Текст книги "История города Москвы. От Юрия Долгорукого до Петра I"

Перед тем как состоялось пожалование двора патриарху, царь Алексей Мих. не один раз на Борисовском дворе увеселялся медвежьею потехою. В 1648 г. января 4 Ловчего пути охотник Тимофей Неверов возился со ступным медведем, который изодрал на нем однорядку и кафтан. То же повторилось с Неверовым и в 1649 г. февраля 3.

Оканчивая Цареборисовским двором, мы обозрели правую сторону Троицкой улицы, начиная от Троицких ворот.

Теперь возвратимся к этим воротам и пройдем по левой стороне Троицкой улицы. Как упомянуто, у самых ворот находился двор доктора Валентина Билса, потом следовало устье Житницкой улицы и расположенный на ней двор кн. Голицыных, после принадлежавший Стрешневу. Этот двор, занимавший на Житницкой улице 57 саж:., занимал и по Троицкой 55 саж:., выходя своим углом к св. воротам Троицкого подворья и оканчивая свою линию по Троицкой улице против Цареборисовского двора.

За межою этого двора находился каменный конюшенный двор патриарха, обозначенный и на Годуновском плане. Широта патриаршего быта, конечно, не умещалась уже в пределах древнего митрополичья двора и должна была распространиться от своей старинной межи и через Троицкую улицу, где рядом с Голицынским двором было занято место и для патриарших конюшен.

По улице этот Конюшенный двор занимал сажен 20, а внутрь двора 27 саж.; к Никольской улице он граничил с дворами попов, выходившими на эту улицу, в том числе с двором попа Владимира, находившимся на углу улицы, против угла Цареборисовского двора.

На этом Конюшенном дворе размещались не только конюшни, но также и каретные амбары и сараи. И лошадей, и карет у патриарха было не мало. Например, в 1630 году, в августе, на домовый патриарший обиход было куплено в табуне ногайских лошадей 23 лошади за 61 р. 27 алт. 4 деньги, все летами по 3 года; различной масти, – буланые, гнедые, чалые, серые, карие, бурые, каурые, пегие, рыжие, мухортые, иные со звездою во лбу.

Это было при патриархе Филарете Никитиче, когда патриарший двор мало-помалу только что приходил в должное устройство. Но с расширением патриаршего быта во второй половине XVII ст. представилась необходимость увеличить помещение Конюшенного двора, а потому патриарх в 1676 г. выпросил у государя присоединить к этому двору смежный и тогда пустой двор ключаря Благовещенского собора, объясняя, что «Конюшенный его двор гораздо тесен, никакими конюшенными обиходы убратца, обиходных и подъемных лошадей держать негде, а которые де по нужде для выходов лошади держатца на стойлах, и тем от утеснения чинится поруха великая».

По этому случаю был описан и двор ключаря Вас. Климонтова, о котором мы упоминали при обозрении Никольской улицы.

Однако и этим приращением земли патриарх не удовлетворился и в 1683 г. для округления межи своего Конюшенного двора выпросил у государя новую небольшую прибавку из двора Стрешнева в длину по всему Конюшенному двору, а поперек в переднем конце, по Троицкой улице, 3 саж., а в заднем 6 сажен, объясняя опять, что его Конюшенный двор тесен и каменного строения за утеснением построить негде и в пожарное время лошадей вывесть не успеть, а каменные запасы на то строение изготовлены.

В 1691 г. на этом каменном уже дворе, находившемся против задних ворот домового большого патриаршего двора, описаны следующие каменные постройки: три палаты жилые в два этажа; конюшня в 31 стойло, над нею сушило; на дворе 10 чуланов на столбах; подле конюшни особая конюшня стадных лошадей без стойл; палата кладовая. В нижнем этаже одной из трех упомянутых палат, подле печи, с надворья, был сделан горн, а в нем котел железный для разогревания воды лошадям, мерою ведер в 8 и больше.

В каретных амбарах помещалось 9 карет, более или менее богато украшенных, 1 полукарета, 3 коляски, возок 29 саней походных, 7 телег, в которых возилась Ризная и другая всякая казна, 9 телег походных, 17 телег Черкасских, 7 телег простых, 53 саней-болковни, 20 саней-дровни, и разные конюшенные и каретные приборы, седла, полсти, попоны и пр.

По указу Петра 1702 г., Конюшенный патриарший двор назначен был к разборке для помещения здесь строительных материалов при постройке Арсенала, которая на несколько лет была остановлена, и потому упомянутый двор и при нем церковь Пятницы были окончательно разобраны уже в 1722–1723 гг. (Дела Московского Отделения Военного Архива).

Таким образом, на Троицкой улице, идя от Троицких ворот по левой стороне, существовали дворы: 1) доктора Валентина Билса, 2) Богдана Бельского, потом кн. Ивана Голицына, впоследствии принадлежавший Стрешневу, 3) Конюшенный двор патриарха, 4) двор попа Владимира.

Улица оканчивалась Никольским Хрестцом, перекрестком улиц Никольской, проходившей к Ивановской площади, и Троицкой, направлявшейся в Чудовскую улицу мимо Чудова и Вознесенского монастырей к Кремлевской Спасской стене и к Новоспасскому подворью.

Между зданиями Цареборисовского двора и Чудова монастыря Никольская улица имела ширины всего 3 саж. На этой меже против Царь-Пушки, в 3 саж. от стены Чудовского здания, в 1882 году обнаружился провал, где был открыт прекрасно сложенный из белого камня погреб с щелевидными окнами вверху на уровне улицы, принадлежавший к Цареборисовскому строению.

В своем месте мы упоминали, что прямую улицу от Никольских ворот к Соборной площади провел впервые вел. князь Иван III около 1500 года. В древнее время и в половине XV ст. местность упомянутого перекрестка, где впоследствии было выстроено здание Чудова монастыря, была занята боярскими дворами, именно дворами известных деятелей Шемякиной смуты, Петра, Ивана и Никиты Константиновичей, как, только по отечеству, именовали их летописцы. Род Константиновичей происходил от Касожского князя Редеди, которого в единоборстве победил Мстислав Тмутороканский в 1022 году. Отец их был Константин Иванович, прозванием Добренский, по селу, где живал. При вел. князе Василий Дмитриевич, по всему вероятию, он занимал место Суздальского или Ростовского наместника, как и сын его Петр был наместником Ростовским, быть может, после отца. Это был тот Петр Константинович, который в 1433 г. на свадьбе Василия Темного узнал на Василье Дм. Косом подмененный у Дмитрия Донского золотой пояс и сказал о том вел. княгине Софье Витовтовне, которая не помедлила и отняла пояс у Косого, из-за чего возникла нескончаемая вражда между князьями, настала Шемякина смута. Другой, младший Константинович, Никита, действуя в пользу Шемяки, захватил у Троицы в плен несчастного вел. князя Василия Васильевича.

Когда смута окончилась и вел. князь восторжествовал, то, само собою разумеется, Константиновичи подверглись опале и дворы их поступили в государево владенье. Эти дворы примыкали к стоявшей в этой местности церкви Рождества Христова, о которой мы упоминали выше, и вместе с тем занимали местность Чудовской улицы и теперешнего здания Чудова монастыря.

Сначала дворы Константиновичей по духовной вел. князя Василия Темного были отказаны в 1462 г. его княгине с указанием, что кому из детей она захочет, тому и отдаст. Она отдала их государю Ивану Вас., который в своей духовной 1504 г. отказывал их своим сыновьям Юрию, Дмитрию, Семену, Андрею, а потом по тем местам он проложил прямую улицу от Никольских ворот к площади и в том же 1504 году, взамен этих дворов, отдал сыновьям другие дворы и остаток мест Константиновичей, не вошедших под улицу и лежавших возле Чудова монастыря, где тогда жил, в переулке, протопоп Благовещенский Фома, вероятный духовник вел. князя, после которого это место оставалось навсегда за государевыми духовниками.

Вблизи двора Константиновичей находились дворы князей Оболенских, Григорья да Петра Федоровичей Давыдовых, Василья Фед. Сабурова (с 1465 г. боярин) и других, которые простирались уже по нынешней площади перед Чудовым монастырем и Николаевским дворцом.

Из князей Оболенских здесь жили кн. Александр Васильевич, кн. Иван Вас. Стрига, князья Василий и Федор Васильевичи Телепни. Князь Федор был отцом кн. Ивана Федоровича Овчины-Телепнева, знаменитого любимца Великой княгини Елены Глинской.

V
Патриарший дом

Обзор зданий

Первое основание Митрополичьему, впоследствии Патриаршему двору положил святитель Петр, основатель политического величия и могущества самой Москвы. С большою вероятностью можно полагать, что он поселился на этом месте в одно время с начатою им постройкою Успенского собора, который им же был заложен здесь в 1326 (или в 1325) году. «Того же лета (6833), – говорит летописец, – преосвященный Петр, митрополит Киевский и всея Руси, заложи на Москве на площади у своего двора церковь первую камену Успение св. Богородицы, соборная, и заложи себе гроб своими руками в стене близ жертвенника, идеже последи и положен бысть, иже и ныне лежит, многи чудеса содевая с верою приходящим к нему» (П. С. Л., X, 190).

В одном из поздних летописных сборников читаем: «В лето 6833 (1325) Петр митрополит на Москве, в малом том граде, постави двор свой идеже и до днесь; подле же двора своего заложи церковь первую каменую Успения Пресв. Богородицы, соборную, при князе Иоанне Даниловиче и при брате его князе Юрье Даниловиче, и гроб заложи в стене близ жертвенника» (Рукопись Историч. Музея, инв. № 29, 278).

Тогда упомянутая местность представляла обширную площадь, свободное пространство перед двором вел. князя, какое в древнем устройстве Русского жилища, сколько-нибудь богатого и знатного, в особенности Великокняжеского, всегда оставлялось впереди хором для простора со стороны приезда к хоромам. По старому обычаю в Москве до времени преобразований Петра Вел. все знатные и богатые люди строили свои хоромы неотменно в глубине двора, отделяя более или менее обширную площадь впереди своего жилья.

Святитель для постройки соборного храма, первого каменного на Москве, избрал место на Великокняжеской городской площади на северной ее стороне и дальше к северу на краю площади, перед северными дверьми храма, основал свое жилище.

Если линия теперешних каменных палат Синодального дома (Альбом видов, № XIX) указывает на первоначальную межу первых зданий митрополичьего жилища, в чем едва ли возможно сомневаться, то расстояние от стены первого Успенского храма до жилища святителя простиралось всего сажен на десять и даже менее.

В исторической литературе по этому предмету существуют иные свидетельства. По следам авторитетного в свое время историка Москвы И. М. Снегирева и доныне эти свидетельства рассказывают, что строителем владычного двора на этом месте был патриарх Никон, что «со времен Петра митрополита до Ионы митрополичий дом находился при древней церкви Иоанна Предтечи у Боровицких ворот; что только Иона перенес свое местопребывание ближе к Успенскому собору; в 1450 г. он заложил против западного входа в собор каменную палату и в ней церковь Положения Ризы Пресв. Богородицы и тем положил основание митрополичьему двору пред западными вратами собора»; что «эта церковь существует и в настоящее время, но считается уже дворцовою со времени патр. Никона, который перешел жить в устроенный им же дом на северной стороне Успенского собора (ныне Синодальный дом)»[112]112
  Русский Архив 1893 г. № 8, статья священника Н. А. Скворцова: Московский Кремль, стр. 438, 439. Памятники Московской Древности, И. Снегирева, М., 1842–1845, стр. 158–165.


[Закрыть].

Снегирев в своем описании Ризположенской церкви очень старался доказать, что митрополичий, а потом и патриарший двор со времени митр. Ионы существовал именно при этой церкви с западной стороны собора, что «Церковь Ризположенская была свидетельницей конца митрополии Российской и начала патриаршества». Эта задача повела автора к самым неосновательным заключениям и к подбору свидетельств, совсем не относящихся к местности Ризположенской церкви.

Действительно, первый митрополичий дом или двор в Москве находился, по преданию, при церкви Иоанна Предтечи у Боровицких ворот, но первый же св. Петр и перенес свое жилище к заложенному им новому храму на Великокняжеской площади и не к западным его вратам, где не было достаточного места для целого двора, а именно на северную сторону храма, где, на краю площади, местность позволяла устроить двор с должною обширностью для хором владыки с подчиненными необходимыми строениями.

С западной стороны, куда примыкало своими частями и жилище вел. князя (не более как на расстоянии 20 саж. от собора), возможно было выстроить только одну палату, да и та значительно стеснила бы пространство перед передними главными (западными) дверьми собора во время церковных действ.

Вообще же относительно перемещения владычного двора надо сообразить и другие обстоятельства. Закладывая на новом месте соборный храм и собственными руками устраивая у его стены собственную гробницу, мог ли святитель Петр оставаться в такой дали от этого сооружения, которая существовала между церковью Иоанна Предтечи у Боровицких ворот и новозаложенным храмом? И каким путем святитель должен был ходить или ездить к новому, столь ему любезному делу? Дорога пролегала или через Великокняжеский двор, или же вокруг этого двора по западной и северной его окраине, по его задам, где она была еще длиннее. И это в то время, когда постройка новых хором, обычно деревянных, ни в строительном материале, ни в продолжительности времени работ не представляла ни малейших затруднений. В то время и в один месяц возможно было выстроить достаточно обширные хоромы. Таким образом, вышеприведенная отметка летописи, что святитель заложил новый храм у своего двора, вполне достоверна и с полным основанием можно полагать, что святитель переселился к новозаложенному храму в то еще время, как только начали копать рвы для его основания. Тогда же или незадолго перед тем и были поставлены жилые хоромы, хотя бы вначале и небольшие, из которых через несколько шагов святитель мог приходить к своему делу, устраивая себе вековечную гробницу. Трудно представить, чтобы для этого дела он каждый раз путешествовал от Боровицких ворот к заложенному им храму. Однако, как видели, по уверению Снегирева, а за ним и всех авторов, черпавших свои сведения из этого источника, так должны были путешествовать к новому соборному храму, к церковным службам и по другим случаям и все митрополиты, жившие будто бы все еще у Боровицких ворот, Феогност, св. Алексей, Киприан, Фотий до Ионы, проезжая или чрез Великокняжеский двор или объезжая этот двор по его задам. Само собою разумеется, что такой несообразности никогда не существовало. Точно также не существовало митрополичьего, а потом патриаршего двора и на западной стороне собора, где между собором и Великокняжеским дворцом оставалось полого, свободного места всего на 20 саж. в квадрате. Возможно ли было разместить на этом пространстве каменные палаты и весь обширный состав владычных хором с их служебными частями? Основанием для этого неправильного заключения послужило свидетельство летописи, что митр. Иона в 1450 г. «заложил на своем дворе палату камену пред дверьми Святыя Богородицы и церковь в палате во имя Пресв. Богородицы Положение Честные Ея Ризы». Летописец не упомянул, перед какими дверьми, и историк Москвы определил, что перед западными; но существовали, кроме южных и северные двери, перед которыми в действительности и была выстроена эта палата, где святитель после того устроил в палате и церковь Ризположения в память чудесного избавления Москвы от нашествия скорой Татарщины, т. е. внезапного нашествия Ордынского царевича Мазовши, что случилось уже в 1451 г. июля 2 на память Положения Ризы Пресв. Богородицы. Мазовша стоял у города один день и так же внезапно побежал восвояси, как приходил.

«Русский Временник» (М., 1790 г., II, 22) прямо свидетельствует, что церковь в палате святитель заложил последи. Значит, задумана была постройка только одной палаты, а устройство церкви в палате являлось уже событием случая, спустя целый год. В житии митрополита Ионы упомянуто, как и везде в летописях, что митрополит «постави церковь, иже в каменной палате на своем дворе».

В летописях: заложил палату, в ней же церковь… заложил… Слова постави и заложил давали понятие, что это был особый храм. Между тем в похвальном слови митрополиту Ионе, написанном в 7055 (1547) г., говорится следующее: «И скоро повели воздвигнути храм… на своем дворе в палате в едином угле в досках». Стало быть, это была небольшая деревянная постройка в одном из углов палаты, конечно, в переднем, в восточном углу.

Об этой палате мы еще будем говорить впоследствии, а теперь утвердимся на той несомненной истине, что митрополичий двор со времен святителя Петра и до окончания времен патриарших находился и разрастался новыми зданиями на северной стороне собора, где и доныне существуют его остатки под именем Синодального дома.

Что касается сведения, повсюду повторяемого и потому ставшего уже непреложною истиною, что этот Синодальный дом построен патриархом Никоном[113]113
  Так, утверждал и Синодальный ризничий, архимандрит Савва, впоследствии архиепископ Тверской. См. его «Указатель Патриаршей Ризницы и Библиотеки», в отделе Пояснительный Словарь, стр. 21 и 27. М., 1858 г.


[Закрыть], то источником для этого сведения, по-видимому, послужила отметка «Путеводителя к древностям и достопамятностям Московским» (М. 1792 г., I, 285), где говорится, что «Синодальный дом, прежде бывший Патриарший и в старину именовавшейся Крестовою палатою, построен Никоном патриархом в отсутствие царя Алексея Михайловича, когда Его Величество был в походе в Польше, в 1655 г., и по возвращении в 1656 г. в Москву, был введен патриархом с церемониею в оную Крестовую палату, которую сам (патриарх) построил». Автор ссылается на книгу патриарших выходов в упомянутые года, в которой речь идет только об одной Крестовой и притом, как будет видно, о Крестовой новой или Малой, так как существовала Крестовая старая или Большая, что ныне Мироварная. Автор «Путеводителя» именем Крестовой обозначил и все обширное здание Синодального дома, указывая, вместо новой, на старую Крестовую, вследствие чего и выходило, что Никон построил все это здание. Так стали повторять и доныне повторяют и все другие авторы, когда касаются этого предмета. По поводу такого обстоятельства мы принуждены снова разъяснять неправильность этих настойчивых повторений.

Новейший исследователь по этому вопросу г. Н. Писарев[114]114
  Домашний быт русских патриархов, Казань, 1904 г.


[Закрыть] всеми мерами отстаивает эти старые неправдоподобные заключения. Он утверждает, повторяя это несколько раз, что: «Владычий двор от митроп. Петра и до патриарха Никона был расположен по западной и северо-западной стороне Успенского собора (с. 23, 24, 26, 28); что центр Владычного дома приходился против северо-западного угла Успенского собора; что главные помещения дома были расположены на западной стороне от собора (27); что Никон не захотел жить в келиях своих предшественников и избрал новое место для своих хором и двора (28), где и построил вновь палаты и дворец» (29), как выразился в своем дневники Павел Алеппский. Эти новые палаты и дворец, по объяснению г. Писарева, с восточной стороны оканчивались церковью XII Апостолов (29), а с западной доходили до церкви Риз-Положения, стало быть заключали в своем составе все те здания, которые существуют и доныне, в том числе и Синодальную Мироварную палату. При этом автор делает примечание: «Утверждение проф. Е. Е. Голубинского (в его «Истории Русской церкви»), что митрополичий двор еще при м. Петре был перенесен «на то место, па котором остался навсегда – на место нынешней Синодальной палаты», – находится в очевидном противоречии с твердо установленными положениями исторической науки о перенесении патр. Никоном патриаршего двора на новое место».

Эта историческая наука (в сочинении г. Писарева) представила только превратные несообразные толкования известных сведений и в особенности наших обсуждений по этому предмету. Доказывать неправильность толкований автора заняло бы много места и к тому же это бесполезно и очень скучно.

Между многими другими яркая несообразность заключается в следующем.

Согласимся, что до Никона патриарший дом и двор находился на западной стороне от Успенского собора, следовательно известия о патриаршем дворе до времени Никона должны относиться к этому западному помещению патриаршего двора и дома. Из этих известий сам автор приводит свидетельства, что в патриаршем доме в XVI ст. существовали две палаты, Большая и Белая (30); в XVII ст. у патр. Филарета находились три палаты, Крестовая, Столовая, Макарьевская; патр. Иосиф с 1643 г., только за 10 лет до Никона, перестраивает несколько палат начиная с сеней, Крестовую, Золотую, Казенную, Проходную (56).

Все это до Никона должно было существовать на дворе патриархов на западной стороне от собора. Никон не захотел здесь жить и перенес свой патриарший двор на новое место, на северную сторону от собора, где и построил существующие доныне здания. Соглашаемся! Но ставим вопрос: куда же подевался этот западный патриарший дом и двор, как и куда исчезли все упомянутые выше палаты? И самое наречение Никона в патриархи происходило на патриаршем дворе, в Крестовой палате. Куда же исчез этот двор с Крестовой палатой, как и все другие палаты?

Павел Алеппский, упоминая о северной двери Успенского собора, говорит между прочим, что «насупротив этой двери находятся палаты и дворец патриарха, выстроенные им в настоящее время»… По-видимому, это указание послужило для г. Писарева самым твердым основанием почитать патр. Никона строителем всего Синодального здания. Но тот же Павел в своем дневнике говорит, что Никон «выпросил у царя двор (Цареборисовский) находящийся близ патриаршего дома с северной стороны собора». Далее, описывая Мироварную палату, Павел говорит, что одни ее окна выходят на собор, а с другой стороны выходят на двор старого патриаршего дома. Таким образом у г. Писарева выходит, что Никон выстроил патриарший дом, существовавший до Никона.

Нет ни прямых, ни косвенных указаний о том, чтобы на западной стороне от собора когда-либо существовали святительские палаты и жилые помещения. Вся эта западная и северо-западная сторона от древнего времени была занята помещениями Великокняжского, а потом царского дворца на его женской половине, хоромы которой выглядывали даже из-за собора (Альбом видов, № XIII).

На запад от собора патриаршему дому принадлежала собственность церкви Ризположения и незанятое полое пространство перед главными западными дверьми собора, необходимое для церковных действий. Это было место церковное соборное и потому собственно патриаршее. Над этим пространством со стороны Дворца и высились хоромы царицы и царевен. Никон, проходя этим местом, всегда подавал в верх царице свое благословение, как свидетельствует Павел Алеппский.

Сочинение г. Писарева в своем содержании излагает главным образом все то самое, что и мы излагали в «Истории города Москвы», представляя обзор патриаршего быта. Таким образом возникла неожиданная конкуренция, и автор нашел необходимым заявить, что когда вышла в свет «История города Москвы», его «работа была уже приготовлена к печати» (с. V), то есть исполнена независимо от упомянутой нашей книги. Этому обстоятельству должно бы только радоваться, так как избранный предмет подвергается описанию и объяснению в двух не зависящих друг от друга работах и потому в научном отношении получает немало выгод: чего не досмотрела одна работа, то исправляет и дополняет другая.

Но конкуренция по самому свойству своей задачи требует непременного выхваливания своей работы и возможного понижения ценности работы конкурента. Так должен был поступить и г. Писарев. Он почел обязательным сделать несколько критических замечаний на отделе о быте патриархов в нашей книге с целью доказать или неосновательность и неполноту, или ошибочность нашей работы и указать вообще, что мы не пользовались архивными материалами как следует и черпали сведения исключительно только из сборника архивных материалов, собранных гг. Холмогоровыми.

Напротив того, сам автор составил свое исследование «в главной и большей его части на основании еще неизданных документов».

Надо заметить, что материалами гг. Холмогоровых постоянно пользуется и сам автор, выставляя однако на вид, что пользуется исключительно только архивными книгами (57, 59), для чего и сопровождает свои речи шумихою бесчисленных голых ссылок на листы рукописей, вместо того чтобы приводить и самые их тексты, всегда содержащие более того на что указывает работа. Конечно, и эти материалы, изданные (будто бы) гг. Холмогоровыми, оказались изданными «не совсем тщательно, почему не всегда могут служить вполне надежным источником».

Относительно этих материалов должно заметить, что, к сожалению, г. Писарев не знает или не желает знать о том, что книга «Материалов гг. Холмогоровых», как он часто именует ее, есть только отдельный оттиск из книги «Материалы для истории, археологи и статистики города Москвы», изданной нами еще в 1884 году, где в предисловии, с. 54, подробно объяснено и происхождение этих материалов, собранных под нашим руководством, по нашим указаниям и при нашей редакции трудами почтенного покойного архивариуса В. И. Холмогорова и его брата Г. И. Холмогорова. Эти самые материалы и послужили основанием для нашего обзора истории домашнего быта патриархов. Они заготовлены при нашем руководящем участии в работах двадцать лет тому назад и заготовлены с такою полнотою, что труд г. Писарева только повторяет сказанное в этих материалах, конечно с дополнениями. Архивный материал неистощим, особенно в мелочах, и потому немудрено, что иные сведения случайно не встретились собирателям и были пропущены, на что в двух-трех местах старательно и указывает г. Писарев.

Как обширен был первоначальный двор митрополита, сведений не имеем. В древнее время он занимал местность, главным образом, с северной стороны собора, захватывая отчасти и угол с западной стороны, перед западными вратами собора, где впоследствии была построена упоминаемая Ризположенская церковь, о которой летописи отмечают, что митрополит в 1484 г. заложил церковь у своего двора, а при ее освящении в 1486 г. упоминают, что освящен храм на митрополичьем дворе.

Эти обозначения указывают, что местность церкви хотя и принадлежала двору митрополита, но была, так сказать, сторонннею его частью.

Повторим, что жилые и приемные помещения святителей были расположены с северной стороны собора, и за ними далее к северу же распространялся и самый двор святителей со всеми служебными и хозяйственными его учреждениями.

Судя о том, как жили патриархи в XVII ст., можем с достоверностью предполагать, что собственное жилище митрополитов не отличалось особым простором и состояло не более как из трех или четырех небольших комнат, избного типа, именуемых обыкновенно кельями в числе которых, кроме крыльца и синей, находились: передняя келья (приемная), собственно так именуемая келья – комната (род кабинета), келья крестовая (моленная) и малая келья (опочивальня). Этот состав помещения увеличивался обширными санями, передними, более просторными и менее просторными задними, примыкавшими к жилью с надворья. Такие хоромы ставились обыкновенно на подклетах, составляя второй ярус здания. Вверху, в третьем ярусе, устраивались вышки или чердаки – терема, светлые летние холодные помещения для прохладного пребывания во время отдыха.

Так, предположительно, могло быть построено первое жилище митрополитов; по крайней мере, так жили и святейшие патриархи в XVII ст.

Но кроме небольших хором для собственного жилья, у святителей, соответственно потребностям их высокой духовной власти, строились и особые обширные хоромины для собраний духовенства.

Первая и главная из этих хоромин деревянной постройки именовалась крестовою. В собственном значении это была митрополичья общая с духовным чином, т. е. соборная моленная, где у крестов и икон святителем ежедневно совершались обычные церковные службы, почему и служащие у крестов попы к дьяки прозывались также крестовыми. В этой крестовой происходили и соборные молебные службы по случаю известных обрядов, или в известные праздники. Но, кроме молений, здесь происходили собрания и заседания соборов духовенства по делам церковного устройства и управления. Поэтому Крестовая митрополичьего двора по своему торжественному значению, в качестве большой приемной залы, соответствовала древней Великокняжеской Гриднице[115]115
  В 1472 г. в Новгороде на Княжем дворе совершиша Гридницу камену (Кар., VI, пр. 629).


[Закрыть] или выстроенным впоследствии Грановитой и Золотой палатам царского дворца.

Кроме соборной Крестовой, на дворе митрополита была необходима и другая обширная хоромина, другая соборная комната именно Столовая изба для учрежденных церковными уставами и обычаями праздничных и поминных столований собиравшегося на церковные службы духовенства.

Как бы ни было, но о хоромном составе древнего в Москве митрополичьего двора прямых сведений не сохранилось. При митрополите Фотии упоминается о горнице на этом дворе, по поводу чудного случая по время пожара.

Известно, что митр. Фотий был оклеветан пред Литовским вел. кн. Витовтом в том, что он церковь Киевскую, главу и славу всея Руси, опустошил, истощил, пограбил, износя все, всякое церковное узорочье и богатстве в Москву. Клеветы надобны были для того, чтоб учредить в Киеве особую митрополию, т. е. отделить южную Русь от Великой Руси Северной, разрушить древнее Русское церковное единство. В числе клеветников были свои же Фотию люди, и один из них какой-то Савва Аврамиев, жил в Кремле, неподалеку от митрополичьего двора.

Во время пожара в 1414 или в 1422 г., когда горел и митрополичий двор, огонь «яко облак отторжеся от горницы Фотиевы», достиг (хором) клеветника и испепелил его живого.

Состав служебных и хозяйственных помещений необходимо был значительно обширен еще при святителе Петре, так как по ярлыку или грамоте Ордынского царя Узбека, дарованной святителю Петру, все ремесленные люди, всякие мастера, служившие у церкви, находились под покровительством митрополита и, как церковные люди, были освобождены от всяких даней и от работ на Татар, которым воспрещалось даже брать у мастеров и орудия их мастерства. Такие льготы, конечно, привлекали к митрополичьему двору значительное население всяких ремесленных людей.

Летописцы, почти ни слова не говорившие о деревянных постройках на митрополичьем дворе, потому именно, что они были деревянные, самые обычные, о чем не стоило и упоминать, начинают мало-помалу сообщать сведения об этом дворе только в тех случаях, когда стали появляться, как редкость, постройки каменные.

В Москве первое начало таким постройкам было положено митрополитом Ионою, заложившим в 1450 г. на своем дворе перед дверьми собора палату каменную, о которой мы уже говорили. Хотя эта палата и не наименована Крестовою, но по устройству в ней на другой же год Ризположенской церкви можно с достоверностью полагать, что она сооружалась именно для соборной Крестовой и послужила первым основанием для того здания, которое и впоследствии было известно под именем Крестовой и переименовано в 1721 г. в Синодальную (ныне Мироварную).