патриарх в свою Крестовую палату, а перед ним, Государем, шли поддьяконы и подьяки – все в золотых стихарях, а пели стихи розные постанично все вместе… А пришед в новую свою крестовую палату юж сам устроил и пожаловал Государь святейший патриарх своего Государева архидиакона и дьякона черного греческими клобуками и камилавками».

Палата была покрыта особою кровлею, след. не была в связи с другими палатами. Однако через сени она соединялась с построенными в том же 1655 г. новыми брусяными хоромами для житья самому патриарху.

В 1655 г. в этой новой Крестовой на дверях и окнах расписаны травы и повешено большое медное паникадило. В той же палате в 1658 г. написаны лучшими мастерами новые иконы, писали Симон Федоров (Ушаков) и Федор Козлов. Вопреки установившемуся сведению, что патриарх Никон построил доныне существующую Крестовую (Мироварную) палату и весь Синодальный дом, приведенные свидетельства указывают, что Никоном была построена особая Крестовая для своих хором, по размеру, как упомянуто, меньшая, почему впоследствии (в 1672 г.) старая Крестовая обозначалась именем Большой Крестовой, а новая и в описи Домовой Казны Никона названа Малою. В эту новую Крестовую Павел Алеппский входил по двум лестницам, почему с достоверностью можно предполагать, что эта Крестовая находилась в третьем этаже нового здания перед новою же церковью (ныне 12 Апостолов), где впоследствии помещалась Ризница.

На своем старом патриаршем дворе патриарх обновил церковь Трех Святителей, которая стояла особно и имела одну главу. При ней была устроена в 1656 г. и колокольница, вероятно на стене какой-либо палаты, покрытая кровлею в 1658 г. Закомары под главою покрыты белым железом, спаянным оловом. Церковь была устроена теплою и вновь расписана настенным письмом, для которого куплено 5000 листов сусального золота. В ней было устроено, как и в Крестовой палате, особое патриаршее место. За церковью сделан очаг для составу и варения св. мира.

Проломаны двери из паперти Трех Святителей в старую Столовую палату и сделана всхожая лестница. Обновление храма производилось постепенно в течение 1654–1658 гг.

На дворе в эти же годы построены новые палаты – скатертная, отдаточная и другие. В 1654 г. кузнецы делали патриарховы домовые часы (башенные).

Во всех новых палатах и в брусяных кельях, теперь по-новому, вместо слюдяных окончин, были устроены окончины стекольчатые. В других хоромах употреблены слюдяные.

От площади патриаршие палаты отделены перегородкой; а внутри двора от новой хлебни по старую Столовую поставлен острог, род тына, отделявший патриархов двор от государева: двора.

Патриарший двор, как упомянуто, был соединен с царским Дворцом переходами.

При Никоне государь построил в 1654 г. переходы и в Чудов монастырь с Борисовского двора через улицу Никольскую, ширина которой в этом месте не превышала 3 саж. Сообщение царского Дворца с Чудовым монастырем потребовалось по случаю начатого дела об исправления церковно-служебных книг, так как в палатах монастыря должны были происходить заседания и совещанья по этому делу. В монастыре жил в 1658 г. старец Епифаний, который тогда перевел патриарху докторскую книгу.

С патриаршего двора был устроен всход на эти переходы, которые следовательно проходили мимо всех построек на этом дворе. Переходы прозывались обыкновенно Чудовскими.

При патриархе Никоне стоявшая стена об стену с царским Дворцом старейшая патриаршая церковь Ризположения была отделена к дворцовым зданиям (после 1653 г.) и именно к хоромам царицы и царевен, терема которых высились и перед этою церковью и перед западными вратами Успенского собора, как и перед палатами патриаршего двора. С этого времени паперть Ризположенской церкви сделалась необходимою проходною галереею, переходами в Успенский собор для женской половины царского семейства, всегда выходившей к молению и к службам в скрытности от народных очей.

Как упомянуто, терема царицы и царевен высились и перед патриаршими палатами, поэтому Никон, выходя из своих палат в собор, в западные его врата, и возвращаясь из собора теми же вратами, каждый раз останавливался в этом проходе, поднимал вверх к теремам свои взоры и, отдав посох архидиакону, благословлял по направленно к Верху, т. е. к окнам теремов, затем кланялся до земли, благословлял вторично и, вторично сделав поклон, уходил в свои палаты. Так же поступал и пребывавшей тогда в Москве Антиохийский патриарх Макарий каждый раз, когда проходил в собор западными вратами и когда затем возвращался в патриарховы палаты. Так поступали и все архиереи, воздавая должный почет государыне-царице, которая всегда смотрела на проходящих из своих стеклянных окон, но не открытых, чего не подобало, а скрытно сквозь разрисованные в окнах травы.

Само собой разумеется, что в этом смотрении участвовал и весь женский чин государевой семьи и со всеми комнатными боярынями. Окна царицыных и царевниных теремов высились перед западными вратами собора именно для той цели, чтобы видеть совершаемые из этих ворот торжественные крестные ходы и молиться вместе со всем народом.

Приведенные выше отрывочные сведения об устройстве патриаршего двора при Никоне, собранные нами из официальных записей, дополним общим описанием всех новых построек Никона, составленным очевидцем, архидиаконом Павлом Алеппским, который 22 декабря 1655 года присутствовал при самом новоселье в этих постройках.

«Должно знать, – говорит архидиакон, – что теперешний патриарх Никон имеет большую любовь к возведении построек, памятников и к (церковному) благолепию. В бытность свою архимандритом монастыря Спаса, т. е. Спасителя, что близ этого города, он своими стараниями перестроил с основания как великую церковь, так и кельи, окружную стену и все башни. Также, когда он сделался митрополитом Новгорода, то воздвиг там прекрасные здания; а, сделавшись патриархом, строил для себя патриаршие кельи или, лучше сказать, палаты, не имеющие себе подобных во всей стране Московской… Знай, что здешний патриарший дом существует с очень древних времен, со времени св. Петра, первого митрополита Московского. Он мал, тесен и не имеет двора; над ним высятся палаты царицы (архидиакон не знал, что существует обширный двор за палатами). Нынешний патриарх, любя строить и обновлять, выпросил у царя двор, находящийся близ патриаршего дома, с северной стороны собора (Цареборисовский). Царь подарил его, и патриарх приступил к возведению на нем огромного, чудесного здания. Его строили немецкие мастера. В нижней части здания патриарх устроил семь Приказов, печь и огромную кухню, дабы тепло поднималось на верх. Лестница, весьма красивая, устроена насупротив старого пути к собору, где патриарх всегда останавливался и благословлял палаты царицы. Наверху он выстроил диван (приемную палату[120]120
  Это, по всему вероятию, новая Крестовая, о которой мы упоминали выше.


[Закрыть]) и сделал от нее проход со стороны царицынских палат, по которому иногда втайне проходит; и еще проход по направлению к своим прежним кельям. Внутри этой палаты он устроил маленькую церковь во имя новых московских святых, митрополитов Петра, Алексия, Ионы и Филиппа, коих велел написать над ее дверью, а в церкви написать портреты шести патриархов, бывших со времен Иеремии Константинопольского: первый из них Иов, затем Герман (Ермоген), Герасим (Игнатий) Филарет, Иоасаф и Иосиф. Свой же портрет, точь-в-точь как он есть, велел написать после тех, ибо он седьмой патриарх. Он весьма украсил эту церковь и большей частью слушает службу в ней. Эта палата (старая Столовая) имеет огромные с решетками окна, выступающие из здания и выходящие на царицыны палаты. Из нее выходишь в другую большую палату (сени), где ждут приходящие к патриарху, пока он разрешит им войти. Отсюда входишь в огромную палату (ныне Мироварную), которая поражает своей необыкновенной величиной, длиной и шириной; особенно удивителен обширный свод без подпор посередине.

По окружности палаты сделаны ступеньки, и пол в ней вышел наподобие бассейна, которому не хватает только воды. Она выстлана чудесными разноцветными изразцами. Огромные окна ее выходят на собор; в них вставлены оконницы из чудесной слюды, украшенной разными цветами, как будто настоящими; с другой стороны окна выходят на дверь старого патриаршего дома. В ней, подле двора, сделан огромный каптур (печь) из превосходных изразцов. Все сооружение скреплено железными сваями с обеих сторон. Никон назвал эту палату Христоб (Крестовая), т. е. христианская палата. Внутри этого помещения есть еще покой, который служит нарфексом (притвор, паперть) большой прекрасной, весьма высокой церкви, устроенной патриархом в честь святой Троицы и выходящей на площадку Чудова монастыря (апостола Филиппа, ныне Двенадцать Апостолов). На верху этой церкви сделаны (хоры) и в нарфексе ее три прохода с лестницами: по одному патриарх стал ходить в собор, ибо он насупротив северных дверей его; другой ведет на новый двор, третий, выше этого помещения, представляет лестницу, ведущую на верх здания, где патриарх построил еще две церкви и кельи для дьяконов, откуда открывается вид на весь город. В углу Крестовой (новой) палаты есть дверь, ведущая к новому деревянному строению с многочисленными кельями, кои идут одна за другой и назначены для зимнего помещения, ибо жители этой страны не любят жить в каменных домах, потому что, когда печи в них истоплены, то ударяет в голову и причиняется головная боль. По этой причине непременно строят для зимы подле каменных деревянные дома и по всему зданию закрытые проходы. Все двери таких помещений бывают обиты зеленым сукном.

Словом, это здание поражает ум удивлением, так что, быть может, нет подобного ему и в царском дворце, ибо мастера нынешнего века, самые искусные, собранные отовсюду, строили его непрерывно целых три года. Мне рассказывали архидиакон и казначей патриарха, что он истратил на это сооружение более 50 000 динаров (рублей), не считая дерева, кирпича и пр., подаренных царем и государственными сановниками, и того, что большая часть рабочих были его крестьяне».

Необходимо заметить, что в своем описании архидиакон не различает да и не мог различить старых построек патриаршего обиталища от новых, возведенных Никоном, и описывает те и другие, так сказать, в общей сумме, как это выясняется и во всех его строках. Таким образом, и представляется как бы несомненным, что Никон построил целиком весь Патриарший Дом, во всех его частях. Между тем Никон построил только церковь (ныне 12 Апостолов) и перед нею две трехэтажные палаты, из которых в одной, в третьем этаже, устроил свою Крестовую. Это сооружение примкнуло к крыльцу Старой Крестовой палаты, где ныне лестница на верх, и отличается от старой постройки тем, что толща ее стен имеет 1½ аршина, а толща стен упомянутой Крестовой имеет 3 аршина.

Не совсем правильно описан Патриарший Дом и покойным архитектором А. А. Потаповым (Древности М. Археол. Общ., т. XIX, вып. 2-й).

Он, следуя указаниям Снегирева, утверждает, с. 72, что «старый патриарший дом был за церковью Ризположения, которая и именовалась патриаршею». Это Снегиревское сказание и послужило источником многих неправильностей в разъяснении различных частей Патриаршего дома. На 74 и 76 с., не имея прямого сведения о церкви Трех Святителей, автор смешивает показания о ней с новою церковью, т. е. с церковью, которую строил патр. Никон во имя ап. Филиппа. На с. 75 он повторяет сказание Снегирева, что старый патриарший двор издревле существовал около церкви Ризположения, и указывает ему место «на северной стороне от Теремного дворца и будто бы параллельно ему», присовокупляя, что этот старый двор был расширен при патр. Филарете чего, однако, не было и никаких свидетельств на это не существует. Но автор на той же странице говорит уже о перенесении двора на новое место. Это новое место оказывается там, где стоит корпус старой Крестовой (ныне Мироварной), который принадлежит к самым старым постройкам двора и составляет часть именно старого двора, к которой примкнула и новая постройка Никона с церковью 12 Апостолов.

Однако автор на с. 76 прямо говорит, что эта Мироварная и «была Крестовая патр. Никона», т. е. новое его сооружение, и делит вообще весь двор патриархов на старый и новый.

Для старого двора автор отделяет только старую Столовую и церковь Трех Святителей, стоявшую на западном краю двора, по соседству с дворцовыми зданиями, именно с хоромами царевен.

Новый двор, т. е. здание Никоновской постройки, по уверению автора, суть и доныне существующий весь корпус, оканчивающийся к востоку церковью 12 Апостолов, между тем как западная половина корпуса с Мироварною палатою принадлежит, как упомянуто, к самым старым постройкам.

Вообще, разъяснения Потапова требуют значительного исправления.

«Это редкостное сооружение, – продолжает архидиакон, – было окончено постройкой и омеблировано на этой неделе, но Никон до сих пор не переходил в него. Причина этому та, что в этот день, пятницу 21 декабря, случилась память преставления св. Петра, первого митрополита Московского, мощи которого находятся в алтаре (собора). Московиты имеют обыкновение весьма благолепно праздновать его память в этот день, как мы упомянули раньше и как видели теперь, – торжественнее, чем праздник Рождества. Патриарх обыкновенно устраивает у себя после обедни большую трапезу для царя, его вельмож и всего священного чина. Случилось, что теперь были окончены его новые палаты; но так как память святого пришлась в этот день, пятницу, когда не позволяется есть рыбу, а у них пиршества не устраиваются и не могут быть роскошны без рыбы, то празднование святому отложили до следующего дня, т. е. до субботы. Никон дал знать нашему владыке патриарху, чтоб он приготовился служить в этот вечер вместе с ним всенощную в соборе, а завтра, после обедни, пожаловал бы к нему на трапезу в новые палаты.

Вечером, по обычаю, было совершено малое павечерие, а после 8-го часа ночи прозвонили четырекратно в большой колокол. Мы вошли в церковь в 9-м часу. Пришли в церковь царица и царь…

Служба была большая, продолжительная и торжественная. Мы вышли из церкви лишь при восходе солнца, умирая от усталости и стояния на ногах от 9-го до 16-го часа. В эту ночь мы столько натерпелись от сильного холода и стужи, что едва не погибли, особливо потому, что стояли на железных плитах: Бог свидетель, что душа чуть не покинула нас. Что касается меня, бедного, то я хотел выйти и убежать из алтаря, но не мог, ибо царь стоял перед южными дверьми, а царица перед северными, так что поневоле пришлось страдать. Когда я вернулся в свое помещение, Бог свидетель, что я в течение трех дней был совершенно не в состоянии стоять на ногах, хотя бы их резали железом. Я погружал их в нагретую воду и совсем не чувствовал тепла, а вода охлаждалась. В таком положение, страдая болью в ногах, я оставался, Бог свидетель, в продолжении почти двух месяцев. Но на все воля Божья! Что это за всенощные и бдения! Более всего нас удивляло, что дети и малютки, и притом не простолюдинов, а вельмож, стояли с непокрытою головой, неподвижно и не шевелясь, как статуи. Какая выносливость! Какая вера! Вот нечто из того, что мы могли бы сказать о всенощных бдениях в стране Московитов, известных всюду.

Спустя час после нашего выхода из собора зазвонили в колокол, и мы опять вернулись туда измученные, умирая от усталости, дремоты и холода. Оба патриарха облачились, и с ними в этот день облачились три архиерея и десять архимандритов в митрах, двенадцать иереев монашествующих и мирских, двадцать взрослых дьяконов и более двадцати анагностов и иподьяконов: всех вместе с обоими патриархами и Сербским архиепископом было более семидесяти служащих на алтаре. Пришла царица, а после нее царь. Во время выхода священники выносили покров с мощей св. Петра, похожий на плащаницу: он весь расшит золотом и жемчугом, и на нем изображен святой, как он есть, в облачении полиставрия (крестчатом). Когда кончилась обедня, и мы сняли облачения, оба патриарха вышли к царю, чтобы его благословить. Царь, взяв за правую руку нашего учителя, повел его к царице, чтобы он ее благословил. По уходе царя опять затворили двери церкви, пока царица, как в тот день, прикладывалась, по обычаю, после чего она удалилась. Тогда все дьяконы, поя, пошли со свечами впереди патриарха, пока он поднимался в свои новые палаты, которые открыл, поселившись в них в этот день. Когда он вступил в них, к нему подошел сначала наш владыка-патриарх и поднес ему позолоченную икону Трех Святителей и большой черный хлеб с солонкой соли на нем, по их обычаю, поздравил его и пожелал ему благополучия в его новом жилище, после него подходили архиереи и сначала поднесли позолоченные иконы имени своих кафедральных церквей, а потом хлеб-соль, большие золоченые кубки, несколько кусков парчи и бархата и пр., при чем делали поклон. За ними подходили настоятели монастырей и даже их уполномоченные, проживающие в их подворьях в городе, именно уполномоченные отдаленных монастырей. Также подносили ему подарки царевичи. Затем подходили городские священники, купцы, сановники государства, ремесленники и подносили кубки, сороки соболей и пр. Но Никон от всех, за исключением архиереев и игуменов, принимал только иконы и хлеб-соль. Была большая теснота. Наконец, патриарх послал пригласить царя к своему столу. Царь, войдя, поклонился патриарху и поднес сначала от себя хлеб-соль и сорок соболей высшего сорта и тоже поднес от имени царицы и своего сына, три хлеба и три сорока от своих сестер, и тоже от своих дочерей; всего 12 хлебов и 12 сороков соболей. В это время патриарх стоял на переднем месте палаты, царь же сам ходил к дверям и подносил упомянутые подарки собственноручно, принимая на себя немалый труд, крича на бояр, которые держали их, чтобы они подавали ему скорее; он казался слугой, и – о удивление! – когда подносил подарки от себя, то поклонился патриарху, говоря: «Твой сын, царь Алексей, кланяется твоей святости и подносит тебе…» Также, когда подносил подарки от царицы, назвал ее, и тоже при поднесении остальных подарков. Что это за смирение, которое мы, стоя тут, видели в этот день! Разве нельзя было тебе, царь, слава своего века, стоять на своем месте и приказывать слугам, чтобы они приносили тебе подарки? Но ты сам ходишь за ними да увековечит Бог твое царство за великое твое смирение и за приверженность к твоему патриарху. В правой руке царь держал черный посох с двумя маленькими разветвлениями.

После этого патриарх поклонился ему и извинялся, выражая свою благодарность; затем посадил его за (особый) царский стол, который раньше один из бояр уставил золотыми сосудами, наподобие чаш, солонками, кувшинчиками с уксусом и пр. Стол этот стоял в углу палаты, подле двух окон, выходящих одно на собор, другое на Чудов монастырь. Близ него, слева, был поставлен другой стол для патриарха, а подле – большой стол, который занял остальное пространство на этой стороне, обращенной к собору; за ним посадили всех бояр и сановников государства. Нашего учителя посадили за особым столом справа от царя и подле него Сербского архиепископа. Грузинского царевича посадили близ них в этом переднем месте, также за особым столом, и близ же них трех (других) царевичей, тоже за особым столом. К каждому столу отдельно было приставлено по нескольку виночерпиев и слуг. Митрополитов, архимандритов и прочих настоятелей, соборных протопопов и священников посадили за большим столом насупротив бояр. Еще раньше, подле чудесной огромной печи этой палаты, установили большой стол, наподобие высоких подмостков, со ступеньками, покрытыми материей, на коих разместили большие серебряно-вызолоченные кубки и иные великолепные сосуды для напитков. На потолке этого помещения висели пять чудесных полиелеев (люстр); один, серебряный, висел близ царского стола, и внутри его яблока были скрыты часы с боем.

Когда уселись за стол и начали есть, пробило 6 часов дня, так что до вечера оставалось меньше часа. Обрати внимание на то, какое мучение мы претерпели в прошлую ночь и сегодня; целых 24 часа стояли на ногах без пищи! Видя, какая здесь теснота, мы пошли в свое жилище, поужинали и вернулись, чтобы поглазеть. Когда принялись за еду, один из анагностов начал читать, по их обычаю, на аналое посредине (палаты) житие святого (Петра митрополита), высоким, нежным и мягким голосом. По временам выходили певчие и пели. Но наибольшее удовольствие патриарх и царь находили в пении детей казаков, коих царь привез много из страны Ляхов и отдал патриарху, который одел их наилучшим образом, зачислил в свои служители, назначив содержание, и потом посвятил в анагносты. Они всегда имели первенство в пении, которое предпочитают пению певчих-московитов, басистому – и грудному. И пели один час, а эти после них. Когда певчие кончали, чтец продолжал житие. От начала трапезы до конца царь беспрестанно посылал нашему владыке-патриарху со своего стола блюда с кушаньем и много кубков с напитками и вел с ним беседу, выказывая к нему великое дружелюбие. Переводчиком между ними был Сербский архиепископ. Царь просил помолиться за него Богу, как Василий Великий молился за Ефрема Сирина, и тот стал понимать по-гречески, так чтобы и царю уразуметь этот язык. Вечером зажгли свечи в люстрах, и палата ярко осветилась. Затем патриарх пригласил царя и некоторых вельмож вместе с царевичами и нашего владыку-патриарха и Сербского и повел их в новое деревянное помещение. И здесь устроили большое веселье с превосходными напитками и пр. Патриарх поднес царю в подарок большой кусок Древа Честного Креста, частицу драгоценных мощей одного святого, 12 позолоченных кубков, 12 кусков парчи и пр. Затем они вышли в наружное помещение и продолжали пиршество до восьмого часа ночи.

Тогда царь поднялся и роздал всем присутствующим кубки за здравие патриарха. Выпив, опрокидывали их себе на голову, чтобы показать, что выпили здравицу до капли. Подобным образом и патриарх Никон всем дал выпить за здравие царя, при чем также опрокидывали кубки на голову, преклоняя колена перед (питьем) и после. Затем пили за царицу, их сына и прочих. Наш владыка-патриарх и прочее присутствующее встали и отправились к себе домой. Царь же оставался у патриарха до десятого часа, пока не ударили к заутрене, и они оба пошли в собор к бдению, по случаю памяти их святого, Филиппа, и вышли из церкви на рассвете. Обрати внимание на эту твердость и выносливость!

В это воскресенье, поздним утром, наш владыка-патриарх ездил к Московскому, чтобы, согласно с их обычаем, поблагодарить его вместе со всеми, бывшими у него накануне за трапезой. Многие, которые не могли одарить его вчера, поднесли свои подарки сегодня».

После Никона протекшие 10 лет при патриархах Иоасафе II и Питириме не ознаменовались никаким сколько-нибудь значительным переустройством патриаршего двора. Когда в 1672 г. помер патриарх Иоасаф II, то по случаю его выноса упомянуто тогдашнее расположение патриарших палат. Из задних хором-келий, где он скончался, прах его несли «сквозь сени ризничего и в паперть, что перед новою церковью (апостола Филиппа), да сквозь заднюю и потом большую Крестовую в церковь Трех Святителей». При патриархе Питириме в 1673 г. иконописцы писали красками и золотом в новых патриарших кельях шкапы, двери и ободверие, печи и окончины.